Серия «Неизвестные войны» основана в 2005 году

Печатается с разрешения издательства Perscus Books, Inc.
и литературного агентства Александра Корже!швекого.

Р12 Танковые сражения на Восточном фронте / Эрхард Раус; пер. с англ. А. Больных. — М.: ACT: ACT МОСКВА, 2005. — 523, [5] с. — (Неизвестные войны).

Генерал Эрхард Раус начал войну 22 июня 1941 г. командиром механизированного полка, а к февралю 1945 г. стал командующим группы армий. Его воспоминания, посвященные в основном тактическим операциям танковых войск на Восточном фронте, стоят в одном ряду с мемуарами Гудериана и Манштейна.

Книга будет интересна как специалистам, так и любителям военной истории.

КАК ПОБЕДИТЬ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ,
ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ,
КОТОРЫХ ГЕНЕРАЛ РАУС НЕ ПИСАЛ

Генерал Эрхард Раус прошел по всем ступенькам командной лестницы, начав войну 22 июня 1941 года командиром механизированного полка и к февралю 1945 года поднявшись до командующего группы армий. Одно это уже говорит о его выдающихся командирских качествах. Полковников много, а вот генерал-оберстов гораздо меньше. И его воспоминания о том, как он поднимался по служебной лестнице в то время, когда немецкая армия катилась в пропасть, представляют большой интерес. Тем более, что в них отражены события на Восточном фронте, причем часто эта картина отличается от того, что мы видели в мемуарах советских генералов, да и немецких тоже.

Скандально известный историк Виктор Суворов-Резун как-то написал: «Люблю читать мемуары немецких генералов». Дескать, они больше всего напоминают учебник то ли тактики, то ли оперативного искусства. Передо мной стоит такая-то задача. Я располагаю такими-то силами, противник такими-то. Эти факторы помогают мне, а вот эти мешают. Имелись такие-то варианты решения, я выбрал следующий. Вот что из этого получилось.

Нет, я не спорю, объяснение вполне логичное, если подходить к книге именно как к учебнику. Только тогда и нужно называть ее соответствующим образом. Я помню, {4} однажды достал «Воспоминания солдата», написанные Гудерианом. В то время эта книга еще считалась запрещенной. Ну, может быть, если и не запрещенной, то уж точно не предназначенной к широкому распространению, потому что это было издание Военной академии. А стоял ли на обложке гриф «Секретно», «Для служебного пользования» или вообще ничего не было, я просто не помню. Как не помню сейчас и самой книги, потому что не сумел я ее прочитать. Весь мой энтузиазм иссяк примерно на 50-й странице, потому что писать Гейнц Гудериан не умел совершенно. Такой тягомотной, занудной и неинтересной книги я еще не видел.

Немногим лучше и воспоминания других генералов. Тот же Манштейн, например, настрочив объемистый фолиант, самому интересному эпизоду своей военной биографии — Курской битве — уделил немногим более 50 страниц, отделавшись невнятной скороговоркой вместо детального описания этого сражения. Меллентин и Фриснер тоже писали нечто подобное. Поэтому, признаться откровенно, за книгу Эрхарда Рауса я взялся, не скрывая опасений. Но разница стала заметна буквально с первых же страниц. Книга написана хорошим языком, живо и увлекательно, хотя она также является учебником тактики. Но, судя по всему, есть учебники и учебники. Этот написан просто великолепно. Во всяком случае, раньше я не встречал в немецких военных мемуарах красочных описаний зимних рассветов.

Рукопись Рауса по достоинству оценили американцы, причем они-то оценили не изящество слога немецкого генерала. На основе заметок Рауса была подготовлена серия наставлений по ведению боевых действий в России с учетом особенностей русского климата, местности, боевых качеств советских войск и специфики методов командования. Так что, уважаемый читатель, вы сейчас держите в руках книгу, на обложке которой с полным основанием могло стоять название «Как победить Советский Союз». Вот только следует помнить, что генерал Раус свою войну все-таки проиграл. {5}

Дальше — больше. Как-то незаметно выяснилось, что эту книгу сам Раус не писал. Перед вами лежит компиляция, составленная Стивеном Ньютоном на основе пресловутых брошюр-наставлений, неопубликованных заметок и газетных статей. Причем редактор-составитель жалуется, что «молодые офицеры, которые делали первые переводы, проявили младенческую неосведомленность в технической терминологии вермахта, а часто даже не знали грамматики и синтаксиса немецкого языка. Сравнение их переводов с немецкими оригиналами дает совершенно неожиданные результаты, когда целые предложения и даже абзацы приобретают совершенно противоположный смысл. Более того, в последующих изданиях, когда материал отбирался из первых переводов и правился, обращение с оригиналом было еще более вольным. Часто вырезались достаточно большие куски, а длинная глава разрезалась на произвольные части». И после этого привередливый читатель еще жалуется на работу кое-каких российских издательств?

Впрочем, Стивен Ньютон постарался восстановить оригинальный материал, но насколько ему это удалось — для нас так и останется неизвестным.

«Королевский тигр» на парашюте

Еще когда я работал с книгой «Величайшая победа Роммеля», меня несколько удивили не вполне привычные обозначения немецких подразделений. Что, например, означает «Panzer Aufklaerungs Abteilung», то есть «танковый разведывательный батальон»? На первый взгляд, с разведбатом все ясно — ездят себе на каких-нибудь PzKw-IIL, ни на что больше непригодных, и ведут разведку, как то и положено. Но вдруг совершенно неожиданно выясняется, что никаких танков в этом разведывательном батальоне не числится, ни больших, ни малых, одни бронемашины. {6}

Или танковый артиллерийский полк. Ведь на все танковые дивизии «Хуммелей» и «Веспе» не напасешься. А танковый саперный батальон? Впрочем, как выяснилось, ларчик открывался очень и очень просто. Приставка «танковый» означала всего лишь то, что данный разведывательный (артиллерийский, саперный — подставляйте все, что угодно) батальон входит в состав одной из танковых частей. И ничего более.

С этим же связано несколько непривычное обозначение, которое также расшифровывается предельно просто. Вам в тексте не раз будут встречаться I/11-й танковый полк, II/76-й танковый артиллерийский полк. Приходится признаться, что в этом случае я немного снебрежничал, но уж слишком длинно получилось бы, если бы каждый раз пришлось развертывать название: I батальон 11-го танкового полка. И без того книга получилась несколько перегруженной этими обстоятельными разъяснениями, кто кому и каким образом подчинялся. Что поделать, немцы народ пунктуальный, дотошный и даже занудный, и генерал Раус не исключение из общего правила, хоть он и австриец. Кстати, в отношении артиллерии обратите внимание: немецкий артполк делится именно на батальоны, а не на дивизионы, как у нас иногда пишут, переводя чужие названия в привычные. Хотя... Опять же, когда переводить нужно, а когда нет? Вот вам состав 6-й танковой дивизии, которой позднее командовал автор книги генерал Раус, на 1940 год:

Почему мы должны танковый «Abteilung» превращать в «батальон», разведывательный тоже, а вот артиллерийский трансформировать в «дивизион»? Давайте уж соблюдать армейское единообразие.

Однако вернемся к любопытным казусам названий и обозначений. В тексте однажды проскакивает такой монстр, как танковая парашютная дивизия «Герман Геринг». Перед взором читателя немедленно возникает совершенно апокалипсическая картина: огромный «Королевский тигр» плавно покачивается под куполом парашюта в небесной лазури. Нет, конечно, имелись у союзников танки, вроде английского «Тетрарха», предназначенные для действий в составе воздушных десантов, но ведь у немцев-то ничего подобного и в помине не было! Ларчик открывается очень просто. Второй человек гитлеровского Рейха рейхсмаршал Герман Геринг хотел иметь собственные войска. Началось с формирования так называемых авиаполевых дивизий (Luftwaffenfelddivisionen), которые представляли собой не что иное, как обычные пехотные дивизии, только ослабленные и плохо обученные. Летом 1942 года из-за больших потерь на Восточном фронте Гитлер приказал перераспределить военнослужащих Люфтваффе в наземные войска, так как численность личного состава германских ВВС уже перевалила за миллион человек. Но командующий Люфтваффе Герман Геринг настоял на том, чтобы его люди оставались в его ведении, подчиняясь в оперативном плане армейскому командованию. {8}

Еще во время битвы под Москвой, о чем рассказывает Раус, в пехоту тоже были превращены все тыловики. Под ружье встали наземные части Люфтваффе, безлошадные танкисты, потерявшие орудия артиллеристы. Однако тогда это была временная мера, и формировались не полноценные воинские части, а некие временные «тревожные группы».

Однако нет ничего более постоянного, чем временные меры. Под Сталинградом размеры катастрофы были гораздо больше, поэтому потребовались более крупные соединения. Геринг не пожелал отдавать ничего «своего», поэтому вновь созданные дивизии остались за Люфтваффе. Аппетит приходит во время еды, и рейхсмаршал решает обзавестись и собственными танковыми войсками. Но чтобы у ОКХ не возникло желания подгрести под себя новую дивизию, она получает к названию приставку «Fallschirm» — «парашютная» и на совершенно законных основаниях остается в составе Люфтваффе. Между прочим, армейские генералы проклинали Геринга за эту неуместную инициативу. Люфтваффе не подчинялись армии, поэтому о взаимодействии с авиацией им всегда приходилось договариваться. Когда речь шла об организации воздушной поддержки, это было еще терпимо. Но когда требовалось получить помощь от соседа по фронту... Проще было договориться с соседней группой армий, чем с независимыми летчиками.

Авиаполевые дивизии, личный состав которых не обладал соответствующей выучкой и боевым опытом, понесли неоправданно большие потери. Остатки разгромленных частей в конце концов передали в пехотные дивизии. Зато особый парашютно-танковый корпус «Герман Геринг» (Fallschirmpanzerkorps), рейхсмаршал все-таки оставил себе.

Летом 1943 года это соединение воевало против англоамериканских войск в Сицилии, затем в Италии, где его переименовали и переформировали в танковую дивизию. Это было сильное соединение, состоявшее из трех танковых батальонов и двух усиленных панцер-гренадерских полков. Не было лишь артиллерийского полка и истребительно-противотанкового дивизиона и дивизиона штурмовых {9} орудий. В октябре 1944 года появилось несколько странное, но, тем не менее, очень сильное формирование — парашютно-танковый корпус «Герман Геринг», объединивший парашютно-танковую и парашютно-панцер-гренадерскую дивизии того же названия. У его личного состава парашюты оставались разве что на эмблемах.

Как ни странно, немцы, при всей своей любви к организованности и порядку, ухитрились переусложнить и запутать свои организационные структуры. Например, пехота у них как-то вполне естественно делилась на стрелков, гренадеров, фузилеров. Ярлык «Abteilung» вешался на очень разные по размерам войсковые части. Обычно так назывались все-таки батальоны, о чем мы уже говорили. Но в то же самое время мы видим «Armeeabteilung» — армейскую группу, ведь не называть же ее «армейским батальоном».

И еще одна любопытная тонкость, связанная с обозначениями немецких орудий. Небезызвестный историк Суворов-Резун, не скрывая ехидства, пишет, что немецкая армия провоевала всю Вторую Мировую войну орудиями, созданными во время предыдущей войны. Действительно, для такого заявления, на первый взгляд, имеются некоторые основания. Вот, например, легкая полевая гаубица «10,5 cm leFH 18». Цифра 18 здесь означает, что данная модель была разработана в 1918 году. Но это только формальное обозначение, не имеющее ничего общего с действительностью. Согласно положениям Версальского договора, Германия не имела права разрабатывать новые артиллерийские орудия, но и остаться с устаревшими артсистемами немецкая армия тоже не желала. Поэтому в середине 1920-х годов начинаются работы по проектированию новых орудий, причем часть работ ведется за границей, в частности, в Швеции и СССР. В результате в 1927–29 годах на вооружение вермахта принимается много новых образцов, которые в целях маскировки получают фальшивое обозначение. Так, упомянутая выше гаубица 10,5 cm leFH 18 на самом деле была разработана фирмой «Рейнметалл» в 1929–30 годах и была принята на вооружение в 1935 году. Она стала основным орудием {10} германской армии (около 22000 штук). Точно так же тяжелая гаубица 15 cm sFH 18 состояла на вооружении с 1930 года. Упоминавшаяся Раусом тяжелая полевая пушка 10 cm sK 18 тоже была разработана в начале 1930-х годов. Лишь когда Гитлер заявил о разрыве Версальского договора, обозначения орудий начинают соответствовать реальности, например, противотанковая пушка 5 cm Pak 38 и так далее.

Впрочем, состояние немецкой артиллерии назвать удовлетворительным все равно нельзя. Еще раз просмотрите повнимательнее эту книгу. Генерал Раус неоднократно упоминает, что был вынужден использовать 88-мм зенитные пушки в качестве дивизионной артиллерии. Спору нет, 8,8 cm Flak 18 (между прочим, она была разработана только в 1928 году!) была великолепной пушкой, однако в универсальную немцы превратили ее по необходимости. О том, что она долгое время использовалась как единственное средство борьбы с танками союзников, известно хорошо. Но вот о том, что она также использовалась для ведения артиллерийской подготовки, да еще не где-нибудь, а под Курском, я прочитал впервые. Более того, хотя генерал не говорит этого прямо, из его воспоминаний достаточно недвусмысленно следует, что и другие зенитки работали в качестве полковых пушек. Другие, надо полагать, — 37-мм пушки, явно не от хорошей жизни пошли в дело.

Блицкриг, которого не было

Когда кто-нибудь произносит слово «блицкриг», перед глазами немедленно возникают танковые лавины, несущиеся вперед. Они без труда сносят жиденькие заслоны, которые успевает выставить жертва нападения. А в небе над танками вьются стаи зловещих «Юнкерсов» с крестами на крыльях. Кто-то из досужих авторов даже ухитрился вывести формулу блицкрига: танки плюс пикировщики. Просто и изящно, как все гениальное. {11}

Нет, самое смешное, что формула, в общем-то, правильная. Есть только один маленький нюанс: слишком часто историки путают два совершенно разных и достаточно далеких понятия, обманутые тем, что по-немецки это звучит совершенно одинаково. «Blitzkrieg», сиречь «блицкриг». Только можно этот термин перевести, а можно так и оставить в немецком звучании, и вот именно тогда произойдет размежевание. Молниеносная война не имеет ничего общего с тактикой блицкрига, хотя бы просто потому, что это понятие из области большой стратегии и к тактике имеет более чем косвенное отношение. Германия не от хорошей жизни обратилась к теории молниеносной войны, это было «testimonium paupertatis» — свидетельство о бедности. После Первой Мировой войны даже последнем ефрейтору стало понятно, что затяжной войны Германия не выдержит, поэтому никакой иной альтернативы у немцев просто не имелось. Если ты намерен воевать — изволь уложиться в самые сжатые сроки. Это не Владычица морей, которая могла позволить себе установить кольцо блокады вокруг противника и сидеть спокойно ждать, пока он задохнется. Имелся и еще один фактор. В отличие от прошлой войны, Германия совершенно откровенно уступала противнику в силах. Это тоже подталкивало к скорейшему завершению военных действий, не дожидаясь полной мобилизации сил противника.

Но параллельно со стратегией молниеносной войны существовала и тактика блицкрига. В сентябре 1939 года немцы опробовали ее на поляках. Это была новая тактическая система прорыва вражеского фронта, разработанная Гудерианом. Главными чертами этой системы были внезапность, скорость маневра, мощные, сокрушительные удары на земле и с воздуха и постоянное развитие инициативы атакующими. Она требовала от всех командиров полного использования инициативы и предусматривала обязательное развитие первого успеха, так как после прорыва фронта предполагалось окружение и уничтожение вражеских сил.

Представьте танковую дивизию, ведущую наступление. Впереди фронта движется разведка, чьей задачей является {12} прощупывание вражеских позиций. Эти разведывательные подразделения состоят из бронеавтомобилей, осматривающих главные дороги, и мотоциклистов, обшаривающих проселки. Их сопровождают артиллерийский офицер и офицер связи Люфтваффе. В случае необходимости они быстро вызывают огневую поддержку. Обнаружив противника и сообщив командованию, разведка должна попытаться обойти главные позиции, действуя как можно стремительней, чтобы сохранить темп продвижения. Она должна сохранять постоянную радиосвязь с командиром части, который регулирует темп наступления и решает, должны ли войска обойти обнаруженный опорный пункт противника или уничтожить его. Командир тоже находится впереди и следует сразу за авангардом. Если он решает начать атаку, он отдает приказ авиации. Войска наносят удар как можно быстрее, прямо с марша. Атака ведется на узком фронте как можно более крупными силами.

Центр тяжести усилий атакующих (Schwerpunkt) находится на выбранном командиром участке. Он должен иметь там подавляющее превосходство в силах — так советовал Гудериан. «Klotzen nicht Kleckern!» (ударьте крепко, а не шлепайте!) Целью первой атаки является прорыв вражеского фронта. Через брешь немедленно проходят свежие силы, которые развивают наступление, обходя главные позиции врага. Такая тактика имеет своей целью вывести танковые подразделения за линию фронта, чтобы они могли перерезать вражеские коммуникации.

Сразу за ударной группировкой следуют силы поддержки, которые состоят, в основном, из моторизованной пехоты. Их задачей является ликвидация оставшихся узлов сопротивления противника, расширение прорыва вражеского фронта, закрепление флангов. Расширение участка прорыва необходимо, чтобы сохранить брешь во вражеском фронте. Ударная группировка продолжает мчаться вперед, имея целью окружить как можно более крупные силы противника. Чем быстрее и глубже она проникнет во вражеские тылы, тем больше получится котел, тем больше будет хаос и {13} паника. Принципом Гудериана было развитие успеха. В случае неудачи он стремительно перебрасывал войска на другой участок фронта, где они могли принести больше пользы, и не пытался переломить ход неудачного боя. Такие операции требовали большой слаженности разнородных сил, хорошего командования и надежной связи, а также, если возможно, то и внезапности. Вместо долгой подготовки, затяжного маневрирования и массированного артиллерийского обстрела перед атакой, которые давали противнику время подготовиться к отражению удара, Гудериан предпочитал создать подавляющее превосходство в силах на узком участке фронта и нанести внезапный сокрушительный удар. Поэтому не удивительно, что он заработал прозвища Schnelle Heinz (Стремительный Гейнц) и Heinz Brauseweter (Гейнц-Горячая голова).

Между прочим, именно эти характерные черты блицкрига делают безосновательными претензии доморощенных патриотов, которые любят утверждать, что теория блицкрига была разработана в СССР в 1930-х годах под названием «глубокая операция». Увы, в те времена ни о какой авиации поля боя никто даже и не слышал. Тесное взаимодействие разнородных сил могло присниться нашим генералам только в сладких снах. Даже в 1945 году состояние радиосвязи в Советской Армии было достаточно плохим, а уж в упомянутый период она вообще находилась на пещерном уровне. Так что ключевой элемент блицкрига — оперативное, тесное взаимодействие всех родов войск в период создания теории глубокой операции — был нереализуем по определению.

Кстати, кратко расскажем о нескольких танковых генералах, упомянутых в этой книге и претворявших теорию блицкрига в жизнь.

Генерал Эрих Гёппнер. Многие историки считают Гёппнера по крайней мере равным Гудериану. Кавалерист старой школы, он был, по словам Бретт-Смита, «настоящим бойцом, энергичным и талантливым». Гёппнер тоже был смещен зимой 1941 года с поста командующего 4-й Танковой {14} Армией в России и стал одной из главных фигур в заговоре 20 июля, когда была совершена попытка убийства Гитлера. Гёппнер был арестован и позднее повешен.

Генерал Герман Гот. «Скорее настойчивый, чем энергичный, хладнокровный, хороший стратег и тактик, невозмутимый, пользующийся любовью подчиненных». Солдаты называли Гота «Папой». При вторжении в Россию он командовал 3-й Танковой Группой, но впал в немилость у Гитлера. Его обвинили в неудачах германских танковых войск в конце 1943 года. Гот был отправлен в отставку, где и пробыл до конца войны.

Генерал Георг-Ханс Рейнхардт. Как и Гёппнер, он остался недооцененным, хотя много сделал для развития Пан-церваффе. С конца 1941 и до 1945 года он командовал 3-й Танковой Армией, потом был смещен за просьбу вывести войска из Восточной Пруссии, чтобы они не попали там в окружение.

Генерал Гейнц Гудериан. Даже «Стремительный Гейнц» попал в опалу у Гитлера, который обвинил его в провале операции по захвату Москвы. Больше он войсками не командовал, но в 1943–44 годах занимал пост генерального инспектора танковых войск, а в 1944–45 годах служил начальником Генерального Штаба. В марте 1945 года Гудериан снова был снят после очередной стычки с Гитлером.

Однако кончим с теоретическими рассуждениями и вернемся на поля сражений. Все советские военачальники рассказывают, что в начале войны наступление немцев развивалось в полном соответствии с предписанными канонами. Будущий маршал бронетанковых войск Ротмистров: «Упреждающее оперативное развертывание мощных сил, имеющих почти двухлетний опыт войны, массированное применение авиации и бронетанковых войск сразу же обеспечили гитлеровцам крупный успех. Уже в первый день войны наши слабые части прикрытия, штатный состав большинства которых был укомплектован молодыми бойцами лишь в 1940 году, оказались смятыми. К вечеру 22 июня {15} войска 4-й танковой группы противника вышли па рубеж реки Дубисса (35 километров северо-западнее Каунаса), а вражеские дивизии первого эшелона 3-й танковой группы, используя захваченные в районе Алитуса и Меркиса мосты, переправились через Неман».

Только вот беда, из мемуаров генерала Рауса перед нами вырисовывается совершенно иная картина. Война начинается с того, что командир 6-й танковой дивизии генерал Франц Ландграф категорически запрещает своим командирам массированное использование танков! Причина очевидная — трофейные чешские PzKw-35t настолько уступают советским Т-34 и КВ, что вступать в бой с ними было бы для немцев форменным самоубийством. Начинается блицкриг без танков! 6-я танковая дивизия идет в наступление силами пехоты. Вы полагаете, что остальные немецкие командиры могли действовать иначе? Особенно те, которые имели в составе своих дивизий пулеметные танкетки PzKw-I. В походе на восток их участвовало 410 штук, хотя генерал Гальдер откровенно назвал эти танки «обузой для частей».

Итак, вспоминает Эрхард Раус: «Самой интересной особенностью 6-й танковой дивизии в начале русской кампании было то, что фактически вся дивизия не превышала по силе одной роты тяжелых танков. 11-й танковый полк состоял из 3 батальонов по 4 роты в каждом. Основной моделью танков были PzKw-35t, старая машина чешского производства. Максимальная толщина ее лобовой брони равнялась всего лишь 25 мм. Только 4-я рота каждого батальона имела несколько танков PzKw-IV и PzKw-III. В отличие от нее, 1-я танковая дивизия имела целый батальон тяжелых танков. Большое количество танков в 11-м полку не могло компенсировать их технические недостатки. Генерал-майор Франц Ландграф прекрасно понимал слабость своего соединения, поэтому с самого начала он не рисковал использовать танки массированно и предпочитал придавать их пехотным батальонам. Сами по себе танки PzKw-35t были просто беззащитны перед русскими танками и противотанковыми орудиями, о силе которых мы уже знали. {16}

Эти факты заслуживают особого упоминания потому, что именно этим объясняется принципиальное отличие тактики наших частей от тактики других танковых дивизий, поскольку во всей германской армии лишь 6-я танковая была вооружена этими устаревшими машинами. Более того, производство PzKw-35t было прекращено некоторое время назад, и мы испытывали серьезные проблемы с запасными частями для них. Поэтому количество исправных танков в дивизии постоянно сокращалось, хотя боевые потери оказались совсем небольшими. При этом, однако, следует отметить, что PzKw-35t обладал определенными преимуществами при использовании на русской территории. Он имел малый вес, хорошую маневренность и мог переходить мосты, которые выдерживали нагрузку не более 8,5 тонн».

Почему-то наши историки, которые явно работали с воспоминаниями Рауса и Рейнхардта, предпочли не заметить этот интересный момент. Огромные толпы грозных машин — PzKw-35t и PzKw-38t разрывают советскую оборону и несутся на восток. Снова вернемся к воспоминаниям Ротмистрова: «Тогда мы еще не знали, каким огромным преимуществом в силах и средствах располагал противник. Лишь позже было установлено, что на наши войска здесь фашистское командование обрушило удар всей германской группы армий «Север», а также 3-й танковой группы и двух левофланговых армейских корпусов 9-й армии, входившей в состав немецких армий «Центр». Они имели в своем составе 40 дивизий, из них 25 (в том числе 6 танковых), наступавших в первом эшелоне.

На направлениях своих главных ударов гитлеровское командование создало подавляющее превосходство. Так, например, наша левофланговая 125-я стрелковая дивизия 8-й армии, развернувшаяся на фронте в 40 километров, была атакована частями трех танковых и двух пехотных дивизий, за которыми следовали во втором эшелоне еще три моторизованные дивизии 4-й танковой группы немцев».

Вам не кажется, что двое участников событий описывают какие-то совершенно разные бои, не имеющие между {17} собой ничего общего? Кстати, если верить словам Рауса (а почему мы должны им не верить? Приказ Ландграфа не объявишь несуществующим, это документ, а не «рассуждения на тему».), получается, что никаким сюрпризом для немцев танки Т-34 и КВ не стали. Они прекрасно знали о существовании этих мощных машин и трезво оценивали их возможности. Поэтому, когда Манштейн, Гудериан и все прочие взахлеб пишут о «шоке» и «неожиданности», генералы, скорее всего, лукавят. Хотя возможен и другой вариант. «Воениздат» решил немного «исправить и дополнить» мемуары панцер-генералов. Если уж во время официального визита государственного секретаря США синхронный перевод речи превращается в «вольное изложение с купюрами и вставками», будет кто-то церемониться с книжонками фальсификаторов?

А как обстояло дело с другой составляющей блицкрига — воздушной поддержкой. Выясняется, что с ней тоже дело обстояло плоховато, по крайней мере, на участке 6-й танковой дивизии. Впервые упоминание о поддержке со стороны Люфтваффе появляется при описании боев за Лужский плацдарм, причем и там все свелось, в основном, к действиям истребителей прикрытия. А где же грозные пикировщики Ju-87, эти прославленные «Штуки»? Солдаты Рауса их попросту не видели. Целый месяц дивизия наступала в полном отрыве от Люфтваффе. Причем, обратите внимание, даже во время ожесточенных боев под Расейнаем ни о какой поддержке пикировщиков не говорится. Впрочем, ошибаюсь. Когда танк КВ, очень удачно встав на мосту через реку Дубисса, разрезал надвое 6-ю танковую дивизию, все попытки танкистов привлечь авиацию для уничтожения зловредного танка, успеха не имели. Летчики наотрез отказались заниматься столь мелкой целью.

Такой вот странный блицкриг получается — без танков и без авиации. Ни одно из условий не выполнено, а война все равно оказалась молниеносной. В течение целого месяца после первых боев на границе боевая группа «Раус» наступает, даже не видя противника. Впрочем, слово «наступает» {18} здесь даже неуместно. Лучше назвать это «продвигается», ведь Раус пишет, что больше всего действия дивизии напоминали марш-бросок мирного времени.

Что все-таки может один танк?

Виктор Суворов-Резун, кажется, первый запустил в широкий оборот сказку о том, как один танк КВ-2 остановил всю танковую группу генерала Гёппнера, ссылаясь при этом почему-то на книгу Стивена Залоги. Спора нет, Залога — историк авторитетный, но зачем откапывать источники второго порядка, когда можно обратиться к воспоминаниям непосредственных участников событий? Вот воспоминания генерала Рауса, имеются воспоминания генерала Рейнхардта, наверняка можно найти и еще что-то.

Итак, Суворов пишет: «Танковая группа — это четверть всех германских танковых войск. Один советский танк против германской танковой армии. Неизвестный старший сержант против генерал-полковник Гёппнера. Но удивляться тут нечему: старший сержант из той армии, которая готовилась к войне, у старшего сержанта — один тяжелый КВ, а германский генерал-полковник готовился к легким победам, к опереточной войне, у германского генерал-полковника тяжелых танков...»

В последнее время у нас расплодилось довольно обширное племя анти-суворовцев, которые с истинно большевистским пылом взялись за разоблачение писаний беглеца. Конечно, хотелось бы думать, что ими движут идейные побуждения, но невольно закрадывается мысль, что это просто очень хорошая кормушка, и пером разоблачителей водят соображения гораздо более низменные, чем забота о правильном изложении истории. Впрочем, мы отвлеклись.

Цитируем: «Что же происходило у небольшого городка Расейнай и в чем ошибка В. Суворова и других историков, описывавших это сражение? Как обычно, мило забылся пространственный фактор. Танковая группа наступала не {19} по одной дороге, на которой притаился КВ, а по нескольким параллельным, на достаточно широком фронте. И если боевая группа одной дивизии (в данном случае 6-й танковой) 4-й танковой группы могла быть задержана на сутки одним КВ, блокировавшим дорогу к мосту через реку Дубисса, то остальные танковые дивизии продвигались по соседним дорогам вглубь СССР, даже не подозревая о существовании этого самого КВ под Расейнаем».

Знаете, обе крайности вызывают недоумение и некоторое раздражение. Попытки преувеличить масштабы подвига превращают его в какую-то дурную пародию, в посмешище. Невольно вспоминается бравый казак Козьма Крючков, который на одну пику по семь австрияков насаживал. Но ничуть не лучше смотрятся и попытки замазать подвиг. Ну и что из того, что этот КВ остановил не танковую группу, а всего лишь танковую бригаду? Всего лишь бригаду! Автор «Антисуворова» снисходительно похлопывает по плечу погибших танкистов: «Одним словом, немцам пришлось повозиться, но речи об остановленной танковой группе не было». При этом он ссылается на воспоминания Рауса, но цитирует их слишком выборочно. «Нехитрую эту идею он пробивал всячески, размахивая томами классиков, из которых с неописуемым простодушием выдирал с кровью цитаты, опуская и вымарывая все, что ему не подходило», — как совсем по другому поводу заметили братья Стругацкие.

Снова «Антисуворов»: «В 15.00 23 июня кампфгруппа Зекедорф захватила Рассеняй и небольшой плацдарм на правом берегу Дубиссы. Однако в течение вечера и ночи немцев с этого плацдарма выбили. Судя по всему, это сделал 2-й мотострелковый полк 2-й танковой дивизии 3-го МК. Процитирую воспоминания Д.И. Осадчего, командовавшего 5-й танковой ротой 3-го танкового полка 2-й танковой дивизии: «На подступах к Расейнаю часть вышла к намеченному рубежу развертывания. В нескольких километрах от нас, на западном берегу реки Дубисса, сражался с противником 2-й мотострелковый полк нашей дивизии» {20} (ВИЖ. 1988. № 6. С. 54.). На следующее утро с первыми лучами солнца танки и мотострелки 2-й тд 3-го механизированного корпуса перешли реку Дубисса и атаковали в лоб кампфгруппу Зекедорф 6-й тд».

Опять же, та картина, которую рисует Раус, резко отличается от меланхолического «вышли», «сражались», «атаковали». Боевая группа «фон Зекендорф» была выбита с плацдарма на правом берегу Дубиссы. После атаки тяжелых танков 2-й танковой дивизии среди немцев началась паника. Солдаты бросились в бегство, на месте остались только командир батальона с офицерами и унтер-офицерами. Если бы в этот момент удар танков КВ был поддержан пехотой, боевая группа «фон Зекендорф» оказалась бы на грани гибели. По идее в этот момент боевая группа «Раус» должна была прийти на помощь, однако она была отрезана и от боевой группы «фон Зекендорф», и от дивизионных тылов. Ведь Раус пишет, что этот танк не только отрезал его бригаду, но и нарушил связь, поэтому о происходящем сам Раус имел весьма смутное представление. Более того, он начал готовиться к отражению атаки с тыла и больше заботился о собственной безопасности, чем о помощи фон Зекендорфу. Разве этого мало для одного танка?

Дальше — больше. История уничтожения всего лишь (!?) одного танка превращается в захватывающий приключенческий роман. Чего стоит уничтожение противотанковой батареи! Не от хорошей жизни полковник Раус для уничтожения одиночного танка затевает крупную операцию с привлечением всех родов войск. Тут и атака пикировщиков, и ложная танковая атака, и удар тяжелой артиллерии, и вылазка диверсионной группы. Когда все это закончилось, еще раз подтвердилась полнейшая неэффективность немецких штатных противотанковых средств в борьбе против новейших советских танков. Все попадания 50-мм снарядов дали в результате только «синеватые круги» на броне. Про то, что могли 37-мм «колотушки», лучше уже и не говорить. Даже 88-мм зенитки оказались не таким уж идеальным средством, ведь первую из них советский танк уничтожил. {21}

И все-таки бой под Расейнаем закончился победой немцев. Почему? Превосходство русских в силах было подавляющим. В контратаке должны были принять участие 12-й (806 танков и 96 бронеавтомобилей) и 3-й (669 танков и 224 бронеавтомобиля) механизированные корпуса. Во всей 3-й Танковой Группе не имелось такого количества бронетехники, а сейчас предполагалось бросить их против одного XLI танкового корпуса Рейнхардта. Не получилось сосредоточить силы? А кто в этом виноват? Почему в результате удар по плацдарму у Расейная наносила одна только 2-я танковая дивизия генерал-майора Солянкина? И та, добившись первоначального успеха, не сумела его развить и в конце концов сама была разгромлена. Фон Зекендорф, что ли, Солянкину приказал вводить в бой полки поочередно вместо сосредоточенного удара?

Увы, ответ прост и крайне неприятен. Это полнейшая некомпетентность, нерешительность, неподготовленность командного состава Красной Армии. Разгром и уничтожение собственных частей подготовили и организовали генералы Кузнецов, Шестопалов, Еременко и другие. Перефразируя одно известное изречение, можно твердо сказать: 500 танков — это еще не танковый корпус. Вспомним, как Раус отзывается о советском солдате. В этой книге не раз и не два встречаются превосходные степени, когда фашистский генерал говорит о мужестве и стойкости русских солдат. Зато он не скрывает своего откровенного презрения к советским командирам, особенно среднего звена: корпус — дивизия — полк. И презрения вполне обоснованного. Да, получается, что советский старший сержант с одним танком может сделать гораздо больше, чем советский генерал с пятью сотнями.

Вот эпизод битвы под Москвой. Февраль 1942 года, немецкая армия получила сокрушительный удар, от той же 6-й танковой дивизии остались рожки да ножки, ни одного танка. Артиллеристы потеряли свои пушки и превратились в пехоту. И что же? Генералы Раус и Модель организуют боевую учебу для ознакомления только что прибывших {22} офицеров с особенностями действий на Восточном фронте. Не на полигоне, не в штабе — на фронте. В качестве учебного примера организуется хрестоматийное наступление, за которым должны наблюдать курсанты. Это же до какой степени нужно не уважать своего противника?!

Я не говорю о совершенно запредельном случае с подошедшими советскими подкреплениями. Что делает немецкий генерал, когда во время штурма населенного пункта видит подкрепления, идущие на помощь врагу? Отменяет штурм? Выделяет войска для нейтрализации новой угрозы? Да ничего подобного! Он приказывает разомкнуть кольцо окружения и пропустить свежие силы на соединение с гарнизоном, чтобы потом уничтожить их все вместе!

И еще один уничтожающий пример из того же периода. Несколько раз Раус подчеркивает, что советские части, с которыми он сражался под Москвой, испытывали острейшую нехватку боеприпасов, тогда как немцы и снарядов, и патронов имели в избытке. Это что, грузовик со снарядами проще пригнать из Берлина к Вязьме, чем к той же Вязьме из Москвы? И опять в этом виноваты проклятые фашисты? Или виноват советский тыл, которым руководили советские генералы? И в результате во время битвы за Москву наши батареи отвечали одним выстрелом на десять немецких...

Примеров, иллюстрирующих качество подготовки советских командиров, в книге Рауса можно найти много. Вот случай, который одновременно демонстрирует и методику работы автора «Антисуворова». При попытке Манштейна деблокировать окруженную под Сталинградом 6-ю Армию Паулюса первой в наступление пошла 6-я танковая дивизия Рауса, которая только что прибыла из Франции после переформирования и пополнения. Навстречу ей выступил 4-й кавалерийский корпус, усиленный 85-й танковой бригадой и гвардейским минометным дивизионом «катюш». Она отбила деревню Похпебино и начала готовить наступление на Котельниково, которое являлось главной базой немцев. {23}

Вот как описывает это «Антисуворов»: «Вторичный доклад утром 4 декабря командующему 51-й армией о необходимости отхода командир корпуса сделать не смог, так как в штабе армии ни командующего генерала Н.И. Труфанова, ни начальника штаба полковника А.М. Кузнецова не оказалось. Части корпуса еще в 19 часов 3 декабря получили приказание о продолжении наступления. Но к тому моменту немцам удалось сосредоточить достаточные силы для контрудара, и накопились на флангах прорвавшейся в глубину их обороны советской кавалерии. Фактически полнокровная танковая дивизия выстроилась вокруг усиленной артиллерией кавалерийской дивизии, обладая и качественным, и количественным превосходством. Уже в 10 часов 4 декабря они открыли артиллерийский огонь большой плотности. В середине дня все 150 танков обоих танковых батальонов 6-й танковой дивизии с пехотой II батальона 114-го мотопехотного полка на БТР «ганомаг» атаковали расположение 81-й кавалерийской дивизии в районе Похлебина. В отражении танковой атаки приняла участие вся артиллерия, в том числе прибывший ночью 1113-й зенитный артиллерийский полк, а также противотанковые ружья.

К 14.00 81-я кавалерийская дивизия была полностью окружена, танки и мотопехота немцев начали обжимать образовавшийся «котел». Кавалеристы вели бой в течение всего дня, а с наступлением темноты стали мелкими группами пробиваться из окружения».

Цитируются и воспоминания Рауса, но только не те места, которые надо бы цитировать. Вот взяла «полнокровная танковая дивизия» и выстроилась вокруг. Сама по себе выстроилась. Особенное впечатление производит дальнейшее описание танковой атаки против несчастных кавалеристов. Но, выдернув это описание из книги Рауса, автор «Антисуворова» не стал приводить предыдущий абзац. А мы его напомним: «Это произошло потому, что русский 5-й кавалерийский корпус лишь недавно прибыл сюда, переброшенный своим ходом с афганской границы, где вел рутинное патрулирование и еще ни разу не был в бою. Совершенно {24} неопытные кавалерийские командиры не сумели принять самые элементарные меры предосторожности. Ни один кавалерист, пехотинец или танкист не подумал подняться на гребень холма, чтобы осмотреть окрестности. Если бы это было сделано, передвижения наших танков наверняка были бы обнаружены. По своей неопытности русские даже не подозревали, что обладание этими гребнями холмов может иметь решающее значение для атаки Котельниково, иначе они обязательно заняли бы высоты. А в результате на них обрушилась катастрофа».

Так кто в очередной организовал катастрофу? Генерал Раус или командир советской 81-й кавалерийской дивизии полковник Баумштейн?

Словом, перед вами интересно написанная книга, которая проливает новый свет на многие, казалось бы хорошо известные, события. Во всяком случае, мемуары Эрхарда Рауса отличаются не только от воспоминаний советских генералов (это совершенно естественно!), но и от воспоминаний Манштейна, Гудериана и других немецких офицеров. Ведь только Раус написал, что операция «Цитадель» изначально была обречена на провал. Манштейн не рискнул так сказать даже после окончания войны. Вот именно такие детали и представляют основную ценность данной книги.

ПРЕДИСЛОВИЕ СТИВЕНА Г. НЬЮТОНА

22 июня 1941 года полковник Эрхард Раус в составе немецкой армии ступил на территорию Советского Союза. Он был человеком, не известным ни собственным солдатам, ни начальникам. Раус родился в Австрии, и его последним боевым назначением стал пост временного командира 1-го велосипедного батальона легкой пехоты австро-венгерской армии. Этот пост Раус занимал 5 месяцев в самом конце Первой Мировой войны. Межвоенный период он провел на различных штабных должностях и в учебных подразделениях. После аншлюсса в 1938 году он перешел на службу в немецкую армию и в течение 2 лет продолжал служить в различных штабах. Самым заметным эпизодом стала его работа в качестве начальника штаба XVII корпуса во время французской кампании. Исключением стал двухмесячный промежуток, когда он командовал учебным полком. В немецкой армии существовала традиция периодически направлять офицеров Генерального штаба во фронтовые части, поэтому в июне 1940 года Рауса назначают командиром 243-го пехотного полка. Через месяц он становится командиром 4-го моторизованного полка. В мае 1941 года Рауса назначают командиром 6-й моторизованной бригады в составе 6-й танковой дивизии, причем он еще ни разу не командовал полком в бою. Поэтому никто не мог предугадать, что этот невзрачный 42-летний австриец еще поднимется до командующего армией. {26}

Наверняка командир дивизии генерал Франц Ландграф считал Рауса «неопытным». Мало того, что он не имел боевого опыта, Раус был практически незнаком с танковыми войсками. Поэтому в 6-й танковой дивизии его откровенно считали офицером второго сорта. Ландграфу еще предстояло узнать, что этот скромный австриец умеет составлять детальные планы и тщательно готовить их исполнение. Раус принадлежал к командирам того типа, которые меньше всего полагаются на храбрость подчиненных, они предпочитают, чтобы «каждый солдат знал свой маневр». Это очень ценное качество, однако пока еще было неясно, как Раус поведет себя в стремительно меняющейся обстановке танковых боев.

Однако в самые ближайшие дни выяснилось, что на поле боя он ведет себя так же невозмутимо, как и в штабной палатке. К тому времени, когда 6-я танковая дивизия подошла к окраинам Ленинграда, солдаты, воевавшие под его командованием, уже привыкли даже в самой сложной ситуации повторять: «Раус нас выведет». Раус прекрасно видит местность, отлично налаживает взаимодействия разных родов войск, умело применяет неортодоксальную тактику. Все это делает его естественным преемником генерала Ландграфа на посту командира 6-й танковой дивизии. Когда началась зима, растянутые коммуникации и огромные потери в людях и техники превратили 6-ю танковую дивизию в жалкую тень, которая стояла неподалеку от Москвы. Когда в январе 1942 года генерал Модель стал командующим 9-й Армией, он оказался достаточно прозорливым, чтобы именно Раусу поручить защиту своего тыла и коммуникаций. В страшные холода Раус собирает пестрое сборище солдат строительных частей, наземных служб Люфтваффе и вообще всего, что попадается под руку, и удерживает важнейшую железнодорожную линию, идущую через Сычевку на фронт. Если бы Раус не сумел защитить коммуникации Моделя, 9-я Армия, вероятно, потеряла бы весь XXIII корпус, который был окружен северо-восточнее этого города. К середине февраля Раус собрал достаточно сил, чтобы перейти к медленному «наступлению улитки», выдавливая {27} русских из ключевых деревень. Ему удается создать зону безопасности шириной несколько километров вокруг железной дороги.

Действия Рауса во время зимнего контрнаступления Советов принесли ему прозвище «Дальнозоркий» и укрепили его отношения с Моделем, вместе с которым ему предстояло служить 2 года спустя в Галиции, но уже в качестве командующего армией. 6-я танковая дивизия заслужила несколько месяцев отдыха во Франции. За это время она была реорганизована и пополнена, но в декабре 1942 года дивизия вернулась в Россию, чтобы возглавить неудачное наступление 4-й Танковой Армии на Сталинград с целью деблокировать 6-ю Армию. Несмотря на провал наступления, Раус несколько неожиданно в январе 1943 года становится командиром корпуса. Во время Курской битвы его корпус играет вспомогательную роль, обеспечивая «крюк слева» фельдмаршала фон Манштейна, действуя на крайнем правом фланге армейской группы «Кемпф». Потом он защищает Харьков и прикрывает отход Группы армий «Юг» к Днепру, сражаясь против значительно превосходящих сил русских.

Гитлер наградил Рауса, назначив его командующим 4-й Танковой Армией, которую он возглавил во время контрнаступления Манштейна на Киев в декабре 1943 года. Раус командовал различными армиями до марта 1945 года, когда Гитлер отправил его в отставку. Он поочередно возглавлял 4-ю, 1-ю и 3-ю танковые армии, сражался в Польше, Прибалтике, Восточной Пруссии и наконец Померании. Несмотря на гордые имена, на самом деле эти армии представляли собой сборище плохо подготовленных фолькс-гренадеров, непонятно почему названных танкистами. Однако в некоторых случаях — под Киевом, Ливов и в Прибалтике — Раусу удавалось доказать, что он может руководить крупномасштабными танковыми операциями с той же уверенностью, которую он демонстрировал на дивизионном уровне. Гейнц Гудериан, который тогда возглавлял Генеральный штаб армии, считал его одним из лучших танковых генералов и без колебаний бросил Рауса на критические участки. {28}

Так как Раус стал командующим армией в тот период, когда Германия окончательно и бесповоротно перешла к обороне, он по неволе и сам стал специалистом по оборонительным боям. Здесь австриец показал себя с совершенно неожиданной стороны. Хотя Раус выдвинулся как командир танковой дивизии, он отказался от тактики «эластичной» или «мобильной» обороны в пользу того, что сам назвал «тактикой оборонительных зон». Если такие генералы, как Герман Балк или Хассо фон Мантейфель, предпочитали бороться с советскими прорывами и вклинениями гибкой обороной, иногда отдавая территорию, чтобы окружить и уничтожить вражеские авангарды, Раус предпочитал отбивать все атаки и удерживать позиции. Однако он отнюдь не был бездумным исполнителем приказал Гитлера «стоять до последнего». Раус прекрасно сознавал недостаточную подвижность немецких пехотных дивизий и нехватку танков, которые не позволяли вести широкие мобильные операции, вроде манштейновского «крюка слева». Любая такая попытка после середины 1943 года была бы слишком рискованной.

Методы действия Рауса сделали его любимцем Гитлера и Моделя, так как он был одним из немногих офицеров, которые действительно пытались защищать территорию, а не призывали отдавать ее. К несчастью для послевоенной репутации австрийца, именно это привело к тому, что его забыли.Жак писали Дэвид Гланц и другие историки, с конца 1940-х годов и до 1980-х, на Западе войну в России представляли, в основном, по мемуарам таких немецких офицеров, как Гейнц Гудериан, Эрих фон Манштейн и Фридрих-Вильгельм фон Меллентин. Но в этих ключевых работ Раус обрисован совершенно неправильно. Гудериан защищал Рауса в тот момент, когда Гитлер собирался его сместить, но при этом он предпочел не заметить, что успешная оборона Восточной Пруссии, которой руководил Раус, велась теми методами, против которых «Стремительный Гейнц» категорически возражал. Раус заслужил уважительное отношение фон Манштейна, но не более того, {29} поскольку именно Раус сменил Германа Гота на посту командующего 4-й Танковой Армией. В знаменитых «Танковых сражениях» фон Меллентина Раус подвергается жесткой критике, хотя не всегда при этом назван по имени. Это происходит потому, что Раус не желал вести контрнаступление на Киев и оборону Львова так, как предлагали автор и его идол Герман Балк. Когда Меллентин написал следующую работу, посвященную немецким генералам, он вообще не упомянул Рауса.

Однако Исторический отдел американской армии очень высоко оценил Рауса и сделал его рукопись основой для нескольких учебных разработок по методам ведения военных действий против Советского Союза. Раус упомянут, как один из основных авторов в работах по военным импровизациям, использованию климата, тактике мелких подразделений и так далее. Эти работы использовались очень долго. Сначала они были изданы в серии брошюр, выпущенных военным министерством, потом была серия мелкотиражных репринтов, за ними последовало большое издание Питера Тсураса. Целью этих публикаций в то время донести немецкую точку зрения на события и дать доступ современному читателю к документам Холодной войны. Однако остается неясным, какая часть этих материалов действительно принадлежит перу самого Рауса. Биографы Рауса не заметили, что из описания действий Рауса в России вырезано слишком много.

Оригинальная рукопись была утеряна, вполне вероятно, что она больше не существует. Однако сведя вместе большие куски уже опубликованного материала, добавив неопубликованные заметки и добавив несколько статей, которые Раус напечатал в «Альгемайне Швейцарише Ми-литарцайтшрифте» можно восстановить практически весь документ. Дотошный читатель заметит различия в стиле и транскрипциях между более ранними и более поздними частями. Молодые офицеры, которые делали первые переводы, проявили младенческую неосведомленность в технической терминологии вермахта, а часто даже не знали {30} грамматики и синтаксиса немецкого языка. Сравнение их переводов с немецкими оригиналами дает совершенно неожиданные результаты, когда целые предложения и даже абзацы приобретают совершенно противоположный смысл. Более того, в последующих изданиях, когда материал отбирался из первых переводов и правился, обращение с оригиналом было еще более вольным. Часто вырезались достаточно большие куски, а длинная глава разрезалась на произвольные части.

В нашем издании там, где это было возможно, мы вернулись к материалам немецкой рукописи, попытались восстановить порядок и стиль изложения самого Рауса. Кроме того, где было возможно, я привел специфические обозначения частей и фамилии командиров и поменял местами кое-какие места в описании последних дней войны для более связного изложения. Эту часть работы оказалось почти невозможно восстановить, прежде всего из-за ограниченности переводного материала. Впрочем, может быть, Раус предполагал написать более фундаментальный труд, посвятив его тем операциям, которыми он командовал. Заметной брешью в рукописи является описание действий 6-й танковой дивизии во время последнего наступления на Москву в ноябре-декабре 1941 года. Материала совсем немного, и его пришлось дополнять выдержками из журнала боевых действий дивизии. Когда 6-я танковая дивизия на полгода покидает Россию и отправляется во Францию на отдых и переформирование, следует еще один большой пробел. Однако он не имеет серьезного значения.

По своей широте и ценности в качестве исторического источника мемуары Рауса, вероятно, уступают мемуарам Гудериана, фон Манштейна и фон Меллентина. Эрхард Раус был неплохим писателем. Его воспоминания читать гораздо легче, чем, скажем, Гудериана. К тому же, в них нет самовосхвалений. Его работа много значила в период Холодной войны, рассказывая о том, как Германия упорно сражалась против злобных советских орд. (Однако Раус не упоминает в своих мемуарах о расстрелах комиссаров и не говорит, {31} что получал этот приказ, хотя достоверно известно, что он был спущен, как минимум, до дивизионного уровня). Иногда он допускает ошибки в хронологии, в своих рассказа может спутать похожие события. Но эти мелкие недочеты не снижают исторической важности его воспоминаний.

Главный недостаток, но в то же самое время и главное достоинство мемуаров Рауса заключается в том, что он почти целиком сосредоточился на тактических операциях. Читатель не найдет описаний характера или пространных характеристик фон Манштейна или Моделя. Нет здесь попыток нарисовать «масштабную картину войны» на других участках фронта. Множество младших офицеров ведут свои маленькие жестокие бои за безымянные русские деревни, сами оставаясь безымянными. Остаются лишь описания боев. Однако то, что Раус, даже став командующим армией, все равно уделяет все внимание действиям мелких подразделений, дает возможность детально рассмотреть тактику немецкой армии, которой почти не касаются другие английские и немецкие источники. В этом качестве воспоминания Рауса являются просто бесценными. Ну и не будем говорить о том, что они просто великолепно написаны.

ВТОРЖЕНИЕ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

Недостатки немецкого планирования и подготовки

Обязательным условием успеха войны против Советского Союза была тщательная подготовка этой операции. Нельзя было даже надеяться развязать такую войну и ожидать, что ее удастся завершить одним кавалерийским наскоком. К несчастью, германские лидеры продемонстрировали отсутствие дальновидности и допустили целый ряд грубейших просчетов. Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что вся русская кампания войдет в историю как одна гигантская импровизация. Перед вторжением в Советский Союз Верховное командование немецких вооруженных сил (ОКВ) и Верховное командование армии (ОКХ) даже не попытались заглянуть в будущее. Старшие командиры вооруженных сил и военные специалисты всех отраслей прежде всего должны были детально изучить климат и местность, а также социальные, экономические, политические и военные условия на потенциальном театре военных действий или хотя бы в тех нейтральных и союзных государствах, где существуют аналогичные условия. ОКВ и ОКХ без труда могли ознакомиться с общими характеристиками {33} и климатом европейской части России и ее северных областей. Если офицеры, занимавшиеся этим вопросом, обладали нужными знаниями, следует признать, что они не сумели сделать правильных выводов в отношении стратегии и военной политики. Если же они не получили необходимых сведений, то их следует обвинить в служебном несоответствии.

Проблема, скорее всего, заключалась в том, что германское военное командование слепо цеплялось за военные традиции Центральной Европы и было недостаточно знакомо с другими территориями, особенно со странами, климат которой отличался от климата Германии. В результате выяснилось, что они просто не понимали, с чем им предстоит столкнуться, и, похоже, смотрели на всю кампанию слишком легкомысленно. Прежде всего, им следовало гораздо более тщательно подготовить систему снабжения войск для действия в европейской России, не говоря уже об арктических областях.

Любой наблюдатель, который будет рассматривать русскую кампанию в ретроспективе, неизбежно придет к выводу, что немцы слишком часто импровизировали в области тактики и снабжения, чтобы компенсировать недостатки планирования и подготовки. Это далеко вышло за рамки того, что фельдмаршал Гельмут фон Мольтке однажды назвал «системой уловок». В действительности наши войска были вынуждены начать импровизации сразу, как только они пересекли русскую границу. Чем дальше они углублялись на территорию Советского Союза, тем больше «уловок» им пришлось изобретать. А когда операции германской армии были заторможены грязью и распутицей, а позднее — снегом и морозами, количество проблем начало нарастать лавинообразно. Немецкие солдаты не были подготовлены для сражения с силами природы и не имели необходимых средств для этого, потому что ОКХ уверовало, что Красная Армия будет уничтожена к западу от Днепра, поэтому не возникнет необходимости проводить операции в условиях холода и снега.

Россия как театр военных действий

Германские солдаты, которые вторглись на русскую территорию, почувствовали, что оказались в совершенно другом мире. Теперь им противостояли не только вражеские войска, но и силы природы. Природа стала союзником Красной Армии, и борьба против этого союзника стала для вермахта тяжелейшим испытанием. Климат повлиял буквально на все действия германской военной машины на суше, на море и в воздухе. Климат в России был не только серьезной силой, он являлся ключом к военному успеху. Нашим войскам пришлось на ходу знакомиться с русской местностью и климатом. Это был новый и совершенно неожиданный противник, в борьбе с которым также требовалось одержать победу или хотя бы нейтрализовать его. Этот противник вынуждал отказаться от испытанных тактических приемов, чтобы выдумать нечто новое, пригодное в данной конкретной местности и климате.

Операция «Барбаросса» началась летом, это время года было наиболее благоприятным для ведения военных действий в европейской части России. Дни были теплыми, а ночи прохладными, и только на юге было слишком жарко. Болота высохли, и заболоченные низины, которые в другое время года были совершенно непроходимы, летом могли использоваться крестьянскими телегами, а в некоторых случаях — колесными и гусеничными машинами. Летом все дороги были проходимы, были возможны даже передвижения по пересеченной местности, хотя землю покрывало множество рытвин и трещин. В летнее время понижался уровень воды в реках и ручьях, поэтому их можно было форсировать без особого труда. Мелкие речушки могли вызвать некоторую задержку, хотя болотистые равнины оставались серьезным препятствием. Поэтому наши войска приобретали дополнительную подвижность.

Впрочем, даже летом погода и местность создавали серьезные проблемы. Внезапно налетали ливни, которые в считанные минуты превращали пыльную дорогу в настоящую {36} трясину. Но как только дождь кончался и снова появлялось солнце, раскисшая дорога быстро высыхала, и нормальное движение восстанавливалось, если только недисциплинированные шоферы не трогались с места слишком рано, пока земля была еще мягкой. Но в сухое время поднималась масса пыли, которая представляла большую опасность для моторов. Даже танковые двигатели выходили из строя во время маршей по песчаным участкам, потому что большинство из них не имело специальных воздушных фильтров, а те, что имелись, очень быстро зарастали пылью. Огромные столбы пыли, поднимающиеся над нашими колоннами, привлекали вражескую авиацию, что приводило к большим потерям в машинах и лошадях.

Заболоченная и песчаная местность часто оказывала решающее влияние на передвижения войск и ход боев. Огромные леса в северной и центральной России вынуждали совершать все марши по узким фунтовым дорогам. Оказалось просто невозможно даже приблизительно определить время, необходимое для марша через подобный район. Приходилось вести тщательную наземную и воздушную разведку, чтобы привести карты в соответствие с местностью. Для обеспечения маршей требовались дополнительные запасы бензина, дополнительные саперные части, понтонные парки, ремонтные мастерские.

Солдаты наших танковых и моторизованных частей, двигающихся по пыльным русским просторам, не обращали внимания на низкорослых крестьянских лошадок. Танкисты и шоферы считали ниже своего достоинства замечать выносливых маленьких животных, которые тащили тяжело нагруженные телеги прямо по полям, куда их согнали с дороги рычащие механические чудовища. Наши солдаты поглядывали на них с усмешкой: как можно сравнивать их с многотонными стальными гигантами? Даже говорить об этом было смешно. Многие пренебрежительно махали рукой: «Как сто лет тому назад». Даже по сравнению с грузными тяжеловозами и высокими фурами, которыми были укомплектованы обозы пехотных дивизий, их карликовые родственники

выглядели глуповато. Но через несколько месяцев мы начали смотреть на этих пони совсем по-другому.

Русские для своих маршей использовали леса, там же они сосредоточивали войска перед атакой. Они бесшумно появлялись и исчезали между деревьями. Узкие опушки на окраинах деревень использовались патрулями для скрытного приближения. Глядя на лес, можно было угадать, где последует очередная атака или где противник попытается просочиться через немецкие позиции. Опушки были естественными исходными рубежами для массированных атак. Волна за волной выкатывались из леса. Даже маленькие полянки использовались в качестве артиллерийских позиций. Если требовалось, русские вырубали просеки с поразительной быстротой. Они быстро и умело создавали наблюдательные и корректировочные пункты на деревьях, что позволяло эффективно поддерживать наступление пехоты. Мы испытывали колоссальные трудности, когда требовалось протащить хотя бы среднюю артиллерию и танки через лес, зато русские их словно бы не замечали.

Советские войска также проявили исключительное умение при подготовке городов и деревень к обороне, очень быстро превращая их в настоящие крепости. В деревянных домах прорезались хорошо замаскированные бойницы почти на уровне земли, стены изнутри укреплялись мешками с песком и земляной обсыпкой, в крышах были прорезаны щели для наблюдателей. Под полом были выкопаны блиндажи, и соседние дома были связаны между собой узкими траншеями. Хотя почти все населенные пункты были забиты солдатами Красной Армии, немецким разведывательным подразделениям они казались безлюдными, так как русские покидали свои укрытия только после наступления темноты, даже если требовалось подвезти пищу и воду. Они перекрывали все возможные подходы к населенным пунктам с помощью хорошо замаскированных противотанковых орудий или вкопанных в землю танков. Подбитые танки часто использовались в качестве наблюдательных пунктов и пулеметных гнезд. Когда линия фронта приближалась к {39} деревне, ее население уходило в окрестные леса, прихватив свои пожитки, или пряталось в погребах. Жители не участвовали в боях в качестве солдат, но их использовали в качестве обслуживающего персонала, строителей, связных.

При прохождении через неизвестную местность немцы должны были проявлять исключительную осторожность. Даже долгое и самое тщательное наблюдение часто не позволяло обнаружить хорошо спрятавшихся русских. Не раз наши патрули проходили буквально вплотную к позициям русских или к затаившимся стрелкам и не замечали их, пока не попадали под огонь с тыла. Осторожность приходилось удваивать в лесах, откуда русских приходилось выковыривать поодиночке, так как они вели войну на индейский манер. Особенно они предпочитали снайперскую стрельбу с деревьев.

Положение с водой зависело от конкретной местности, количество и качество воды резко падали от севера к югу. Однако летом вода повсеместно была плохой. В Прибалтике почти каждый населенный пункт имел достаточное количество колодцев, в которых можно было найти питьевую воду. Между Ленинградом и Лугой мы часто встречали колодцы глубиной до 25 метров. Эти колодцы были полны холодной и очень вкусной воды. Зато деревни в центральной и южной России имели всего по одному-два колодца. Летом уровень воды в них падал, она становилась теплой и противной. Многие колодцы и водоемы на юге России летом почти пересыхали, и воду из них нужно было кипятить, прежде чем она становилась пригодной для питья. Питьевую воду приходилось набирать в ручьях и реках.

Красная Армия в 1941 году

Военная история должна была стать источником ценных сведений о возможностях русских. Никогда не поздно рассмотреть причины успеха и неудачи последних операций. Многие решающие факторы сохраняют свое значение {40} на протяжении долгих лет и в настоящем оказывают то же самое влияние на ход военных действий, что и в прошлом. В 1807 году русский солдат первым сумел остановить Наполеона после его победоносного марша по Европе, и это противостояние можно смело назвать эпическим. Недооценка русского солдата и Красной Армии стала серьезнейшей ошибкой германского командования, хотя ее личный состав и организация не отвечали в полной мере требованиям современной войны.

Разница между Российской императорской армией в годы Первой Мировой войны и Красной Армией даже в самые первые дни германского вторжения была просто колоссальной. Если в прошлой войне русская армия сражалась как более или менее аморфная масса, малоподвижная, лишенная индивидуальностей, духовный подъем, вызванный идеями коммунизма, начал сказываться уже летом 1941 года. В отличие от ситуации 1914–17 годов, количество неграмотных резко сократилось. Большинство населения уже приучалось проявлять самостоятельность, хотя количество хороших сержантов пока еще оставалось небольшим и основная масса солдат еще не сумела преодолеть своей медлительности. Силой, которая вызвала все эти перемены, был коммунизм, или, более точно, духовное пробуждение народа, которым руководило жестко централизованное государство. Русские в основном не проявляли интереса к политике. По крайней мере, это можно сказать о сельском населении, которое поставляло большинство солдат. Русский не был активным коммунистом или политическим фанатиком. Однако мы должны отметить принципиальное изменение — он стал сознательным человеком, который всегда сражался за свою Родину и лишь в редких случаях — во имя политической идеи.

Индустриализация страны, проведенная за относительно короткое время, обеспечила Красную Армию большим количеством рабочих, имевших высокую техническую квалификацию. Технически подготовленные солдаты тщательно распределялись по различным частям, где они получали {41} возможность учить своих менее образованных городских товарищей и не знакомых с машинами сельчан. Если в годы Первой Мировой войны для среднего русского телефон представлял собой какое-то неведомое колдовство, то в этой войне сложная радиоаппаратура уже воспринималась как любопытная игрушка и не более.

Помимо пробуждения самосознания, политические комиссары привнесли в Красную Армию еще одну новую черту: безоговорочное повиновение. Систематические тренировки и учеба, пусть даже с риском для жизни, естественная склонность русского солдата к слепому подчинению и, что далеко не маловажно, реальная дисциплинарная власть, которую получили комиссары, стали основанием, на котором покоилась железная дисциплина. Комиссар был, вероятно, самой противоречивой фигурой в Красной Армии. Даже в самом Советском Союзе существовали самые различные мнения относительно его полезности, его положения и обязанностей. Он был движущей силой армии и руководил ею умело и хладнокровно.

Однако совершенно неправильно было бы утверждать, что русский солдат отважно сражался только из страха перед комиссарами. Солдат, действия которого мотивированы исключительно страхом, никогда не проявит тех несравненных боевых качеств, которые демонстрировали русские солдаты. Поэтому отношение рядовых солдат к комиссару определялось не только страхом перед его властью, но и его личным примером как бойца. Комиссар старался поддерживать высокий моральный дух солдат, что во многом зависело от его отношений с ними. Именно благодаря примеру, который подавал комиссар, русские солдаты продолжали ожесточенно сопротивляться даже в самых безнадежных ситуациях. Нельзя утверждать, что немецкий «Приказ о комиссарах», который требовал передавать всех захваченных в плен комиссаров подразделениям СД «для проведения специального расследования», был причиной того, что комиссары предпочитали драться до последнего. Здесь можно говорить о сложной смеси фанатизма, прекрасных бойцовских {42} качеств и чувства личной ответственности за конечную победу Советского Союза.

Высшие эшелоны командования Красной Армии с самого начала показали себя наилучшим образом: гибкость, инициативность, энергия. Однако они не смогли воодушевить основную массу русских солдат. Большинство командиров вьшвинулись на высокие посты в мирное время очень молодыми, хотя были среди них и люди старшего возраста. В высшем командовании можно было найти представителей всех слоев общества — от простого рабочего до университетского профессора, специалиста по монгольской культуре. Разумеется, в продвижении наверх играли роль революционные заслуги, но выбор делался в зависимости от характера, военных способностей и ума. Партийные выдвиженцы занимали чисто номинальные должности.

Во время различных политических чисток большое количество высших офицеров бесследно пропало. Но было бы ошибочно утверждать, что это неизбежно вело к ухудшению качества командования на высшем уровне. В области военного образования был достигнут столь значительный прогресс, что в начале войны качество высшего командования полностью отвечало требованиям момента. Многие решения в сфере стратегии, которые тогда и теперь могут вызвать сомнения в способностях этих командиров, требуют тщательного анализа тогдашней ситуации, и лишь после этого можно будет сделать правильный вывод. Многократно упоминавшиеся провалы во время Финской войны 1939–40 годов отлично известны, однако следует напомнить, что слишком часто их масштабы были раздуты сверх меры. Операции проводились по плану и результаты достигались именно тогда, когда атакующий этого желал.

Точно так же первые тактические и оперативные успехи германской армии в начале кампании против России не могут доказать обратного. На центральном фронте и в Прибалтике, судя по всему, советское командование не считало, что началась настоящая война, пока наши войска не вышли к рекам Днепр и Луга. Во время одной из стратегических {43} игр маршала Тимошенко, материалы которой были захвачены нашими солдатами, были даны именно такие исходные условия. События первых недель войны также говорят в пользу этого предположения. На фронте Группы армий «Центр» на реке Буг в первые дни мы встретили только пограничников и таможенников. Наконец мы получили большое сражения в треугольнике рек Днепр — Березина, и тогда русская кампания началась по-настоящему. Снова и снова приходили сообщения разведки, что крупные передвижения противника начались только спустя некоторое время после начала войны и что они происходили только к востоку от Днепра. С точки зрения советской большой стратегии это было, несомненно, правильным решением. Тем не менее, «Fremde Heer Ost» («Зарубежные армии — «Восток», служба немецкой военной разведки) упорно утверждала, что еще весной 1940 года обнаружила выдвижение крупных сил к советско-германской границе — до 130 дивизий.

Гибкость, продемонстрированная командирами армий и фронтов, была не столь заметна на нижних эшелонах. Командиры дивизий в Красной Армии, а также большинство остальных командиров среднего звена (уровня дивизии) в начале войны проявляли отсутствие гибкости, нерешительность, стремились не брать на себя ответственность. Шаблонные методы подготовки и слишком строгая дисциплина загоняли младших командиров в тесные рамки уставов и наставлений, и они просто погружались в спячку. Нестандартный подход к решению задачи, решительность и ответственность были редчайшими исключениями. Русские подразделения, прорвавшие наш фронт, могли несколько дней простоять на месте, не сознавая выгод своего положения и не пытаясь их использовать. Командиры мелких частей панически боялись сделать что-то неправильно, за что придется потом отвечать, и это не позволяло им использовать выгоды ситуации.

Командиры танковых и механизированных частей очень часто имели хорошую тактическую подготовку, однако они {44} не до конца понимали суть тактических доктрин и потому почти всегда действовали шаблонно, не применяясь к изменениям обстановки. Кроме того, они проявляли склонность к бездумному повиновению, что было, скорее всего, отпечатком зарегламентированной до предела гражданской жизни, наложившимся на армию. Пассивность и нежелание принимать на себя ответственность были серьезным недостатком командиров Красной Армии. В начале кампании это сводило на нет многие хорошие качества русского солдата.

Германская армия накануне вторжения

Хотя германская армия не была полностью готова к кампании на востоке, именно она была становым хребтом военной мощи Рейха, и потому именно ей пришлось вынести на себе основную тяжесть боев. На линии фронта находились ее лучшие силы, но именно там особенно остро сказывались все промахи и недостатки.

С самых первых дней обширные просторы европейской России и особенности весьма специфической кампании привели к тому, что многие части и подразделения были вынуждены сражаться в изоляции. Организация круговой обороны и строгие меры безопасности приносили лишь временное облегчение. При этом следует помнить, что подобные оборонительные приемы не были предусмотрены ни одним уставом. Командирам приходилось импровизировать и выдумывать что-то прямо на ходу. Например, если говорить об артиллерии, то часто и надолго нарушалась радио- и телефонная связь между орудийными позициями и передовыми наблюдательными пунктами. Ни с чем подобным наши артиллеристы ранее не сталкивались. В качестве замены пришлось использовать все подручные средства: оптический телеграф, надписи на грифельных досках, которые читались с помощью полевых биноклей, конных и пеших посыльных. Много времени {45} пришлось уделить изучению азбуки Морзе, чтобы использовать сигнальные лампы.

Одежда наших солдат оказалась слишком теплой для летнего времени. В результате люди буквально истекали потом, быстро утомлялись, их мундиры покрывала корка грязи. Выяснилось, что в этом климате пригодна одежда горно-стрелковых и егерских частей. Для защиты от пыли использовались маски и повязки, закрывающие нос и рот. Солдат пришлось обеспечивать москитными сетками. Засохшая дорожная грязь резала кожаные подошвы не хуже ножа, и ботинки быстро рассыпались на куски. Поэтому каждый солдат получил запасные ботинки.

Германская армия оказалась не в состоянии быстро преодолеть все эти трудности. Наша система снабжения и перевозок в России слишком сильно зависела от особенностей климата и местности. С самого начала кампании наши тыловые колонны для перевозок использовали любые типы автомобилей, которые удавалось реквизировать у частных владельцев. Многие машины находились в отвратительном состоянии и потому долго не выдерживали. Проблема обеспечения запасными частями разнотипных грузовиков превратилась в постоянную головную боль интендантов.

Если говорить о тягловых лошадях, на которых доставлялась основная масса снабжения наших пехотных дивизий, следует отметить, что мелкие и средние лошади из Западной Европы летом показали себя вполне удовлетворительно. Тяжеловозы оказались менее выносливы и требовали гораздо больше фуража. Выяснилось, что в России их лучше не иметь.

6-я танковая дивизия перед началом кампании

6-я танковая дивизия вступила на территорию Советского Союза в составе XLI танкового корпуса, который входил в 4-ю Танковую Группу. Сама 4-я Танковая Группа подчинялась Группе армий «Север» и имела следующий состав: {46}

Начальник штаба: полковник Вальтер Шарль де Болье

Начальник штаба: подполковник барон Харальд фон

559-й батальон истребителей танков (47-мм самоходные орудия)

92-й батальон легких зениток (20-мм, Люфтваффе)

II/23-й смешанный зенитный полк (20-мм и 88-мм, Люфтваффе)

Генерал танковых войск Георг-Ханс Рейнхардт

Начальник оперативного отдела: майор Клостерманн {47}

Начальник оперативного отдела: майор Иоахим А.Г.

Начальник оперативного отдела: подполковник Вальтер Венк

52-й полк реактивных минометов («Небельверфер»)

601-й армейский батальон легких зениток (20-мм)

83-й батальон легких зениток (20-мм, Люфтваффе)

Штаб 32-го старшего командования строительных частей {48}

616-й батальон истребителей танков (47-мм самоходные орудия)

II/36-й, I/51-й, I/111-й смешанные зенитные батальоны (20-мм и 88-мм, Люфтваффе)

Самой интересной особенностью 6-й танковой дивизии в начале русской кампании было то, что фактически вся дивизия не превышала по силе одной роты тяжелых танков. 11-й танковый полк состоял из 3 батальонов по 4 роты в каждом. Основной моделью танков были PzKw-35t, старая машина чешского производства. Максимальная толщина ее лобовой брони равнялась всего лишь 25 мм. Только 4-я рота каждого батальона имела несколько танков PzKw-IV и PzKw-III. В отличие от нее, 1-я танковая дивизия имела целый батальон тяжелых танков. Большое количество танков в 11-м полку не могло компенсировать их технические недостатки. Генерал-майор Франц Ландграф прекрасно понимал слабость своего соединения, поэтому с самого начала он не рисковал использовать танки массированно и предпочитал придавать их пехотным батальонам. Сами по себе танки PzKw-35t были просто беззащитны перед русскими танками и противотанковыми орудиями, о силе которых мы уже знали.

Эти факты заслуживают особого упоминания потому, что именно этим объясняется принципиальное отличие тактики наших частей от тактики других танковых дивизий, поскольку во всей германской армии лишь 6-я танковая была вооружена этими устаревшими машинами. Более того, производство PzKw-35t было прекращено некоторое время назад, и мы испытывали серьезные проблемы с запасными частями для них. Поэтому количество исправных танков в дивизии постоянно сокращалось, хотя боевые потери оказались совсем небольшими. При этом, однако, следует отметить, что PzKw-35t обладал определенными преимуществами при использовании на русской территории. Он имел {49} малый вес, хорошую маневренность и мог переходить мосты, которые выдерживали нагрузку не более 8,5 тонн.

Наше противотанковое вооружение было крайне слабым. В 41-м батальоне истребителей танков лишь один взвод в каждой роте имел 50-мм противотанковые пушки. Остальные взводы, а также противотанковые подразделения наших моторизованных полков были вооружены буксируемыми 37-мм пушками. Дивизия также имела одну 20-мм зенитную батарею и одну роту противотанковых ружей. В самом начале кампании XLI танковому корпусу были приданы II батальон 59-го артиллерийского полка (150-мм гаубицы) и II батальон 411-го зенитного полка Люфтваффе (20-мм и 88-мм зенитные орудия).

57-й танковый разведывательный батальон был прекрасным подразделением, которое выполняло свои обязанности просто образцово. Это имело огромное значение для обеспечения операций всей дивизии. К несчастью, незадолго до того, как мы подошли к Ленинграду, высший штаб забрал батальон у 6-й танковой дивизии, и это нам вскоре аукнулось.

Наша информация о частях Красной Армии, противостоящих нам, ограничивалась сводками из высших штабов. Генерал Ландграф в течение последних 4 дней приказал вести визуальную разведку и отправить агентов в тыл противника. Это позволило выявить полевые укрепления, построенные русскими в нашем секторе, а также обнаружить сосредоточение резервов неустановленной численности по обе стороны дороги Силине—Кангайлай. Мы также обнаружили, что местность в районе Тауроге была совершенно непригодной для наступления танковой дивизии. Сквозь густой заболоченный лес проходила единственная узкая дорога. Это означало, что дивизия сможет развернуться на широком фронте, только выйдя к Эрвилкасу, расположенному в 35 километрах к востоку от границы.

Перед самым началом операции «Барбаросса» 6-я танковая дивизия, которая ранее была расквартирована в районе Дойч-Эйлау и Торуня, сосредоточилась вокруг Остероде, {50} Ризенберга и Дойч-Эйлау. Отсюда она выдвинулась на исходные позиции для атаки 4 ночными маршами. Выполнить эти передвижения и сосредоточение было непросто, потому что огромная масса войск Группы армий «Север» выдвигалась к границе, и дороги были забиты. Особенно трудным оказалось пересечь реку Мемель. Наши легкие автомобили переправились в Шрейтлаукене по понтонному мосту, который успели навести в самый последний момент. Танки и тяжелые автомобили переправлялись по мосту в Тильзите, который использовала также и 1-я танковая дивизия. В результате две колонны войск сошлись в одной точке. Тем не менее сосредоточение было проведено без особых задержек, хотя все переходы производились только под покровом темноты. На любые передвижения в дневное время был наложен строжайший запрет.

Дивизия перестроилась в боевой порядок из двух эшелонов и выдвинулась к литовской границе. Наши авангарды заняли оборонительные рубежи 21 июня. Выдвинуться на исходные позиции для атаки нам разрешили только в ночь 21/22 июня. Из-за этого генерал Ландграф был вынужден свести свои передовые части в две боевые группы различной силы. Справа находилась более слабая боевая группа «фон Зекендорф», которая получила задачу захватить дорогу на Кангайлай. Более мощная боевая группа «Раус» на левом фланге должна была как можно быстрее прорвать русские укрепления и далее действовать по приказам из штаба дивизии. Вечером 21 июня штаб дивизии расположился в Шугкене.

Тактическая организация 6-й танковой дивизии перед наступлением 22 июня 1941 года была следующей:

57-й танковый разведывательный батальон рота 41-го батальона истребителей танков

6-й мотоциклетный батальон (вторая половина дня)

57-й танковый саперный батальон (без одной роты)

41-й батальон истребителей танков (без двух рот)

(Обратите внимание, что, хотя дивизия продолжала действовать теми же самыми боевыми группами, их состав менялся чуть ли не ежедневно.)

РАСЕЙНАЙ

Начало кампании

Артиллерийская подготовка началась 22 июня 1941 года в 03.05, и вскоре связной «Шторх», использовавшийся в качестве разведчика, сообщил, что деревянные пулеметные вышки на окраинах Силине уничтожены. После этого 6-я танковая дивизия пересекла советскую границу к югу от Тауроге. Боевая группа «фон Зекендорф» ворвалась в деревню Силине и довольно быстро очистила дорогу на Кангайлай, хотя в лесу восточнее этого города 2 русские роты оказали исключительно упорное сопротивление. Наша пехота сумела подавить последний очаг только в 16.00, после тяжелого боя в лесу.

Не обращая внимания на это препятствие, боевая группа «Раус» начала двигаться вперед. Именно она возглавляла наступление дивизии в эти утренние часы. Мост через реку Сесувис в Кангайлае попал в наши руки, и мы быстро разбили разрозненные группы противника, сопротивлявшиеся на открытой местности вокруг Мескай. Мы ожидали русской контратаки с северного берега Сесувиса, однако она так и не состоялась. Мои головные подразделения к вечеру достигли Эрцвилкаса. {53}

Сложная местность заметно притормозила продвижение дивизии, особенно тяжело пришлось боевой группе «фон Зекендорф» на левом фланге, которая наступала через Куйсиай. К наступлению ночи наши подразделения оказались разбросаны вдоль дороги Силине — Мескай — Гауре — Эрцвилкас. Однако в течение ночи русские, находившиеся южнее, активности не проявляли. Генерал Франц Ландграф перевел штаб дивизии в Мескай.

Удар на Пайслинис

На второй день войны, уже уйдя на значительное расстояние от границы, обе боевые группы продолжали стремительно двигаться вперед, чтобы помешать противнику занять позиции вдоль высот Расейнай. Мы стремились как можно быстрее выйти в важный район Дубиссы. 6-я танковая дивизия получила приказ занять литовский город Расейнай, после чего дивизия должна была наступать на восток и захватить два автомобильных моста через реку Дубисса в Бетигале и Кибарителиай. Двигаясь в направлении Расейная, мы обнаружили, что русская пехота, которую мы обогнали накануне, куда-то просто исчезла.

Наши войска двигались по всем имеющимся дорогам и шоссе на максимальной скорости. Танки и артиллерия следовали первыми, готовые снести все, что попытается сопротивляться. Но вот далеко впереди, на самом горизонте, показались облака пыли. «Наконец-то противник», — подумали многие, и колонны слегка притормозили. До этого момента по нам никто не стрелял. Наши истребители бесцельно кружили в небе, ни один советский самолет не рискнул взлететь навстречу им. Мы любовались прекрасным пейзажем, который освещали теплые лучи восходящего солнца. Никто не верил, что идет второй день огромной войны. Наступление 6-й танковой дивизии больше всего напоминало марш-бросок на маневрах мирного времени. {54}

Внезапно долетели раскаты ожесточенной канонады. Сквозь облака пыли, затянувшие горизонт, стали видны черные фонтаны земли, взлетающие в воздух. Затрещали пулеметы, и этот звук наложился на грохот артиллерийской канонады. Солдаты, покрытые пылью, гадали, что происходит на фронте. Командиры колонны уже знали ответ. Много раньше наши передовые подразделения (именно они подняли те самые облака пыли) передали по радио, что крупные силы русских заняли высоты к югу от Расейная. Эти вражеские части находились на пути наступающей боевой группы «фон Зекендорф» и прикрывали город железной стеной.

Издалека наши солдаты могли видеть шпиль церкви, который являлся самой высокой точкой в городе. Все наши части продолжали наступать, без колебаний и задержек, так как они должны были поддерживать авангарды. Сопротивление противника требовалось сломить как можно быстрее. Для этого авангарды атаковали русских прямо с марша, однако они были слишком слабы, чтобы взять верх. 57-й разведывательный батальон майора Линбрунна, который подчинялся командиру 6-го мотоциклетного батальона майору Шликманну, быстро уточнил ситуацию. Вскоре после этого основные силы боевой группы «фон Зекендорф», наступавшей впереди боевой группы «Раус», вступили в бой. 114-й моторизованный полк и приданный ему танковый батальон начали атаку по полю, перепаханному нашими снарядами.

После упорного боя войска полковника фон Зекендорфа захватили первую гряду холмов, однако основная линия обороны русских находилась на обратных скатах. Поэтому противник не собирался отдавать ключевую позицию без сопротивления. Бой за эту позицию продолжался более 2 часов, в основном потому, что совершенно открытый характер местности сильно затруднял действия атакующих. Кроме того, наша артиллерия не располагала достаточным запасом снарядов, а танкам приходилось пробираться среди болот и рощиц, чтобы выйти во фланг и тыл противнику. {55}

Затяжной характер боя сделал еще более важной задачу моей группы. Сначала мы двигались по той же дороге, что и боевая группа «фон Зекендорф», но в Эрцвилкасе свернули на другую дорогу, чтобы выйти к Расейнаю более коротким путем. Мы обязательно должны были появиться там вовремя, чтобы захватить город одновременным ударом с двух сторон. Последний отрезок пути мы проделали по узкой заболоченной тропе вдоль ручья Блина. Лесистая местность ограничивала видимость. К востоку от Пайслиниса местность изменилась, перейдя в открытый луг, поросший высокими фруктовыми деревьями.

До сих пор боевая группа «Раус» не встречала сопротивления противника, но как только наша головная рота вышла на открытое место, ее тут же обстреляли с левого фланга из винтовок и пулеметов. Первой жертвой этой засады стал командир роты, который ехал во главе колонны. Он получил пулю в голову раньше, чем хотя бы успел открыть рот, чтобы отдать приказ. Русский снайпер стрелял с расстояния менее 100 метров. Однако рота, даже потеряв командира, не потеряла дисциплины. С молниеносной быстротой солдаты спешились и открыли ответный огонь. Танки быстро развернулись и начали обстреливать заросли, где мог прятаться противник. К несчастью, головной танк вскоре получил попадание из противотанковой пушки и остановился. Вскоре после этого две роты авангарда вошли в лес и атаковали русских с фланга и тыла с помощью стрелкового оружия. Противник казался обреченным на гибель, однако атакующие войска завязли в густом кустарнике и не смогли помешать русским отойти на север.

Хотя противник имел здесь только одну роту против трех немецких, он сумел оторваться. Более того, так как русские действовали из укрытий, их потери оказались незначительными. Мы захватили кое-какое оружие, в том числе 37-мм противотанковую пушку немецкого производства. Судя по всему, именно она повредила наш танк с дистанции 50 метров. Расчет, похоже, погиб под огнем других танков, когда пытался бежать. {56}

Проблемы, с которыми столкнулись наши головные части, попавшие в засаду на открытой местности, сначала выглядели очень серьезными, потери в конце концов оказались небольшими. Мы потеряли несколько человек ранеными, и был убит очень способный командир роты. Спорадический огонь из зарослей не нанес нам потерь, хотя пули так и свистели над головами. Все неприятности причинили только снайперы, которые скрывались на вершинах фруктовых деревьев и стреляли почти в упор. Эти снайперы остались на своих местах даже после отхода главных сил противника, высматривая заслуживающие внимания жертвы, прежде всего офицеров. Некоторые из русских сохраняли спокойствие, когда наши танки остановились буквально у них под ногами, и стреляли сквозь листву.

Пока снайперы вели огонь в разгар боя, они оставались незамеченными. Однако они продолжали стрельбу и после того, как грохот прекратился. Это позволило нам обнаружить их укрытия, и мы сбивали их пулеметным огнем. Последние из них попытались было удрать, но были замечены на открытой местности и перебиты огнем ближайшего пулемета, прежде чем добрались до леса. Снайперы на деревьях в лесу не были для наших солдат чем-то необычным, но здесь мы впервые увидели их на фруктовых деревьях в чистом поле. Это оказалось совершенно неожиданным. Хотя они были обречены, но все-таки выполняли задание. Снайперы стреляли, путь это и стоило им жизни. Такая готовность умереть была совершенно новой для нас, мы впервые столкнулись с этим явлением в бою у Пайслиниса.

Несомненно, русские намеренно использовали тактику засад, чтобы замедлить быстрое продвижение сильной боевой группы «Раус», так как наше появление под Расейнаем угрожало не только городу, но и тылу сильной группировки, удерживающей холмистую гряду на юге. Советский командир очень умело выбрал место для своей засады. Оно находилось совсем рядом с маршрутом, по которому двигались мы, и оттуда можно было держать наш фланг под обстрелом. {57} Разместив снайперов на фруктовых деревьях, русские не позволили нам обнаружить их заранее. Снайперы сделали невозможным быстрый охват сил противника, и они скрытно отошли после атаки. Особенно прозорливым стало решение с помощью снайперов постараться уничтожить наших офицеров. Командир и его относительно слабый отряд могли гордиться успехом такой засады. Они вынудили наши передовые подразделения прервать марш и вызвали задержку более чем на полчаса, а также нанесли нам некоторые потери.

С другой стороны, учитывая обстановку, складывающуюся под Расейнаем, боевая группа «Раус» совершенно правильно до последнего момента двигалась на автомобилях, чтобы как можно быстрее войти в город. Мы сознательно пошли на риск попасть в засаду. Спешиваться и потратить время на преследование разрозненных вражеских подразделений и отдельных солдат в лесу было непозволительной роскошью. Это слишком сильно задержало бы нас, и достигнутые результаты не оправдали бы опоздания. Мы потеряли время на борьбу с засадой, но эта задержка не стала решающей. Наши головные подразделения вышли в исходный район сосредоточения сил для атаки Расейная, как и было намечено. Вскоре к ним подтянулись наши главные силы.

В подобной засаде мы могли потерять сразу нескольких офицеров. Но эту опасность устраняли тщательные тренировки и строжайший приказ офицерам не собираться группами. Как обычно, наши офицеры старались быть в первых рядах, чтобы лучше ориентироваться в быстро изменяющейся боевой обстановке и сразу отдавать нужные приказы своим солдатам. Все они, как и погибший командир роты, шли во главе колонн, но быстро разворачивали свои войска, чтобы те не представляли заметной цели.

В засаду у Пайслиниса попало только небольшое наше подразделение, и это не вызвало заметного замешательства среди наших солдат. Все видели только Расейнай, который лежал на холмах, залитый солнечным светом, возвышаясь {58} над окрестностями подобно грозному замку. Русские окопались на равнине перед городом и готовились остановить наши стремительно продвигающиеся танки. 114-й моторизованный полк шел за танками вторым эшелоном. Батареи 76-го танкового артиллерийского полка полковника Грюндхерра уже начали обстрел вражеских позиций, которые обнаружили наши разведчики. Они также старались помешать русским резервам подойти к линии обороны.

В это время боевая группа «фон Зекендорф» вела жестокий бой на высотах к югу от города и готовилась нанести решающий удар. Ее танки прорвали позиции русских и соединились с танками боевой группы «Раус» в самом Расейнае. Вскоре после этого наши группы совместными усилиями очистили город и прилегающие холмы. Сопротивление противника быстро прекратилось после концентрической атаки всех сил 6-й танковой дивизии. Некоторые отважные батальоны продолжали отражать натиск боевой группы «Раус», когда мы рвались к мосту по дороге на Шилуву. Наши танки прошли сквозь их порядки, а после того как пехота рассеялась, начали уничтожать отдельные очаги сопротивления. Для их подавления потребовалось немного времени.

К раннему утру обе боевые группы уже выполнили задачу, поставленную на день: мы заняли оба моста через Дубиссу, встретив лишь слабое сопротивление. Эти мосты находились за окраиной Расейная и лежали в 50 метрах ниже равнины. Наши танки пересекли реку первыми по древнему мосту и очистили местность вокруг Кибаретелиая. Затем я отправил подразделения 4-го моторизованного полка через северный мост, чтобы они заняли плацдарм на окружающих высотах. Пехоту должны были поддерживать несколько танков, которые остались на восточном берегу реки в качестве резерва. Через пару часов полковник фон Зекендорф сбил русские арьергарды, и его 6-й мотоциклетный батальон занял восточный берег Дубиссы в Бетигале. Пройдя 55 километров и проведя несколько часов в бою, 6-я танковая дивизия заняла все намеченные рубежи {59} и закрепилась на них. Вечерняя заря окрасила горизонт в красный цвет, сумерки сгущались, и шумы постепенно стихали. Появились полевые кухни, и все солдаты, не стоящие в охранении, собрались вокруг них, чтобы насладиться вполне заслуженной горячей пищей. Успешный день завершался в высшей степени приятно.

Офицеры обсуждали ход боя и готовились к завтрашнему утру. Но мы также вспоминали действия русских и удивлялись тому, что пехота, которую мы встретили накануне южнее Тауроге и так легко обогнали, оставив далеко позади, сумела за 24 часа пройти 75 километров, чтобы снова встретить нас. Эти солдаты Красной Армии не только сумели проделать утомительный форсированный марш при отсутствии нормальных дорог, но и успели подготовить оборонительные позиции и в течение нескольких часов оказывали нам упорное сопротивление, не получив никакого отдыха. Этот факт придавал особый вес нашей победе, потому что немцы столкнулись с упорным сопротивлением противника, который мог отступить, но не желал признать поражение. Следующий день только подтвердил правильность этого вывода. На ночь наши войска расширили и укрепили оба плацдарма без всяких происшествий. Мы готовились к продолжению наступления.

Прибытие главных сил дивизии сильно задержалось. Дело в том, что 269-я пехотная дивизия, которую XLI танковый корпус двинул на север от Эрцвилкаса, пересекла маршрут 6-й танковой дивизии. Тем временем разведывательные самолеты Люфтваффе обнаружили крупные силы советских танков (до 200 машин), двигающиеся из района Йонава — Кадайниай. Они направлялись на запад, в Кроки. Целью этого маневра мог быть только удар по головным частям 6-й танковой дивизии, которые двигались далее в направлении важного города Шауляй, так как русские еще не знали об успешной атаке XLI танкового корпуса на юге. Те же самые разведчики доложили об общем отходе советских войск из приграничных районов на северо-восток. Поэтому разумно было бы предположить, что обнаруженные {60} русские танки имели задачу остановить наступление XLI танкового корпуса и обеспечить свободный отход главных сил противника. Штаб дивизии постоянно получал информацию от воздушной разведки, и нам стало ясно, что русские танки движутся довольно быстро. К утру 24 июня нам стало ясно, что вражеские танковые части, которые вошли в Кроки, разделились на две колонны, направляясь в Кибаретелиай и Бетигалу.

Генерал Ландграф попытался как можно быстрее подбросить подкрепления из главных сил дивизии к Расейнаю, чтобы усилить две передовые боевые группы и помешать русским форсировать Дубиссу. Но этот план выполнить не удалось, из-за продолжавшейся свалки в Эрцвилкасе, где продвижению 6-й танковой дивизии мешали уже не только части 269-й пехотной дивизии, но и прибывшие туда же подразделения 1-й танковой. Это означало, что мы с полковником фон Зекендорфом не можем в ближайшем времени рассчитывать на прибытие подкреплений. Вдобавок нам предстояло самим заботиться о своих флангах. Генерала Ландграфа особенно беспокоил правый фланг при наступлении на Бетигалу, в котором должна была участвовать 269-я пехотная дивизия. Она застряла к северо-востоку от Эрцвилкаса, а 1-я танковая дивизия, судя по всему, наступала на Кельме. Выходило так, что головным подразделениям 6-й танковой дивизии предстояло в одиночку отражать мощную вражескую атаку.

К несчастью, штаб дивизии не сумел своевременно известить боевые группы о складывающейся ситуации. Поэтому, когда наступил день, я не получил приказа продолжать наступление, хотя знал, что он может прийти в любой момент. От меня требовалось только нажать кнопку, чтобы военная машина в считанные минуты набрала полные обороты. Мы гадали, что именно наше высшее командование узнало о намерениях русских, отчего наши собственные планы полетели кувырком.

Первая атака русских тяжелых танков

Как только первые лучи солнца окрасили небосвод, внезапно с юга донеслись раскаты артиллерийской канонады. Интенсивность стрельбы нарастала, залп за залпом обрушивались на южный плацдарм, который удерживала боевая группа «фон Зекендорф». Даже дома в Расейнае содрогались от взрывов, оконные стекла противно дребезжали. Плотность огня показывала, что русские готовят атаку крупными силами. К сожалению, местность к востоку от Расейная совершенно гладкая, поэтому наши наблюдатели не могли различить, что происходит на соседнем плацдарме, на расстоянии 6 километров. Однако вскоре мы услышали, что батареи, поддерживающие полковника фон Зекендорфа, также открыли огонь в ответ на обстрел русских. Эта канонада замолкла примерно на 20 минут, после чего грохот тяжелых орудий и треск пулеметов вспыхнули с новой силой. Опытное ухо ветерана-танкиста сразу определило, что начался танковый бой.

Звуки боя постепенно смещались на запад, что было нехорошим признаком. Мы запросили штаб дивизии, и там подтвердили, что боевая группа «фон Зекендорф» попала под сильнейшую атаку. Позднее мы узнали, что против наших войск на южном плацдарме была развернута 2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса. Ее целью было захватить Расейнай и выбить 6-ю танковую дивизию с плато. В результате полковник фон Зекендорф и его солдаты оказались в крайне опасном положении, причем не из-за численного превосходства противника, а из-за совершенно неожиданного появления колоссальных танков, против которых были бессильны и немецкие танки, и противотанковые орудия. Этими танками были русские сверхтяжелые машины КВ-1. Этот танк оставался самым опасным русским тяжелым танком чуть ли не до самого конца войны. (Позднее он был модернизирован, и улучшенную модель назвали КВ-2.) {62}

Вскоре после начала сильной артиллерийской перестрелки эти танки атаковали позиции 6-го мотоциклетного батальона и прорвали их. В этом бою погиб майор Шликманн. КВ-1 давили не только мотоциклы, но и серьезно раненных солдат, вынудив батальон отступить на западный берег Дубиссы. Позднее мы обнаружили, что все раненые и пленные, оставшиеся на восточном берегу реки, были безжалостно перебиты.

Отошедший под прикрытие главных сил боевой группы «фон Зекендорф», мотоциклетный батальон повернул и приготовился к упорному сопротивлению. В этот момент полковник фон Зекендорф еще надеялся удержать западный берег, но огромные танки без труда пересекли реку и начали карабкаться на откос. Даже сосредоточенный огонь нашей артиллерии и всего тяжелого оружия, которое имели наши солдаты, не мог остановить стальные чудовища. Окутанные огнем и дымом, они неотвратимо двигались вперед, сокрушая все на своем пути. Снаряды тяжелых гаубиц и осколки ничуть им не вредили. Русские танки вышли на перекресток, где их обстреляли с фланга наши противотанковые пушки, спрятанные в лесу. Тогда они развернулись, разгромили эту позицию, а потом снова двинулись к месту расположения нашей артиллерии.

Примерно 100 танков 11-го танкового полка полковника Рихарда Колля, треть которых составляли PzKw-IV, собрались для контратаки. Некоторые из них столкнулись с русскими мастодонтами лоб в лоб, но основная масса наших танков атаковала с флангов. Их снаряды с трех сторон били по стальным гигантам, но не причиняли им никакого вреда. Зато наши танки вскоре начали нести потери. После долгой и бесплодной борьбы против русских тяжелых танков машины полковника Колля начали отходить, укрываясь в складках местности, чтобы избежать полного уничтожения.

Но самое худшее было еще впереди. В опасности оказался II батальон 114-го моторизованного полка, оборонявшийся в лесу к западу от Дубиссы. Он отражал атаку русской {63} пехоты, которая следовала за КВ-1. Несколько русских танков отделились, чтобы поддержать пехотинцев, и к этому моменту немецкий батальон понес серьезные потери, в основном от артиллерийского огня. Стало ясно, что никакое оружие, имевшееся у боевой группы «фон Зекендорф», даже наши танки, не способно сражаться с русскими монстрами. Еще немного — и начнется общая паника. Командир батальона капитан Квентин принял вынужденное решение начать отвод своих заколебавшихся солдат. Вместе с командирами рот и старшими унтер-офицерами он занял линию обороны батальона и с помощью пулеметов удержал русских. Несмотря на внезапный удар тяжелых танков и отход большей части батальона, противник так и не сумел прорваться и последовал за своими танками в направлении Расейная.

Тем временем с востока подошла новая группа советских танков и вступила в бой. Основная масса сверхтяжелых машин продолжала неудержимо двигаться вперед под непрерывным огнем немецких танков и артиллерии. Единственное тактическое решением, которое мог принять капитан Квентин, — это пропустить вторую волну русских танков через свою линию обороны, после чего группа офицеров и унтер-офицеров в случае необходимости должна была отойти на фланг и соединиться с главными силами 114-го моторизованного полка. Если они все еще там находятся.

Скорчившись в неглубоких окопчиках, под дорожными мостами и в кюветах либо вообще посреди поля, немецкие солдаты ждали приближения второй волны танков. Ожидание превратилось в настоящую пытку, так как наша дальнобойная артиллерия обстреливала эти танки, не подозревая, что одновременно обстреливает и собственных пехотинцев. Повезло тем, кто сумел укрыться под мостами и в других убежищах. Они могли наблюдать за происходящим, не замеченные противником. Гигантские танки с грохотом приближались, стремительно вырастая в размерах. Один из них натолкнулся на небольшое болотце, в котором увяз наш PzKw-35t. Не колеблясь ни секунды, черный монстр переехал {64} беспомощный танк. Та же участь постигла немецкую 150-мм гаубицу, которая не успела вовремя скрыться. Когда КВ-1 приближались, гаубица стреляла по ним в упор, не причиняя никакого вреда. Один из танков пошел прямо на нее, и гаубица попала ему в лобовую броню. Мигнула яркая вспышка, и раздался громовой удар, когда снаряд взорвался. Танк остановился, словно в него ударила молния. Артиллеристы облегченно вздохнули, и один из них сказал: «Ему конец». «Да, этот получил свое», — согласился командир расчета. Но тут они буквально позеленели, так как кто-то крикнул: «Он снова движется!» Действительно, танк снова двинулся вперед, громко лязгая траками. Танк смял тяжелое орудие, словно детскую игрушку, вдавил его в землю и исковеркал, ничего не заметив. С гаубицей было покончено, но расчет, к счастью, успел бежать.

С самого начала боя полковник фон Зекендорф бомбардировал штаб дивизии просьбами о помощи. Однако генерал Ландграф не имел ничего серьезного, ведь наши танки оказались совершенно бесполезны. Он приказал удерживать фронт любой ценой, пока не придет на помощь XLI танковый корпус. Однако полковнику фон Зекендорфу сообщили, что помощь придет не ранее завтрашнего дня, то есть 25 июня. После этого фон Зекендорф усомнился, сумеют ли его солдаты и офицеры сохранить моральный дух так долго и не возникнет ли паника в результате танковой атаки противника, остановить которую немцы не могли. Проблема заключалась в том, что все донесения штаба 6-й танковой дивизии наверх воспринимались командованием корпуса скептически. Там создалось впечатление, что генерал Ландграф и майор Иоахим фон Кильманзег просто потеряли голову. Однако, когда генерал Георг-Ханс Рейнхардт посетил фронт, он быстро убедился, что возник серьезный кризис. Поэтому он пообещал немедленно направить на помощь дивизии несколько батарей 88-мм зениток, которые до этого обеспечивали ПВО Тауроге. Теперь все ясно поняли, что только 88-мм зенитки могут реально противостоять этим 52-тонным танкам. {65}

Русские танки вряд ли понесли хоть какие-то потери во время короткой контратаки 11-го танкового полка, однако они были вынуждены притормозить и развернуться, чтобы отразить ее. В результате русская атака потеряла темп. Некоторые КВ-1, судя по всему, чувствовали себя неуверенно, оторвавшись от поддерживавшей их пехоты. Эта короткая передышка позволила полковнику фон Зекендорфу отвести свои войска, в том числе и отряд капитана Квентина, немного назад. Он занял позиции вокруг высоты 106 и начал приводить в порядок потрепанные батальоны. Все имеющиеся средства фон Зекендорф использовал для организации противотанковой обороны. Его единственным козырем оставались 100-мм орудия. Выяснилось, что батарея сумела-таки огнем в упор подбить несколько стальных монстров. Примерно в это же время лейтенант Экардт из 6-й роты батальона капитана Квентина сумел остановить еще один КВ-1 связкой из 5 противотанковых мин. Словно молния, пролетело это известие среди наших солдат. Оказывается, эти танки все-таки можно уничтожить. Наши солдаты воспрянули духом, а русские танки стали более осторожными и, как следствие, менее опасными, что заметно облегчило оборону.

Примерно в 15.00 командир передовой 88-мм батареи прибыл в штаб дивизии, где его встретили с большой радостью. Генерал Ландграф лично проводил это подразделение на передовую, где оно должно было вступить в бой против русских танков.

Наконец русские перегруппировали силы в лесу и на ржаном поле, после чего начали решительную танковую атаку на высоту 106, используя крупное соединение сверхтяжелых танков. Как только стальные гиганты покинули свое убежище, наши 88-мм и 100-мм батареи встретили их шквалом бронебойных снарядов. Хорошо замаскированные и расположенные на тщательно выбранных позициях орудия быстро уничтожили много танков, и атака русских захлебнулась. Над пылающими машинами поднимались столбы дыма, и вскоре все знали, что мы одержали победу. {66} Русские предприняли было попытку обойти позиции полковника фон Зекендорфа с фланга, однако она тоже провалилась. Атака русской пехоты тоже не сумела переломить ход боя. Совершенно измученная тремя днями форсированных маршей и тяжелых боев русская пехота просто физически была неспособна на прорыв. Следует напомнить, что это была та же самая пехота, которая встретила 6-ю танковую дивизию в первый день войны, и она не имела необходимой подготовки, чтобы взаимодействовать с танками в бою.

6-й мотоциклетный батальон и 114-й моторизованный полк подверглись в этом бою суровому испытанию. Они были внезапно атакованы необычайно тяжелыми танками, их позиции были дважды прорваны. Вдобавок выяснилось, что никакое оружие не способно остановить или уничтожить этого противника. Этого могло оказаться слишком много даже для закаленных в боях ветеранов. Хладнокровное поведение войск следует оценить гораздо более высоко, потому что они еще ни разу не сталкивались с вражескими танками. Лишь в заключительный период русской кампании, когда стрелковые подразделения стали составной частью танковых дивизий, они больше не стояли перед необходимостью прятаться куда попало при встрече с советскими танками.

Как всегда в критической ситуации, исход боя решили железная дисциплина солдат, их высокий моральный дух и стойкость, боевой опыт отлично подготовленных командиров. Эти люди не были связаны устаревшими правилами и наставлениями, они точно представляли, как нужно действовать в совершенно непредвиденной, но крайне сложной ситуации, не предусмотренной никакими уставами. Их успех подтвердил, что были приняты самые действенные меры. Войска действовали в этом бою с непревзойденной отвагой и понесли незначительные потери. Позднее это повторилось еще не один раз.

6-я танковая дивизия недолго оставалась изолированной под Расейнаем. Вскоре прибыла 269-я пехотная дивизия и заняла позицию па правом фланге полковника фон {67} Зекендорфа. Затем появилась 290-я пехотная дивизия из LVI танкового корпуса. 1-я танковая дивизия прекратила наступление на Кельме и захватила плацдарм на реке Дубисса в Лидавенае. 36-я моторизованная дивизия также продвигалась в общем направлении на Кельме. Так как русские атаки позиций полковника фон Зекендорфа к востоку от Расейная к вечеру прекратились, генерал Рейнхардт сумел развернуть части XLI танкового корпуса так, чтобы окружить и уничтожить советский 3-й механизированный корпус.

Отрезаны одним танком!

Читатель вполне может поинтересоваться: а что же делала боевая группа «Раус» во время танкового боя у Расейная? Почему она не пришла на помощь оказавшимся в тяжелом положении частям полковника фон Зекендорфа?

В нашем секторе не происходило ничего важного. Войска улучшали свои позиции, вели разведку в направлении Силувы и на восточном берегу Дубиссы в обоих направлениях, но в основном пытались выяснить, что же происходит на южном берегу. Мы встречали только небольшие подразделения и отдельных солдат. За это время мы установили контакт с патрулями боевой группы «фон Зекендорф» и 1-й танковой дивизии у Лидавеная. При очистке лесистого района к западу от плацдарма наша пехота столкнулась с более крупными силами русских, которые в двух местах все еще удерживались на западном берегу реки Дубисса.

В нарушение принятых правил, несколько пленных, захваченных в последних боях, в том числе один лейтенант Красной Армии, были отправлены в тыл на грузовике под охраной всего лишь одного унтер-офицера. На полпути назад к Расейнаю шофер внезапно увидел на дороге вражеский танк и остановился. В этот момент русские пленные (а их было около 20 человек) неожиданно набросились на шофера и конвоира. Унтер-офицер сидел рядом с шофером {68} лицом к пленным, когда они попытались вырвать у них обоих оружие. Русский лейтенант уже схватил автомат унтер-офицера, но тот сумел освободить одну руку и изо всех сил ударил русского, отбросив его назад. Лейтенант рухнул и увлек с собой еще несколько человек. Прежде чем пленные успели снова броситься на унтер-офицера, тот освободил левую руку, хотя его держали трое. Теперь он был совершенно свободен. Молниеносно он сорвал автомат с плеча и дал очередь по взбунтовавшейся толпе. Эффект оказался ужасным. Лишь несколько пленных, не считая раненного офицера, сумели выпрыгнуть из машины, чтобы спрятаться в лесу. Автомобиль, в котором живых пленных не осталось, быстро развернулся и помчался обратно к плацдарму, хотя танк обстрелял его.

Эта маленькая драма стала первым признаком того, что единственная дорога, ведущая к нашему плацдарму, заблокирована сверхтяжелым танком КВ-1. Русский танк вдобавок сумел уничтожить телефонные провода, связывающие нас со штабом дивизии. Хотя намерения противника оставались неясными, мы начали опасаться атаки с тыла. Я немедленно приказал 3-й батарее лейтенанта Венгенрота из 41-го батальона истребителей танков занять позицию в тылу возле плоской вершины холма поблизости от командного пункта 6-й моторизованной бригады, который также служил командным пунктом всей боевой группы. Чтобы укрепить нашу противотанковую оборону, мне пришлось развернуть на 180 градусов находившуюся рядом батарею 150-мм гаубиц. 3-я рота лейтенанта Гебхардта из 57-го саперного танкового батальона получила приказ заминировать дорогу и ее окрестности. Приданные нам танки (половина 65-го танкового батальона майора Шенка) были расположены в лесу. Они получили приказ быть готовыми к контратаке, как только это потребуется.

Время шло, но вражеский танк, заблокировавший дорогу, не двигался, хотя время от времени стрелял в сторону Расейная. В полдень 24 июня вернулись разведчики, которых я отправил уточнить обстановку. Они сообщили, что кроме {69} этого танка не обнаружили ни войск, ни техники, которые могли бы атаковать нас. Офицер, командовавший этим подразделением, сделал логичный вывод, что это одиночный танк из отряда, атаковавшего боевую группу «фон Зекендорф».

Хотя опасность атаки развеялась, следовало принять меры, чтобы поскорее уничтожить эту опасную помеху или, по крайней мере, отогнать русский танк подальше. Своим огнем он уже поджег 12 грузовиков со снабжением, которые шли к нам из Расейная. Мы не могли эвакуировать раненых в боях за плацдарм, и в результате несколько человек скончались, не получив медицинской помощи, в том числе молодой лейтенант, раненный выстрелом в упор. Если бы мы сумели вывезти их, они были бы спасены. Все попытки обойти этот танк оказались безуспешными. Машины либо вязли в грязи, либо сталкивались с разрозненными русскими подразделениями, все еще блуждающими по лесу.

Поэтому я приказал батарее лейтенанта Венгенрота, недавно получившей 50-мм противотанковые пушки, пробраться сквозь лес, подойти к танку на дистанцию эффективной стрельбы и уничтожить его. Командир батареи и его отважные солдаты с радостью приняли это опасное задание и взялись за работу с полной уверенностью, что она не затянется слишком долго. С командного пункта на вершине холма мы следили за ними, пока они аккуратно пробирались среди деревьев от одной лощины к другой. (Мы были не одни. Десятки солдат вылезли на крыши и забрались на деревья с напряженным вниманием ожидая, чем кончится затея.) Мы видели, как первое орудие приблизилось на 1000 метров к танку, который торчал прямо посреди дороги. Судя по всему, русские не замечали угрозы. Второе орудие на какое-то время пропало из вида, а потом вынырнуло из оврага прямо перед танком и заняло хорошо замаскированную позицию. Прошло еще 30 минут, и последние два орудия тоже вышли на исходные позиции.

Мы следили за происходящим с вершины холма. Неожиданно кто-то предположил, что танк поврежден и брошен {70} экипажем, так как он стоял на дороге совершенно неподвижно, представляя собой идеальную мишень. (Можно представить себе разочарование наших товарищей, которые, обливаясь потом, несколько часов тащили пушки на огневые позиции, если бы так оно и было.) Внезапно грохнул выстрел первой из наших противотанковых пушек, мигнула вспышка, и серебристая трасса уперлась прямо в танк. Расстояние не превышало 600 метров. Мелькнул клубок огня, раздался отрывистый треск. Прямое попадание! Затем последовали второе и третье попадания.

Офицеры и солдаты радостно закричали, словно зрители на веселом спектакле. «Попали! Браво! С танком покончено!» Танк никак не реагировал, пока наши пушки не добились 8 попаданий. Затем его башня развернулась, аккуратно нащупала цель и начала методично уничтожать наши орудия одиночными выстрелами 80-мм орудия. Две наших 50-мм пушки были разнесены на куски, остальные две были серьезно повреждены. Личный состав потерял несколько человек убитыми и ранеными. Лейтенант Венгенрот отвел уцелевших назад, чтобы избежать напрасных потерь. Только после наступления ночи он сумел вытащить пушки. Русский танк по-прежнему наглухо блокировал дорогу, поэтому мы оказались буквально парализованными. Глубоко потрясенный лейтенант Венгенрот вместе со своими солдатами вернулся на плацдарм. Недавно полученное оружие, которому он безоговорочно доверял, оказалось совершенно беспомощным против чудовищного танка. Чувство глубокого разочарования охватило всю нашу боевую группу.

Требовалось найти какой-то новый способ овладеть ситуацией.

Было ясно, что из всего нашего оружия только 88-мм зенитные орудия с их тяжелыми бронебойными снарядами могут справиться с уничтожением стального исполина. Во второй половине дня одно такое орудие было выведено из боя под Расейнаем и начало осторожно подползать к танку с юга. КВ-1 все еще был развернут на север, так как именно с этого направления была проведена предыдущая атака. {71} Длинноствольная зенитка приблизилась на расстояние 2000 ярдов, с которого уже можно было добиться удовлетворительных результатов. К несчастью грузовики, которые ранее уничтожил чудовищный танк, все еще догорали по обочинам дороги, и их дым мешал артиллеристам прицелиться. Но, с другой стороны, этот же дым превратился в завесу, под прикрытием которой орудие можно было подтащить еще ближе к цели. Привязав к орудию для лучшей маскировки множество веток, артиллеристы медленно покатили его вперед, стараясь не потревожить танк.

Наконец расчет выбрался на опушку леса, откуда видимость была отличной. Расстояние до танка теперь не превышало 500 метров. Мы подумали, что первый же выстрел даст прямое попадание и наверняка уничтожит мешающий нам танк. Расчет начал готовить орудие к стрельбе.

Хотя танк не двигался со времени боя с противотанковой батареей, оказалось, что его экипаж и командир имеют железные нервы. Они хладнокровно следили за приближением зенитки, не мешая ей, так как пока орудие двигалось, оно не представляло никакой угрозы для танка. К тому же чем ближе окажется зенитка, тем легче будет уничтожить ее. Наступил критический момент в дуэли нервов, когда расчет принялся готовить зенитку к выстрелу. Для экипажа танка настало время действовать. Пока артиллеристы, страшно нервничая, наводили и заряжали орудие, танк развернул башню и выстрелил первым! Каждый снаряд попадал в цель. Тяжело поврежденная зенитка свалилась в канаву, несколько человек расчета погибли, а остальные были вынуждены бежать. Пулеметный огонь танка помешал вывезти орудие и подобрать погибших.

Провал этой попытки, на которую возлагались огромные надежды, стал для нас очень неприятной новостью. Оптимизм солдат погиб вместе с 88-мм орудием. Наши солдаты провели не самый лучший день, жуя консервы, так как подвезти горячую пищу было невозможно.

Однако самые большие опасения улетучились, хотя бы на время. Атака русских на Расейнай была отбита боевой {72} группой «фон Зекендорф», которая сумела удержать высоту 106. Теперь можно было уже не опасаться, что советская 2-я танковая дивизия прорвется к нам в тыл и отрежет нас. Оставалась лишь болезненная заноза в виде танка, который блокировал наш единственный путь снабжения. Мы решили, что если с ним не удалось справиться днем, то уж ночью мы сделаем это. Штаб бригады несколько часов обсуждал различные варианты уничтожения танка, и начались приготовления сразу к нескольким из них.

Наши саперы предложили ночью 24/25 июня просто подорвать танк. Следует сказать, что саперы не без злорадного удовлетворения следили за безуспешными попытками артиллеристов уничтожить противника. Теперь наступил их черед попытать удачу. Когда лейтенант Гебхардт вызвал 12 добровольцев, все 12 человек дружно подняли руки. Чтобы не обидеть остальных, был выбран каждый десятый. Эти 12 счастливчиков с нетерпением ожидали приближения ночи. Лейтенант Гебхардт, который намеревался лично командовать операцией, детально ознакомил всех саперов с общим планом операции и персональной задачей каждого из них в отдельности. После наступления темноты лейтенант во главе маленькой колонны двинулся в путь. Дорога проходила восточнее высоты 123, через небольшой песчаный участок к полоске деревьев, среди которых был обнаружен танк, а потом через редкий лес к старому району сосредоточения.

Бледного света звезд, мерцающих в небе, было вполне достаточно, чтобы обрисовать контуры ближайших деревьев, дорогу и танк. Стараясь не производить никакого шума, чтобы не выдать себя, разувшиеся солдаты выбрались на обочину и стали с близкого расстояния рассматривать танк, чтобы наметить наиболее удобный путь. Русский гигант стоял на том же самом месте, его башня замерла. Повсюду царили тишина и покой, лишь изредка в воздухе мелькала вспышка, за которой следовал глухой раскат. Иногда с шипением пролетал вражеский снаряд и рвался возле перекрестка дорог к северу от Расейная. Это были последние {73} отзвуки тяжелого боя, шедшего на юге целый день. К полуночи артиллерийская стрельба с обеих сторон окончательно прекратилась.

Внезапно в лесу на другой стороне дороги послышались треск и шаги. Похожие на призраки фигуры бросились к танку, что-то выкрикивая на бегу. Неужели это экипаж? Затем раздались удары по башне, с лязгом откинулся люк и кто-то выбрался наружу. Судя по приглушенному звяканью, это принесли еду. Разведчики немедленно доложили об этом лейтенанту Гебхардту, которому начали досаждать вопросами: «Может, броситься на них и захватить в плен? Это, похоже, гражданские». Соблазн был велик, так как сделать это казалось очень просто. Однако экипаж танка оставался в башне и бодрствовал. Такая атака встревожила бы танкистов и могла поставить под угрозу успех всей операции. Лейтенант Гебхардт неохотно отверг предложение. В результате саперам пришлось прождать еще час, пока гражданские (или это были партизаны?) уйдут.

За это время была проведена тщательная разведка местности. В 01.00 саперы начали действовать, так как экипаж танка уснул в башне, не подозревая об опасности. После того как на гусенице и толстой бортовой броне были установлены подрывные заряды, саперы подожгли бикфордов шнур и отбежали. Через несколько секунд гулкий взрыв разорвал ночную тишину. Задача была выполнена, и саперы решили, что добились решительного успеха. Однако не успело эхо взрыва умолкнуть среди деревьев, ожил пулемет танка, и вокруг засвистели пули. Сам танк не двигался. Вероятно, его гусеница была перебита, но выяснить это не удалось, так как пулемет бешено обстреливал все вокруг. Лейтенант Гебхардт и его патруль вернулись на плацдарм заметно приунывшие. Теперь они уже не были уверены в успехе, к тому же оказалось, что один человек пропал без вести. Попытки найти его в темноте ни к чему не привели.

Незадолго до рассвета мы услышали второй, более слабый, взрыв где-то рядом с танком, причины которому найти не могли. Танковый пулемет снова ожил и в течение {74} нескольких минут поливал свинцом все вокруг. Затем опять наступила тишина.

Вскоре после этого начало светать. Лучи утреннего солнца окрасили золотом леса и поля. Тысячи капелек росы бриллиантами засверкали на траве и цветах, запели ранние пташки. Солдаты начали потягиваться и сонно моргать, поднимаясь на ноги. Начинался новый день.

Солнце еще не успело подняться высоко, когда босоногий солдат, повесив связанные ботинки через плечо, прошествовал мимо командного пункта бригады. На его несчастье первым заметил его именно я, командир бригады, и грубо подозвал к себе. Когда перепуганный путник вытянулся передо мной, я доходчивым языком потребовал объяснений его утренней прогулки в столь странном виде. Он что, последователь папаши Кнейпа? Если да, то здесь не место демонстрировать свои увлечения. (Папаша Кнейп в XIX веке создал общество под девизом «Назад к природе» и проповедовал физическое здоровье, холодные ванны, сон на открытом воздухе и тому подобное.)

Сильно испугавшись, одинокий странник начал путаться и невнятно блеять. Каждое слово из этого молчаливого нарушителя приходилось вытаскивать буквально клещами. Однако с каждым его ответом мое лицо светлело. Наконец я с улыбкой похлопал его по плечу и с благодарностью пожал руку. Стороннему наблюдателю, не слышавшему, что говорится, такое развитие событий могло показаться крайне странным. Что мог сообщить босоногий парень, чтобы отношение к нему изменилось столь стремительно? Я не мог удовлетворить это любопытство, пока не был отдан приказ по бригаде на текущий день с отчетом молодого сапера.

Это была подлинная история смелого человека.

Однако, несмотря на его усилия, танк продолжал блокировать дорогу, обстреливая любой движущийся предмет, который замечал. Четвертым решением, которое родилось утром 25 июня, был вызов пикировщиков Ju-87 для уничтожения танка. Однако нам было отказано, поскольку самолеты требовались буквально повсюду. Но даже если бы они нашлись, вряд ли пикировщики сумели бы уничтожить танк прямым попаданием. Мы были уверены, что осколки близких разрывов не испугают экипаж стального гиганта.

Но теперь этот проклятый танк требовалось уничтожить любой ценой. Боевая мощь гарнизона нашего плацдарма будет серьезно подорвана, если не удастся разблокировать дорогу. Дивизия не сумеет выполнить поставленную перед ней задачу. Поэтому я решил использовать последнее оставшееся {76} у нас средство, хотя этот план мог привести к большим потерям в людях, танках и технике, но при этом не обещал гарантированного успеха. Однако мои намерения должны были ввести противника в заблуждение и помочь свести наши потери к минимуму. Мы намеревались отвлечь внимание КВ-1 ложной атакой танков майора Шенка и подвезти поближе 88-мм орудия, чтобы уничтожить ужасного монстра. Местность вокруг русского танка способствовала этому. Там имелась возможность скрытно подкрасться к танку и устроить наблюдательные посты в лесистом районе восточнее дороги. Так как лес был довольно редким, наши верткие PzKw-35t могли свободно двигаться во всех направлениях.

Вскоре прибыл 65-й танковый батальон и начал обстреливать русский танк с трех сторон. Экипаж КВ-1 начал заметно нервничать. Башня вертелась из стороны в сторону, пытаясь поймать на прицел нахальные германские танки. Русские стреляли по целям, мелькающим среди деревьев, но все время опаздывали. Германский танк появлялся, но буквально в то же мгновение исчезал. Экипаж танка КВ-1 был уверен в прочности своей брони, которая напоминала слоновью шкуру и отражала все снаряды, однако русские хотели уничтожить досаждающих им противников, в то же время продолжая блокировать дорогу.

К счастью для нас, русских охватил азарт, и они перестали следить за своим тылом, откуда к ним приближалось несчастье. Зенитное орудие заняло позицию рядом с тем местом, где накануне уже было уничтожено одно такое же. Его грозный ствол нацелился на танк, и прогремел первый выстрел. Раненный КВ-1 попытался развернуть башню назад, но зенитчики за это время успели сделать еще 2 выстрела. Башня перестала вращаться, однако танк не загорелся, хотя мы этого ожидали. Хотя противник больше не реагировал на наш огонь, после двух дней неудач мы не могли поверить в успех. Были сделаны еще 4 выстрела бронебойными снарядами из 88-мм зенитного орудия, которые вспороли шкуру чудовища. Его орудие беспомощно задралось {77} вверх, но танк продолжал стоять на дороге, которая больше не была блокирована.

Свидетели этой смертельной дуэли захотели подойти поближе, чтобы проверить результаты своей стрельбы. К своему величайшему изумлению, они обнаружили, что только 2 снаряда пробили броню, тогда как 5 остальных 88-мм снарядов лишь сделали глубокие выбоины на ней. Мы также нашли 8 синих кругов, отмечающих места попадания 50-мм снарядов. Результатом вылазки саперов были серьезное повреждение гусеницы и неглубокая выщербина на стволе орудия. Зато мы не нашли никаких следов попаданий снарядов 37-мм пушек и танков PzKw-35t. Движимые любопытством, наши «давиды» вскарабкались на поверженного «голиафа» в напрасной попытке открыть башенный люк. Несмотря на все усилия, его крышка не поддавалась.

Внезапно ствол орудия начал двигаться, и наши солдаты в ужасе бросились прочь. Только один из саперов сохранил самообладание и быстро сунул ручную фанату в пробоину, сделанную снарядом в нижней части башни. Прогремел глухой взрыв, и крышка люка отлетела в сторону. Внутри танка лежали тела отважного экипажа, которые до этого получили лишь ранения. Глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания, но это была лишь одна маленькая драма великой войны.

После того как единственный тяжелый танк в течение 2 дней блокировал дорогу, она начала-таки действовать. Наши грузовики доставили на плацдарм снабжение, необходимое для последующего наступления. Войска получили свободу передвижения и смогли участвовать в концентрической атаке XLI танкового корпуса против советского 3-го механизированного корпуса. До тех пор, пока наши коммуникации оставались перерезанными, было бы ошибкой пытаться вмешаться в бой, который вел полковник фон Зекендорф, с нашими незначительными силами. На это можно было решиться, только если сложится отчаянная ситуация. Мы не могли пойти на риск израсходовать все боеприпасы, {78} так как могли оказаться абсолютно беспомощными в случае контратаки русских.

Однако штаб дивизии сумел сохранить спокойствие, а боевая группа «фон Зекендорф» удержалась в критический момент, и эти усилия были вознаграждены. 1-я танковая дивизия из Лидавеная на левом фланге и 269-я пехотная на правом фланге этим утром начали наступление по сходящимся направлениям. События развивались настолько удачно, что не понадобились ни 290-я пехотная, ни 36-я моторизованная дивизии. Противник быстро оказался в котле. В результате, когда надоедливый танк был все-таки уничтожен, боевая группа «Раус», усиленная частями 1-й танковой дивизии, вырвалась с плацдарма и ринулась на юг вдоль берега реки Дубисса, отрезав путь отхода советской 2-й танковой дивизии. Только в секторе 6-й танковой дивизии были найдены 125 русских танков, выведенных из строя, в том числе 12 или 14 КВ-1. Лишь поспешное отступление с большими потерями в технике спасло 3-й механизированный корпус от уничтожения.

К началу вечера все сюрпризы, которые припасла судьба на эту двухдневную битву, закончились. Немцы одержали решительную победу. Ночью дивизия перегруппировалась, и передовые подразделения приготовились на рассвете 26 июня возобновить наступление.

К РУССКОЙ ГРАНИЦЕ

Преследование через Прибалтику

После разгрома русских танковых резервов возле Расейная танковые части XLI танкового корпуса (в который входила 6-я танковая дивизия) 26 июня начали наступление через Литву, Латвию и Эстонию в направлении на Ленинград. Советы пожертвовали своими танками, чтобы обеспечить отступление основной массы своих армий от границы к реке Двина. Поэтому наше наступление сдерживалось только сложной местностью, жарой и колоссальными облаками пыли. Войскам, которые пересекали лесистые районы, приходилось на ощупь отыскивать дороги, по которым казавшиеся бесконечными моторизованные колонны могли следовать с более или менее приемлемой скоростью. В течение дня наши авангарды вышли к Невезису возле Рагувы, а основные силы дивизии вошли в Рамигалу через Кроки—Сурвилкис. Наш прыжок 27 июня оказался не таким длинным, чтобы дать возможность подтянуться главным силам дивизии. Кроме того, наши ремонтные и тыловые службы задержались в районе боя под Расейнаем. Передовые подразделения вышли на реку Свентодзи в Сведайсай и Тералдзиай, в то время как основные силы дивизии {80} достигли района Вейнсинтоса. Генерал Ландграф перевел штаб дивизии в Сведайсай.

Судя по всему, противник панически бежал. Обычно, когда русские терпели поражение на широком фронте, они восстанавливали свои линии, только отступив на значительное расстояние. Они передвигались очень быстро, даже если отступали большими силами. В такой период особенно важно было наладить энергичное преследование, чтобы не дать им возможности организовать сопротивление. Немцы в аналогичной ситуации вели сдерживающие бои, передвигаясь с одной позиции на другую, но русским такая тактика, похоже, была неизвестна, ведь это требовало большой мобильности войск и умелого командования. Русские всегда искали простейшие и по возможности окончательные решения. Когда они решали отступать, они делали это одним рывком, а потом немедленно переходили к активной обороне. Когда наши танковые дивизии прорывали фронт и начинали преследование вдоль дорог, русские очень умело исчезали на пересеченной местности. Отступив, они отрывались от нас и снова быстро собирались вместе. Поэтому русских можно назвать мастерами отступлений. Крупные части быстро проделывали длинные марши по местности, лишенной не только дорог, но и тропинок. Например, к югу от Ленинграда 6-я танковая дивизия захватила нескольких пленных из тех же полков 125-й стрелковой дивизии, с которой мы впервые столкнулись, когда пересекали границу в Тауроге. Русские сумели отступить на 500 миль!

Крупномасштабное сопротивление русских продолжалось, хотя и стало неорганизованным. Мы убедились, что даже во время наступления необходимо принимать самые строгие меры безопасности. Рассеявшиеся части Красной Армии постоянно собирались вместе, и наши боевые группы на ночь были вынуждены занимать круговую оборону, превращаясь в «ежей», чтобы защититься от внезапной атаки. Для командных пунктов выбирались несколько домов или сараев на открытой местности. Укрытые ветками, наши танки располагались по окружности вокруг этих зданий, {81} чтобы держать под обстрелом соседние опушки. Непосредственно перед танками располагалась пехота в окопах и щелях, чтобы танки могли стрелять поверх внешнего кольца обороны. Внешнее кольцо охранения состояло из патрулей и аванпостов. Русские очень быстро убедились в прочности такой обороны и прекратили ночные атаки, которые они сначала применяли. Они вели беспокоящий огонь по опорным пунктам из танковых орудий и пулеметов, иногда выпускали несколько снарядов из полевых пушек.

Сначала планировалось, что 4-я Танковая Группа выйдет к реке Двина 28 июня. Однако пока оставалось непонятным, должна ли 6-я танковая дивизия двигаться на плацдарм LVI танкового корпуса в Даугавпилсе или выйти к Двине между Даугавпилсом и Екабпилсом, что было задачей 1-й танковой дивизии. Это зависело от того, сумеет ли 1 -я танковая дивизия захватить мост через Двину в Екаб-пилсе в неповрежденном состоянии, что удалось 8-й танковой дивизии в Даугавпилсе. Это было крайне важно, потому что запасы строительных материалов XLI танкового корпуса позволяли возвести только один мост.

Такая неопределенная ситуация, а также характер дорожной сети, ведущей к Двине, вынудили 6-ю танковую дивизию наступать непривычно широким фронтом, хотя генерал Ландграф совсем к этому не стремился. Предполагалось, что на правом фланге боевая группа «фон Зекендорф» выйдет к переправе или понтонному мосту русских, который, как предполагалось, находится северо-восточнее Илуксте, недалеко отДаугавпилса. На левом фланге боевая группа «Раус» имела задачу выйти к реке в Ливани. В результате авангарды дивизии оказались на расстоянии 45 километров один от другого. Этот разрыв прикрывали только патрули 57-го танкового разведывательного батальона майора Линнбруна. Генерал Ландграф пошел на этот риск, потому что не хотел загонять дивизию на пятачок плацдарма в Даугавпилсе. Поэтому он повернул свои главные силы к Ливани. Из-за постоянных стычек со слабыми русскими отрядами (вероятно, отставшими от своих частей) в районе {82} Обелиай — Субат и неизбежных остановок маршевых колонн только разведывательные отряды вышли к Двине в назначенные приказом сроки. Они сообщили, что русских войск на нашем берегу реки нет, но на противоположном обнаружены оборонительные позиции.

Таким образом, на седьмой день наступления мы вышли к реке Двина, которая являлась первой крупной целью наступления. Исключая танковый бой в Расейнае, в ходе которого дивизия проявила исключительные отвагу и упорство, серьезных столкновений мы не имели. Следует отметить большое количество трофеев и маленькое количество пленных. По сравнению с потерями Красной Армии собственные потери дивизии были относительно небольшими. Потери в танках и машинах от вражеского огня также были ничтожными. В действительности они оказались заметно меньше потерь от поломок и неисправностей. Но и эти потери находились в допустимых пределах.

Встречая только слабое сопротивление противника, боевая группа «Раус» создала в Ливани плацдарм за Двиной глубиной около 10 километров на юг от Дубны. Мост через Дубну в Ливани был уничтожен, а наши скудные запасы стройматериалов требовались в других местах. Эти обстоятельства заставили генерала Ландграфа рассмотреть вопрос о захвате второго плацдарма на север от Дубны. Поэтому он приказал боевой группе «фон Зекендорф» ограничиться уничтожением последних очагов сопротивления русских к западу от Ливани. Полковник фон Зекендорф быстро захватил господствующую высоту 104 к востоку от города.

К вечеру этого дня выяснилось, что XLI танковый корпус не сумеет обеспечить дополнительные строительные материалы, которые требовала наша дивизия. Поэтому генерал Рейнхардт приказал генералу Ландграфу те части 6-й танковой дивизии, которые не удастся переправить через Двину в Ливани, вечером 30 июня отправить вслед за 1-й танковой дивизией к понтонному мосту в Екабпилсе, который строили наши саперы. Этот маневр приводил к значительной {83} потере времени. Поэтому генерал Ландграф и майор Иоахим фон Кильманзег решили попытаться соорудить мост из подручных материалов, чтобы все-таки переправить главные силы дивизии через быструю реку, которая имела ширину около 150 метров.

Строительством переправы занялся 57-й танковый саперный батальон подполковника Эриха Ленерта. Ее конструкцию можно назвать уникальной, потому что мост был сооружен из 4 принципиально различных частей. Он состоял из одной понтонной эстакады, понтонного моста с решетчатым настилом, куска разрушенного моста и наплавного мостика из захваченных барж. Строительству мешали налеты русских бомбардировщиков, которые замедляли работу, но не сумели помешать ей, хотя для отражения налетов имелись только 20-мм зенитные автоматы. К вечеру 30 июня вся дивизия пересекла реку, исключая наши PzKw-III и PzKw-IV и батальон 150-мм орудий. Мост был слишком хлипким и просто не выдержал бы их. Саперы подполковника Ленерта проделали поистине замечательную работу.

Плацдарм в Ливани продолжал постоянно расширяться в направлении Рудзети и к югу от города, поэтому вся дивизия смогла сосредоточиться на северном берегу Двины, чтобы подготовиться к последующему удару уже к латвийско-русской границе. Слабые подразделения противника, находившиеся северо-восточнее Илуксте, отступили. Решение генерала Ландграфа переправить главные силы дивизии через Двину в Ливани оказалось совершенно правильным.

Как уже отмечалось ранее, именно во время форсирования Двины снова появились русские ВВС. Большие группы бомбардировщиков в сопровождении истребителей громко заявили о себе. Умело маневрируя, они наносили внезапные удары по мостам и переправам. Подходя с флангов и с тыла, они беспокоили наши войска, переправляющиеся через реку, и нанесли нам некоторые потери. Но в целом XLI танковый корпус переправился через Двину, не останавливаясь и даже не задерживаясь. {84}

Хотя в этот период Красная Армия стремительно откатывалась к Ленинграду, русские сумели увести с собой большое количество скота, вывезти много оборудования и припасов. При отступлении они без колебаний сжигали дотла города и села, если считали, что это будет им выгодно. Так исполнялась провозглашенная Иосифом Сталиным «политика выжженной земли». Все, что оставалось нашим войскам, — это пепел и руины. По этой причине довольно часто возникали проблемы с расквартированием крупных штабов, что мешало их нормальной работе. К тому же русские без колебаний расстреливали «нежелательные элементы» и уводили с собой десятки тысяч жителей.

В первый период войны русские, судя по всему, пытались подорвать моральный дух германских солдат, совершая против них многочисленные акты жестокости. Такое мнение создавалось многочисленными преступлениями, совершенными на всех участках фронта. Например, 25 июня 1941 года две батареи 267-й пехотной дивизии возле Мельников (Группа армий «Центр») во время ночного прорыва, были захвачены русскими врасплох и вырезаны до последнего человека. На отдельных трупах насчитывалось до 17 штыковых ран, у многих были выколоты глаза. Несколько недель спустя, преследуя в лесу вражеские силы, батальон 465-го пехотного полка был обстрелян со всех сторон русскими снайперами и потерял 75 человек убитыми и 25 пропавшими без вести. Когда в результате новой атаки этот район был захвачен нами, все пропавшие оказались мертвыми, им перерезали горло.

Утром 1 июля некоторые подразделения 6-й танковой дивизии двинулись дальше, потому что разведка так и не обнаружила русских на намеченном маршруте дивизии. Сломив слабое сопротивление, наш открытый правый фланг вышел к Вараклянам. По моему мнению, генерал Ландграф принял это решение самостоятельно, чтобы использовать благоприятную тактическую ситуацию, хотя вполне вероятно, что высшие штабы утвердили это продвижение, предложенное генералом. 4-я Танковая Группа не собиралась {85} продолжать наступление до 2 июля, так как многие части еще форсировали реку. 8-я танковая дивизия (LVI танковый корпус) тащилась по шоссе Даугавпилс — Остров далеко позади, но 1-я танковая дивизия также выслала вперед сильные авангарды.

2 и 3 июля наше продвижение было вялым по причине постоянной угрозы правому флангу и отвратительных дорог, особенно к северо-востоку от озера Лубанас. 8-я танковая дивизия продолжала медленно ползти по шоссе в направлении Острова, так как ей приходилось сражаться с остатками русских войск. В результате она оказалась в 50 километрах позади авангардов 6-й танковой дивизии. Это означало, что нам самим придется обеспечивать свой фланг со стороны этого шоссе, чтобы обезопасить наши линии снабжения, а также коммуникации 1-й танковой дивизии, наступавшей севернее озера Лубанас. К вечеру 2 июля 6-я танковая дивизия вышла на линию Зоблева — Биржи, так и не встретив организованного сопротивления, хотя мы постоянно сталкивались с мелкими подразделениями Красной Армии. Они, в свою очередь, наносили удары по нашим фланговым частям. Было ясно, что русское командование пытается сохранить это шоссе для себя.

Приказ генералу Ландграфу на 3 июля требовал, чтобы 6-я танковая дивизия вышла на шоссе в Гаури, обойдя район Карсавы, который еще удерживали значительные силы русских. Командование 4-й Танковой Группы ожидало, что после этого дивизия начнет наступать вдоль шоссе, чтобы помочь 8-й танковой дивизии, которая постоянно отставала. Одновременно наша дивизия должна была поддерживать контакт с 1-й танковой дивизией, наступавшей на Остров при незначительном сопротивлении со стороны русских. Генерал Ландграф предпочел бы наступать прямо через Карсаву, несмотря на русские войска в этом секторе, но все-таки был вынужден отправить боевые группы «Раус» и «фон Зекендорф» искать путь через болота у Тизлы, которые оказались почти непроходимыми после прошедших дождей. Если раньше мы стремительно рвались вперед, то {86} теперь авангарды едва ползли по болотам. Но даже в таких условиях к вечеру наши передовые части вышли на шоссе в Гаури, где мы выставили заслон со стороны Карсавы и возобновили движение на Аугспилс. К несчастью, это неудачное решение привело к тому, что части дивизии оказались разбросанными по огромной территории.

Последствия этого рассредоточения мы ощутили уже 4 июля. Наши передовые подразделения, которые все еще не обеспечили свой тыл, приближались к русской границе, преодолевая все более упорное сопротивление. Они маневрировали, чтобы захватить районы для сосредоточения сил, пока не подтянутся остальные части дивизии. Одна из наших маршевых колонн была внезапно атакована русскими при поддержке танков чуть восточнее Балтинавы. Обойдя занятый немцами Гаури, эти русские силы нанесли внезапный удар с юга на север. (Похоже, это были те же самые войска, которые пытались прорваться на север, уходя от 8-й танковой дивизии, чтобы не оказаться загнанными в болота к востоку от Гаури.) Передовые подразделения противника, используя внезапность, сумели пересечь дорогу Балтинава — Гаури. В результате в опасности оказалась вся 6-я танковая дивизия, так как она была разрезана пополам. Ее основные боевые части были связаны на фронте, а главные силы и тыловые службы могли попасть под новые атаки при следовании по шоссе.

Сначала было просто невозможно отвести какие-то боевые подразделения назад в Балтинаву, чтобы отразить эту угрозу. Но дивизия кое-как сумела освободить дорогу, проведя контратаку от Балтинавы силами 6-го мотоциклетного батальона, который только что прибыл. Основные силы русских, которые еще не прорвались на север, частично отошли обратно на юг. Однако некоторые подразделения закрепились на опушке к югу от шоссе и постоянно обстреливали его из танковых пушек. 6-й мотоциклетный батальон снова нанес удар, теперь уже в направлении прямо на юг. Поддерживая эту атаку, 57-й танковый саперный батальон впервые и с оглушительным успехом использовал {87} тяжелые реактивные минометы. Мы не только быстро захватили лес, но и обнаружили 20 неповрежденных советских танков. Их экипажи были, видимо, потрясены взрывами мин, потому что бросили свои танки и бежали. Справившись с кризисом, 6-я танковая дивизия возобновила наступление к латвийско-советской границе.

Прорыв «Линии Сталина»

Непосредственно позади русской границы находилась «Линия Сталина», о прочности укреплений которой мы не знали ничего. Этот оборонительный пояс глубиной до 3 километров состоял из бетонных дотов. Мы предполагали, что их качество может быть различным, так как 1-я танковая дивизия утром 4 июля уже вышла к дороге возле железнодорожной станции Бранчаниково, таким образом вклинившись в эту оборонительную позицию. Сектор 6-й танковой дивизии после Яунлатгале и Аугспилса был захвачен. После тщательной разведки мы нашли большое количество дотов по обе стороны дороги. Эти доты были заняты советскими солдатами, в частности — на высотах к юго-востоку от противоположного берега реки Лиа. Генерал Ландграф решил тщательно подготовить прорыв и нанести удар 5 июля, а не пытаться наступать сегодня прямо с марша. Главной причиной такого решения была необходимость сосредоточить войска, так как за время стремительных переходов в последние 2 дня и боев в районе Балтинавы дивизия сильно растянулась. Кроме того, уже начало темнеть, и мы опасались, что русские будут упорно сопротивляться. Учитывая это, генерал Ландграф решил, что попытка атаковать линию дотов с ходу не принесет успеха. Кроме того, он был вынужден учитывать, что линия дотов тянулась далеко на юг, и обойти ее не было никакой возможности. Перегруппировка сил заняла весь остаток дня и большую часть ночи 4/5 июля. К счастью, захват Карсавы и подход частей 8-й танковой дивизии избавили нас от забот о флангах и {88} тыле. Это сосредоточение сил было проведено несмотря на возражения генерала Рейнхардта, который требовал наступать дальше, развивая неожиданный успех 1-й танковой дивизии. К этому времени ее авангарды уже достигли южной окраины Острова и захватили 2 моста через реку Великая.

Готовить этот удар было ничуть не проще, чем нанести его. Наступать предстояло по узкой полоске земли между реками Лиа и Удража. Русские сопротивлялись очень упорно и защищали каждую позицию до конца. Первое наступление захлебнулось на линии дотов, после чего каждый из них пришлось штурмовать отдельно. Завязался ближний бой, в котором мы использовали тактику штурмовых частей при поддержке саперов и противотанковой артиллерии. Прорвать оборону удалось только к вечеру 6 июля, после того, как в ходе непрерывного 15-часового боя были захвачены около 20 дотов. Это были самые ожесточенные бои с начала русской кампании, и еще ни разу за целый день дивизия не продвигалась на столь малое расстояние. Именно здесь 6-я танковая дивизия приобрела первый опыт борьбы с русскими укреплениями, который в самом ближайшем будущем принес много пользы. После этого при наступлении на Ленинград командование XLI танкового корпуса раз за разом бросало 6-ю танковую дивизию на все более сильные русские позиции. И по нашему мнению, это не было простым совпадением.

Прорыв «Линии Сталина» всего за один день имел очень большое тактическое значение. Таким образом, удалось значительно облегчить положение 1-й танковой дивизии, которая на плацдарме у Острова была атакована значительно превосходящими советскими силами. Как только мы вступили на русскую территорию, немногие ограниченно проходимые дороги остались позади, и местность изменилась в значительно худшую сторону. Например, во время выдвижения к Острову мы выяснили, что пехоту лучше везти на танках, так как это облегчало преследование разбитого противника. Обе боевые группы сформировали специальные {89} танковые авангарды из полусотни танков с пехотой на броне и неотступно преследовали русских. Мы рвались вперед, встречая незначительное сопротивление, и уже утром 6 июля вышли к городу Остров. Следует отметить, что подобная тактика работала, только если противник был разбит и подавлен. Тогда одно появление германских танков вызывало панику в рядах русских. Но если русские успевали надежно окопаться, подобная эскапада могла обойтись слишком дорого. В последующие годы эта тактика не использовалась из-за больших потерь от противотанковых орудий и авиации. Кроме того, появление большого количества бронетранспортеров сделало ее просто ненужной.

Основной задачей нашей дивизии на 6 июня было выдвинуться на восточную часть плацдарма в Острове, который следовало расширить так, чтобы 3-я моторизованная дивизия могла использовать шоссе Остров — Новорин. Эта дивизия из состава LVI танкового корпуса должна была переправиться по мосту в Острове, чтобы обойти совершенно непроходимые болота вокруг железной дороги из Резекне на Пустошку. Помня об этом, мы перешли в решительное наступление, ломая сопротивление русских по сторонам дороги Остров — Порхов, и сумели продвинуться на 10 километров. Постоянные налеты русских бомбардировщиков на мосты успеха не имели, но серьезно осложнили передвижения войск.

7 июля наступление возобновилось, и мы продвинулись еще на 10–15 километров на северо-восток, прежде чем были вынуждены остановиться. Прекращение наступления было вызвано отчасти утомлением войск после 2 дней тяжелых боев и форсированных маршей. Более того, русские постоянно проводили ожесточенные контратаки. Мы успешно отражали их, хотя это тоже стоило времени и сил. Боевая группа «Раус», находившаяся на левом фланге дивизии, сумела возобновить наступление вечером. Операции между Островом и рекой Луга были характерны практически непрерывными боями (даже по ночам). Противник сражался ожесточенно, изо всех сил стараясь задержать нас. {90} Кроме того, местность становилась все тяжелее, здесь мы столкнулись с глубокой грязью и болотами. Кроме того, сказывалось и то, что высшие штабы неоднократно меняли направление наступления. Полученный нами приказ на 8 июля требовал лишь незначительного продвижения в направлении Порхова, чтобы в дальнейшем наступать на север. Вероятно генерал Рейнхардт принял такое решение, чтобы передвинуть 6-ю танковую дивизию ближе к 1-й танковой, а также потому, что LVI танковый корпус перемещался в район Порхова.

Выполнение этого приказа требовало синхронных действий всей дивизии. Справа боевая группа «Раус» встретила только слабое сопротивление, когда наш авангард подошел к Славковицам. Левый фланг должна была обеспечивать 269-я пехотная дивизия, однако она не прибыла вовремя, поэтому мы были вынуждены перейти к обороне, чтобы отразить сильные контратаки русских танков. Несмотря на это давление, мы удержали всю занятую территорию. Тем временем боевая группа «фон Зекендорф» с боем продвигалась на север и сумела захватить плацдарм на реке Черек-ла, к северу от города Осиповен. Ночью 8/9 июля боевая группа «Раус» была переброшена на этот плацдарм.

После того как 6-я танковая дивизия пересекла железную дорогу, связывающую Псков и Порхов, она снова повернула на восток. Во главе наступления снова шли наши две боевые группы. Боевая группа «Раус», наступавшая севернее, быстро добилась успеха и заняла Загоску, повернув на восток через Лопатово. Находившаяся южнее боевая группа «фон Зекендорф» прошла высоту 148 и лишь после этого встретила сопротивление русских. К вечеру темп наступления дивизии замедлился, так как она столкнулась с большими силами пехоты, поддержанной танками. Русские решили удержать дорожный треугольник в Ямкино. Генерал Ландграф решил, что эту атаку тоже следует подготовить более тщательно.

Короче говоря, 10 июля 6-я танковая дивизия впервые после перехода границы потерпела тактическую неудачу. {91} Атака против дорожного треугольника Ямкино не привела к успеху. Противник умело и упорно сопротивлялся, укрываясь в лесах, и наносил контрудары при поддержке танков. Однако главной причиной приостановки наступления стало появление тяжелых русских танков, которые мы встретили впервые после Расейная. Эти танки стали появляться все чаще, так как завод, выпускавший их, находился под Ленинградом. Возле Ямкино русские очень умело использовали КВ-1 в качестве «самоходных дотов». Каждый 52-тонный танк сопровождали 2–3 легких танка и взвод пехоты, главной задачей которых было обеспечение безопасности тяжелого танка. Поэтому наши штурмовые отряды просто не могли подобраться к КВ и были вынуждены сражаться на большом расстоянии.

В Ямкино 6-я танковая дивизия не имела 88-мм зениток, так как штаб XLI корпуса накануне забрал приданные нам батареи, несмотря на протесты генерала Ландграфа. Поэтому нам пришлось начать эксперименты прямо под огнем противника, чтобы найти хоть какой-то способ уничтожать это «52-тонные доты». 76-й танковый артиллерийский полк использовал 100-мм орудия на прямой наводке, хотя передвигать их было очень тяжело. Наши саперы безуспешно попытались повторить свой успех под Бал-тинавой, используя тяжелые реактивные минометы. 41-й батальон истребителей танков майора Рёмхильда даже обстрелял КВ-1 из 50-мм пушек. (После Расейная мы решили, что при самых благоприятных условиях эти пушки с близкого расстояния все-таки могут пробить броню 52-тонного танка. Пробоина получалась диаметром с карандаш.) С помощью этих мер нам удалось заставить тяжелые танки несколько раз сменить позицию, но подбить ни один из них мы не сумели.

Решение генерала Ландграфа приостановить наступление и попытаться обойти Ямкино не повлияло на результат операции. Более того, оно в некоторых отношениях оказалось удачным, так как разведка ночью и утром 11 июля обнаружила, что давление 6-й танковой дивизии и наступление {92} LVI танкового корпуса на Порхов вынудило русских отойти из Ямкино на Боровичи. Боевая группа «Раус», все еще шедшая во главе 6-й танковой дивизии, повернула из Острова на северо-восток на Порхов и Дно.

После того как мы вступили на территорию самой России, боевая группа «Раус» имела следующий состав:

6-я рота 114-го моторизованного полка (бронетранспортеры)

Противотанковая рота 41-го батальона истребителей танков

Однако мы не смогли развить наш успех, потому что генералы Эрих Гёппнер и Рейнхардт внезапно отдали новые приказы.

У ВОРОТ ЛЕНИНГРАДА

Сражение с природой

11 июля 6-я танковая дивизия получила приказ генерала Рейнхардта прекратить наступление на восток через Порхов и Дно и помочь 1-й танковой дивизии. Та двигалась по шоссе Ленинград — Псков через Лугу и столкнулась с сильным сопротивлением русских возле Новоселья. Этот приказ стал неприятной неожиданностью для боевой группы «Раус». Ей предстояло прекратить наступление в прежнем направлении и повернуть на 90 градусов под прямым углом к направлению движения 4-й Танковой Группы. Теперь нам придется двигаться по песчаным и болотистым дорогам, которые с незапамятных времен не использовал ни один автомобиль. Но едва боевая группа «Раус», шедшая в голове дивизии, повернула на новое направление, как дорога, которая вела к Новоселью (если верить карте), тут же закончилась.

Обитатели жалких избенок, которые были разбросаны там и тут, искренне удивлялись, когда мы просили их провести нас вокруг болота или указать дорогу к деревне, отмеченной на наших устаревших картах где-то на линии наступления. Эти люди не знали названия, под которым была отмечена деревня на наших картах, потому что это

название изменилось десятки лет назад. Часто нам приходилось полагаться только на компас и здоровые инстинкты. С помощью проводников и саперов мы шли зигзагом от деревни к деревне по самой лучшей дороге, какую только могли отыскать. Но над первым же болотцем шириной около 10 метров мост рухнул под тяжестью одного из наших легких танков PzKw-35t, и мы застряли на 5 часов, пока саперы лейтенанта Гебхардта не соорудили новый мост.

Где только было возможно, мы избегали дорог, проложенных шедшими впереди частями, иначе машины увязли бы в песке. Колонне пришлось пересечь 12 заболоченных ручьев, и каждый раз мы останавливались, чтобы дождаться, пока саперы укрепят мосты. Впрочем, иногда приходилось просто сооружать новые. Пытаться обойти болотистые участки было напрасным занятием, потому что машины и танки быстро сдирали верхний слой грунта и начинали вязнуть так, что их приходилось вытаскивать другими танками. Очень часто буксировщик тоже начинал тонуть в песке рядом с машиной, которую пытался вытащить. Иногда связанные вместе машины погружались так глубоко, что приходилось использовать самое мощное, что у нас имелось, — 20-тонные полугусеничные тягачи. Перебросить эти огромные машины туда, где они требовались, само по себе представляло сложную проблему. Указанные на карте дороги были настолько узкими, что две машины просто не могли на них разойтись. Командиры метались, как на пожаре, потому что чрезвычайные ситуации возникали то здесь, то там, и добираться от одной пробки до другой приходилось пешком.

Чтобы не позволить боевой группе развалиться, я приказал делать остановки через определенные промежутки времени, если это позволяла местность. Одна из таких остановок была сделана в 16 километрах южнее Новоселья, чтобы позволить войскам привести себя в порядок и отдохнуть перед намеченной атакой. Первые машины подошли к месту стоянки в 20.00. В течение прошедшего дня единственным нашим врагом были болота. Последний {96} грузовик появился только в 04.00 на следующее утро. Скорость продвижения не превышала 1,5 км/час. Люди и моторы страдали от нехватки воды, солдаты были измучены палящим летним солнцем. По радио я известил штаб дивизии о сложившихся условиях, и боевая группа «фон Зекен-дорф» была направлена по другому маршруту. Затянувшееся на целый день барахтанье в болоте было вызвано отсутствием точных карт и нехваткой инженерной техники. В результате мы не смогли атаковать Новоселье 11 июля, как намечалось.

На следующее утро наши головные подразделения атаковали фланг русских сил, охранявших шоссе. О том, что русские занимают южный берег мелкой болотистой речушки, мы узнали еще накануне. После короткого и жаркого боя, в котором участвовали и танки, мы опрокинули фланговое охранение в реку. В этом бою впервые на русском фронте появились американские танки-амфибии. 6 из них были уничтожены огнем наших танков и противотанковых пушек, стрелявших с близкого расстояния из леса: 3 были уничтожены на суше, а еще 3 — при попытке пересечь реку. Первые немецкие солдаты, переправившиеся на северный берег речки, захватили 2 амфибии в совершенно исправном состоянии.

Заболоченная речка глубиной около 2 метров представляла собой серьезное препятствие, поэтому саперам пришлось строить мост для переправы главных сил боевой группы. К 10.00 вся колонна завершила переправу, а потом, уничтожив еще несколько русских танков, отбросила противника на юг от Новоселья. Во второй половине дня мы предприняли общую атаку русского фланга, в то время как остальные силы ( в том числе танковый батальон) атаковали русских с тыла. После упорного боя наши силы смяли фланг русских, а танки разгромили тылы, и после этого оборона русских рухнула. Мы стали приводить в порядок свои части, а 1-я танковая дивизия начала преследование.

Едва боевая группа «Раус» сумела собраться вместе, как мы получили приказ наступать на север и захватить мост {97} через реку Плюсса в Лядах, чтобы создать плацдарм на противоположном берегу. Этот приказ разбил вдребезги наши надежды хорошенько отоспаться ночью. Рано утром 13 июля, отдохнув не более 3 часов, мы двинулись дальше. Как раньше, наш маршрут пролегал по заболоченной местности, и потому мы продвигались очень медленно. Раз за разом машины и даже целые куски колонны вязли в грязи или на песчаных участках, перемежавших болота. Моторы перегревались от непосильного напряжения. Нам приходилось часто останавливаться, чтобы долить воды в радиаторы. На особенно крутых откосах мы вытягивали грузовики танками или тягачами.

После этих исключительно трудных и утомительных маршей и боев наш авангард сумел внезапной атакой захватить мост через реку Плюсса и создал плацдарм в Лядах. Эту внезапную атаку провел лейтенант, командовавший передовым взводом, причем без всяких приказов. После того как он и его солдаты в ожесточенном бою в нескольких километрах южнее Плюссы разогнали русских саперов, он прыгнул в свой командный вездеход и отдал солдатам предельно простой приказ: «Следуй за мной!» Стремительно двигаясь по песчаной дороге и продираясь сквозь кустарник, он устремился к мосту, чтобы попасть туда раньше отступающих русских. Взвод последовал за командиром, стараясь не обращать внимания на возобновившуюся стрельбу противника. Обогнав саперов, они застигли врасплох охрану моста, которая была уничтожена раньше, чем сообразила, что происходит. В результате решительных действий мост длиной 150 и высотой 10 метров попал в наши руки без боя. Мы создали плацдарм, после того как подавили последние очаги сопротивления Советов в Лядах. Цель была достигнута, хотя для этого пришлось за 9 часов проделать 59 километров, что составляло примерно по 6,5 километров в час.

Наши солдаты едва успели перекусить и закончить осмотр техники, как был получен новый приказ. Увы, и теперь они не получили вполне заслуженного отдыха. Генерал Рейнхардт {98} лично обратился к нам, приказав немедленно выступать, чтобы захватить два больших деревянных моста через реку Луга в Поречье, так называемых «Воротах Ленинграда». Части 1-й танковой дивизии должны были наступать параллельным маршрутом в направлении на Сабек. Как только генерал отдал приказ, я сразу понял всю важность нашей задачи. До этого момента ни одна немецкая часть не пересекла реку Луга, которая была прикрыта оборонительными сооружениями и обширными болотами. 18-я Армия застряла на севере у Нарвы, а остальные части 4-й Танковой Группы стояли на фронте у города Луга и далее на юг.

До получения приказа генерала Рейнхардта мы почти ничего не знали о действиях соседних частей, входивших в Группу армий «Север». Кое-какую информацию о частях 4-й Танковой Группы мы имели. 4 дивизии XLI танкового корпуса развернулись на фронте шириной более 130 километров. LVI танковый корпус вел тяжелые бои в районе городов Уторгош и Сольцы в 60 километрах к юго-востоку от 6-й танковой дивизии. Поступали сообщения, что сопротивление на фронте усиливается. Это означало, что Красная Армия наконец-то сумела создать единую и относительно прочную линию фронта по всему району наступления нашей группы армий. Это было связано с тем, что мы после Острова замедлили темп продвижения. Несмотря на значительные успехи и глубокие прорывы 4-й Танковой Группы, 16-я и 18-я армии продвигались очень медленно.

Генерал Ландграф находился под впечатлением, что вышестоящие штабы (4-й Танковой Группы и Группы армий «Север») не слишком ему доверяют и пытаются скрыть истинные цели маневра. Он полагал, что действительной целью поворота на север 2 танковых дивизий было обойти очаг ожесточенного сопротивления русских на шоссе, ведущем к Луге. Учитывая, что по мере приближения к Ленинграду сопротивление русских будет неуклонно нарастать, а также тот факт, что обширные болота к югу от реки Луга почти непроходимы для механизированных частей, {99} генерал Ландграф сомневался, что новый бросок оправдает затраченные усилия.

Следующие несколько дней царила довольно нервная обстановка. Мы все ожидали, что противник решит бросить все силы против наших авангардов и флангов. Это должно было произойти совершенно неизбежно, как только русское командование осознает, что наступление 1-й и 6-й танковых дивизий создает угрозу не только Ленинграду, но и войскам, пока еще находящимся в Эстонии. Генерал Ландграф понимал, что 6-я танковая дивизия окажется в опасном положении, если ее части в момент ожидаемой атаки все еще будут находиться среди болот. Более того, главные силы дивизии находились далеко позади боевой группы «Раус», обходя район озера Радиловское, и при этом маршруты движений обеих дивизий пересекались, что создавало дополнительную путаницу.

Моей непосредственной заботой стала организация наступления на Поречье. Я без задержки разослал посыльных на мотоциклах по всем подразделениям, чтобы вызвать командиров. Я вручил им приказы с необходимой информацией о пунктах сбора, маршрутах и порядке марша. Некоторые из командиров сделали пометки, касающиеся мелких деталей, и задали уточняющие вопросы, другие стали обсуждать проблемы оказания взаимной помощи — как вызвать приданных саперов, танки, грузовики, артиллерию и другое тяжелое оружие, которое входило в состав группы. Мы также обсудили проблемы снабжения. Все эти инструкции, включая самую свежую информацию, были переданы устно.

Во время марша я оставался с головным батальоном, временами выезжая далеко вперед от головного взвода либо отправляясь к замыкающим подразделениям, с которыми мы поддерживали радиосвязь. Генерал Рейнхардт отдал короткий приказ: «Открыть ворота Ленинграда!» Он пробежал подобно электрической искре и зажег пламя в сердцах наших солдат. Вся усталость была немедленно забыта. Сумерки еще не наступили, когда только что заглушённые моторы снова заработали. {100}

Мы вошли в район песчаных дюн, которые поросли редкими соснами. Наши машины следовали аккуратно по колее, проложенной головной, и это позволило колонне пересечь район со средней скоростью 10 км/час, несмотря на все трудности. Взвод за взводом катили вперед слабо защищенной походной колонной. Мы двинулись в путь, рассчитывая добраться до цели за несколько часов, хотя предстояло пройти около 100 километров.

Как только мы вышли в болотистый район к югу и западу от озера Самро, дорога внезапно превратилась в трясину самого гнусного характера. Танки и орудия начали вязнуть, и даже самые лучшие машины и водители ничего не могли поделать. Движение сразу стало мучительно медленным, и к наступлению темноты те танки, которые пытались обойти особенно топкие места, увязли намертво. Первое болото удалось пересечь лишь через несколько часов ценой невероятных усилий всех офицеров и солдат, которым мешали тучи комаров. Нам пришлось использовать стволы деревьев, доски, ветки, чтобы вымостить хоть сколько-то проходимую тропку. Лишь провоевав целую ночь с грязью и песком, мы выбрались на относительно прочную дорогу.

Миновав болото, мы ненадолго остановились, но передышка оказалась короткой, так как впереди возник сожженный мост, остатки которого еще дымились. Наши разведчики быстро отыскали обходной путь через соседнюю деревню. Но когда головные подразделения подошли к деревне, вокруг загремели взрывы и вспыхнули пожары, которые быстро охватили всю деревню. В течение 2 часов проехать через нее было невозможно. Когда пламя погасло, боевая группа медленно двинулась мимо дымящихся развалин. Время близилось к полуночи, а нам еще предстояло преодолеть большое расстояние. Снова и снова я получал по радио приказы из корпуса и дивизии с требованиями двигаться быстрее, так как задача была исключительно важна. С огромным трудом наши машины ползли вперед в полумраке, и через пару километров колонна окончательно {101} рассыпалась. А затем начались настоящие несчастья. Появлялись одна мочажина за другой, под тяжестью танков рушились мостики, и машины падали в грязь. У нас не было ни времени, ни материалов, чтобы восстановить мосты. Наши саперы собирали доски и подкладывали их под рухнувшие конструкции, хотя это была только временная мера. Мы много раз строили такие импровизированные гати, прежде чем 8 часов спустя сумели выбраться на твердую дорогу возле Заручья.

На хорошей дороге мы могли развить скорость более 30 км/час, но вскоре последовала новая остановка. Пылал мост через глубокое озеро. На этот раз командир взвода 3-й роты 57-го танкового саперного батальона, приданного авангарду, без приказа на полной скорости бросился через горящий мост. Он успел погасить пламя на другой стороне реки там, где оно возникло. Саперы с помощью воды и песка так быстро потушили огонь, что мост серьезно не пострадал, поэтому он мог выдержать вес танков и тягачей. Потеря этого моста стала бы для нас серьезным ударом, потому что иной возможности пересечь глубокую реку не было, а окружающие болота не позволяли обойти его стороной. Если бы мы подольше застряли в этом пункте, вся операция могла завершиться неудачей. Благодаря инициативе молодого лейтенанта мы отвели эту опасность.

Внезапно раздался крик: «Вражеские самолеты!» Но самолеты нас не атаковали, и марш продолжался. Затем самолеты прилетели еще раз, помигали нам лампами и сбросили записку. «Опознайте себя, или мы вас обстреляем», — прочитал мой переводчик. Записка была написана открытым текстом. Я отдал приказ продолжать движение и не обращать внимания на разбрасываемые бумажки. Наконец самолеты улетели. Сомнения летчиков были вполне понятны. Боевая группа «Раус», механизированная колонна, двигалась через район обширных болот, глубоко на вражеской территории. Со всех сторон нас окружали большие силы русских. Наша принадлежность могла показаться летчикам сомнительной, но так как мы продолжали движение, не {102} обращая внимания на самолеты, они решили, что видят части Красной Армии.

Незадолго перед тем, как мы вышли к мосту у Вырицы¹, я приказал колонне остановиться в густом лесу, полностью скрывшись от глаз противника. Я сделал это для того, чтобы подтянулись отставшие тылы, а также чтобы подготовить приказ по захвату переправ через реку Луга и созданию плацдарма. Я отдал этот приказ устно, держа перед собой устаревшую карту в масштабе 1 : 300000.

Вопросов не последовало. В перегруппировке войск не было необходимости, поэтому уже через 10 минут колонна двинулась дальше, организованная, как и раньше. Наши предположения оказались правильными, русские нас до сих {103} пор не раскусили. Не следовало даже пытаться провести разведку района мостов, так как это поставило бы под сомнение успех операции, зависящий почти исключительно от фактора внезапности. Поэтому я решил изобразить что-то вроде марша мирного времени. Авангард, который возглавляла танковая рота, прибыл в Муравино. Проходя через лес и деревню, обнаруженную на подступах к мосту, наша колонна подошла к переправе через реку так и не обнаруженной. До самого последнего момента русская охрана моста ничего не подозревала. Так как у них не было ни противотанковых пушек, ни другого противотанкового оружия, русские в панике бросились к своим блиндажам. Саперы лейтенанта Гебхардта погнались за ними и без всякого боя захватили массу пленных. Тем временем наши танки перескочили через оба моста, после чего ненадолго задержались у блиндажей на северном берегу реки.

Через 30 минут, в соответствии с нашим первоначальным приказом, мы без боя захватили оба моста через реку Луга, а также перекресток дорог возле Ивановского. Охрана была захвачена врасплох и попала в наши руки. Боевая группа «Раус» после 3 дней и ночей непрерывной борьбы с силами природы прошла 200 километров. 14 июля в 10.00 наступила кульминация, мы захватили «Ворота Ленинграда», расположенные в 105 километрах от города.

Предыдущий запрос советских самолетов — «Опознайте себя» — получил ответ в самой недвусмысленной форме. 5 наших танков внезапно атаковали соседний русский аэродром в Ястребиной. И снова это была вспомогательная операция, предпринятая по инициативе младшего офицера. Этим офицером был лейтенант II батальона 11-го танкового полка, который захватил вражеского авиационного наблюдателя на колокольне в Ивановском. Этот человек не подозревал о том, что мы захватили мосты. Из допроса пленника лейтенант узнал об аэродроме в Ястребиной, который находился не более чем в 10 километрах и был занят крупной авиационной частью. Лейтенант размышлял не слишком долго и запросил разрешение нанести русским визит {104} силами 5 танков PzKw-35t своего взвода. Этот запрос был примечателен тем, что ни сам лейтенант, ни его солдаты так и не отдохнули после 3 суток непрерывного марша и буквально валились с ног от усталости. Но я понимал, что Советы вряд ли предложат нам еще одну такую благоприятную возможность, и поэтому ответил: «Разрешение дано. Только постарайтесь вернуться как можно скорее!»

Сам я должен был тем временем сообщить в штаб дивизии и корпуса о благополучном прибытии и создании плацдарма. К несчастью, заболоченные леса мешали нашим передатчикам, и мы не могли держать связь на большом расстоянии. В результате для того, чтобы связаться с XLI танковым корпусом, нам пришлось отправить грузовик с радиостанцией на 60 километров назад, что отняло несколько часов. Но это был единственный способ наладить связь. Радиограмма была короткой: «Мосты захвачены в целости в 10.00, занят плацдарм. 14 июля. Раус». И едва грузовик вернулся, как русский полк перерезал дорогу позади нас.

5 танков молодого лейтенанта также вернулись из рейда примерно в это же время. Танкисты были полностью удовлетворены результатами. Поездка сквозь ангары и по рядам выстроенных на земле самолетов была для них событием исключительным. Действия этих 5 PzKw-35t оказались более эффективными, чем удар множества бомбардировщиков Люфтваффе. По летному полю были разбросаны обломки пылающих самолетов и автомобилей. Языки пламени и столбы черного дыма поднимались высоко в небо и были видны издали. Все аэродромы в районе Ленинграда — а их там было множество — с этого момента были подняты по тревоге. Наши измученные солдаты заняли оборонительные позиции и тут же попадали спать, но не прошло и часа, как их бесцеремонно разбудили. С неба на деревни, фермы, дороги и лесные опушки обрушился град бомб. Особенно сильной бомбежке подверглись деревни Муравино и Поречье, расположенные по обе стороны моих мостов. Мой штаб в Муравино стоял совершенно открыто, и нам пришлось прятаться в соседнем лесу, как и нашим солдатам. {105}

Эта атака стала сигналом для наших измученных солдат, они поднялись на ноги. Немедленно были отрыты ячейки для защиты от танков и самолетов, их хорошо замаскировали. После этого отдельные окопы связали системой узких зигзагообразных траншей. Вражеские самолеты прилетали волна за волной до самого наступления темноты. Увы, в этих северных широтах темнота наступает поздно. После того, как наши зенитчики наладили ПВО района, они начали наносить русским серьезные потери, вынудив противника отказаться от бомбежки с малых высот. Мы прекрасно понимали, что нам придется самим отбиваться от вражеских самолетов. Вряд ли Люфтваффе появятся в ближайшее время, так как их тылы не выдерживали гонки за нашими танками.

Первая короткая ночь прошла спокойно, но никто не сомневался, что русские приложат все силы, чтобы ликвидировать непосредственную угрозу Ленинграду. Большие силы пехоты в сопровождении артиллерии и танков двигались по всем шоссе и дорогам. Позднее мы узнали, что русские бросили 3 добровольческие стрелковые дивизии и 1 танковую бригаду с задачей уничтожить боевую группу, которая прорвалась через реку Луга. Я был полон решимости отбивать атаки русских до тех пор, пока не прибудут подкрепления. Мои командиры прекрасно понимали, что сложилась критическая ситуация, и помощь прибудет нескоро. Мы знали, что главные силы дивизии остались далеко позади, вынужденные преодолевать те самые болота, через которые мы продрались с таким трудом. Вероятно, они даже не смогут связаться с нами по радио в течение ближайших 2 дней.

Боевая группа «Раус» захватила «Ворота в Ленинград», но сумеет ли она их удержать?

Подготовка обороны плацдарма на Луге

Создание и оборона плацдармов была одной из самых важных задач во время русской кампании. Эта обязанность часто выпадала на долю танковых и моторизованных {106} подразделений. За 4 года войны я лично, а также войска, находившиеся под моим командованием, занимали более 60 плацдармов на различных участках фронта, причем среди них не было двух одинаковых. Каждая операция имела свои собственные индивидуальные отличия: тактическая ситуация, местность, состав сил и вооружения. Ни один из этих плацдармов даже отдаленно не напоминал лужский, который мои командиры сначала считали незащитимым. Командиры частей, которые позднее прибыли нам на смену, нашли мои меры по организации обороны абсурдными и удивлялись, как мы сумели удержаться в таких сложных обстоятельствах. Но никто из них, вспомнив предьщущие события и получив время для тщательного обдумывания, не сумел предложить решительно ничего для улучшения обороны. Мы добились победы, и это доказало, что использованная тактика была вполне разумной. Одна пехота не сумела бы удержать мосты, даже если бы там находилось больше войск, чем имел я, но еще сложнее пришлось бы танкам без поддержки пехоты. Однако гармоничное взаимодействие всех родов войск, сочетание жесткой и гибкой обороны было единственным решением в сложившейся ситуации.

Район обороны был очень небольшим, поэтому я был вынужден дать подчиненным командирам — до командиров рот и взводов включительно — более широкую свободу действий, чем обычно. Этого нельзя было бы сделать, если бы мои офицеры не были обучены и подготовлены к подобным действиям еще в мирное время. Мои командиры и их подчиненные всех рангов также были подготовлены наилучшим образом, именно благодаря этому мы одержали конечную победу.

Я знал, что имею танков примерно столько же, сколько и русские, но я также знал, что в пехоте они превосходят меня в 12 раз. Учитывая это, мы были просто обязаны сосредоточить все имеющиеся силы и максимально использовать преимущества местности. С самого начала было очевидно, что наши силы не позволят нам образовать жесткое

оборонительное кольцо вокруг мостов и наиболее важного перекрестка дорог возле Ивановского. В то же время я понимал, что эти два стратегически важных пункта и прилегающие окрестности должны остаться в наших руках, если генерал Рейнхардт действительно намеревался превратить плацдарм в «Ворота Ленинграда».

Если бы я решил создать только маленький плацдарм, оставив Ивановское русским, удержав только 2 моста, победа оказалась бы неполной. Без захвата достаточной территории XLI танковый корпус позднее не сумел бы сосредоточить достаточно крупные силы на своей территории, и плацдарм потерял бы свое стратегическое значение. Поэтому нам предстояло оборонять коридор длиной 5 километров, который имел ширину всего несколько сот метров. Я решил жестко удерживать участки вокруг мостов и перекрестка любой ценой. Это позволило бы нам неоднократно ликвидировать прорывы русских на соседних участках. Судя по всему, решающим пунктом был перекресток у Ивановского, потому что именно обладание им имело решающее значение для контроля над мостами.

Более того, местность и растительность облегчали такую тактику. С севера плацдарм прикрывал пруд глубиной 15 метров, а с востока — овраг глубиной от 6 до 10 метров с очень крутыми стенками. Пруд и овраг являлись великолепными противотанковыми препятствиями, которые было трудно пересечь даже русской пехоте. На западе вплотную к дороге подходил заболоченный лес. Хотя танки по этой дороге пройти не могли, несколько участков ее были проходимы для пехоты. К югу от плацдарма находились обширные заболоченные леса, через которые могли пробраться небольшие подразделения с легким оружием. Там было достаточно развернуть небольшое подразделение и небольшие тактические резервы. Основные силы русских, которые могли угрожать плацдарму, обнаружили, что вынуждены использовать те же дороги, по которым мы можем бросить против них наши собственные танки. Другими словами, благодаря особенностям местности, русские танки могли {109} атаковать только вдоль дорог. Лишь на западной окраине Ивановского и на центральной оси плацдарма танки могли наступать по узкой полоске земли по обе стороны дорог.

Плацдарм также обладал еще одним преимуществом — он не просматривался противником ни с одной стороны. Это означало, что советская артиллерия сможет вести огонь только по площадям или с помощью самолетов-корректировщиков. В этот период войны русские еще не освоили взаимодействие наземных частей и авиации, и они не имели возможности спланировать огневые налеты по карте. Все эти факторы вместе взятые означали, что наши войска, занимающие плацдарм, окажутся в серьезной опасности, только если Советы используют свое огромное преимущество в пехоте для проведения одновременной скоординированной атаки со всех сторон, либо если боевая группа «Раус» не наладит подвоз снабжения в течение недели. Мы надеялись, что не произойдет ни того, ни другого.

Учитывая чисто психологические факторы, я решил, что ключевым пунктом станет перекресток у Ивановского. Именно там я расположил главные силы 4-го моторизованного полка полковника Рудольфа фон Вальденфельса, один батальон занял позиции к востоку, второй — к западу. Этот полк должен был перекрыть обе дороги и защитить открытые фланги. Для обороны от советских сверхтяжелых танков КВ-1 полк получил несколько 88-мм зениток и 100-мм пушек с высокой начальной скоростью снаряда. В качестве тактического резерва полк держал сзади одну пехотную роту, к которой была добавлена танковая рота. Ответственность за непосредственную оборону мостов была возложена на 3-ю роту лейтенанта Гебхардта из 57-го танкового саперного батальона, которая в качестве усиления получила несколько мелких 20-мм зениток. 6 рота (бронетранспортеры) лейтенанта Бенке из 114-го моторизованного полка взяла на себя охрану и оборону участка к югу от реки Луга. В случае необходимости лейтенант Бенке мог использовать личный состав автомобильных частей, размещенных в этом же районе. Шоферы были объединены в «тревожную группу». {110} Все штабы должны были сами обеспечивать свою безопасность. Вся артиллерия, зенитки и противотанковые подразделения должны были находиться в постоянной готовности к отражению атаки, используя все имеющееся у них оружие, либо к поддержке контратаки нашей пехоты. 2 артиллерийских батальона и 2 танковые роты я оставил под своим непосредственным контролем. Танки имели приказ атаковать, не ожидая моего приказа, любые советские войска, которые попытаются пройти по дороге мимо них. Несколько танков, приданных штабам, должны были оставаться к югу от реки и в случае необходимости немедленно прийти на помощь роте лейтенанта Бенке. Я намеревался сосредоточить огонь нашей артиллерии на районах по обе стороны от опорного пункта на дороге. Для этого наш командир артиллерии подполковник Граф держал постоянную связь с 4-м моторизованным полком. Мой штаб также держал постоянную связь со всеми подразделениями, чтобы обеспечить скоординированное использование всех систем оружия и ликвидировать даже возможность непонимания.

Прежде чем были отданы эти приказы, я вместе с командирами подразделений провел совместную разведку и оценку местности, которая оказалась совсем не соответствующей карте. Мы имели возможность заняться этим, потому все партизаны бежали прочь, как только появились первые наши части, и единственный, кто мог нас потревожить, — это русская авиация. Такое положение дел не только благоприятствовало проведению разведки, но и дало нам жизненно необходимое время для оборудования позиций.

Наши войска использовали это время великолепно. Прежде всего, был проведен тщательный осмотр всех позиций, в том числе и с направлений, откуда мог появиться противник. Мы успели тщательно расположить наши противотанковые пушки и прекрасно их замаскировали. Не менее важным было то, что пехота успела прочесать лес вблизи дороги, что позволило найти несколько узких тропинок, идущих через болота. Мы выставили посты на этих тропинках, чтобы русские не смогли внезапно атаковать нас из леса. {111} Такой детальный осмотр местности имел решающее значение, потому что лишь много позднее мы сумели исправить наши неточные карты с помощью аэрофотосъемки и копий русских карт масштаба 1 : 100000, которые были все-таки достаточно точными, чтобы использовать их для управления огнем артиллерии.

Всюду, где местность позволяла проходить танкам, телефонные провода, связывающие наши части, были протянуты на высоких и прочных деревьях или, где не было деревьев, закопаны в землю, засыпаны землей и песком, замаскированы травой. Эти линии были укрыты от взоров противника, но при этом остались бы целы, даже если бы танки переехали через них. Такие меры оказались очень эффективными. Подготовка подобных мероприятий не была обязанностью моей или батальонных командиров, ими занимались специально подготовленные особые подразделения. Тактические командиры должны были только проверить, приняты эти меры или нет, и лишь в случае их невыполнения по той или иной причине — вмешаться.

Бой за плацдарм

Но следующее утро, 15 июля, как мы и ожидали, прямо на рассвете появились русские самолеты. Наверное, пилоты страшно удивились совершенно изменившейся картине. Они не заметили внизу никаких признаков германских войск, техники, вооружений и оборонительных позиций. Все было либо закопано в землю, либо хорошо замаскировано. Перед ними расстилался знакомый мирный пейзаж. Летчики могли даже предположить, что немцы отошли, уничтожив аэродром в Ястребиной, ведь это казалось вполне вероятным. Но все их надежды разлетелись вдребезги, когда головная эскадрилья бомбардировщиков приблизилась к мостам через Лугу. На самолеты обрушился настоящий шквал крупных и мелких зенитных снарядов, которые выпустили орудия 601-го зенитного батальона. Советские бомбардировщики {112} промахнулись мимо цели. Более того, два хвоста черного дыма, протянувшиеся в голубом небе, доказали, что наши зенитчики были более меткими. Летевшие на малой высоте русские истребители также пострадали, попав под перекрестный пулеметный огонь. Тем не менее, как и предполагалось, русские начали методично бомбить мосты и места предполагаемого сосредоточения наших войск, стремясь нанести нам потери до того, как прибудут их пехота и танки.

1-я стрелковая дивизия народного ополчения в сопровождении танков появилась перед нами утром, стремительно наступая на Ивановское по дороге, ведущей к деревне с запада. Она намеревалась захватить оба моста через Лугу в этот же день. Внезапный огонь хорошо укрытых немецких батарей заставил русскую пехоту отступить. Хотя вражеские танки сначала остановились в замешательстве, вскоре они снова двинулись вперед короткими рывками. Неопытная русская пехота следовала за ними, подгоняемая офицерами и комиссарами, которые угрожали солдатам пистолетами. Танки, постепенно набирая скорость, катились строем клина и уже угрожали прорвать немецкую линию, когда внезапно заговорили наши 88-мм и 100-мм орудия, открывшие огонь из засад с дистанции не более 500 метров. После каждого выстрела поднималось облако дыма, отмечая попадания. Тем временем наша артиллерия и пулеметы настойчиво выкашивали ряды русской пехоты, следовавшей за танками.

Атака русских выдохлась. И тогда их командование подбросило новые силы, чтобы вдохнуть энергию в затухающее наступление, но эти части уже в районах сосредоточения серьезно пострадали от огня тяжелых 150-мм батарей III батальона 76-го танкового артиллерийского полка. Для солдат, которые еще ни разу не побывали в бою, это было жестокое крещение. Они беспорядочно бросились в разные стороны, а русские танки начали отступать, причем более десятка их было подбито. Это ясно показывало, что в бою наступил кризис. И в этот момент 30 танков II батальона {113} подполковника Иоахима Зиберта из 11-го танкового полка, стреляя из пушек, с ревом бросились вперед. В ходе этой контратаки были подбиты еще несколько танков, а несчастная русская пехота была окончательно рассеяна. Наступление русских, в ходе которого они понесли очень тяжелые потери, завершилась полным провалом. После недолгого преследования наши танки были отозваны назад. Солдаты 1-й добровольческой стрелковой дивизии народного ополчения были отброшены на исходные позиции и впредь действовали гораздо более осторожно. Их офицеры и комиссары так и не сумели заставить солдат повторить атаку в тот же день, хотя Красная Армия обычно действовала именно так.

Командир танковой роты, приданной 4-му моторизованному полку, провел контратаку по своей собственной инициативе. Следя за боем с колокольни церкви в Ивановском, он первым уловил признаки колебания вражеских танкистов. После этого он бросился на соседний полковой командный пункт и посоветовал полковнику фон Вальденфельсу нанести контрудар. Эти действия одобрил подполковник Граф, чьи орудия в этот день внесли огромный вклад в немецкую победу.

Тем временем 3-я добровольческая стрелковая дивизия народного ополчения, наступавшая от села Юрки, собралась на исходных позициях на опушке густого леса, подступавшего к Ивановскому с востока. Эта атака, проведенная без артиллерийской поддержки, началась ближе к вечеру. Русские наступали несколькими волнами по обе стороны дороги и бежали к дамбе по совершенно открытой местности. Наша артиллерия, которая ранее обстреливала районы сосредоточения, теперь обрушила огневой вал на эту желто-коричневую массу. Пулеметы и танковые пушки открыли бешеный огонь, засыпав противника смертоносными снарядами. Атака захлебнулась буквально через несколько минут, и результатом этого бессмысленного поступка была только ужасная бойня. Но даже после этого атаки до вечера повторились еще трижды, и каждый раз завершались {114} неудачей. Наши пехотинцы, которые вели огонь из окопов, отрытых на берегу ручья, вытекающего из пруда, понесли лишь незначительные потери.

В течение следующих двух дней, 16 и 17 июля, русские вели сильнейший артиллерийский огонь. Обстрел начинался в 06.00 и повторялся перед каждой новой атакой. Эти атаки проводились точно так же, как и предыдущие, менялись лишь участки обороны. В ходе атак русские понесли ужасающие потери, но не захватили ни пяди земли. Хотя массированный огонь русской артиллерии и постоянные воздушные налеты вызвали некоторые потери в живой силе и технике, они не имели мощи, необходимой, чтобы поколебать прочность нашей обороны.

Только 18 июля советские командиры осознали тщетность своих предыдущих попыток и решили вырвать победу, изменив тактику. Они начали сооружать оборонительные позиции по обе стороны от Ивановского, чтобы накопить силы для нового штурма. С этой целью русские на западе немного отвели войска и начали окапываться. В восточном секторе они остановились непосредственно на опушке молодого леска, причем их войска оказались в открытом поле. В качестве прикрытия вражеские солдаты использовали тела мертвых товарищей, которые уже начали разлагаться и раздулись от трупных газов, нестерпимо воняя. Русские собирали их по ночам и складывали из трупов валы, засыпая их землей и песком.

Судя по всему, теперь главной целью русских стал захват двух 200-метровых мостов через Лугу, которые были только легко повреждены, и их ремонт не занял бы много времени. Русские попытались захватить их концентрическими атаками с разных сторон, однако снова не сумели скоординировать свои действия. Сам план был разумным, хотя и рискованным. Но все шансы на успех были развеяны, когда начались разрозненные атаки на различных участках, совершенно не согласованные по времени.

Сначала русские попытались захватить мосты внезапным ударом. Ночью 17/18 июля одна рота 2-й добровольческой {115} стрелковой дивизии народного ополчения перебралась через ручей к северу от старого моста. На рассвете эти солдаты внезапно обрушились на наше слабое охранное подразделение, заняли мост, а затем начали продвигаться в сторону Муравино, чтобы захватить еще и новый мост. Но в этот момент атакующие были остановлены пулеметными подразделениями, которые охраняли южный берег реки. Почти сразу на сцене появилась рота лейтенанта Бенке, которая стояла в готовности. Эта рота на бронетранспортерах атаковала русскую роту как раз в тот момент, когда противник, встревоженный грохотом приближающихся танков, попытался бежать через старый мост. Мы уничтожили эту роту до последнего человека. Отважная вылазка русских завершилась таким провалом, что больше они даже не думали ни о чем подобном. Сразу после этого одна советская рота атаковала Муравино, вероятно, она намеревалась помочь попавшим в беду товарищам. Но эта атака была предпринята слишком поздно, и наши пулеметчики без труда отразили ее.

Эта ночная атака была хорошо подготовлена и проведена, хотя в конце концов и завершилась неудачей. Она показала, что мостам угрожает серьезная опасность. Лейтенанту Гебхардту не требовались специальные приказы, чтобы разгромить русских, так как его задачей было оказание помощи охране моста, если возникнет опасность. Но даже если бы это не было его задачей, он наверняка действовал бы точно так же, поскольку его саперы размещались рядом с местом, где произошла стычка. В соответствии со сложившейся ситуацией и моими приказами он должен был оказывать помощь самостоятельно, не ожидая особых распоряжений. Тем не менее я счел себя обязанным отметить быстроту и решительность, с которой он ликвидировал опасность.

Утром некоторые наши солдаты видели эскадрилью истребителей, летающую над лесом на малой высоте в том самом месте, где русские истребители «Рата» заходили в атаку на Муравино. Разумеется, наши пулеметы немедленно {116} открыли огонь. Но на этот раз самолеты, к несчастью, оказались немецкими. Это было первое подразделение Люфтваффе, которое добралось до нас. Хорошо подготовленные пулеметчики немедленно сбили головной самолет, однако пилот сумел совершить вынужденную посадку на нашей территории. Командир эскадрильи, который пилотировал этот самолет, получил легкое ранение. Он остался в качестве гостя у меня в штабе бригады и достаточно быстро оправился от раны, но, по его мнению, жизнь на окруженном плацдарме была весьма неприятной.

На протяжении дня с запада и востока поочередно подошли несколько русских батальонов, выдвигаясь через заболоченный лес к дороге. Дозоры II батальона капитана доктора Бёхера из 4-го моторизованного полка, развернутые вдоль берега, при поддержке танков отразили атаку с востока. Советская пехота, атаковавшая с запада, несколько раз прорывалась к дороге. Но каждый раз, когда это происходило, наши танки охватывали противника, выдвигаясь с севера и юга, и отбрасывали его обратно в лес. Мы настолько надежно контролировали дорогу, что ночью полевые кухни и ремонтные машины беспрепятственно переезжали через мосты, чтобы добраться до войск на передовой.

Действиями танковых рот также руководили их командиры в соответствии с общим планом, но без специальных приказов. Любой приказ, который отдал бы командир участка или я сам, пришел бы с опозданием, так как для ликвидации прорывов русских требовалось действовать молниеносно. Подполковник Зиберт старался координировать действия своих рот, разбросанных по разным участкам, с помощью радио, которое имелось на всех танках. В бою, неважно — дневном или ночном, было бы форменным самоубийством перебрасывать войска по дорогам в пешем строю или на небронированных машинах. Было совершенно невозможно направлять посыльных к ведущим бой подразделениям. Поэтому нашим пехотным резервам оставалось только стоять и ждать, когда потребуется нанести {117} контрудар. Единственными приказами были мои устные инструкции, распоряжения по телефону или по радио.

Вокруг Ивановского произошло несколько отдельных боев местного значения. Мы легко отразили слабые атаки русских с севера вдоль пруда в направлении к мосту. Больше проблем создала еще одна внезапная атака русской пехоты из леса при поддержке единственного сверхтяжелого танка КВ-1. Эта атака должна была парализовать нашу систему управления, нервный центр которой находился, как правильно определили русские, возле церкви. Хотя контрудар нашей резервной пехотной роты отбросил назад советских солдат, которые прорвали линию дозоров, КВ-1 выскочил из леса и на большой скорости ринулся вперед. Он проскочил так быстро и так близко к нашему замаскированному 100-мм орудию, что оно просто не успело выстрелить. Танк начал описывать круги вокруг церкви, сокрушая все на своем пути. Был разгромлен штаб полковника фон Вальденфельса. Наши PzKw-35t были бессильны, как и под Расейнаем их стрельба совершенно не вредила стальному монстру. Наконец один удачливый унтер-офицер положил конец этому кошмару. Он сумел запрыгнуть на танк и несколько раз выстрелил из пистолета в смотровую щель водителя. Тот был ранен, потерял обзор и потому повел танк назад. Очевидно, он надеялся, что, вернувшись к своей пехоте, избавится от опасного пассажира. Наши мелкокалиберные пушки провожали танк огнем. Крича во всю глотку, водитель проскочил мимо 100-мм орудия. За несколько секунд до того, как танк пересек наши линии, унтер-офицер спрыгнул, предоставив гиганта его судьбе. И как только танк вышел на ничейную землю, он взорвался, получив прямое попадание 100-мм снаряда «в спину».

В то же утро русская рота, двигаясь по заболоченным тропинкам, пробралась в тыл плацдарма, чтобы атаковать артиллерийские позиции. Одновременно маленькое штурмовое подразделение проскользнуло вдоль реки, чтобы уничтожить мой штаб бригады. Обе операции провалились благодаря бдительности наших часовых, которые вовремя {118} заметили врага. Прорывы были отбиты с помощью местных резервов.

Примерно в полдень отдельный советский батальон провел еще более опасную атаку из заболоченного леса на южном берегу Луги. Ее целью были наши грузовики, стоящие в сосновой роще. Эта атака захватила нас до определенной степени врасплох. Она началась с беспорядочной, но шумной стрельбы, которая вызвала переполох среди солдат вспомогательных служб. Используя преимущества возникшей паники, русские пересекли дорогу и успели уничтожить несколько грузовиков. Но вражеская атака захлебнулась, натолкнувшись на автомобиль оружейной мастерской, в котором находились несколько новых пулеметов и большое количество боеприпасов. Потом на сцене снова появилась рота лейтенанта Бенке (и опять без приказа). Она ввязалась в бой, который разгорелся у нас в тылу. Двигаясь вдоль дороги, теперь уже наша рота сумела зайти в тыл русскому батальону. Открыв огонь со своих бронетранспортеров, наши солдаты попросту смяли противника. Остатки русского батальона бросились врассыпную, стараясь как можно быстрее скрыться. Вскоре после этого наши солдаты отметили место боя братской могилой с крестом, на котором была надпись: «Здесь лежат 157 русских, павших в бою».

Все это происходило без моего малейшего вмешательства. Хотя следует отметить, что, когда позволяло время, я старался принять какие-то меры и отдать дополнительные приказы. Однако в случаях рейда вражеской роты или батальона это было просто невозможно. Тем не менее командиры рот и батальонов при первой возможности докладывали мне либо делали это сразу после окончания боя.

18 июля и вражеская артиллерия изменила методы обстрела. Артиллеристы Красной Армии поняли, что все их предыдущие обстрелы плацдарма были неэффективны, и перенесли огонь на сами мосты. После этого за один день по мостам было выпущено более 1000 снарядов. К счастью, противник не мог корректировать огонь, поэтому он так и не сумел серьезно повредить мосты. {119}

Советские самолеты носились над нами, как стаи рассерженных пчел, атакуя наши батареи и все остальные цели, которые могли заметить. Русские пилоты быстро сообразили, что у нас начинают кончаться боеприпасы, поэтому зенитный огонь будет слабеть. Во второй половине дня наши зенитки окончательно перестали стрелять, чтобы сберечь оставшуюся горстку снарядов для отражения атаки танков. Наши пулеметы обстреливали только особенно нахальные самолеты, летавшие на бреющем. Даже полевая артиллерия боевой группы заметно снизила темп стрельбы, чтобы сохранить снаряды на случай критической ситуации.

Нехватка боеприпасов постепенно становилась моей самой главной проблемой. До тех пор, пока пехота и танки имеют достаточно боеприпасов, нашему плацдарму ничто серьезно не угрожало. Однако я знал, что наши скудные запасы кончатся очень быстро, если нам придется отражать серию крупных атак. К счастью, последние атаки русских обошлись им слишком дорого, поэтому на нашем фронте их силы были истощены до такой степени, что они не могли набрать достаточно войск для новой крупной операции. Тем не менее буквально за пару дней они могли довести свои потрепанные батальоны до штатной численности, и тогда бои возобновятся с новой силой. Я серьезно сомневался, что боевая группа сумеет устоять под новым натиском при такой нехватке танковых снарядов и патронов. Самое же скверное заключалось в том, что не было никаких известий от главных сил XLI танкового корпуса. Неужели он остановился или ведет бои в других местах? Мы с тревогой обсуждали эти вопросы.

Ночной бой завершил сражение 18 июля. Незадолго до полуночи наши патрули, охраняющие берега пруда, сообщили, что слышат скрип весел. Какие-то лодки медленно двигались к плотине. Так как царила мертвая тишина, часовые без труда услышали эти звуки. Однако я и мои командиры ожидали, что русские попытаются уничтожить важную плотину и приняли необходимые меры предосторожности, чтобы предотвратить эту катастрофу. Рядом с пулеметными гнездами {120} были поставлены прожектора на случай, если появятся вражеские войска, чтобы их можно было обнаружить на большом расстоянии. В данном случае русские не догадались заглушить плеск весел грохотом выстрелов, хотя мы ожидали, что они так поступят. Поэтому наши солдаты ожидали противника на плотине, подготовив пулеметы к стрельбе. Когда неприятель приблизился, несчастные русские были освещены прожекторами и перебиты. Эта операция Советов тоже завершилась полным провалом, а мы избежали грозной опасности быть утопленными в ревущем потоке.

На рассвете 19 июля мы наконец-то услышали далеко на юге долгожданный грохот орудий. Вскоре после этого пришло сообщение, что приближается III батальон 118-го моторизованного полка 36-й моторизованной дивизии. Эта часть так долго добиралась до нас потому, что была перенацелена на Сабек, где 1-я танковая дивизия создала свой собственный плацдарм, и должна была сначала помочь там. Только после этого она двинулась вдоль южного берега Луги к боевой группе «Раус». Батальон имел строгий приказ из штаба XLI танкового корпуса днем находиться в лесу к югу от Муравино и дождаться темноты, чтобы усилить западный фас нашего плацдарма. Эта задержка была совершенно необходима, чтобы не подвергать войска риску удара советской авиации и тяжелой артиллерии во время перехода через мосты, так как это могло привести к уничтожению батальона. Поэтому прошел еще один день, в течение которого утомленным защитникам плацдарма пришлось сражаться в одиночку, удерживая его любой ценой. К несчастью, командир батальона, отправленного в качестве подкрепления, слишком уважавший устав, днем решил лично провести разведку участка фронта, который ему предстояло оборонять. В результате погиб и он, и все сопровождавшие его. Сам батальон не понес никаких потерь и прибыл на позиции ночью. Ему предстояло держать оборону при поддержке одной танковой роты.

Хотя я был очень рад увеличению наших сил, количество боеприпасов от этого не увеличилось совершенно. Этот {121} батальон был вынужден идти пешим порядком из Сабека через заболоченные леса, поэтому солдаты взяли столько боеприпасов, сколько могли унести на себе, ну, если не считать нескольких крестьянских телег. Теперь я узнал, что главные силы XLI танкового корпуса (в том числе остальные силы 6-й танковой дивизии) еле ползут по дороге, которую моя боевая группа во время форсированного марша практически разрушила. Чтобы выбраться из болот, пришлось мостить многокилометровую гать вдоль того, что недавно было дорогой. Но были и хорошие новости. Прибытия дивизии можно было ожидать в самом ближайшем будущем. В целом шестой день нашего пребывания в окружении прошел относительно спокойно, если не считать воздушных налетов и артиллерийских обстрелов.

Ночью 19/20 июля нас встревожили звуки работающих моторов. Выяснилось, что русские эвакуируют подбитые танки. Это означало, что они готовят новые атаки, и уже на рассвете 20 июля выяснилось, что наше предположение было правильным. Сверхтяжелые танки КВ-1 атаковали Ивановское с обеих сторон и прошли через наши передовые позиции, а затем и через линию пулеметных точек, прежде чем их сумели остановить 100-мм орудия. Этими танками управляли гражданские механики, и они прибыли прямо с завода. Затем началась яростная перестрелка между группой легких танков, следовавших за КВ-1, и нашими PzKw-35t. Этот бой привел к потерям с обеих сторон и завершился, лишь когда наши танки ударили по расчищенной русскими саперами дороге.

После этого русские предприняли новые атаки, пытаясь с помощью толпы плохо обученной пехоты сделать то, что не смогли танки. Но не помогло даже огромное количество комиссаров, которые пистолетами гнали солдат вперед. Сначала эти войска пытались штурмовать дамбу, но их атака захлебнулась под огнем автоматического оружия. Этих несчастных красноармейцев постигла та же судьба, что и их товарищей во время предыдущих атак, по чьим трупам они бежали вперед. После этого их же собственные тела были {122} использованы русскими для постройки новых укреплений. Следующая атака с запада оказалась такой же безрезультатной. Еще до того, как русские приблизились к нашим позициям, в бой вступили наши танки и рассеяли противника. Последняя попытка захватить мосты с помощью массированной атаки провалилась.

Все эти победы были очень значительными, но при всем при том мы израсходовали все боеприпасы, сброшенные самолетами Люфтваффе на наши артиллерийские позиции за последние 2 дня. Кроме того, мы почти до конца израсходовали запасы патронов к стрелковому оружию. Все понимали, что наступил критический момент. Доставки по воздуху могли лишь немного облегчить положение, но не ликвидировать нехватку.

И как раз в этот момент одномоторный немецкий истребитель сбросил нам записку: «Вражеский полк с артиллерией движется к Муравиио. В 09.00 находился на мосту в Долгой». Это было очень плохое известие, так как оно означало, что буквально через 3 часа крупные силы русских могут оказаться в тылу плацдарма. Я знал, что если русские атакуют с этого направления и одновременно с обоих флангов, наступит наш последний час. Без патронов обречен даже самый храбрый солдат. Но, как говорит пословица: «Бог ближе, когда нужнее».

Требовалось принять срочные меры, но вот какие? Должен ли я бросить свои танки на приближающийся полк? Это могло привести к потере плацдарма, если русские повторят атаку с той же яростью, как делали это раньше. Ведь только танки сохранили достаточное количество боеприпасов, и они являлись становым хребтом нашей обороны. Такой контрудар мог оказаться попросту самоубийственным. Если отказаться от этого, не ослаблять оборону плацдарма, не отвлекать ни одного танка, ни одного солдата, тогда альтернативой была бы пассивная оборона. Единственное, что мы могли сделать, — получше окопаться на южном берегу Луги. Но в этом случае наши войска оказались бы стиснутыми на узенькой полоске, где численно превосходящий {123} противник раздавил бы нас. Поэтому самым смелым и самым разумным решением было одним ударом устранить все угрозы. Я решил атаковать.

Не медля ни минуты, я поднял по тревоге 6-ю роту (бронетранспортеры) 114-го моторизованного полка и усилил ее 3 танками из охраны моего штаба. Приказы я отдавал устно, и это не заняло много времени. Я обрисовал лейтенанту Бенке складывающуюся ситуацию и поставил задачу. Он повторил мой приказ, а потом в нескольких словах рассказал, как намерен его выполнять. Так как он уже не раз доказал свою хватку, было неразумно пытаться навязать ему какие-то иные действия или лезть с предложениями. Все должно было зависеть от складывающейся тактической ситуации, которую с плацдарма не увидеть. Перед отправкой я обратился к солдатам роты, в нескольких словах поблагодарив за предыдущие действия. В их глазах светилась твердая уверенность. Я еще не кончил давать лейтенанту Бенке последние инструкции, как с юга долетел грохот орудия и яростная пулеметная стрельба. Все понимали, что это может означать лишь одно: части XLI танкового корпуса атаковали русский полк, что заметно повышало наши шансы. И тогда я отпустил молодого энергичного офицера со словами: «Отлично, поторопитесь!»

Едва лейтенант убыл, как я получил по радио сообщение от 6-го мотоциклетного батальона, в котором говорилось, что он движется к плацдарму вместе с колонной грузовиков, но вынужден вести тяжелый бой у реки Долгая против значительно превосходящих сил противника. Капитан Кна-уст, временный командир батальона, запросил помощи. Мой ответ был коротким: «Подкрепления уже вышли». 6-я рота лейтенанта Бенке слышала эти переговоры.

Уже через 20 минут мы услышали приглушенные выстрелы танковых пушек и яростный треск пулеметов. Рота ударила по русскому полку с тыла своими бронетранспортерами и 3 танками, причем как раз в тот момент, когда русские уже задействовали все силы против мотоциклетного батальона. Под наш удар попали артиллерийские батареи {124} русских и другое тяжелое оружие, затем танки расчистили дорогу и вышли на соединение с мотоциклистами. Русский полк после этой внезапной атаки с тыла охватила паника, он понес большие потери и потерял почти все тяжелое вооружение. К полудню командиры роты бронетранспортеров и мотоциклетного батальона прибыли в Муравино, одержав блестящую победу. Тыловые коммуникации были расчищены, и опасность, угрожавшая плацдарму, была устранена.

Через несколько дней прибыли остальные части 6-й танковой дивизии, за ними последовали 1-я танковая дивизия и другие соединения. Они обошли позиции русских с обоих флангов. Нашей осаде, всем ее трудностям и лишениям, пришел конец. Я был вынужден требовать от своих солдат многочисленных жертв, о чем красноречиво говорило поле боя, больше всего похожее на огромное кладбище. Могилы германских солдат, украшенные березовыми крестами, выстроились по обе стороны дороги. Позади них находились огромные братские могилы солдат Красной Армии, которых погибло в 15 раз больше, чем наших. Вокруг громоздились 78 сожженных танков, пытавшихся штурмовать крепость на Луге.

Роковая задержка

Очень важно понять те трудности, с которыми столкнулся генерал Ландграф, выдвигая главные силы 6-й танковой дивизии к реке Луга. Боевая группа «Раус» оставила после себя развороченную дорогу, по которой не могли пройти танки и машины дивизии. Мы превратили дорогу в форменное месиво. 13 июля, ценой огромных усилий, дивизия прибыла в Ляды, но при этом ее части оказались сильно разбросанными. Чуть к востоку от Ляд 1-я танковая дивизия тоже постепенно тонула в болоте.

Когда 14 июля боевая группа «Раус» захватила плацдарм в Поречье, главные силы 6-й танковой дивизии вообще {125} не могли двигаться. Отрезок дороги длиной 20 километров между Мариинским и западным берегом озера Долгое требовалось замостить, чтобы по нему можно было передвигаться. Саперы подполковника Ленерта кое-как залатали ее, но после прохождения очередной колонны эти заплатки исчезали. Штаб дивизии отправил дополнительные ремонтные команды, им помогали строительные части XLI танкового корпуса. Ремонтным работам мешали русские минные поля.

Такое же важное значение имело решение не направлять 1-ю танковую дивизию по заранее намеченному маршруту. Части этой дивизии попытались протиснуться по той же дороге, которую использовала 6-я танковая дивизия. Генерал Рейнхардт решил, что можно поступиться интересами 6-й танковой дивизии, так как намеревался создать плацдарм не только в Поречье, но и в Сабеке. Для этого требовалось пропустить по этой же дороге некоторые части 1-й танковой дивизии, прежде чем они повернут на север возле Мариинского. Однако вскоре стало ясно, что этим маршрутом намерена воспользоваться вся 1-я танковая дивизия. В результате произошла крайне неприятная задержка. Генерал Ландграф был вынужден приказать остановиться возле моста Саяньем, исключение составили санитарные машины и посыльные. Наконец прибыли майор Вальтер Венк и оперативный отдел штаба 1-й танковой дивизии. Хотя в результате путаницы удалось наладить взаимодействие штабов двух дивизий, движение возобновить удалось далеко не сразу. Тем не менее переход через мост в Саяньем был закрыт для всех, пока не был отдан письменный приказ по 6-й танковой дивизии (после согласования с 1-й танковой дивизией). Этот эпизод имел совершенно исключительное тактическое значение, так как помешал переброске подкреплений и снабжения на оба слабых плацдарма.

Следующий день (15 июля) главные силы 6-й танковой дивизии потратили на строительство дорог и сосредоточение войск. Защита западного фланга, где силы и намерения {126} русских оставались для нас совершенно неясными, была чисто символической. Ее удалось обеспечить только к западу от района Лошогодва — Малатьевка. Нашим ближайшим «соседом» слева была 36-я моторизованная дивизия, которая наступала на Гдов в 50 километрах от нас. Приходили сообщения, что LVI танковый корпус испытывает трудности, что породило новые слухи. Дескать, дивизии могут приказать надолго прекратить марш к плацдарму в Поречье, что вызвало тревогу.

Как отмечалось ранее, первые подкрепления, которые получила боевая группа «Раус», были не из состава 6-й танковой, а из 36-й моторизованной дивизии. Этот усиленный батальон был придан 6-й танковой дивизии, а остальные части дивизии генерала Отто Оттенбаха были приданы 1-й танковой дивизии в Сабеке. Поэтому XLI танковый корпус принял командование частями 36-й моторизованной дивизии в качестве своего общего резерва. Это произошло впервые, по крайней мере на данном театре, когда целая дивизия была раздергана по частям при возникновении чрезвычайной ситуации. Позднее эта практика стала правилом в России, особенно в определенных обстоятельствах. Применение подобной меры часто предопределялось долговременными обстоятельствами, но нехватка резервов заставляла к ней прибегать. Несмотря на все опасения, и генерал Ландграф, и я с радостью приветствовали подкрепления, которые, кроме всего прочего, могли сменить солдат боевой группы «Раус», которые уже долгое время непрерывно находились в бою.

В течение следующих 3 недель 6-я танковая дивизия стояла на месте, вынужденная действовать в крайне неблагоприятных условиях. Главной причиной этой задержки было снижение темпа наступления Группы армий «Север» и 18-й Армии. Это не позволило маленькому клину, который загнал XLI танковый корпус в линию обороны Ленинграда, продвинуться дальше. Однако не менее важной причиной остановки стало предельное утомление наших солдат, нехватка боеприпасов и так и не решенная проблема наземных {127} коммуникаций, которая сделала необходимой доставки по воздуху. Кроме того, русские смогли усилить оборону гораздо быстрее, чем мы доставили подкрепления на плацдарм. Сильнейшие атаки плацдарма в Поречье оказали свое действие, так как 6-я танковая дивизия не имела достаточно сил, чтобы одновременно удерживать плацдарм и прикрывать растянутый левый фланг, защищавший наши коммуникации.

Из необычайно.сильных воздушных налетов (особенно 18 июля), из прибытия новых подкреплений, из появления железнодорожной артиллерии на станции Веймарн к востоку от Кингисеппа мы сделали вывод, что русские планируют новое крупное наступление против плацдармов на Луге. После артиллерийской подготовки это наступление началось с новой силой 20 июля. Пехоту поддерживали танки. В ходе тяжелых боев все атаки были отбиты, но это дорого обошлось обоим противникам. Были уничтожены более 20 вражеских танков, однако начался новый кризис, когда выяснилось, что русские, ко всеобщему удивлению, одновременно с атакой плацдарма нанесли фланговый удар через болота у Монастырска в направлении Ариновки. Однако мы сумели контратакой отбить Ариновку. Чтобы окончательно стабилизировать ситуацию, генерал Ландграф назначил на 21 июля контратаку. Она началась рано утром, и мы сумели отбросить русских до Монастырска. После окончания атаки наши войска вернулись в Ариновку, обнаружив железнодорожные пути, которые не были нанесены на наши карты. Генерал Ландграф отверг предложение удержать район вокруг Монастырска, потому что это требовало слишком много сил.

После этого русские возобновили атаки плацдарма, но теперь заметно меньшими силами. 23 июля они попытались безуспешно форсировать Лугу юго-восточнее Поречья, чтобы окружить плацдарм. Слабые подразделения, которые выбрались на наш берег реки, были уничтожены контратакой. Кроме того, 23 июля части 1-й пехотной дивизии начали прибывать в наше расположение. Она должна была сменить {128} нас, чтобы 6-я танковая дивизия смогла начать наступление с плацдарма. По предложению генерала Ландграфа 1-й пехотной дивизии была передана только левая половина плацдарма, чтобы позднее обе дивизии смогли одновременно начать наступление. Эти перемещения войск приходилось производить по ночам, хотя они были связаны с довольно тяжелой работой. Все это заняло еще несколько дней. 24 июля 1-я пехотная дивизия нанесла еще один удар с ограниченными целями в направлении Монастырска и установила контакт с XXXVIII корпусом, который наконец-то прорвался через Гдов.

В тот же день 11-й танковый полк был реорганизован, и вместо 3 батальонов в нем осталось 2. Сохранять 3 батальона было бессмысленно из-за большого количества машин в ремонте и серьезных потерь. Можно смело сказать, что продвижение от немецкой границы до реки Луга стоило дивизии танкового батальона. Это можно объяснить многочисленными поломками, которые превысили боевые потери.

Передовые части XXXVIII корпуса вышли к Луге 27 июля чуть южнее Кингисеппа. Это значительно облегчило положение 6-й танковой дивизии, которой больше не приходилось заботиться об открытом левом фланге. В результате русские атаки против плацдарма прекратились сами собой. Советы ограничились артиллерийскими обстрелами и воздушными налетами. Так как плацдарм был невелик по размерам, они представляли определенную опасность. Положение изменилось, когда Люфтваффе перебросили в этот район истребительную эскадрилью.

Пауза дала дивизии шанс перевести дух и несколько оправиться, накопить силы для прорыва с плацдарма. Ни генерал Ландграф, ни его офицеры не питали ни малейших иллюзий относительно трудностей предстоящей атаки. Русские постоянно улучшали свои позиции, и атаку предстояло вести силами одной пехоты, потому что местность позволяла использовать танки в лучшем случае поодиночке для поддержки пехоты. Тем не менее офицеры и солдаты {129} жаждали скорейшего начала наступления, потому что сидение на плацдарме утомило всех. За 3 недели позиционной войны дивизия понесла больше потерь, чем за все наступление от Восточной Пруссии до Поречья.

Как только позволила ситуация, XLI танковый корпус назначил наступление на 8 августа. Усиленная 1-я танковая дивизия (с приданными частями 36-й моторизованной дивизии) должна была наступать от Сабека, а 6-я танковая и 1-я пехотная дивизии одновременно наступали из Поречья. Это были не слишком сильные силы, особенно если учесть энергию, с которой русские укрепляли свою оборону, и близость Ленинграда. Более того, одна из 4 дивизий, вьщеленных для удара, а именно 1-я пехотная, не могла участвовать в прорыве, так как ее с плацдарма направили к Кингисеппу для поддержки наступления 18-й Армии. Преодолев болота, 3 дивизии XLI танкового корпуса должны были выйти на железную дорогу между Смердовицами и Пустомершей. Наконец, после сильной грозы с громом и молниями ночью 7/6 августа, на следующий день должен был хлынуть ливень.

Прорыв!

Во время прорыва с Лужского плацдарма местность начала работать уже против нас. Плацдарм со всех сторон окружали леса, в намеченном для атаки секторе лес был заболоченным и вдобавок зарос густым кустарником. Части 2-й и 3-й добровольческих стрелковых дивизий народного ополчения удерживали фронт, их позиции располагались в 300–400 метрах от наших линий. Их окопы были узкими и глубокими и не имели брустверов. Выкопанная земля рассыпалась вокруг, в траве и болотах, а оборонительные позиции тщательно маскировались ветками и листвой. Поэтому ни наша разведка, ни самолеты Люфтваффе не могли заметить их в течение почти 4 недель. Советы использовали проволочные заграждения, которые прятали {130} в траве. Они постарались создать линию укреплений гораздо более сильную, чем «Линия Сталина».

Узкая дорога из Ивановского и еле заметная тропа от мостов через Лугу вели сквозь лес к деревне Юрки, которая была нашей первой целью. Оба пути наступления были перекрыты проволочными заграждениями и минными полями. На дальнем конце леса русские построили вторую позицию на вершине песчаного холма. За ней располагалась третья линия, проходившая через саму деревню, а четвертая была подготовлена к северо-востоку от деревни. Особенно тщательно была построена вторая позиция. Она состояла из глубокого противотанкового рва, перед которым находились пехотные окопы. Для тяжелого оружия были подготовлены доты.

6-я танковая дивизия атаковала по обоим этим направлениям. Боевая группа «Раус» наступала от мостов, а боевая группа «фон Зекендорф» — из Ивановского. Обе боевые группы получили сильную артиллерийскую поддержку, получив по батальону из 52-го полка многоствольных минометов «Небельверфер». Я распределил отдельные танки для поддержки саперов, которые снимали заграждения на дороге. Несмотря на очень сильный огонь по намеченным точкам прорыва, мы не могли выбить русских из узких, совершенно невидимых зигзагообразных траншей. Чтобы обеспечить успех, наши танки прорвались к заграждениям, но плотный огонь противника помешал спешившимся саперам снять заграждения. Пехота 4-го моторизованного полка занялась безуспешным поиском слабых точек, чтобы все-таки попытаться прорваться. Отброшенные по всей линии смертоносным огнем невидимого врага, наши войска остановились по колено в болотной жиже, уткнувшись в путаницу проволочных заграждений, за которыми находились так и не выявленные советские позиции.

Позднее мы узнали, что русские готовили сильную атаку против 6-й танковой дивизии, назначив ее на вторую половину дня 8 августа. Именно это послужило причиной нашей тактической неудачи. Готовя собственное наступление, {131} Советы сосредоточили ночью 7/8 августа сильные пехотные и артиллерийские части. Разумеется, мы ничего об этом не знали утром 8 августа, и в результате наша атака совершенно не соответствовала сложившейся ситуации. Начинать крупную атаку прямо на изготовившиеся к броску вражеские силы было неразумно и привело к тяжелым результатам.

Потрясение, вызванное этим изменением ситуации и тяжелыми потерями, сказалось очень быстро. Нужно было перегруппировать поредевшие пехотные части, что было сложно на маленьких плацдармах, где две линии траншей часто разделяло всего несколько метров. Поэтому генерал Ландграф решил, что провести новую атаку можно будет Не ранее 11 августа. Ему лишь с огромным трудом удалось убедить в этом генерала Рейнхардта. Естественно, командир корпуса хотел развить успех, достигнутый другими его дивизиями. Совместная атака 1-й танковой и 36-й моторизованной дивизий из Сабека, а также удар 1-й пехотной дивизии на Ленинский прорвали оборону советских войск, им удалось продвинуться более чем на 3 километра.

Генерал Ландграф согласился возобновить атаки 10 августа, и 9 августа мы занимались подготовкой и перегруппировкой сил. Тем временем 1-я танковая и 36-я моторизованная дивизии быстро продвигались вперед. 1-я танковая дивизия достигла Исвоса, а 36-я моторизованная занималась зачисткой трех лесистых районов, а потом повернула на северо-запад, чтобы поддержать 6-ю танковую дивизию. В ходе этого наступления солдаты генерала Оттенбахера взяли Пустошку.

Во второй половине дня 10 августа, перегруппировавшись для новой атаки более крупными силами вдоль дороги Ивановское — Юрки, 6-я танковая дивизия снова пошла в наступление. Но лишь к темноте мы сумели продраться сквозь заграждения. Одной роте удалось проползти вперед, буквально по одному человеку, по узкой, но глубокой канаве, укрытой травой и кустарником. Таким образом рота просочилась под проволочными заграждениями. В этой {132} точке атак в течение дня не последовало, и я распорядился перебросить туда сильные подкрепления. Им удалось расширить участок прорыва, занять несколько траншей и дотов вдоль линии фронта, хотя лишь после упорного и жестокого рукопашного боя. Несмотря на потерю передовых позиций, русские продолжали удерживать позиции на фронте боевой группы «фон Зекендорф». Никакие события на других участках или обходы не могли заставить защитников отступить с позиций, которые не подвергались атакам. Каждый окоп, каждый блиндаж приходилось брать по отдельности. Зачистка продолжалась целые сутки.

На следующее утро, 12 августа, общее наступление продолжилось. Удар был нанесен в направлении деревни Юрки, и мы прорвали вторую линию обороны Советов. Снова потребовались упорные рукопашные бои, прежде чем мы рассеяли обороняющихся и очистили дорогу на Ивановское для боевой группы «фон Зекендорф». Итак, потребовались 2 дня боев и большие потери с обеих сторон, прежде чем нам удалось пробить эту невидимую линию обороны в заболоченном лесу.

В тот же день 1 -я танковая дивизия прорвалась на ровную местность и вышла в район Сырковицы — Морозов, где столкнулась с крупными танковыми соединениями русских. Однако больше серьезных укрепленных позиций за пределами лесистой зоны не было. 36-я моторизованная дивизия установила контакт с нашей 6-й танковой через Крутые Ручьи. В это время 1-я пехотная дивизия медленно наступала к югу от Хорошево, где ей пришлось прорывать сильную оборону и отбивать ожесточенные контратаки Красной Армии.

В Юрках я получил возможность осмотреть несколько русских танков, которые были подбиты несколько часов назад возле церкви. Их осматривало множество солдат. Внезапно башня одного из подбитых танков начала вращаться и стрелять. Танк пришлось взорвать. Мы обнаружили, что среди экипажа, который считался мертвым, находился комиссар, который, вероятно, просто потерял сознание. Затем {133} он пришел в себя, увидел вокруг множество немецких солдат и открыл огонь.

К 12 августа мы решили, что главная часть битвы осталась позади, так как сумели прорвать главную оборонительную позицию в лесу. Облегчение принесли достижения 1-й танковой дивизии. Разведывательные самолеты Люфтваффе обнаружили несколько полевых укреплений на высотах к югу от Выползово. Учитывая это, генерал Ландграф приказал продолжать наступление в пешем строю, пока мы не возьмем Выползово. После этого войска должны были погрузиться на машины и продолжать наступление. План был хорошим, но события приняли совершенно неожиданный оборот. Оказалось, что на высотах Выползово находятся не полевые укрепления, а настоящая крепость. Противотанковые рвы, бетонные бункера с броневыми башнями, бетонированные орудийные позиции, несколько линий траншей, колючая проволока и мины образовали фортификационную систему такой силы, какую мы не встретили даже непосредственно под Ленинградом. Хотя это был отдельный узел сопротивления, его невозможно было обойти, потому что он перекрывал выход из леса.

Значительная часть сил дивизии все еще занималась зачисткой лесов вокруг деревни Юрки, но, несмотря на это, генерал Ландграф бросил на Выползово боевую группу «фон Вальденфельс» (усиленный 4-й моторизованный полк). Обороняющиеся войска были серьезно потрепаны в ходе предыдущих боев, поэтому солдаты полковника фон Вальденфельса сумели захватить эту крепость на холмах, что придало новый импульс нашему наступлению. Проведя 4 недели в зеленом аду ненавистного леса, мы наконец-то вырвались на свободу, местность стала более или менее проходимой.

Непрерывные бои в течение 3 недель (с 13 августа до 7 сентября) привели к тому, что наступление на Ленинград постепенно замедлялось, пока не остановилось окончательно, упершись в укрепления вокруг города. За этим последовал переход от механизированного наступления к позиционной {134} войне. Причины этого крылись не столько в сопротивлении русских, сколько в состоянии наших собственных войск. Во-первых, наступавшие силы XLI танкового корпуса были слишком слабы — всего лишь 1-я и 6-я танковые и 36-я моторизованная дивизии. Во-вторых, по мере продвижения удлинялись северный и южный фланги. Северный фланг имел более важное значение, так как 18-я Армия оказалась неспособна даже после падения Нарвы и Кингисеппа поправить свое положение, упершись в Ораниенбаумский котел. Более того, следовавшие за нами пехотные части двигались по шоссе Луга — Красногвар-дейск слишком медленно. Все эти факторы, вместе взятые, привели к тому, что наступление XLI танкового корпуса не дало результата.

Развивая успех у Выползово, 6-я танковая дивизия наконец-то получила свободу передвижений и простор для них только к вечеру 13 августа. Наши авангарды пересекли железную дорогу Кингисепп — Ленинград и вышли к Большому и Малому Сосновскому, а 1-я танковая дивизия повернула на восток к Волосово. В этот же день войска 6-й танковой дивизии, к своему удивлению, впервые столкнулись с русскими реактивными минометами «Катюша», которые солдаты позднее стали называть «Сталинским органом». Сначала мы подумали, что это немецкие «Небельвер-феры», захваченные русскими после отхода LVI танкового корпуса от Сольцов.

14 августа дивизия повернула на северо-восток и вышла в район Коночовицы — Тучево, а на следующий день пересекла шоссе на полпути между Волосово и Гомонтово. Нам снова пришлось возобновить бои в пешем строю, хотя 36-я моторизованная дивизия двигалась позади нас, чтобы прикрыть наш северный фланг. Ни части 36-й моторизованной, ни наши собственные не смогли полностью устранить угрозу удара по нашим коммуникациям с северо-запада. В результате 16 и 17 августа мы смогли продвинуться всего на несколько километров, ведя тяжелые бои. Например, 16 августа в нашем секторе атаки было снято {135} более 2000 мин, не считая великого множества мин, оставшихся незамеченными. Мы обнаружили, что чем ближе к Ленинграду, тем больше мин ставят русские. В этот же день наступление 1-й танковой дивизии полностью застопорилось.

Потери в боевых частях сказывались все сильнее, особенно ощутимы были потери в офицерах. Впервые с начала кампании мы не получили нужных пополнений. Частично это можно объяснить тем, что пополнениям и колоннам грузовиков с припасами для всего XLI танкового корпуса приходилось делать большой крюк через старые плацдармы на Луге. Это приводило к серьезным задержкам из-за больших расстояний и отвратительного состояния дорог. Условия улучшились только в конце августа, после того, как были прорваны советские позиции на Луге (19 августа) и появилась возможность использовать шоссе из Луги на Красногвардейск.

18 августа мы нанесли мощный удар в районе к востоку от Волосово и продвинулись на 20 километров после тяжелых боев накануне. Нам удалось захватить более 100 пленных, что было самой большой цифрой за один день с начала кампании. До сих пор количество убитых русских превышало количество взятых в плен, по крайней мере, в секторе 6-й танковой дивизии. Несмотря на этот успех, 19 августа мы продвинулись совсем незначительно, и на следующий день дивизия перешла к обороне. Только 1-я танковая дивизия продолжала медленно наступать на восток, чтобы блокировать шоссе к югу от Красногвардейска и отрезать путь вражеским войскам, отступающим с оборонительного рубежа на Луге.

Пытаясь занять позиции, перечисленные в приказе, 6-я танковая дивизия передвинулась на восток, сменив части 1-й танковой, в то время как части 36-й моторизованной заняли наши позиции на западном фланге. Теперь мы занимали оборонительную линию длиной около 25 километров, развернувшись почти точно на север. Эту позицию можно было удержать, только организовав мобильную оборону, {136} опирающуюся на несколько ключевых пунктов. В последующие дни, вплоть до 7 сентября, мы вели позиционную войну, ограничиваясь боями местного значения. В ходе постоянных перегруппировок и перемещений 6-я танковая дивизия постепенно скользила вдоль фронта у Красногвардейска то туда, то обратно. В частности, самая крайняя южная точка наших перемещений находилась восточнее Лядов и железной дороги, идущей из Луги в Красногвардейск. 7 сентября 6-я танковая дивизия при содействии усиленного полка полицейской дивизии СС на правом фланге приготовилась к решительной атаке вдоль линии Сигонеми — Недлино западнее Красногвардейска. В этот день я был назначен временным командиром дивизии.

Противник на фронте 6-й танковой дивизии некоторое время вел себя относительно тихо. Русские резервы показывались только небольшими группами, и противник старался компенсировать свою слабость обширным применением мин. Советы вели себя гораздо более активно на дальнем левом фланге, который удерживала 36-я моторизованная дивизия. Русская артиллерия и войска пытались заблокировать дорогу на Ленинград между Кингисеппом и Бегуницами. Эта помеха задержала на сутки начало атаки, которая должна была стать первой фазой решительного наступления на Ленинград. Оно было перенесено на 9 сентября. Когда началось наступление, полицейская дивизия СС наступала на правом фланге 6-й танковой прямо на Красногвардейск, а 1-я танковая и 36-я моторизованная действовали слева от нас. Нашей первой целью были высоты Дудергофа в 10 километрах к северу от Красногвардейска.

Прорыв Ленинградской линии

Русские превратили цепочку укреплений перед Ленинградом в непрерывную оборонительную позицию. В частности, оборонительные сооружения у Красногвардейска были {137} подготовлены уже давно. Они состояли из внешнего пояса бетонных и земляных дотов и многочисленных промежуточных укреплений, связанных между собой системой траншей. Непроходимые для танков ручьи и болота шли почти вдоль всего внешнего оборонительного пояса. На нескольких участках это естественное прикрытие отсутствовало, но там был вырыт широкий противотанковый ров.

На расстоянии 1000–3000 метров позади внешней линии обороны находился внутренний пояс, состоящий из сильно укрепленных позиций, которые кольцом охватывали город. Чуть севернее Красногвардейска проходила Ленинградская линия, в которую был включен оборонительный периметр города. Одновременно эта линия защищала Красногвардейск с тыла и являлась промежуточным рубежом на случай эвакуации города. Позади открытой местности непосредственно к западу от Красногвардейска находилась обширная лесная зона. Именно внутри нее, в нескольких сотнях метров от восточной опушки, находился западный край внешнего оборонительного пояса. В этом месте были построены деревоземляные огневые точки, вырыты окопы, установлены минные заграждения, устроены засеки и завалы, поставлены несколько рядов проволочных заграждений. Примерно в паре километров от этих заграждений была развернута линия дозоров. В их состав входили саперы, которые должны были поставить дополнительные мины.

Ключевым пунктом этого оборонительного комплекса являлась сильно укрепленная деревня Салузы, находящаяся на южном краю лесной зоны. Ее прикрывали обширные минные поля. Эта деревня блокировала дорогу, ведущую в Красногвардейск с запада. В центре города дорога разветвлялась, и второе шоссе уходило на север. Эта ветка служила русским для доставки снабжения войскам, развернутым в лесах на западе. Она проходила через реку Ижора по мосту, расположенному прямо перед Ленинградской линией, и пересекала сами позиции в направлении на северо-запад. На этом участке Ленинградская линия состояла из 4 рядов {138} траншей, в которых стояло множество пулеметов и противотанковых орудий. Противник также построил многочисленные артиллерийские доты.

9 сентября 6-я танковая дивизия начала наступление на Красногвардейск с запада. Прежде всего, она должна была прорвать Ленинградскую линию вблизи деревни Салузы и создать возможность для захвата Красногвардейска ударом с тыла. Я построил свой план атаки на снимках фоторазведчиков Люфтваффе и решил сосредоточить силы для удара через внешний оборонительный пояс деревни, затем развивать наступление на север, чтобы прорвать Ленинградскую линию, после чего намеревался повернуть на восток. Главные силы дивизии атаковали вдоль дороги, а потом вдоль опушки леса, которая шла параллельно дороге. После короткого боя мы форсировали противотанковый ров. К полудню мы также захватили Салузы, где пришлось штурмовать много блиндажей. Один дот на краю леса продержался до самого вечера.

Сразу после того, как мы ворвались в деревню, боевая группа «Колль» (11-й танковый полк полковника Рихарда Колля, которому был придан артиллерийский батальон и рота саперов) прошла через тылы занятого русскими леса и Ленинградской линии. Под прикрытием огня танков наши саперы решительным ударом захватили неповрежденный мост и сняли установленные русскими подрывные заряды. Примерно в 6 километрах севернее Салуз, боевая группа «фон Зекендорф», следуя за танками, переправилась через вражеский противотанковый ров (который начинался у моста и шел под прямым углом к линии фронта) и создала плацдарм. Ближе к вечеру контратака советских войск привела к тому, что наши части за рекой были окружены. Но вечером главные силы дивизии очистили лес от русских, повернули на 90 градусов и начали сосредоточение в лесу для удара на северо-восток, чтобы деблокировать наши войска на плацдарме. Вечером боевая группа «Экингер» (I/113-й моторизованный полк, 6 рота 1-го танкового полка, 11/73-й танковый артиллерийский полк) из состава 1-й {139} танковой дивизии сумела прорвать внутренний оборонительный периметр у Салуз позади притока реки. Этот успех имел место в секторе полицейской дивизии СС, части которой застряли по всей линии фронта. Плацдарм, созданный 1-й танковой дивизией, открыл дорогу полицейской дивизии СС на Красногвардейск.

10 сентября главные силы 6-й танковой дивизии двигались вдоль дороги в направлении северного плацдарма. Я отделил некоторые подразделения для уничтожения остатков русских войск на плато к западу от Красногвар-дейска, а остальные прочесывали лес, где скрывались русские. Ведь накануне из-за них нам пришлось выставить сильное фланговое охранение. В результате к полудню удалось очистить от противника сектор к югу от Ленинградской линии. Только вдоль северной опушки леса нам пришлось снять более 40000 советских мин.

После выполнения этой задачи я начал заталкивать один батальон за другим на плацдарм позади противотанкового рва длиной 3 километра, который шел через лес. Эти батальоны сумели так далеко просочиться на север, что прошли все 4 линии траншей Ленинградской линии. После этого я смог бросить на прорыв еще 4 батальона с танками. Советы предприняли отчаянную попытку отразить эту атаку кавалерией, но мы без труда разогнали ее. Противотанковый ров имел ширину около 4 метров и такую же глубину. Так как мы его захватили, то появилась возможность повернуть направление наступления на 90 градусов. Наши пикировщики уничтожали один дот за другим, один укрепленный пункт за другим... Средняя артиллерия, противотанковые и зенитные орудия русских были атакованы нашей пехотой с тыла. Вся моя дивизионная артиллерия осталась на позициях к югу от Ленинградской линии. Она сумела поставить огневой вал перед атакующими батальонами. Шаг за шагом мы подавили последние очаги сопротивления.

Во второй половине дня мы вышли к железной дороге, проходящей через сектор атаки, а 11 сентября достигли шоссе Красногвардейск — Ленинград. Там мы захватили группу {140} артиллерийских дотов, которые были оснащены опускающимися броневыми куполами. В этот момент 6-я танковая дивизия оказалась прямо позади Красногвардейска. Вынужденные поспешно отступать, русские имели для этого только одну дорогу, но и ее держал под плотным обстрелом 76-й танковый артиллерийский полк. Когда советские солдаты бросились в тыл по этой дороге, батареи подполковника Грюндхерра нанесли им серьезные потери. Первой из боя попыталась выйти артиллерия на механической тяге — она рванула по широкой асфальтовой дороге на Пушкин. Однако танки полковника Колля уже блокировали эту дорогу, и в результате русские пушки и другие автомобили были подожжены нашими танками. Ночью 11/12 сентября основная масса русской пехоты сумела вырваться из Красногвардейска, хотя при этом понесла чудовищные потери. Русские отступили, оставив позади себя сильные арьергарды между Красногвардейском и Пушкином.

12 сентября пехота L корпуса (полицейская дивизия СС и 269-я пехотная) притормозила, так как ей пришлось преодолевать сильно укрепленный участок. Здесь Советы использовали самую современную систему полевых укреплений, какую мы когда-либо видели за 4 года войны. Все фортификационные сооружения были подземными. Войска оборонялись в подземных переходах, расположенных вдоль уступов рельефа, и вели огонь через хорошо закамуфлированные амбразуры. Тяжелое оружие также укрывалось в подземных бункерах, которые не были видны снаружи. В этих бункерах могли разместиться от 10 до 20 человек, там имелись склады боеприпасов, различные хранилища, лазареты. Туннели связывали все огневые позиции, входы в них часто располагались в сотнях метров в тылу и были полностью укрыты кустарником и деревьями. Эти галереи были также прикрыты обычными окопами и блиндажами, которые не удавалось различить, пока по атакующему не открывали огонь. Ни наземная разведка, ни Люфтваффе не могли обнаружить эти укрепления. Даже после того, как русские открыли огонь, дивизии L корпуса не могли {141} определить, откуда он ведется. Нейтрализовать вражескую артиллерию никак не удавалось, а все лобовые атаки нашей пехоты были отбиты.

Ситуацию удалось прояснить только к 13 сентября. К этому времени 6-я танковая дивизия, которая совершала обходной маневр к поселку Тайцы, вышла в тыл русской оборонительной позиции. Одно случайное совпадение сыграло нам на руку. Накануне вечером (12 сентября) я отправил на поиск сильные разведывательные патрули. Внезапно натолкнувшись на самый тыловой из бункеров оборонительной системы, молодые офицеры штурмом захватили его, не дожидаясь приказов. Среди пленных оказался саперный офицер Красной Армии, который контролировал строительство укреплений. Вместе с ним в наши руки попали планы всех сооружений, после подготовить атаку не представляло труда.

Однако, едва 4-й моторизованный полк подполковника фон Вальденфельса начал наступление, как возникли новые трудности. Осознав опасность, угрожающую неуязвимой с фронта позиции, русские сами атаковали нас с тыла из Пушкина. Исключая батарею 88-мм зенитных орудий, наш пехотный батальон арьергарда мог поддержать только II батальон подполковника Зиберта из 11-го танкового полка, вооруженный жалкими PzKw-35t. На наш арьергард надвигалась длинная колонна танков, хвост которой терялся в пыли. Первый из вражеских танков — в колонне шли более 50 сверхтяжелых КВ-1 — быстро преодолел узкую полоску твердой земли между болотами и повернул к оборонительным позициям.

Тяжелые зенитки уже стреляли. Из танков при попадании снарядов вылетали столбы огня, поднимающиеся высоко в небо. КВ-1 во главе колонны развернулись шеренгой и продолжали двигаться вперед. Внезапно головные вражеские танки попали под шквал снарядов 616-го батальона истребителей танков, который только что прибыл на позиции. Он имел 27 тяжелых противотанковых пушек. 14 высоких столбов черного дыма известили русских, что {142} их авангард уничтожен. После этого основная масса русских танков неожиданно остановилась. Они не рисковали двигаться по узкой тропинке среди болот. Хвост колонны развернулся и скрылся.

Теперь в бой вступили остальные силы 11-го танкового полка, вызванные по радио. В штабе дивизии мы слышали характерные звуки танкового боя. Вскоре грохот стал слышнее, так как танковые полки 1-й и 8-й танковых дивизий, действовавших рядом, атаковали русских с фланга и тыла. Сообразив, что его положение становится слишком опасным, русский командир решил, что не может выполнить поставленную задачу. Танки повернули назад, в том числе и КВ-1, которые потеряли 11 машин, уничтоженных огнем зениток и тяжелых противотанковых орудий. Отводя свои силы, вражеский командир не стал доводить дело до решающего столкновения, но угроза тылам нашей дивизии была устранена.

Однако в это же время атака полковника Вальденфельса, которого поддерживали танки полковника Зиберта, развивалась согласно плану. В тяжелом бою они занимали один за другим бункера и траншеи, прикрывавшие вражеский тыл, и мы подошли к входам в подземные укрепления. В ходе боя за первый вход русские отстреливались из внутренних помещений бункера и швыряли ручные гранаты. В этом бою участвовали 3 женщины-военных медика, которые сражались рядом с мужчинами. Когда их тела были вынесены наверх, мы обнаружили у них запас ручных гранат.

Зачистка подземных переходов и галерей была долгим и трудным занятием. Полковник фон Вальденфельс должен был использовать для этого специальные штурмовые подразделения, вооруженные ручными гранатами и автоматами. Его попытки занять более крупные бункера привели к жестоким рукопашным боям с тяжелыми потерями с обеих сторон, так как русские солдаты сражались до последнего. Атака захлебнулась. Успех пришел лишь после того, как подрывная команда саперов сумела обнаружить уцелевшие бункера по более редкой траве над ними. Их вскрывали с {143} помощью подрывных зарядов и захватывали. Но и теперь, чем ближе наши штурмовые отряды приближались к линии фронта, тем более серьезными становились потери. Наши саперы и пехота, продвигающиеся над подземной крепостью, попали под огонь тяжелый артиллерии, поддерживающей фронтальный штурм пехоты L корпуса. Лишь когда мои связисты сумели установить надежную телефонную связь со штабом L корпуса, стало возможным успешно завершить штурм подземных укреплений. Затем мы встретились с пехотой, наступавшей с другой стороны. Почти в это же время, преследуя отступающие русские танки, мы сумели захватить Пушкин. Во второй половине дня солдаты полковника фон Вальденфельса захватили укрепленный штаб русской 42-й Армии, которая отвечала за оборону Ленинграда.

То, что солдаты Красной Армии продолжали сражаться в самых безнадежных ситуациях, совершенно не заботясь о собственной жизни, можно в значительной степени приписать храброму поведению комиссаров. Например, когда был захвачен замок в поселке Тайцы и нам удалось выбить сильное подразделение, защищавшее замковый парк, в нелегкое положение попали экипажи 11-го танкового полка. Танки проходили рядом с парком с открытыми башенными люками. Внезапно прозвучали несколько одиночных винтовочных выстрелов. Стреляли по командирам танков, которые выглядывали из люков. Лишь после того, как три человека были убиты пулями в голову, танкисты сообразили, что стреляют из узкого окопа под стеной парка с расстояния около 10 метров. Танки немедленно открыли ответный огонь, и вскоре 13 человек, сидевших в окопе, были мертвы. Это были офицеры штаба полка, в том числе комиссар, который погиб с винтовкой в руке.

Теперь Ленинград находился на расстоянии прямой видимости.

Наши солдаты были убеждены, что сопротивление русских за пределами города сломлено и что продолжение атаки — по крайней мере, в секторе 6-й танковой дивизии — {144} приведет нас прямо в город. Однако 14 сентября мы неожиданно получили приказ прекратить наступление. Никто не понимал, почему это произошло. На следующий день 6-я танковая дивизия получила приказ покинуть линию фронта, оставив там свою артиллерию. Подготовка к отходу завершилась 16 сентября, а утром следующего дня дивизия получила приказ начать движение в направлении Луга — Псков. Далее мы должны были двигаться через Невель и прибыть в распоряжение Группы армий «Центр».

Так для нас завершились самые упорные бои 1941 года, которые происходили между Красногвардейском и Ленинградом. В течение недели 6-я танковая дивизия сумела прорвать 12 укрепленных позиций, отбила несколько контратак, захватила 248 дотов, в том числе более 25 бетонных с броневыми куполами.

В полном соответствии с теорией блицкрига, наша дивизия за несколько дней пересекла территорию Литвы и Латвии, сокрушая на своем пути вражеские позиции, прорвала «Линию Сталина», форсировала реку Двина и открыла ворота Ленинграда на реке Луга. Все это произошло на протяжении всего лишь 3 недель. 800-километровое путешествие мы проделали среди пыли и песка, по лесам и болотам, через реки и противотанковые рвы. Гибкое и умелое руководство на полковом и батальонном уровнях, высокий боевой дух наших солдат, их опыт и закалка позволили преодолеть все препятствия. Путь от Восточной Пруссии до пригородов Ленинграда занял у нас 68 дней.

МОСКВА

Вязьма

Когда падение Ленинграда начало казаться неизбежным, 6-я танковая дивизия была отозвана, чтобы принять участие в наступлении на Москву. Ей снова пришлось совершить форсированный марш, и дивизия с молниеносной быстротой преодолела почти 1000 километров, чтобы присоединиться к 3-й Танковой Группе в составе Группы армий «Центр».

Нас включили в состав LVI танкового корпуса генерала танковых войск Фердинанда Шааля, который возглавлял немецкое наступление. За первый день (2 октября) мы продвинулись более чем на 30 километров, вышли к верховьям Днепра и захватили 2 моста на направлении главного удара. В результате были отрезаны все силы русских, находившиеся к западу от реки, а 3-я Танковая Группа получила возможность развивать наступление на восток.

Этой ночью я приказал возобновить, но теперь уже всей дивизией, использование тактики «ежа», которую применяла боевая группа «Раус» во время наступления в Прибалтике. Чуть восточнее реки войска создали серию опорных пунктов с круговой обороной. Я знал, что разбитые дивизии {146} Красной Армии начнут отход под покровом темноты у, нас в тылу и на флангах. В одном месте штаб отступающего русского стрелкового корпуса попытался укрыться в маленькой деревушке, затерявшейся в лесу, где мы расположили штаб нашей дивизии. После наступления темноты вражеские солдаты буквально со всех сторон обтекали наши танковые «ежи». Пока танки 11-го полка были предоставлены самим себе, множество осветительных ракет и интенсивная пулеметная стрельба показывали, что они оказались в нелегком положении. Оно изменилось несколько часов спустя, когда на плацдарм прибыли 4-й и 114-й моторизованные полки и 6-й мотоциклетный батальон. К этому времени появились дивизионная артиллерия и саперы, которые тоже влились в нашу систему обороны, и в результате беспокойную ночь имели решительно все. Рано утром на следующий день русские подразделения постарались побыстрее покинуть этот район. Они не смогли найти себе отдых поблизости от немецкой танковой дивизии.

3 октября 6-я танковая дивизия возобновила марш на восток в направлении на Холм. Русские попытались парировать немецкое наступление, нанеся танковый удар с фланга. Около 100 танков вышли с юга к развилке дорог у Холма. В большинстве своем это были средние танки, против которых я направил батальон наших PzKw-35t и 6-ю роту (бронетранспортеры) 114-го моторизованного полка. Это слабое соединение сумело сдерживать опасную угрозу нашему флангу, пока наши зенитки и противотанковые пушки не развернулись на линии между Холмом и южным берегом Днепра.

Русские танки в лесу рассеялись на мелкие группы, а потому нанести массированный танковый удар у противника не получилось. Головные подразделения уничтожались по частям, когда подходили к фронту противотанковой обороны. В результате советский командир начал действовать еще более робко и разбросал свои машины по всей ширине и глубине поля боя. После этого танки могли наносить удары только маленькими группами и разрозненно, {147} наши противотанковые орудия без труда отбивали все наскоки. Холм, мост через Днепр, связывающая их дорога (которую русские обстреливали из танковых пушек) остались в наших руках. После того как были подбиты около 80 русских танков, главные силы дивизии сумели прорвать последнюю линию сильных укреплений на восточном берегу Днепра, который занимали советские резервы. Мы смогли продолжить наступление на восток, уже не опасаясь оставшихся русских танков. В результате фланговый удар 100 советских танков под Холмом сумел лишь на несколько часов задержать 6-ю танковую дивизию.

Из Холма 6-я и 7-я танковые дивизии двинулись по параллельным дорогам к Вязьме. 6-я дивизия шла южнее через Хмелиту, а 7-я — севернее через Дернову. Поспешно собранные русские танковые и стрелковые части при поддержке нескольких батарей средней артиллерии попытались остановить нас, нанеся удар по открытому правому флангу 6-й дивизии, который растянулся более чем на 40 километров. Многие советские батареи, которые должны были защищать Днепр, остались на своих позициях и просто развернули орудия кругом, другие спешно снимались с места и заняли места в открытом поле, чтобы обстрелять нас. Пехота и танки надвигались широким фронтом ia наши маршевые колонны, каждая артиллерийская батарея, заняв место, сразу открывала огонь.

Эта атака дорого обошлась русским, так как 6-я и 7-я танковые дивизии открыли огонь из всего, что могло стрелять. Дивизии напоминали могучие линкоры, которые разносят в щепки любую цель, оказавшуюся в пределах досягаемости его тяжелых орудий. Снаряды и мины из 300 глоток обрушились на русские батареи и танки. Вскоре русские танки пылали, а батареи превратились в дымящиеся груды рваного железа. Шеренги пехоты выкашивал плотный огонь сотен пулеметов. Это жуткое побоище длилось не более 20 минут. Лишь чуть-чуть притормозив, обе танковые дивизии продолжали путь, в тот же день (10 октября) достигнув Вязьмы. Там они соединились с 10-й танковой {148} дивизией из 4-й Танковой Группы, которая пробилась с юга. Мы сумели окружить около 400000 русских.

В ходе этих операций Красная Армия для уничтожения наших танков использовала так называемых собак-минеров. Эти не слишком крупные собаки несли подрывные заряды с антеннами на спине. Они были обучены прятаться под приближающиеся танки. При этом собака неизбежно задевала антенной (она имела длину около 15 сантиметров) за днище танка, и заряд срабатывал.

Известие о столь необычной тактике вызвало среди наших танкистов небольшое замешательство. Они принялись стрелять по любой замеченной собаке. Но у меня нет сообщений, что хоть один немецкий танк был уничтожен собаками-минерами. С другой стороны, мне несколько раз докладывали, что собаки, испуганные огнем наших танков, прятались под русскими, подрывая их. Достоверно известно одно: использование собак-минеров прекратилось так же внезапно, как и началось.

Трясина на дороге к Москве

Германская армия даже отдаленно не представляла, что такое грязь в европейской России. Вскоре после нашей победы у Вязьмы, когда наши войска на фронте уже крепко увязли, Гитлер и ОКХ все еще верили, что грязь можно одолеть грубой силой. Это заблуждение привело к большим потерям в машинах и оборудовании. Крупномасштабные операции стали совершенно невозможны. Период распутицы осенью 1941 года был более тяжелым, чем любая другая распутица за обе мировые войны. Уже в самом его начале грунтовые дороги стали непроходимыми, а главные магистрали превратились в ужасное месиво. Автоколонны еле двигались по гравийным дорогам, разбивая их до такой степени, что даже курьерам приходилось передвигаться на гусеничной технике. В самый разгар распутицы трактора и тягачи, которые обычно могли передвигаться по пересеченной {149} местности, стали беспомощны. Любая попытка двигаться по сплошной массе грязи, в которую превратились дороги, делала их еще более непроходимыми. Танки, тягачи и даже автомобили с большим клиренсом зарывались в грязь все глубже и глубже и в результате застревали намертво, чуть не погребенные заживо. Выяснилось, что может двигаться только гужевой транспорт. Основная масса танков и артиллерии была прикована к месту.

Преследовать разбитых русских оказалось невозможно. Дивизии могли двигаться только по шоссе Брянск — Орел — Тула. Походные порядки рассыпались и перемешались, лишь отдельные подразделения удерживали контакт с противником. Главные силы Группы армий «Центр» застряли и могли двигаться лишь «короткими перебежками». Автомобили ломались, моторы не выдерживали, лошади падали от утомления. Дороги были усеяны трупами павших животных. Исправными остались лишь несколько танков. Грузовики и телеги тонули в грязи.

Немецкие потери в танках и другой технике оказались невероятно высокими. 2-я Танковая Группа, которая действовала в районе Орла, потеряла в грязи 60 процентов оставшихся у нее танков. 10-я танковая дивизия из 4-й Танковой Группы, действовавшая севернее Гжатска, за короткий период потеряла 50 танков, не сделав ни единого выстрела, причем 35 танков пропали всего за 3 дня. Внезапный мороз, ударивший в октябре, превратил жидкую грязь в бетон, и одна из колонн 6-й танковой дивизии просто вросла в землю и больше уже так и не сдвинулась с места. Так как снабжение на фронт все-таки требовалось доставлять, бензин и продовольствие сбрасывали с самолетов вдоль линии замерших автомобилей и танков. Но все попытки сдвинуться с места неизменно заканчивались неудачей. Эти потери оказались особенно ощутимыми потому, что мы не получали никаких пополнений. Очень часто шоферы обнаруживали, что машина увязла вдали от жилья, поэтому они бросали ее и пешком отправлялись к ближайшей деревне, чтобы найти своих. Иногда им приходилось просить пищу {150} и кров у местных жителей, чтобы постараться выжить, пока не закончится распутица. Напомню, что в этот период Германия производила всего 85 танков и штурмовых орудий ежемесячно.

Описывая состояние 6-й танковой дивизии, я докладывал 31 октября:

Несколько железнодорожных линий в европейской России являются единственным вариантом организации перевозки в период распутицы, поэтому они неизбежно будут перегружены. Намеченный график операций был полностью сорван, потому что раскисшие дороги не позволяют добраться до железных дорог. Ремонт поврежденных гусениц затягивается до полной бесконечности, потому что рабочих и материалы приходится доставлять по рельсам к месту повреждения танка. Единственным способом остается восстановление трак за траком, потому что ремонт нескольких участков гусеницы просто немыслим. Доставка грузов производится с большими опозданиями. На некоторых участках фронта Группы армий «Центр» доставка задержалась настолько, что пришлось прекратить военные действия. Многие части сидели без хлеба по нескольку дней, люди собирали продукты на полях и на местных складах, где их не успела уничтожить Красная Армия. Реквизиция {151} продовольствия на неоккупированной территории была возможна только силами крупных отрядов, потому что эти районы кишели партизанами и отставшими от своих частей красноармейцами.

В начале декабря в дневнике боевых действий дивизии появилась запись:

В начале декабря мы ежедневно отмечали температуру:

Отступление от Москвы

Зима 1941–42 годов была самой суровой в европейской России за последние 100 лет. В районе к северо-западу от Москвы средняя температура в январе 1942 года была –35°С, а самое низкое значение было зарегистрировано 26 января (–52°С). Наши солдаты, если они вообще имели зимнюю {152} одежду, имели только стандартные шинели, свитера и набрюшники, рассчитанные на зиму в Германии. Основная масса теплой одежды, собранной населением Германии, попала на фронт лишь в конце января, когда морозы уже сделали свое ужасное дело. Командиры всех уровней пытались выкручиваться, как могли. Несколько дивизий нашли выход, организовав огромные швейные мастерские в ближайших русских городах. Из старых одеял, из поношенной одежды русские портные шили фланелевые жилеты, шарфы, носки, варежки с отдельными большим и указательным пальцами. Мы также сумели собрать какое-то количество реквизированной шерстяной одежды и валенок, что-то было снято с убитых солдат Красной Армии. Если кто-то из солдат добывал несколько пар белья, их надевали одну на другую. Все дивизионные и армейские склады белья опустели моментально. Большинство солдат кое-как сумели защитить головы и уши с помощью разнообразного тряпья. Тем не менее в первую, критическую, зиму под Москвой мы сумели обеспечить зимней одеждой лишь незначительную часть солдат. Нет необходимости повторять, что мороз сказался на боеспособности солдат и состоянии оружия.

В начале декабря 6-я танковая дивизия стояла в 14 километрах от Москвы и 24 километрах от Кремля. В этот момент температура внезапно упала до –34°С, и началось контрнаступление сибирских дивизий, которые остановили продвижение 3-й Танковой Группы к русской столице. Построив оборону дивизии вокруг последних 5 уцелевших танков полковника Колля, мы сумели отбить первые атаки сибиряков, которые на снегу представляли собой идеальные мишени из-за своих коричневых шинелей. Эти частичные успехи позволили дивизии отойти сравнительно спокойно и дали время уничтожить наши последние 88-мм орудия. Это оказалось печальной необходимостью, так кач вывезти их было просто не на чем. Осенью в грязи мы потеряли 25 орудий, а последние 7 стали жертвой снегов и морозов в ноябре.

Соединения Группы армий «Центр», в том числе 3-я Танковая Армия, удерживали фронт к северо-востоку от Москвы {153} до 5 декабря. На следующий день ОКХ отдало первый в этой войне приказ на отступление. После нескольких месяцев наступательных боев наши батальоны и роты сократились до горстки людей, русская грязь и русские морозы сожрали их оружие и технику. Ни умелое руководство офицеров, ни личная храбрость солдат не могли компенсировать сократившуюся огневую мощь дивизий. Численное превосходство Красной Армии, которой помогали климатические условия, спасло Москву и повернуло ход битвы. Гитлер не ожидал зимней войны и не готовился к ней.

6 декабря отступление 6-й танковой дивизии проходило гладко, но на следующий день, когда мы пересекали район холмов, наши машины начали беспомощно скользить на обледенелой дороге. Появились опасения, что русские догонят и уничтожат наш арьергард, если мы будем тратить время на спасение каждой машины. Поэтому я приказал перегрузить уцелевшее оборудование на несколько сохранившихся тягачей и сжечь остальные машины. Одновременно я усилил авангард почти всей оставшейся пехотой и намеренно замедлил темп отступления. Мы вели сдерживающие бои, опираясь на редкие деревни. Ненаселенные пространства становились особенно опасными, так как наши солдаты не имели зимней одежды и могли просто замерзнуть. Деревни привлекали и русских, которые также предпочитали постоянные укрытия для своих войск. В результате отступление превратилось в гонку от одной деревни к другой.

Через несколько дней мы отошли к Клину, стратегически важной развилке дорог северо-западнее Москвы. К несчастью, 6-я танковая дивизия не могла использовать город для ночной стоянки, потому что через него отступали на запад остальные дивизии, и к тому же город являлся узловым пунктом обороны LVI танкового корпуса. Однако нам повезло, потому что мы нашли в Клину большое количество взрывчатки, и наши саперы использовали ее для сооружения временных укрытий в поле за пределами города. Попытки брать землю из получившихся воронок и посыпать дороги не принесли успеха, так как при взрывах получалась не пыль, а {154} большие куски мерзлой земли, которые не удавалось растолочь. 6-я танковая дивизия задержалась перед Клином на 24 часа, а затем продолжила отступление по четырехполосному шоссе Смоленск — Москва.

Хотя противник превосходил нас в живой силе, он ни разу не сумел окружить и уничтожить наши арьергарды, потому что не мог использовать тяжелое оружие для фронтальной атаки из-за глубокого снега, не понеся при этом напрасных потерь. Это означало, что для попыток окружения русские были вынуждены использовать кавалерию, лыжников и пехоту на санях, но не могли придать им тяжелое оружие. Поэтому ударная мощь советских частей была недостаточной, чтобы прорывать нашу оборону.

То, что Советам не удалось уничтожить Группу армий «Центр» одним ударом объясняется еще и тем, что советская авиация во время нашего отступления действовала крайне неэффективно. Противник совершал разрозненные налеты отдельными самолетами, которые обстреливали колонны или сбрасывали мелкие осколочные бомбы. Во время воздушного налета наши солдаты прятались в снегу на расстоянии до 100 метров от дороги. Мы понесли некоторые потери от бомб с замедленными взрывателями, когда солдаты торопились выйти из укрытий после окончания налета. Если бы русские использовали большие группы бомбардировщиков, результаты могли оказаться катастрофическими. Атак наши потери от воздушных налетов оказались ничтожными на фоне потерь от мороза.

К середине декабря, когда завершилась первая фаза отступления, 6-я танковая дивизия оказалась в Шаховской, где остановилась для переоснащения и пополнения. В сочельник 4-й моторизованный полк, который первым получил пополнения, был поднят по тревоге, чтобы контратаковать русских. Они прорвали позиции 106-й пехотной дивизии на реке Лама к западу от Волоколамска. Солдаты полковника фон Вальденфельса ринулись в метель по дорогам, уже покрытым толстым слоем снега. Так как наша пехота не имела надлежащей одежды, приходилось делать остановки в {155} каждой деревне, чтобы отогреться. Поэтому полк потратил 2 дня на то, чтобы преодолеть 19 километров до места прорыва.

После горячей пищи и ночного отдыха 4-й моторизованный полк 28 декабря атаковал русских совместно с резервами 106-й дивизии. При надежной поддержке артиллерии и тяжелого оружия полковник фон Вальденфельс наступал целый день. К вечеру он установил контакт с 23-й пехотной дивизией, находившейся севернее, и закрыл брешь. Солдаты нашли укрытие в соседних деревнях и на фермах. Когда они вечером расположились на отдых, были выставлены сильные караулы, которые сменялись каждые полчаса из-за жестокого мороза.

Планом на 29 декабря предусматривалось восстановить первоначальные позиции 106-й дивизии на реке Лама, окружив русские войска, которые вклинились в нашу оборону. Полк полковника фон Вальденфельса атаковал с востока, а 6-й мотоциклетный батальон нанес удар с юга в направлении Владычино. К полудню прорвавшиеся советские части были окружены. Ночью температура колебалась между –34° и –39° С. Войска, удерживающие периметр, не имели никакого укрытия. Соседние деревни были уничтожены в ходе боев, а старые немецкие окопы на реке Лама занесло снегом. Оставаться в открытом поле — значило обречь на верную смерть солдат, не имевших теплой одежды. Поэтому полковник фон Вальденфельс приказал отступить к более удаленной деревне. Когда русские обнаружили, что кольцо окружения само разжалось, они сосредоточили силы для нового прорыва, который в конце концов вынудил немцев отвести назад целый участок фронта. Успех обернулся неудачей из-за того, что мы не были готовы бороться с сильными холодами.

Результатом этой неудачи стало дальнейшее отступление дивизии. В конце декабря 6-я танковая дивизия была вынуждена покинуть деревни вокруг Шаховской и отойти в район больших лесов. Я оказался перед неприятным выбором, причем обе альтернативы были достаточно плохими. Если я прикажу отступать через лес к следующей группе {156} деревень, дивизия может попасть в окружение и погибнуть. Если я попытаюсь создать оборонительную линию в лесу или между деревнями, то при средней температуре –45°С наши солдаты без теплой одежды были бы обречены на неминуемую гибель. Во время короткого боя полковника фон Вальденфельса возле реки Лама, который пришлось вести на открытой местности, ежедневные потери от обморожений росли с ужасающей скоростью. К 3 января 1942 года наши фельдшерские службы сообщили, что ежедневно прибывает до 800 солдат с умеренным и сильным обморожением. При таких потерях дивизия не просуществует дольше недели.

Если мы хотели выжить (про удержание фронта уже никто не говорил), то должны были немедленно приступить к строительству убежищ и блиндажей, используя все подручные средства. Однако мы не могли приступить к строительству, так как корпусной и два дивизионных саперных батальона теперь состояли не более чем из 60 человек каждый, и они потеряли всю свою тяжелую технику. Но, с другой стороны, только что прибыло большое количество взрывчатки. Учитывая наше критическое положение, я приказал командирам саперных батальонов не обращать внимания на морозы и начать взрывать промерзшую до каменной твердости землю, чтобы в получившихся воронках строить укрытия для фронтовых частей и резервов. Эти воронки должны были образовать нечто вроде системы ячеек, эшелонированной в глубину, и быть достаточно большими, чтобы в каждой могли укрыться от 3 до 5 солдат. Любые имеющиеся доски следовало использовать для укрытия таких ячеек. Я также приказал саперам заминировать некоторые районы, а на трех ключевых маршрутах установить противотанковые заграждения. Резервы, а также тыловые службы дивизии использовались для прокладки тропинок между воронками и протаптывания дорожек в тыл.

Утром 14 января загрохотала вся наша линия обороны. Раскаты взрывов 500-кг зарядов напоминали артиллерийскую канонаду. Вокруг взлетали фонтаны земли, в воздухе {157} плыли густые клубы дыма. Русские с изумлением смотрели на все это, не понимая, что происходит, но ничего не предпринимали. К полудню взрывные работы были закончены, а к вечеру солдаты заняли уже укрытые сверху воронки. Вскоре после этого оттуда повалил дымок — солдаты развели костры, чтобы согреться. Кратеры образовали непрерывную цепочку опорных пунктов вдоль фронта. Перед ними были устроены завалы. Орудия мы разместили вдоль дорог за противотанковыми заграждениями, и буквально за один день дивизия сумела подготовить достаточно прочный оборонительный фронт. Саперы, которые были вынуждены работать на страшнейшем морозе, потеряли до 40% состава обмороженными, но спасли дивизию и восстановили контроль над ситуацией. Их жертвы были ненапрасными. К 5 января потери дивизии от обморожений сократились с 800 до 4 человек в день, а это уже можно было не принимать всерьез. На этой позиции позднее были отбиты несколько советских атак, и мы покинули ее только 10 дней спустя, когда погода улучшилась. Это произошло потому, что наши соседи с флангов отступили после того, как советские танки прорвали их фронт.

Эта отчаянная импровизация родилась после того, как во время отступления 6-я танковая дивизия потеряла все свои танки. Перед тем как мы догадались заняться взрывными работами, все бои разворачивались вокруг деревень, которые представляли собой укрытие от морозов. Группы деревень образовывали собой естественные рубежи, за которые сражались атакующие и защищающиеся, полностью забыв о любых иных тактических факторах. Если русские не успевали днем захватить деревню, они поспешно отступали на ночь к ближайшему населенному пункту, находящемуся в их руках. Даже относительно хорошо подготовленные сибирские части не отваживались продолжать атаки деревни после наступления темноты. Создание позиций в чистом поле с помощью взрывов оказалось полезной новинкой, которая помогла стабилизировать фронт и сохранить боеспособность остатков дивизии.

ЗИМНЯЯ ВОЙНА

Кризис 9-й Армии

17 января 1942 года в Кармоново, как раз там, где дивизия однажды вырвалась из бездонной грязи и начала наступление на Москву, теперь перегруппировывались ее остатки, измученные после сражений с морозом и снегом. Огромные потери в людях и технике, от которых германская армия так и не сумела оправиться, являются показателем того, насколько упорной была битва за Москву. 6-я танковая дивизия, которая сражалась в особенно трудных условиях, потеряла 80 процентов своей пехоты и артиллерии, 100 процентов танков и тяжелого оружия, большинство автомобилей. То, что осталось от боевых частей, было сведено в боевую группу «Цолленкопф», имевшую следующий состав:

76-й артиллерийский полк: 4 сводные роты (сражались, как пехота, под командованием штаба II/76-го полка)

6-й мотоциклетный батальон, 57-й саперный батальон, 57-й танковый разведывательный батальон, 11-й танковый полк уже нельзя было считать самостоятельными частями {159} из-за чудовищных потерь. Остатки 76-го танкового артиллерийского полка были сведены в I (легкий) и II (тяжелый) батальоны. В составе батарей числились 24 уцелевших полевых орудия. После ужасного кровопролития декабрьских боев уцелевшие штабы и тыловые подразделения собрались в 65 километрах позади линии фронта для реорганизации дивизии. Каждый день в район сбора прибывали танкисты, артиллеристы и другие солдаты, чудом избежавшие гибели. Как только они приходили, мы привлекали их к охране шоссе и железной дороги между Смоленском и Вязьмой — это были важнейшие коммуникации 4-й и 9-й армий. Их требовалось защищать от атак русской кавалерии, парашютистов и партизан, которые действовали глубоко в нашем тылу. К середине февраля эти отставшие одиночки и пополнения довели численный состав 6-й танковой дивизии до 3000 человек. У нас даже появилась горстка исправных танков.

Анализ общей ситуации на фронте Группы армий «Центр» в конце января 1942 года показывает, насколько сложной была тактическая ситуация. После русского контрнаступления в декабре линия фронта превратилась в запутанную кривую. Каждая из армий северного фланга Группы армий «Центр» (3-я, 4-я, 9-я) удерживала несколько секторов, причем их направления часто отличались на 180 градусов. Такое забавное положение сложилось потому, что у нас не хватало сил, чтобы создать и удержать компактную и жесткую линию фронта. Так как Гитлер категорически запретил любое отступление, каждое соединение было вынуждено удерживать свои собственные коммуникации, потеря которых в разгар зимы привела бы к неминуемой гибели германской армии. Именно так в свое время погибла армия Наполеона. В результате наши войска никогда не страдали от нехватки боеприпасов и продовольствия, хотя противник довольно часто прерывал доставку.

Зато русские, наоборот, загнали свои дивизии в непроходимые леса, пытаясь разрезать на части наши отступающие армии. К середине января советские солдаты обнаружили, {160} что они вынуждены есть собственных лошадей, чтобы не умереть от голода. Потом в пищу пошли шкуры и копыта... Русская артиллерия страдала от острейшей нехватки боеприпасов, и часто батареи могли позволить себе выпустить не более 10 снарядов в день. Такое положение дел объясняет, почему Группа армий «Центр» сумела несколько месяцев удерживать фронт, протяженность которого увеличилась с 500 до 1800 километров, что равно расстоянию от Вены до Мадрида. А ведь у нас оставались только слабые части, составленные из тыловиков и обозников. Более того, позднее нам удалось эвакуировать выдвинутые позиции без всяких потерь.

Красная Армия сначала наступала на юг, а потом повернула на восток к шоссе, соединяющему Вязьму и Ржев, пытаясь отрезать 9-ю Армию. Полевые госпитали и автомобильные парки нескольких дивизий попали под атаку, 2 ключевых аэродрома возле Сычевки оказались в непосредственной близости от противника. В северном секторе этого клина мы столкнулись с русским гвардейским стрелковым корпусом, а на юге — с кавалерийском корпусом. Фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, командовавший Группой армий «Центр», не верил, что общая ситуация позволит освободить части реорганизуемой 6-й танковой дивизии для использования в качестве Alarmeinheiten (тревожных групп), с помощью которых можно было укрепить пошатнувшуюся оборону. К концу января положение стало настолько напряженным, что Сталин вполне оправданно заявил о неизбежном уничтожении двух германских армий в самом большом котле в военной истории.

Тревожную группу следовало создать и бросить в бой немедленно, хотя опытных кадров для нее не осталось. Поэтому 30 января генерал-полковник Вальтер Модель, командующий 9-й Армией, отдал приказ, подчиняющий все тыловые и ремонтные службы армейского тыла, в том числе строительные и дорожные батальоны, моему штабу. (Реорганизованные подразделения 6-й танковой дивизии были

временно переданы 1-й танковой дивизии.) Генерал Модель ожидал, что из этих нестроевых солдат и отбившихся от частей одиночек я сумею выстроить фронт обороны между Сычевкой и Вязьмой. Мне передали даже части Люфтваффе с аэродрома Ново-Дугино для использования в наземных операциях.

Первоначально эти силы имели следующий состав:

618-й артиллерийский наблюдательный батальон

5-я, 6-я, 28-я, 33-я, 35-я, 182-я, 186-я, 442-я, 644-я, 664-я мостовые колонны

(без тяжелого оружия, машины конфискованы для доставки подкреплений на фронт)

Гарнизон Люфтваффе и подразделение связи с аэродрома Ново-Дугино

Импровизированный взвод из 5 поврежденных танков

В течение 24 часов все штабные сотрудники этих частей были поставлены на работу: ловить каждого проходящего офицера и солдата в своей зоне, а затем формировать из них тревожные группы различного состава и силы. Я {163} приказал особенно тщательно следить, чтобы люди из одного подразделения оставались вместе. В зависимости от числа, из них формировали отделения, взводы и роты под командованием знакомого офицера. Если было возможно, тревожные группы одинакового состава объединялись в батальоны, два или более батальона отдавались под команду одного из перечисленных выше штабов. Каждое подразделение получало возможность сохранить оружие и припасы, которые оно сумело спасти. Я ввел эти меры, чтобы не дробить живую силу и ресурсы. Мне казалось, что лучше использовать части разной численности, чем подрывать их единство, разбрасывая солдат по разным подразделениям. Разумеется, приходилось учитывать силу и состав каждой отдельной части, когда ей выделялся сектор обороны.

Большинство солдат было вооружено винтовками. Каждая рота имела один или два пулемета, некоторые батальоны получили минометы и мелкие противотанковые пушки, которые удалось добыть в соседних оружейных мастерских. Сначала имелось лишь одно отремонтированное артиллерийское орудие, но поступление оружия и снаряжения увеличивалось день ото дня, так как ремонтные мастерские трудились без отдыха, чтобы вернуть их на фронт. Многочисленные выздоравливающие и отпускники были поставлены в строй, чтобы как можно скорее образовать фронт фасом на запад.

31 января мы заняли наиболее важные участки нашего 65-километрового фронта, дыры были заполнены на следующий день, а 2 февраля уже образовалась непрерывная, хотя и очень тонкая, линия. К 6 февраля под моим командованием оказались 35000 человек, и мы сумели даже сформировать несколько резервных взводов, в том числе один танковый из 5 поврежденных танков, который использовался в качестве «ограниченно мобильного» резерва. Часто наши вновь созданные подразделения проходили крещение огнем в тот же день, когда завершалось их формирование. Где это было возможно, я располагал тревожные группы так, чтобы они сами защищали свои тыловые службы {164} и склады, ведь такую задачу солдаты выполняли особенно охотно. По этой причине солдатам Люфтваффе были выделены позиции, прикрывающие их собственный аэродром. Тревожные группы, которые формировались вдали от фронта, использовались для затыкания дыр. Батальон связи VIII авиакорпуса Люфтваффе из Ново-Дугино проложил телефонные линии и соединил их с коммутатором аэродрома.

Чтобы понять масштаб этой задачи, следует напомнить, что кризис разразился в середине зимы, когда температура даже днем не поднималась выше –40°С. Снег на открытых местах лежал слоем глубиной в один метр, в лесу — около полуметра. Мы могли расчищать только наиболее важные дороги.

Местность между Вязьмой и Сычевкой слегка холмистая, две трети покрыты лесами. На открытом пространстве расположены многочисленные мелкие деревни и хутора, которые теснятся вокруг городов. Все деревни — и те, что были в руках немцев, и те, что были в руках русских — полностью занимали войска, а те, которые находились вблизи линии фронта, были подготовлены к круговой обороне. Обычно несколько деревень объединялись в оборонительный район, ядром которого являлся город. Оборонительные сооружения состояли из снежных брустверов и большого количества ледяных блиндажей. Если позволяли имеющиеся средства, мы пробивали взрывами воронки в промерзшей земле, так как выкопать траншеи и насыпать земляные брустверы было невозможно в принципе. Здания служили только для обогрева людей, а для целей обороны использовались лишь в случае необходимости. Противники, особенно немцы, могли без особого труда сжечь любую деревню с помощью авиации или артиллерии и таким образом лишить неприятеля жизненно необходимого укрытия. Однако такое происходило лишь во время самых тяжелых боев. Обе стороны пытались избегать лишних разрушений, чтобы самим использовать деревни в ближайшем будущем. Обе стороны жаждали мести. {165}

К 9 февраля мы сколотили полностью оснащенную мотоциклетную роту штатной численности, использовав солдат, вернувшихся из отпусков и госпиталей. Несколько бронеавтомобилей стали нашим тактическим мобильным резервом, который можно было быстро перебросить в угрожаемую точку вдоль дороги, связывающей Сычевку и Вязьму. Солдаты этой роты также имели опыт лыжной подготовки и возили лыжи на мотоциклах, чтобы иметь возможность передвигаться даже по снегу метровой глубины. Подполковник Мартин Унрейн, командир растаявшего 6-го мотоциклетного батальона, лично руководил действиями этого элитного подразделения и несколько раз водил его в контратаки.

Положение оставалось зыбким. В первый период организации тревожные группы отбили несколько русских атак против аэродрома в Ново-Дугино и в северном секторе. В центральном секторе, напротив Татарники, Советы сумели захватить несколько деревень до прибытия наших тревожных групп. В южном секторе они удерживали деревни всего в километре от шоссе, что позволяло обстреливать его из минометов. По ночам вражеские лыжники просачивались сквозь наши линии, которые пока еще не были сплошными, и перерезали коммуникации 9-й Армии между Вязьмой и Ржевом. Учитывая страшный холод (по ночам температура падала до –50° С), деревни становились ключевыми пунктами обороны. Местность между ними охраняли только слабые дозоры, а по дорогам курсировали патрули. Несмотря на эти трудности, несмотря на постоянные вражеские атаки, мы с самого начала прочно удерживали важнейший центральный сектор.

Эта импровизированная линия фронта, обращенная на запад, выполнила свою главную задачу. В течение нескольких дней мы не только создали непрерывную линию, но и установили контакт с войсками, сражавшимися вокруг Ржева на севере, и с такими же импровизированными частями 4-й Армии на юге. Но даже теперь рокадное шоссе и железная дорога проходили слишком близко к фронту, поэтому мы {166} никак не могли помешать постоянным налетам на них. А в случае малейшей тактической неудачи тревожной группы единственная артерия, по которой поступало снабжения для 9-й Армии, была бы блокирована. Русские атаки были еще более опасными потому, что в этом месте густой лес подходил вплотную к дороге и железнодорожному мосту через реку Осуса. Генерал Модель и я решили, что эту опасность следует обязательно устранить, но это можно было сделать, только выдвинув линию наших аванпостов дальше к западу, чтобы захватить лес, имевший длину и ширину около 10 километров. Мы понимали, что такое зимнее наступление при сильном морозе по глубокому снегу, и что вести его придется наспех сколоченным частям, не имеющим никакой подготовки. Однако выбора не было, мы должны были наступать. Хотя генерал Модель разрешил мне в качестве авангарда наступления использовать реорганизованную боевую группу «Цолленкопф», эта операция не походила на обычное наступление, и уж тем более на блицкриг. Приходилось использовать тактику, резко отличающуюся от обычной и приспособленную для конкретных условий и имеющихся сил.

Татарника: первая атака

Непосредственной целью первой атаки, проведенной 16 февраля, был захват всех деревень, которые удерживали русские на дне долины по обе стороны дороги Васильевка — Татарника. Для этой цели боевая группа «Цолленкопф» сосредоточилась в восточной части Нащекино и на опушке леса, подходящего к селу с обеих сторон. Не считая 3 батальонов, упомянутых выше, полковник Цолленкопф получил несколько танков, зенитных и противотанковых орудий, а также пехотный батальон, который недавно потерял командира. Его также поддерживали 24 орудия 6-й танковой дивизии и те самолеты, которые сумел наскрести VIII авиакорпус. {167}

Выбить противника из западной части Нащекино удалось только после ожесточенного рукопашного боя. Тем не менее боевая группа «Цолленкопф» сумела прорвать сильную русскую оборону и вынудила гарнизон бежать. Сняв множество мин и других препятствий, мы расчистили снег с узкой дороги на ничейной земле. Таким образом удалось добраться до вражеских коммуникаций. Лишь тогда появилась возможность использовать наши танки, хотя и мелкими группами, один за другим, для преследования отступающих русских. Танки рассеяли вражеские войска, которые отходили назад вдоль дороги и по руслу реки, и двинулись в направлении Васильевки, где находился ключевой пункт вражеской обороны. Внезапное появление наших танков помешало русским бросить в бой резервы до того, как наша пехота начала штурм деревни. В результате противник не смог долго удерживать Васильевку после того, как началась атака двух сводных батальонов 4-го и 114-го моторизованных полков. Мы заняли деревню в то же утро. 2 батальона при поддержке танков немедленно ринулись на запад и прорвались в Татарнику, несмотря на ожесточенное сопротивление. После этих трех последовательных атак полковник Цолленкопф захватил основные узлы русской обороны в этом районе. Действуя из Васильевки и Татарники, он быстро очистил остальные деревни. Еще до того, как закончился короткий зимний день, все намеченные цели были заняты, и оборонительные позиции Красной Армии перешли к нам.

Для уничтожения ледяных блиндажей требовался артиллерийский огонь прямой наводкой. Чтобы выбить русских из их опорных пунктов и домов в деревне, нам пришлось вести жаркий рукопашный бой с использованием ручных гранат и автоматов. Однако наши потери можно назвать умеренными, во многом благодаря поддержке самолетов Люфтваффе и массированному огню дивизионной артиллерии. Только жалкие остатки разгромленных русских гарнизонов сумели бежать в окрестные леса, чтобы подготовить, если удастся, новые оборонительные позиции из снега. {168} Русские потерпели поражение так быстро из-за отсутствия воздушной поддержки, и потому, что их артиллерия стреляла крайне редко по причине нехватки снарядов. В результате мы сумели вбить клин глубиной 15 километров в позиции русских, и он послужил опорой при дальнейших операциях.

Несколько эпизодов этого боя заслуживают отдельного упоминания. После того как была захвачена западная половина Нашекино, русские провели контратаку с линии деревянных дотов, которые они построили в лесу южнее деревни. Они намеревались ударить во фланг и тыл нашей пехоте, которая уже начала выдвигаться на запад, к Васи-льевке. Однако, как только русские солдаты вышли на открытое место между лесом и деревней, наши танки, которые на этот раз двигались позади пехоты, обстреляли их анфиладным огнем и нанесли тяжелые потери. Уцелевшие русские бросились назад, рассчитывая укрыться в лесу от огня танков. Но, к своему ужасу, они были встречены пулеметным огнем с тех самых позиций, которые недавно покинули. Это стреляла южная группа солдат Цолленкопфа, которые свернули в лес, пока шел бой в Нащекино, и заняли брошенные русские доты. Этот вражеский отряд, попав под перекрестный огонь, был полностью уничтожен.

Катастрофа, случившаяся с русскими южнее Нащекино, была следствием плохой организации разведки, которая не сумела вовремя обнаружить присутствие наших танков и фланговый обход через лес. Иначе советский командир понял бы опасность своего положения и не пытался контратаковать. Более того, он, похоже, возлагал неоправданные надежды на безопасность своих подразделений на опушке леса к западу от Середы. Эти подразделения тоже были обойдены нашими фланговыми отрядами. Однако плохая связь между линией дотов и дозорами привела к тому, что русский командир даже не подозревал о том, что его позиция скомпрометирована. Даже если он пренебрег этой угрозой, он не должен был атаковать по открытой местности, не защитив свои войска с других направлений. Вместо этого {169} он бросил большое количество солдат напролом через занесенное снегом поле. Это было грубейшим нарушением законов тактики, а именно — полное пренебрежение разведкой, мерами безопасности, связью. В результате русские войска были просто уничтожены.

Авангард полковника Цолленкопфа быстро двигался на запад, так как перед ним находилось открытое пространство, и его поддерживали огнем. Зато фланговые подразделения, которым пришлось пробираться через густой лес, заметно отстали. Хотя в лесу эти подразделения могли пользоваться просеками, которые прорубили русские, солдатам приходилось идти одной колонной. При этом они иногда внезапно налетали на вражеские позиции, прикрытые засеками. Их нельзя было взять лобовым штурмом или обойти с фланга из-за глубокого снега. Более того, наше северное подразделение — усиленная пехотная рота — было внезапно обстреляно многочисленными советскими снайперами, затаившимися на деревьях. В результате оно надолго застряло на месте. Оба фланговых подразделения не сумели захватить русские позиции на западном краю леса и вырваться на открытое пространство. Лишь дополнительные соединения, выделенные из основного состава боевой группы, выручили их из неприятного положения, атаковав вражеские позиции с тыла.

Приданный пехотный батальон действовал под командой молодого капитана. Он имел приказ во второй половине дня начать наступление южнее Татарники, чтобы создать угрозу важному узлу обороны во Власовке. Однако прежде, чем приступить к этому, батальону пришлось выбить последних защитников из Потебренки и деревень к югу от Татарники. Хотя полковник Цолленкопф отдал временному командиру батальона строгий приказ ждать прибытия танковой роты и батареи 88-мм орудий, которые выдвигались из Васильевки, он начала атаку без них, так как думал, что перед ним слабый противник. Пока его солдаты пересекали небольшой подъем чуть южнее Татарники, сразу с нескольких ферм по ним открыли бешеный пулеметный {170} огонь. Рота была застигнута врасплох на открытой местности и поспешно откатилась назад. Атаку удалось продолжить только после прибытия тяжелых противотанковых и зенитных орудий. Это позволило уничтожить советские доты огнем прямой наводкой. Из-за того, что молодой капитан недооценил силы противника, его батальон понес ненужные потери, и наступление на Потебренку пришлось отложить. Впрочем, к вечеру батальон все-таки занял это село. Наступая через лес, войска натолкнулись на деревянный дот, все еще занятый русскими. Этот бункер, кроме выполнения своих основных оборонительных функций, служил отапливаемой квартирой для солдат Красной Армии, находящихся поблизости. В начале ночи батальон штурмом взял эту позицию.

Так как бункер находился в таком месте, где мы не могли его использовать, он был просто взорван. Мы уничтожали подобные убежища, вынуждая противника сражаться и спать на открытом воздухе при температуре ниже –24°С, что значительно снижало боеспособность русских войск. Позднее мы поняли, что правильным будет как можно скорее заменять штурмовые подразделения тревожными группами, которые гораздо лучше подходили для оборонительных боев. Это освобождало боевые подразделения для ведения дальнейшего наступления. При захвате бункеров мы выработали даже более эффективную тактику, основываясь на уловке, которой научились от русских. Так как вражеские солдаты должны были занимать эти блиндажи по вечерам, то наши дозоры оставляли позиции, причем совершенно целыми. Однако внутри были разложены ручные фанаты и подрывные заряды, хорошо замаскированные саперами в соломе на полу. Они взрывались при легчайшем толчке, уничтожая не только блиндаж, но и солдат в нем.

Хотя русские имели ряд слабостей, о которых было сказано выше, у нас не было оснований верить, что Советы признают поражение и безропотно отойдут, особенно потому, что они все еще имели достаточно много солдат, подгоняемых фанатичными комиссарами. Как и предполагалось, {171} на следующий день, 17 февраля, начались русские контратаки. Ночью противник подтянул резервы и теперь бросил их в бой. Они атаковали укрепленные позиции в передовых деревнях без артиллерийской подготовки. Но мы имели там пулеметы, пушки и танки, поэтому все усилия русских не принесли им успеха, хотя атаки продолжались несколько дней. Они лишь понесли большие потери, но не сумели захватить ни одной деревни. Зато наши войска, наоборот, сумели улучшить позиции, совершая налеты на изолированные фермы.

Васильевка: разгром лыжной бригады

Если смотреть с тактической точки зрения, русские контрмеры были довольно-таки неэффективными. Гораздо больше проблем создали удары с двух сторон по неохраняемой тыловой дороге из Нащекино в Васильевку. Возникла вполне реальная опасность. Здесь лес вплотную подступал к дороге с двух сторон, что позволяло русским незаметно подойти к ней. Если бы они перекрыли дорогу, то отрезали бы авангард полковника Цолленкопфа, наступавший на запад, от тыловых коммуникаций. Хотя я учитывал это обстоятельство, такой поворот дел казался нам маловероятным, потому что мы знали о проблемах противника со снабжением и о плохой подготовке командиров. В каждом из двух соседних секторов располагалось по одному усиленному стрелковому полку русских. Я считал, что эти боевые группы не смогут нанести удары с двух сторон клещами, не подвергаясь риску быть уничтоженными. Более того, эти два полка подчинялись различным корпусам. Я знал, что в подобных случаях требуется, чтобы штаб армии отдал соответствующие приказы обоим корпусам, чтобы скоординировать их действия при проведении такой атаки. Кроме того, южный полк должен был совершить длинный и трудный марш, причем 10 километров ему предстояло пройти по густому лесу, в котором не было совершенно никаких дорог, зато было {172} много снега. Мы выставили охранение на единственной просеке, которая шла через лес. Поэтому разумно было бы предположить, что русские смогут нанести удар только с севера, да и то если смогут перебросить дополнительные стрелковые батальоны в сектор Холминки. Учитывая общую ситуацию, сложившуюся подо Ржевом, это тоже казалось сомнительным. Но если бы возникла такая необходимость, я мог ввести в дело наши тактические резервы, которые располагались в районе Нащекино — Яблонево. Этот резерв, которым командовал подполковник Унрейн, состоял из упомянутой мотоциклетно-лыжной роты, лыжно-сапер-ной роты из состава 2-го учебного саперного батальона, нескольких штурмовых орудий 189-го батальона и 8 разведывательных броневиков. Были подготовлены планы использования дивизионной артиллерии для огневой поддержки, налажена связь между группой подполковника Ун-рейна и оборонительным сектором «Васильевка», куда были переброшены 3 легкие гаубичные батареи I/76-го танкового артиллерийского полка.

Ночь 17/18 февраля была ясной, ярко светили звезды. Во всех секторах царила тишина. По соображениям безопасности было запрещено движение автомобилей по дороге на Васильевку после наступления темноты, хотя на этом маршруте через определенные промежутки были расставлены сильные патрули. Тем не менее подразделение русских лыжников сумело просочиться через дорогу в этих интервалах, а затем они направились на юг, по пути перерезав телефонную линию, идущую на фронт. Шорох деревьев надежно скрывал все звуки.

За час до рассвета отряд немецких саперов, одетых в парки, отправился на лыжах через лес в одну из деревень к югу от Васильевки. Именно в это время там же появились русские лыжники. Вооруженные и одетые почти так же, как немецкий саперный взвод, русские по ошибке пристроились к идущей колонне. Ни русские, ни немцы, которые натянули на головы шерстяные капюшоны, не говорили ни слова, и потому никто никого не узнал. Лишь когда эта {173} смешанная группа вышла на опушку леса в нескольких сотнях метров от деревни, русские остановились, чтобы подготовиться к атаке. Это встревожило немцев, так как остановка показалась необъяснимой. Начались переговоры, из которых выяснилось, как ошибались обе стороны. Последовала короткая рукопашная схватка, в ходе которой противники узнавали один другого только по ругательствам. Потом русские разбежались в стороны и исчезли в лесу. Наши саперы, которые остались на дороге, дали им вслед несколько пулеметных очередей, что привлекло внимание ближайших караулов. Однако вскоре снова воцарилась полная тишина, после чего караульные решили, что имел место какой-то маленький рейд, и потому не придали особого значения переполоху. Только одна рота, которая занимала деревню в прямо противоположном направлении от места стычки, поднялась по тревоге и заняла оборонительные позиции. Вскоре после этого появились первые саперы, все запыхавшиеся. Они рассказали о странной встрече с русскими. Тут подошел и весь саперный взвод, который присоединился к роте на позициях. Звуки короткой стычки долетели с места расположения одного из лесных караулов, это означало, что русские лыжники продолжают удирать.

Незадолго до рассвета русские солдаты появились перед северо-восточным сектором обороны Васильевки. Часовые пулеметчики немедленно открыли яростный огонь, и по тревоге немедленно поднялся весь сектор, а также гарнизон деревни Кишенка на севере. Наши солдаты еще не успели занять все ледовые бункера, когда вражеские солдаты начали прыгать в снеговую траншею, связывающую два бункера. Как раз в этот момент прибыл полковник Цолленкопф со штурмовым подразделением и сразу же вступил в жестокую рукопашную схватку с атакующими, обратив их в бегство. Русские также атаковали с юга, где они столкнулись с I/76-м танковым артиллерийским полком, 3 батареи которого открыли огонь прямой наводкой по лыжному батальону, атакующему волнами. Эта атака немедленно захлебнулась, и русские начали закапываться в {174} снег, стараясь освободиться от лыж, которые мешали им сражаться. Уже начало рассветать, и видимость увеличилась до 300–500 метров. Теперь появилась возможность открыть по русским огонь из пулеметов. Атака была полностью отбита, причем русские понесли тяжелые потери. Однако практически в это же время другое подразделение вражеских лыжников бегом бросилось в атаку в северном секторе. Не обращая внимания на нашу стрельбу, они в нескольких пунктах сумели пробить оборону. 2 резервных штурмовых отделения еще старались выбить их с наших позиций, когда из Кишенки, где русская атака была уже отбита, примчался немецкий сержант и привел свой взвод. Этот ветеран сразу оценил опасность, угрожающую северному сектору. Действуя по собственной инициативе, он привел свой взвод и атаковал русских с тыла. Этот удар заставил русских отступить, и первая, самая опасная, фаза внезапной вражеской атаки была отбита.

Пока шли эти столкновения, с юга долетел шум крупного боя. Там рота русских лыжников безуспешно попыталась атаковать деревеньку, стоящую на холме, которую защищал слабый немецкий гарнизон. Судя по всему, это была та самая рота, которая перемешалась ночью с саперным взводом. Из-за этого инцидента русские не успела выйти на исходные позиции вовремя.

Итак, занялся новый день. Покрытый снегом склон, который поднимался от Васильевки к лесу, искрился на солнце по всей своей ширине. Стала видна опушка «Африканского леса» — его назвали так за причудливую форму, деревья сверкали, словно покрытые золотом и алмазами. Внезапно на южной опушке «Африканского леса» (названной «Мысом Доброй Надежды») появились 4 свежих русских лыжных батальона и бросились по снегу к Васильевке. Эти солдаты решили дневной атакой захватить цель, которую не удалось взять ночью, и заблокировать наш путь снабжения. Очевидно, они намеревались наступать вместе с обескровленными русскими батальонами, которые сейчас залегли перед деревней. {175}

Несколько сотен лыжников представляли собой прекрасное зрелище, на которое наши солдаты несколько мгновений смотрели, не шевелясь. Однако несколько линий вражеских солдат стремительно приближались (а головные уже выскочили на дорогу), и лишь тогда немцы опомнились, сообразив, что они должны не любоваться, а уничтожить этих «спортсменов». Сосредоточенный огонь из всех стволов бросил вражеских лыжников на снег, прежде чем они успели что-то сделать. Сотни черных точек на снегу отмечали те места, где закончился пробег этих отважных лыжников, которые исчезли с молниеносной скоростью. Хотя они попытались было продолжить атаку уже без лыж, снег оказался слишком глубоким. Любая цель, размером с человека, появившаяся в поле зрения защитников, немедленно привлекала к себе огонь множества пулеметов, что означало верную смерть.

В конце концов эти лыжные состязания закончились, причем немцы выиграли самым нечестным образом. Из Нащекино прибыли мотоциклисты-лыжники и саперы подполковника Унрейна, которых сопровождали несколько штурмовых орудий StG-III и разведывательные бронеавтомобили. Они атаковали противника с тыла. Хотя русские попытались защитить себя от такой атаки, заминировав дорогу, и даже сумели отбросить головную немецкую машину, наши саперы немедленно расчистили путь. Штурмовые орудия атаковали русских с фланга, отбросив противника прямо на наших лыжников. Чтобы избежать окружения и полного уничтожения, русская лыжная бригада была вынуждена ползком отходить назад, укрываясь от огня с нескольких направлений. Уцелевшие русские сумели добраться до опушки «Африканского леса» лишь спустя 3 часа, бросив лыжи позади. Наши 24 орудия обстреляли лес, и русские пропали окончательно. Но спустя какое-то время мы увидели, что русские санитары пытаются подобрать тяжело раненных солдат, и не стали им мешать. Лыжная атака была отражена.

Наши войска потом насчитали на этом поле более 350 трупов и взяли в плен около 200 человек. Это составляло {176} почти половину первоначальной численности русского лыжного отряда. Среди убитых был найден командир лыжной бригады, офицер Генерального штаба, приданный штабу 39-й Армии. Он отвечал за лыжную подготовку батальонов. Он лично повел в наступление это элитное соединение, являвшееся последним резервом армии. Во время трудного отступления бригада была вынуждена бросить все свое тяжелое оружие и снаряжение, которое мешало ползти. Самой ценной нашей находкой стала большая карта, обнаруженная на теле командира бригады. На этой карте было подробно изображено положение частей 39-й Армии на 17 февраля, что мы немедленно использовали. Эти сведения значительно облегчили нам подготовку последующих операций.

Несмотря на многократное численное превосходство над единственным немецким батальоном, защищавшим Васильевку, русская лыжная бригада так и не сумела отбить деревню. Эта неудача объясняется, прежде всего, тем, что русские подразделения не сумели атаковать одновременно, а также отсутствием поддержки тяжелого оружия. Все эти бои вокруг Васильевки 18 февраля лучше всего характеризуют положение со снарядами у русской артиллерии. Она не сделала ни одного выстрела! Между прочим, расстояние от Васильевки до Бахарево, где располагались несколько батарей, в том числе и тяжелых, составляет всего 8 километров. Зато наших защитников Васильевки, напротив, поддерживали артиллерийский батальон из 12 гаубиц, несколько 88-мм зениток и взвод танков. Кроме того, я разместил в Нащекино тактические резервы (в том числе штурмовые орудия и разведывательные бронеавтомобили), которые должны были контратаковать, если нас все-таки выбьют из деревни. Поэтому, даже если бы русская лыжная бригада действовала наилучшим образом, скорее всего, она все равно была бы разгромлена, благодаря значительному огневому превосходству войск полковника Цолленкопфа.

Исход боя еще раз доказывает очевидную вещь: лыжные подразделения без поддержки артиллерии обычно не способны самостоятельно одержать победу, даже если они имеют {177} численное превосходство над противником, если тот имеет тяжелое вооружение. Поэтому самым лучшим способом использования таких войск являются внезапные нападения, когда обороняющиеся не могут использовать артиллерию, пулеметы и танки с максимальной эффективностью.

Ну и, разумеется, особого упоминания заслуживает инициатива, проявленная унтер-офицером, который примчался из Кишенки на помощь своему батальону. Это блестящий пример того, какое огромное значение имеет подготовка и обучение личного состава до начала войны. Еще в мирное время мы постоянно старались внушить своим офицерам и солдатам, что в сложных ситуациях следует проявлять инициативу и решительность. Ничегонеделание в подобных ситуациях даже в наших уставах называлось «позорным». Допустимо сделать ошибку, выбрав неправильный вариант действий, но недопустимо не делать вообще ничего. Каждый солдат знал, что за его действиями наблюдает командир, который поощряет энергичных и наказывает пассивных. Поэтому особое значение придавалось индивидуальной подготовке солдат и офицеров. Командиры должны были всегда чувствовать уверенность в своих силах, а солдаты — уметь действовать самостоятельно и решительно. Результаты такой подготовки сказывались неоднократно. Бой под Васильевкой показал, что наши солдаты превосходят русских, которые сражались толпой. Это часто приносило нам победу даже в самой неблагоприятной ситуации.

Другой стороны, инициатива не должна переходить в безрассудство, что показал случай с молодым командиром батальона южнее Татарники. Он потерпел поражение, потому что недооценил силы противника и атаковал, не дожидаясь прибытия сил поддержки. Хуже того, в своем чрезмерном рвении он прямо нарушил приказ, что привело к серьезным последствиям.

То, что русские не смогли поддержать свои атаки артиллерией, стало результатом предыдущей борьбы за коммуникации. Несмотря на все усилия русских, мы удержали свои коммуникации, и снабжение поступало почти беспрерывно. {178} Русские такую работу тыла наладить не смогли. Чем больше войск прибывало в этот район, тем хуже становилась ситуация со снабжением. Очень часто солдаты не имели даже самого необходимого для жизни. Генерал-лейтенант Иван Масленников, командующий 39-й Армии, обнаружил, что оказался перед крайне неприятным выбором. Он был достаточно силен, чтобы противостоять нашим силам (которые были численно слабее, но имели отличное снабжение), но у него постоянно возникали проблемы со снабжением. Он попытался как-то уравнять положение, перерезав наши коммуникации, но мы сумели сорвать все его попытки.

Вязовка: совместная атака родов войск как учебный пример

Чтобы не потерять выгоды, которые принесла победа 18 февраля под Васильевкой, и окончательно обезопасить наши пути снабжения, ведущие во Ржев, стало совершенно необходимо занять лесистый район, находящийся чуть южнее, а также занятые противником деревни вокруг Вязовки. Мы знали, что нам удалось отбросить назад превосходящие силы противника под Татаринкой и Васильевкой во многом потому, что русская 39-я Армия испытывала серьезные проблемы со снабжением. Теперь я намеревался использовать нехватку боеприпасов у противника и нанести удар с двух сторон, чтобы взять в клещи усиленный стрелковый полк противника в Вязовке, которая представляла собой типичную зимнюю позицию. Эта операция была более опасной, чем наша атака Татарники, потому что организовать клещи (которые были единственным способом добиться желаемой цели) можно было только разделив боевую группу «Цолленкопф» на отдельные ударные отряды. Между прочим, вся эта группа состояла из 3 усиленных батальонов. Однако имелись факторы, которые позволили мне решиться на столь рискованную операцию. Во-первых, русская артиллерия, и вообще тяжелое вооружение, не могла {179} сыграть никакой заметной роли в предстоящих боях. Во-вторых, мне гарантировали поддержку крупных сил Люфтваффе. В-третьих, наши штурмовые батальоны имели высокий боевой дух, они были пополнены хорошо подготовленными солдатами, ими командовали опытные офицеры. В-четвертых, хотя эти войска по численности уступали противнику, они имели великолепную технику и вооружение и в избытке любые припасы.

Возвышенная местность к северу от этих деревень давала хороший обзор, поэтому я получил возможность спланировать атаку, как на учебном полигоне. Более того, развитие предстоящего наступления обещало стать интересным и поучительным. По этой причине я использовал операцию как «учебный пример, демонстрирующий взаимодействие родов войск». По приказу генерала Моделя я должен был это сделать для обучения офицеров, «не имеющих опыта боевых действий на востоке». Мы намеревались продемонстрировать этим офицерам различные танки, которые были переброшены в Россию с других театров, использование различных родов войск в наступательном бою, их взаимодействие при атаке сети русских дотов. Это странное задание внешне напоминало учения мирного времени, но в действительности имело с ними никакого сходства. Перед нами стояла трудная и важная задача: разгромить хорошо окопавшегося противника в условиях суровой зимы.

Сначала требовалось собрать испытанные в боях свежие части, обеспечить их техникой и средствами связи, чтобы гарантировать успех этой необычной операции. Из-за перемен, происшедших под Москвой, весь Восточный фронт оказался в критической ситуации, и наиболее острым кризис был именно на излишне растянутом фронте Группы армий «Центр». Для наступательных операций 6-я танковая дивизия имела в своем распоряжении только те же самые батальоны и батареи, которые участвовали в штурме Татарники. Как и раньше, это были 3 сводных батальона, несколько штурмовых орудий и танков, зенитные орудия и подразделения связистов, снятые с относительно спокойных {180} участков фронта. Снабжение доставлялось на санях, запряженных лошадьми. Ими управляли 800 русских добровольцев, находившихся под нашим контролем и охраной. (Большинство германских тыловиков давно превратились в настоящих фронтовиков в составе тревожных групп.) Для проведения операции мы не получили никаких дополнительных сил, если не считать увеличенной поддержки Люфтваффе. Поэтому я решил заменить боевую группу «Цолленкопф» импровизированной тревожной группой, причем как раз в тот день, когда русские провели атаку лыжников. Солдаты полковника Цолленкопфа были немедленно отведены в тыл для отдыха. Этот маневр представлял собой оправданный риск, на который я пошел, потому что до сих пор все русские контратаки мы отбили. Кроме того, артиллерия, противотанковые и зенитные орудия остались на своих старых позициях в Васильевке, и в случае необходимости боевая группа могла быстро вернуться.

На время отдыха мы постарались обеспечить солдат обильной и вкусной пищей, было выдано дополнительное масло, 10000 порций шоколада и сала. Во время отдыха они получили возможность прочитать письма из дома, полистать свежие и старые газеты, книги. Их часто посещали командиры, которые следили, чтобы солдаты ни в чем не нуждались, старались поговорить с каждым из них, узнать о его заботах и проблемах. Во время свободных бесед без чинопочитания обсуждались последние события, выслушивались просьбы и претензии. Особенно торжественно было обставлено вручение наград, что я всегда делал лично. Все офицеры считали честью для себя посетить своих раненых солдат и узнать, все ли у них в порядке.

Во время отдыха для восполнения потерь, понесенных в предыдущих операциях, боевая группа «Цолленкопф» получила достаточное количество выздоровевших, много боеприпасов, какое-то количество танков и многочисленные средства связи. Все это требовалось для обеспечения успеха предстоящей атаки. Особенно важны были усовершенствованные средства связи, так как относительно слабым {181} силам предстояло действовать на большой территории. Прибыло много километров телефонного кабеля, множество телефонов и раций, а также всяческие средства звуковой и световой сигнализации, необходимые для артиллерийских корректировщиков.

Я решил, что задача захвата системы советских опорных пунктов, которая тянулась от Вязовки до Крисваково, потребует одновременного удара с севера и востока. Поэтому я приказал группе «Север» (сводный батальон 114-го моторизованного полка, 6 штурмовых орудий, 1 зенитная батарея, 1 противотанковая батарея под командованием подполковника Унрейна) занять исходный рубеж в деревне южнее Васильевки. Группу «Восток» (сводный батальон 4-го моторизованного полка, пехотный батальон, сформированный на основе II/76-го танкового артиллерийского полка, рота 2-го учебного саперного батальона, 12 танков, 2 зенитные батареи, 2 противотанковые батареи под командованием полковника Цолленкопфа) я разместил на исходном рубеже вдоль линии от Козмино до Хохловки.

Для наступления группа «Норд» подполковника Унрейна могла пользоваться санным путем, проложенным русскими, и одной разбитой тропой. Группа «Восток» полковника Цолленкопфа имела в своем распоряжении 2 дороги на ничейной земле, полностью занесенные снегом. Одна рота лыжников была размещена между двумя ударными группами. Ей предстояло наступать из Александровки на Мурино, используя единственную лесную тропу, также занесенную снегом.

Наша артиллерия осталась на прежних позициях. Мои инструкции предусматривали, что I (легкий) батальон в Васильевке поддерживает группу «Север» огнем 3 батарей 105-мм гаубиц (12 орудий). Группу «Восток» должен был поддерживать III (тяжелый) батальон в Середе, имевший 2 батареи 150-мм гаубиц (8 орудий с эффективной дальностью стрельбы около 18 километров) и 1 батарею 100-мм пушек (4 орудия с эффективной дальностью стрельбы 25 километров). Удар предстояло наносить в зоне досягаемоети {182} орудий обоих батальонов, и с помощью нашей системы связи полковник Грюндхерр мог быстро сосредоточить огонь всех своих пушек в требуемом месте. Чтобы облегчить управление огнем, офицер связи тяжелого батальона был придан легкому и наоборот.

Чтобы наладить непрерывную связь между артиллерией и наступающими войсками (а это представляло собой серьезную проблему), я приказал создать артиллерийские командные пункты как можно ближе к штабам пехотных частей. Поэтому все тактические командиры имели своего командира артиллерии прямо у себя под боком. Те же самые принципы тесного взаимодействия до уровня роты и взвода использовались для всех видов тяжелого оружия — штурмовых орудий, танков, зенитных и противотанковых орудий. Часто на уровне взвода было достаточно одного передового наблюдателя.

На дивизионном командном пункте при мне были следующие офицеры, обеспечивающие взаимодействие:

Один штабной офицер для специальных поручений и несколько посыльных с лыжами;

Офицер-связист дивизии, который отвечал за телефонную и радиосвязь, и личный состав для обслуживания;

Командир 76-го танкового артиллерийского полка (полковник Грюндхерр) со своим штабом, а также командир нашего артиллерийского наблюдательного батальона;

Один офицер связи Люфтваффе, который имел свою радиостанцию для связи с авиационными частями.

Каждая из двух групп имела аналогичный штаб, хотя и меньшей численности, в них входили командиры артиллерийских батальонов. Кроме того, рядом с Унрейном и Цолленкопфом, или, по крайней мере, недалеко от них, находились командиры или связисты средств поддержки. Эти командиры танковых и артиллерийских подразделений имели прямую связь с командирами рот. Если того требовала тактическая ситуация, они отправляли посыльных прямо к {183} командирам пехотных взводов. Каждая группа на своем командном пункте имела офицера связи Люфтваффе.

Мой передовой командный пункт был связан многожильной телефонной линией через село Никиты (центральный коммутатор дивизии) с подполковником Унрей-ном в Васильевке и полковником Цолленкопфом в Хохловке, что позволяло мне при необходимости легко связаться с командирами артиллерии и отрядов тяжелого оружия. На обоих концах многожильной линии, а также в Середе мы установили телефонные коммутаторы для обеих групп, с которыми были связаны все подчиненные подразделения и мотоциклетно-лыжная рота, которая являлась нашим тактическим резервом. На концах линии эти коммутаторы располагались вплотную к линии фронта и были подготовлены к передвижению вслед за своей группой. Расстояние между коммутатором и местом боя составляло обычно около 4 километров. Здесь мы пользовались пехотными или танковыми радиостанциями. Получается, что мы зависели от танковых радиостанций, особенно когда танки возглавляли атаку наших пехотных штурмовых подразделений.

На случай временного нарушения телефонных линий на всех командных пунктах — Дивизии, ударных групп, батальонов и мотоциклетной роты — имелись радиостанции. Таким образом, тактическая система связи простиралась от меня, командира дивизии, до командира передового атакующего подразделения, проходя через несколько промежуточных узлов. Передовые наблюдатели артиллерийской системы связи имели свою собственную сеть, которая была организована по таким же принципам и охватывала зону боевых действий пехоты. В этом случае тактический командир одновременно управлял огнем батарей поддержки. Помощь авиации имела особое значение для разведки целей и корректировки огня, и наша артиллерия всегда получала содействие Люфтваффе. Кроме того, по мере развития боя, можно было использовать артиллерийский наблюдательный взвод, расположенный на южной опушке леса. {184}

Следует упомянуть, что тяжелые батареи еще до начала атаки провели пристрелку всех опорных пунктов в деревнях района Холминка — Васильевка — Вязовка, используя данные аэрофотосъемки и помощь самолетов-разведчиков. В результате артиллеристы полковника Грюндхерра уже имели необходимые данные для стрельбы по наиболее важным целям. Учитывая погодные условия, все эти факторы не менялись сколько-нибудь заметно на протяжении всей операции. Однако, чтобы не допустить никаких срывов, всю эту систему требовалось проверить еще раз перед началом наступления.

Когда бой вступил в решающую стадию, артиллерийские корректировщики и артиллерийский наблюдательный взвод разместились на вершинах деревьев, на крышах домов в захваченных деревнях, откуда могли без труда видеть свои цели на расстоянии до 3 километров. I (легкий) батальон 76-го танкового артиллерийского полка должен был обстреливать цели на расстоянии от 5 до 8 километров прямо по направлению движения группы «Север». Фронт этого батальона и направление наступления находились под углом 25 градусов. III (тяжелый) батальон 76-го артиллерийского полка должен был стрелять на дистанциях от 9 до 11 километров почти параллельно линии наступления группы «Восток», что тоже требовало развернуть орудия на 25 градусов. Разрывы снарядов III батальона были особенно хорошо видны нашим наблюдателям. Этот фактор, а также то, что разброс по пеленгу был заметно меньше, чем разброс по дистанции, позволяли тяжелым орудиям поддерживать пехоту до самого последнего момента, когда она вплотную приближалась к зоне разрывов. При этом наши войска не подвергались никакой опасности. Более того, при необходимости можно было быстро перенести огонь в сторону, так как это не требовало такого большого времени для подготовки новых данных, как изменение дистанции. Анфиладный огонь имел большой моральный эффект. Недостатки длинных телефонных линий, для которых требовалось больше оборудования, кабелей и времени на протягивание проводов, часто приводили к {185} временным нарушениям связи. Однако эти недостатки вполне компенсировались теми преимуществами, которые приносило гибкое управление огнем.

Сосредоточенный огонь обоих артиллерийских батальонов впервые показал свою эффективность при атаке колхоза в районе Вязовки. Полковник Грюндхерр лично управлял огнем, хотя пока не требовалось ничего более сложного, чем небольшое отклонение в сторону. Огонь был сосредоточен, прежде всего, на тех местах, где дороги входили в деревни, на наиболее важных укреплениях, которые удалось опознать по аэрофотоснимкам, по зонам сосредоточения войск, выявленным Люфтваффе. Любые узлы сопротивления, которые не могла захватить пехота (даже если они предварительно подверглись налету авиации и артиллерийскому обстрелу), командиры пехотных подразделений указывали сигнальными ракетами, после чего их снова бомбили самолеты. Во время затяжной борьбы за Вязовку красные сигнальные ракеты указывали места, где наши войска могли попасть под огонь своей же артиллерии. Несмотря на облака дыма, поднимающиеся над многочисленными пожарами, которые вскоре охватили деревню, эти сигналы были видны совершенно отчетливо. Пилотам дым мешал не слишком сильно, поэтому они могли докладывать о событиях, происходящих по обе стороны фронта.

Планирование такой атаки значительно упрощали отработанные методы штурма и личное наблюдение вышестоящих начальников за тактическими командирами. Моей единственной задачей было обеспечение общего контроля, наблюдение за ходом боя и координация действий всех родов войск. Оставалось лишь обеспечить поддержку тревожных групп на случай, если русские вдруг решат провести отвлекающую атаку деревень, которые мы захватили в ходе предыдущей операции. Я серьезно сомневался, что такая необходимость возникнет, потому что русские, похоже, израсходовали последние резервы во время контрудара на Васильевку, и мы не видели ни малейших признаков подготовки вражеского наступления в этом районе. И все-таки {186} оставалась небольшая возможность успешного удара противника по этим пунктам, поэтому мы собрали большое количество хорошо вооруженных солдат и придали им противотанковые и зенитные орудия всех калибров. Я был совершенно уверен, что эти подразделения, хотя и сколоченные наспех, сумеют отразить вражескую атаку, пользуясь поддержкой артиллерии и тяжелого пехотного оружия, так как мы знали, что общая нехватка боеприпасов у 39-й Армии не позволит русским применить что-то подобное.

Тем не менее я приказал принять меры предосторожности и против этой маловероятной атаки, потому что она могла создать серьезные трудности группе «Север» и поставить под сомнение успех всей операции. Эти меры предосторожности включали в себя обеспечение поддержки дополнительных частей Люфтваффе и всей наличной артиллерии. Хотя наши батареи поддерживали основную атаку, они должны были находиться в постоянной готовности немедленно перенести огонь, чтобы защитить старые позиции. По этой причине мы не стали демонтировать старую систему связи, развернутую перед атакой Татарники, и сохранили личный состав на всех артиллерийских наблюдательных постах. Для этого еще потребовались подготовленные артиллеристы, которых пришлось искать среди тревожных групп этого сектора. Там было много «пеших артиллеристов», причем из того же самого артполка, которые привыкли к совместной работе. Чтобы облегчить перенос огня на 90 градусов, наши батареи следовало развернуть эшелонами таким образом, чтобы отдельные орудия устанавливались вокруг контрольного (оно оставалось на своем месте) так, чтобы иметь свободную директрису в любом нужном направлении. Чтобы добиться этого, пришлось расчищать от снега дороги, ведущие на запасные огневые позиции, а где необходимо — там орудия перетаскивали на лыжах. Мы отрабатывали перевод орудий на запасные позиции, и данные для стрельбы были подготовлены еще до начала операции. Была также проверена эффективность работы старых линий связи с наблюдательными постами. {187}

Как будет видно из описания хода боя, русские не атаковали эти деревни, поэтому у нас не возникло необходимости переносить огонь артиллерии в разгар сражения.

Успех атаки во многом зависел от поддержки авиации. Нам предстояло взаимодействовать с VIII авиакорпусом, самолеты которого базировались на соседних аэродромах.

Я лично изложил план атаки всем своим офицерам и командирам подразделений поддержки, потратив время на то, чтобы объяснить все детали и ответить на возникшие вопросы. После этого инструктажа было проведено совещание командиров ударных групп и командиров батальонов с командирами приданных подразделений тяжелого оружия. Я посетил эти совещания, на которых отрабатывались мельчайшие тонкости взаимодействия. Такие личные обсуждения были совершенно необходимы перед атакой, чтобы все шло согласно плану. Они позволяли свести к минимуму трения и недопонимание между командирами.

Вскоре после этого мой штаб выпустил письменный приказ на атаку. Он являлся, в основном, напоминанием и историческим документом. После завершения всех перечисленных совещаний офицеры, которые были собраны для обучения, отделились от моих командиров. Немного позднее их разослали по различным подразделениям соответствующих родов войск, чтобы они могли детально ознакомиться с ходом подготовки на местах.

3 дня, отведенные для подготовки операции и отдыха, пролетели очень быстро. 22 февраля настал день привести наш план в исполнение. Погода стояла ясная. Температура упала чуть ниже –24°С, поэтому солдаты могли передвигаться по снегу без лыж. Санный путь и протоптанные дорожки замерзли, ими могли пользоваться даже танки. В общем, погода была идеальной для «учебной атаки».

Оставалось устранить только одно препятствие: глубокий снег, который покрывал дороги, по которым должна была разворачиваться атака, особенно в секторе группы «Восток», между русскими и немецкими караулами. Снег был достаточно глубоким, чтобы затруднить движение танков {188} и штурмовых орудий. Поэтому требовалось ночью 21/22 февраля счистить снег с этих дорог. Так как обе стороны каждую ночь расчищали свои дороги, русские привыкли к подобным звукам, и эта возня не должна была их встревожить. Кроме того, в лунные ночи, когда ярко сверкали звезды, между патрулями часто происходили стычки. В подобных случаях караулы противников могли отойти к главной линии обороны. Поэтому русские не должны были придать особого значения мелким инцидентам, даже если они будут иметь место.

На дорогах, ведущих из Козмино и Хохловки к вражеским позициям, наши маленькие подразделения атаковали русское охранение, как они это делали в прошлом, и отогнали его к линии блиндажей в Крисваково. Вплотную за ними шли саперы, стараясь убрать снег до самых советских позиций. На своей территории для уборки снега мы использовали вооруженные строительные батальоны. Русские прожектора пытались осветить местность, но не могли нащупать ничего подозрительного, так как лощины между холмами и русло ручья, где работали строительные батальоны, не просматривались. Поэтому луч света скользил поверху, над работающими солдатами, никак им не мешая. Тем временем все ударные подразделения вышли в районы сбора, а строители отошли под покровом темноты.

Обе группы были готовы начать наступление и ждали назначенного времени. Атака должна была начаться одновременно на обоих участках, которые разделяли примерно 16 километров. Атакующие соединения двигались навстречу друг другу и должны были соединиться в Вязовке. По нашим расчетам, это могло произойти где-то около полудня.

Внезапно на севере ярко вспыхнули ракеты, осветив светлеющее ночное небо. Затем послышались фомоподобные раскаты, вой и грохот тяжелых и легких снарядов — одновременно заговорили все орудия. Они разносили на куски ледяные блиндажи на восточной окраине Крисваково. После 10 минут интенсивного обстрела шквал разрывов переместился на западную часть деревни. Именно в этот момент — {189} в 06.40 — наши штурмовые колонны одновременно двинулись вперед. Вскоре после этого на фоне горящих зданий стали видны силуэты немецких пехотинцев, ворвавшихся в деревню с трех сторон.

Мы слегка растерялись, когда увидели силуэты других людей, бегущих в противоположном направлении. Вскоре этих беглецов стало очень много. Сначала мы заподозрили, что произошла какая-то осечка, но наши колебания не затянулись. Над западной окраиной деревни начали появляться зеленые сигнальные ракеты, показав, что ударный батальон захватил Крисваково. Вскоре после этого мы получили первое донесение по телефону, в котором сообщалось о 80 захваченных в плен красноармейцах. Эти пленные, бредущие в тыл, были теми людьми, которые недавно бежали в неправильном направлении. К рассвету вся дорога до Крисваково была расчищена от снега, танки смогли выдвинуться вперед и занять свое место во главе штурмовых колонн, причем каждый танк следовал непосредственно за отделением саперов. Эти команды имели задачу проникнуть в Хмелевку, которая уже подверглась мощному артиллерийскому обстрелу, и очистить от русских уцелевшие ледяные блиндажи с помощью ручных гранат и огнеметов. Пока саперы поочередно штурмовали блиндажи один за другим, танки не позволяли вражеским солдатам выглянуть из соседних укрытий, держа их под обстрелом.

С передового командного пункта дивизии на южном краю леса мы следили за умело скоординированными действиями саперов и танкистов. Бойцы нашей лыжной роты тоже выбили противника с позиций. Прибыли офицеры, «проходящие обучение», они выступали зрителями на этом спектакле. Охрану обеспечивали лыжники и несколько противотанковых пушек. После легкого переполоха, вызванного русским легким танком, который выскочил из леса, но был быстро подбит противотанковыми пушками, мы продолжили «учебное занятие», следя за событиями. Урок оказался очень поучительным, потому что бой разворачивался совсем рядом. Поэтому все было видно даже без биноклей, и {190} офицеры следили за действиями атакующих подразделений и ответными мерами русских. Наблюдатели также получили великолепную возможность выслушивать донесения командиров подразделений и дополнительные приказы, которые мы отправляли по мере необходимости.

Тактика совместного использования штурмовых подразделений и танково-саперных отрядов оказалась очень успешной, потому что все поле боя было затянуто дымом. Наша тяжелая артиллерия подавила противотанковые батареи русских, и они не могли действовать. С другой стороны, русские солдаты в уцелевших ледяных блиндажах оказывали отчаянное сопротивление и серьезно замедлили продвижение нашей пехоты. К счастью, остальные немецкие пехотинцы, которые прорывались сквозь бреши в обороне, узнали об этой проблеме. Некоторые подразделения повернули и атаковали упорных защитников с тыла и быстро их уничтожили. В результате южная часть Хмелевки была захвачена нашим штурмовым батальоном. Но на северной окраине деревни русские продолжали упорно сопротивляться попыткам сводного батальона 4-го моторизованного полка продвинуться вперед. Он и так опоздал к месту боя из-за снежных заносов. Только пустив в ход наши пехотные резервы при поддержке танков, мы сумели сломить сопротивление. Атакой из южной части деревня была полностью захвачена.

Два штурмовых батальона, продвигавшиеся клином по обе стороны дороги, продолжили наступление. Сводный батальон 4-го моторизованного полка шел чуть севернее, а батальон 76-го танкового артиллерийского полка — южнее. Наши танковые авангарды, наступая совместно, вскоре были уже на полпути к Вязовке, но тут вражеские противотанковые пушки обстреляли их с фланга. Этот огонь велся с укрепленных позиций, которые русские создали в низинах на южной стороне дороги. Их огневые позиции были тщательно замаскированы. Танкам пришлось отойти немного назад, чтобы укрыться среди строений соседней фермы. Пехота следовала за танками по северной обочине дороги в разомкнутом строю. До сих пор ее тревожил лишь {191} спорадический артиллерийский огонь, который не мог остановить наступление. Однако теперь начали стрелять русские тяжелые минометы и пулеметы, размещенные в Вязовке. Пехота была вынуждена остановиться, и наступление продолжалось мелкими группами перебежками. Сводный пехотный батальон 76-го танкового артиллерийского полка на юге тоже был остановлен огнем из дотов и окопов, обнаруженных на склоне холма и занятых большим количеством русских солдат.

Лишь когда появились пикировщики Люфтваффе и заставили расчеты противотанковых орудий попрятаться, танковые авангарды смогли уничтожить эту помеху. Линия ледяных бункеров, на которой споткнулась наша пехота, была прекрасно видна с моего командного пункта. Поэтому мы использовали 88-мм зенитную батарею, которая обеспечивала безопасность моего штаба, для того, чтобы обстрелять эту позицию прямой наводкой. Зенитки быстро подавали огневые точки, мешавшие нашим войскам. Однако вся система русской обороны к востоку от Вязовки рухнула, лишь когда ее обстреляли анфиладным огнем батареи обоих артиллерийских батальонов. Солдаты Красной Армии, занимавшие ледовые блиндажи, понесли тяжелые потери и бежали на запад. Но мы с командного пункта дивизии видели в бинокли, что комиссары с пистолетами в руках пытались остановить дрогнувшие войска и вернуть их в бой. В этот критический момент несколько наших танков свернули в том направлении и обстреляли дрогнувшую русскую линию из пушек и пулеметов. Эффект оказался ужасающим. Под прикрытием огня танков сводный пехотный батальон 76-го танкового артиллерийского полка возобновил наступление и захватил укрепленный район перед Вя-зовкой. После этого сводный батальон 4-го моторизованного полка вошел туда с севера.

Группа «Север» в это время также продолжала наступление, однако на ее участке предварительная артиллерийская подготовка не была проведена. Группа двигалась на юг Двумя колоннами, которые возглавляли штурмовые орудия {192} и штурмовые взводы. Сначала, как мы и предполагали, русские оказывали только слабое сопротивление. Когда появились наши штурмовые орудия, русские караулы немедленно бежали в лес, чтобы укрыться там и попытаться беспокоить немецкие войска фланговым огнем. Однако эти русские страшно удивились, когда их атаковали наши лыжники, двигавшиеся по опушке леса. В результате первые 4 километра мы проделали без всяких помех. Лишь когда наши части подошли к колхозу на опушке рощи, им пришлось штурмовать хорошо укрепленную линию ледовых дотов, в которых было установлено множество пулеметов.

Подполковник Унрейн сразу понял, что штурмовать эту позицию в лоб глупо. Поэтому он остановил продвижение своей группы и затребовал артиллерийскую и авиационную поддержку, чтобы потом атаковать колхоз. Вскоре прилетели пикировщики, их бомбы загнали русских в укрытия, как и огонь легких гаубиц. Тем временем, сводный батальон 114-го моторизованного полка перегруппировался для атаки. В решающий момент к обстрелу присоединились тяжелые батареи. В это время 88-мм зенитки, приданные группе «Север», начали обстреливать прямой наводкой блиндажи и уничтожили их один за другим. Эскадрилья бомбардировщиков, которая стояла в готовности к вылету, получила вызов и прибыла как раз в этот момент. Ее бомбы накрыли позиции у колхоза, которые уже серьезно пострадали от артиллерийского огня. Этот последний удар стал сигналом войскам начинать штурм узла сопротивления.

Едва стихли разрывы бомб и тяжелых снарядов, как штурмовые орудия и передовые штурмовые пехотные подразделения прорвали линию блиндажей. За ними последовали пехотинцы, зачищая бункер за бункером. От двух русских стрелковых рот осталась только горстка совершенно измученных солдат. Они имели приказ защищать свои укрепления любой ценой и не пропустить нас к Вязовке. С командного пункта дивизии мы не видели этой атаки, но слышали грохот битвы. Штаб полковника Унрейна постоянно информировал нас о ходе боя. {193}

Перекатив через руины, которые остались от колхоза, штурмовые орудия немедленно двинулись на юг, к Прибыткам. Снова появились пикировщики Люфтваффе, которых русские боялись как огня. Они начали кружить над укрепленными фермами и снова загнали русских в укрытия, как раз в тот момент, когда штурмовые орудия начали обстрел. Этот вражеский опорный пункт был обойден с двух сторон и атакован нашими солдатами. Он не выдержал совместного удара авиации и штурмовых орудий.

Тем временем лыжная рота, которая была поставлена в качестве связующего звена между двумя группами, наконец с боем вырвалась из леса. Эта рота задержалась так долго потому, что не имела поддержки тяжелого оружия. Обнаруженные вражеские укрепления приходилось брать лобовым штурмом в ходе жестоких рукопашных схваток. Этот бой происходил всего в 2 километрах от моего командного пункта. Подразделения, охранявшие его, и «зрители-ученики» всерьез опасались за исход стычки. К счастью, лыжники взяли верх, и вмешательства подкреплений не понадобилось.

Обойдя узел сопротивления в Мурино, лыжная рота атаковала с тыла уже упоминавшуюся линию лесных дотов, перед которой застряла одна из пехотных рот подполковника Унрейна. Совместные действия обоих подразделений при поддержке тяжелого оружия позволили взять штурмом эту упорно обороняемую позицию. После этого все опорные пункты вокруг Вязовки были уничтожены, остался только один в Мурино, который был изолирован. Следующим шагом было окружение Вязовки, которая теперь представляла собой осьминога с отрубленными щупальцами. После этого можно было захватить центр обороны русских одновременной атакой со всех сторон.

Все подразделения обеих групп и отряды поддержки уже начали концентрическое наступление на Вязовку, как внезапно пилоты Люфтваффе сообщили, что с юга приближаются свежие силы Красной Армии. По оценкам летчиков, это был стрелковый полк из 2 или 3 батальонов, и этот {194} полк должен был подойти к Вязовке примерно через 2 часа. Русские явно пытались помешать окружению города либо хотели ослабить давление на гарнизон, атаковав одну из ударных групп.

Резкое изменение ситуации вынудило меня принять новое решение. Я сделал это без промедлений и сразу отдал приказы своему штабу, начав реализацию пересмотренного плана. Зрители, которые размещались в соседних зданиях, были заинтригованы столь неожиданным поворотом событий. Не сообщая им о принятом решении, я спросил каждого «ученика», какое бы решение он принял, находясь на моем месте. Каждый офицер также должен был набросать ключевые пункты приказа, необходимого для выполнения выбранного им плана. Это означало, что всем им предстояло решить реальную тактическую задачу, находясь под огнем противника. Я сказал им: «Hie Rhodus hie salta!» (Тут следует вспомнить одну из басен Эзопа, в которой говорится: «Здесь Родос, здесь и прыгай!», то есть: «Покажи, на что ты способен, здесь и сейчас!»)

Офицеры-ученики испытывали явные проблемы при попытках найти правильное решение столь необычной ситуации. Они еще недостаточно понимали образ мышления противника, особенности России, как театра военных действий, детали тактической ситуации. Поэтому их суждение основывалось на теоретических знаниях или опыте, полученном на других театрах. Они предложили следующие три варианта действий:

1. Уничтожить свежие русские силы с помощью Люфтваффе и продолжать атаку;

2. Задержать русских в Вязовке частью войск и атаковать новый русский полк основными силами;

3. Отвести свои силы на линию ферм на опушке леса в Хмелевке и окопаться.

Офицеры были страшно поражены, когда я позднее проинформировал их о принятом решении и коротких приказах, {195} которые я отдал. «Атаку приостановить. Позволить русскому полку продолжить марш, чтобы уничтожить его вместе с силами, занимающими Вязовку». Эти приказы сразу были разосланы всем частям, а также Люфтваффе с примечанием, что общая атака переносится с полудня на 15.00.

Первый приказ: «Прекратить атаку!» — был немедленно передан по телефону командирам обеих групп и Люфтваффе. Офицеры моего штаба проинформировали командира артиллерии и связистов о новой ситуации и целях. Через несколько минут я лично переговорил с полковником Цолленкопфом и подполковником Унрейном, проинформировал их и передал следующий приказ:

Под постоянным наблюдением Люфтваффе русский полк продолжал двигаться к Вязовке. Русские радовались, что сумели вовремя прибыть на место и усилить потрепанный гарнизон города. Мы использовали трехчасовую задержку, чтобы повнимательней рассмотреть великолепные аэрофотоснимки, которые были только что доставлены, и сверить их с донесениями разведывательных групп. Эти данные были использованы для уточнения плана атаки.

Пересмотренный план немного изменил границу между секторами двух групп. Теперь граница шла на северо-запад от дороги в западной части Вязовки. Эту дорогу удалось точно нанести на карту по данным аэрофотосъемки. {196} Новый план также предусматривал использование мотоциклетной роты, чтобы вместе с войсками группы «Север» помешать русским бежать через большой лес к северу от Вязовки. Я провел еще одно совещание с полковником Цолленкопфом и подполковником Унрейном, чтобы обсудить эти детали, пока мои штабисты передавали нужные приказы частям поддержки.

Как только последняя русская рота вошла в Вязовку, на сцене появились самолеты Люфтваффе и атаковали вражеских солдат, которые еще не успели занять позиции и толпились вокруг зданий. В тот же самый момент наша артиллерия, танки, штурмовые орудия, противотанковые орудия, зенитки и пулеметы открыли огонь по укреплениям и траншеям, которые могли помешать штурму города. Фурии войны разбушевались с такой силой, словно сам ад разверзся. Вскоре Вязовка была охвачена дымом и пламенем. Наши штурмовые колонны наступали со всех сторон и подходили все ближе. Наконец обе группы встретились и сомкнули кольцо окружения.

Теперь у русских не осталось шансов на спасение. Передовые доты были либо уничтожены танками, либо захвачены саперами. Саперы начали взрывать противотанковые заграждения и снимать мины. Путь в город был открыт. Штурмовые подразделения и танки постепенно пропадали из виду в клубах дыма, которые валили от пылающих зданий. Полковник Грюндхерр перенес огонь своей артиллерии на цели в центре Вязовки, как это уже сделали самолеты Люфтваффе, а потом начал передвигать огневой вал на север. С командного пункта дивизии мы видели стену разрывов и фонтанов земли, взлетающих в небо.

Тем временем треск пулеметных и автоматных очередей стал более громким. Долетали разрывы ручных фанат, сообщая о штурме очередного русского укрепления. Постепенно шум битвы смещался на север, вслед за разрывами бомб и снарядов, пока не прекратился, когда начало темнеть. Затем где-то на севере вспыхнула ожесточенная перестрелка, когда был атакован и захвачен укрепленный пункт Мурино. Пала {197} последняя вражеская цитадель. Были захвачены несколько сот пленных, которых отправили в тыл. В этот момент две разбитые русские роты все-таки сумели прорваться к лесу под покровом темноты. Это были единственные силы, избежавшие побоища, как назвали наш штурм пленные.

Бой за Вязовку дорого обошелся советской 39-й Армии. Уничтожение двух полков видели многочисленные наблюдатели. Никогда раньше урок тактики не был таким наглядным и убедительным. Это был урок, преподанный самой жизнью. Офицеры познакомились с реалиями зимней войны в России, для которой наши «клещи» вокруг Вязов-ки могли считаться эталоном.

«Наступление улитки»

Несмотря на успешный исход операций в Вязовке и Татарнике, русские все еще держали гвардейский стрелковый корпус из 3 дивизий слишком близко к коммуникациям Вязьмы — Сычевки — Ржева и угрожали безопасности 9-й Армии. Генерал Модель и я были уверены, что необходимо отогнать русских еще на 10–15 километров на фронте протяженностью около 40 километров, чтобы они не могли угрожать путям снабжения 9-й Армии. Это означало, что новая линия обороны должна пройти по краю обширных болот, поросших лесом, и все деревни и города восточнее этой линии придется отбить у противника. Второй задачей было лишить советские войска ценного укрытия и источника снабжения, заняв эти населенные пункты для наших войск. Это стало бы особенно сильным ударом для 39-й Армии генерала Масленникова, так как в ее распоряжении оставались бы лишь несколько маленьких и бедных деревень среди болот, поэтому проблемы снабжения ее дивизий увеличивались бы с каждым днем. После того как генерал Модель успешным танковым ударом захватил город Белый, 39-я Армия оказалась практически в окружении, если не считать узкой полоски леса, в котором не было ни одной дороги. {198}

Однако 9-я Армия не могла выделить для этого наступления дополнительные силы, оставив меня все с теми же 3 усиленными батальонами 6-й танковой дивизии и импровизированными тревожными группами, которые использовались для охраны шоссе, аэродромов и железной дороги. Нам предстояло отбросить примерно 27 русских батальонов и нанести им такие потери, чтобы тревожные группы могли удерживать новую линию фронта. Здесь снова требовалось изобрести что-то особенное.

Сразу после победы под Вязовкой я вызвал командиров оборонительных секторов и сообщил им о необходимости провести новое наступление, после чего ознакомил с методами боя, которые будут использованы. Хотя моей главной задачей было отбросить противника на 15 километров, я не рассказал этого офицерам. Сама мысль о том, что их собранным с бору по сосенке подразделениям придется наступать, вызвала возражения всех командиров тревожных групп. Коротко это можно было выразить одним словом: «Невозможно!» Только терпеливое, детальное объяснение особенностей тактики, которую я назвал термином «черепашье наступление», привело к тому, что большинство возражений постепенно были сняты, хотя, если признаться честно, с точки зрения нормального военного искусства они были совершенно справедливы.

Прежде всего, я указал командирам, что в этом наступлении время не будет решающим фактором. Нам вполне хватит скорости улитки. Выбрав место атаки, они должны будут ползти вперед, подобно улитке, которая движется к месту, которое ей нравится, совершенно ничем не рискуя. Метод продвижения тоже должен был напоминать движения улитки, которая немедленно прячет рожки и поворачивает в сторону, как только столкнется с препятствием. Следует избегать любых осечек, потому что они могут подорвать дух наших импровизированных частей. Нельзя надолго останавливаться на одном месте, подобно улитке, которая прячется в раковину при малейшей опасности. Однако, несмотря на все предосторожности, командиры {199} тревожных групп должны помнить, что захват цели оправдает усилия.

Это сравнение лучше всего иллюстрирует тактические приемы, которые используются во время «наступления улитки». К счастью, многие офицеры использовали возможность понаблюдать за применением этой доктрины на практике во время наступления на Вязовку. Это послужило основой для обсуждения новой операции, которая с моральной точки зрения имела колоссальное значение.

Успех под Вязовкой оставил глубокий клин, вбитый в наши позиции. На этом выступе находились 3 деревни, которые удерживали русские дозоры. Я прекрасно понимал, что здесь будет легко одержать первую победу. Но как и во время предыдущей операции, атаку не следовало начинать, пока не будут завершены все приготовления, чтобы успех был гарантирован в максимальной степени. Мы могли просматривать расположение противника, потому что удерживали господствующие высоты, и могли обстреливать его перекрестным огнем. Наиболее выдвинутую деревню удерживало самое сильное русское подразделение, в двух остальных размещались более слабые гарнизоны. Взвод добровольцев под командой опытного офицера ночью должен был проникнуть в каждую из маленьких деревень с тыла и на рассвете внезапно атаковать и уничтожить противника. Мы подтащили пулеметы и тяжелое пехотное оружие, чтобы пресечь попытки противника вырваться из большой деревни на следующий день. В сумерках мы уничтожили гарнизоны маленьких деревень и захватили весь русский гарнизон большой деревни, когда тот пытался прорваться под покровом темноты. Все 3 деревни перешли в наши руки, после чего саперы и строители спешно подготовили их к обороне.

В нескольких километрах к югу находился еще один маленький комплекс русских укреплений, который был захвачен с помощью такой же тактики. Я всегда держал очень сильное соединение прикрытия на старой линии фронта, чтобы не допустить неблагоприятного изменения ситуации. Наша линия фронта передвигалась вперед лишь после того, как на {200} промерзшей земле были построены оборонительные позиции и расчищен снеге дорог, по которым будет доставляться снабжение. До тех пор, пока противник мог нанести контрудар, я держал позади угрожаемых пунктов сильные резервы, и новое наступление не начиналось. Аналогичные операции начались в других секторах, применительно к местным условиям. Никаких жестких сроков между ними не устанавливалось. За первую неделю нашего «наступления улитки» мы заняли 14 деревень и захватили множество пленных. Наши собственные потери были незначительными. Более важным было то, что солдаты тревожных групп обрели уверенность в себе и получили боевой опыт. Новую тактику русские назвали «мясорубкой», а мы — наступлением с ограниченными целями, и наши солдаты уверенно ее освоили.

Первая операция была проведена в тесном взаимодействии с усиленным батальоном полковника Цолленкопфа, но дальше тревожные группы действовали самостоятельно и уже могли выполнять более сложные задания. Однако ключевым моментом оставалось одно: атака должна проводиться наиболее надежным способом, и мы должны занимать объекты, не ввязываясь в тяжелые бои. Хотя русские в этом районе были лучше обучены и оснащены, чем мои импровизированные подразделения, у них по-прежнему не хватало боеприпасов, поэтому они не могли организовать сплошную линию обороны. Только линия караулов занимала отдельные опорные пункты. Поэтому мои командиры вскоре выяснили, что в таких случаях лучше всего занять деревню, в которой расположены эти укрепления, и изолировать каждое из них, пока они не будут окружены. После этого солдаты Красной Армии часто бросали свои укрепления, чтобы не попасть под огонь тяжелого оружия.

Деревня Богданово была расположена на господствующей возвышенности на нашем южном фланге. Она была одним из наиболее важных русских опорных пунктов и находилась рядом с нашими коммуникациями. Отсюда русские часто совершали рейды на юг, проникая на шоссе и перекрывая движение. Чтобы устранить эту постоянную {201} помеху нашим перевозкам, ОКХ отправило сюда батальон охраны фюрера — элитное подразделение, солдаты которого являлись телохранителями Гитлера. Ему были приданы артиллерия и тяжелое вооружение, и батальон получил приказ взять этот пункт прямым штурмом. После краткого ознакомления с обстановкой и недолгой подготовки батальон пошел в атаку, как это обычно делается. Слабые русские аванпосты отошли к деревне, но потом батальон натолкнулся на линию укреплений. Там русские контратаковали его с двух сторон и нанесли тяжелые потери, вынудив батальон откатиться назад. Одна наша рота попала в окружение. Эту роту удалось спасти, хотя и с огромными трудностями. Из-за тяжелых потерь генерал Модель не разрешил повторить атаку.

После этой неудачи Модель изменил зоны ответственности и включил Богданово в полосу 6-й танковой дивизии, приказав мне занять деревню. В считанные дни с помощью «наступления улитки» мы добились успеха, почти полностью изолировав еще один сильный советский опорный пункт. Когда боевая группа «Цолленкопф» попыталась замкнуть кольцо, советский гарнизон поспешно покинул деревню, не обращая внимания на сильный артиллерийский обстрел, хотя эвакуация среди бела дня дорого ему обошлась. Мы немедленно заняли деревню и успешно отбили все последовавшие контратаки.

За один месяц с помощью «наступления улитки» мы заняли 80 деревень и продвинули фронт на расстояние от 8 до 13 километров. Однако главным успехом было то, что 39-я Армия Масленникова перешла к обороне на всем Сычевско-Вяземском направлении, прекратив удары по шоссе, железной дороге и аэродромам. Со временем в мое распоряжение поступало все больше закаленных солдат и отремонтированной техники. Количество танков и артиллерийских орудий заметно увеличилось. К началу марта удалось добиться отличного взаимодействия всех подразделений — и войск 6-й танковой дивизии, и тревожных групп. Командиры окончательно уверовали в эффективность новой тактики. {202} Тщательная подготовка и умелое применение страховали даже от малейших неудач.

Теперь я мог дать своим командирам большую свободу действий в наступлении. Штаб дивизии больше не вникал в детали. Каждому сектору указывался недельный рубеж продвижения. Эту линию нельзя было пересекать без моего разрешения, потому что обеспечить безопасность было важнее, чем наступать быстро. Если тревожные группы сталкивались с трудностями, они вызывали войска 6-й дивизии под командованием Цолленкопфа или Унрейна, которых поддерживали танки, штурмовые орудия, тяжелое оружие, Люфтваффе. Все попытки русских замедлить наше продвижение окончились неудачей. Если противник собирал резервы, мы делали паузу. Когда резервы уходили к другой угрожаемой точке, мы атаковали. Так как у 39-й Армии не хватало ни солдат, ни боеприпасов, чтобы быть сильной повсюду, то генерал Масленников медленно, но неотвратимо терял территорию.

К середине марта русские отошли в заболоченные леса и оставили более 200 деревень. Наступать дальше было невозможно в основном потому, что мои соседи не поддержали наступление. Наши части на крайних флангах все еще оставались на прежних позициях, чтобы помешать русским прорваться и выйти к нам в тыл.

Импровизированная пропаганда

Среди множества раненых и убитых русских, которых мы подобрали на поле боя в середине февраля, была Вера, 18-летняя женщина-сержант. Через несколько часов она оправилась от шока, так как для нее наступило нечто вроде конца света. Вера была санитаром при батальоне, занимавшем этот опорный пункт. Батальон был весь уничтожен, кроме 1 офицера, 14 солдат и санитара.

В первые дни плена Вера находилась в подавленном состоянии. Ее допрос подтвердил сведения о диспозиции {203} советских войск, полученные от других пленных. По ее утверждению, она была комсомолкой, другими словами, настоящей коммунисткой. Ранее она была вывезена вместе с другими пленными в тыл и наивно попросила разрешения вернуться в свой полк. Когда ее спросили о причинах столь необычной просьбы, она ответила спокойно и совершенно серьезно ответила: «Я хочу сказать своим товарищам, что безнадежно сражаться против такой силы и что немцы будут хорошо обращаться с ними. Они должны перейти на немецкую сторону». Когда ее спросили, нет ли других причин для возвращения, она призналась: «Я хочу спасти жизнь моему другу, который все еще на той стороне». На вопрос, не собирается ли она таким образом сбежать от нас, Вера ответила: «Нет. Я уже сказала, что вернусь и приведу моего друга».

Так как Вера явно не могла выдать никаких наших секретов, а ее ответы казались совершенно искренними, я решил дать ей шанс. Переодетая в гражданское, она пересекла наши линии на том участке, который занимал ее полк. Наши солдаты сопровождали ее через заметенный глубоким снегом лес почти до вражеских караулов. Она обещала вернуться в это же место, выполнив свою миссию.

Прошло несколько дней, но девушка не вернулась. На двенадцатый день многие начали сомневаться в ее честности. Но на четырнадцатый день дозоры в том самом секторе сообщили, что прибыли 2 дезертира из Красной Армии, причем одна из них женщина. Это были Вера и ее друг, тоже сержант. Измученные до полусмерти долгим путешествием по глубокому снегу, они все-таки пришли.

Она рассказала нам интересную историю. После возвращения к русским Веру немедленно допросил комиссар, который не верил в правдивость ее рассказа, ведь Вера сказала, что немцы хорошо с ней обходились и ей удалось бежать, переодевшись в гражданское платье, благодаря беспечности часовых. В течение 5 суток ее держали в ледяном бункере на хлебе и воде вместе с преступниками. На каждом новом допросе Вера повторяла свою историю. Но в конце концов она вернулась в свой полк, получила новую форму и была {204} переведена санитаром в батальон на фронте. Этому батальону крайне нужны были подкрепления, потому что после боев он состоял из одного лейтенанта и горстки солдат. Выполняя свои обязанности, Вера украла у лейтенанта карту и компас и отправилась через линию фронта. Там она встретила сержанта Красной Армии, который читал немецкую листовку, и убедила его дезертировать, рассказав о своем собственном опыте пребывания у немцев. Она переговорила и с другими солдатами, рассказав ту же самую историю. Новость разлетелась, подобно лесному пожару.

Через час после возвращения Веры в наших окопах появились остатки взвода сержанта — 6 человек с одним пулеметом. Они перешли линию фронта и сдались, так как решили последовать ее примеру. Еще несколько дней после этого мелкие группы из 2–3 дезертиров перебегали линию фронта в различных местах. Они дали дивизионной разведки исключительно точную информацию и силах и намерениях противника, что помогло спланировать новые атаки.

Относительно пропагандистских листовок, которые разбрасывали самолеты Люфтваффе, Вера сказала, что русские солдаты их практически не читают, так как это преступление карается немедленным расстрелом. Более того, их содержанию не верят из-за массированной контрпропаганды, которую ведут комиссары. Однако она была уверена, что ее товарищи поверят, если она напишет им личные письма. Мы согласились с этим предложением, и вскоре подготовка корреспонденции пошла полным ходом. Наши патрули доставляли эти письма на различные участки фронта, прикрепляя их к ветвям деревьев. Чтобы их легче было заметить, к ним привязывали красные ленточки. Результаты оказались неплохими, вскоре количество дезертиров удвоилось. Затем выступление Веры записали и начали передавать через громкоговорители, установленные возле вражеских линий. В результате количество дезертиров превысило 400 человек за одну неделю после начала этой импровизированной пропагандистской кампании. Эта цифра будет значительно выше, если прибавить сюда дезертиров на других участках фронта {205} 9-й Армии. Идея использовать Веру для проведения пропагандистской кампании оказалась действенной.

Через 4 дня, когда нам пришлось ликвидировать вражеский прорыв, мы нашли новый блестящий пропагандистский ход — бутылки ликера. После одной из наших атак с ограниченными целями русские нанесли серию мощных контрударов. Ситуация приняла напряженный характер, когда несколько советских танков ворвались на наши позиции, и мне пришлось пустить в дело мой последний тактический резерв. Наконец мы сумели уничтожить русские танки, но за это время несколько русских пехотинцев просочились через наши позиции. Сначала их было немного, однако потом становилось все больше и больше. В этой сложной ситуации командир тревожной группы отправил к ним гражданского с несколькими бутылками ликера. Русским предложили попробовать и сказали, что они будут пить ликер сколько угодно, если перейдут к нам без оружия. Слегка поддав, русские начали появляться маленькими группами, причем действительно без оружия. Как только первые солдаты убедились, что немцы не собираются убивать их, еще около 50 русских пришли за ликером. Они спешили так сильно, что и думать забыли про оружие. Один из наших патрулей подобрал брошенные винтовки и пресек все новые попытки просачивания русских в наш тыл.

Холминка: последняя атака

Последнюю атаку перед отправкой во Францию на отдых 6-я танковая дивизия провела в конце марта. Целью операции была ликвидация лесистого выступа длиной около 8 километров и захват Холминки, которая находилась у его основания.

Хотя 6-я танковая дивизия была теперь гораздо сильнее, чем в январе или начале февраля, она все равно оставалась пародией на дивизию. Она состояла из дивизионного штаба, недоукомплектованного батальона связи, 3 сводных {206} пехотных батальонов, мотоциклетной роты, танковой роты, взвода штурмовых орудий, батальона средней артиллерии, батальона тяжелой артиллерии и зенитного батальона. К плюсам положения можно было отнести то, что офицеры и унтер-офицеры не только имели большой опыт войны в России, но и научились воевать зимой во время атак Татарники и Вязовки. Более того, снабжения (в том числе боеприпасов) хватало для ограниченного наступления. Наконец, мы были уверены в поддержке Люфтваффе в районе Вязьмы, что во многом определило успех боев в феврале.

2 стрелковых полка Красной Армии при поддержке 2 батальонов артиллерии занимали район, который нам предстояло захватить. Их штаб располагался в Холминке. 6 русских батальонов удерживали район к югу и востоку от города, создав систему дотов на опушке леса так, чтобы блокировать подступы к Холминке. Страдая от недостатка снабжения, русские обнаружили, что уже не могут организовать еще одно крупное наступление.

Местность и погода во многом определили наши планы атаки и дальнейший ход операции. Метровый слой снега покрывал открытые места, мешая любым передвижениям. Хотя снег промерз до самой земли, человека он выдержать не мог. Передвигаться в лесу было еще сложнее, так как покрытые снегом нижние ветки деревьев, особенно елей, касались земли, мешая атакующему и укрывая обороняющегося. Почти непроходимая путаница веток, стволов, корней превратилась в дополнительное препятствие. В конце марта погода была ясной и солнечной, днем температура была умеренной, однако ночью заметно холодало.

В таких условиях не следовало и думать о наступлении на широком фронте. Наступление можно было вести только колоннами по расчищенным дорогам и тропинкам. Это относилось как к танкам и штурмовым орудиям, так и к пехоте. Колесные машины вообще могли передвигаться по только расчищенной дороге между Татаринкой и Нащекино. Снежное бездорожье разделяло наши и русские караулы, если не считать одной-единственной тропы, которая вела {207} на север, к лесному клину чуть западнее Нащекино. На другой стороне ничейной территории русские страдали от таких же проблем. Фотоснимки Люфтваффе показывали интенсивное санное движение, идущее в Холминку.

Учитывая такие условия, я предложил 3 возможных варианта атаки: на запад от Подушья, на север от Васильевки, на северо-запад через лес от Нащекино. Первый я отбросил потому, что он требовал долгой перегруппировки сил дивизии, которая уже была сосредоточена в районе Васильевка — Нащекино. Кроме того, в этом случае русские могли контратаковать на юге.

Вторая альтернатива являлась самым коротким путем к цели, и на пути лежал лишь относительно небольшой лесной район. Но этот путь шел через самый сильно укрепленный сектор, и противник мог легко перебросить сюда подкрепления. Более того, конфигурация леса была такова, что при атаке с юга обязательно пришлось бы пересечь открытое пространство, попав под сильный огонь спереди и с обоих флангов. Оба этих маршрута шли по открытым местам, где снег был особенно глубоким. Это лишало нашу пехоту поддержки танков и штурмовых орудий.

Третья возможность имела тот недостаток, что предстояло продираться через лес. Кроме того, это был самый длинный путь к цели. Однако этот маршрут пролегал по двум маршрутам, ведущим к Холминке, — узкому санному пути, идущему через лес на север от Нащекино, и по тропе вдоль западной опушки леса, а потом через узкую полоску деревьев прямо на Холминку. Я также подумал, что русские вряд ли будут ожидать атаки с этого направления, поэтому оно будет охраняться не так тщательно. Выбрав для атаки третий маршрут, 23 марта я обсудил детали этого предложения со своими командирами, которым предстояло участвовать в операции. Я обратил особое внимание на необходимость добиться тактической внезапности, чтобы обмануть противника относительно направления атаки.

Главный удар я предполагал нанести по дороге, ведущей на север, а вспомогательный — вдоль тропы по западной {208} опушке. Восточная колонна должна была состоять из 2 пехотных боевых групп силой до батальона под командованием капитана Купера и лейтенанта Гессе. Их поддерживали саперная рота и все наши танки (один PzKw-IV, 3 PzKw-III, 5 StG-III). Боевая группа «Шмиссинг», которая наносила отвлекающий удар, по численности примерно равнялась пехотному батальону, но состояла из новобранцев. Вдобавок я приказал провести вылазки из Подушья и Васильевки, чтобы обмануть противника. Мотоциклетная рота подполковника Унрейна и разведывательные бронеавтомобили должны были оставаться в резерве. Наша артиллерия (в том числе зенитки, которые использовались для огневой поддержки войск) должна была вести огонь из района Нащекино. При поддержке самолетов-корректировщиков артиллеристы полковника Грюндхерра в течение нескольких дней непосредственно перед атакой пристрелялись по всем вражеским опорным пунктам.

Начало наступления было назначено на 31 марта. Две ночи перед этим наши войска провели за расчисткой снега с пути подхода основной колонны, от точки, где ей предстояло покинуть шоссе, чуть западнее Нащекино, до расположения передовых постов. Поэтому наши танки могли поддерживать пехоту с самого начала. Тем временем вся подготовка в Васильевке и вокруг нее шла совершенно открыто. Броневики и автомобили даже не прятались от глаз русских, артиллерия вела огонь по позициям, прикрывающим подходы к Холминке с этого направления. Все эти усилия предпринимались в надежде, что русские примут их за подготовку настоящей атаки.

Операция началась по графику. Чтобы нанести последний мазок на картину обмана, боевая группа «Шмиссинг» двинулась в 05.00, за 2 часа до основной колонны, и таким образом, она первой вступила в контакт с советскими войсками. Более того, маршрут для группы Шмиссинга был выбран таким образом, чтобы создать впечатление сильной атаки с запада. На рассвете Люфтваффе бомбили русские позиции в лесной полоске и самой Холминке. Атаку возглавляли 25 пикировщиков Ju-87. {209}

В 07.00 главная колонна двинулась в путь из района сбора западнее Нащекино. Ее возглавляли опытные штурмовые подразделения и саперы, которые должны были уничтожать вражеские укрепления. Сразу за ними двигались танки и штурмовые орудия, в сопровождении снегоуборочных команд, и пехота из батальона Купера. Несколько имевшихся бронетранспортеров были распределены по всей длине колонны, чтобы отражать возможные фланговые атаки. Батальон Гессе двигался последним.

Сначала батальон Шмиссинга не встречал сопротивления и двигался довольно быстро. Однако главные силы почти сразу попали под огонь советских дотов на южной кромке леса. Сопротивление было быстро подавлено огнем танков и решительным штурмом, были взяты первые пленные. Но после первой стычки продвижение сильно замедлилось. Перед танками быстро вырастали снежные валы, которые приходилось разгребать. Вдобавок в нескольких местах дорога оказалась такой узкой, что пришлось рубить деревья, чтобы гусеничная техника смогла пройти.

Тем временем капитан Шмиссинг прошел 3 километра, или половину расстояния до Холминки, и столкнулся с первыми русскими огневыми точками рядом с тропой. Они были атакованы с фланга и уничтожены без особых хлопот, но примерно через километр ему преградила путь гораздо более сильная позиция, прикрытая проволочными заграждениями и засеками. Лобовая атака была отбита, к тому же выяснилось, что подходы к доту заминированы. Такая перемена обстановки сказалась на молодых новобранцах, поэтому потребовалась некоторая реорганизация, прежде чем колонна смогла двинуться дальше. Капитан Шмиссинг решил обойти советскую позицию и повел батальон на восток в лес, а потом повернул на северо-запад. Уйдя с дороги, солдатам пришлось буквально продираться сквозь непролазную чащу, сражаясь с кустарником и ориентируясь исключительно по компасу.

Примерно в полдень, когда голова колонны Шмиссинга приблизилась к северному краю леса, весь батальон внезапно {210} попал под винтовочный и пулеметный огонь с обеих сторон. Снова положение батальона стало критическим, так как внезапная атака с разных сторон деморализовала неподготовленных солдат. Только быстрые и энергичные меры опытных офицеров и унтер-офицеров позволили быстро организовать оборону и встретить атаку русских огнем. Постепенно эти командиры организовали маленькие очаги сопротивления, успокоили запаниковавших солдат и создали сильную круговую оборону. Получив по радио сообщение о происшествии, я приказал батальону Шмиссинга оставаться на месте, пока главная колонна не присоединится к нему. Артиллерийскую или воздушную поддержку организовать было нельзя, так как точно определить, где свои, а где чужие, в лесу совершенно невозможно.

Тем временем главная колонна медленно двигалась на восток по санному пути. Танки и штурмовые орудия два или три раза притормаживали, чтобы уничтожить огневые точки рядом с дорогой, было отражено несколько нападений на фланги колонны. Потери среди посыльных и конного обоза заставили выделить ему вооруженную охрану. Когда колонна наконец подошла к северной опушке леса, вся дивизионная артиллерия сосредоточила огонь на вражеских позициях прямо перед нею. Русская артиллерия ответила плотным огнем, нанеся нам некоторые потери. К счастью, Люфтваффе немедленно откликнулись на мой призыв и подавили советские батареи, расположенные в 3 километрах к западу от Холминки. В 13.00 авангард батальона капитана Купера прорвал последнюю оборонительную позицию русских на краю леса.

Однако одиночный опорный пункт в 1,5 километрах к северу-востоку все еще был цел. Он был расположен между опушкой леса и Поддубьем и представлял потенциальную угрозу хвосту колонны. Для нейтрализации этой угрозы была выделена пехотная рота при поддержке нескольких штурмовых орудий. Не ожидая исхода боя, капитан Купер возобновил движение на запад, надеясь захватить Холминку до наступления темноты, чтобы во время последнего штурма {211} воспользоваться поддержкой авиации. Однако двигаться по открытой местности оказалось невозможно, так как левый фланг попал под обстрел из леса. Это вынудило капитана Купера приказать батальону лейтенанта Гессе двигаться по опушке параллельно дороге, чтобы устранить угрозу с этого направления. С помощью медленно движущегося огневого вала солдаты Гессе во второй половине дня с боем прорвались к ведущему бой батальону Шмиссинга.

К этому времени батальон Купера с танками поддержки подошел к Холминке и ворвался в восточную часть городка после авиационного удара. Этой атакой день и закончился. Войска были измучены борьбой с противником и стихиями и чуть-чуть не успели завершить дело. Зачистка и захват западной части Холминки, которую русские обороняли не слишком упорно, были проведены 1 апреля. Было захвачено более 300 пленных, и мы насчитали более 150 трупов русских. Потери 6-й танковой дивизии составили 18 человек убитыми и 40 ранеными.

В апреле дивизия была отправлена во Францию для переформирования, но незадолго до этого мы столкнулись еще с одним свидетельством жестокости, проявляемой Советами по отношению к нашим войскам. В штаб дивизии пришел русский старик, плотник, и сообщил, что видел группу из 40 немецких пленных в сопровождении красноармейцев в своей деревне, которая находилась в нескольких километрах за линией фронта. Этих пленных вывели на северную окраину деревни и заставили копать могилы. Потом их расстреляли и зарыли в этих могилах. Через несколько дней деревня была захвачена немцами. Мы проверили сообщение русского, и оно оказалось чистой правдой.

ПОД СТАЛИНГРАДОМ

Назад в Россию

К середине ноября 1942 года 6-я танковая дивизия завершила отдых, доукомплектование и подготовку во Франции и отправилась обратно на восток. Дивизия получила новую технику, ее соединения были укомплектованы выше штатной численности, поэтому потребовались 78 железнодорожных составов примерно по 50 вагонов каждый. За время путешествия на 4000 километров из Франции произошел ряд неприятных инцидентов, что было неизбежно при столь крупных войсковых перевозках, ведь требовалось за 2 недели пересечь всю Европу. И противник просто не мог не заметить этого. В обширных болотистых лесах возле Припяти наши войска подверглись нескольким нападениям партизан, которые были направлены против составов, везущих танки и артиллерию, потому что это казалось более безопасным и обещало больше выгоды. Брезентовые чехлы не мешали опытному глазу укрывшегося в засаде партизана сразу определить, что там спрятано.

Если бы я позволил дивизии подчиниться общим правилам войсковых перевозок, эти составы оказались бы беззащитными. Эти правила были направлены на максимальную экономию подвижного состава, они требовали грузить {213} солдат¹, технику, вооружение и боеприпасы как можно более компактно. В этом случае соединения рассыпались на составляющие, и тактическая готовность войск не принималась в расчет. (Кроме того, составы, везущие танки, были забиты тюками с фуражом, необходимым для прокорма лошадей на Восточном фронте в зимнее время.)

Хотя я полностью осознавал причины, вызвавшие эти требования, опираясь на свой собственный опыт в России, я больше всего заботился о том, чтобы перевозимые части могли немедленно вступить в бой. Именно это соображение я поставил на первое место, позволив железнодорожникам принимать их меры лишь в той степени, в какой они не влияли на готовность войск вступить в бой во время перевозки. Это было прямым нарушением правил и вызвало многочисленные протесты руководства железных дорог, однако я настоял на том, чтобы дивизия перевозилась на «боевых поездах».

События во время перевозки 6-й танковой дивизии и ее своевременное прибытие в пункт назначения доказали значение этих мер. Все нападения партизан наталкивались на хорошо продуманные и решительно выполненные оборонительные действия, не имеет значения, что это было — подрыв рельсов или завалы на путях. Мы предусмотрели оборонительные мероприятия на все подобные случаи. Особенно опасными были подрывы рельсов. В этом случае по обе стороны железнодорожного полотна и на всех вагонах располагались часовые с оружием, приготовленным к стрельбе. Солдаты в каждом вагоне дежурили у тормозов, по ночам включались прожектора, если это было необходимо. Эти столбы света слепили партизан и позволяли нашим солдатам видеть их. После этого их уничтожали огнем стрелкового оружия и гранатами.

Тормоза включались, и поезд резко останавливался. В тот же самый момент начиналась активная и агрессивная оборона. Мы тренировали своих солдат, пока их действия не {214} стали автоматическими. Пока пулеметы с тормозных площадок вели огонь, солдаты быстро зачищали опушку леса, после чего поезд мог следовать дальше на восток.

Больше времени мы теряли, если были повреждены рельсы, но это чаще всего происходило в таких местах, где их можно было быстро отремонтировать, так как станции, мосты и другие важные объекты находились под постоянной охраной. Чтобы предотвратить сход с рельсов и уберечь от повреждений паровоз, через партизанские районы мы следовали на пониженной скорости, а впереди паровоза ставили 2 пустых вагона.

В большинстве случаев саперные команды, которые находились в головных вагонах, быстро устраняли все повреждения. Мы обеспечили саперов всем необходимым оборудованием и инструментами. Во время остановок, которые были им необходимы для работы, поезд охранялся со всех сторон, а окрестности патрулировались дозорами. Ночью экипажи снимали брезент со своих танков и готовили их к стрельбе. Это оказалось очень эффективной защитительной мерой. Мы везли большое количество рамп, чтобы в случае необходимости танки могли быстро сойти с платформ, и использовали их при нападениях больших сил партизан. Чтобы усилить защиту артиллерийских эшелонов (которые партизаны особенно любили атаковать), мы часто придавали им 20-мм зенитные автоматы, так как партизаны откровенно боялись, когда те открывали огонь трассирующими снарядами.

Эти предосторожности хорошо нам послужили. Благодаря им большинство наших поездов прибыли к месту назначения по графику, несмотря на многочисленные нападения партизан. Только один артиллерийский эшелон потерял командира батальона и нескольких солдат, убитых при внезапной атаке необычайно сильной группы партизан сразу после подрыва путей. Однако даже этот поезд прибыл, сохранив все орудия и без серьезного опоздания. С другой стороны, партизаны понесли тяжелые потери, столкнувшись с продуманной и сильной обороной. Совершенно {215} неожиданными были для них внезапные и энергичные контратаки, которые вынуждали либо вступить в кровопролитный бой, либо поспешно бежать.

Нападение на войсковой эшелон

Сцены, которые солдаты 6-й танковой дивизии наблюдали во время путешествия через всю Европу, еще долго стояли у них перед глазами. Далеко позади остались берега Бретани, о которые бились седые валы Атлантики. Далеко позади остались мирные города, деревни и хутора Запада, их родина, через которую они промчались на всех парах. Зелень полей и лугов, ярко освещенных осенним солнцем, шпили церквей и башни замков тоже остались где-то там. Париж и Берлин, два крупнейших культурных центра Европы, руины Варшавы произвели огромное впечатление на всех, кто их видел. Но все это нынче превратилось в далекие мечты.

Днями и ночами эшелоны мчались по землям Востока, через огромные леса и болота, по бесконечным равнинам и степям, пересекали широкие, медленные реки. К тому времени, когда эшелоны прибыли в Ростов-на-Дону, «ворота» Кавказа, пройдя через Харьков и Сталино, через бассейн реки Донец, и пересекли Азовское море, солдаты уже забыли о своих стычках с партизанами.

Однако вместо того, чтобы двигаться в сторону Кавказа, эшелоны повернули на север. Наш пункт назначения оставался неизвестным, никто не мог сказать, куда нас направляют. Положение все еще оставалось неопределенным, когда вечером 26 ноября первые эшелоны прошли Цимовники, где временно размещался штаб 4-й Танковой Армии, и повернули на север. Составы заполнили станцию, подъездные пути были забиты русскими паровозами, захваченными во нремя наступления.

Холодный ветер свистел над унылой коричневой степью, гоня перед собой шары перекати-поля. Они походили на {216} стаю гончих, вдруг затеявших игру и весело прыгающие взад и вперед. Несколько всадников на верблюдах рысили вдоль железнодорожных путей, стремясь добраться к своим жалким хижинам до наступления темноты. На каждой остановке мы расспрашивали пассажиров многочисленных эвакуационных поездов, идущих на юг, до какой станции можно доехать. «Сегодня утром это еще было Котельниково», — отвечали нам. Это была та же самая информация, которую сообщил мне генерал-полковник Герман Гот на встрече в его временном штабе, куда я был вызван.

Как сказал мне генерал Гот, положение было еще хуже, чем сообщил мне фельдмаршал Эрих фон Манштейн, командующий Группой армий «Дон», когда мы встретились по дороге в Ростов. Русский 4-й кавалерийский корпус, усиленный танками, наступал вдоль южного берега реки Дон, его головные части уже пересекли реку Аксай. Вражеская 51-я Армия медленно наступала по обеим сторонам железной дороги в направлении Котельниково. Разведка сообщила, что два танковых корпуса сосредоточиваются на северном берегу Аксая.

Чтобы отразить удар этих крупных сил противника, к югу от реки Дон имелись лишь несколько зенитных батарей Люфтваффе, только что переброшенных с Кавказа, и штаб VI румынского корпуса со своей охраной, состоящей из 30 солдат. Чуть далее по степи отступали остатки 5-й и 8-й румынских кавалерийских дивизий, насчитывающие около 1200 человек. Поэтому о каком-то немецком фронте нельзя было говорить в принципе. На всей огромной территории не было ни одного немецкого соединения, способного хоть немного задержать русское наступление. Такое положение сложилось потому, что все немецкие и часть румынских соединений, входивших в 4-ю Танковую Армию, были окружены в Сталинграде. Румынские дивизии, которые занимали очень большой участок фронта к югу от города, по границе калмыцких степей, были очень плохо оснащены и не имели нормального противотанкового вооружения. Поэтому русские танки легко пробили их фронт {217} и рассеяли так, что сохранились лишь жалкие остатки дивизий. Даже штаб генерала Гота едва избежал уничтожения. Я узнал, что поредевшая в боях 23-я танковая дивизия на подходе, но это было слабым утешением. От дивизии остались лишь 2 слабых батальона, пусть с артиллерией, зато без танков. Поэтому им требовался хотя бы небольшой отдых за рекой Сал, прежде чем они смогут вступить в бой.

Выдвигающиеся к фронту солдаты 6-й танковой дивизии еще ничего не знали об этой крайне неприятной ситуации, но они уже почувствовали, что вскоре вступят в бой. Однако они показывали полную уверенность в своих силах. Поезда то мчались вперед на полной скорости, то медленно карабкались на холмы в речных долинах, а потом стремительно ныряли в следующую долину. Вот так, будто раскачиваясь на качелях, поезда мчались в ночной мгле к своей цели. Часовые выполняли свои обязанности как обычно, словно они и не покидали кишащую партизанами зону. Все солдаты в первом поезде отдыхали на скамейках, вещевых мешках, на полу. Они были полностью одеты и держали оружие в руках.

На рассвете 27 ноября 1942 года поезд вскарабкался на последний холм между долинами рек Сал и Аксай. Запах утреннего кофе плыл от полевых кухонь, когда поезд пришел в Семишную, последнюю станцию перед Котельниково, куда мы и следовали. Долгое путешествие, бесконечный перестук колес, бренчание и скрип вагонов скоро закончатся. Поэтому проснувшиеся солдаты с интересом вглядывались в утренний туман, в котором смутно угадывались строения маленького городка. После нескольких недель путешествия в поезде они предполагали, что найдут уютные квартиры.

Именно в это время на станцию прибыл длинный эвакуационный поезд из Котельниково. Два паровоза с трудом втащили его на затяжной подъем длиной около 20 километров. Наши солдаты принялись настойчиво расспрашивать персонал этого поезда, как идут дела в Котельниково. «Там полный покой и порядок», — отвечали им. {218}

Несколько коротких пронзительных свистков, с помощью которых комендант поезда созвал солдат обратно в вагоны, завершили разговор. Поезд снова двинулся вперед, стуча и лязгая буферами. Вскоре он приблизился к пункту назначения. Солдаты в вагонах начали собирать пожитки. Они были счастливы, что наконец-то покинут поезд, в котором провели несколько недель. Прекрасный маленький городок в долине на северном притоке реки Аксай уже появился перед нами. На окраине города стояла триумфальная арка, украшенная венками из цветов. Эта арка, которую было видно издалека, привлекала внимание надписью на русском языке крупными буквами: «Добро пожаловать!» Это приветствие означало, что румынские войска, которые несколько месяцев назад прошли через город, а сейчас были окружены в Сталинграде, вместе со своими немецкими товарищами ожидают спасения.

Пока солдаты пытались разгадать смысл этого странного приветствия, поезд втянулся на большую станцию. Внезапно земля задрожала под градом снарядов. Все вокруг содрогалось, повсюду взлетали черные фонтаны, бренчали окна, визжали тормоза, колеса скрежетали. Затем последовал сильный толчок, люди и веши полетели на пол, и поезд остановился. Все солдаты немедленно выпрыгнули из вагонов, как делали в случае нападений партизан. Русские, бегущие от станционных зданий, уже штурмовали вагоны с криками «Ура!» Наши пулеметы и автоматы немедленно открыли огонь с крыш вагонов по желто-зеленым фигурам, несущимся к нашему поезду с обеих сторон. {219}

Однако в следующую минуту адский грохот разрывов снарядов и вопли русских были перекрыты громкими криками наших пехотинцев. Под командованием полковника Унрейна (командир 4-го панцер-гренадерского полка) они бросились вперед со штыками наперевес и с гранатами в руках. Потребовался целый час ожесточенной рукопашной схватки, чтобы очистить станцию от русских. Затем наши гренадеры обыскали грузовые вагоны, здания и другие железнодорожные объекты, находящиеся поблизости.

Русская артиллерия во время этого боя стреляла по подъездным путям, когда поезд приближался к станции, а также по западной окраине города. Но теперь она перенесла огонь на центр станции, чтобы повредить ее сооружения и помешать выгрузке войск, а также чтобы уничтожить воинский состав, находящийся там. Было нетрудно заметить, что русские скоро добьются своей цели. Судя по всему, они использовали корректировщиков, переодетых в гражданское, потому что с невероятной точностью клали снаряды именно туда, где они могли причинить максимальный вред. Однако совершенно неожиданно этот очень эффективный огонь, который вели 2 или 3 батареи, прекратился. Мы ждали, что орудия в любой момент снова начнут стрелять, как только будет выбрана новая цель, однако этого не случилось. Орудия молчали. Нам крупно повезло, потому что снаряды уже вызвали серьезные разрушения, которые пришлось спешно исправлять саперному взводу 4-го панцер-гренадерского полка. Гражданский железнодорожный персонал начал помогать им, как только оправился от смятения.

Железнодорожники хотели как можно быстрее отправить весь подвижной состав со станции в тыл и остановить воинские эшелоны, идущие в Котельниково. Я категорически отверг эту идею и, наоборот, потребовал остановить все составы, идущие в тыл, чтобы эшелоны 6-й танковой дивизии смогли как можно быстрее добраться сюда. Поэтому второй эшелон прибыл вскоре после боя, и мы сумели разгрузить его, как и все последующие, без всякого противодействия противника. Русская кавалерийская часть, {220} которая спешилась на некотором расстоянии, незаметно пробралась через заливные луга вдоль реки и атаковала станцию, но была рассеяна и отогнана. Советская артиллерия почему-то молчала.

Лишь много позднее мы выяснили причину таинственного молчания вражеских батарей. В самый разгар кризиса нам улыбнулась судьба. Когда начался артиллерийский обстрел, втанкоремонтнои мастерской на восточной окраине Котельниково находился полковник Гельмут фон Паннвитц. Оценив степень опасности, угрожающей станции и городу, он собрал все исправные танки, механиков и техников посадил водителями и стрелками и с 6 танками атаковал позиции русской артиллерии. Так как он сам был кавалеристом, подобная авантюра была вполне в его духе.

Быстро приняв решение, фон Паннвитц повел свое импровизированное соединение в обход, скрываясь за железнодорожной насыпью и в складках местности. Он действовал так умело, что появился в тылу у стреляющих орудий совершенно внезапно. Русские артиллеристы удивились еще больше, чем наши гренадеры, выпрыгнув из поезда. Танки полковника фон Паннвитца открыли огонь практически с нулевой дистанции, добившись нескольких прямых попаданий. Тем временем пулеметный огонь выкосил артиллерийские расчеты, прежде чем они сообразили, что надо защищаться. В результате импровизированный танковый взвод закончил свою работу за несколько минут. Изуродованные орудия, груды снарядов, валяющиеся повсюду трупы солдат стали наглядным свидетельством успешности неожиданного набега.

Отдав честь мертвым, что является долгом каждого храброго солдата, маленькое бронированное соединение вернулось в свои ремонтные мастерские, не потеряв ни одного человека. Сегодня ремонтники доказали, что умеют не только обращаться с молотком и сверлом, но и хорошо сражаться, и этот день навсегда останется в их памяти. Отважный фон Паннвитц и его группа бойцов получили вполне заслуженные награды. Следует сказать, что они сразу стали лучшими {221} друзьями 4-го панцер-гренадерского полка, который спасли, продемонстрировав истинное братство по оружию.

День, который начался с неприятностей, завершился полным успехом. Русские потерпели болезненное поражение, а Котельниково, которое стало важнейшим узлом в предстоящем наступлении на Сталинград, прочно находилось в наших руках. К вечеру в городе стоял гарнизон 4-го панцер-гренадерского полка и рота 57-го танкового саперного батальона. Мы были полностью готовы отразить любое наступление противника.

Те меры, которые позволили нам относительно спокойно провести поезда через партизанские зоны, снова доказали свою ценность. Проведенное по моему настоянию превращение эшелонов в «военные поезда» позволило выдвинуть район сосредоточения сил 4-й Танковой Армии в долину реки Аксай, чтобы как можно больше сократить расстояние до места атаки при наступлении на Сталинград.

«Канны» при Похлебино

Дальнейшая разгрузка эшелонов 6-й танковой дивизии происходила без инцидентов. 28 ноября прибыли первые части боевой группы «Цолленкопф» — 114-го панцер-гренадерского полка, в том числе легкая артиллерия. Эти части накануне выгрузились в Тацинской, на железной дороге, идущей к Сталинграду севернее Дона. После этого они своим ходом добрались до Котельниково, переправившись через Дон по мосту в Цимлянской. Остальные эшелоны следовали за ними, используя либо южный, либо северный маршруты. Прибыв, они размещались вокруг Котельниково. Я не мог понять, почему русские прекратили наступление, как только появились первые немецкие войска, хотя они наверняка имели приказ двигаться вдоль южного берега Аксая и занять Котельниково. Я так и не решил ни эту загадку, ни Другую. Почему наши многочисленные воинские эшелоны и пункты выгрузки, бесконечные колонны машин, следующие {222} среди бела дня, ни разу не были атакованы авиацией, хотя в воздухе не было ни одного истребителя Люфтваффе.

Если бы русские оказались более предприимчивыми, они вынудили бы 4-ю Танковую Армию отнести район сосредоточения за реку Сал — на 50 километров западнее. Это существенно снизило бы шансы на успех атаки с целью деблокировать окруженные войска. А так 6-я танковая дивизия выгружалась, как в мирное время, несмотря на близость превосходящих сил противника. Все это время я опасался, что фельдмаршал фон Манштейн и генерал Гот пошли на слишком большой риск, отправив наши войска прямо в пасть ко льву.

Чтобы не допустить «рокового удара», я приказал боевым группам дивизии занять несколько необычные оборонительные позиции, что вызвало неудовольствие генерала танковых войск Фридриха Кирхнера, командира LVII корпуса, и еще больше встревожило генерала Гота. К счастью, я сумел найти убедительные аргументы в пользу такой диспозиции и энергично отстаивал ее, поэтому мне не приказали ничего изменить. Я отверг предложение генерала Кирхнера создать оборонительную линию вдоль реки Аксай, чтобы ее левый фланг упирался в Дон, потому что такая зона была слишком широка, чтобы удержать ее, даже если будет собрано все наше соединение. Вдобавок такая диспозиция оставляла наш правый фланг открытым, и защитить его было невозможно. Вместо этого я приказал создать сеть опорных пунктов, каждый из которых был занят отрядами из всех родов войск. Эта сеть образовала оборонительный периметр, прикрывающий район 20 на 10 километров, ключевыми пунктами которого являлись Котельниково и плацдарм для наступления. Позади них, в Семишной, был собран сильный механизированный резерв, который я легко мог перебросить в любом направлении по слегка холмистой степи, протянувшейся к югу от реки Аксай. Предполагалось, что каждый опорный пункт сможет защитить себя и оказать помощь соседям. Поэтому любые вражеские войска, просочившиеся внутрь сети, могли быть уничтожены перекрестным огнем и концентрической {223} атакой с нескольких опорных пунктов. Используя механизированный общий резерв, мы могли помешать русским пробиться к Дону и не позволить окружить нашу позицию, обойдя ее с востока.

Необычная форма организации имела еще и то преимущество, что позволяла начать запланированное наступление в любой момент, переведя ночью общий резерв на плацдарм и превратив его в авангард. Фланги прикрывали лишь слабые дозоры. 20 новых восьмиколесных броневиков SdKfz-233 воссозданного 6-го танкового разведывательного батальона под командованием майора Фридриха Квентина использовались для затыкания дыр и проводили разведку на флангах и в тылу.

Я тщательно обсудил все тактические меры и характер предстоящей операции со всеми своими офицерами, чтобы добиться взаимодействия при любом повороте ситуации. Последующие события полностью оправдали такие решения, хотя наставления мирного времени утверждали, что таковая дивизия является отличным наступательным инструментом и совершенно не приспособлена к обороне. Эти наставления также рекомендовали не использовать танки ночью, так как их экипажи не могут хорошо видеть в темноте и могут подвергнуть свои машины серьезной опасности. Те, кто писал эти наставления, не учитывали того факта, что превратности войны могут вынудить забыть правила мирного времени и заменить их более соответствующими реальности.

Как раз такой случай имел место, когда русские попытались уничтожить наши войска, концентрирующиеся в районе Котельниково, фланговой атакой с северо-запада. Накануне экипажи наших SdKfz-233 уже обнаружили конные патрули противника на маленьких степных лошадях в 15-километровом промежутке южнее реки Дон. Эти разведчики молниеносно исчезали, как только видели немецкие броневики. Судя по всему, их очень интересовало дефиле в Похлебино и холмистый район к северу от Майорово. Спешившиеся разведчики крались через дефиле по высокой {224} степной траве и среди кустарника в долине Аксая, но стремительно исчезли, как только паши патрули сделали несколько выстрелов в их сторону. Поэтому русские не смогли проникнуть через нашу завесу. Они были явно удивлены, не найдя немцев на холмах к западу от дефиле, где наши артиллерийские наблюдатели случайно заметили их. Примерно то же самое видели наши патрули и утром 5 декабря, когда Советы провели свою первую атаку.

В это утро смешанный русский отряд, состоящий из спешенных кавалеристов и танков, выскочил из Верхнего Курмановского на рассвете и атаковал мотоциклетную роту, расположенную в Тополево на Дону. Русские быстро отбросили роту назад в Кудино. Это вражеское наступление не застигло нас врасплох, так как нам уже несколько дней сообщали об активности вражеской разведки. Первая стычка в Тополево подтвердила, что русские, прорвавшись через брешь, либо устремятся на запад, чтобы атаковать нас с тыла, либо двинутся на юг, чтобы ударить во фланг.

Вражеский отряд пока оставался перед фронтом мотоциклетной роты в Кудино, которое она сумела удержать. В это время главные силы русской 81-й кавалерийской дивизии повернули на юг к Похлебино в сопровождении приданной им 65-й танковой бригады. Тяжелые 150-мм батареи III батальона подполковника Графа обстреляли их , а потом к ним присоединились и остальные орудия 76-го танкового артиллерийского полка полковника Грюндхерра. 64 русских танка, составлявших авангард, продолжали двигаться, совершенно не обращая внимания на рвущиеся рядом снаряды. Однако спешенные кавалеристы сначала отошли к заливным лугам возле Аксая, а позднее появились к северу от Похлебино, возобновив атаку, хотя этот маневр был сорван огнем артиллерии.

Длинная колонна наступающих русских танков внезапно остановилась перед Похлебино, когда головные машины были уничтожены 75-мм противотанковыми пушками, принадлежащими противотанковому взводу 114-го панцер-гренадерского полка. Почти в это же время пулеметный {225} огонь 3-й усиленной роты 114-го панцер-гренадерского полка, которой командовал обер-лейтенант Келлер, заставил укрыться спешенных кавалеристов. Несмотря на эти задержки, все новые и новые силы русских подключались к атаке, похоже, они решили окружить населенный пункт и захватить его. Наш противотанковый взвод отбил несколько танковых атак, однако постепенно русские уничтожали одно орудие за другим. Наконец головные русские танки сумели ворваться в деревню.

Очевидно, русские поверили, что победили, когда два головных танка дошли до центра селения. Но последний артиллерист из последнего уцелевшего орудия уничтожил их. 6 высоких столбов дыма указывали на потери, которые противник понес в борьбе с 3 противотанковыми пушками. Их расчеты сражались до последнего человека и пали в неравной битве. Маленькая драма близилась к финалу.

Исключительный героизм маленькой группы отважных и стойких солдат позволил удержать вражескую танковую бригаду в дефиле на 2 часа. Этого времени оказалось достаточно, чтобы из укрепленного пункта в Майорове подоспели главные силы I батальона 114-го панцер-гренадерского полка капитана Хаусшильдта. Они атаковали кавалеристов с фланга и загнали их к дефиле у Похлебино.

Только вражеские танки, которые использовали проход через болотистую долину вдоль ручья Сибирячка, сумели пробиться к Котельниково. Не обращая внимания на битву, которая бушевала у них в тылу, и потери, нанесенные им противотанковыми пушками при атаке I/114-го панцер-гренадерского полка, они форсировали речку Семишная, что было непросто из-за массы выпавшего снега. Похоже, эти танки намеревались захватить деревню Сахарово, которая находилась в 3 километрах восточнее на изгибе Аксая. 6-я рота капитана Коха из 114-го панцер-гренадерского полка, которая была выбита из Похлебино, упорно защищала селение с помощью единственной артиллерийской батареи. Несколько русских танков были уничтожены кумулятивными снарядами, а позднее, когда гренадеры подбили {226} первые танки, ворвавшиеся в деревню, с помощью магнитных кумулятивных мин, русские отступили. Их тант ки отходили на запад, потеряв строй, но все еще пытались прорваться к своей главной цели — Котельниково. Однако теперь они оказались в мышеловке. На них обрушили огонь 6 тяжелых и легких батарей, которые стреляли с двух сторон с дистанции от 2 до 4 километров. Град снарядов оказался настолько мощным, что несколько танков были повреждены, а другие провалились в болотистые промоины, когда попытались маневрировать, уходя от огня.

В этот момент главные силы спешенного туркестанского кавалерийского полка сумели так далеко отогнать I/114-й панцер-гренадерский полк, что им удалось проникнуть в район между двумя упомянутыми речками. Прежде чем кавалеристы сумели помочь своим танкам, произошло неожиданное событие. Полковник Вальтер фон Хюнерсдорф, командир 11-го танкового полка, выдвинул 2 роты к Котельниково. Хотя они значительно уступали по силам русской танковой бригаде, полковник фон Хюнерсдорф бросил их в контратаку, почувствовав, что наступил критический момент. В ходе ожесточенного боя при тяжелых потерях с обеих сторон наши танкисты сумели отбросить превосходящие силы противника обратно к Семишной. Русские кавалеристы, которых становилось все больше, пытались пересечь реку и атаковать с востока, но были отражены нашими батареями. Они одновременно обстреливали противника из укрепленных пунктов с юга, востока и запада, отбив у русских всякое желание атаковать.

Когда сгустилась темнота, грохот битвы постепенно утих, хотя до самого вечера ее исход оставался неопределенным. Русские сумели кое-где вклиниться в нашу оборонительную систему, но наши войска отбили все их попытки захватить Котельниково. Положение первой атакующей группы — спешенного кавалерийского полка и поддерживающей его танковой бригады — было сложным. Загнанные в дефиле и зажатые между болотами и рекой Аксай, они попали под перекрестный огонь из нескольких наших опорных {227} пунктов. На следующее утро, 6 декабря, вражеский командующий сумел ввести в бой 115-ю кавалерийскую дивизию, тогда как 51-я Армия атаковала с востока, хотя накануне она весь день простояла на месте. Если оба кавалерийских корпуса и пехотная армия начнут оказывать друг другу взаимную поддержку, наша ситуация действительно станет тяжелой. Решительно изменить ход боя я мог только в случае, если прибудут главные силы 11-го танкового полка и II батальона 114-го панцер-гренадерского полка капитана Купера с его бронетранспортерами, однако они пока отсутствовали. Постараться ускорить прибытие этих подразделений стало моей главной задачей вечером 5 декабря.

Как уже упоминалось, советские партизаны проявляли особый интерес к поездам с танками. Их постоянные налеты вызывали такие задержки, что многие наши танковые подразделения, которые сначала возглавляли движение, после прибытия замыкали строй. Хотя эти составы имели приоритет при движении, оказалось невозможным организовать их прибытие и разгрузку до 6 или 7 декабря. Это было слишком поздно. Лишь какие-то необычные меры могли помочь им своевременно вступить в бой. Первой из этих мер стала приостановка всего остального движения. После этого в нарушение всех правил железнодорожного движения эти поезда пошли в пределах прямой видимости один от другого. Так как возле Котельниково было всего несколько станций, своевременное прибытие танков не могло обеспечить разгрузки большого количества бронетехники. Поэтому многие поезда пришлось остановить «в чистом поле», а танки выгружались в полной темноте с помощью переносных пандусов, имевшихся на поездах. Более того, в очередной раз были нарушены все наставления, так как танки ночью совершили многочасовой марш по совершенно незнакомой местности.

Несмотря на все эти меры, первый эшелон с танками прибыл на станцию Семишная и разгрузился лишь около 20.00. Танки, выгруженные на двух предыдущих станциях, уже начали ночной бросок через холмистую местность вокруг {228} Семишной. За ними последовали танки и бронетранспортеры, выгруженные в поле. В этот день дал результат наш боевой опыт, полученный в зимних боях под Москвой, и долгие часы тренировок во Франции (в том числе и ночное вождение). Все шло нормально. 6 декабря в 01.00 последнее подразделение прибыло в район сбора. За час до этого полковник фон Хюнерсдорф выступил с головными подразделениями своего полка, после того, как я детально изложил ему ситуацию, сориентировал по карте и поставил задачу. Во главе шли броневики SdKfz-233 капитана Квентина, экипажи которых были знакомы с местностью. Колонна танков и бронетранспортеров с пехотой прибыла на исходный рубеж к 04.00. Через час, несмотря на темноту, она была готова к контрудару в район Майорово, где находился командный пункт 114-го панцер-гренадерского полка.

Как только рассвело достаточно, чтобы вести огонь, над полем боя снова раскатился грохот. Схватка разыгралась в долине. Наши танки и пехота снова атаковали спешенных кавалеристов, которые оказали упорное сопротивление. Русские бросили в бой свежие резервы. Не зная о том, что ночью к нам прибыли подкрепления, русские попытались удержать дефиле у Похлебино, которое открывало им путь к Котельниково. Для этого русский командующий использовал 115-ю кавалерийскую дивизию. Когда она начала двигаться к Похлебино, в длинной колонне наши наблюдатели могли увидеть кавалерию, танки, моторизованные подразделения. Они шли по той же дороге, что и накануне.

Крупные силы русских уже втянулись в Похлебино и овраги, как совершенно внезапно на склонах заснеженных холмов появились наши танки, построенные клином. Вздымая снежные волны, они медленно шли на противника, который все еще не подозревал о неизбежном несчастье. Это произошло потому, что русский 5-й кавалерийский корпус лишь недавно прибыл сюда, переброшенный своим ходом с афганской границы, где вел рутинное патрулирование и еще ни разу не был в бою. Совершенно неопытные кавалерийские командиры не сумели принять самые элементарные {229} меры предосторожности. Ни один кавалерист, пехотинец или танкист не подумал подняться на гребень холма, чтобы осмотреть окрестности. Если бы это было сделано, передвижения наших танков наверняка были бы обнаружены. По своей неопытности русские даже не подозревали, что обладание этими гребнями холмов может иметь решающее значение для атаки Котельниково, иначе они обязательно заняли бы высоты. А в результате на них обрушилась катастрофа.

Парализованные ужасом, русские вдруг увидели, что вниз по склонам на них катят более 200 танков и бронетранспортеров. С близкого расстояния 200 орудий открыли огонь по танкам, пушкам и автомобилям. Заполыхали языки пламени, столбы черного дыма поднялись над подбитыми танками. Грузовики переворачивались и горели. 300 пулеметов беспощадно косили людей и лошадей. Те, кто спасся из этого ада, попытались переправиться через реку, но тонкий лед не выдержал. Люди, танки и техника исчезали в холодной воде. Солдаты в конце колонны решили, что могут спастись, повернув обратно, но их попытка была столь же напрасной. 20 бронетранспортеров SdKfz-233 и пулеметы II/114-го панцер-гренадерского полка преградили им путь. Беглецов отбросили обратно в кольцо, которое медленно, но неотвратимо стягивалось возле Похлебино.

К 10.00 судьба 5-го кавалерийского корпуса была решена. Спастись он уже не мог, хотя еще несколько часов русские оказывали упорное сопротивление. Русские танки и противотанковая артиллерия обстреливали роты 11-го танкового полка, которые катили вниз по склону. Вверх и вниз метались трассы бронебойных снарядов, но вскоре стало ясно, что вниз их летит больше, а ответные выстрелы становились все реже и реже. Наши тяжелые батареи взяли под обстрел Похлебино, с грохотом начали взлетать столбы черной земли, деревня загорелась. Море огня и дыма охватило все вокруг, и это было концом отважного гарнизона. Однако когда наши головные танки вошли в Похлебино прогремели выстрелы пары уцелевших противотанковых орудий. Наши гренадеры, следовавшие за танками, были вынуждены применить ручные {230} гранаты, чтобы сломить последнее сопротивление солдат противника, которые упорно защищали каждый дом и каждую дыру. Вокруг разбитых противотанковых орудий десятками валялись трупы, и лишь горстка уцелевших бежала к болотам и речке. Впрочем, к полудню Похлебино было полностью очищено от противника.

В районе между городом и вчерашней линией фронта оказались несколько вражеских танков, которые попытались помочь русским, старающимся вырваться из кольца. Кое-кто пытался бежать через Аксай, но удалось это немногим. Другие старались прорваться или просочиться между нашими опорными пунктами, но попали под перекрестный огонь и понесли тяжелые потери. Наконец большая группа русских нашла то, что сочла брешью в кольце, — участок между двумя высохшими речками и попыталась бежать на запад именно там. Наши группы прикрытия сначала не заметили этой попытки из-за густого дыма, но потом сообщили, что приближается нечто непонятное — не люди, не танки, не машины. Когда это таинственное нечто поднялось на гребень гряды и приготовилось броситься на Май-орово, мы увидели верблюжью бригаду. Эта бригада бросилась на изготовившиеся танки и противотанковые орудия, задачей которых было предотвратить прорыв русских танков с этого направления. 8-я рота 11-го танкового полка обер-лейтенанта Радзувейта и 41-й батальон истребителей танков капитана Некенауэра встретили этих бестий и их всадников таким шквалом огня, что первые ряды дружно рухнули, а остальные в панике повернули назад. Наши танкисты попытались преследовать их, но не преуспели, так как болотистая почва не выдерживала веса танков. Удирающие верблюды оказались быстрее и лучше приспособлены для бега по пересеченной местности, поэтому они выиграли этот самый важный для себя кросс. Многие из них обрели свободу, потому что добежали до реки Аксай уже без всадников.

Ближе к вечеру котел был ликвидирован и двухдневный бой завершился. Однако еще несколько дней отставшие {231} кавалеристы поодиночке и мелкими группами появлялись в руслах высохших рек, где они прятались. Люди и мелкие степные лошадки попадали к нам в истощенном состоянии, их приходилось откармливать. Местность вокруг носила следы ожесточенной битвы. Русская 85-я кавалерийская дивизия была разгромлена в районе Похлебино, 115-я дивизия — на пути к нему. На шоссе и вокруг города мы насчитали 56 сгоревших танков 56-й бригады. Почерневшие и дымящиеся они стояли среди разлетевшихся в стороны обломков. Всего несколько часов назад эти молчаливые машины были ядром кавалерийского корпуса. Орудия, автомобили, боеприпасы и снаряжение валялись вокруг, исковерканные и сгоревшие. Между ними высились груды тел красноармейцев и лошадей. Все вокруг было перепахано танковыми гусеницами. Переломанные бревна и уничтоженные доты дымились на улицах деревни, в воздухе витал противный запах горелого мяса. В наши руки попали множество пленных и более 2000 лошадей. Были убиты оба командира русских дивизий, но командир корпуса сумел бежать через Аксай. Наши аванпосты стреляли по нему, когда он выбирался на противоположный берег, но промахнулись, хотя все его сопровождение было захвачено.

Дефиле у Похлебино, из-за которого шли такие жестокие бои, стало свидетелем бессмертного героизма. Противотанковый взвод, который 5 декабря в одиночку остановил первый удар русских танков, сделал это ценой самопожертвования. Орудия валялись на земле, разбитые вражескими снарядами, тут же лежали тела командира взвода обер-лей-тенанта барона фон Плеттенберга и его солдат. Противники этой «батареи смерти» — русские танки и противотанковые орудия, тоже защищали «Фермопилы у Похлебино» до последнего. Отважные, но неопытные солдаты русских нашли здесь свою могилу. Эта битва у Похлебино завершилась «Каннами», устроенными Красной Армии. Вражеский кавалерийский корпус был разгромлен, хотя для солдат 6-й танковой дивизии это была всего лишь победоносная прелюдия к наступлению на Сталинград.

«Золотой мост»

Такова была наша цель, от достижения которой зависела судьба 300000 солдат. Это была задача исторической важности, и весь ход дальнейшей кампании зависел от ее выполнения. Офицеры и солдаты, вплоть до самого последнего рядового, прекрасно это понимали. Они в полной мере ощущали степень ответственности перед своим народом, взоры которого были прикованы к городу на Волге. Поэтому все мои солдаты готовились сделать возможное и невозможное, чтобы выполнить трудное поручение. Такое отношение и их готовность пожертвовать жизнью, вместе с высочайшей подготовкой и заработанным кровью боевым опытом, позволяли им совершать настоящие чудеса.

После Похлебино наши войска с нетерпением ждали приказа наступать на Сталинград. Однако нам приходилось ждать, потому что еще не прибыло жизненно необходимое снабжение. Кроме того, остатки 23-й танковой дивизии, которые перегруппировывались за рекой Сал, должны были завершить свой недолгий отдых. Во время вынужденной задержки многие наши гренадеры, которые были переведены из кавалерии, нашли себе развлечение — они катались верхом на мелких степных лошадках, которые сотнями попадали в наши руки. Натянув на уши суконные фуражки и подвесив к поясу сабли, они галопировали по окрестностям. Их длинные ноги почти касались земли. Эти всадники представляли собой странное зрелище, когда восседали на лошадях, а не на танках. Сторонний наблюдатель мог решить, что это туркестанские всадники, а не наши танкисты выиграли битву.

После нескольких дней ожидания появились многочисленные признаки того, что противник может попытаться

сбить с позиций 6-ю танковую дивизию ударом по противоположному флангу. 9 декабря разведчики Люфтваффе и патрули майора Квентина заметили колонну, которая пыталась обойти Котельниково с востока по широкой дуге. Колонну возглавлял кавалерийский батальон из 2 или 3 эскадронов, за ним на большом расстоянии следовали 2 пехотных батальона и несколько танков. Очевидно, это был усиленный разведывательный отряд, который должен был уточнить ситуацию и выявить состав немецких сил. Я был уверен, что это именно разведка, за которой вскоре двинутся части 4-го механизированного или 13-го танкового корпусов, чтобы отбросить 4-ю Танковую Армию, которая все еще готовилась к деблокаде Сталинграда.

Майор фон Кессель, мой начальник оперативного отдела штаба, ожидал чего-то подобного от русских на этом участке фронта и подготовил соответствующие контрмеры. К 7 декабря танки полковника фон Хюнерсдорфа снова собрались в районе станции Семишная. Из 16 танков, подбитых в бою у Похлебино, несколько, получивших наиболее легкие повреждения, удалось отремонтировать, остальные пришлось заменить недавно прибывшими. Поэтому мы с майором фон Кесселем расположили танки в 20 километрах позади фронта, на той же самой господствующей возвышенности, с которой они 5 декабря нанесли русским решающий удар. Местность благоприятствовала быстрой переброске войск, причем не имело значения, когда совершаются марши — днем или ночью. Тонкий слой снега покрывал землю, и сквозь него торчала коричневая степная трава. Ни снег, ни трава не могли помешать передвижениям. Мы планировали разгромить вражеские силы, намеревающиеся атаковать Котельниково с юго-востока, точно также, как сделали с кавалерийским корпусом несколько дней назад.

Русские, которые наступали по той же самой холмистой местности в долину Котельниково, должны были протискиваться через горловину длиной несколько километров между руслами двух высохших рек. Эти реки представляли собой абсолютно непреодолимое противотанковое препятствие, {235} ни люди, ни лошади не могли пересечь их иначе как по мосту. Имея высохшие реки на флангах и реку Аксай перед собой, русские не могли спастись, если соединение наших танков и бронетранспортеров выйдет из района сбора и атакует их с тыла. В этом случае они получили бы вторые «Канны» на том же самом месте.

По этой причине, а также потому, что мы считали важным уничтожить как можно больше вражеских солдат, чтобы облегчить наступление на Сталинград, я очень желал, чтобы русские послали побольше танков вслед за своей разведывательной группой. Чтобы спровоцировать их на это, мы должны были построить «золотой мост», который приведет противника в ловушку. Для этого наша диспозиция слегка изменилась, чтобы показать, как мы беспечны. Мы оставили русской разведке свободный путь, чтобы предложить «сорвать созревший плод» в Котельниково. Наши наблюдатели видели, как русские действительно выбрали тот путь, который вел в пасть ко льву.

9 декабря советская разведывательная группа прошла через Бударку, а кавалерийские авангарды достигли По-гожки. При этом они не увидели поблизости ни одного немецкого солдата. Наши SdKfz-233 и другие подразделения, находившиеся здесь, были отведены, в соответствии с моим приказом, и теперь следили за противником из хорошо замаскированных укрытий. Русские стали вести себя беспечно, после того как их разведка обнаружила, что в колхозах имени Калинина и Ленина немцев нет. Они не обнаружили тщательно укрытый механизированный резерв в районе Семишная — Комиссаров. С другой стороны, русские кавалеристы видели вдали немецкие поезда, на расстоянии не более 3 километров, а также оживленное автомобильное движение по дороге на западе.

Это же движение видели другие кавалеристы, которые направлялись к Неготному, где размещался 6-й танковый разведывательный батальон майора Квентина. Солдаты и замаскированные машины находились в деревне буквально повсюду. Сжимая оружие в руках, стрелки-мотоциклисты {236} лежали на полу в домах, готовые немедленно вскочить, если противник их обнаружит. Пулеметы были расставлены в укромных уголках, ожидая приказа открыть огонь по ничего не подозревающему противнику, за передвижениями которого наши разведчики следили сквозь окна. По деревне бродили только куры — и никакого другого движения. Гавкающие собаки сообщили, что приближается вражеская кавалерия, ее передовой дозор находился уже всего в 100 метрах от крайних домов. 2 пехотных батальона, которые окопались на холмах к западу от Бударки, последовали за кавалеристами и во второй половине дня подошли к Погожке. Они снова окопались, к северу от населенного пункта, поддерживающие их танки разместились на флангах и в тылу.

В течение 2 дней самолеты Люфтваффе напрасно разыскивали танковые части, которые русские могли двинуть следом за разведкой. Даже сейчас мы старались ничем не потревожить головные подразделения противника и все равно ничего найти не сумели. Я решил позволить русской разведке двигаться дальше, пока это позволяет ситуация.

Русские воспользовались предложением, выдвинув пехотные батальоны еще на 8 километров к Неготному. В это же время кавалерия в колхозе Калинина получила подкрепление, и разведчики выдвинулись вперед почти до станции Семишная, без вяских помех с нашей стороны. Однако далее этого рубежа мы не могли их пропустить. Наша диспозиция и так уже поставила под серьезную угрозу железную дорогу и гарнизон Неготного, поэтому я решил объявить тревогу и довольствоваться той мелкой рыбешкой, которая попалась в сеть.

И как только я принял это решение, русские разведчики начали отходить. Очевидно, мужество им изменило, и они спешили вернуться до наступления темноты. Ничего не произошло, и страшное напряжение начало понемногу спадать. Вражеское командование явно не собиралось отправлять танковые части по «золотому мосту», который мы для них старательно построили. Какова была причина отказа? {237}

Я могу лишь предположить, что «Канны» в Похлебино отшибли у вражеского командира всякую охоту рисковать. Его части понесли слишком тяжелые потери, и он не решился повторить удар.

Даже «золотой мост» не заставил его передумать.

Защита флангов означает удар в сторону

Приказ начать наступление на Сталинград 10 декабря наконец-то пришел. Согласно приказу 6-я танковая дивизия должна была начать наступление 12 декабря и как можно быстрее выйти к северному рукаву реки Аксай. 23-я танковая дивизия под командованием генерал-лейтенанта барона Ганса фон Бойнебург-Ленгфельда сопровождала нас, двигаясь справа и прикрывая наш фланг. Однако более уязвимый западный фланг не имел вообще никакого прикрытия. План атаки LVII танкового корпуса поставил меня перед тяжелой задачей.

С одной стороны, прорыв позиций 51-й Армии, окопавшейся в секторе между Пимен-Черни и дорогой, ведущей из Котельниково на север, потребует сосредоточения всех наших сил. При этом невозможно игнорировать остатки 4-го кавалерийского корпуса, так как эти остатки собирались в районе Верхнеяблочного и Верхнекурмоярского, и к ним двигались подкрепления. По нашим оценкам эти подкрепления состояли из остатков спешенных кавалерийских и верблюжьих частей и 14 танков. Хотя такое разнородное соединение не могло остановить танковую дивизию, его наличие представляло серьезную угрозу нашему снабжению, которое целиком зависело от железнодорожной линии и шоссе, идущего параллельно. Любое нарушение этой важнейшей артерии могло иметь роковой эффект для успеха всей операции по деблокированию немецкой 6-й Армии в Сталинграде, поэтому следовало принять меры для устранения опасности.

Обычно для защиты флангов выделялись специальные Дозоры, которые сопровождали главные силы. В данном случае {238} такой дозор должен был иметь численность около батальона при поддержке артиллерии и танков. Соединение такой численности мы просто не могли выделить, ни во время первоначального прорыва, ни во время преследования, так как это ослабило бы нашу ударную мощь до такой степени, что поставило бы под сомнение успех запланированной операции. Выделение стационарного охранения имело те же самые недостатки.

Поэтому я решил, что совершенно необходимо покончить с противником одним ударом, полностью уничтожить его. Для этого я сосредоточил всю дивизию на маленьком пятачке на плацдарме позади охранения, которое поддерживало контакт с противником. После этого мы двинулись через холмы по обе стороны железной дороги и проникли в расположение разбитого кавалерийского корпуса. После этого 11-й танковый полк полковника фон Хюнерсдорфа вместе со II батальоном 4-го панцер-гренадерского полка капитана Крейса (только что освободившимся от защиты плацдарма) получили приказ ликвидировать советские силы на западном фланге в районе Верхнеяблочного таким мощным ударом, чтобы не возникала необходимость держать фланговое охранение. Чтобы использовать для решения обеих задач максимальное количество войск, следовало выполнять их поочередно. Сразу после прорыва надлежало нанести удар в сторону, чтобы истребить остатки кавалерийского корпуса.

Перед рассветом 12 декабря 6-я танковая дивизия подготовилась к атаке. 23-я дивизия стояла за нами уступом вправо. Наши боевые части собрались на плацдарме к северу от Котельниково без всяких происшествий в последние часы темного времени, покинув места расквартирования. Занялся солнечный зимний день. Офицеры проверили свои подразделения. Все прекрасно понимали значение наступающего часа.

Внезапно грохот выстрелов расколол тишину. Все орудия дивизии открыли огонь, нам показалось, что мы видим, как снаряды падают прямо на наши позиции. Все невольно {239} вздрогнули и остановились, но первый залп уже просвистел над головой и упал в районе станции Гремячий. Земля содрогнулась от разрывов тяжелых снарядов. В воздух взлетели камни, бревна, рельсы. Залп пришелся прямо в центр русского опорного пункта. Это был сигнал, за которым начался адский шабаш.

Пока артиллерия полковника Грюндхерра вела беглый огонь, танки полковника фон Хюнерсдорфа запустили моторы, и большинство бронетехники постепенно двинулось вперед. Подобно приливу, они захлестнули советские позиции, наступая по степи строем глубокого клина. Их орудия сеяли смерть и разрушение в рядах неприятеля. Катастрофа обрушилась на русских совершенно внезапно, и удар был слишком сильным, поэтому они не смогли спасти свое тяжелое оружие. Батареи легкой и тяжелой артиллерии остались на свои позициях, где они были обойдены и захвачены с тыла нашими танками, так и не успев дать ни одного точного выстрела. Запряжки, которые русские артиллеристы пытались как можно быстрее подвести к орудиям, опоздали, лошади и ездовые были перебиты пулеметным огнем. Несколько уцелевших лошадей уныло щипали мерз-лую степную траву, стоя среди окровавленных трупов. Красная кровь на белом снегу отмечала их путь. Остатки советской пехоты были рассеяны и исчезли в траве, словно их сдуло ветром.

Утром мы захватили командный пункт русской дивизии, а немного позднее — корпусной. Оба были покинуты в страшной спешке. В результате действия противника были парализованы. 6-й танковый разведывательный батальон майора Квентина, который наступал к востоку от железной дороги, поддерживал контакт с 23-й танковой дивизией, которая начала атаку одновременно с нами. Она прошла 18 километров от берегов реки Курмоярский Аксай до пункта Пимен-Черни. Сначала 23-я танковая встретила упорное сопротивление русской дивизии, но после того, как мы разгромили главные силы 51-й Армии, это сопротивление начало ослабевать. {240}

Таким образом, основной причиной успеха стала достигнутая тактическая внезапность. Теперь наступил момент уничтожить всякую угрозу нашим флангам. Главные силы 11-го танкового полка, насчитывающие около 100 танков, согласно плану повернули на запад и ударили по отходящим советским частям, которые не попали в зону прорыва. Повсюду танки полковника фон Хюнерсдорфа находили много заслуживающих внимания целей, которые не могли сопротивляться и быстро уничтожались. Количество захваченной русской артиллерии и другого тяжелого оружия, а также лошадей и всяческих автомобилей росло с каждым часом.

Несколько часов назад капитан Крейс подготовил драму в Верхнеяблочном. Его план предусматривал ложную атаку с юга на эту растянутую в длину деревню. Атака должна была изобразить появление крупных немецких сил. Мы надеялись, что это заставит русских бросить в бой остатки кавалерийского корпуса, расположенного между Доном и Яблочным, для защиты деревни. Этот маневр также должен был отвлечь внимание русских от приближения наших танков, которые имели задачу полностью их уничтожить.

В качестве первого шага по исполнению плана II/4-й панцер-гренадерский полк предпринял внезапную атаку вражеских караулов, без труда смял и рассеял их. Беглецы примчались в деревню и начали рассказывать всякие ужасы об огромных немецких силах, приближающихся к Верхнеяблочному. После этого были подняты по тревоге все гарнизоны в занятых русскими деревнях на реках Аксай и Дон. Люфтваффе, которые в этот день были очень активны, вскоре сообщили о значительной активности в этих деревнях и о сильных подкреплениях, движущихся к оборонительным позициям на южной окраине Верхнеяблочного.

Атака капитана Крейса быстро развивалась. Он хотел изобразить выдвижение крупных сил, кроме того, его колонна должна была быстро передвигаться по открытой равнине, занесенной лишь тонким слоем снега. Спорадический {241} слабый огонь русских батарей никак не мешал этому продвижению.

Когда наши гренадеры приблизились к деревне, на них обрушился огонь пулеметов, что оказалось гораздо более неприятным, так как они были вынуждены покинуть машины и пустить в ход тяжелое оружие. Более того, чтобы избежать лишних потерь, был изменен метод наступления. Вместо того, чтобы продвигаться одной группой, офицеры приказали солдатам двигаться самостоятельно, перебежками от укрытия к укрытию. Эта практика подкрадывания, перенятая у Красной Армии, была знакома нашим ветеранам, которые хорошо освоили методы ведения боя на Восточном фронте. Используя высокую степную траву, торчащую из-под снега, разведчики и даже мелкие патрули утром смогли подобраться к окраине деревни. Они сообщили, что противник непрерывно усиливает гарнизон. Согласно донесениям Люфтваффе и наземных разведчиков, многочисленные мелкие группы советских солдат постоянно шли от Дона и Аксая вдоль ручья к Верхнеяблочному. К полудню уже весь батальон капитана Крейса находился в нескольких сотнях метров от деревни. Главную опасность теперь представлял левый фланг батальона, который противник мог атаковать танками и пехотой. Мы встретили глубоко эшелонированные резервы, поддержанные танковым взводом.

Остатки 4-го кавалерийского корпуса еще не оправились от страшного удара, полученного неделю назад, и никак не могли наступать. Вместо этого они поспешили на помощь своим товарищам в Верхнеяблочном. Они сделали именно то, что нам требовалось, и попали в ловушку. Однако я все еще опасался, что противник может сделать правильные выводы из разгрома главных сил 51-й Армии, которые к этому времени поспешно откатывались на север и запад. Если бы русские сделали это, танки полковника фон Хюнерсдорфа ударили бы в пустоту, а дивизия на следующий день все так же имела бы противника, висящего у него на фланге. Результатом была бы решающая потеря {242} времени, потому что русские отошли бы к реке Дон. Батальону капитана Крейса пришлось бы их преследовать, а танкам мчаться вдогонку за ним, надеясь все-таки перехватить русских где-нибудь возле реки.

У русских еще было время избежать удара, однако их командование оставалось слепым и глухим к угрозе своему тылу или еще не получило приказа отходить. Поэтому русские продолжали упрямо защищать деревню, отбивая все атаки наших гренадеров. Иногда одна из наших групп захватывала какой-нибудь дом или траншею, но русские тут же возвращали его контратакой при поддержке танков. Каждый час тянулся бесконечно. Солдатам II/4-го панцер-гренадерского полка приходилось изображать горячее желание захватить населенный пункт, выжидая, пока 11-й танковый полк зайдет русским в тыл. Вторая половина дня была потрачена на то, чтобы танки обошли болото к востоку от Верхнеяблочного, а затем собраться за грядой холмов для решающего удара. Завершив перегруппировку всего за час до заката, танки бросились вперед, чуть выдвинув фланги. Многочисленные танковые башни появились из степной травы, и тут же наши танки помчались вниз по склону. Засверкали вспышки выстрелов, загрохотали разрывы, что означало победу. Противник попытался было повернуть свои немногочисленные танки и пушки против новой угрозы, но это было слишком поздно и ничего не дало.

Последовала короткая неравная схватка, и 10 из 14 русских танков вспыхнули. Это пламя и огонь, охвативший дома, которые русские превратили в укрепления, окрасили вечернее небо в багровый цвет. Повсюду валялась масса обломков — разрушенные дома, уничтоженное оружие, разбитая техника. Прекрасно выполнив свою задачу, танки 11-го танкового полка исчезли так же быстро, как появились, чтобы продолжить путь на север к своей главной цели. Пехотинцы капитана Крейса, которые следили за неравной битвой из укрытий, встретили лишь самое слабое сопротивление, когда зачищали деревню, поэтому вскоре собрались вместе, чтобы тоже двинуться дальше. Лишь несколько {243} уцелевших туркестанцев попали в плен, а 4 танка и горстка солдат сумели прорваться на запад, к свободе. На следующее утро, 13 декабря, зенитная батарея подбила последние русские танки из засады на вершине холма, к северу от захваченной деревни, когда они пытались выйти к позициям разбитой 51-й Армии. Угроза была устранена полностью. Удар в сторону увенчался полным успехом и обезопасил левый фланг 6-й танковой дивизии от всяких неприятных неожиданностей.

«Вращающаяся битва»

11-й танковый полк имел все основания гордиться своими достижениями 12 декабря. За один день его экипажи выиграли две битвы и с боем прошли почти 70 километров, не понеся потерь. Это было хорошей прелюдией к наступлению на Сталинград, но пока еще далеко не триумфом. Наша цель оставалась слишком далекой, и мы все понимали, что предстоят жестокие битвы. Для генералов Гота, Кирхнера и для меня задача разгромить советские войска, преграждающие нам путь к Сталинграду, казалась почти невыполнимой, учитывая их численное преимущество.

Позади северного рукава реки Аксай скрывались русские 4-й механизированный и 13-й танковый корпуса, которые могли и были готовы атаковать наши войска во время переправы через реку. Эти два корпуса сохранили свои силы, отказавшись попасть в ловушку «золотого моста», проложенного в Котельниково, и не участвовали в боях 12 декабря. С другой стороны, войска этих корпусов были разбросаны на большой территории, поэтому у нас оставалась возможность добиться локального превосходства и разгромить их по частям.

Такие рассуждения повлияли на мое решение ночью переправиться через северный рукав Аксая и вступить в холмистую местность вокруг Верхнекумской, сосредоточив песь свой танковый авангард, чтобы разгромить вражеские

танковые соединения там, где они будут обнаружены. Такой маневр выходил за рамки приказов, отданных мне генералами Готом и Кирхнером, которые требовали, чтобы 6-я танковая дивизия только преследовала отступающих русских до реки Аксай и захватила там плацдарм. Однако то, что задуманная операция была опасной и могла привести к необычной тактической ситуации, еще не являлось причиной отказаться от нее. В результате я не ставил полковнику фон Хюнерсдорфу задачу захватить деревню или какой-то район. Он должен был максимально ослабить советские войска, но при этом свести свои собственные потери к минимуму. Повторять это следовало до тех пор, пока наши танковые силы не получат решающего перевеса в силах, что сделает возможной полную победу. Соответственно наша тактика заключалась в навязывании боя отдельным подразделениям 4-го механизированного и 13-го танкового корпусов. Следовало не дать им соединиться, избегать неудач и сохранять инициативу.

Учитывая большую усталость наших танковых экипажей после успешных боев 12 декабря, я приказал после восхода дать им небольшой отдых, во время которого танки будут дозаправлены топливом и пополнят боекомплект. Когда ночная тьма стала совершенно непроглядной, 11-й танковый полк начал движение вперед. В полном мраке слабо мерцали звезды, позволяя с огромным трудом, и то лишь подойдя вплотную, разглядеть смутные силуэты танков и следы гусениц на снегу. Лязг траков эхом раскатился по безмолвной до этого степи. Он встревожил русских, которые отчаянно пытались заткнуть брешь, образовавшуюся после прорыва у Чиликово. Так как противник потерял свое противотанковое вооружение в боях накануне, наши танки могли пройти через его позиции, не теряя времени, оставив разбираться с ними панцер-гренадеров. К первым лучам солнца танковый авангард уже вышел к северному рукаву Аксая и начал искать место переправы. Наконец он нашли брод у Салевской и пересек реку. I батальон 4-го панцер-гренадерского полка капитана Ремлингера сразу {246} последовал за танками и занял плацдарм. Саперы приступили к строительству моста. 6-й танковый разведывательный батальон майора Квентина отбросил вражеское охранение на север от Чиликово и пересек железную дорогу. Этим он обезопасил наш правый фланг, так как на южном берегу Аксая были замечены передвижения русских танков и грузовиков. I батальон 114-го панцер-гренадерского полка капитана Хаусшильда погнал русских через холмистую местность на запад от Чиликово и занял район, который позволял ему отбить любое нападение с этого направления.

Танки полковника фон Хюнерсдорфа неслись на север, словно «были выпущены из пушки». Удар буквально поразил противника в сердце и полностью смешал все его планы. Это действительно был исходный пункт в драматической попытке освободить Сталинград¹. Только разгромив противника, вдвое превосходящего нас в силах, мы смогли бы пробить дорогу к окруженной 6-й Армии. Командиры танковых частей обоих противников понимали это и постарались использовать все свои силы, отвагу, тактические способности, чтобы любой ценой вырвать победу. Результатом этого стала танковая «вращающаяся битва» вокруг Верхнекумской, в которой более 500 танков сражались 10 часов подряд.

Эта «вращающая битва» своим центром имела деревню Верхнекумская, куда 6-я танковая дивизия прибыла первой и удерживалась до конца. Этот фактор дал боевой группе «Хюнерсдорф» полную свободу действий, она пользовалась тем важным преимуществом, что действовала по внутренним операционным линиям. В результате каждый раз наши танки и войска в любую точку прибывали раньше противника, для которого все дороги, ведущие через Верхнекумскую, были заблокированы. Мы имели еще одно важное преимущество, так как обладали более гибкой системой {247} командования, чем русские, в основном благодаря тому, что радиоаппаратура наших танков была гораздо более современной и совершенной. Но, с другой стороны, русские имели вдвое больше танков, и все они могли соперничать с нашими. Более того, за русскими танками следовала многочисленная пехота, хотя эти войска прибыли на поле боя слишком поздно, когда исход столкновения был уже решен.

Состав боевой группы «фон Хюнерсдорф» был следующим:

Ход боя оказался таким же необычным, как и тактическая ситуация, сложившаяся в его начале. Непосредственной целью боевой группы «фон Хюнерсдорф» была Верхнекумская. Долина реки Аксай все еще была затянута густым туманом, сквозь который не могли пробиться первые лучи солнца. Танк за танком переходили реку и катили на {248} север, колонна казалась бесконечной. К счастью, местность и санный путь между рекой и деревней были проходимы для гусеничных и колесных машин.

Когда солнце смогло пробиться сквозь утреннюю мглу, голова колонны взобралась на вершину холма, непосредственно к югу от Верхнекумской. Степь, открывшаяся взорам наших солдат, выглядела совершенно мирной. Деревня Верхнекумская, чьи дома мы уже могли видеть, располагалась в долине. Наши легкие разведывательные танки уже вошли в деревню и радировали, что противника там нет. Дозоры поднялись на небольшую горку, похожую на высоту 140, находящуюся к западу от нашего маршрута, и сообщили, что не видят никаких следов неприятеля.

Внезапно полковник фон Хюнерсдорф получил срочное сообщение от разведчиков с высоты 147 к востоку от нашего маршрута: «Вижу большую группу вражеских танков во впадине к югу отсюда. Прибывают новые танки».

Положение было ясным. Встревоженные внезапным появлением немецких танков к северу от Аксая, русские отреагировали, бросив против нас все находящиеся поблизости силы. Это была советская танковая бригада, которая вно намеревалась смять наш фланг и связать нас боем. В это время другая танковая бригада, приближающаяся к Верхнекумской с севера, атаковала бы нас с тыла, когда мы развернемся для отражения первого удара. Танковая бригада возле высоты 147 атаковала наш фланг еще до того, как закончила перегруппировку.

Однако Советы серьезно недооценили ударную мощь и гибкость немецкого танкового полка. Полковник фон Хюнерсдорф быстро перевел II батальон майора доктора Беке на позицию позади гряды низких холмов, и как только русские танки достигли края впадины, орудия 60 танков открыли по ним огонь. Более десятка вражеских танков сразу же вспыхнули, остальные отошли обратно во впадину, чтобы избежать такой же участи.

Майор доктор Беке начал преследовать их, выстроив свои танки широким кольцом вокруг впадины и начав концентрическую {249} атаку. Полковник фон Хюнерсдорф находился рядом с ним. Русская бригада была полностью окружена, несмотря на попытки прорваться в северном и южном направлениях. Потеряв возможность бежать, вражеские танки построили круговую оборону и начали ожесточенно отстреливаться. Они предприняли еще одну попытку прорваться — теперь на восток, которая также оказалась безуспешной, потому что снаряды II батальона сыпались со всех сторон, загоняя их обратно в котел.

Неравная битва завершилась быстро. Русская бригада героически погибла в том самом месте, где менее часа назад готовилась к атаке. На поле боя осталось более 70 русских танков, их орудия все еще угрожающе указывали в разные стороны. Итак, первая атака русских завершилась «танковым кладбищем», которое еще долгое время пугало и своих, и чужих. И советские, и немецкие пилоты после этого довольно часто принимали его за место сбора настоящих танков и подвергали бомбежкам. Многие солдаты — и вермахта, и Красной Армии — приходили в ужас, когда перед ними внезапно возникало множество неподвижных танков. Но потом, когда они понимали свою ошибку, то невольно отдавали честь павшим.

Бой к югу от высоты 147 все еще продолжался, когда последние танковые подразделения полковника фон Хюнерсдорфа начали входить в Верхнекумскую, которую успели частично занять до прибытия русских. Однако вскоре I батальон майора Лёве тоже ввязался в бой с русскими танками, которые спешили на помощь окруженной бригаде, так как получили ее отчаянный призыв о помощи. Майору Лёве пришлось отвести свои танки на северную окраину Верхнекумской, где он отбивал атаки превосходящих сил, пока к нему на помощь одно за другим прибывали остальные подразделения боевой группы. Под прикрытием танков I батальона подошли гренадеры капитана Крюгера и заняли позиции, готовясь к обороне деревни.

Это означало, что танковый батальон опять был свободен для активных действий. Это было особенно важно, {250} потому что русские танки, пытаясь добраться до гибнущей бригады, уже обходили Верхнекумскую с обеих сторон. Умело маневрируя и постоянно перегруппировывая силы, майор Лёве сумел помешать русским танкам окружить себя, хотя противник имел превосходство в численности.

Внезапно ситуация стала еще более опасной, потому что в бой вступила третья русская танковая бригада, наступавшая с востока. Она старалась отрезать наши силы в Верхнекумской от II батальона, находящегося на высоте 147. Внезапно шум битвы возле высоты 147 прекратился, однако русские не отошли. Они не могли допустить мысли, что победил противник.

Как раз в этот момент полковник фон Хюнерсдорф радировал майору Лёве, чтобы тот держался, он идет на помощь со II батальоном. Сердца наших солдат дрогнули, так как это означало победу. Знакомые силуэты PzKw-III и PzKw-IV появились по обе стороны высоты 147, их количество быстро увеличивалось. На полной скорости 4 танковых клина помчались вниз по склону, а на гребне появлялись все новые машины.

Русские сразу оказались в сложном положении. От бригады, попавшей в западню, уже некоторое время не приходило ни одной радиограммы, зато множество немецких танков неожиданно хлынуло в долину. Русские танкисты сразу поняли, что они уже потерпели первое поражение, а теперь им угрожало второе. Такая ситуация требовала немедленных действий, нельзя было терять ни минуты. Офицеры и солдаты, немецкие и русские, осознали это мгновенно, поэтому теперь все радиограммы шли открытым текстом. Советская танковая бригада перед Верхнекумской посылала призывы о помощи, на которые пришел ответ: «Механизированная бригада в пути. Держитесь, держитесь!»

Тем временем головные танковые клинья уже достигли долины, и со своего наблюдательного пункта на высоте 147 полковник фон Хюнерсдорф мог видеть, что солдаты точно выполняют его приказ. Каждый офицер понимал, что следует торопиться, если мы желаем решить исход боя за {251} Верхнекумскую до прибытия вражеский механизированной бригады. План атаки фон Хюнерсдорфа предусматривал двойной охват русских танков, которые втягиваются в долину, и теперь началась его реализация на поле боя.

Однако советский командир почти сразу разгадал этот план и попытался расстроить его, растянув ширину фронта, чтобы помешать обходу флангов. Однако плотный огонь танков, мчавшихся вниз по склону и со стороны деревни, не позволил русским сделать это. Первые танковые клинья уже ударили по флангам русских и начали все туже сжимать их строй. Противник упорно отбивался, он пытался устранить угрозу флангам, загибая их назад. Однако наше давление неуклонно нарастало, фланги русских начали ослабевать, а оборона стала трещать. Какой прок от обещанных подкреплений, если они не прибыли вовремя?

К этому моменту некоторые танки майора доктора Беке уже появились в тылу противника, отрезая ему последний путь отступления — по разбитой дороге. Но дорогу перекрыла горсточка танков, поэтому прорыв назад все еще был возможен. Вражеский командир знал, что скоро отступать будет уже поздно. Его потери были очень высоки, и дальнейшее сопротивление могло завершиться только уничтожением бригады. Очевидно, именно эти соображения подтолкнули его отдать приказ на отступление. Русский командир использовал свой последний шанс избежать гибели и разорвать контакт с нашими силами. Пожертвовав силами прикрытия на флангах и тыловым охранением (его перехватило и уничтожило наше левое крыло), разбитые остатки танковой бригады бросились на северо-восток по дороге.

Была разбита вторая танковая бригада, которая потеряла от 35 до 40 танков. Это означало, что она больше не является серьезным противником. Однако уцелевшие русские танки все-таки могли сыграть кое-какую роль, если бы присоединились к механизированной бригаде, которая подходила к району боя. Поэтому полковник фон Хюнерсдорф понимал, что его победа еще не была окончательной, хотя он уже нанес тяжелый удар русским. {252}

Вскоре боевая группа перехватила целую серию радиот грамм, как с востока, так и с запада. Увеличение частоты радиообмена указывало на подготовку одновременной концентрической атаки русских с разных сторон. Эти силы должны были состоять из танковых частей и моторизованной пехоты, для которых Верхнекумская была указана в качестве главной цели с приказом занять ее как можно скорее. Продвинувшись за ночь на 20 километров к северу от Аксая, разгромив зону сосредоточения русского танкового корпуса и разбив 2 танковые бригады, боевая группа «фон Хюнерсдорф» превратилась в такую опасность, которую следовало ликвидировать немедленно.

К счастью, полковник фон Хюнерсдорф сохранял холодную голову даже в разгар битвы. Получив сообщение самолетов-разведчиков Люфтваффе, что крупные русские силы, идущие с запада, находятся еще в 2 часах пути, он решил атаковать механизированную бригаду, которая подошла с северо-востока примерно в полдень.

Сначала он атаковал танковые подразделения бригады на западном фланге, а потом повернул и повел свои танки через впадину, которая скрыла их от противника. В результате 11-й танковый полк внезапно появился в тылу противника. Началась суматоха, и русская моторизованная пехота, следовавшая за танковым авангардом, бросилась врассыпную на северо-запад и таким образом избежала окружения, которое задумал фон Хюнерсдорф. Зато русские танки, наоборот, понесли тяжелые потери под перекрестным огнем наших танков, которых было заметно больше. Другое советское соединение, идущее на помощь механизированной бригаде с северо-запада, установило контакт с нашей разведывательной завесой, которая сумела задержать его приближение до тех пор, пока вмешательство не запоздало.

После этого приближающаяся механизированная бригада повернула на северо-восток, чтобы атаковать боевую группу «фон Хюнерсдорф» с тыла. Неожиданно она натолкнулась на неуязвимый фронт, выстроенный хорошо защищенными танками. Эта группа отделилась от главных сил {253} 11-го танкового полка во время преследования механизированной бригады, получив приказ повернуть на 180 градусов и блокировать русским пути подхода с северо-востока. Последовала упорная танковая дуэль, в которой советские танки, рвущиеся вперед без всякого прикрытия, понесли тяжелые потери. Однако командир русской бригады использовал эту жертву для того, чтобы завернуть свою моторизованную пехоту и часть противотанковых пушек вокруг фланга танковой группы и начать обстрел наших машин с тыла. Положение быстро стало критическим, к тому же, по донесениям разведчиков, с запада подходили новые танки противника. Но и теперь наши танкисты упрямо удерживали позиции, уверенные в том, что полковник фон Хю-нерсдорф в самое ближайшее время придет к ним на помощь с остальными танками.

Теперь главные силы 11-го танкового полка совершили аналогичный поворот на 180 градусов, прошли прямо через Верхнекумскую, где авангард советских танков уже сцепился с панцер-гренадерами капитана Купера, удерживающими деревню. И лишь теперь, впервые за весь бой, в дело вступила русская артиллерия, которая начала обстреливать деревню с запада. Батарея 150-мм гаубиц лейтенанта Плешера, защищавшая Верхнекумскую, немедленно открыла ответный огонь и быстро подавала русские пушки. Отдельные русские танки опрометчиво подошли слишком близко к деревне и были уничтожены 75-мм противотанковыми пушками лейтенанта Дурбана еще до прибытия наших танков.

Полковник фон Хюнерсдорф отделил от главных сил несколько танков и отправил их в тыл русского авангарда, приказав остальным танкам следовать через деревню. Они ударили прямо во фланг второй советской механизированной бригаде так стремительно, что у русских просто не было времени развернуть фронт. Атакованный с обеих сторон дороги сильными танковыми клиньями, противник обнаружил, что ему остается только поспешно бежать, оставив на поле боя более 30 подбитых танков. {254}

Тем временем сильная моторизованная группа русских, высадив пехоту, появилась перед Верхнекумской и начала обстреливать ее из минометов, пулеметов и пехотных орудий. Под прикрытием огня тяжелого оружия, русская пехота подбиралась к деревне все ближе и ближе и вскоре подошла к ней вплотную с севера и востока. Хуже было то, что советские танки возобновили атаки и стремительно надвигались по дороге с запада. Несколько вражеских патрулей уже вошли в деревню, но были либо уничтожены, либо выброшены из нее.

Положение стало еще более критическим, когда в Верх-некумскую ворвались несколько танков Т-34. Они уничтожили часть гаубиц и противотанковых пушек, прежде чем противотанковые отряды из саперной роты лейтенанта Рёсс-нера сумели ликвидировать их. Капитан Купер начал уже опасаться самого худшего. От наших разведывательных танков поступали сообщения по радио, что большая группа вражеских танков выдвигается к высоте 140, находящейся юго-западнее деревни. Было ясно, что вражеский командир решил занять Верхнекумскую и холмы к югу от нее, чтобы отрезать боевой группе пути отхода и постараться уничтожить ее.

Боевая группа «фон Хюнерсдорф» успешно разгромила вторую русскую механизированную бригаду и теперь снова повернула на 180 градусов, разрезав вражеское кольцо массированным танковым ударом. Не останавливаясь, батальоны 11-го танкового полка устремились к высоте 140, куда они прибыли одновременно с советскими танками. Здесь произошло самое жестокое столкновение танков за весь день. Все больше и больше русских танков бросались в лоб на немецкую группу, но их каждый раз останавливали сосредоточенным огнем. Однако и теперь противник не желал прекратить атаки, поставив все на одну карту. После перегруппировки его танки глубоко эшелонированным строем, словно исполинская волна, двинулись вперед, грозя захлестнуть 11-й танковый полк. Эта массированная атака тоже захлебнулась под огнем более чем 100 немецких танков. {255}

Полковник фон Хюнерсдорф ожидал именно такого момента, чтобы сыграть последний аккорд. В течение всего боя он сохранял нетронутый танковый резерв, который теперь пошел в решающую контратаку. Неожиданный удар во фланг русским сразу заставил их линии заколебаться. Видя это, полковник фон Хюнерсдорф приказал главным силам двигаться вперед, начав общую атаку. Противник продолжал упорно огрызаться, но все-таки сломался и начал отходить назад. Множество сожженных танков остались на поле, выступая наглядным доказательством масштабов поражения русских.

Капитан Купер и отважные защитники Верхнекумской тем временем снова попали в окружение и оказались в еще более тяжелой ситуации, так как вражеские силы атаковали их со всех сторон. Они уже лишились почти всего тяжелого вооружения, а боеприпасы таяли с угрожающей быстротой. До сих пор панцер-гренадерам и саперам удавалось ликвидировать прорвавшиеся русские танки с помощью магнитных кумулятивных мин, но им казалось, что каждый уничтоженный танк появляется снова на том же самом месте. Тем не менее немецкие войска не отдали ни сантиметра территории советской моторизованной пехоте. Полковник фон Хюнерсдорф услышал отчаянные призывы капитана Купера на помощь, хотя в это время он вел тяжелый бой у высоты 140. И как только главные силы русских танков обратились в бегство, немецкие танки повернули назад, на помощь товарищам. Второй раз за этот день танки 11-го полка прорвали окружение и спасли Верхнекумскую.

Позднее поредевший, но непобежденный гарнизон вместе с боевой группой «фон Хюнерсдорф» отправился обратно на плацдарм в Салевской, сопровождаемый с обеих сторон эскортом из танков и бронетранспортеров 11-го танкового полка. На холмах к югу от деревни русские попытались было остановить боевую группу, но наши танки быстро пробили дорогу на юг и выстроились в арьергарде, чтобы не позволить противнику и дальше мешать отходу. {256}

Неожиданный удар 6-й танковой дивизии через реку Аксай привел к тому, что обе стороны начали использовать крупные силы авиации. Первыми на помощь терпящим поражение танковым бригадам примчались русские бомбардировщики и истребители. Они кружили над полем боя, постепенно снижаясь, чтобы лучше отличать своих от чужих. Эта уловка не помогла, так как картина битвы менялась слишком стремительно, поэтому различить что-то было просто невозможно. То же самое случилось и с Люфтваффе. Немецкие и русские пилоты в конце концов переключились на атаки менее значимых целей, которые можно было найти на путях снабжения и в открытой степи. Бомбы сыпались в огромном количестве, заставляя офицеров вермахта и Красной Армии серьезно опасаться за судьбу автомобилей. Но в действительности самолеты не были и вполовину так смертоносны, как казалось. Командиры автоколонн обоих противников просто приказали увеличить дистанцию между машинами, и потери оказались довольно умеренными.

Несмотря на трудности с опознанием целей, накал танковой битвы вынуждал самолеты обеих сторон регулярно вмешиваться в нее. Но поскольку количество самолетов над полем боя постоянно росло, их взаимные схватки тоже постепенно становились все более жестокими. К полудню битва превратилась в настоящую трехмерную «вращающуюся битву» наземных сил и авиации. Русских бомбардировщиков было больше, но истребители Люфтваффе наносили им такие потери, что в конце концов прогнали. На земле и в воздухе было примерно одинаковое соотношение сил и, как ни странно, использовалась одна и та же тактика. Так как ход обеих «вращающихся битв» был примерно одинаковым, одинаковым оказался и результат — немцы одержали победу.

Ночь уже опускалась на землю, когда улетели последние самолеты, и танки полковника фон Хюнерсдорфа были замечены гарнизоном плацдарма у Салевской. В течение дня этот плацдарм также отбил две вражеские атаки, сорвав {257} попытку русских изолировать боевую группу, пока она сражается у Верхнекумской. Русские как раз начали третью атаку, когда появился 11-й танковый полк. Несколько мгновений защитники плацдарма опасались, что замеченные танки будут вражескими. В этом случае плацдарм был бы неминуемо потерян. Вместо этого немецкие танки провели последнюю в этот день атаку, ударив в тыл русской танковой бригаде, которая яростно штурмовала плацдарм. В сгустившейся темноте наши силы сумели не только расстроить планы русских, но и подбили несколько удирающих советских танков.

Уникальная танковая «вращающаяся битва» наконец-то завершилась, и конец ее был таким же необычным, как и начало. К великому удивлению русских, танки 6-й дивизии ушли за реку Аксай, несмотря на достигнутый успех. Сильно пострадавший противник не отважился преследовать их или провести контратаку в течение нескольких следующих дней. Русские ограничились тем, что заняли мотопехотой холмы к югу от Верхнекумской. Позднее мы выяснили, что в ходе жестоких боев русские потеряли более половины имевшихся танков, именно поэтому они не стали атаковать. Более того, русские командиры не сумели найти разумного объяснения нашему добровольному уходу за Аксай и приняли его за какую-то очень хитрую ловушку. Но объяснение было очень простым. Нехватка топлива и боеприпасов, а также положение главных сил 6-й танковой дивизии не позволили мне оставить 11-й танковый полк к северу от Аксая. Более того, главная цель этого необычного удара уже была достигнута. «Вращающаяся битва» сломала хребет вражеским танковым соединениям, и мы, по крайней мере временно, получили превосходство в танках.

Плацдарм как ловушка для танков

Чтобы прикрыть растянутые коммуникации 6-й танковой дивизии, идущие от реки Аксай до района Котельниково, {258} I батальон 4-го панцер-гренадерского полка капитана Ремлингера создал плацдармы на обоих берегах реки. Две оставшиеся роты 57-го танкового саперного батальона майора Вольфа, которыми командовали обер-лейтенант Принц и капитан Андерс, начали строительство моста, чтобы позволить танкам пересекать реку. Работа была завершена через несколько часов. После завершения строительства моста саперы вместе с учебным батальоном истребителей танков, который был передан дивизии LVII танковым корпусом, занялись обеспечением безопасности северного плацдарма. Это освободило батальон капитана Ремлингера, усиленный противотанковым взводом, который смог целиком перейти на южный берег.

В результате совершенно необычной дислокации 6-й танковой дивизии южный плацдарм представлял собой чрезвычайно уязвимый сектор. К северу от Аксая ближайшие русские части увязли во «вращающейся битве» вокруг Верхнекумской. Зато на юге, наоборот, необходимо было отправить I батальон 114-го панцер-гренадерского полка капитана Хаусшильда на помощь 23-й танковой дивизии помочь рассеять оставшиеся русские части. Там все немецкие части вели бои с остатками 51-й Армии, разгромленной накануне. Вражеские подразделения все еще занимали район к югу от реки Аксай.

Утром 13 декабря русская пехота в сопровождении нескольких танков появилась на западном фланге южного плацдарма. Эта группа собиралась в глубокой промоине у реки, которая тянулась на несколько километров вдоль нашего пути снабжения. У нас не хватало войск, чтобы организовать охрану этого участка. Так как советские войска не могли пересечь высохшее русло, которое имело глубину от 3 до 4 метров и ширину от 5 до 10 метров, они стреляли сквозь бреши в стене кустов на краю промоины по колоннам грузовиков, идущим к Салевской. Положение вынудило нас совершать большой крюк, чтобы выйти к плацдарму с востока.

После того как русские не сумели остановить доставку снабжения таким образом, в полдень они предприняли прямую {259} атаку на плацдарм силами 2 пехотных батальонов, которые пересекли высохшее русло при поддержке огня танков, оставшихся на противоположном берегу. Жаркий огонь гренадеров капитана Ремлингера остановил эту атаку, а стремительная контратака отбросила русских обратно за промоину. Но тут, к огромному изумлению немцев, 8 или 10 русских танков появились из этого русла, которое они сумели форсировать по мосту, сделанному из подручных материалов. Хотя эти танки были встречены огнем из всех видов оружия, тем не менее, они прорвали линии нашей пехоты и устремились к мосту через Аксай, который находился в деревне. К счастью, плотный огонь наших войск вынудил русскую пехоту укрыться, отрезав ее от танков. Вскоре со стороны Салевской долетели звуки нескольких сильных взрывов. Танки остановились. 6 высоких столбов дыма и огня известили об их гибели. Не спасся ни один русский танк, учебный батальон истребителей танков хорошо знал свое дело.

Третью попытку Советы предприняли в сумерках, на этот раз Салевскую атаковали с севера танки. Это подразделение имело несчастье столкнуться с боевой группой «фон Хюнерсдорф», которая возвращалась после «вращающейся битвы» в Верхнекумской. Как говорилось выше, бой закончился уничтожением нескольких русских танков, а остальные бежали, спасаясь.

Несмотря на этот отпор, русские атаковали южный плацдарм еще 3 раза, используя свежие танковые и пехотные части — дважды 14 декабря и один раз 15 декабря. Каждый раз наши панцер-гренадеры, сидящие в узких окопах и глубоких щелях, пропускали танки над собой, не получив ни царапины. Как ветераны боев на Восточном фронте, они уже давно не боялись приближающихся танков. Как только вдали появлялись грохочущие черные монстры, головы немецких пехотинцев исчезали, только пулеметные очереди свистели над пустым полем боя. Этот жестокий огонь останавливал русскую пехоту, которая следовала за танками, и вынуждал ее залечь в каких-нибудь песчаных ямках, оставаясь {260} там до наступления темноты. Несколько советских отделений смело шли вперед, прижимаясь вплотную к танкам, чтобы укрыться от огня. Они добрались до наших оборонительных позиций, даже пересекли их, но были ликвидированы в рукопашных схватках или попали в плен.

Из десятка вражеских танков, которым удавалось ворваться в Салевскую во время каждой атаки, ни одна машина не вернулась на исходный рубеж. Улицы деревни были перекрыты обгорелыми обломками русских танков, и новые были вынуждены протискиваться к центру деревни через узкие щели между домами. Если такая щель была достаточно широкой, чтобы пропустить танк, майор Вольф размещал там своих солдат. Укрывшись в домах или замаскированных окопах, над которыми русский танк проходил совершенно спокойно, они ждали приближения своей жертвы и, улучив подходящий момент, уничтожали ее магнитными кумулятивными минами. Громовой удар, за которым обычно следовала вспышка пламени, извещал о гибели очередного танка и его экипажа. Даже если один или два танка уклонялись от этих противотанковых команд и продолжали двигаться дальше, их практически наверняка уничтожала следующая команда. В качестве последней меры предосторожности майор Вольф разместил вокруг несколько хорошо замаскированных противотанковых и зенитных орудий и поставил мины, чтобы обеспечить теплый прием непрошеным гостям. Эти орудия прикрывали северные подходы к Салевской и пресекали попытки любой машины скрыться в этом направлении.

Вот таким способом майор Вольф и капитан Ремлингер превратили плацдарм в Салевской в мышеловку для танков. В нее попали около 20 советских танков, но не спасся ни один. Таинственная гибель танков повергла в ужас русских танкистов, которые давно привыкли проходить поодиночке или мелкими группами через деревни, лес и кусты, чтобы избежать огня немецких противотанковых орудий и зениток. Эффективность действий противотанковых команд видна из того факта, что 15 процентов русских танков, {261} уничтоженных 6-й танковой дивизией во время наступления для освобождения Сталинграда, отнесены на их счет. Однако наиболее блестящим достижением являются трехдневные бои за то, чтобы удержать открытыми коммуникации дивизии, идущие через Салевскую.

Два танковых полка наносят удар в пустоту

Во время борьбы за Салевскую боевую группу «фон Хюнерсдорф» я намеренно держал в резерве. После танкового боя 13 декабря 11-му танковому полку требовался хотя бы короткий отдых, который они получили в Клухове, на северном берегу Аксая. Я также перевел в эту деревню командный пункт дивизии. К 16 декабря все мелкие повреждения танков были исправлены, нам удалось вернуть в строй 30 из 32 машин, пострадавших в бою за Верхнекумскую. Только что прибыли 42 штурмовых орудия под командованием майора Коха, которые присоединились к танкам фон Хюнерсдорфа для участия в решающем наступлении.

16 декабря я планировал начать концентрическую атаку вмесми имеющимися силами против русского 4-го механизированного корпуса, который окопался на холмах к югу от Верхнекумской. Но высший штаб запретил такую атаку. Вместо этого генерал Гот приказал нанести удар совместными силами танковых полков 6-й и 23-й танковых дивизий. Он наметил охватить с фланга группировку русских на юге и полностью смять все силы противника на протяжении 20 километров. Снова из Клухова потянулись бесконечные колонны танков, которые начали взбираться на пологие склоны долины Аксая, с грохотом направляясь к месту ожесточенных боев, которые происходили 3 дня назад. Однако эта задача заметно отличалась от той, что была поставлена перед полковником фон Хюнерсдорфом.

11-й и 201-й танковые полки имели задачу отбросить вражескую моторизованную пехоту, которая окопалась на холмах рядом с местом «вращающейся битвы». Эти {262} подразделения до сих пор не проявляли никакой активности, поэтому нам казалось, что выкинуть русских пехотинцев с холмов, где они зарылись в землю, словно полевые мыши, будет просто. Однако холмы требовалось не только захватить, но и удержать. И вторая стадия операции казалась более сложной опытным офицерам-танкистам, так как они понимали, что II батальона 114-го панцер-гренадерского полка капитана Купера для этого не хватит. Его гренадеры могли, в лучшем случае, занять несколько опорных пунктов, оставив разрывы между ними целиком на попечение танков.

Чтобы добиться этого, полковнику фон Хюнерсдорфу пришлось разделить свою боевую группу на несколько частей и держать их позади каждого такого разрыва, чтобы немедленно контратаковать в случае проникновения противника. Это была сложная задача, так как русские однажды уже сумели просочиться через наши линии, используя в качестве прикрытия высокую степную траву, которая не позволяла их обнаружить. Поэтому было понятно, как тяжело придется танковым экипажам, хотя они надеялись, что само их появление подтолкнет русских танкистов вступить в открытый бой. Наши солдаты были уверены, что, если это случится, они обязательно одержат победу.

В действительности все обернулось совсем иначе, чем ожидали генерал Гот и танкисты. Хорошо замаскированная русская пехота укрывалась в глубоких щелях группами от 2 до 4 человек просто позволила двум танковым полкам прокатиться у себя над головой. Затем, используя многочисленные противотанковые ружья, каждое из которых мог обслуживать один человек, русские открыли огонь с близкого расстояния по слабо бронированным машинам батальона капитана Купера, нанеся ему тяжелые потери. Нашим танкам приходилось ждать или даже поворачивать назад на помощь панцер-гренадерам, которым пришлось покинуть машины и вести бой с невидимым противником в пешем строю. Вражеские позиции оказались настолько хорошо замаскированы в желто-коричневой степной траве, {263} которая по цвету совпадала с одеждой красноармейцев, что обнаружить такую лисью нору можно было, лишь провалившись в нее. Несколько несчастных немецких солдат были убиты прежде, чем сообразили, откуда по ним стреляют. Даже Люфтваффе не могли помочь в борьбе с этими невидимыми призраками. Никогда раньше наши танкисты не чувствовали себя столь беспомощными, хотя могли отбить атаку огромного количества русских танков. Однако русские танковые бригады находились слишком далеко и проявили достаточную осторожность, что не рисковать еще одним поражением.

Во второй половине дня полковник фон Хюнерсдорф доложил, что выполнил поставленную задачу, но не сумел уничтожить «невидимого противника». Поэтому я приказал ему вернуться на исходный рубеж. Удар в пустоту не стоил нам потерь, но и не дал ничего. Самое скверное, что мы потеряли целый день.

Два пехотных батальона делают больше, чем два танковых полка

17 декабря мне дали свободу рук, чтобы я атаковал именно так, как предложил накануне. На сей раз принести успех должны были спешенные панцер-гренадеры и мотоциклисты 6-го танкового разведывательного батальона, а не танки. Мотоциклисты майора Квентина и I батальон 114-го панцер-гренадерского полка капитана Хаусшильдта должны были атаковать в разомкнутом строю на плацдарме у Салевской. В тылу и чуть справа, вокруг Клухова и в низине, должен был собраться 11-й танковый полк. Это резервное соединение оставалось в моем личном распоряжении. Всю подготовку следовало провести ночью и завершить к рассвету.

На рассвете опытные дозоры 6-го танкового разведывательного батальона двинулись по оврагу, заросшему высокой травой, и подобрались к своей первой цели — {264} наблюдательному посту русских артиллеристов на высоте 140, которая господствовала над всеми окрестностями. Все солдаты майора Квентина так хорошо замаскировались, что их нельзя было заметить, даже когда они двигались.

Я намеревался сначала парализовать наблюдательный пункт, а потом проникнуть в центр русской обороны и расширить прорыв в обе стороны. После того как образуется достаточно широкий коридор, главные силы дивизии начнут наступление на Верхнекумскую и захватят этот бастион. 76-й танковый артиллерийский полк получил приказ поддержать просачивание пехоты сосредоточенным огнем из всех орудий по этому участку. После прорыва артиллерия должна была отражать вражеские контратаки. Наши 150-мм гаубицы вместе с пикировщиками Люфтваффе должны были уничтожать советские батареи, как только те будут обнаружены, и бомбить предполагаемые места сосредоточения танков. Штурмовые подразделения саперов, огнеметчики и минеры были приданы каждой атакующей пехотной роте. Танкам предстояло дождаться возможности преследовать противника или отбить нападение любых танковых сил русских, какие только появятся. Наконец оба батальона 4-го панцер-гренадерского полка остались в резерве, чтобы вступить в бой, если потребуется.

Обе стороны активно вели воздушную разведку, но ничего не могли различить внизу. Русские позиции казались брошенными. Благодаря отличной маскировке, даже собравшиеся штурмовые отряды немцев не могли заметить следов подготовки к предстоящей битве.

В 08.00 ударил гром среди ясного неба. Это все орудия полковника Грюндхерра внезапно открыли беглый огонь. Град снарядов обрушился на русский наблюдательный пункт и перепахал его. Дым от горящей степной травы и рыжие облака пыли полностью скрыли от противника приближение первых штурмовых отрядов. Через несколько минут ракеты, выпущенные атакующими, показали, что они захватили наблюдательный пункт и вклинились во вражеские позиции. Немедленно наша артиллерия перенесла {265} огонь дальше, а ударные подразделения приступили к выполнению самой трудной задачи. На горизонте показались первые немецкие пикировщики. С поистине королевским спокойствием они направились к своим целям. Головной самолет перевернулся через крыло и ринулся на советскую батарею, которую он заметил. За ним последовали остальные самолеты эскадрильи. Нам показалось, что самолеты могут врезаться в землю, бомбы сбрасывались в самый последний момент. Но самолеты успевали взмыть вверх. Страшные удары заставляли все вокруг содрогаться, гигантские столбы дыма поднимались в небо. Где всего минуту назад стояли вражеские орудия, теперь зияли воронки. Пикировщики собрались, построились клином и полетели обратно. Они еще не успели скрыться из виду, как появилась следующая эскадрилья и продолжила уничтожение. Эскадрильи продолжали прилетать, пока советская артиллерия не замолчала окончательно.

Клубки дыма в небе и отрывистый лай зениток сообщили, что появились советские бомбардировщики. Но прежде чем бомберы подошли к полю боя, началась ожесточенная схватка между русскими истребителями прикрытия и нашими «Мессершмиттами». В ходе боя 3 русских истребителя были сбиты так быстро, что столб дыма над местом падения первого еще не успел рассеяться, как уже рухнул третий. Остальные развернулись и удрали, и на некоторое время небо очистилось от вражеских самолетов. Позднее этот спектакль повторился еще не один раз.

Не обращая внимания на события, разворачивающиеся в небе, наши штурмовые подразделения шаг за шагом расширяли брешь в русских позициях. Пулеметчики и снайперы бдительно следили за врагом. Каждого красноармейца, который осмеливался выглянуть наружу, встречал меткий выстрел, на каждую группу солдат, ползущую вперед, обрушивалась пулеметная или автоматная очередь. Если начинал стрелять соседний окоп, туда летели связки ручных гранат. Стрельба противника понемногу начала стихать. {266}

Огнеметные команды подожгли несколько дотов. Дым и пламя, видимые издалека, указывали место таких узлов обороны. Даже самые стойкие защитники не могли выжить в этом пекле. В некоторых местах эффект артиллерийских снарядов усилила горящая степная трава, которая выкуривала русских из их убежищ. Однако снег не позволял вспыхнуть всей степи. Ракеты указывали орудиям и минометам особенно важные цели. Передовые наблюдатели немедленно нацеливали огонь батареи в эту точку. Изумительная меткость наших артиллеристов во многом обеспечила уверенное наступление пехоты.

Это было не столь впечатляющее зрелище, как танковая битва накануне. Действия пехотинцев были умелыми и кропотливыми, но и только. Все больше и больше мелких групп появлялось на вершине холма, шум битвы постепенно сместился к его склонам. В полдень мотоциклисты майора Квентина очистили от русских выделенный им сектор, а через час I батальон 114-го панцер-гренадерского полка сообщил о том же самом из своего сектора. В центре русской обороны открылась трехкилометровая брешь.

Я приказал своим резервам приготовиться к атаке Вер-хнекумской. Разведчики сообщили, что деревню и холмы непосредственно к северу от нее занимают крупные вражеские силы. Приблизившись к деревне, наши патрули были встречены огнем со всех сторон. Разведывательный самолет засек многочисленные противотанковые орудия и закопанные танки на краю деревни, а также замаскированные позиции на холмах. Еще он увидел группу русских танков, движущуюся с запада к Верхнекумской.

Я не собирался посылать 2 танковых полка на верную смерть. Точно так же наши панцер-гренадеры, если им придется открыто подниматься по склону холма, не сумеют спастись от смертоносного вражеского огня. Попытка лобовой атаки наверняка приведет к тяжелым потерям, а это поставит под сомнение успех прорыва к Сталинграду. По этой причине я приказал отложить атаку до наступления темноты, несмотря на возражения генерала Гота. Наши {267} пехотинцы, которые были прекрасно подготовлены к ночному бою, справятся без труда.

Весь вечер батареи полковника Грюндхерра обстреливали любую артиллерийскую позицию, замеченную на окраинах деревни, в чем им помогали наземные и воздушные наблюдатели. Я затребовал дополнительную помощь пикировщиков, которые снова прилетели и подвергли удару место сосредоточения русских танков, закопанные танки и противотанковые позиции. Бомбежки продолжались до наступления темноты. Но первую эскадрилью ввело в заблуждение «танковое кладбище», оставшееся после предыдущего боя за Верхнекумскую, и она сбросила бомбы именно на него, а не на замаскированные вражеские танки. Однако летчиков известили об ошибки, и следующие эскадрильи атаковали исправные советские танки. Высоко вздымающиеся языки пламени подтвердили меткость ударов наших летчиков.

После наступления ночи панцер-гренадеры и мотоциклисты начали атаку, как и планировалось. Впереди шли штурмовые подразделения, которые двигались вдоль направляющих шнуров, протянутых днем разведчиками. Дымящиеся руины уничтоженных домов давали достаточно света, что облегчало наши действия. Беготня и вопли русских солдат показали, что они совершенно не ожидали ночной атаки. Подобно призракам, штурмовые группы проникли на окраины деревни и следили, как русские получают свои пайки. Это был самый подходящий момент для нападения, и наши солдаты бросились вперед с громкими криками. Они ворвались в деревню с трех сторон, а русские, запаниковав, попытались бежать. Мы захватили множество пленных и вышвырнули остатки гарнизона на холмы. Русские танки из деревни рванулись было на север, чтобы удрать от противотанковой группы, которая направлялась к ним. Но несколько штук остались на месте из-за переполоха и были подорваны. Все противотанковые орудия и поврежденные танки, а также большое количество вооружения и снабжения попали в наши руки. {268}

Ключевая позиция в Верхнекумской была захвачена почти без всяких потерь. Интенсивная подготовка нашей пехоты к ночным боям и уничтожение танков дали великолепные результаты. Два пехотных батальона сумели одержать победу, которая ускользнула от двух танковых полков накануне.

Река Мышкова

После захвата Верхнекумской главные силы 6-й танковой дивизии во главе с 11-м танковым полком получили приказ на преследование разбитого русского 4-го механизированного корпуса. Мы должны были прорваться через его порядки и стремительным броском выйти к Сталинграду. Но не успели наши танки пройти через деревню, повернув на север, как новый приказ высшего штаба потребовал повернуть их обратно и направиться на восток, в долину. Наша задача резко изменилась. Теперь 6-я танковая дивизия должна была помогать наступлению 23-й танковой дивизии. Она была атакована только что прибывшим 1-м гвардейским стрелковым корпусом при поддержке танков и оказалась прижатой к реке Аксай.

Одно за другим подразделения 6-й танковой двигались в указанном направлении по хорошим дорогам. Задача преследования русских сил, разбитых в Верхнекумской, была передана 17-й танковой дивизии генерал-майора Фридо фон Зенгер унд Эттерлина, которая имела меньше сил, чем накануне вечером. Эта утомленная дивизия только совершила марш длиной 1000 километров из района Орла своим ходом.

Днем 18 декабря 11-й танковый полк встретил в 12 километрах от Верхнекумской противотанковую позицию противника. Там стояли 12 противотанковых пушек, которые 1-й гвардейский стрелковый корпус разместил по обе стороны дороги, чтобы прикрыть свой восточный фланг. Полковник фон Хюнерсдорф без колебаний приказал своим {269} танкам охватить русские орудия с трех сторон, после чего они обрушили на врага настоящий шквал снарядов, уничтожив орудия в считанные минуты. Не спасся ни один человек, лошадь, пушка или грузовик. Без всяких остановок 6-я танковая дивизия двинулась дальше. Когда показались наши головные танки, 1-й гвардейский стрелковый корпус прекратил атаки на реке Аксай и отошел на восток. Колонны машин, охваченные паникой, ринулись в тыл. Истерические призывы о помощи полетели в эфир, русские пытались вызвать все части, находящиеся к востоку от железной дороги. На поле боя появился сам командир корпуса, который пытался заставить солдат остановиться.

Избавившись от проблем, 23-я танковая дивизия немедленно пересекла Аксай. Мы с генералом Гансом фон Бойнебург-Ленгфельдом хотели организовать совместную атаку растерявшегося противника, чтобы нанести ему окончательное поражение. Однако общая стратегическая ситуация вынудила нас отказаться от такой операции, чтобы постараться прорваться к Сталинграду, пока это еще не слишком поздно. Я немедленно приказал 11-му танковому полку прекратить преследование и снова повернуть на север. Не понеся никаких потерь, полковник фон Хюнерсдорф направился к реке Мышкова. Главные силы дивизии следовали за ним. Раньше мы рассчитывали в этом районе встретиться с 6-й Армией, которая будет прорываться из Сталинграда. По пути 11-й танковый полк встречал лишь слабое сопротивление, которое быстро подавлял. Во время марша ночью 18/19 декабря возникла проблема, как правильно держать направление, пересекая однообразную черную степь. Снег занес все имеющиеся дороги, лишь компас и карта помогали правильно двигаться к цели. В нескольких местах встретились русла пересохших речек и небольшие болотца, которые вызвали серьезные задержки. Разведка обходного пути отнимала много времени. Этот ночной марш оказался очень трудным.

Лишь на рассвете наш танковый авангард вышел к реке Мышкова, которую защищали крупные силы противника. {270} После отважной и внезапной атаки танков мост и центр деревни Большая Васильевка перешли в наши руки. Русские старались изо всех сил, чтобы ликвидировать этот плацдарм до подхода главных сил дивизии, но потерпели неудачу.

Примерно в полдень прибыл 76-й танковый артиллерийский полк, и я бросил в бой оба панцер-гренадерских полка при поддержке артиллерии и танков, чтобы расширить плацдарм. 4-й панцер-гренадерский полк полковника Унрейна наносил удар на восток, а 114-й панцер-гренадерский полк полковника Цолленкопфа очистил западную часть деревни. Наши гренадеры сумели захватить Большую Васильевку (деревня имела длину около 2 километров) только после ожесточенных схваток за каждый дом.

Советское командование оценило степень опасности, угрожающей с юга кольцу вокруг Сталинграда, и спешно бросило все имеющиеся силы на уничтожение авангарда 4-й Танковой Армии. Русские танковые корпуса больше не обладали достаточными для этого силами, так как за последнюю неделю понесли большие потери и теперь не представляли большой угрозы. Поэтому русские попытались прибегнуть к испытанному временем методу и уничтожить плацдарм в Большой Васильевке огнем артиллерии и реактивных минометов, а потом «смыть остатки» массированной атакой пехоты. 2-я Гвардейская Армия была выделена из состава сил, осаждающих Сталинград, усилена резервами с восточного берега Волги и теперь сосредоточивалась на холмах к северу от Большой Васильевки и в долине к востоку от нее, чтобы обрушиться всеми силами на 6-ю танковую дивизию.

Тысячи солдат Красной Армии собрались в заснеженной степи. Ни один немецкий солдат еще не видел столь многочисленных атакующих сил. Передние ряды русских были уничтожены градом фугасных снарядов, но за ними следовали другие. Каждая попытка русских толп добраться до наших линий отбивалась огнем артиллерии и пулеметов. Лобовые атаки выдохлись сами собой. {271}

Через несколько часов русские бросились на Большую Васильевку с востока, подобно потоку раскаленной лавы. Фланг 4-го панцер-гренадерского полка подался назад примерно на 100 метров. Вскоре после этого русские сквозь эту брешь обрушились на 23-ю танковую дивизию и покатились в тыл наших войск на плацдарме. Мы потеряли восточную часть деревни и район вокруг кладбища, но главные оборонительные позиции 6-й танковой дивизии стояли непоколебимо, как скалы в бушующем море. Как раз когда кольцо окружения уже было готово сомкнуться, сосредоточенный огонь всех орудий полковника Грюндхерра прижал к земле русскую пехоту. Хотя снаряды еще продолжали рваться, 150 танков 11-го танкового полка вырвались из деревни в тот самый момент, когда 42 штурмовых орудия StG-III майора Коха атаковали русских с тыла. Хотя противник имел численный перевес, даже самые крепкие нервы не выдержали бы этой внезапной атаки. Русские солдаты бросили оружие и, как сумасшедшие, кинулись прочь, чтобы спастись от кошмарного перекрестного огня и смертельного удара танков. А затем произошло нечто странное для Второй Мировой войны. Толпа в несколько сот человек, осыпаемая снарядами, помчалась на запад и сдалась нашим патрулям, находящимся там.

Бой продолжался с прежней ожесточенностью, но кризис уже миновал. Массы пехоты, угрожавшие нашему флангу и тылу, были либо уничтожены, либо сдались в плен. Даже последнее средство советских командиров — массированная атака пехоты, которая часто приносила им победу, на этот раз провалилась. Оборонительное сражение 6-й танковой дивизии на реке Мышкова завершилось блестящей победой.

Подготовка к последнему броску

23 декабря 4-й панцер-гренадерский полк полковника Унрейна снова получил артиллерию и танки поддержки и предпринял контратаку, отбив восточную часть Большой {272} Васильевки. Он также занял кладбище к югу от реки, которое раньше удерживали русские. Этот успех полностью восстановил положение, существовавшее на 20 декабря. Однако более важным было то, что нам удалось опрокинуть огромные массы советских танков и пехоты, поэтому между освободителями и Сталинградом больше не осталось никаких непреодолимых препятствий. Инициатива перешла в руки немцев, солдаты ожидали удара 6-й Армии навстречу нам. Такой атаке можно было помочь, разгромив крупные силы противника, державшие кольцо окружения на реке Мышкова. То, что приказ на прорыв не был отдан сразу после нашей победы под Большой Васильевкой, казалось нам необъяснимым.

Приказ, отданный штабом генерала Гота, казалось, снимал все вопросы. Согласно этому приказу танковые части всех 3 дивизий LVII танкового корпуса утром в сочельник должны были нанести удар, пробив коридор длиной 33 километра. Эта колонна должна была приблизиться к осажденному городу как можно ближе, чтобы связаться с 6-й Армией, которая, судя по всему, уже не имела сил вырваться. Танковая боевая группа должна была прикрыть броней отход войск из Сталинграда на реку Мышкова, где их ждали бы главные силы 6-й, 17-й и 23-й танковых дивизий. Это была, мягко говоря, необычная операция. Но если будут разгромлены советские части на реке Мышкова, успех казался вполне возможным, если не гарантированным. Так как до реки Аксай шла железная дорога и в нашем распоряжении имелись несколько тысяч грузовиков, проблема снабжения и эвакуации этих войск не казалась нереальной. Мы также полагали, что солдаты 6-й Армии, которые пробыли в окружении всего месяц, соберут достаточно сил, чтобы дойти до реки Мышкова, если от этого будут зависеть их жизнь и свобода.

Подготовка к последнему броску, который решит судьбу Сталинграда, была завершена очень быстро. Боевая группа состояла из 120 танков, 40 штурмовых орудий StG-III, 24 бронетранспортеров SdK.fz-233, одного панцер-гренадерского {273} батальона на бронетранспортерах, саперной роты, танкового артиллерийского батальона. 23 декабря во второй половине дня все было готово, но совершенно неожиданно пришел приказ, отзывающий 6-ю танковую дивизию. Мы должны были пересечь мост через Дон в Потемкинской ночью 23 декабря и двигаться к Морозовской форсированным маршем.

Все, вплоть до последнего солдата, прекрасно понимали, что это означает поражение под Сталинградом. Оставшихся двух танковых дивизий — 17-й и 23-й — не хватит, чтобы удержать русские войска на реке Мышкова, не говоря уже о том, чтобы разбить их. Хотя никто не знал причин этого приказа, все подозревали, что случилось нечто очень скверное.

На рассвете 24 декабря 6-я танковая дивизия маршевой колонной длиной около 130 километров двинулась по заснеженной степи, где она так успешно сражалась. Пошла вперед, в неизвестность.

ХАРЬКОВ И КУРСК

Оборона и восстановление фронта

К 23 ноября 1942 года Красная Армия замкнула кольцо вокруг Сталинграда и начала самое крупное за всю войну зимнее наступление. Стремительно продвигаясь вперед, русские поочередно уничтожили румынские, итальянские и венгерские армии на реках Чир и Дон и пробили в немецком фронте брешь шириной 560 километров. А ведь именно такой была вся длина Западного фронта в Первую Мировую войну! Сначала остановить русских пытались разрозненные германские дивизии, которые поддерживали союзников и сателлитов. Они были чем-то вроде корсета на дряблом теле. Основная масса немецких резервов, в том числе 5 полностью укомплектованных танковых дивизий, оставалась в Западной Европе, скованная угрозой, возникшей после высадки союзников в Северной Африке. Впрочем, позднее некоторые из этих дивизий все-таки появились на Восточном фронте. Возникла опасность окружения Группы Армий «А» на Северном Кавказе, что вынудило ее к поспешному отступлению. Моторизованные части группы армий (в основном 1-я Танковая Армия) были спешно переброшены на реку Донец, чтобы усилить южное крыло Группы Армий «Дон». К северу от бреши 2-я Армия была вынуждена {275} очистить Воронеж и отойти с реки Дон. Ее южный фланг был отброшен далеко на запад. В конце концов русский фронт начал трещать и шататься на протяжении двух третей своей длины. Советы постоянно наращивали давление, и единственным решением было отступать и отступать все дальше на запад.

Перед лицом надвигающейся катастрофы в начале февраля был заново создан штаб XI корпуса, который погиб в Сталинграде. Он был сформирован в районе к северу от Харькова. Первоначально в него вошли генерал-лейтенант Ганс Крамер и несколько офицеров Генерального штаба, совершавших инспекционные поездки в эту зону. Штаб должен был принять командование над 168-й, 298-й и 320-й пехотными дивизиями, которым предстояло взять на себя оборону сектора, который ранее прикрывали румынские и венгерские войска. После катастрофы под Сталинградом эти дивизии оказались «ничейными». Штабы нижних уровней были спешно сформированы из командиров полевых частей. Венгерский связной батальон взял на себя обеспечение связи, но позднее его заменило маленькое немецкое подразделение. К 10 февраля, когда я принял командование, первые трудности были уже преодолены. Однако прошло еще 6 месяцев постоянных реорганизаций и перемещений, прежде чем импровизированный штаб корпуса превратился в работоспособную структуру. XI корпус (который до середины лета также назывался «Корпусная группа «Раус») и II танковый корпус СС были подчинены еще одному наспех созданному штабу — «Армейской группе «Кемп».

Некоторые части, переданные XI корпусу, были недавно переброшены из Франции, но остальным пришлось с боем прорываться из окружения. Например, 320-я пехотная дивизия, которая держала участок фронта на Дону, имея на флангах итальянские дивизии, внезапно обнаружила, что находится позади русских линий после стремительного краха союзных армий. Командир дивизии генерал-майор Постель решил пробиваться назад, к немецким линиям. По пути у всех машин 320-й дивизии кончился бензин, и их

пришлось уничтожить. Батареи на конской тяге и вьючный обоз также потеряли огромное количество лошадей в боях и от утомления. Поэтому боевая мощь дивизии и ее мобильность серьезно пострадали. Чтобы избежать судьбы, которая постигла многие дивизии в Сталинграде и на Дону, генерал Постель был вынужден прибегнуть к самым неожиданным импровизациям. Все необходимое дивизии приходилось либо отбивать у русских, либо искать вокруг.

Прежде всего, солдаты раздобыли сотни мелких крестьянских лошадей для легких машин. Быки тащили среднюю артиллерию, быки и коровы волокли радиостанции и связное оборудование. Даже сам генерал Постель решил использовать подобную запряжку для своего автомобиля. Потеря множества пулеметов, противотанковых пушек и артиллерии компенсировалась оружием, захваченным у слабых подразделений Красной Армии во время случайных налетов. Боеприпасы для этого оружия также приходилось отбивать у противника. Аналогичные методы использовались и для добывания провизии. Маленькие рации и другое хрупкое оборудование приходилось нести на носилках. Пехотинцы верхом на конфискованных лошадях вели разведку и охраняли колонны. Трудное отступление заняло у 320-й дивизии несколько недель и превратилось в непрерывную череду маршей, стычек и импровизаций.

Когда 13 февраля дивизия генерала Постеля подошла к Харькову, она сумела установить связь по радио со II танковым корпусом СС, который защищал город, и попросить помощи, чтобы прорваться к немецким позициям. Обер-группенфюрер Пауль Хауссер, командир II танкового корпуса СС, запланировал сильный танковый удар от своих линий при одновременном ударе на запад 320-й дивизии. Мы добились тактической внезапности и прорвали русские позиции в намеченной точке, после чего дивизия сумела проскользнуть к своим.

Внешний вид 320-й пехотной дивизии ничуть не напоминал германскую войсковую часть: странная смесь вооружения, техники, машин и носилок, маленьких и больших {278} лохматых лошадей, быки и коровы. Все это сопровождали солдаты в такой странной зимней одежде, что больше всего они напоминали клоунов из бродячего цирка. Однако то, что генерал Постель привел в Харьков, было закаленным боевым соединением, имевшим великолепный боевой дух. Иначе дивизии не удалось бы с боями пройти по вражеской территории и вернуться к своим. Командование сочло ее серьезным пополнением армейской группы. Уже 14 февраля 320-я дивизия снова стояла плечом к плечу с танковыми дивизиями СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Дас Рейх», а также панцер-гренадерской дивизией «Гроссдойч-ланд», прикрывая Харьков с востока. Сильная воля к жизни и незаурядная изобретательность генерала Постеля и его солдат позволили дивизии избежать уничтожения.

К несчастью, 14 февраля Харьков был окружен тремя русскими армиями, и защитникам приказали обороняться, несмотря на полную безнадежность ситуации. В своей последней телефонограмме обер-группенфюрер Хауссер подчеркивал серьезность положения и указывал, что выбор стоит между потерей города и потерей города вместе с войсками. В ответ было сказано: «Защищать Харьков до последнего человека». На следующее утро пришла телеграмма: «Харьков следует защищать до последнего человека, но защитники не должны допустить окружения». Чтобы выполнить этот непонятный приказ, вторая часть которого противоречила первой, окруженный II танковый корпус СС, панцер-гренадерская дивизия «Гроссдойчланд» и 320-я пехотная дивизия начали готовить прорыв, не получив разрешение штаба армейской группы и даже не поставив его в известность. После 2 дней ожесточенных боев, которые привели к потере нескольких сотен машин, Хауссер соединился с немецкой армией и тем самым спас 5 дивизий. Его решение оставить город вскоре было признано правильным.

Следующий советский удар, нацеленный на Полтаву, остановился в 50 километрах от этого города, потому что советские войска были измучены до предела. Теперь русские возложили все свои надежды на 3-ю Танковую Армию, {279} которой командовал один из их лучших танковых специалистов генерал-полковник Маркиан Попов. В середине февраля армия Попова, практически не встречая сопротивления, продвинулась на северо-запад от Днепропетровска, явно намереваясь выйти к Днепру. Его целью было форсировать Днепр, прежде чем немцы успеют создать оборону на берегу реки. Однако вскоре стало ясно, что войска Попова движутся слишком медленно.

Во время этих боев имел место случай, который еще раз доказал, что появление женщин среди солдат Красной Армии не является случайностью. Советский Т-34, подбитый прямым попаданием, потерял ход. Но когда немецкие солдаты приблизились к нему, танк внезапно открыл огонь и попытался уйти. Второе попадание снова остановило его, но, несмотря на безнадежное положение, Т-34 продолжал отчаянно отстреливаться, пока не подошла противотанковая команда. С помощью подрывных зарядов она подожгла танк, и лишь тогда открылся люк башни. Из него вылезла женщина в комбинезоне танкиста Красной Армии. Она оказалась женой командира танковой роты и входила в его экипаж. Сам командир, убитый первым попаданием, лежал мертвый в башне. Если говорить о русских женщинах-солдатах, то следует отметить, что командиры и товарищи уважали их.

Тем временем мы копили силы для новой контратаки. Прибывшие с запада дивизии останавливались в Полтаве позади оборонительного заслона XI корпуса. Мы удерживали позиции силами 3 дивизий и разведывательного батальона танковой дивизии СС «Тотенкопф». Остальные моторизованные подразделения дивизии «Тотенкопф», дивизии «Гроссдойчланд» и панцер-гренадерского батальона охраны фюрера были переведены для отдыха в районы к западу от Полтавы, но тем не менее достаточно близко к фронту. Эти подразделения составили мобильный резерв на случай, если Красная Армия попытается захватить Полтаву обходом через разрыв фронта на севере. Русские действительно попытались обойти Полтаву, но наши дивизии при поддержке батальона «Тотенкопф» и частей Люфтваффе устранили {280} эту опасность. Во время этих боев противник продемонстрировал откровенную слабость и утомление, поэтому время для контратаки, судя по всему, было подходящим.

Требовалось действовать быстро, потому что снег уже начинал таять, и вскоре любые передвижения стали бы невозможными. Но пока еще почва оставалась промерзшей. Холодные ночи мешали таянию снега и позволяли по утрам производить любые маневры. Тем временем уставшие солдаты армейской группы «Кемп» получили короткую передышку, сюда были переброшены пополнения и новая техника. К 10 марта войска, выделенные армейской группой для контратаки, находились в полной готовности. Их моральный дух был просто великолепным.

Главные усилия XI корпус должен был сосредоточить на южном участке, где местность подходила для использования танков. Там была собрана дивизия «Гроссдойчланд», которая получила задачу атаковать в направлении на Валки. Слева от нее после артиллерийской подготовки из всех орудий двух дивизий, нанесла удар 320-я пехотная дивизия при поддержке корпусной артиллерии. Пехота прорвала русские позиции, уничтожила сильный опорный пункт на шоссе Полтава — Харьков и отбросила противника на другую сторону заболоченного ручья, за Валки. Обычно это была незначительная преграда, но сейчас ручей превратился в бурлящий поток, который вынудил наступающих остановиться, пройдя всего 2 километра. Танки дивизии «Гроссдойчланд» попытались форсировать ручей выше по течению и сумели сделать это, хотя и потратили несколько часов. Более 80 танков прорвали вторую оборонительную линию русских на восточном берегу ручья и направились в сторону Валков. Скоро наши саперы соорудили импровизированный мост, и атака была продолжена.

Дальше на севере 167-я и 168-я пехотные дивизии также прорвали советские позиции после тяжелых боев. Эти дивизии захватили несколько деревень и попытались установить контакт с LI корпусом 2-й Армии, действовавшей слева от армейской группы «Кемп». Усиленный {281} разведывательный батальон дивизии «Тотенкопф», действовавший между 320-й и 167-й пехотными дивизиями, приблизился к советским позициям, расположенным в лесу, и углубился в лес. Батальон легких танков наступал вдоль железной дороги параллельно лесу. К полудню XI корпус добился успеха по всему фронту и продолжал преследовать противника.

11 марта XI корпус начал концентрическую атаку Бого-духова. Для этой цели фронт корпуса был сужен до 16 километров (эта ширина сократилась с 95 до 40 километров в первый день наступления). Русские, оборонявшие Богоду-хов, не смогли противостоять натиску наших войск, которые поддерживали Люфтваффе. После короткого боя на улицах Богодухов был взят, и XI корпус установил контакт с авангардами II танкового корпуса СС, который только что взял Ольшаный, в 24 километрах к юго-востоку. После уничтожения крупных советских сил в районе Ольшаного обер-группенфюрер Хауссер повернул корпус на восток и отрезал русским пути отхода к северу.

В это время главные силы XI корпуса получили приказ наступать на север, чтобы установить контакт с LI корпусом. Для этого требовалось изолировать противника в районе Ахтырки. Я приказал 320-й пехотной дивизии прикрывать наступление II танкового корпуса СС. Грязи и воды становилось все больше, и они замедляли наше наступление. Хотя все мосты через разлившиеся реки Ворскла, Уда и Лопань были уничтожены, наши пехотные и танковые части все-таки сумели выйти на указанные им рубежи. Однако многие автомобили и орудия на конной тяге завязли по дороге. С другой стороны, значительно более легкие пушки русских и их телеги проходили повсюду и сумели уйти от преследования.

Дивизия «Гроссдойчланд» совершила еще один мощный рывок и вышла к верхней Ворскле вместе со 167-й дивизией, которая следовала вплотную за ней. Так как LI корпус на южном фланге 2-й Армии отстал и находился далеко к западу, контакт с ним установить не удалось, а потому {282} русские в Ахтырке избежали окружения. Чтобы продолжить операцию, наступая на Томаровку, нашим танковым подразделениям следовало повернуть на восток. Я заменил их частями 167-й дивизии, которые образовали фронт, обращенный на север, чтобы прикрыть фланг. Наступление на Томаровку было задержано, так как продвижение на восток автоматически приводило к образованию открытого фланга, который при наших ограниченных силах было нелегко защищать.

Ко второму дню наступления на Томаровку сильная 167-я пехотная дивизия почти полностью увязла на фланге. Поэтому я решил дождаться прибытия LI корпуса, прежде чем возобновить наступление на восток. К несчастью, ОКХ, которое отвечало за координацию действий двух групп армий, находилось слишком далеко отсюда, и его решения постоянно опаздывали за быстро меняющейся ситуацией на фронте. Когда ОКХ наконец приказало LI корпусу сменить 167-ю дивизию, мы продолжили наше наступление, и «Гроссдойчланд» вошла в Томаровку. На подходах к городу дивизия уничтожила много советских танков. Не меньше исправных русских танков завязли в грязи и были брошены экипажами, после чего мы использовали их против Красной Армии.

В этой операции новые танки PzKw-VI «Тигр» впервые встретились с русскими Т-34, и результаты оказались более чем удовлетворительными для нас. Например, 2 «Тигра», действуя в авангарде, уничтожили целую группу Т-34. Обычно русские танки стояли в засаде и ждали, пока наши танки не приблизятся на расстояние 1200 метров, выйдя из деревни. После этого они открывали огонь, а наши PzKw-IV еще не могли отвечать. До сих пор эта тактика действовала безотказно, но на сей раз русские просчитались. Вместо того чтобы выходить из деревни, наши «Тигры» заняли хорошо замаскированные позиции и использовали превосходство в дальнобойности своих 88-мм пушек. За короткое время они уничтожили 16 Т-34, стоящих на открытой местности, после чего остальные повернули назад. «Тигры» {283} начали преследовать отступающих русских и уничтожили еще 18 танков. Немецкие солдаты, следившие за этим, сразу придумали фразу: «Т-34 снимает шляпу, когда встречает «Тигра». Характеристики наших новых танков значительно подняли моральный дух солдат.

Дальше к югу танковая дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» захватила Харьков после 4 дней уличных боев, в которых «Тигры» снова сыграли решающую роль. Танковая дивизия СС «Дас Рейх» повернула на север и начала наступать на Белгород, захватила город и соединилась с дивизией «Гроссдойчланд», которая уже продвинулась дальше Томаровки. Между этими двумя населенными пунктами немецкие дивизии были вынуждены вступить в утомительную борьбу с грязью, когда пытались добраться до западного берега реки. Когда мы начали контрнаступление, земля еще была покрыта снегом, но еще до того, как армейская группа «Кемп» вышла к верхнему течению Донца, внезапный подъем температуры привел к превращению снега в слой грязи. Все машины, кроме тех, кому посчастливилось оказаться на единственной твердой дороге, идущей из Харькова в Курск, сразу стали беспомощны. Наша пехота еще могла тащиться вперед, однако тяжелое оружие и артиллерия отставали. Даже Т-34 русских арьергардов увязли так глубоко, что мы не могли их вытащить, пока не потеплело еще больше.

Войдя в Злочев, маленький городок в 30 километрах севернее Харькова, наши солдаты имели возможность убедиться, что русские пытались с помощью крайней жестокости запугать собственное население. Жители рассказали немецкой жандармерии, что солдаты НКВД перед отступлением собрали большое количество мальчиков в возрасте от 14 до 17 лет, вытащив их изломов раздетыми на мороз, зверски избили и увели куда-то. Позднее нам рассказали, что мальчиков увели в местное пожарное депо, где размещался штаб НКВД (советской тайной полиции), и больше их никто не видел. После некоторых поисков все пропавшие мальчики были найдены в подвалах пожарной части. {284}

Они были убиты выстрелами в голову. Тела были опознаны и отданы родным. Почти все подростки имели обморожения. Причиной такого зверства послужило, скорее всего, предположение, что они сотрудничали с немецкими оккупационными войсками.

Русские, похоже, старались запугать немецких солдат, но многочисленные зверства приводили лишь к дальнейшему падению их собственного морального духа. Один такой случай имел место в секторе 2-й Танковой Армии, в нескольких сотнях километров на север. Во время боев за деревню Жиздра в начале марта батальон 590-го гренадерского полка 321-й пехотной дивизии получил задачу очистить от противника район, поросший кустарником. Атака провалилась. Затем, 19 марта, этот сектор снова перешел в наши руки после контратаки. Мы наши около 40 трупов солдат. У них были выколоты глаза, отрезаны носы, уши, гениталии. Трупы, обнаруженные на других участках, имели следы таких же издевательств.

Несмотря на подобные зверства, русские части, бежавшие через Донец, понесли тяжелые потери, и наши разведывательные подразделения переправились через реку, почти не встречая сопротивления. Хотя наши дивизии еще могли продолжать наступление, общее положение и усиливающаяся распутица сделали это нежелательным. Более того, цели фронтальной контратаки уже были достигнуты. Разрыв в немецком фронте, зиявший 4 месяца, был закрыт, а крупнейшее русское зимнее наступление остановлено. Потерпев сокрушительное поражение под Сталинградом, немецкая армия прочно удерживала сплошную линию фронта на реке Донец.

Положение на 10 апреля 1943 года

После того как Группа армий «Юг» завершила весеннее наступление 1943 года, противник на фронте перед армейской группой «Кемп» перешел к обороне. Хотя русские в {285} целом вели себя спокойно, на северном участке между Белгородом и разграничительной линией армейской группы они проявляли некоторую активность. Разведка боем, артиллерийские обстрелы, прибытие резервов, постройка полевых укреплений — все говорило о том, что Советы намерены как можно быстрее нарастить свои силы на новом участке фронта. Интенсивные перевозки в тыловых зонах указывали на быструю реорганизацию потрепанных в боях соединений. Хотя разведка не выявила появления на фронте новых частей Красной Армии, судя по интенсивности железнодорожного движения, которое заметно превышало обычные перевозки пополнений и снабжения, русские доставили в район Курска по крайней мере 3 новых стрелковых дивизии и еще 2 — в район Валуйки — Северный Оскол — Старый Оскол. Было невозможно определить, сосредоточиваются эти силы для наступления или для обороны.

Главная линия обороны армейской группы «Кемп» и состав ее сил описаны ниже. Кроме 106-й, 167-й, 320-й пехотных дивизий и танковой дивизии СС «Тотенкопф», уже находящихся на фронте, армейской группе были переданы несколько соединений «для реорганизации и обучения на месте». Это были штаб III танкового корпуса, штаб II танкового корпуса СС, 6-я и 7-я танковые дивизии, панцер-гренадерская дивизия «Гроссдойчланд», танковые дивизии СС «Дас Рейх» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Начиная с конца апреля прибыли следующие соединения: штаб XLVIII танкового корпуса, 11-я танковая дивизия, 168-я пехотная дивизия, части армейского подчинения (танковые и самоходные противотанковые подразделения, зенитки, артиллерия, саперы, мостостроительные части, дорожные батальоны). Армейская группа размещала прибывшие соединения неподалеку от Харькова. Части, находящиеся на фронте, отводили в тыл до одной трети сил (усиленная полковая боевая группа) для реорганизации в прифронтовой зоне. Так как первоначально атака была назначена на 4 мая, предпринимались максимальные усилия, чтобы подготовить личный состав и технику. {286}

Как только в штабе армейской группы «Кемп» поняли, что Красная Армия перебросила дополнительные силы в район к северо-востоку от Белгорода, танковая боевая группа, сформированная из реорганизованных подразделений танковых дивизий, расположенных дальше в тылу, была переброшена на север от Харькова, чтобы находиться в готовности к действиям. Такая диспозиция должна была помешать русским нанести внезапный удар на Харьков.

Во время затянувшейся позиционной войны 106-я пехотная цивизия к югу от Белгорода сумела захватить большое число пленных. Эти пленные были захвачены во время дневной вылазки. От дезертиров мы узнали, что русским в этом секторе разрешено передвигаться только по ночам, а потому днем они отсыпаются. Пленные утверждали, что многие их товарищи разочарованы и хотели бы дезертировать. Однако они боятся, что их застрелят собственные товарищи или у них возникнут трудности при переправе через реку. Вскоре был установлен контакт с ротой недовольных и проведены необходимые приготовления. Ночью малозаметными световыми сигналами русским сообщили, что переправа подготовлена и немцы могут прикрыть ее огнем. Были приняты все необходимые меры на случай, если это хитрость русских. Но все прошло гладко. Рота спустилась к берегу, и ее перевезли в несколько приемов через Донец на резиновых лодках. Командир роты, старший лейтенант, узбек по национальности, первым прибыл в наши траншеи. К несчастью, часть роты попала на русские минные заграждения и понесла большие потери. Кроме того, ее обстреляли проснувшиеся артиллеристы. Но результат этого предприятия сказался немедленно. 15-я узбекская стрелковая дивизия была отведена с фронта и расформирована, как ненадежная.

Положение на 30 июня 1943 года

Количество вражеских войск, переброшенных в уже выявленные районы сосредоточения, увеличилось настолько, {287} что нам пришлось готовить план отражения советского удара в районе Короча — Волоконовка — Северный Оскол, а также в районе Курска. Хотя мы не обнаружили крупных перемещений советских войск в мае, в июне происходило постоянное усиление фронтовых частей, особенно артиллерии, тяжелого оружия, вкопанных в землю танков и так далее. Мы пришли к выводу, что русские намерены обороняться, потому что наверняка знали о многочисленных танковых дивизиях, которые мы держали в районе Харькова. При этом очертания линии фронта прямо-таки напрашивались на крупномасштабный удар. Но, с другой стороны, мы не могли полностью исключить возможность русского наступления.

Русские вели развернутое строительство полевых укреплений по хорошо спланированной системе, за которым бдительно следили Люфтваффе, делая ежедневные снимки. Напротив Белгорода, куда должен был прийтись главный удар, русская оборонительная система состояла из трех укрепленных полос, которые к концу июня имели глубину уже около 40 километров. Мы отметили большое количество следующих конкретных деталей: позиции на обратных склонах, запасные позиции, ложные сооружения, запасные артиллерийские позиции (до 4 на батарею), запасные позиции для вкопанных танков. Мины не только прикрывали эти позиции, минные поля имели неслыханную глубину. Города, расположенные вблизи и позади советской оборонительной системы (на расстоянии до 60 километров), были эвакуированы и превратились в крепости, связанные с общей системой обороны. Большинство позиций уже было занято войсками, а рядом с передовыми районами в блиндажах размещались резервы.

С 10 апреля никаких изменений в составе армейской группы «Кемп» не произошло. К западу от Белгорода находился штаб 4-й Танковой Армии, которому подчинялись II танковый корпус СС и XLVIII танковый корпус. Штаб III танкового корпуса, 6-я, 7-я, 19-я танковые дивизии и ряд армейских частей подчинялись армейской группе «Кемп». {288}

После того, как части были реорганизованы и перевооружены, армейская группа занялась интенсивной подготовкой войск к атаке (практически и теоретически). Особый упор делался на те виды действий, которые предстояли солдатам. Полевые учения велись с использованием боевых патронов и снарядов, Люфтваффе во время учений использовали настоящие бомбы. Все это позволило довести боевую готовность войск до высочайшего уровня. Штабные учения, ориентирование на местности проводились постоянно. Мы устраивали специальные тренировки по наведению мостов и снятию минных заграждений. Одновременно, чтобы ввести русских в заблуждение относительно своих намерений, мы строили разветвленные оборонительные сооружения на фронте и в передовых районах.

В связи с этими учениями штаб XI корпуса тщательно изучил проблему форсирования минных заграждений на восточном берегу Донца. Обычно мы высылали саперные подразделения, которые расчищали узкие коридоры для наступления головных пехотных частей. В данном случае так поступить было нельзя, потому что на местности не было никаких укрытий и противник мог нанести тяжелые потери и саперам, и пехоте, сосредоточив огонь на этих коридорах. Поэтому мы начали придумывать иные методы снятия заграждений.

Первым и самым важным было обнаружить район минного заграждения, так как пехота должна была это знать совершенно точно. Это было возможно, потому что западный берег, где находились немцы, возвышался над восточным. Следующим условием была способность пехотинцев замечать каждую отдельную мину невооруженным глазом. Во многих местах маленькие ямки, высохшая трава, иной оттенок земли и какие-то другие признаки облегчали наблюдение. Саперы провели множество экспериментов по обнаружению мин. В начале войны пехотинцы пересекали узкие минные зафаждения, когда саперы просто ложились рядом с минами, как живые указатели, стараясь не давить на них слишком сильно. Хотя ни саперы, ни пехота не {289} понесли потерь во время учений, процедура была слишком рискованной, чтобы широко применять ее. Поэтому такой метод позднее не применялся.

Второй, более обещающий, метод заключался в том, что положение отдельных мин отмечалось маленькими флажками или другими простыми маркерами. Это делали саперы или пехотинцы, специально обученные искать мины. Процедура применялась неоднократно и показала неплохие результаты, но ее широкое использование тоже представляло определенные трудности. Третий, и самый надежный, метод состоял в том, что все пехотинцы проходили инструктаж по вражеским методам установки мин и тренировались на захваченных вражеских минных полях. Для этого приходилось всех пехотинцев поочередно отсылать в тыл, и это требовало немалого времени.

Все эти требования во время операции «Цитадель» удалось выполнить, потому что начало атаки дважды откладывалось, и задержка составила несколько недель. Дивизии, размещенные в полосе атаки, отправили до двух третей состава в тыл, где шли круглосуточные тренировки. Солдаты проходили обкатку танками и пересекали русские минные заграждения. Эти тренировки принесли свои плоды и помогли солдатам преодолеть страх перед танками и минами.

Задача армейской группы «Кемп»

Планом атаки перед армейской группой «Кемп» была поставлена задача обеспечить прикрытие правого фланга 4-й Танковой Армии, которая наступала по линии Малино — Обоянь, но при этом действовать агрессивно. Особенно важным было удержать фронт по реке Донец от правого фланга 4-й Танковой Армии до устья реки Нежеголь. При этом армейская группа должна была наступать вдоль линии Нежеголь — Короча, чтобы прикрыть свои собственные танковые части, наступающие в общем направлении на Скородное. Прорвав позиции противника на реке Донец, {290} III танковый корпус брал на себя ответственность за активное прикрытие в секторе рек Короча — Сейм.

Армейская группа могла встретить следующие силы Красной Армии:

Первый день: 4 стрелковые дивизии на первой линии обороны между устьем реки Нежеголь и Белгородом;

Второй день: вес остальные дивизии в передовой зоне (по оценкам — до 4 стрелковых);

Третий день и далее: крупные танковые и механизированные соединения из района Острогожска.

То, что советская Ставка (Верховное Командование) намеревалась любой ценой удержать Курский выступ, было понятно по количеству войск, сосредоточенных в районе Белгорода, и плотности оборонительных сооружений, построенных там. Мы предполагали, что русские могут действовать по трем различным схемам, выбор которых зависит от использования стратегических резервов:

1. Вводить резервы по частям во время оборонительной битвы (это был бы самый удачный для нас вариант);

2. Концентрическая контратака, начатая на третий или четвертый день;

В распоряжении штаба армейской группы «Кемп» имелись следующие немецкие части:

Для обороны фронта на реке Донец: XLII корпус с 39-й, 161-й и 282-й пехотными дивизиями (одна дивизия двухполкового состава должна была прикрывать фронт длиной 145 километров);

Для выхода на рубеж Нежеголь — Короча: XI корпус (он же «корпусная группа «Раус») со 106-й и 320-й пехотными дивизиями;

Для танковой атаки на Скородное: III танковый корпус с 6-й, 7-йи 19-й танковыми дивизиями,атакже 168-я пехотная дивизия.

Учитывая русскую дислокацию, систему обороны, местность, силы немцев можно было считать минимально необходимыми для достижения цели. Совершенно понятно, что мы не могли позволить себе крупные потери в начале операции.

Наступление должно было включать три фазы. На первой следовало форсировать Донец и прорвать первый русский оборонительный пояс. Учитывая слабость наших сил, решающее значение при форсировании реки приобретала тактическая внезапность в смысле выбора времени и места. Затем армейская группа должна была прорвать вторую и третью полосы обороны русских, причем как можно быстрее, чтобы они не успели перебросить стратегические резервы. Наконец, вражеские стратегические резервы предполагалось разбить в открытом бою. При большом количестве танковых корпусов, имеющихся у Красной Армии, нам следовало ждать танковых боев, в ходе которых наши танковые дивизии имели возможность продемонстрировать превосходство в технике и управлении.

Однако задолго до того, как танковые дивизии начнут, как мы надеялись, решающую фазу битвы, им предстояло выполнить задачу, которую обычно ставят пехотным дивизиям в нормальной операции, — атаковать через реку эшелонированные в глубину позиции противника. На западной окраине Белгорода имелся крошечный плацдарм глубиной всего 100 метров.

Так как главная задача армейской группы требовала охранять восточный фланг 4-й Танковой Армии, III танковый корпус должен был поддерживать как можно более тесный контакт с нею. Это означало, что корпус должен немедленно нанести удар на северо-восток, несмотря на угрозу собственному флангу. Поэтому XI корпус, занимающий 35-километровый отрезок фронта двумя усиленными пехотными дивизиями, был лишен какой-либо поддержки танков. Наоборот, ему самому приходилось прикрывать сектор Коренья, формируя узкие клинья. Отвлекающая атака Красной Армии от Харькова в излучину Донца (причем с {293} любого направления) ставила под угрозу общий успех операции. Мы не имели резервов для отражения такой атаки. В ответ на неоднократные просьбы армейской группы «Кемп» Группа армий «Юг» смогла перебросить туда кое-что из собственных резервов.

До сих пор нам удавалось сохранить в тайне от противника выдвижение немецких сил в районы сосредоточения. Разнеся их как можно дальше и перемещая войска через большие промежутки времени, армейская группа сумела ввести противника в заблуждение относительно времени атаки и намеченных мест форсирования реки. Переход к линии фронта танковые дивизии совершали только под покровом темноты. Передвижение войск и артиллерии было завершено к 4 июля.

В районе Чугуева были приняты дополнительные меры, чтобы убедить русских, будто мы собираемся наступать в излучине Донца вдоль линии Изюм — Курянск. Моторизованные колонны выдвигались к фронту днем, артиллерия заняла позиции и начала пристрелку, резервы изображали учения по форсированию реки.

Мы прекрасно знали, что русские интенсивно использовали гражданское население для ведения разведки. Излюбленной их практикой было привлечение мальчиков в возрасте до 14 лет, которых специально готовили для этого и перебрасывали через фронт в нужном секторе. Непосредственно перед началом наступления только в районе Белгорода они использовали более десятка мальчишек. Они все рассказали о методах подготовки и способах передачи данных. Обучали мальчишек русские офицеры, подготовка длилась 4 недели, всего курсы закончило около 60 парней. Мальчишек брали из деревень непосредственно вдоль линии фронта, поэтому они хорошо знали местность. Многие оставались у родных и знакомых на занятой немцами территории, поэтому их было нелегко обнаружить и обезвредить. Их талант наблюдателей и шпионские умения были непревзойденными. Поэтому жители населенных пунктов прифронтовой зоны (глубиной от 6 до 10 километров) были {294} эвакуированы, не только чтобы не подставлять их под огонь вражеской артиллерии, но и в качестве предосторожности против шпионажа.

Курск: прорыв, 5 июля

Русские узнали о дате атаки, вероятно, после разведки боем на левом фланге, проведенной 4 июля. С 02.00 до 02.20 русские открыли сильнейший артиллерийский огонь по предполагаемым участкам форсирования возле Белгорода, нанеся немцам серьезные потери. В 02.25, после короткой артиллерийской подготовки, армейская группа «Кемп» начала форсирование Донца на широком фронте. Это удалось сделать неожиданно быстро, хотя на некоторых участках — только после жестоких рукопашных схваток. Атака проводилась без поддержки Люфтваффе, которые все силы бросили на помощь 4-й Танковой Армии. Кроме штатной дивизионной артиллерии, огонь вели следующие части (зенитные батареи обеспечивали и ПВО, и огневую поддержку):

393-й батальон самоходных истребителей танков.

Три зенитных полка имели в общей сложности 72 — 88-мм орудия и примерно 900 мелких зениток. Они были приданы XI корпусу, чтобы компенсировать нехватку средней артиллерии. Согласно практике Люфтваффе, подчинение офицеров зенитных частей армейским командирам было {295} строго запрещено. Поэтому командир корпусной артиллерии зависел от доброй воли и желания сотрудничать командира зенитных частей. Это часто приводило к мелким трениям, но в целом система все-таки работала.

Первой задачей зенитных полков было участие в артиллерийской подготовке под управлением командира артиллерии корпуса. Для этого зенитные полки были выстроены в три эшелона. Первый эшелон размещался на главной оборонительной позиции и вплотную за ней. Его задачей был огонь прямой наводкой по вражеским огневым точкам и дотам. Кроме того, он должен был выделить зенитные штурмовые подразделения для отражения танковых атак и поддержки пехоты. Вместе с корпусной артиллерией два других полка должны были разгромить первую линию обороны противника и помешать вражеской пехоте действовать крупными группами. После этого части первого эшелона, исключая штурмовые подразделения, а также весь второй эшелон должны были поддерживать атаку пехоты. Третий эшелон должен был обеспечить ПВО района размещения артиллерии, а также участвовать в контрбатарейной стрельбе.

6-я танковая дивизия в секторе III танкового корпуса поддерживала атаку 168-й пехотной дивизии огнем тяжелого оружия. Позднее ей предстояло пересечь реку и следовать за 168-й пехотной к Старому Городищу, как только пехотинцы сумеют расширить плацдарм у Белгорода. {296}

Чтобы обмануть русских, XLII корпус провел ложную атаку через Донец на северном фланге, хотя в действительности его артиллерия, сосредоточенная в этом же районе, поддерживала атаку XI корпуса.

Советская разведка выяснила, что атака должна состояться на рассвете 5 июля. Русские начали интенсивный обстрел исходных рубежей, но вскоре их пушки замолчали, так как заговорила немецкая артиллерия. В зоне XI корпуса сосредоточенный огонь был организован так здорово, и шок от артналета был так велик, что первая волна штурмовых подразделений сумела пересечь вражеские минные поля, прорвать главную линию обороны противника без малейшей задержки и прошла еще несколько сот метров вглубь. Тысячи трассирующих снарядов, выпущенных мелкими зенитными автоматами, сработали особенно эффективно.

Начало атаки было приурочено к восходу солнца, поэтому пехотинцы без труда обнаруживали вражеские мины. Авангарды 106-й и 320-й пехотных дивизий быстро прошли через минные поля, практически не понеся потерь. Только один батальон нарушил приказ и атаковал до рассвета, потому что его командир опасался, что понесет большие потери от вражеского огня, так как его солдатам предстояло идти по открытой местности. В темноте батальон попал на не обнаруженное ранее минное поле, и две передовые роты потеряли около 20 человек от взрывов. Далее батальон продолжил наступление уже после рассвета и потерь не имел.

Так как русские покинули свои окопы во время артиллерийской подготовки и спрятались в глубоких блиндажах, наша атакующая пехота застигла их врасплох и без труда выкурила из убежищ. Но когда она углубилась на 2 или 3 километра вглубь подготовленных заранее позиций, солдатам пришлось пустить в ход ручные гранаты, чтобы очистить лабиринт траншей и бункеров, в котором укрывалось множество врагов. Некоторые блиндажи были упрятаны под землю на глубину до 3 метров. В это время артиллерия и зенитки вели контрбатарейную стрельбу по вражеским огневым точкам, которые открыли огонь с тыловых позиций, {297} по резервам, подходящим по системе траншей, а также по позициям русской артиллерии. Третий эшелон зенитных полков был занят по горло, отбивая атаки русских бомбардировщиков, которые непрерывно бомбили войска XI корпуса. За первые 2 часа они сбили около 20 вражеских самолетов.

Мы столкнулись с крупными вражескими силами, которые оказали упорное сопротивление и яростно сражались, опираясь на глубоко эшелонированную оборону и обширные минные поля. Именно такой характер приняла борьба при попытках расширить первоначальный плацдарм, а также во время боя за участок земли между Донцом и железной дорогой, где также проходила первая оборонительная позиция. В течение утра русская артиллерия, автоматическое оружие и авиация все интенсивнее вмешивались в бой. Тактические резервы передовых соединений, части стрелковых дивизий, отдельные танковые бригады, расположенные сразу позади линии фронта, наносили контрудары по нашим вклинениям. Ко второй половине дня эти выпады приняли характер систематических контратак. И все-таки после упорного кровопролитного боя главные силы XI корпуса к вечеру дошли до железной дороги, а некоторые подразделения пересекли ее.

Внезапно яростная контратака русской пехоты, которую поддерживали более 40 танков, выбила нашу группу прикрытия из лесочка на южном фланге и обрушилась на 320-ю пехотную дивизию, которая шла уступом на правом фланге корпуса. Огонь дивизионной артиллерии и сосредоточенный огонь зенитных батарей остановил противника на опушке леса. Затем средние зенитки обстреляли район сосредоточения русских танков, которые пытались укрыться в кустарнике, и рассеяли их. Повторные попытки русских возобновить атаку с этого направления провалились. Прикрытие фланга было восстановлено, и угроза исчезла окончательно.

Во время этой контратаки около 150 солдат 320-й пехотной дивизии были взяты в плен. Вскоре после этого мы {298} перехватили переговоры между двумя русскими штабами, вероятно между полком и дивизией, относительно их судьбы.

Командир полка: «Я взял около 150 фрицев. Что с ними делать?»

Командир дивизии: «Отберите нескольких для допроса, остальных ликвидируйте».

Вечером командир полка сообщил, что приказ выполнен. Большинство фрицев было перебито сразу же, остальные — после допроса.

В секторе III танкового корпуса 7-я танковая дивизия форсировала Донец в Соломино и сумела глубоко вклиниться в оборону противника, хотя ей пришлось выдержать жестокий танковый бой. Это вклинение простиралось на север до возвышенности у Кривого Лога. 19-я танковая дивизия форсировала реку на юге, возле Пушкарного, и встретила сильное сопротивление, к тому же она попала на исключительно неблагоприятную местность (болота и минные поля) в лесистом районе юго-восточнее Михайловки. Тем не менее, отбив сильную атаку русских танков, она сумела пересечь железную дорогу. Ни 168-я пехотная, ни 6-я танковая дивизия не сумели пробить первую линию обороны русских в районе Белгорода. Это означало, что задачей армейской группы «Кемп» на ближайшие несколько дней становится ликвидация этого узла сопротивления ударом с востока.

Используя элемент внезапности, армейская группа сумела прорвать первую линию обороны между Донцом и железнодорожной линией. После упорных боев мы кое-где даже перешли эту линию. Только 7-я танковая дивизия сумела вклиниться во вражескую оборону. Во всех остальных пунктах противник прочно удерживал позиции, используя активную оборону.

Угроза обоим флангам стала очевидной, когда армейская группа повернула на северо-восток. Большая лесистая зона к северо-западу от Шевекино обеспечила русским {299} прекрасный исходный район для контратак. Бой в лесу сулил большие потери при любой попытке прорваться через него к Коренью. Потери первого дня (почти 2000 человек только в XI корпусе) сделали крайне сомнительной возможность достичь этого пункта без привлечения дополнительных сил.

Белгородский бастион, захват которого стал главной задачей наших главных сил в последующие несколько дней, пока держался. Так как армейская группа продолжала двигаться в направлении Короча — Скородное, он образовал глубокий клин между армейской группой «Кемп» и 4-й Танковой Армией. Свежие вражеские войска вошли на этот клин, и он превратился в крайне серьезную угрозу нашему левому флангу.

Высшие штабы надеялись, что оборонительный потенциал противника будет ослаблен. Это оказалось заблуждением. Русские отлично подготовились с материальной стороны (хорошее питание, техника и вооружение), а моральный дух ничуть не поколебался. Мы столкнулись с патриотическим подъемом и уверенностью в победе. Попытки склонить вражеских солдат к дезертирству провалились.

Курск: прорыв второй и третьей линий обороны, 6 и 7 июля

Успехи первого дня следовало использовать, мы должны были расширить прорыв у Кривого Лога на участке 7-й танковой дивизии. Для этого были сосредоточены все силы. Армейская группа даже оставила дорого обошедшийся, но бесполезный плацдарм у Безлюдовки на южном фланге. На западном берегу Донца части 106-й пехотной дивизии перешли к обороне. 6-я танковая дивизия была переброшена к Старгороду, для наступления позади 7-й танковой дивизии. Это позволяло усилить авангард. После упорнейшего боя с русскими танками объединенные силы двух дивизий сумели прорвать глубокую систему оборонительных сооружений, {300} захватить высоты в Мясоедово и даже прорваться к Мелехово. Координируя свои усилия с действиями 7-й танковой дивизии, XI корпус захватил господствующие высоты между Кореком и Донцом. Так армейская группа «Кемп» добилась успеха, нанося удар с юга и юго-запада по району восточнее Белгорода. Для этих боев было характерно исключительно упорное сопротивление русских, особенно вокруг опорного пункта в Крейде, где находилось множество солдат с пулеметами и артиллерией.

Русские попытались локализовать наш прорыв, нанося многочисленные контрудары из леса к западу от Коренья, где они собрали 3 стрелковые дивизии, отошедшие с линии фронта, и усилили 2 свежими стрелковыми дивизиями и 2 отдельными танковыми бригадами. Атакуя большим количеством пехоты и 2 танковыми бригадами, противник сосредоточил главные усилия на фронте 106-й пехотной дивизии. Завязался бой, в котором XI корпус одержал крупную победу, прежде всего благодаря великолепным действиям пехотинцев. Они пропускали советские танки над собой (мы усиленно отрабатывали этот прием во время учений), а потом отсекали пехоту поддержки. Танки дошли до дороги Шевекино — Белгород, но русская пехота залегла перед нашими линиями. Нам удалось удержать фронт и не допустить вклинения.

Вражеские танки прорвались в центр расположения корпуса, где находились несколько штурмовых подразделений зениток и многочисленные противотанковые пушки, способные оказывать взаимную огневую поддержку. Так как русские танки шли прямо на этот узел противотанковой обороны, то я лично повел на них резервы 106-й пехотной дивизии при поддержке 32 штурмовых орудий, противотанковых пушек и зенитных штурмовых подразделений. Мы сумели окружить и уничтожить все 60 прорвавшихся русских танков. Последний танк, ворвавшийся на командный пункт дивизии, был атакован противотанковой группой и подожжен. В целом русские атаки проводились решительно, хотя им недоставало координации. Так

как контрудары завершились неудачно, русские начали собирать силы для крупного наступления между Поляной и лесом к западу от Щелоково. И здесь охранению пришлось выдержать жестокий бой после прибытия подкреплений из 198-й дивизии, которые были переброшены на машинах из Чугуева.

Русские попытались остановить танковый удар армейской группы, бросив в бой 2 только что прибывшие стрелковые дивизии и части 2-го танкового корпуса против нашего III танкового корпуса. Одновременно русские начали наступать в западной части сектора. Отбив сильные атаки со стороны Мелехова, мы сумели окружить русские силы, действующие против западного фланга, уничтожить одну стрелковую дивизию и нанести огромные потери второй. Ее растрепанные части отошли вдоль долины реки Зуев Донец на северо-восток, причем бросили всю тяжелую технику и вооружение.

В результате вражеские позиции были прорваны на глубину до 30 километров, были разгромлены 6 советских стрелковых дивизий, 2 танковые бригады, 3 танковых полка. Аэрофоторазведка показала, что имеется еще один оборонительный пояс вдоль линии Ушаково — Шеино — Сабынино. Продолжая наступать, армейская группа «Кемп» могла столкнуться еще с тремя группировками русских войск.

1. 5 или 6 потрепанных дивизий и танковых бригад против западного фланга.

2. 3 или 4 стрелковые дивизии 69-й Армии. (Обе эти группы вполне могли получить подкрепления из района Старого Оскола, в том числе 2 танковых корпуса и 1 кавалерийский.)

3. 1 танковый корпус и подразделения 3 стрелковых дивизий, расположенные в треугольнике, образованном реками Зуев Донец и Липовый Донец, которые могли быть сосредоточены либо против западного фланга армейской группы «Кемп», либо против восточного фланга 4-й Танковой Армии.

Курск: наступление на Прохоровну, 11–16 июля

Чтобы III танковый корпус мог свободно наступать на северо-восток и прикрыть фланг 4-й Танковой Армии, мы должны были прорвать позиции советской 69-й Армии между Ушаково и Сабынино. После прорыва последней вражеской позиции между Разумным и Зуевым Донцом, наступление на Скородное потребовало бы сосредоточить все силы III танкового корпуса. Такой маневр был возможен только в том случае, если вражеские силы в треугольнике Донца, угрожавшие нашему флангу, будут отброшены назад или уничтожены. Ни один из этих маневров не должен был мешать выполнению остальных, так как казалось невозможным одновременно сражаться с обеими вражескими группировками без поддержки 4-й Танковой Армии.

Теперь 4-я Танковая Армия столкнулась с ожесточенным сопротивлением советской пехоты и танков по всему фронту. Переправы через реку Псел удалось захватить, но дорогой ценой. Русские силы перед этими плацдармами увеличивались с каждым часом. Прорыв к Курску, ради которого была затеяна вся операция, начал выглядеть сомнительно, если только 4-я Танковая Армия не будет усилена. Но отправка любых подразделений для зачистки треугольника у Донца привела бы к приостановке наступления правого крыла II танкового корпуса СС.

Фельдмаршал фон Манштейн опасался, что атака 4-й Танковой Армии заглохнет, поэтому он принял ряд мер. Прежде всего, было остановлено наступление армейской группы «Кемп» и III танковый корпус переброшен на восточное крыло 4-й Танковой Армии. Это решение было принято после совещания 11 июля фон Манштейна с Готом и Кемпом в Долбино, в штабе армейской группы. Подчеркнув тающую боевую силу армейской группы, нарастание угрозы восточному флангу и отсутствие резервов, Кемп стоял за отказ от атаки. Фельдмаршал фон Манштейн отложил окончательное решение до запланированного посещения {304} штаба командира III танкового корпуса генерала танковых войск Германа Брейта. Вероятно, под впечатлением тактических успехов последних дней, Брейт смотрел на ситуацию довольно оптимистично, поэтому фельдмаршал приказал III танковому корпусу продолжать атаку.

III танковый корпус прорвал русские позиции между Ушаково и Сабынино и быстро продвинулся в район Алек-сандровки. Одновременно армейская группа захватила несколько плацдармов на реке Зуев Донец. Впереди лежала «открытая местность», мы получили свободу действий для наступления на Скородное, захватили исходный район для наступления на Прохоровку. В результате — наконец-то! — появилась возможность взаимодействовать с флангом 4-й Танковой Армии.

Но тут же возникла очередная проблема. Русские бросили дополнительные крупные силы танков против фланга 4-й Танковой Армии, начались тяжелые оборонительные бои. Армейская группа «Кемп» получила самую важную задачу в рамках общего плана наступления. Она должна была разгромить советские танковые части в районе южнее Прохоровки и расчистить дорогу на Курск. Для этого прежде всего требовалось ликвидировать сопротивление русских в треугольнике Донца.

Только что полученный разрыв фронта возле Александровки следовало удержать, чтобы он послужил трамплином для наступления на Прохоровку. Оборонительную завесу XI корпуса пришлось удлинить вдоль Разумного на северо-восток, хотя даже имеющиеся позиции мы удерживали быстро тающими подразделениями. Только 6-ю танковую дивизию еще можно было использовать для прикрытия на севере, если использовать методы активной обороны. Поэтому, если 2 другие танковые дивизии III танкового корпуса смогли продолжать свою атаку, это произошло благодаря героической обороне XI корпуса на опасно широком фронте.

Столкнувшись с сильной русской обороной и контратаками 2-го гвардейского танкового корпуса, танковые боевые {305} группы 7-й и 19-й танковых дивизий, тем не менее, 12 июля атаковали Шахово с плацдармов на реке Зуев Донец. Части 4 стрелковых дивизий в треугольнике Донца попытались избежать окружения и прорваться на север. С помощью 167-й пехотной дивизии, которая удерживала позиции на западном фасе этого вражеского бастиона, III танковый корпус очистил лесистый район к югу от Гостищева. В ходе боя было захвачено более 1000 пленных, большое количество оружия и боеприпасов.

Наше наступление по насыпям вдоль дороги Ивановка — Малое Таблоново было встречено сильными советскими танковыми частями. Однако немецкие танки доказали свое превосходство во время нескольких тяжелых танковых боев. Понеся тяжелые потери, русские отошли на север, и мы установили контакт с западным флангом 4-й Танковой Армии в Тетеревином. Большие потери в танках настолько ослабили русских, что командование Группы армий «Юг» теперь могло нанести решающий удар на Прохоровку. Войскам немедленно были отданы соответствующие приказы.

Однако в это время Красная Армия нанесла удар по южному флангу Группы армий «Юг» на реке Миус и под Изюмом. В результате стратегические резервы, которые сохранялись для наступления на Курск, — XXIV танковый корпус (панцер-гренадерская дивизия СС «Викинг» и 17-я танковая дивизия) — так и не прибыли. На южном крыле Группы армий «Центр» попытка наступления 9-й Армии оказалась безуспешной. Более того, русские сами перешли в наступление на Орловском выступе. Одновременно XLVIII танковый корпус на западном фланге 4-й Танковой Армии был остановлен крупными танковыми силами противника (по крайней мере одна танковая армия). Группа армий «Юг» намеревалась парировать эту угрозу, временно переключившись на оборону на восточном фланге 4-й Танковой Армии, чтобы разбить советскую танковую армию и возобновить общее наступление на Курск. Тем временем 7-я танковая дивизия была возвращена III танковому корпусу, а взамен армейская группа «Кемп» получила {306} только ослабленную 167-ю пехотную дивизию для прикрытия растянутого восточного фланга. Развитие операции достигло кризисной точки. У нас не осталось никаких резервов, чтобы бросить их в бой.

Атака Красной Армии на реке Миус и под Изюмом привела к тому, что намеченный удар 4-й Танковой Армии в направлении района Псел — Пена не состоялся. Так как в районе русского наступления на юге был задействован XXIV танковый корпус, у Группы армий «Юг» не осталось стратегических резервов, и русские удержали инициативу. Наступление на Курск было отменено, и планировалось уже 17 июля вывести II танковый корпус СС с Курского выступа. За ним должны были последовать и остальные танковые дивизии. Тем не менее штаб Группы армий «Юг» собирался оставить армейскую группу «Кемп» и 4-ю Танковую Армию на занимаемых позициях до тех пор, пока противник не начнет крупного наступления или наша разведка не обнаружит крупного сосредоточения сил противника.

Крупномасштабная операция «Цитадель» не достигла своей цели, хотя принесла крупные тактические успехи. В период с 5 по 20 июля Группа армий «Юг» уничтожила и захватила 412 танков, 11862 пленных, 132 артиллерийских орудия, 530 противотанковых пушек и большое количество другого оружия. Красная Армия уже не могла использовать эти войска и оружие в начавшемся большом наступлении.

Курск: отход на расширенный Белгородский плацдарм, 18–22 июля

В результате отзыва 19-й танковой дивизии армейской группе «Кемп» для сокращения фронта пришлось отойти на промежуточные позиции. Русские преследовали ее по пятам. 21 июля, чтобы устранить угрозу атаки западному флангу Группы армий «Юг», 6-я танковая и 167-я пехотная дивизии были переданы 4-й Танковой Армии. Фронт откатился еще дальше, теперь на так называемый расширенный {307} Белгородский плацдарм. Эта позиция была вдвое больше, чем старая, и удерживать ее предстояло силами только XI корпуса. Однако корпус, начиная с 5 июля, понес тяжелые потери, и его численность сократилась вдвое.

Армейская группа «Кемп» не раз запрашивала разрешение вернуться на первоначальные позиции. Это значительно сократило бы линию фронта и позволило использовать сильно укрепленные позиции на Донце. Но на все просьбы поступал отказ, и отступление было разрешено только в случае «сильного русского наступления». В результате XI корпус был втянут в серию кровопролитных боев за контроль над расширенным Белгородским плацдармом. Они были характерны заметно расширившимися секторами обороны, постоянным сокращением боевой силы, потерей солдатами моральных и физических сил, отсутствием резервов, огромным превосходством русских в живой силе и технике. Самое же скверное — наши новые позиции не были толком укреплены. 22 июля XI корпусу разрешили отход на старые, сильно укрепленные позиции под Белгородом.

Операция «Цитадель» имела целью захват Курска, уничтожение вражеских сил на выступе перед 2-й Армией и, кроме того, сокращение фронта на 270 километров. Чтобы сохранить силы немцев, операция была задумана как развитие успешных весенних наступлений армейской группы «Кемп» и 4-й Танковой Армии под Харьковом. Возвращение Белгорода дало нам удобный плацдарм для этого. Армейская группа «Кемп» еще 1 апреля предложила начать эту операцию как можно быстрее — в середине апреля, в крайнем случае — в начале мая. Мы полагали, что пауза в 4 недели, пока не высохнет грязь, будет использована для реорганизации наших войск, но будет слишком короткой, чтобы русские успели подготовить надежную оборону.

Штаб армейской группы не раз заявлял, что отсрочки операции приведут к роковым последствиям. В последний раз эти опасения были высказаны в крайне резкой форме на совещании генерала Кемпа с генерал-полковником Куртом Цейтцлером, начальником Генерального штаба армии. {308}

Кемп утверждал, что противник получит время не только для перегруппировки войск и укрепления обороны, но и для сбора стратегических резервов, которые сможет использовать для отражения нашего наступления, нанесения отвлекающих ударов или даже в качестве авангарда запланированного контрнаступления. Тем не менее операцию несколько раз откладывали. Причиной этого было утверждение, что новое оружие (прежде всего, танки PzKw-V «Пантера» и PzKw-VI «Тигр») может усилить наступательную мощь наших войск и пробьет любую оборону противника.

Увы, армейская группа «Кемп» нового оружия не получила.

Многократные отсрочки стали одной из главных причин провала операции. Боевую эффективность наших войск можно было довести до высокого уровня, однако нам не удалось превзойти противника. Русские сумели собрать значительно более крупные силы, благодаря своему заметно более высокому экономическому потенциалу. Красная Армия имела время и возможность создать оборону невиданной доселе прочности. За этой непроницаемой завесой она спокойно накапливала силы.

Другой причиной провала операции стало то, что ее план был сформулирован в зависимости от ряда событий и условий. Этот план предусматривал атаку с Белгородского выступа. Так как мы знали, что русские именно в этом районе подготовились к нашему наступлению, следовало изменить план. Нам следовало либо вообще воздержаться от наступления, либо нанести удар, но не по самому сильному, а по самому слабому пункту. Таким пунктом был участок фронта к востоку от Сум. Наши танковые дивизии получили бы свободу действий гораздо раньше, чем это произошло на самом деле. В развернувшейся битве им пришлось прогрызать себе дорогу через оборонительные позиции, сражаясь с численно превосходящими советскими войсками.

Наши планы страдали тем недостатком, что армии наступали по расходящимся направлениям. Это превращало операции в серию локальных боев, что привело к потере {309} свободы действий, особенно болезненной по причине неравенства сил. То, что планировалось как «стремительный бросок», выродилось в «медленное подползание».

Неравенство сил русских и немцев имело решающее значение уже само по себе. Немцы значительно уступали противнику, особенно в пехоте. Поэтому с самого начала наши танковые дивизии были вынуждены тратить силы на выполнение задач, совершенно чуждых им. Лишь позднее они получили возможность вести бой на открытой местности, полностью используя свою мобильность.

Вдобавок немецкие силы, выделенные для прикрытия флангов наступающих армий, которые становились длиннее с каждым днем, были для этого совершенно недостаточны.

Вину за провал операции нельзя возложить на фронтовых командиров и солдат. В тяжелых, затяжных боях против упорного, численно превосходящего врага наши солдаты понесли тяжелые потери, но вновь продемонстрировали свой несгибаемый дух и в наступлении, и в обороне. Трудность этой борьбы могут продемонстрировать потери, которые понесли дивизии XI корпуса с 5 по 20 июля:

Просто трагедия, что эти солдаты не смогли победить, но было бы ошибочно и несправедливо обвинять их в этой неудаче.

БЕЛГОРОД И ХАРЬКОВ

Советский прорыв у Белгорода, 23 июля — 8 августа

Над залитыми кровью полями на берегах Донца палило беспощадное летнее солнце, когда 4 утомленные немецкие дивизии XI корпуса (106-я, 168-я, 198-я и 320-я пехотные) 22 июля вернулись на свои старые, хорошо укрепленные позиции вокруг Белгорода. Во время операции «Цитадель» эти дивизии вели тяжелые бои, которые продолжались почти весь месяц, и понесли большие потери. Численность сократилась до 40–50 процентов штатного состава, в некоторых полках положение было еще хуже. К тому же дивизии в обозримом будущем совсем не могли рассчитывать на подкрепления.

С другой стороны, мы без проблем вышли из боя. Даже плацдарм в Белгороде, который XI корпус покинул последним из немецких соединений, сражавшихся восточнее Донца, мы покинули легко. Стрелковые дивизии Красной Армии, которые недавно понесли тяжелые потери, не понимали, почему немцы добровольно отступают, и подозревали какую-то хитрость. Эти подозрения имели под собой основание, так как до сих пор многие отступления немцев завершались внезапными атаками, приводившими к разгрому преследовавших их советских частей. Однако на этот раз {311} отступление было настоящим, не планировалось никаких хитростей. Оно было продиктовано желанием встретить неминуемое наступление сохранившихся советских стратегических резервов на более короткой и хорошо укрепленной линии обороны.

5 августа советская артиллерия начала интенсивную артиллерийскую подготовку, которая продолжалась 1 час. После этого противник ринулся наступление вдоль шоссе Белгород — Курск, где находился стык между 4-й Танковой Армией и армейской группой «Кемп», и потому здесь можно было прорвать линию обороны. Это русским полностью удалось. Они подвергли сильнейшему обстрелу 167-ю пехотную дивизию, которая занимала позиции вдоль старого советского противотанкового рва, в нескольких километрах впереди основной линии укреплений. Вскоре большое количество русских танков форсировало этот ров. К полудню они дошли до командного пункта корпуса и хлынули вглубь немецких позиций, начав обстреливать наши отходящие поезда. На следующее утро, 6 августа, после форсированного ночного марша русские армии вышли к захваченному в полный расплох штабу 4-й Танковой Армии в Богодухове, так как армия генерал-полковник Германа Гота не имела никаких резервов, чтобы заткнуть 10-километровую брешь в линии фронта между Томаровкой и Белгородом. Впрочем, их не было и для того, чтобы остановить советские танки, которые через эту брешь проникли на занятую немцами территорию на глубину 100 километров. 7 августа русские авангарды уже находились в районах к северо-востоку от Полтавы и Ахтырки. Эти и другие события наглядно показывают степень опасности положения, в котором оказался XI корпус, вынужденный сражаться фронтом на восток.

В самый первый день советского наступления XI корпус был атакован вражескими танками с тыла в 30 километрах от линии фронта. Одновременно эти танки нанесли сокрушительный удар по нашему левому флангу. В этот критический момент XI корпус был предоставлен самому себе, а вдобавок был еще связан пришедшим в последний {312} момент приказом фюрера, который требовал защищать Белгород при любых обстоятельствах.

Теперь фронт корпуса образовал глубокий выступ на вражескую территорию, который легко можно было окружить и полностью уничтожить. При этом брешь в немецком фронте по линии Томаровка — Белгород расширилась бы с 25 до 80 километров, и были бы немедленно потеряны несколько дивизий. Учитывая ограниченные силы XI корпуса, было бы ошибкой пытаться закрыть прорыв, расширив фронт корпуса. Да это было и просто невозможно, так как русские оказывали давление по всей линии фронта. Напротив, мы должны были держать все наши силы вместе, чтобы образовать прочный барьер на пути численно превосходящих советских войск.

Именно эти соображения были положены в основу плана операции. Я решил, несмотря на приказ Гитлера, начать отходить к Харькову, ведя сдерживающие бои на промежуточных позициях, а потом постараться удержать этот город. Поэтому XI корпус развернулся фронтом на север и защитил свой левый фланг от обхода противником. Правый фланг продолжал опираться на реку Донец. Нам приходилось удерживать себя от соблазна снять войска корпуса с фронта на Донце и использовать их на реке Лопань для защиты своего тыла, сражаясь с перевернутым фронтом. Фронт на Донце был не только длинным, его удерживали совсем незначительные силы. Снять отсюда какое-либо подразделение означало навлечь на себя катастрофу, даже если русские будут ограничиваться только сковывающими и ложными атаками. Поскольку такое ослабление привело бы к гибели XI корпуса, приходилось придумывать иные меры.

Единственными силами, которые мы имели под рукой, оказались остатки 167-й гехотной дивизии, которая во время прорыва русских была отрезана от 4-й Танковой Армии (около 500 измученных солдат без артиллерии и тяжелого оружия), и слабая 6-я танковая дивизия. В ней осталось только 10 танков, но солдаты сохранили свой высокий боевой дух. Так как обе дивизии были отрезаны от своего {313} высшего штаба, я немедленно взял их под свое командование и использовал для создания оборонительной линии на реке Лопань. Ночью 5/6 августа я приказал 168-й пехотной дивизии, которая находилась на левом фланге и отбивала атаки с севера на Белгород, повернуть на 180 градусов. Мы оставили город после тяжелых уличных боев и заняли новую оборонительную линию на высотах непосредственно к югу от Белгорода. В результате наши дивизии соединились с частями, прикрывавшими тыл. Я также усилил 168-ю пехотную дивизию ротой PzKw-VI «Тигров» и ротой штурмовых орудий StG III, всего в них насчитывалось 25 бронированных машин. При поддержке этих танков и своих противотанковых орудий 2 слабые дивизии (с приданной боевой группой 167-й пехотной) отбили все атаки русской пехоты, которую поддерживало большое количество штурмовиков и по крайней мере 150 танков.

На длинном участке фронта, идущем на юг вдоль реки Лопань, XI корпусу пришлось быстро формировать боевые части из различных наземных служб Люфтваффе и тыловых служб корпуса. С помощью 88-мм батарей из 7-го и 48-го зенитных полков Люфтваффе, которые мы использовали исключительно для борьбы с танками, несмотря на удары с воздуха, эти импровизированные части сумели помешать русским войскам пересечь шоссе Харьков — Белгород и выйти в тыл нашим войскам на реке Донец. Однако утром 8 августа части Красной Армии сумели прорвать позиции 168-й пехотной дивизии и утвердиться на восточном берегу реки Лопань. Только немедленная контратака 6-й танковой дивизии отбросила противника назад и устранила угрозу. На этот раз все висело на волоске, и все-таки исход был благоприятным для нас.

Тем временем советские танки шли все дальше на юг и форсировали реку Лопань в другом месте. Там они вышли прямо к важнейшему шоссе Харьков — Белгород. По случайному совпадению из Харькова следовал 905-й батальон штурмовых орудий, и все его 42 самоходки атаковали вражеские танки в момент форсирования реки, уничтожая {314} их один за другим. После этой победы 905-й батальон штурмовых орудий стал единственным мобильным резервом XI корпуса.

Бои на реке Донец, 31 июля — 9 августа

Полки 320-й пехотной дивизии генерал-майора Постеля находились примерно в 30 километрах южнее Белгорода и занимали обе стороны речной долины А, через которую на запад шла дорога, ответвляющаяся от шоссе Белгород — Харьков. Части 106-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Вернера Форста удерживали позиции к северу от нее¹. Любое русское наступление вдоль этой долины немедленно перерезало важнейшие коммуникации, поэтому батальоны, размещенные в ней, должны были обязательно остановить противника.

Наш тактический отход к восточному берегу Донца настолько удивил русских, что они двигались очень медленно и нерешительно, подойдя к реке только 23 июля. В секторе 320-й пехотной дивизии на западном берегу Донца местность была заметно выше, чем на восточном, особенно в месте слияния ручья А с рекой. Местность была заболоченной, поросшей тростником. Донец нельзя форсировать в любом месте, поэтому было ясно, что русским придется немало потрудиться, чтобы прорваться здесь. В течение дня они смогут укрыться в лабиринте старых траншей и снарядных воронок, которые остались после боев, бушевавших на восточном берегу, однако они не смогут показаться, так как сразу будут обнаружены и обстреляны немцами.

Орудия и пулеметы 320-й пехотной дивизии, размещенные в хорошо замаскированных бункерах, контролировали долину реки Донец, которая здесь имела ширину от 3 до 4

километров, настолько хорошо, что противник не мог подготовить дневную атаку. Артиллерия и тяжелое оружие размещались на холмах к юго-западу от деревни В. Они были нацелены на бывший мост, и расчеты были готовы к ночному бою. Хребет 675, с которого открывался великолепный вид на восток, превратился в несокрушимый бастион. Блиндажи, способные выдержать попадание снаряда, глубокие укрытия и переходные туннели защищали расчеты орудий от контрбатарейной стрельбы русских. Выходы из этих туннелей, обращенные к реке, были хорошо замаскированы. В них были расставлены пулеметы на случай, если противник попытается форсировать реку ночью. Сектора обстрела перекрывали не только участок, где можно было навести мост, но также районы сосредоточения и маршруты движения на обоих берегах Донца. Данные для стрельбы были подготовлены заранее и проверены, прожектора на гребне хребта были установлены так, чтобы освещать прилегающую местность. Русские ничего не подозревали об этих тщательных приготовлениях, но прекрасно знали, что наши войска используют малейшую возможность для укрепления своих позиций. В результате над опаленной солнцем, сверкающей песчаной пустыней, которую представлял собой восточный берег Донца, стояла мертвая тишина, как это обычно бывает в долгие июльские дни.

Однако короткие ночи проходили более чем бурно. Во-первых, русские разведчики пытались найти подходящие места для форсирования реки. Потом на западном берегу реки появились мелкие группы вражеских солдат, чтобы прощупать нашу оборону и взять пленных. До сих пор этот метод довольно часто приносил им успех. В темноте русские разведчики подбирались к немецким часовым, стоящим в окопах, и ждали — иногда несколько часов — подходящего момента, чтобы захватить их. Когда им удавалось это, они оглушали ошеломленную жертву, связывали ей руки и ноги веревками, затем привязывали веревку к лодыжкам и волокли к ближайшей советской траншее, пусть даже за несколько сот метров. Такие похищения происходили {317} в полной тишине. Лишь следы, обнаруженные на следующее утро, указывали направление, в котором утащили жертву.

Единственным способом защитить наших солдат от столь бесчеловечных форм похищения было увеличение количества дозорных и часовых. От часовых требовали постоянно поддерживать связь с соседними постами, мы устанавливали заграждения с сигнализацией, ставили мины, использовали специальных сторожевых собак. Эти собаки, вроде сеттеров, мгновенно чуяли любое движение и бросались на русских, если те подползали слишком близко или таились в засаде. Несмотря на эти предосторожности, терпение и изобретательность солдат Красной Армии оказались неистощимыми. Если затея не удавалась в первую ночь, ее повторяли на следующую и так далее, пока не удавалось найти требуемую жертву. Если русские узнавали о наших контрмерах, они прекращали попытки на этом участке и старались найти другой, охраняемый слабее. И опять поиск продолжался до тех пор, пока не завершался успехом. Часто их усилия вознаграждала беспечность немецких часовых. Таких «сторожей» они похищали без труда. Используя этот странный и жестокий метод, русские на фронте вдоль Донца сумели получить много информации о нашей оборонительной системе, хотя для этого им пришлось повторять поиск много раз. Таким способом русские выяснили, что позиции 320-й пехотной дивизии значительно ослаблены из-за нехватки солдат, а особенно слабым является холмистый участок, поросший деревьями, к северу от ручья А.

На основе этих сведений для первой попытки форсировать реку противник выбрал именно этот пункт. К счастью, солдаты находящегося там батальона проявили бдительность. Они обнаружили тропинки, по которым ходили русские разведчики, и заминировали их. Пулеметы и минометы были наведены на места, где разведчики переправлялись через реку, поэтому они могли стрелять даже ночью. Когда все было готово, солдаты начали внимательно следить за переправами. Как и ожидалось, в ночь с 31 июля на 1 августа, {318} перед самым рассветом, появились несколько рот Красной Армии, которые начали переправляться через Донец в трех заранее разведанных местах, используя подручные средства. Мины взорвались и уничтожили первых русских солдат, высадившихся на западном берегу, чего противник совершенно не ожидал. Роты, находящиеся на реке и на восточном берегу, были обстреляны из пулеметов и минометов и разбежались в панике, понеся большие потери. Наша артиллерия завершила работу, уничтожив переправочные средства, которые русские бросили после восхода солнца.

Генерал Постель и его солдаты не допустили ошибки, подумав, что русские после первой неудачи откажутся от своего намерения с боем форсировать реку в этом месте. Наоборот, ночью 1/2 августа они повторили попытку в тех же местах, используя более крупные силы и новые переправочные средства. Генерал Постель решил не мешать им в начале переправы, а нанести удар в критический момент, чтобы он стал решающим. Он приказал нескольким батареям сосредоточить огонь на мосту после того, как он будет почти готов. В назначенное время, незадолго до полуночи, все батареи открыли огонь по переправе, а затем прекратили стрельбу так же внезапно, как и начали. Наблюдатели на хребте видели многочисленные лучи света и мечущиеся огоньки на восточном берегу реки. Почти законченный мост был разнесен в щепки, раненые плавали среди обломков с дикими криками, пока темные силуэты (вероятно, санитары) бежали к ним на помощь.

Но прошло всего лишь полчаса, и наши наблюдатели сообщили, что строительство моста возобновилось. Громкий стук молотков и визг пил заставили генерала Постеля приказать еще раз открыть огонь по тому же самому месту. Результат получился такой же сокрушительный, хотя на этот раз после разрывов наших снарядов воцарилась тишина, которую нарушили только взрывы складов боеприпасов, загоревшихся от прямых попаданий. Однако через некоторое время пожары погасли, и русские возобновили работу как ни в чем не бывало. Очевидно, командир на {319} противоположном берегу имел жесткий приказ закончить мост к рассвету любой ценой.

Чтобы сорвать эту затею, но не тратить лишних боеприпасов, генерал Постель приказал одной батарее 210-мм гаубиц вести беспокоящий огонь по району строительства моста. Наблюдения подтвердили, что снаряды накрыли цель. После часа редкой стрельбы стало ясно, что русские нашли ответ. Если прямое попадание снаряда вызывало большие разрушения, это приводило к приостановке работы, но после близких разрывов молотки начинали стучать немедленно. Поэтому генерал Постель решил, что русские смогут к рассвету закончить мост, несмотря на тревожащий огонь.

Тогда он приказал использовать несколько замаскированных пулеметов для обстрела строителей через короткие промежутки времени. Судя по доносящимся крикам тех, кто был ранен, и немедленному прекращению строительства, пулеметные очереди оказались действенней тяжелых снарядов. Но даже теперь русские все-таки пытались что-то сделать, однако огромные потери сначала замедлили их работу, а потом привели и к полной ее остановке.

Периодически наши тяжелые гаубицы открывали огонь, чтобы вынудить русских окончательно отказаться от работ и разрушить остатки моста. Только после рассвета наши наблюдатели наконец сумели полностью представить себе итоги ночных событий. Перед ними предстало ужасное зрелище. Вверх торчали расщепленные бревна, между ними валялись изуродованные трупы отважных людей, которые нашли смерть, пытаясь выполнить свою задачу. Вокруг обломков моста в реке плавали еще более изуродованные трупы. На берегу, в воронках тоже повсюду виднелись тела. Разбитые машины, мертвые лошади, боеприпасы и всяческое снаряжение валялись буквально повсюду. Но уцелевшие русские полностью исчезли с этого места.

Тем не менее одной маленькой группе все-таки удалось избежать гибели, укрывшись под крутым западным берегом, где мы не могли накрыть их огнем. На рассвете 2 апреля патрули 320-й пехотной дивизии загнали эту группу в {320} ближайшее болото. Красноармейцы продолжали отстреливаться, даже когда завязли в грязи по грудь. Но таким образом они сумели продержаться до темноты. К огромному удивлению немцев, на рассвете 3 апреля выяснилось, что эта горстка русских не только все еще занимает свою полоску болота, но еще и получила подкрепления. Бок о бок в болоте сидели две роты. На такое не были способны ни немцы, ни какие-либо другие европейские солдаты. Болото было расположено на западном берегу, как раз перед долиной, в 300 метрах от реки. Полковые и батальонные командиры генерала Постеля намеревались защищать позиции в долине, потому что надеялись, что болото послужит надежным препятствием и помешает русским форсировать реку. Ни один из этих офицеров (и ни один немецкий командир вообще) не стал бы загонять своих солдат в болото, чтобы разместить их поближе к реке.

Зато русские, наоборот, в зыбкой почве разглядели шанс закрепиться на западном берегу и создали «болотный плацдарм» в таком месте, которое немецкие солдаты и не думали оспаривать. Наши пехотинцы резонно предположили, что русские не сумеют просидеть в болоте слишком долго. Один наблюдатель, сидевший на церковной колокольне неподалеку, мог видеть «болотный плацдарм» в малейших деталях. Не веря собственным глазам, он следил за головами советских солдат в шлемах (их тела были укрыты тростником), которые качались вверх и вниз, словно пробки на волнах. Русские держали винтовки на связках ветвей и были готовы открыть огонь в любой момент. Рядом с ними мирно прыгали лягушки, беспечно квакая. Их монотонная вечерняя песня казалась нашим солдатам как нельзя больше подходящей бессмысленному поведению русских. Однако мы понимали, что русские сделали только первый шаг своего плана. Каким будет следующий? На это могли ответить лишь дальнейшие события.

Разуверившись в попытках силой форсировать реку, русские, похоже, решили сменить место и способ действия. Нашим офицерам казалось, что русские либо утонут в {321} болоте, либо еще раз сменят направление атаки. Изменение или отказ от плана, который был уже принят, совершенно не соответствовали образу мышления русских, и когда это происходило, это было явным признаком того, что противник считал, что потерпел серьезное поражение.

Теперь русские в качестве объекта атаки выбрали батальон, расположенный чуть севернее. Удар был нанесен во второй половине дня 3 августа. Этот сектор представлял собой группу лесистых холмов, крутые склоны которых мешали обзору, так как все закрывал густой кустарник. Восточный край гряды холмов, которые имели высоту от 30 до 50 метров, подходил прямо к западному берегу Донца. Отсюда наши солдаты могли хорошо видеть реку и имели прекрасные сектора обстрела. Однако из своего прошлого опыта солдаты батальона знали, что, если русские зацепятся за опушку, которую нелегко оборонять, выбить их оттуда будет уже почти невозможно.

За 2 года войны мы поняли, что единственным и радикальным средством выбить солдат Красной Армии из зарослей является огонь. Это могли быть огнеметчики или огнеметные танки. Впрочем, можно было просто поджечь лес. Очень часто приходилось окружать русских и уничтожать их в рукопашном бою, что неизбежно вело к тяжелым потерям с обеих сторон. Упорство русских превосходило все, что мы когда-либо встречали на других театрах. Опасность сражения с ними в этом конкретном лесу была еще выше, потому что у нас было слишком мало сил. После операции «Цитадель» в наших фронтовых ротах осталось не более половины состава, а никаких резервов в тылу мы не имели. В лучшем случае батальон должен был полагаться на свои отлично подготовленные ударные отделения и чахлый полковой резерв — роту из 60 человек, если потребуется ликвидировать вклинение. Поджечь молодые деревья, покрытые зеленой листвой, было совершенно невозможно. Поэтому будущее вызывало у всех офицеров мрачные предчувствия. Они знали, что должны отбить атаку русских до того, как противник подойдет к оборонительной линии. {322} Иначе мы могли потерять зону лесистых холмов, которая могла стать великолепным районом сосредоточения сил для нового мощного удара по нашим позициям. Только дивизионная артиллерия 320-й пехотной, которая оставалась по-прежнему сильной, и Люфтваффе могли помочь нам сорвать планы противника. Они сделали все, что только могли.

Как только русские подготовили переправочные средства в прибрежных кустах и камышах, наши наблюдатели сразу это заметили. Это позволило уничтожить плавсредства артиллерийским огнем, несмотря на великолепную маскировку. Разведывательные самолеты обнаружили большое количество солдат в траншеях недалеко от Донца. Вскоре после этого появились бомбардировочные эскадрильи 4-го Воздушного Флота и атаковали район сосредоточения войск противника, а также артиллерийские позиции. Волна за волной бомбардировщики сбрасывали свой смертоносный груз, и вскоре советские батареи, которые уже начали пристреливаться по нашим позициям на холмах, замолчали. Но еще больше сделала батарея 210-мм гаубиц I батальона 213-го артиллерийского полка, приданная нашим передовым подразделениям. Ее наблюдатели точно определили расположение русских батарей поддержки с помощью звуко-пеленгации и по вспышкам выстрелов и после короткой пристрелки уничтожили их, прежде чем русские успели сменить позиции. Этот успех вынудил русских снова отойти и заставил их артиллерию быть более осторожной, можно даже сказать, застенчивой, что привело к резкому падению ее эффективности.

С другой стороны, нам много хлопот приносили внезапные удары «Сталинских органов». Эти ракетные установки меняли позиции сразу после залпа, и поэтому артиллеристы 320-й пехотной дивизии никак не могли ее обстрелять. Лишь после того, как наши артиллерийские наблюдатели обнаружили, что русские занимают одни и те же позиции, пусть в произвольном порядке, на трех или четырех перекрестках, немецкая артиллерия получила возможность справиться с ними. Все имеющиеся батареи II, III и IV батальонов {323} 320-го артиллерийского полка, а также приданная 210-мм гаубичная батарея пристрелялись по одной из известных позиций каждая, чтобы одновременно засыпать градом снарядов все, как только ракетные установки дадут залп. Таким способом мы рассчитывали наверняка накрыть эти батареи, и действительно, многие ракетные установки были уничтожены. Расчеты уцелевших ракетных установок больше не рисковали выезжать на открытые места, чтобы обстреливать нашу пехоту. Таким образом, ракетные установки перестали представлять для нас угрозу, и еще раз подтвердилась старая пословица «необходимость — мать изобретательности».

Только после этого эпизода наши солдаты смогли насладиться коротким периодом отдыха, который оказался приятным затишьем перед ужасным штормом, так как русские решили использовать свой опыт ночных действий. Артиллерия и тяжелое пехотное оружие генерала Постеля напрасно пытались помешать им. Несмотря на беспокоящий огонь, русские упрямо вели подготовку к новому ночному форсированию Донца. На этот раз они решили попытать счастья сразу в двух пунктах одновременно. Если вспомнить русский характер, то станет понятным, почему одним из этих пунктов был тот, где они были разбиты накануне. Однако одновременно наши наблюдатели заметили движение и услышали шум падающих бревен в нескольких километрах южнее, там, где раньше через реку был переброшен шоссейный мост. Сразу стало понятно, что русские намерены не просто переправиться через реку по мосту, но что именно здесь следует ожидать главного удара. Наши солдаты провели тревожную ночь, так как абсолютно все понимали, что именно сюда русские бросят всех людей и технику, когда начнется новый бой. Они попытаются побыстрее решить его исход, просто раздавив нас числом.

С первыми лучами солнца 4 августа передислоцированные батареи Красной Армии открыли огонь, посылая залп за залпом через Донец. Укрепления северного батальона {324} затрещали. Когда к легким артиллерийским батареям присоединились тяжелые минометы, на наших позициях начался настоящий бесовский шабаш. Сосредоточенный на крошечном пятачке адский огнь сносил любые траншеи, разрушал самые глубокие укрытия. Вырванные с корнем и расщепленные стволы деревьев завалили все вокруг, после чего уцелевшие немецкие солдаты потеряли возможность переходить с одного участка на другой. Им оставалось только укрываться в снарядных воронках и ждать неминуемой атаки русской пехоты.

Интенсивный обстрел продолжался 2 часа, после этого вражеские снаряды начали свистеть над головами немецких защитников и стали рваться на тыловых позициях. Едва наши солдаты перевели дух после переноса огня, как появились первые советские пехотинцы. Однако после изматывающего пребывания под огнем возможность вступить в бой была воспринята ими с облегчением. Пулеметы немедленно открыли огонь по атакующим, затрещали автоматы, загремели разрывы ручных гранат. Однако все эти звуки утонули в громовых раскатах, когда немецкие батареи открыли контрбатарейную стрельбу. Под сосредоточенным огнем 320-го артиллерийского полка и приданных батарей вздымались столбы грязи и воды, но при этом взрывы разносили в щепки переправочные средства русских, нанося им ужасные потери.

Тем не менее русские каким-то образом сумели переправить через реку несколько рот, главным образом потому, что наша оборона потеряла монолитность. Сокрушительная русская артподготовка пробила большие бреши в обороне 320-й пехотной дивизии, так как в траншеях и без того находилось слишком мало людей. Вскоре штурмовые отряды Красной Армии проникли в эти бреши и окружили несколько очагов сопротивления, хотя наши дрались просто отчаянно. Немецкие солдаты могли слышать, как вопящие толпы противника идут все дальше и дальше в тыл. Их собственная судьба казалась решенной. Однако наши окруженные войска зубами вцепились в землю, сопротивляясь {325} даже в безнадежном положении. Они надеялись, что соседние подразделения или тыловые резервы все-таки придут на выручку. Но до тех пор, пока это не случится, им предстояло защищаться самостоятельно, и каждый час превращался в бесконечность.

Внезапно в лесу, который находился дальше в тылу, затрещали немецкие пулеметы, которые можно было легко узнать по высокому темпу стрельбы. Вскоре к ним присоединился характерный треск автоматов, и над головами защитников укреплений засвистели пули. Загрохотали ручные гранаты, а потом бешеное «Ура!» перекрыло шум жестокого боя в лесу.

«Наши резервы атакуют! — закричали окруженцы, и сердца у них невольно дрогнули. — Они идут! Они подходят!» Вскоре между деревьями показались первые группы бегущих русских солдат, и их количество быстро увеличивалось. Настойчивость русских, окружавших наши узлы сопротивления, стремительно таяла, так как их уносил поток бегущих.

В этот же день, но ближе к вечеру, русские снова штурмовали восстановленную немцами линию обороны, постаравшись, чтобы эта атака по времени совпала с ударом на юге, так как именно туда были обращены основные усилия нашей артиллерии и авиации. Чтобы отразить очередную атаку, резервов уже не осталось, поэтому русские глубоко вклинились в лес. Только немедленная переброска дивизионного резерва (12 штурмовых орудий и рота саперов численностью около 100 человек) помогла остановить русское наступление на западном краю ущелья, которое пересекало лес с севера на юг. К счастью, несколько лесных дорог и узких тропинок среди деревьев позволили пройти штурмовым орудиям. При помощи саперов они сумели поддержать растрепанные подразделения серьезно пострадавшего батальона. Наши отступающие солдаты сумели зацепиться за край оврага, который имел глубину несколько метров, и создали нечто вроде новой линии обороны. Батальон прекратил отступать, с помощью штурмовых орудий и {326} саперов солдаты отбивали любую попытку русских пересечь овраг. Каждый раз, когда на противоположной стороне оврага показывался советский пулемет, наши наблюдатели обнаруживали его. Едва он открывал огонь, меткий выстрел одного из штурмовых орудий уничтожал его. С каждым прошедшим часом немецкая линия обороны становилась все крепче, так как к фронту подтягивались солдаты из госпиталей и тыловых служб дивизии. Их, как обычно, перебрасывали туда, где намечался кризис. Кроме того, саперы спешно заминировали дно оврага, устроили несколько завалов, установили тревожную сигнализацию. Все эти меры заметно повысили обороноспособность позиции, и к закату солнца угроза прорыва русских была ликвидирована.

Однако к этому времени положение батальона на юге стало просто отчаянным. Противник нанес удар по северному флангу этого батальона и отбросил его назад, на слабую вторую линию обороны. Вместо того, чтобы повернуть крупные силы на юг и выбить батальон с господствующей высоты, что наверняка ослабило бы силу атак в районе лесного оврага, русские просто обошли тонкую немецкую линию, надеясь нанести удар ее защитникам с тыла, что привело бы к краху всех наших позиций в долине. Этот отважный батальон сорвал все планы противника, удержав позиции, несмотря на угрозу полного окружения.

В этот момент произошло совершенно непредвиденное событие. В разрыве между батальоном, обороняющимся на краю оврага, и батальоном на холме появились солдаты в немецкой форме. Они несли немецкое оружие и на хорошем немецком сообщили, что прибыло подкрепление для усиления угрожаемого участка. Понятно, что наши солдаты встретили это известие с огромной радостью, оно разлетелось по батальону со скоростью молнии. Прежде чем командир батальона сумел оценить силу подошедшего подкрепления, которое словно было послано небом, к русские начали атаку по всей линии фронта батальона. В несколько минут ситуация стала критической, и батальон бросил всех солдат на фронт, всех, до последнего человека. {327}

В этот момент «немецкие» солдаты из только что подошедших рот густыми колоннами хлынули из леса и открыли шквальный огонь по флангу и тылу батальона. Началась суматоха, послышались крики: «Это немцы!», «Не стреляйте!», «Прекратить огонь!», «Спятили!», «Что происходит?». Несколько драгоценных минут защищающиеся потратили на то, чтобы понять, что же происходит. Внезапно стрельба прекратилась, и новые «немцы» перемешались с защитниками. Но теперь они, пронзительно крича: «Ура! Ура!», атаковали нас. В безумном водовороте было просто невозможно отличить своих от чужих, в лесу теперь каждый дрался с каждым. Казалось, ничто уже не поможет и распутать этот безумный клубок не удастся.

Но командир батальона понял цель этой предательской атаки и моментально принял единственно правильное решение, которое еще могло спасти его батальон от окончательной гибели, а позиции в долине от крушения. Он приказал немедленно отступить к северной окраине деревни А, и этот приказ подействовал подобно электрической искре. Даже в суматохе боя наши солдаты узнали голос своего командира и выполнили приказ. Вскоре каждый немецкий солдат четко знал, что нужно делать. Восстановить порядок было нелегко, но это требовалось сделать, потому что в противном случае будут потеряны и все солдаты, и всё оружие. Однако командир твердо верил, что его офицеры и опытные солдаты сумеют это сделать.

Командир батальона постарался собрать всех офицеров и солдат, находившихся поблизости, и сформировал из них ударное подразделение, которое сам возглавил. Держа перед собой автоматы и винтовки, чтобы открыть огонь в любую секунду, с кинжалами и ручными фанатами в руках, эта группа убивала переодетых русских всюду, где только встречала. Их легко было узнать по монгольским чертам лица, несмотря на немецкую форму. Таким образом командир батальона и его солдаты проложили себе путь сквозь гущу схватки и вышли на опушку леса, где они нашли относительно безопасный путь через лощинки, которые вели к {328} деревне. Подражая командиру, остальные офицеры и унтер-офицеры сколотили свои подразделения и тоже прорвались к деревне. Как только подходила новая группа, командир батальона сразу ставил их на позиции, рядом с обозниками, которые уже находились в деревне. Сейчас уже никто не обращал внимания, кто из какого подразделения. Времени на подобные мелочи не оставалось. Тем временем штаб полка узнал о сложившейся катастрофической ситуации. К деревне была немедленно отправлена на грузовиках, одолженных в дивизии, резервная рота. Ее сопровождала горстка штурмовых орудий.

Используя складки местности возле деревни, которые укрывали от противника, ко второй половине дня командир батальона сумел собрать своих солдат, и они заняли прочную позицию. Когда вскоре после этого на опушке леса появились русские, плотный пулеметный огонь вынудил их отступить обратно под защиту деревьев. Как только русские повторяли попытку приблизиться к деревне, огонь артиллерии и штурмовых орудий отбрасывал их. Снова и снова огонь защитников вынуждал русских отступить за деревья с тяжелыми потерями. Постепенно начало темнеть, и в сумерках неожиданно много отбившихся солдат батальона пробрались к деревне окольными путями. К полуночи батальон почти восстановил ту численность, которую имел до начала атаки. Потери оказались на удивление небольшими. Присутствие духа и его способность ориентироваться даже в самой запутанной ситуации, а также инициатива, которую проявили офицеры и унтер-офицеры, спасли батальон от неминуемой гибели. Грубое нарушение Красной Армией международных законов, хотя и привело к потере важного оборонительного узла, все-таки не послужило причиной прорыва немецкого фронта на Донце.

Скорость, с которой батальон оправился от удара, полученного днем, доказала большие способности командира. А ночью он начал готовить план возвращения утерянных позиций, показав тем самым, что верит в своих солдат, с которыми пережил этот черный день. На рассвете 4 августа {329} он намеревался атаковать противника, рассчитывая внезапным ударом вернуть захваченный русскими холм, хотя противник сам наверняка собирался возобновить наступление.

На рассвете русская артиллерия и тяжелые минометы начали обстреливать деревню. Интенсивность огня быстро нарастала. С оглушительным грохотом, который отдавался среди деревьев, снаряды сыпались на деревню и соседнюю дорогу. Под защитой стены огня волна за волной выскакивали из леса русские и мчались вниз по склону через лес к новой немецкой позиции.

Головные подразделения русских уже подошли почти вплотную, когда немцы бросились в контратаку. На сцене, а точнее над ней, появились пикировщики и штурмовики и начали наносить удары по врагу. Штурмовые орудия, количество которых за ночь заметно увеличилось, двинулись вперед, тоже начав стрелять. Их пушки, а также пулеметы, которые стреляли из окопов и укрытий, артиллерия, противотанковые пушки и зенитки нанесли вражеским танкам такой урон, что атака немедленно захлебнулась. Захваченные на местности, где не было совершенно никаких укрытий, русские солдаты сразу поняли, что укрыться от ураганного огня они могут только за деревьями.

Однако в тот самый момент, когда противник начал отходить назад, открыли огонь орудия 320-го артиллерийского полка, которые поставили огневую завесу на опушке леса. Русские снова понесли большие потери, а потерявшая монолитность боевая часть превратилась просто в толпу. Люди разбегались в разные стороны, стараясь хоть как-то спастись, однако лишь жалкие остатки атакующей группы сумели укрыться в лесу. Но даже среди деревьев они не были в безопасности и времени на переформирование не получили. Командир немецкого батальона повел своих людей в решительную контратаку. Его поредевшие роты пылали желанием отомстить русским за предательскую уловку, использованную вчера. Они преследовали убегающих русских по всему лесу, буквально наседая им на пятки, и столь стремительное продвижение помешало противнику {330} собраться на бывших немецких позициях на холме. Прошло не более 2 часов с начала атаки, как первый немецкий солдат уже ворвался в траншею, которую занимал накануне. Вскоре немцы снова закрепились на холме.

Предательская атака 3 августа создала действительно опасную ситуацию, но контратака 4 августа лишила русских всех плодов, которые им принесла нечистоплотная уловка. В результате операции они понесли тяжелые потери в людях и технике, в том числе были перебиты почти все солдаты, переодетые в немецкие мундиры. К несчастью, наши поредевшие и измученные роты просто не имели сил отбросить противника на другой берег Донца, хотя 320-я пехотная дивизия по-прежнему удерживала важнейшие позиции на холме на юге и вдоль лесного ущелья на севере.

Несмотря на огромные потери при попытках навести мост на южном плацдарме, ночью 4/5 августа русские совершили еще одну попытку. Хотя мы не ожидали возобновления строительства именно в этой точке, наша оборонительная система продолжала действовать, и беспокоящий огонь велся с учетом опыта, полученного ранее. Гаубицы и пулеметы обстреливали те же самые цели, что и ранее. Снова пулеметы оказались самым действенным средством уничтожения живой силы, тогда как артиллерия уничтожала оружие и технику. Как и раньше, русские не пали духом и упрямо продолжали попытки навести мост. И все-таки к полуночи они выдохлись, и работы прекратились. По лязгу гусениц, долетающему с восточного берега Донца, можно было предположить, что русские подвели тягачи и стараются вывезти подбитые машины, склады и мостостроительную технику.

Но в данном случае мы пришли к совершенно неправильным выводам. Ко всеобщему изумлению, на рассвете лязг гусениц не умолк, наоборот, он стал ближе и громче. Когда наблюдатели включили прожектора, то эти «тягачи» на самом деле оказались танками, которые каким-то образом переправились через реку ночью. На рассвете головные вражеские танки подошли к окраине деревни В, через которую они проскочили, стреляя из пушек по нашим позициям, {331} находящимся чуть западнее. Этот бросок, очевидно, был сигналом к началу общей атаки, так как русская артиллерия открыла огонь по деревне с восточного берега реки. Снаряды градом сыпались на наши позиции на хребте и холмах, которые с обеих сторон окружали долину ручья А. Русские явно намеревались нейтрализовать господствующие высоты.

Наша артиллерия немедленно ответила огнем, нацеленным на русские силы в долине и к востоку от деревни А. Эта огневая завеса, а также заграждения и минные поля несколько затормозили русское наступление, а потом окончательно рассвело, и появилась возможность вести прицельный огонь. Теперь стало видно, что русские танки покинули дорожную развилку восточнее деревни и в сопровождении большой группы пехоты, эшелонированной в глубину, проникли в центр деревни. Другие танки, прошедшие через брешь, повернули на север и на юг, чтобы обойти вокруг деревни и атаковать ее со всех сторон. Захваченный врасплох этой атакой измученный батальон (лишившийся штурмовых орудий и саперной роты, которые были переведены на другой участок фронта) не имел другого выбора, как стремительно отступить через долину вниз по течению ручья А и постараться занять прежние оборонительные позиции в деревне А.

Это был критический момент, так как вклинившиеся русские части вышли в точку, откуда могли повернуть либо на север, обходя защитников лесного оврага, либо двинуться вперед и ворваться на позиции дивизионной артиллерии. Генерал Постель немедленно приказал вернуть штурмовые орудия, чтобы контратаковать вражеский авангард. Несмотря на сильное давление русских и тяжелые бои вдоль реки Лопань на западе, я освободил II батальон 1-го полка тяжелых минометов, вооруженный многоствольными реактивными минометами «Небельверфер» для поддержки его операции. Эти силы, собранные поздно утром, сумели остановить противника и оттеснить его к восточной окраине деревни А. {332}

Во время первой русской атаки утром снова заявил о себе «болотный батальон», сидевший на берегу реки. С почти невероятным упорством русские отстаивали эту трясину и даже перебросили туда еще несколько стрелковых рот. Когда началось наступление вниз по долине, поддержанное танками, эти солдаты попытались внезапным броском захватить наш опорный пункт на холме, с которого просматривалась река. Для этого они спустились вниз по берегу и атаковали холм с юга. К счастью, немецкий взвод, находившийся там, не был застигнут врасплох и немедленно остановил «болотных солдат» пулеметным огнем. Более того, засадная батарея III батальона 320-го артиллерийского полка, размещенная как раз в предвидении подобного случая, внезапно открыла огонь по противнику с тыла практически в упор. В результате русский батальон был обстрелян с двух сторон, что невозможно было выдержать. В подобных ситуациях быстро ломались и опытные подразделения.

К полудню общая советская атака была остановлена во всех пунктах, и противник оказался загнанным в длинный, но очень узкий мешок, по которому не мог двигаться на назад, ни вперед, потому что понес бы тяжелые потери. Его положение становилось еще более опасным, потому что все попытки подвести резервы для расширения прорыва были сорваны плотным огнем немецкой артиллерии с флангов и из тыла. Лишь когда наступит темнота, русские сумеют перебросить достаточно подкреплений, чтобы дать наступлению новый импульс. Эта перспектива серьезно беспокоила генерала Постеля и его офицеров, которые уже использовали последнего солдата и последнюю пушку, чтобы остановить первое наступление. Им недостаточно было удержать русских на занятых позициях, противника следовало отбросить за Донец, причем до наступления ночи.

Несмотря на неравенство сил, генерал Постель решил использовать 9 оставшихся штурмовых орудий и роту саперов для лобовой атаки с двух сторон по улице, проходящей через центр деревни. Боевые саперы были отчаянными парнями, готовыми выгнать самого сатану из ада, они {333} умели отлично взаимодействовать со штурмовыми орудиями. На флангах русского вклинения удар должны были поддержать пулеметы, противотанковые пушки и зенитки. С их позиций деревня просматривалась буквально насквозь, словно находилась на блюдечке, поэтому вести огонь было предельно просто. Это обстоятельство позволяло добиться идеального взаимодействия между штурмовыми группами и силами поддержки. Свой вклад могли внести Люфтваффе, которые прислали группу штурмовиков. Атака началась в 13.00.

Следует отметить, что саперы, кроме всего прочего, рвались выйти к Донцу и узнать, как русские сумели переправить через реку такое большое количество танков, хотя им не дали построить мост. Этот вопрос ставил в тупик буквально всех, вплоть до штаба корпуса, так как мы защищали позиции на этой реке уже несколько месяцев. Мы измерили ее глубину во всех секторах обороны и знали, что она абсолютно непроходима для танков. Во время операции «Цитадель» наши PzKw-VI «Тигр» и штурмовые орудия StG-III сумели пересечь Донец, лишь когда был построен 72-тонный мост. Однако с холма на юге, который мы успешно защитили от нападения «болотного батальона», наши наблюдатели ясно видели следы гусениц, ведущие к восточному берегу реки, а затем появляющиеся на противоположном берегу. Поэтому многие офицеры, видевшие это, решили, что русские использовали танки-амфибии.

Я оказался единственным из присутствующих, кто раньше сталкивался с русскими танками, и потому не согласился с данным предположением. В июле 1941 года, когда я командовал 6-й моторизованной бригадой 6-й танковой дивизии, я встретил и уничтожил 6 легких танков-амфибий на реке Шилине южнее Новоселья, которое расположено на большом шоссе, идущем к Ленинграду. Бегло осмотрев их, я решил, что они изготовлены в США. Но я знал, что больше такие танки ни разу не встречались нашим войскам, а после войны стало известно, что Соединенные Штаты в то время не строили ничего подобного. Поэтому я {334} решил, что это были опытные модели, построенные в СССР. Но, как бы то ни было, вопрос был очень важным для нас. Легкие танки, способные плавать, выглядели карликами по сравнению с Т-34, использованными в этой атаке. Поэтому я решил, что русские танки, форсировавшие Донец, никак не могут быть амфибиями.

Мы прекрасно знали характеристики Т-34 и никак не могли понять, каким образом они сумели переправиться через реку, глубина которой по нашим измерениям превышала 3 метра. Хотя Т-34 имел великолепную проходимость по пересеченной местности, превосходя в этом любой европейский танк, и часто демонстрировал прямо-таки удивительные характеристики, все офицеры, находившиеся здесь, считали, что Т-34 не может форсировать Донец в данном месте. Однако нельзя было отрицать, что они оказались на нашем берегу.

Понадобились еще несколько часов тяжелых боев, чтобы мы сумели разгадать эту загадку. Прежде всего, требовалось добраться до реки, хотя русские упорно сопротивлялись, несмотря на жестокий обстрел с флангов. Каждый дом приходилось буквально вырывать у них в ходе жестоких рукопашных схваток. Советская пехота цеплялась даже за руины домов, разрушенных артиллерией, если только поблизости находились их танки. Эти Т-34 теперь превратились в становой хребет обороны, как утром они служили главной атакующей силой. Мы обстреливали их со всех сторон из всего, что только могло стрелять, но наша стрельба приносила мало прока, если только танк не получал прямое попадание бронебойным снарядом. Тогда он мог загореться. Наибольшую угрозу для Т-34 представляли наши штурмовые орудия, и перед ними была поставлена сложная задача. Танков было больше, и они упорно защищались, поэтому StG-III вынуждены были подходить буквально вплотную. Многие наши штурмовые орудия получили прямые попадания в толстую лобовую броню, прежде чем смогли уничтожить первый Т-34. Если русский снаряд пробивал верхнюю плиту лобовой брони какого-либо штурмового {335} орудия, его приходилось отводить в тыл, заменяя теми машинами, лобовая броня которых пока была цела.

Несмотря на эти сложности, штурмовые орудия постепенно двигались вперед. Через час горели 5 Т-34, тогда как лишь несколько наших StG-III получили легкие повреждения, но все остались в строю. Однако когда наши солдаты вышли к центру деревни, тяжелые потери русских уравняли силы. Сопротивление вражеской пехоты, попавшей в ловушку в долине, действительно стало упорнее, так как все больше подразделений попадало под обстрел с флангов по мере продвижения наших частей. Те подразделения, которые могли, разворачивались, чтобы встретить наши войска. Лишь после того, как в бой вступили штурмовики Люфтваффе, атаковав подразделения, которые уже находились под перекрестным огнем нашей артиллерии, воля русских к сопротивлению заметно ослабла. Однако Т-34 продолжали упорно сопротивляться. Их экипажи поняли, что отступление приведет к тяжелым потерям. Их отказ отступить не лишил нас победы, но сильно отсрочил ее. Лишь ближе к вечеру последний Т-34 стал жертвой наших уцелевших штурмовых орудий, вражеское сопротивление окончательно прекратилось.

Темнота опустилась, как раз когда немецкие солдаты вошли в деревню, и артиллерийские наблюдатели смогли занять свое место в «орлином гнезде» на церковной колокольне, которую утром им пришлось освободить. Уже в сумерках штурмовые орудия вместе с патрулями саперов, преследуя разбитых русских, подошли к берегу реки в том месте, где Т-34 выскакивали из утреннего тумана. Но даже подойдя вплотную, немцы не нашли никаких признаков моста. Лишь когда смущенные саперы замерили глубину воды, загадка разрешилась. На глубине полметра обнаружился подводный мост. Русские строили подобные мосты и в других случаях, когда требовалось спрятать переправу от самолетов-разведчиков Люфтваффе. Поэтому само существование такого моста не вызвало особого удивления, странным было другое. Как русские сумели построить его {336} так быстро, несмотря на артиллерийский обстрел? Лишь после внимательного осмотра основания моста удалось получить ответ на все вопросы. Мы обнаружили два ряда исправных Т-34, стоящих под водой бок о бок. Эти танки служили опорами подводному мосту. Поверх них наскоро были уложены доски и тросами привязаны к танкам. Решение позволить другим танкам переходить этот мост было довольно рискованным. Во время переправы несколько Т-34 перевернулись и рухнули в воду, но для русских это мало что значило. Главная цель — как можно быстрее переправить через Донец как можно больше танков — была достигнута. Лишь наши штурмовые орудия избавили их от необходимости совершать обратный переход по столь странному мосту.

Противник явно надеялся вытащить затопленные танки из воды и использовать их после успешного прорыва нашей обороны. Но дела повернулись так, что наши саперы взорвали их прямо на дне, добавив еще десяток Т-34 к «танковому кладбищу», которое уже образовалось на суше. Действия подрывных партий закончили этот полный событиями день. Ночная тишина опустилась на землю подобно вуали.

В очередной раз необычная тактика, использованная Красной Армией, позволила ей добиться внезапности и поставила нашу оборону на грань катастрофы. Лишь немедленные и эффективные действия офицеров на местах и отважное поведение солдат генерала Постеля не позволили русским добиться успеха. Контратаку провело крошечное соединение — 9 штурмовых орудий и около 80 саперов, однако оно сумело разбить значительно превосходящие силы. Это следует объяснить, прежде всего, большим количеством автоматического оружия, огонь которого был хорошо скоординирован и наносил русским чудовищные потери. Результат этой маленькой битвы показывает, чего можно добиться минимальным количеством хорошо подготовленных солдат, если их поддерживает эффективное оружие.

Учитывая постоянно ухудшающуюся ситуацию на восточном фланге XI корпуса, было понятно, что даже после {337} отпора, полученного 5 августа, Советы не прекратят своих попыток прорвать фронт на Донце. К этому времени русские сохранили только один плацдарм за рекой вдоль лесистых холмов и лесного оврага, который наши солдаты назвали Totenschlucht — «Овраг смерти». Вражеские войска на восточном склоне оврага во время боя 5 августа бездействовали, но казалось очевидным, что следующий удар русские нанесут именно через «Овраг смерти», несмотря на колоссальные трудности, связанные с этим.

По случайному совпадению или намеренно, но русские начали атаку 6 августа, как раз в тот момент, когда левое крыло XI корпуса оказалось в критическом положении. Вражеские танки и пехота прорвались глубоко в наш тыл вдоль реки Лопань. В результате русские оказались и в нашем тылу, и если еще будет прорван фронт на Донце, тогда 5 наших дивизий окажутся в окружении под угрозой неминуемой гибели. Было просто необходимо, чтобы 106-я и 320-я пехотные дивизии удержали позиции, причем без всякой надежды получить дополнительные подкрепления от штаба корпуса.

Генерал Постель был вынужден пойти на крайние меры, чтобы только наскрести хоть какие-то резервы. Он снял 2 батальона с относительно спокойного участка на крайнем южном фланге, заменив этих ветеранов жиденькой цепочкой новобранцев и пополнениями из маршевых батальонов. Используя молодых солдат, не имеющих боевого опыта, на широком фронте, не имея заслуживающих упоминания резервов, Постель шел на огромный риск. Но события 6 августа, имевшие место после этой перегруппировки, показали, что он был совершенно прав.

После нескольких неудачных попыток штурма русские сумели пересечь минные поля в овраге путем совершенно немыслимого и зверского использования своих солдат. Метод использовался предельно простой. Роту за ротой гнали в плотно заминированный овраг перед нашими траншеями, пока не взорвалась последняя мина. В конце концов «поле трупов» сменило в этом месте минное поле. Следующие волны {338} атакующих шли в буквальном смысле по трупам своих товарищей, чтобы взобраться на западный склон оврага.

В течение нескольких часов плотный огонь немецких пулеметов отбивал все попытки противника подняться на откос. Этот огонь нанес русским такие потери, что края оврага оказались полностью завалены трупами. Многие отважные советские солдаты все еще сжимали в руках винтовки, а их головы, пробитые пулями, покоились на оружии. Однако командование противника жаждало прорвать наши позиции любой ценой, поэтому все новые и новые волны пехоты рвались вперед по трупам, пока немцы не начали постепенно подаваться назад в результате понесенных потерь и нехватки боеприпасов.

После нескольких часов упорной борьбы за «Овраг смерти» наша пехота была все-таки вынуждена отходить шаг за шагом. Тем не менее до вечера мы еще удерживали западную опушку леса, из-за которой шли такие упорные бои, с помощью подошедших подкреплений. Хотя русские понесли совершенно чудовищные потери, они сумели расширить плацдарм, но прорвать фронт так и не сумели. Ничуть не смутившись, советское командование перебросило свежие батальоны, чтобы 7 августа добиться полного успеха.

Однако немцы тоже подтянули подкрепления и начали готовить собственную атаку. 2 батальона 320-й пехотной дивизии, выведенные с юга, 1 батальон 106-й пехотной дивизии и несколько уцелевших штурмовых орудий получили задание отбить лес и концентрической атакой отбросить русских за реку. Огневую подготовку должна была вести вся имеющаяся артиллерия, усиленная батальоном «Небельверферов» и несколькими батареями 88-мм зениток. К несчастью, мы не могли рассчитывать на авиационную поддержку, так как 4-й Воздушный Флот использовал все имеющиеся самолеты для поддержки 4-й Танковой Армии, которая отражала главный советский удар, ведь огромные массы русских танков так и не были уничтожены. Однако отсутствие Люфтваффе не слишком сильно сказалось, {339} так как Красная Армия также использовала практически всю свою авиацию против 4-й Танковой Армии.

Сосредоточение войск для контратаки прошло гладко. В назначенное время 4 батареи «Небельверферов» и дивизионная артиллерия открыли огонь. Их снаряды начали с ужасным грохотом рваться на позициях войск, которые русские собрали для атаки. Снаряды тяжелых гаубиц обрушились на «Овраг смерти» и находящихся там солдат и штабы. Даже малейшая опасность накрыть собственные войска в лесу устранялась тем, что они за несколько минут до открытия огня немного отступали. Этот временный отход тщательно планировался по времени. Мы отводили солдат на опушку, но перед этим открывали огонь из стрелкового оружия, имитируя атаку.

Одновременно с сосредоточением артиллерийского огня на советской передовой линии началась реальная атака нашей пехоты. Постепенно огневой вал передвигался на восток до «Оврага смерти», который теперь обстреливался со всех сторон и превратился в колоссальную братскую могилу для русских солдат и русских надежд. Такая артиллерийская подготовка не только подняла моральный дух наших солдат, но и нанесла противнику такие потери, что атака развивалась очень быстро. Штурмовые орудия и сильные патрули наступали в авангарде. Еще до полудня солдаты генерала Постеля вышли к «Оврагу смерти», а вскоре пересекли его. Даже наши закаленные иетераны не могли без содрогания смотреть на эту бойню.

Единственный батальон 106-й пехотной дивизии, атаковавший на севере при поддержке нескольких штурмовых орудий, также продвигался довольно быстро и зашел далеко во фланг русским. Даже батальон на южных холмах, который в последние дни понес большие потери, тоже вступил в бой. Русские отступали по всему фронту. К полудню наступающие с разных направлений батальоны установили контакт друг с другом. Генерал Постель намеревался окружить и уничтожить русских до того, как они успеют отойти к реке. Ближе к полудню русские оказались загнаны {340} на такой маленький пятачок, что часть атакующих сил, втом числе штурмовые орудия, пришлось отвести, потому что для них не хватало места. Все были уверены, что в ближайшие часы весь западный берег реки Донец снова перейдет в наши руки.

Однако совершенно внезапно сопротивление русских стало гораздо упорнее. Наши авангарды натолкнулись на заминированные завалы, в которых деревья были связаны колючей проволокой. Преодолеть такие заграждения оказалось невозможно. При попытках подорвать их выяснилось, что позади первой линии находятся еще несколько линий мин, которые прикрыты огнем. К тому же, впервые за этот день, русские открыли жаркий артиллерийский огонь, к которому присоединились тяжелые минометы. Наступление немцев остановилось. Вскоре стало понятно, что за последние несколько дней русские создали на западном берегу Донца сильно укрепленный район. Судя по всему, командиры Красной Армии в свете опыта предыдущих недель решили, что им требуется участок, который следует удержать любой ценой. Этот район представлял собой нечто вроде «аварийного плацдарма», который избавил бы их еще от одного дорогостоящего форсирования реки.

Действительно, все попытки немцев вырвать эту занозу из бока закончились неудачно. Штурмовые орудия просто не успевали за пехотой, так как двигаться приходилось по пересеченной местности, поросшей деревьями. Наша артиллерия, даже «Небельверферы», не могла эффективно обработать крошечный пятачок диаметром пару сотен метров, хотя их огнем были разрушены многие завалы и проделаны проходы в минных полях, а также снесено множество деревьев. Но ни одна штурмовая группа не сумела ворваться на эту позицию. Даже использование огнеметов не дало результата, так как русские прятались в маленьких убежищах и блиндажах, против которых это ужасное оружие было неэффективно. Хотя несколько дотов все-таки было уничтожено, а часть укрытий мы сровняли с землей, осталось еще слишком много, и наше наступление захлебнулось. {341}

Пленные на допросах позднее сообщили, что укрепленный плацдарм занимали «войска безопасности» под командованием комиссаров, и эти подразделения не принимали участия в предыдущих боях. Эти люди должны были защищать свои позиции до последнего, иначе их ждал расстрел. Другой задачей, которую они не сумели выполнить, было остановить отступление русских батальонов к западному берегу реки. Однако эти батальоны были настолько потрепаны артподготовкой и нашей энергичной атакой, что перестали подчиняться командирам. Видимость в лесу ограниченная, потому даже драконовские меры офицеров и комиссаров, стрельба, открытая по собственным войскам «солдатами безопасности» с внутреннего плацдарма, не смогли остановить бегство. Вместо этого они лишь еще больше перепугали бегущие стрелковые роты и перебили несколько десятков соотечественников.

Тем не менее интересная выдумка русских, создавших маленький сильно укрепленный «оборонительный плацдарм» внутри большого «наступательного плацдарма», оправдала себя. Благодаря этому противник остался одной ногой на западном берегу Донца, несмотря на все поражения, которые потерпел, начиная с 3 августа. Более того, этот «плацдарм внутри плацдарма» сохранился, как заноза у нас в боку, и был лучиком надежды для русских. (Вероятно, он помог некоторым командирам Красной Армии оправдаться перед высшими начальниками за сокрушительное поражение во время боя в лесу.) Наконец генерал Постель решил оставить в покое плацдарм и прекратил атаки, чтобы избежать ненужных потерь. Так как русским требовалось время для перегруппировки после тяжелых потерь, они тоже не предпринимали никаких активных действий. В результате оба противника получили небольшую передышку, во время которой смогли оправиться.

Тем временем, как уже говорилось, положение в тылу фронта на Донце резко ухудшилось из-за стремительного отхода 4-й Танковой Армии на нашем западном фланге. Танки Красной Армии двигались все глубже к нам в тыл, {342} пытаясь охватить XI корпус. Это вынудило меня отдать приказ об отходе к Харькову. Разумеется, для этого следовало оставить фронт на реке Донец. В последнюю минуту русские попытались вырваться со своего небольшого плацдарма, чтобы ударить в тыл корпусу. Они сумели дойти до «Оврага смерти», где пало так много их товарищей. Но через пару часов, когда русские пошли в атаку через овраг, они обнаружили, что им противостоят только немецкие арьергарды. Эти арьергарды некоторое время довольно успешно изображали из себя сильную линию обороны, а потом начали отход вслед за 320-й пехотной дивизией на заранее подготовленные позиции. Противник им не мешал. Таким образом, рухнули расчеты Красной Армии на то, что ей удастся перерезать шоссе Белгород — Харьков, важнейшую из коммуникаций XI корпуса.

Отступление к Харькову, 9–12 августа

На северном фронте мы удерживали позиции южнее. Белгорода еще один день и отступили, когда русские дви-нулись вперед. Продолжать сопротивление на одной изолированной позиции значило понести неоправданные потери и вообще погубить корпус. Непрерывные попытки русских обойти нас с фланга заставляли командование постоянно нервничать, а от солдат требовали исключительной физической выносливости. Однако им предстояло пойти на огромные жертвы, чтобы избежать еще более страшной катастрофы. 9 августа мы, казалось, исчерпали все пределы выносливости, так как после эвакуации, длившейся всю ночь, наши войска не успели достигнуть намеченного на утро рубежа. Вражеские авангарды прорвались вдоль шоссе, и о положении 168-й пехотной дивизии ничего не было известно. Не менее тревожные новости поступали из секторов на реках Донец и Лопань. Русские танки зырвались с плацдарма на Донце, остальные русские силы форсировали Лопань, а батальон штурмовых орудий из Харькова так и не

подошел. Вражеские самолеты с бреющего полета сбрасывали огромное количество мелких осколочных бомб и обстреливали войска на марше. Понеся тяжелые потери, наши солдаты оказались на грани паники.

Кое-кто из дивизионных командиров прибыл ко мне на командный пункт, который теперь оказался недалеко от линии фронта. Они потребовали ускорить отступление на Харьков из-за осложнившейся обстановки и падения морального духа войск. Внезапно появились несколько грузовиков, набитые отставшими от своих частей солдатами, которые мчались по шоссе, не обращая внимания на приказы остановиться. Когда грузовики все-таки удалось затормозить, выяснилось, что это солдаты 168-й пехотной дивизии. Чуть дальше на этом же шоссе они были атакованы танками. Теперь они намеревались бежать прямо в Харьков, который тогда находился в 60 километрах позади линии фронта. Они сообщили, что вся дивизия уничтожена, а батареи 88-мм зениток, которые должны были блокировать шоссе, куда-то пропали.

Любой опытный командир знаком с паникой такого рода. В случае возникновения кризиса она может охватить целые соединения. Подобную массовую истерию можно прекратить только энергичными действиями и демонстрацией полнейшего самообладания. Личный пример командира может иметь волшебное действие. Командир должен оставаться со своими солдатами, сохранять хладнокровие, отдавать четкие приказы и вселять уверенность своим поведением. Хорошие солдаты никогда не бросят такого командира. Известие о присутствии на фронте высокопоставленного начальника разлетается со скоростью молнии по всей линии фронта, поднимая моральный дух всех солдат. Это может означать переход от отчаяния к надежде, от неминуемого поражения к победе.

Именно это и произошло. Я лично отправился в критическую точку на шоссе, дал указания командирам подразделений и поставил задачи по обороне новой линии, которую я пытался создать. Очень кстати прибыли несколько {345} самоходных противотанковых орудий. Я немедленно приказал им заблокировать шоссе и не допустить прорыва русских танков, который казался неизбежным, так как звуки выстрелов танковых пушек становились все ближе. Затем я лично повел эту наспех сколоченную группу на шум боя, и выяснилось, что зенитные батареи стоят на своих местах. Объехав линию обороны, я сам видел, как русский танк был уничтожен зенитками. Я насчитал еще 11 подбитых танков и видел, как уцелевшие танки отходят прямо на большое минное поле, где они начали взрываться один за другим.

Вскоре после этого появились истребители Люфтваффе и сбили больше десятка советских самолетов, очистив небо над XI корпусом. Когда вражеские стрелковые дивизии начали наступление широким фронтом, огонь нашей артиллерии и ятжелого оружия заставил их залечь. Так угроза прорыва вдоль шоссе была ликвидирована, а наш фронт выстоял.

Тем временем 6-я танковая дивизия, находившаяся на левом фланге корпуса, оказалась в сложной ситуации. Кроме своего собственного сектора, ей пришлось взять на себя оборону сектора пропавшей 168-й пехотной дивизии. Русские оказывали сильное давление на этом участке, и 6-я танковая срочно затребовала противотанковые подкрепления. Я отправил туда 12 противотанковых орудий и организовал атаку авиации против советской танковой колонны, двигающейся с востока. Так, общими усилиями, удалось предотвратить немедленный разгром фланга XI корпуса.

Батальон штурмовых орудий прибыл только во второй половине дня из-за многочисленных пробок на дорогах. Заправившись из цистерн, спрятанных в кустарнике, батальон провел контратаку против вражеских танков, все еще угрожающих левому флангу. Массированный удар 42 штурмовых орудий захватил русских врасплох и нанес им огромные потери. Батальон уничтожил все вражеские танки и противотанковые орудия на восточном берегу реки Лопань и отбросил оставшиеся вражеские силы обратно {346} за реку. Ближе к вечеру ситуация была взята под контроль. В сообщениях из сектора Донца говорилось, что противнику не удалось расширить плацдарм из-за упорного сопротивления 320-й пехотной дивизии и поддерживающих ее штурмовых орудий.

Хотя вся 168-я пехотная дивизия пока числилась без вести пропавшей, XI корпус добился первых успехов в обороне. Намерение Красной Армии уничтожить нас концентрической атакой с трех сторон провалилось. Русские по^ несли тяжелые потери в живой силе и технике, в том числе за один день были подбиты 60 танков.

В течение ночи 9/10 августа XI корпус незаметно отошел на спешно подготовленные позиции в 10 километрах южнее, отдельные пункты которых уже были заняты нашими подразделениями. Слабые арьергарды, оставленные на прежних позициях, старались заставить русских поверить, будто линию обороны занимают крупные силы. На следующее утро, когда русская пехота атаковала позиции после мощной артиллерийской подготовки, они нашли там только слабые группы прикрытия. Наши войска, которые были утомлены до предела вчерашними боями и последующим ночным маршем, смогли утром немного отдохнуть. К полудню первые вражеские дозоры осторожно приблизились к новой линии. Ее орудийные позиции и укрепления были хорошо замаскированы. Советская наземная и воздушная разведка не смогла их обнаружить. 106-я, 198-я и 320-я пехотные дивизии удерживали позиции, отойдя с прежних на реке Донец, чтобы воссоединиться с корпусом.

Русские атаки продолжались всю вторую половину дня с нарастающей силой. Самым опасным противником теперь стали не советские танки или штурмовая авиация, а мощная артиллерия. К счастью, на этот раз сосредоточение больших артиллерийских масс не имело столь ужасного действия, как могло бы, благодаря великолепной маскировке. Русские были вынуждены стрелять с малой дистанции по настильной траектории. Если наш пулемет или противотанковое орудие допускали ошибку, выстрелив на открытой местности, их сразу {347} замечали вражеские наблюдатели, после чего цель уничтожалась. Чтобы не допустить всеобщего истребления, наши артиллеристы предпочитали помалкивать и всегда были готовы перейти на запасные позиции.

К вечеру 10 августа русские атаки несколько выдохлись. Из опыта последних дней, русские начали проводить пробные атаки в сумерках, чтобы не потерять контакт с XI корпусом в случае нового отхода. Мы беспощадно отбивали все эти пробные атаки, а потом, когда они завершались, спокойно отходили на следующую позицию. К тому времени, когда пехота добиралась до новых траншей, артиллерия и противотанковые пушки уже стояли на своих местах, готовые открыть огонь. Вскоре XI корпус снова превращался в гранитную скалу, готовую выдержать наскоки противника.

В последующие несколько дней мы использовали ту же самую тактику сдерживания. Последовательный отход на новые позиции утомлял войска, однако потери оставались невысокими. Русские теряли гораздо больше, и это вынудило их временно ослабить давление на немецкие позиции. Так как фронт корпуса сократился, больше не требовались силы для охраны флангов. Это позволило укрепить оборону и сформировать резервы. Внезапно возникла 168-я пехотная дивизия, пропавшая несколько дней назад. Она обнаружилась в хорошо укрытом районе, когда я совершал разведывательную поездку на север от Харькова. Командир дивизии генерал-майор Вальтер Шарль де Болье объяснил, что он считал свое соединение корпусным резервом и потому увел его в лес в 40 километрах от фронта. Хотя я понимал, что у генерала произошел нервный срыв, времени на споры не было. Охарактеризовав его поведение несколькими довольно обтекаемыми словами, я приказал дивизии немедленно занять следующую оборонительную позицию, чтобы выполнять роль заслона. После этого удалось освободить 6-ю танковую дивизию, чтобы она превратилась в корпусной резер. Я отвел ее в лесной район на давно заслуженный отдых.

XLII корпус генерала Франца Маттенклотта, находившийся справа от нас, ночью 11/12 августа был вынужден {348} присоединиться к отступающему XI корпусу, потому что его позиции на Донце превратились в глубокий клин, воткнутый в занятую русскими территорию. 282-я пехотная дивизия на левом фланге XLII корпуса ранее не участвовала в боях против танков. Поэтому она не смогла оказать серьезного сопротивления крупным танковым силам русских, которые легко прорвали фронт и оказались глубоко в нашем тылу, выйдя к Харькову. Положение стало еще более критическим, когда новобранцы недавно прибывшего 848-го гренадерского полка испугались приближающихся русских танков и, пытаясь спасти свои жизни, бежали, пока не остановились перед мостами на окраинах Харькова. Крупные силы вражеской пехоты хлынули в прорыв вслед за танками, чтобы развить их успех. 6-ю танковую дивизию пришлось поднять по тревоге. Ее авангарды перехватили русских на юго-восточной окраине Харькова, где противник захватил большой тракторный завод. В контратаке 6-я танковая дивизия после ожесточенного боя сумела вытеснить русских с завода, уничтожила много танков, рассеяла русскую пехоту и закрыла брешь. Эти действия и прибытие 3-й танковой дивизии для усиления нашего фланга означали, что угроза прорыва к Харькову ликвидирована, хотя бы временно.

Танкобоязнь была обычным явлением среди недавно прибывших пехотных дивизий, которые пренебрегали учениями по отражению танковых атак. Совместные тренировки пехоты с танками и штурмовыми орудиями были совершенно необходимы, чтобы солдаты не теряли уверенности, прячась от танков в окопах и траншеях, и использовали противотанковые средства.

Битва за Харьков, 13–25 августа

Теперь Харьков находился на большом выступе, занятом немцами. Он глубоко врезался в советский фронт и мешал русским использовать этот крупный центр {349} коммуникаций и снабжения. Все предыдущие попытки русских взять город завершились провалом. Ни танковые удары, ни массированные атаки пехоты не привели к захвату Харькова. Советское радио делало громогласные заявления, такие же ошибочные, как некоторые претензии пилотов Люфтваффе. Оно объявило о вступлении в город советских войск, в то время как фронт XI корпуса держался непоколебимо. Когда Ставка признала свою ошибку, маршал Сталин приказал немедленно взять город.

Эта задача была возложена на переформированную 5-ю Гвардейскую Танковую Армию. Было ясно, что русские не станут атаковать Харьковский выступ в лоб, а попытаются прорваться через самую узкую его часть к западу от города, у основания выступа, чтобы окружить Харьков. Поэтому мы развернули все противотанковые пушки на северном фасе этого «бутылочного горлышка», которое превратилось в настоящий бастион. В глубине обороны на возвышенностях находились 88-мм зенитки. Одна эта противотанковая оборона не могла отразить ожидавшуюся массированную танковую атаку, но в последний момент прибыли долгожданные подкрепления — танковая дивизия СС «Дас Рейх», которая имела большое количество танков. Я немедленно направил ее в угрожаемый сектор.

96 танков PzKw-V «Пантера» и 35 PzKw-VI «Тигр», а также 25 самоходных орудий StG-III едва-едва успели занять указанные позиции, как 19 августа началась первая крупномасштабная атака 5-й Гвардейской Танковой Армии. Однако первый немецкий удар обрушился на массу русских танков, которые в это время собирались в деревнях и на равнине в речной долине. В сопровождении истребителей Люфтваффе, которые в несколько минут расчистили небо от советских самолетов, появились тяжело нагруженные пикировщики Ju-87. Они спикировали на вражеские танки, скучившиеся на крошечном пятачке, и сбросили на них свой смертоносный груз. В небо взлетели исполинские черные фонтаны земли, прокатился тяжелый грохот, словно началось землетрясение. Это были тяжелые 2-тонные бомбы, {350} созданные для борьбы с линкорами. Никаких других боеприпасов для борьбы с русскими танками у 4-го Воздушного Флота не осталось. Эскадрилья за эскадрильей величественно плыли в голубом небе, чтобы без помех выполнить свою ужасную работу. Вскоре деревни, в которых стояли советские танки, охватило море огня. Над речной долиной плыла непроницаемая пелена пыли и дыма, которую заходящее солнце окрасило в багровый цвет. На этом фоне колыхались черные грибообразные столбы дыма, поднимающиеся над подбитыми танками, которые стали жертвами воздушных атак. Эта мрачная картина красноречиво говорила о том, что здесь царят смерть и разрушение. Полученный русскими удар был настолько силен, что в этот день они не смогли начать запланированное наступление, несмотря на жесткий приказ Сталина. В результате XI корпус получил столь необходимую короткую передышку.

20 августа я отправил в штаб 8-й Армии следующее донесение:

20 августа русские не стали сосредоточивать танки большими массами, а пересекли речную долину одновременно в нескольких местах и скрылись на кукурузном поле, которое находилось перед нашими позициями. Их ограничивало шоссе, проходящее с востока на запад в нескольких сотнях метров впереди траншей. Ночью советская моторизованная пехота просочилась через наши позиции в нескольких местах и совершенно неожиданно возникла на артиллерийских позициях возле Люботина. Так как наши пехотные подразделения были значительно ослаблены, такого рода просачивания стали делом обычным. Нам приходилось укреплять артиллерийские позиции и строить опорные пункты по всей глубине оборонительной зоны. Артиллеристы проходили подготовку в качестве пехотинцев, после чего им выдавали пулеметы и ручные гранаты. Тем не менее, после упорного сопротивления, противник все-таки захватил 12 гаубиц. Расчеты отошли, сняв с пушек затворы. Затем авангард просочившихся частей завязал перестрелку с караулами в лесу в непосредственной близости от командного пункта XI корпуса.

Все утро русские танки упорно пробивались вперед через низины на южном краю полей, а затем внезапно разом появились на дороге. «Пантеры» дивизии «Дас Рейх» открыли бешеный огонь по головным Т-34, прежде чем те подошли к нашей линии обороны. Однако русские танки волна за волной выкатывались из низин и бросались на наши позиции. Здесь стояло множество зенитных и противотанковых орудий, 88-мм самоходные истребители танков «Хорниссе», 105-мм самоходные гаубицы «Веспе». Все они открыли огонь по русским танкам, раскололи стальную лавину на мелкие кусочки и подбили много машин. Последние волны русских танков еще пытались что-то сделать, когда появились «Тигры» и штурмовые орудия StG-III, составлявшие наш мобильный резерв, и атаковали их. Русские понесли тяжелые потери и были отброшены. 5-я Гвардейская Танковая Армия заплатила очень дорого за эту массированную атаку, потеряв 184 танка Т-34. {352}

Тем временем немецкие пехотные резервы при поддержке штурмовых орудий 3-й танковой дивизии отбили позиции захваченной батареи и все 12 гаубиц и окружили просочившийся батальон мотопехоты к западу от Люботина позади наших линий. Упорно обороняясь, русские вызвали по радио помощь и стали ждать.

21 августа 5-я Гвардейская Танковая Армия сменила тактику, атаковав чуть дальше к востоку одним гигантским стальным клином, одновременно бросив в бой несколько сотен танков. Но пока они шли по открытой местности вдоль железной дороги, попали под огонь дальнобойных 88-мм пушек «Тигров» и «Хорниссе» с дистанции 3000 метров. В результате противник сумел начать массированную танковую атаку только ближе к вечеру. Когда русские танки выскочили из зарослей кукурузы, их встретил сосредоточенный огонь «Тигров», «Пантер», «Хорниссе», штурмовых орудий, зениток и противотанковых пушек. Атака быстро захлебнулась, причем были уничтожены 154 русских танка. Слабые стрелковые части, следовавшие за танками, были встречены плотным огнем нашей пехоты и артиллерии и сразу залегли.

Тем временем окруженный в нашем тылу моторизованный батальон напрасно ожидал помощи. Хотя он продолжал сражаться с невиданным упорством, вечером его рация сообщила, что подразделение разбито, а потом умолкла навсегда. После 48 часов героической обороны советский батальон был истреблен до последнего человека, включая радиста.

Потери русских были просто неслыханными, и все-таки 5-я Гвардейская Танковая Армия еще имела более 100 танков. Опыт подсказывал нам, что следует ждать новых атак, хотя они были заведомо обречены на неудачу в результате усиления нашей обороны. Несколько танкистов, которых мы взяли в плен, прекрасно знали, что их товарищей ждет смерть или, в лучшем случае, плен.

Однако, вопреки всем ожиданиям, день 22 августа прошел относительно спокойно. Несколько русских танков {353} ползали по кукурузному полю, вытаскивая подбитые машины, чтобы пополнить свои сильно поредевшие ряды. Летний зной разлился над окровавленным полем, где несколько дней подряд бушевали жестокие бои. Последний луч заката известил о том, что мирный день закончился. Могли ли русские пересмотреть свои планы? Или они вообще отказались подчиниться категорическому приказу атаковать?

Однако 5-я Гвардейская Танковая Армия возобновила атаку, и сделала это в тот же самый день. Перед полуночью с кукурузного поля долетел шум множества моторов, выдав новую русскую уловку. Противник намеревался ночью добиться того, что не удалось ему днем.

Но мы были готовы ко всему. Прежде чем русские танки достигли подошвы холма, многочисленные вспышки выстрелов танковых пушек раскололи темноту ночи. В неровном, мерцающем свете стала видна вся 5-я Гвардейская Танковая Армия, развернувшаяся широким фронтом. Танки, подбитые с близкого расстояния, пылали словно факелы и осветили часть поля боя. Наши противотанковые пушки не могли стрелять нормально, так как с трудом различали друзей и врагов. «Пантеры» и «Тигры» дивизии «Дас Рейх» вступили в бой, тараня советские танки в контратаке или пробивая насквозь снарядами, выпущенными в упор. Все чаще мелькали вспышки, а грохот выстрелов танковых пушек и зениток можно было слышать далеко за полночь, потому что наши танки пошли в решительную контратаку. Так как пылало уже множество танков и сельских домиков, равнина, на которой разыгралась схватка, была освещена их бледными отсветами. Наконец-то стало возможно распознавать очертания Т-34 на расстояниях более 100 метров и обстреливать их. Ужасный грохот раскатился вокруг, когда столкнулись две танковых лавины. Вспышки выстрелов мелькали буквально повсюду. На несколько километров вокруг в воздухе свистели и визжали бронебойные снаряды. Постепенно какофония танковой битвы начала смещаться на север, хотя выстрелы вспыхивали все глубже и нашем тылу, а яркие факелы горящих танков отражались {354} в ночном небе. Лишь через 2 или 3 часа на позициях XI корпуса восстановилась тишина. Постепенно бой затих и в других местах.

На рассвете 23 августа мы поняли, что битва выиграна, хотя русские танки и мотопехота еще оставались внутри наших боевых порядков и даже за ними. Нам предстояло заткнуть множество мелких разрывов фронта. Головные советские танки, которые прорвались глубоко в наш тыл, были захвачены на западной окраине Харькова, а их экипажи попали в плен. Хотя процесс зачистки поля боя занял все утро, к полудню вся линия была в наших руках, и XI корпус был готов защищаться дальше.

Лишь маленький участок леса далеко позади линии фронта еще оставался в руках советской моторизованной пехоты, поддержанной несколькими танками и противотанковыми пушками. Все наши попытки отбить этот лоскуток были отражены с тяжелыми для нас потерями. Лишь атака огнеметных танков положила конец упорному сопротивлению русских, так как целый участок леса был просто сожжен дотла.

Советские попытки захватить Харьков крупномасштабной ночной атакой всех сил 5-й Гвардейской Танковой Армии провалились. Ее потери составили более 80 сожженных танков, несколько сот человек убитыми и тысячи ранеными. Много техники и вооружения было уничтожено в ходе одной ночной битвы. Всего же попытки отбить Харьков стоили 5-й Гвардейской Танковой Армии потери 420 танков за 3 дня боев. Как эффективная боевая сила на ближайшее время она перестала существовать. Харьков остался в наших руках.

Ошибки части русских командиров не до конца объясняют, почему все атаки 5-й Гвардейской Танковой Армии завершились неудачей, хотя солдаты Красной Армии сражались с невероятной смелостью. Меня поразило то, что противник имел очень слабую пехоту и артиллерию, что его авиация не участвовала в боях все время операции. Если танковые подразделения не имеют надежной поддержки, {355} никакой их тактический успех не удастся развить. Я подозреваю, что 5-я Гвардейская Танковая Армия пошла на этот преждевременный штурм по соображениям престижа, повинуясь приказу Ставки.

Несмотря на эту блестящую победу в оборонительном бою, Харьков пришлось эвакуировать, потому что дальше на юге события приняли крайне неблагоприятный оборот. Мы отступили без всяких проблем ночью 23/24 августа, и XI корпус занял заранее подготовленные позиции в нескольких километрах западнее. Они были расположены на высотах, а с фронта их прикрывала заболоченная низина, пересекающая все дороги. Новая позиция была значительно короче, чем оборонительный пояс вокруг Харькова, поэтому ее можно было удерживать более прочно.

Во время отступления нашего арьергарда единственный сохраненный мост через болото рухнул под тяжестью нескольких истребителей танков «Хорниссе». В результате пехотный батальон и 8 самоходок оказались отрезанными на восточном берегу. Попытки русских уничтожить эту группу провалились, потому что товарищей поддержали подразделения с западного берега. Этот батальон удерживал оборону целые сутки, пока не был отремонтирован мост, и ночью 24/25 августа арьергард перешел по нему под покровом темноты.

БИТВА ЗА УКРАИНУ

Назад к Днепру

На своих новых оборонительных позициях к западу от Харькова XI корпусу предстояло отбить ряд яростных атак русских, пытавшихся охватить оба фланга. Мы ликвидировали несколько местных вклинений контратаками танков, но вскоре нам пришлось уйти даже с этой сильной позиции, так как она образовала опасный выступ на восток, после того как отступили соседние корпуса 8-й Армии. Следующее отступление корпус вынужден был проделать по гладкой, открытой местности, и нам пришлось сильно растянуть фланги, чтобы перекрыть сектор длиной 65 километров между реками Коломак и Берестова.

Тем временем положение Группы армий «Юг» значительно ухудшилось, и фельдмаршал фон Ман штейн был вынужден отдать приказ об общем отступлении на запад, за реку Днепр. Во время этого движения назад мы использовали ту же самую тактику сдерживания, которая так успешно сработала при отходе от Белгорода к Харькову. Снова и снова бои на промежуточных позициях вынуждали русских терять время, готовить очередное наступление и нести тяжелые потери. Это приводило к нарастающему утомлению {357} их корпусов и дивизий. Конечно, русские разгадали наши намерения и каждый день пытались сорвать их, прорвав фронт и бросив в прорыв танки. Кроме того, противник стремился захватывать крупные города, которые стояли на развязках дорожной сети, что облегчало быстрые маневры. Учитывая дождливую погоду, обладание дорогами с твердым покрытием становилось для обеих сторон решающим фактором, так как грязь не позволяла двигать вне дорог. Мы учли эти факторы и сосредоточивали свои противотанковые средства в крупных городах и вокруг них. Поэтому на данном периоде войны города приобрели еще более важное значение, чем во время боев к северу от Харькова.

Красная Армия сумела прорваться только один раз, когда 22 августа блокировала нам отступление через реку Орчик возле Карловки. Критическая ситуация сложилась из-за того, что переправу через реку сильно замедлили грязь, сильное течение и крутой западный берег. Существовала серьезная опасность, что русские танки первыми выйдут на слабо защищенный западный берег, обогнав главные силы наших дивизий, которым пришлось двигаться окольными путями. Вражеская артиллерия подожгла густо населенную пригородную зону в Карловке рядом с рекой, что еще больше замедлило нашу переправу. Уничтожение заводов, вокзалов, складов и всевозможного снабжения, предписанное Группе армий «Юг» приказом Гитлера о «выжженной земле», также вынуждало задерживаться. Крупный советский прорыв в этом пункте уже казался неминуемым, когда внезапно русские танки тоже увязли в грязи, и опасность миновала.

Но погода изменилась, и земля снова стала твердой. Теперь пехотные дивизии могли передвигаться гораздо быстрее, и ежедневный темп отступления увеличился до 30–50 километров. Преследующие нас советские танковые соединения смогли возобновить давление на XI корпус, лишь когда тот остановился на несколько дней на плацдарме у Кременчуга. Наступательная мощь русских значительно {358} сократилась после нескольких недель боев на наших промежуточных позициях, и в конце концов она просто упала до нуля.

Кременчуг

20 сентября XI корпус подошел к Днепру, и после этого Группа армий «Юг» отдала приказ моему штабу организовать и прикрывать отступление более чем десятка дивизий 8-й Армии через Днепр в районе Кременчуга. Переправиться через Днепр, который в этом месте имеет ширину от 800 от 1200 метров, было сложно, к тому же в нашем распоряжении имелось слишком мало мостов. В секторах 1-й и 4-й танковых армий и 8-й Армии имелось всего по одной исправной группе мостов. В секторе 8-й Армии имелись следующие переправы: 25-тонный деревянный мост с 5-метровой железнодорожной секцией и одноколейный железнодорожный мост (оба в Кременчуге), а также 12-тонные автомобильные мосты в Колоберде, Черкассах и Каневе. Постройка дополнительного моста потребовала бы, как минимум, двух месяцев. Самоходные паромы могли оказать некоторую помощь, но переправить через широкую реку целую армию были не в состоянии. Один только длинный деревянный мост в Кременчуге не мог обеспечить переправу 6 танковых и панцер-гренадерских дивизий (6-й, 7-й, 11-й танковых, танковой СС «Тотенкопф», 20-й и «Гросс-дойчланд» панцер-гренадерских), не говоря уже о 7 пехот-ныхдивизиях(39-й, 106-й, 167-й, 168-й, 198-й, 282-й и 320-й), хотя их численность заметно разнилась. Так как некоторым из упомянутых пунктов уже угрожало советское наступление, следовало принять все возможные меры, чтобы его замедлить, одновременно ускорив переправу дивизий по мостам, которые еще находились в наших руках.

До 20 сентября переправы в Кременчуге использовались с максимальной пропускной способностью, чтобы вывезти в тыл на поездах и автомобилях как можно больше снабжения {359} всех видов. Против ожиданий, эти перевозки еще не были завершены, когда штаб XI корпуса прибыл к реке. Более того, перемешавшиеся остатки дивизии толпами хлынули к реке, так как командиры рассчитывали поскорее отвести потрепанные части на запад, в район Кировограда, для реорганизации и пополнения. Поэтому на восточном берегу реки скопилось огромное количество разномастных автомобилей, особенно много их было возле переправ в Кременчуге.

Тактическая ситуация оставалась крайне запутанной. Русские парашютисты высадились возле Канева, на противоположной стороне реки, русские войска начали форсировать Днепр выше Кременчуга. Только механизированные части могли вовремя выйти на южный берег реки между мостами, чтобы восстановить положение. Чтобы переправить танковые дивизии раньше остальных соединений, мы должны были остановить все движение и очистить дороги для танков и бронетранспортеров. На несколько дней колонны всех родов войск замерли на придорожных полях, растянувшись на много километров в длину. Если же болотистая местность не позволяла это, они съезжали на обочины и ждали приказа возобновить движение. Рядом со своими жалкими убежищами солдаты разводили костры. Вдоль этих колонн, а зачастую перемешавшись с ними, шли толпы беженцев и стада коров. Только самыми жесткими мерами против нарушителей порядка на дорогах можно было вывести танковые дивизии в голову этих колонн.

Чтобы координировать передвижения, штаб 8-й Армии назначил генерала, чтобы тот регулировал движение через мосты в Кременчуге. Он создал отдельный штаб регулировки движения на западном берегу Днепра в Крюкове, пригороде Кременчуга. Ему подчинялись два специальных штаба и 10-я зенитная дивизия (4-й, 7-й, 48-й, 77-й, 99-й, 124-й и 153-й зенитные полки и 130-й батальон связи Люфтваффе).

Дорожному командованию «Восток» подчинялись следующие подразделения: {360}

Эти подразделения должны распределять колонны и регулировать движение на 5 различных маршрутах подхода, ведущих в город, формировать маршевые колонны и держать их в готовности к переправе через реку. Приоритет отдавался санитарным машинам и другому транспорту со специальными пропусками, которые следовали отдельно. Все боковые дороги были перекрыты. После того как были сформированы маршевые колонны, их пришлось выводить из районов сосредоточения и направлять по разным маршрутам подхода к мостам по командам из центрального штаба регулировки движения. Танки и другие гусеничные машины следовали отдельно через железнодорожный мост, хотя движение грузовых составов сохранило свой приоритет. Приданные подразделения ремонта и обслуживания должны были чинить либо немедленно эвакуировать вышедшие из строя машины, чтобы не вызывать остановок движения. Санитарные и ремонтные машины могли двигаться в противоположном направлении в течение 10 минут каждые 2 часа. Сами мосты требовалось осматривать и ремонтировать, особенно после воздушных налетов. Комендант моста нес за это ответственность и имел право формировать рабочие отряды, если это было необходимо. Наконец, военная полиция строго следила за соблюдением установленной скорости движения — 20 км/час. {361}

Дорожное командование «Запад» имело в своем распоряжении следующие подразделения:

С помощью этих подразделений дорожное командование должно было направлять все маршевые колонны с востока на запад, в районы сосредоточения на западном берегу Днепра. Это позволяло избежать остановок движения и возникновения пробок на мосту, так как водители имели привычку снижать скорость, как только оказывались в безопасности на западном берегу, или вообще останавливались, чтобы получить информацию о нахождении своей части. Это задерживало движение и было очень опасно. Попытки смешанных колонн найти правильную дорогу или поворот после перехода моста тоже вызывали серьезные задержки. Казалось, шоферы забывают, что много тысяч машин позади них также ожидают очереди пересечь реку. Чтобы ликвидировать эти проблемы, все колонны получили жесткий приказ следовать еще 30–35 километров на юг от моста, не отвлекаясь в стороны. Чтобы добиться выполнения этого приказа, использовались любые средства, даже самолеты, контролирующие движение. Все обратное движение (санитарные и ремонтные машины) приходилось собирать вместе и придерживать отправку, пока это не разрешит Дорожное командование «Восток».

Хотя общая численность этих двух частей регулировки дорожного движения составила почти 1000 человек, им пришлось работать без перерывов и отдыха в течение 10 дней. {362}

20 сентября мы всю энергию уделили организации маршевых колонн, колонн со снабжением, разбирались с отбившимися от своих частей, которые заполнили все дороги, ведущие в районы сбора. Эти колонны нужно было отозвать и развернуть назад, чтобы очистить дороги для танковых дивизий, которые следовало переправить через реку первыми. К утру 21 сентября 2 танковые и 4 пехотные дивизии, а также колонны грузовиков со снабжением, которые почти равнялись еще одной дивизии, выстроились на дорогах в районе сбора, готовые к отправке. Мы рассчитали, что каждой дивизии потребуется 6 часов, чтобы переправиться через реку. Эта оценка основывалась на предположении, что ни одна из них — увы! — не имеет штатной численности, хотя по дороге к ним неизбежно должны были присоединиться многочисленные чужие машины. Так как дивизии следовали сомкнутыми колоннами, а иногда требовалось пропускать встречные машины, график был построен соответствующим образом. 4 из 7 колонн пересекли Днепр 21 сентября, а 3 колонны остались на восточном берегу до завтрашнего дня.

Тем временем наши арьергарды продержались в Полтаве дольше, чем это требовала 8-я Армия. Но даже при этом 12 грузовых составов с танками и другой ценной техникой были подготовлены к уничтожению, потому что русские танки уже перерезали ветку, соединяющую город с Кременчугом. Контратака танковой дивизии СС «Тотенкопф», проведенная 21 сентября, отбросила русских и позволила всем 12 поездам выскочить из ловушки и прибыть в Кременчуг вовремя, чтобы переправиться через реку.

К утру 22 сентября еще 8 дивизионных маршевых колонн (4 танковые и 4 пехотные), а также дополнительные колонны грузовиков, которые опять были не меньше дивизии, выстроились на дорогах в районах сбора. Эти 9 колонн плюс 3, оставшиеся со вчерашнего дня, составили уже целую дюжину. Мосты могли обеспечить переход только 4 колонн за сутки, а еще 8 пока оставались на восточном берегу. {363}

22 сентября 4 колонны переправились через реку, хотя произошел один из многочисленных непредвиденных инцидентов, которые могли поставить под угрозу весь график переправы. Утром я узнал, что 25 танков PzKw-VI «Тигр» брошены экипажами на внешнем оборонительном рубеже Кременчуга из-за различных поломок. Я сразу приказал отправить 30 танковых трейлеров и тягачей вместе с командой механиков, чтобы они переправились через реку и вытащили наши тяжелые танки. Командир ремонтной колонны прибыл прямо в штаб Дорожного командования

«Запад» в Крюкове. Так как интервалы для перевода тяжелых трейлеров на восточный берег не были предусмотрены, нам пришлось временно приостановить движение на запад. Эта непредвиденная задержка была почти полностью компенсирована до конца дня. Но более важным было то, что нам успешно удалось вывезти 25 «Тигров». Последние несколько танков наши механики связали тросами, и тягачи перетащили их через реку.

23 сентября еще 4 маршевые колонны пересекли Днепр, а 24 сентября за ними прошли последние 4. Теперь на восточном берегу Днепра остались только сильные арьергарды 320-й пехотной дивизии, панцер-гренадерской дивизии «Гроссдойчланд» и танковой дивизии СС «Тотенкопф». Они прикрывали отход корпусных и армейских тылов, а также эвакуацию гражданского населения и вывоз продовольствия. В этот момент они оборонялись на расстоянии от 15 до 25 километров от города, поэтому русская артиллерия еще не могла обстреливать Кременчуг. Эвакуация этой линии и отход к последнему плацдарму начались ночью 24/25 сентября.

Нам потребовалось четверо суток, чтобы по 2 мостам переправить через реку эквивалент 16 механизированных дивизий. Два дорожных командования работали в тесном взаимодействии и в первые дни переправляли через Днепр по 5000–7000 автомобилей. Позднее эта цифра увеличилась до 8000–10000 машин. Всего по шоссейному мосту прошли 70000 автомобилей: 6 танковых и 5 пехотных дивизий. {364}

3 пехотные дивизии с их гужевым транспортом, а также 2 большие грузовые колонны пересекли реку по железнодорожному мосту, на котором рельсы были зашиты досками. Вдоль моста наши саперы соорудили импровизированный плавучий мост, по которому переправились 30000 гражданских машин, которые 8-я Армия направила через Кременчуг. Дорожные командования регулировали движение и на двух вспомогательных мостах. Особенно сложно оказалось так разметить маршруты подхода к мостам, чтобы колонны не сталкивались друг с другом. Там, где подобные пересечения были неизбежны, устанавливался жесткий контроль над перекрестками, чтобы не создавались пробки.

2 больших колонны с грузами пришлось переправлять через Днепр в 25 километрах ниже Кременчуга, где имелся второй плацдарм северо-восточнее Успенского. Его защищала 106-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Вернера Форста. Часть колонн гражданского населения и стада скота были отправлены к этой переправе. Ни одна из саперных частей, находящихся поблизости, не имела стандартного военного мостостроительного оборудования и техники, моторных или резиновых лодок, каких-либо гражданских плавучих средств. Это вынудило переправлять 2 маршевые колонны на подручных средствах. Были собраны все уцелевшие рыбачьи лодки. Из бревен и телег со снятыми колесами сколачивали плоты.

С помощью этих импровизированных «переправочных средств» солдаты и гражданские лица переправлялись через реку со всем оружием и пожитками. Телеги, непригодные для использования в качестве паромов, разбирали, сталкивали в воду, а потом снова собирали на южном берегу. Лошади, привязанные к импровизированным паромам, переплывали реку без особых проблем. Коров тоже загоняли в воду, стадо за стадом. Но животные упрямо отказывались плыть через реку, которая имела ширину около 800 метров. Лишь когда быки-вожаки согласились плыть, основная масса коров спустилась за ними в реку. С обеих сторон их сопровождали кричащие крестьяне на лодках. Медленно, с {365} оглушительным ревом протеста, коровы кое-как преодолели отмели шириной 200–350 метров. Затем они внезапно попали на судоходное русло и поплыли, задрав головы вверх. Им пришлось проплыть около 350 метров через глубокий участок русла, прежде чем они снова почувствовали землю под ногами, а потом им пришлось пройти еще около 175 метров, чтобы выбраться на берег. Одно стадо за другим, причем в каждом было от 800 до 1000 голов, переплывали через медленно текущую реку. Хотя некоторые стада находились в дороге целый месяц и прошли от 200 до 300 километров, особых потерь не было. Нам удалось переправить через Днепр 64000 лошадей и более 80000 голов крупного рогатого скота. Молодых животных перевозили на особых паромах с бортами. Эта наспех придуманная мера заметно снизила нагрузку на мосты в Кременчуге и оказалась очень эффективной.

То, что XI корпус справился с исключительно трудной задачей, можно объяснить тем, что ответственность за проведение операций и техническое обеспечение переправы через реку возложили на меня, как на командира корпуса, занимающего этот район. Поэтому все тактические и технические мероприятия направлялись из единого центра. Но значительный вклад в наш успех внесли эффективные действия специальных штабов и переправочных служб, которые были созданы по ходу дела.

Однако все наши усилия пошли бы прахом, если бы русские правильно использовали свои огромные воздушные силы. Поэтому, как ни смешно, во многом успех нашей переправы обеспечила, как ни смешно, Красная Армия. К нашему удивлению, советские самолеты не показывались до тех пор, пока 90 процентов наших войск, оружия и техники не завершили переправу. Лишь в этот момент появились 6 вражеских бомбардировщиков, но их быстро отогнали плотным огнем батареи 10-й зенитной дивизии. Однако один из бомбардировщиков ухитрился добиться прямого попадания в подрывной заряд, который наши саперы установили на автомобильном мосту. Заряд взорвался, и мост {366} был уничтожен. Однако к этому времени потеря моста уже не могла привести к серьезным последствиям, так как танки и штурмовые орудия арьергарда переправились по железнодорожному мосту. До этого налета вражеская авиация почти не проявляла активности. Лишь один легкий бомбардировщик попал бомбой в автомобильный мост, пробив настил, но совершенно не повредив несущие конструкции. Несколько часов наши машины обходили небольшое отверстие, а потом саперы заделали его, и поток машин уже не прерывался.

Скорость, с которой русские переправляли через Днепр свои собственные силы, удивила нас. Лишь пустив в ход все силы и средства, которыми располагала Группа армий «Юг», используя все 7 мостов, сохранившихся на участке реки протяженностью 50 километров, мы сумели соорудить один плавучий мост и наладить паромную переправу (обе в секторе XI корпуса), так как нам отчаянно не хватало материалов. С другой стороны, часто выходило так, что не успевали наши войска занять оборонительные позиции на западном берегу, как русские, гнавшиеся за ними по пятам, сбрасывали парашютные десанты и создавали мелкие плацдармы в других местах. После этого на участке около 320 километров они приступили к строительству 57 мостов, 9 пешеходных мостков и других переправ. Таким образом, если у Группы армий «Юг» одна переправа приходилась на 55 километров, то у русских — одна на 6 километров.

В одном месте, примерно в 40 километрах ниже Кременчуга, передовые части Степного фронта закрепились на маленьком плацдарме и начали переводить туда на плотах танки, днем и ночью. Эта операция по расширению плацдарма продолжалась, несмотря на то, что наша артиллерия начала обстрел и несколько паромов с танками отправились на дно. По ночам русские гнали впереди солдат большое число гражданских, чтобы наша пехота тратила патроны, расстреливая невинных людей. В другом месте мелкое озеро примерно 4 километра длиной и шириной от 300 до 500 метров было использовано, чтобы наши прикрыть {367} арьергарды. Западный берег озера охраняли только слабые караулы. Как-то ночью их внезапно атаковали и отбросили прочь 600–800 русских. Под покровом темноты эти солдаты пересекли мелкое заболоченное озеро, полностью раздевшись. Они несли с собой только личное оружие и боеприпасы. Наши караулы были захвачены врасплох. Лишь быстрое появление мобильных резервов позволило нам окружить этих русских и взять в плен.

Советы также широко использовали понтонные мосты, которые строили их инженеры. Но их можно было использовать только на реках с медленным течением. Поверх понтонов накладывался слой бревен. Если это было нужно, укладывался второй и даже третий слой, причем каждый следующий — под прямым углом к нижнему. Доки, уложенные поперек верхнего слоя, служили мостовой. Грузоподъемность этих понтонных мостов определялась только количеством слоев бревен. В Киеве, в начале октября, русские построили понтонный железнодорожный мост через Днепр, который имел грузоподъемность более 100 тонн. Это позволило русским наладить железнодорожное движение уже через 4 дня после захвата города!

Киевский выступ

Упреждающая атака — внезапный удар по противнику, готовящему наступление — является очень эффективной, хотя и редкой операцией, которая должна дезорганизовать приготовления противника, отсрочить и ослабить его наступление либо заставить его нацелить это наступление на менее уязвимый пункт. Такую атаку обороняющийся может провести только при определенных условиях. Район сосредоточения сил противника должен быть относительно легко доступен для внезапного удара, у обороняющегося должны иметься сильные танковые резервы для проведения такой атаки. Местность и дорожная сеть должны облегчать быстрый маневр силами в ночное время. Все планы

атаки следует хранить в строжайшем секрете от противника, и его следует попытаться ввести в заблуждение относительно своих истинных планов. Все эти условия в России выполнялись крайне редко. Однако в начале декабря, вскоре после того, как я принял командование 4-й Танковой Армией, мне представилась прекрасная возможность использовать их.

Красная Армия прорвала фронт к северу от Киева, и по всем признакам противник готовился окружить северное крыло Группы армий «Юг». Однако сил Первого Украинского фронта для этого явно не хватало. Русские уже продвинулись на запад на 75 километров, захватили важный железнодорожный узел в Фастове, нейтрализовали Житомир и окружили LIX корпус генерала пехоты Курта фон дер Шевалери в Коростене. Однако фланговая атака усиленного XLVIII танкового корпуса генерала танковых войск Германа Балка вынудила их отступить обратно за реку Тетерев. Хотя Житомир был спасен, Фастов оставался в руках противника, а осада Коростеня продолжалась. Фронт 4-й Танковой Армии перед последним наступлением был обращен на восток, а теперь развернулся на север. Создалась необычная ситуация, в которой западные фланги русских и немцев оказались открытыми.

Так как мы не могли закрыть брешь, мы фактически приглашали русских продолжать наступление, чтобы развить успех, достигнутый на первой стадии операции. Они, судя по всему, поверили, что получили уникальную возможность выполнить широкий охват из расположения Первого Украинского фронта к северу от Житомира. Сосредоточение войск и ремонт дорог за линией фронта показывали, что новое наступление русских просто неминуемо. Оно угрожало не только 4-й Танковой Армии, но и всей Группе армий «Юг».

Положение требовало немедленных действий, поэтому мы с фельдмаршалом фон Манштейном решили устранить угрозу, атаковав вражеский фланг сильными танковыми соединениями. XLVIII танковый корпус генерала Балка, {370} который состоял из 1-й танковой дивизии СС «Лейбштан-дарт Адольф Гитлер», 1-й и 7-й танковых дивизий, был отведен с фронта и собран позади центра участка обороны 4-й Танковой Армии. Нам пришлось проверить все дороги, которые часто проходили через заболоченные и лесистые участки местности. Для облегчения передвижений ремонтировались мосты. 213-я охранная дивизия генерал-лейтенанта Алекснадра Гошена, отвечавшая за этот район, постаралась рассеять отряды партизан. Немедленно после этого части трех танковых дивизий открыто, среди бела дня, двинулись по шоссе в направлении Житомира, чтобы заставить русских поверить, будто крупные силы перебрасываются на другой участок фронта. Позднее мы узнали, что эта уловка сработала великолепно.

В любом случае, эти подготовительные меры были просто неизбежны, так как передислокации необходимо было выполнить, чтобы XLVIH танковый корпус смог ударить глубоко во фланг русским. Передислокация столь крупных танковых соединений потребовала две ночи, поскольку за одну провести ее было физически невозможно. Проводя передвижения войск днем, мы рассчитывали их так, чтобы дивизии выходили в точку поворота на главном шоссе как раз к наступлению сумерек. После того как полумрак уже сгустился, все передвижения продолжались без малейшей остановки. Русские не имели возможности видеть, как наши танки поворачивают сначала на север, а потом на восток.

Генерал Балк провел переброску корпуса согласно плану без всякого противодействия со стороны противника. 6 декабря в 06.00 3 танковые дивизии были развернуты для атаки вдоль шоссе Житомир — Коростень. Одновременно позади левого крыла XIII корпуса генерала пехоты Артура Гауффе, находившегося палевом фланге армии, были развернуты все наличные артиллерийские батальоны армейского резерва, бригада «Небельверферов» калибром до 320 мм и бронепоезд. Эта подготовка и сосредоточение сильных резервов позади крыла XIII корпуса должны были заставить русских поверить, что мы атакуем именно здесь, {371} где в прошлом месяце захлебнулась еще одна наша атака. Русские легко в это поверили, так как сами в аналогичной ситуации действовали так же. Когда на рассвете начался сильный обстрел этого сектора и 208-я пехотная дивизия генерал-майора Ганса Пикенброка пошла в лобовую атаку, русские окончательно уверились, что их предположения были правильными. Они перебросили сюда сильные резервы и даже попытались контратаковать, но были остановлены сосредоточенным огнем 300 ракетных установок.

Русские по-прежнему не подозревали о готовящейся атаке. Лишь после того, как командование Первого Украинского фронта подтянуло все имеющиеся резервы и тяжелое оружие вплотную к линии фронта, 2 германских корпуса, насчитывающие 5 дивизий, атаковали их правый фланг. 3 дивизии XLVIII танкового корпуса генерала Балка наносили главные удар, наступая на восток, к реке Тетерев. Части 1-й танковой дивизии СС бригадефюрера Теодора Виша должны были повернуть на юг и атаковать русских с тыла. 7-я танковая дивизия генерал-майора Хассо фон Мантейфеля имела приказ прикрывать фланг корпуса и держать связь с LIX корпусом (291-я пехотная дивизия и корпусная группа С), который прорвался из Коростеня.

Русские были захвачены врасплох ударом с фланга и 6 декабря почти не оказывали сопротивления. Минные поля, которые они поставили, чтобы защитить фланг, легко обнаружили Люфтваффе, и наши танки обошли их. Наши части ударом с тыла смяли и уничтожили весь вражеский фланг. Через несколько часов головные немецкие танки ворвались в расположение советской артиллерии. Под прикрытием стелющегося по земле тумана они атаковали батареи и просто раздавили их. Так как промерзшая земля была покрыта лишь тонким слоем снега, танки не испытывали никаких проблем и двигались согласно разработанному графику. К вечеру 6 декабря танковые дивизии генерала Балка прошли от 25 до 30 километров на фланге Первого Украинского фронта, захватили множество пленных, захватили и уничтожили много артиллерийских орудий. LIX корпус {372} генерала фон дер Шевалери сумел прорвать кольцо окружения и установил связь с XLVIII танковым корпусом. 4-я Танковая Армия снова взяла под контроль шоссе Житомир — Коростень и железную дорогу. Мы добились полнейшей тактической внезапности, что гарантировало первоначальные успехи. Сумели спастись лишь жалкие остатки вражеских передовых частей, которые бежали в тыл.

Хотя 7 декабря наступление продолжалось, его мощь была заметно ослаблена густым туманом и рухнувшей системой снабжения 1-й танковой дивизии СС. Хотя эта дивизия прекратила наступление из-за нехватки топлива и боеприпасов, 1-я и 7-я танковые дивизии продолжали двигаться дальше и прошли еще около 20 километров при незначительном сопротивлении противника. По мере развития атаки части XIII корпуса генерала Гауффе присоединялись к танкам генерала Балка, двигающимся вдоль линии фронта, когда они ломали сопротивление русских на очередном участке. Однако дальше к северу LIX корпус был вовлечен в тяжелые бои и продвигался исключительно медленно.

Только 8 декабря мы почувствовали, что русские предпринимают какие-то контрмеры, но горстка танковых и стрелковых подразделений, брошенная к нижнему течению реки Тетерев, не могла остановить удар 3 танковых дивизий генерала Балка. Он быстро прорвал наспех выстроенную русскую оборону и по ходу дела уничтожил несколько танков. Авангарды 1-й танковой дивизии генерала Вальтера Крюгера вышли к реке Тетерев южнее железнодорожного моста. 69-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Бруно Ортнера, действуя на правом фланге XIII корпуса, форсировала Тетерв в Радомышле и соединилась с частями XLVIII танкового корпуса. Но с другой стороны, крупные русские силы продолжали удерживать болотистые леса вдоль реки Ирша и сопротивлялись так упорно, что LIX корпус не смог пробиться. К западу от Тетерева в руках противника остались лишь несколько мелких плацдармов, однако ночью 8/9 декабря русские перебросили туда столько подкреплений, что они едва не лопались от солдат и оружия. {373}

Русская 16-я Армия попыталась изменить ход сражения любой ценой.

9 декабря на XIII и XLVIII танковые корпуса обрушились мощные атаки. Их удалось отразить, а танковые контрудары позволили захватить еще какую-то территорию, но к концу дня центр позиции XIII корпуса генерала Гауффе начал трещать. Я решил, что сейчас особенно важно ликвидировать русские плацдармы на реке Тетерев. 15 декабря генерал Балк использовал 1-ю танковую и 1-ю танковую СС дивизии как зубья клещей, чтобы уничтожить русские силы, оставшиеся к западу от реки, а более слабой 7-й танковой дивизии поручил прикрывать свой северный фланг. Отчаянные попытки русских противостоять сосредоточенному удару 200 танков были напрасны. Мощный натиск 2 танковых дивизий сметал один плацдарм за другим. К полудню наши танки подошли к пятому, и последнему, советскому плацдарму. XLVIII танковый корпус захватил много пленных и большое количество вооружения. День завершился общей атакой всех имеющихся танков и сильных частей XIII корпуса против тех частей Красной Армии, которые прогрызали фронт генерала Гауффе накануне. Эти части были окружены и уничтожены.

Первая цель нашей операции была достигнута. Внезапным ударом обороняющиеся вспороли вражеский фронт на глубину 72 километра, полностью уничтожили одну советскую армию и нанесли такие тяжелые потери второй, что она временно перестала существовать как боевая сила. Русские потери исчислялись тысячами убитых, раненых и пленных. Было уничтожено более 200 советских танков, мы захватили около 800 артиллерийских орудий. Наши собственные потери были небольшими. Укоротившийся фронт снова смотрел на восток, и его могли удержать пехотные дивизии. Это означало, что XLVIII танковый корпус можно использовать для новых операций.

На второй стадии операции мы планировали консолидировать наши позиции. Чтобы очистить заболоченные леса вдоль реки Ирша от противника и установить непосредственный {374} контакт между LIX и XIII корпусами, XLVIII танковый корпус повернул в район Коростеня и 16 декабря атаковал с двух сторон русские силы на болотах. 1-я и I-я СС танковые дивизии вместе с корпусной группой С генерал-майора Вольфганга Ланге (временное соединение силой около дивизии, состоящее из 3 ослабленных пехотных дивизий, сведенных в полк каждая) ударили из Коростеня на юго-запад, а 7-я танковая и 112-я пехотная (генерал-лейтенант Теобальд Либ) дивизии ударили с позиций к югу от реки в направлении на северо-восток. Северное соединение, двигаясь по открытой местности вдоль железной дороги на Киев, сначала наступало очень быстро, но южная группа сразу затормозила, так как ей пришлось вести тяжелые бои в лесах. Тем не менее 17 декабря танковые авангарды встретились. Наши войска все еще продирались сквозь чащи на берегах Ирши, когда внезапно сильное танковое соединение русских нанесло им фланговый удар с севера. Разведка сообщила, что из Киева выдвигаются новые танковые и моторизованные части. Согласно показаниям пленных, русские ожидали крупного немецкого наступления с целью отбить Киев и поэтому перебросили сюда все свободные войска.

Учитывая наши ограниченные силы, ни фельдмаршал фон Манштейн, ни я сам даже не планировали столь крупной операции, не говоря уже о трудностях, с которыми мы столкнулись бы, если бы углубились в заболоченные леса между реками Тетерев и Днепр. Действительно, цели нашей упреждающей атаки были достигнуты, создание непрерывной линии пехотного фронта продолжалось. Несмотря на огромные потери только что прибывших пехотных и танковых соединений, отчаянная контратака ничего не дала противнику. Мы отбили все удары, хотя после тяжелых боев. Только 17 декабря русские потеряли более 80 танков, в последующие два дня их атаки стоили им еще более 150 танков. Мелкие выпады пехоты, поддержанной танками, против позиций XIII корпуса тоже были безрезультатны. {375}

На стадии консолидации позиций мы должны были использовать успех первоначальной атаки. Две русские армии были почти полностью уничтожены и наступать не могли. Таким образом, угроза удара к северу от Житомира исчезла. Через несколько недель русские на православное Рождество начали наступление на другом, не столь слабом участке фронта, что было свидетельством изменившихся планов.

Отражение рождественского наступления

Во время боев в треугольнике Тетерев — Ирша Люфтваффе сообщали об усиленных железнодорожных перевозках с северо-востока в направлении Киева. Днем и ночью советские воинские эшелоны, в том числе сотни танков, переправлялись через Днепр и двигались на запад. Было очевидно, что Ставка перебрасывает крупные силы пехоты и танков в Киев. Мы были уверены, что их используют либо для того, чтобы отбить потерянный район к северо-востоку от Житомира, либо готовится какая-то новая операция. Так как на фронте вдоль реки Тетерев не было выявлено свежих частей, все указывало на подготовку нового наступления. За неделю до Рождества русские провели разведку боем вдоль шоссе Житомир — Киев и к югу от него, чтобы обнаружить слабые пункты в нашей позиции и захватить удобные исходные районы. Сделанные в дневное время аэрофотоснимки показывали резкое увеличение числа артиллерийских позиций, хотя пока они не были заняты орудиями. Затем новые батареи стали появляться на фронте и начали пристрелку, что являлось прямым указанием на скорое наступление. Перемещения вражеских танков на правом фланге 4-й Танковой Армии возле Канева не вписывались в общую картину и выглядели столь неуклюже, что мы сразу приняли их за ложные. Хотя служба радиоперехвата не могла сообщить ничего нового, после 10 декабря каждую ночь к фронту отправлялось множество грузовиков. {376} Советское наступление стало неизбежным. Разведывательные самолеты Люфтваффе заметили от 2000 до 3000 грузовиков, проследовавших из Киева к фронту в течение нескольких ночей. Внезапное затишье, которое наступило 23 декабря, никого не обмануло. Наоборот, оно стало сигналом, что русские могут начать атаку в любой момент, особенно потому, что Красная Армия любила начинать наступления в сочельник, предполагая, что наши солдаты расслабятся и потеряют бдительность накануне важного церковного праздника.

Мы приняли некоторые меры предосторожности, чтобы парировать первый и самый мощный удар советских войск, и увеличили глубину нашей обороны. Полностью моторизованная 18-я артиллерийская дивизия генерал-майора Карла Тохольте, которая прибыла 2 недели назад и по особому приказу Гитлера занимала относительно тихий участок фронта, была переведена в Житомир. Эта дивизия, которая была сформирована на основе штаба распущенной 18-й танковой дивизии, включала в себя 88-й, 288-й и 388-й артиллерийские полки (всего 9 артиллерийских и 1 пехотный батальоны) и имела 60 легких и 40 средних орудий, а также 24 штурмовых орудий. Она могла сорвать любую массированную атаку. Кроме того, XLVIII танковый корпус генерала Балка был выведен с фронта и собрался возле Ко-ростеня. Потрепанная 10-я панцер-гренадерская дивизия генерала Августа Шмидта, проходившая переформирование к западу от Бердичева, получила приказ сформировать полковую боевую группу из всех сохранивших боеспособность подразделений. Эта боевая группа состояла из 2 пехотных батальонов, 1 легкого артиллерийского батальона и роты связи. Мы также сумели усилить слабые резервы возле шоссе Киев — Житомир примерно 40 танками и штурмовыми орудиями. Курсанты Ваффен СС из лагеря под Житомиром (3000–4000 человек) были разбиты на роты и находились в готовности. Хотя формирование таких резервов имело большое значение, фронт 4-й Танковой Армии был слишком растянут, и мы не могли освободить больше {377} ни одного соединения. Так как Группа армий «Юг» на сей раз не могла ничем помочь, нам предстояло отражать русское наступление имеющимися силами.

Я приказал вырыть в тылу основной линии обороны противотанковый ров длиной примерно 15 километров. Его восточная часть находилась за рекой, форсировать которую было нельзя. Важные железнодорожные узлы в Житомире, Бердичеве и Казатине мы защитили укреплениями но расположить там удалось только тревожные группы из-за общей нехватки войск. Все лишние запасы и склады были эвакуированы в тыл.

Как и ожидалось, наступление Первого Украинского фронта началось в сочельник к югу от шоссе Киев — Житомир. После мощной артиллерийской подготовки, которая длилась час, русские прорвали позиции ослабленных 8-й и 19-й танковых дивизий XXIV танкового корпуса генерала танковых войск Вальтера Неринга. Однако эти дивизии продолжали цепляться за главную линию, пока не были полностью окружены. К полудню русские вышли к противотанковому рву и в нескольких местах форсировали его. В то же утро второе сильное танковое соединение также прорвало фронт растянутого VII корпуса генерала артиллерии Эрнста-Эберхарда Хелла в секторе 25-й танковой дивизии. Лишь слегка притормозив, чтобы окончательно подавить сопротивление, сотни русских танков бесконечным потоком хлынули на Бердичев. И здесь противотанковый ров не сумел надолго остановить их, так как нам не хватало людей, чтобы соорудить серьезное препятствие. К вечеру 24 декабря главные силы русских достигли железной дороги Киев — Житомир.

Еще один удар русские нанесли на севере, он был направлен на Житомир. Сначала советские войска медленно продвигались по заболоченному лесу к югу шоссе, так как XLII корпус генерала Антона Достлера выстроил прочную систему обороны. Ночью 24/25 декабря 8-я танковая дивизия генерал-майора Готтфрида Фрёлиха и 19-я танковая дивизия генерал-майора Ганса Келльнера получили приказ {378} прорываться на запад. Они атаковали русских с тыла и вызвали такой переполох, что 25 декабря противник наступать не смог.

Так как русские на северном фланге еще не оправились после предыдущих боев и поэтому были вынуждены бездействовать, это позволило XLVIII танковому корпусу покинуть Коростень и контратаковать южнее Тетерева. Генерал Балк приказал блокировать русское наступление позади невысокой гряды холмов между Казатином и Бердичевом и продержать их как можно дольше. По нашим оценкам, в этом районе действовало около 600 вражеских танков. Когда на рассвете 25 декабря XLVIII танковый корпус прибыл в указанный район, перед ним внезапно показались советские танковые колонны длиной несколько километров. Генерал Балк не смог устоять перед соблазном и плюнул на приказ. Он решил внезапно атаковать открытый фланг русских. К несчастью, эта фланговая атака не имела шансов на успех просто потому, что 150 немецких танков не могли ни остановить, ни повернуть в сторону массу русских танков, количество которых выросло уже до 1000 машин. Как и ожидалось, русские быстро оправились от неожиданности и отрядили для отражения атаки XLVIII танкового корпуса примерно четверть своих сил, подкрепив их несколькими противотанковыми орудиями. Хотя атака генерала Балка стоила Красной Армии 78 танков, преодолеть этот стальной вал он не сумел.

Основная масса 1-й Танковой Армии и 3-й Гвардейской Танковой Армии покатилась дальше, в район к северу от Казатина, который защищала только полковая боевая группа 20-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Мортимера фон Кесселя. Недалеко от города находились 24 штурмовых орудия 18-й артиллерийской дивизии и тревожная группа. Если бы требовалось отразить эту непредвиденную угрозу и предотвратить прорыв русских танков в глубину обороны, то следовало немедленно повернуть назад в Казатин части 18-й артиллерийской дивизии, которые начали двигаться к Житомиру. Пробки на дорогах, {379} вызванные движением по шоссе Житомир — Казатин частей XLVIII танкового корпуса, направлявшегося туда же, были просто неизбежны. К счастью, великолепное состояние асфальтовой дороги и умелое руководство генерала Тохольте позволили перебросить в Казатин достаточно подкреплений, в основном части 18-й артиллерийской дивизии. Это в последний момент придержало разогнавшееся русское наступление.

Наши солдаты также сумели остановить вражеское наступление в районе Бердичева и восточнее Житомира. Это дало XLVIII танковому корпусу достаточно времени, чтобы выполнить первоначальный приказ и занять позиции между Казатином и Бердичевом. Генерал Балк прибыл 26 декабря, как раз вовремя, чтобы увидеть, как русские ворвались в Казатин. Следующей их целью было перерезать шоссе Житомир — Казатин. Танки генерала Балка отогнали русские авангарды и заняли гряду холмов к востоку от шоссе. Русские ответили, разделив свои атакующие силы, чтобы постараться найти слабое место в обороне и прорваться на запад. Однако 1-я, 7-я и 1-я СС танковые дивизии полностью использовали преимущества, которые предоставляла хорошая дорожная сеть. Они всегда поспевали вовремя, чтобы блокировать наступление русских танков. Укрытые в складках местности и кустарниках наши танки подпускали русских поближе и открывали огонь прямой наводкой, добиваясь прямых попаданий. Только 26 декабря более 200 вражеских танков стали жертвами новой тактики. К концу дня район прорыва 1-й Танковой Армии и 3-й Гвардейской Танковой Армии был полностью блокирован XLVIII танковым корпусом, который теперь начал получать подкрепления. С 26 по 31 декабря русские пытались прорвать фронт генерала Балка, но единственными видимыми результатами этих попыток стали их сгоревшие танки.

Когда командование Первого Украинского фронта осознало тщетность попыток прорваться в районе Бердичева — Казатина, оно изменило направление главного удара. Теперь русские попытались обойти блокирующее соединение {380} с обоих флангов, обойдя Житомир на севере силами 38-й Армии, а Винницу на юге — 1-й Танковой Армией и частями 3-й Гвардейской Танковой Армии. Чтобы парировать этот ход, я отвел LIX корпус генерала фон дер Шевалери из Коростеня в Новгород-Волынский, а XIII корпус генерала Гауффе оставил Житомир и занял новые позиции в болотистых лесах вдоль Тетерева. Кроме того, все свободные подразделения 25-й танковой и 168-й пехотной дивизий из XLII корпуса были передвинуты ближе к Казатину, чтобы увеличить протяженность заслона. Для лучшего руководства танковыми сражениями вокруг Казатина штаб XLII корпуса, который не имел подобного опыта, был заменен штабом XXIV танкового корпуса, который до этого использовался на тихом участке фронта под Каневом. Тактическое отступление XLVIII танкового корпуса завершило приготовления и позволило создать новую, цельную линию обороны.

Нужно отметить, что Гитлер отказался разрешить отвод 2 правофланговых корпусов 4-й Танковой Армии на позиции вдоль излучины Днепра, хотя этим соединениям угрожало окружение. Только слабая завеса была оставлена между VII и XLII (бывшим XXIV танковым) корпусами и остальными силами нашей армии, ведущей тяжелые бои. Какое-то время русские не пытались ударить по завесе, не использовав предоставленную им возможность, но, прежде чем давление на VII корпус усилилось, перерастянутый немецкий фронт не выдержал и лопнул. Русские бросали все новые и новые части в прорыв к северу от Умани, не встречая никакого сопротивления. Возможность вывести 2 корпуса из начавшей затягиваться петлиеще сохранялась, хотя им угрожала серьезнейшая опасность. Несмотря на поток просьб, Гитлер приказал VII и XLII корпусам оставаться на своих позициях. Когда он полностью осознал опасность положения, русские собрали одну армию к северу от Умани, а вторую — непосредственно за ней. Штаб 1-й Танковой Армии, которой командовал генерал танковых войск Ганс Хубе, находившийся в другом секторе, был спешно {381} снят и переброшен в Умань вместе с III танковым корпусом — измученные 16-я и 17-я танковые дивизии. Хубе должен был принять командование двумя корпусами, отрезанными у Днепра.

Тем временем 4-я Танковая Армия еще несколько недель продолжала отчаянную борьбу. В центре XIII корпус был ослаблен тяжелыми потерями в технике во время отступления через заболоченные леса к югу от Житомира. Уловив эту слабость, русские обрушили свои танки на позиции генерала Гаффе, надеясь добиться здесь того успеха, который недавно выскользнул у них из рук. В начале наступления они в нескольких местах вклинились в нашу оборону, но эти вклинения быстро ликвидировал XLVIII танковый корпус. Однако дивизии XIII корпуса (68-я, 208-я, 340-я пехотные, 213-я охранная, 7-я танковая дивизия и кавалерийский полк «Юг») были практически уничтожены. Их остатки кое-как держались с помощью танков, и, чтобы облегчить управление, они были формально подчинены XLVIII танковому корпусу. Штаб XIII корпуса был отозван. В последней отчаянной попытке прорваться русские сосредоточили все оставшиеся танки и ударили по нашим линиям. Однако в последовавшей схватке все 70 танков были уничтожены, и атаки в этом секторе прекратились до конца января.

Русский танковый удар на Винницу был остановлен примерно в это же время. Вражеские авангарды подошли вплотную к Жмеринке, важному железнодорожному узлу, от которого двухколейная линия шла на Одессу. III танковый корпус и XLVI танковый корпус нанесли мощный контрудар вместе с 16-й танковой дивизией и 3 сильными пехотными дивизиями. Они отбили атаку 1-й Танковой Армии и отрезали часть ее сил, прорвавшихся к Жмеринке. В какой-то момент вся 1-я Танковая Армия оказалась в окружении к юго-востоку от Винницы, но прорвалась и ушла.

К нашему удивлению, после этого она пропала неизвестно куда. Несмотря на глубокий снег и ясную погоду, мы пс могли определить даже направление, в котором она скрылась. {382} Из общей тактической ситуации мы предположили, что она скрывается поблизости от группы больших деревень, стоящих посреди обширных садов. Так как наши собственные танковые части совсем недавно были выбиты оттуда, однако мы не видели следов гусениц, которые доказали бы, что русские находятся именно там. В течение 2 суток самолеты Люфтваффе пытались найти 1-ю Танковую Армию. Они сделали великолепные снимки всего района, где находились эти деревни. Однако ни наблюдения с воздуха, ни тщательное изучение фотографий не дали ни малейшего намека. Лишь на третий день, когда большая группа танков вошла в одну из деревень, мы точно установили, что вся советская танковая армия скрывается здесь. Все танки и другие машины были великолепно замаскированы в амбарах, под навесами, в стогах сена. Любые передвижения в дневное время были строжайше запрещены, поэтому ничто не выдавало врага.

Последний крупный удар Советов пришелся по крайнему западному флангу 4-й Танковой Армии и был направлено на железнодорожную станцию Шепетовка. Ее удерживала одна слабая 112-я пехотная дивизия, и, хотя противник был гораздо сильнее, атака была отбита. Последовавшая попытка отрезать LIX корпус от XLVIII танкового корпуса путем обхода через Полонное тоже успеха не имела. Пехотная дивизия, переброшенная с фронта Группы армий «Север», прибыла в Шепетовку как раз вовремя, чтобы провести контратаку. Эта дивизия отбила Полонное, закрыла брешь и восстановила контакт с корпусом генерала Балка.

Этим боем завершилось русское рождественское наступление. После 5 недель тяжелейших боев 4-я Танковая Армия, которая имела всего 4 корпуса и не более 200 танков, одержала решительную победу над 6 советскими армиями, располагавшими 1200 танками. Хотя русские сумели оттеснить нас на 100 километров, они не сумели прорвать наш фронт и реализовать свои обширные планы. Они намеревались сначала разбить 4-ю Танковую Армию, потом разделить Группу армий «Юг» и Группу армий «А», {383} прижать их к Черному морю и уничтожить или вытеснить на территорию Румынии. Эти планы с треском рухнули, и если посмотреть на территориальные приобретения русских, то окажется, что они совсем незначительны. 4-я Танковая Армия уцелела и сохранила непрерывную линию фронта. Более того, она сумела передать 2 танковые дивизии 1-й Танковой Армии в районе Умани, где назревала другая катастрофа.

Этот успех в оборонительной битве был достигнут прежде всего потому, что после третьего дня наступления (25 декабря) сильный XLVIII танковый корпус генерала Балка использовался в качестве блокирующего соединения. В это время центр нашего участка был прорван, брешь достигала ширины 150 километров. Но дивизии генерала Балка сумели образовать стальной каркас, который соединил разрозненные пехотные корпуса и спас армию от уничтожения. Русские не сумели расколоть этот крепкий фронт армии, состоящий из 12 дивизий. Проведя 3 спешных сдерживающих боя, генерал Балк предотвратил стратегический прорыв и стабилизировал ситуацию, что позволило создать непрерывную линию фронта.

Борьба за Галицию

На других участках фронта Группы армий «Юг» дела обстояли далеко не так хорошо. Русские начали наступать под Рождество, но завершилось это наступление только в марте. Успехи, которых добилась Красная Армия за этот период, были значительными. Она сумела уничтожить 2 немецких корпуса в котле в Черкассах, окружила Тернополь и отбросила наши войска на фронте между Припятскими болотами и Черным морем на линию Станисла — Львов — Ковель. В феврале открылась зияющая брешь между группами Армий «Центр» и «Юг» на реке Припять. Русские сумели пересечь эти болта в период распутицы силами 14 дивизий и начали наступать на Ковель. Несколько дивизий {384} повернули на юг через Ровны, чтобы атаковать Львов. Остановленные возле Дубно на реке Иква 4-й Танковой Армией, они безуспешно пытались захватить сильно укрепленные переправы среди обширных болот по обоим берегам реки. Несмотря на многочисленные неудачи, однажды утром русский батальон внезапно появился в тылу Дубно. Он был окружен нашими танками и захвачен в плен. На допросах русские показали, что ночью они проползли на животе через слегка подмерзшее болото шириной 600 метров, перейти через которое было невозможно, и выбрались на берег совершенно измученными и покрытыми тиной с ног до головы.

В марте Гитлер предпринял одну из попыток повернуть ход войны, которые потом стали обычным явлением. Он приказал перейти к тактике «крепостей». Перед лицом неизбежных советских атак многие города превращались в импровизированные крепости. Однако фюрер требовал не препятствовать их окружению, после чего гарнизон должен был выдержать осаду, как если бы находился в настоящей цитадели, которую строили и готовили много лет. В каждую «крепость» назначался комендант, обладающий всей полнотой власти. Он имел право казнить и миловать любого, кто находился под его командованием, использовать людей так, как ему вздумается, хотя чаще всего эти солдаты просто проходили через данный город. Эти люди и их вооружение часто становились единственным ресурсом коменданта, который был вынужден буквально отлавливать «гарнизон» на улицах.

Расположение некоторых «крепостей» было настолько неблагоприятно для обороны, что она становилась безнадежным делом, еще не начавшись. Например, Броды, маленький городок на востоке Галиции, был полностью окружен лесами и находился в долине, что не позволяло вести наблюдение. Зато с расположенного рядом плато, которое находилось в руках русских, город просматривался прекрасно, и артиллерия могла обстреливать и расстреливать все, что угодно. В одном месте лес подходил вплотную к {385} окраине. Из-за отсутствия места XIII корпус в случае осады даже не мог разместить артиллерию. Чтобы избежать неминуемой катастрофы, я решил не выполнять приказ Гитлера и применил тактику, которая не позволяла осадить город. Но несколько месяцев спустя нам повезло гораздо меньше.

Положение в Тернополе было аналогичным. Здесь гарнизон под командованием генерал-майора Эгона фон Нейндорфа сумел продержаться месяц, но нехватка продовольствия и боеприпасов после попытки прорыва осады привела к его гибели.

В начале апреля 4-я Танковая Армия нанесла противнику удар с фланга, который оказался очень эффективным, значительно облегчив наше положение. После тяжелых зимних сражений в Галиции и Подолии 3 наших корпуса (XLII, XIII и XLVIII танковый) удерживали линию, которая начиналась у Ковеля на севере и шла через Броды до Бережан на юге. Окружение города Броды предотвратить было невозможно, так как существовал разрыв между городом и левым флангом армии. Наш правый фланг буквально висел в воздухе. Так называемая «крепость Тернополь», находящаяся в 29 километрах от нашего южного фланга, была окружена еще 10 дней назад. 1-я Танковая Армия генерала Хубе образовала «плавающий котел» и двигалась севернее Днестра к бреши у южного фланга 4-й Танковой Армии. В это время крупные силы русских наступали по обоим берегам реки следом за котлом.

Хотя общая ситуация сложилась не слишком удовлетворительно, по крайней мере, 4-я Танковая Армия прекратила отступать. Армия сохранила свои силы после нескольких крупных сражений и зимой нанесла противнику тяжелые потери. Несмотря на явные признаки утомления, Красная Армия упрямо продолжала штурмовать Броды, чтобы пробить дорогу на Львов. Русские несколько раз окружали город, но каждый раз кольцо разрывала временная танковая боевая группа «Фрибе», сколоченная из батальона «Тигров» и батальона «Пантер». Эта боевая группа была усилена {386} бригадой «Небельверферов», располагавшей 900 пусковыми установками новейших образцов. Она наносила противнику удар, как только он начинал подготовку в исходном районе к началу решающего наступления.

Массированный огонь многоствольных минометов превращал этот район в братскую могилу. Повсюду, насколько видел глаз, валялись трупы, разбитые пушки, дымящиеся стволы деревьев, вывороченные глыбы земли. Целые участки леса выкашивались под корень. И Красная Армия сделала то, чего никогда не делала раньше и не повторяла позднее: она сняла осаду Бродов, а вновь прибывшие силы образовали фронт против центрального сектора 4-й Танковой Армии. XIII корпус генерала Гауффе последовал этому примеру, установив связь на севере с XLII корпусом генерала Франца Маттенклотта, и сумел кое-как заткнуть брешь к северу от Бродов. Это позволило освободить боевую группу «Фрибе» для выполнения иных задач.

Открытый южный фланг 4-й Танковой Армии подвергался слабым атакам. Русские сумели захватить несколько деревень, но местные резервы при поддержке батальона «Тигров» их отбили. Фронт армии был восстановлен, а южный фланг, хоть и был открыт, находился в относительной безопасности.

Однако силы русских, которые обошли «плавающий котел» генерала Хубе, не прекращали своего наступления на запад. Вражеские танковые авангарды к югу от Днестра вошли в Станислав, а те, что наступали севернее, приблизились к «укрепленному району» вокруг плацдарма в Галиче. Наспех собранная немецкая пехота вместе с частями 1-й Венгерской Армии (она сосредоточивалась в районе Станислав — Надворная) выбили русских из Станислава после упорных уличных боев. К северу от реки, где русским мешала только болотистая местность, они подошли к долине Злота Липа и начали наступление на нефтяные прииски Дрогобыча.

Головные части 1-й Танковой Армии подошли к району Чорткова, и 4-я танковая Армия получила приказ пробиться {387} к ним, нанеся фланговый удар. Для выполнения этой задачи мы получили сильные подкрепления. Фланговый удар следовало наносить с юго-запада от Бережан, а вспомогательный удар на Днестре должен был связать и уничтожить русские стрелковые дивизии, которые уже приближались к Галичу.

В качестве предварительной меры головные подразделения 100-й егерской дивизии генерал-лейтенанта Виллибальда Утца, выгружавшиеся в тылу армии, получили приказ захватить район к югу от Бережан. Части 367-й пехотной дивизии генерал-майора Георга Зваде должны были занять район южнее Рогатина. Обе эти операции лишь обеспечивали безопасность II танкового корпуса СС обер-группенфюрера Пауля Хауссера, который был переброшен из Италии. Он состоял из 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен» (бригадефюрер Вилли Биттрих) и 10-й танковой дивизии СС «Фрундсберг» (группенфюрер Карл Трунфельд). Через несколько дней после выгрузки из эшелонов корпус был готов к наступлению. Узнав об этой новой угрозе, русские использовали все имеющиеся самолеты, чтобы наносить удары по районам сосредоточения, из которых выходили всего лишь 2 дороги. Однако все усилия врага выглядели мелочью по сравнению с трудностями, которые представлял марш по заболоченной местности.

100-я егерская дивизия должна была расчистить путь для нанесения главного удара, 9-я и 10-я танковые дивизии СС следовали вплотную за ней. Единственная дорога с твердым покрытием позволяла механизированным соединениям двигаться через Подгайцы на Бучач. Задачей пехоты был захват сильно укрепленного города Подгайцы к 5 апреля, чтобы открыть дорогу танкам обер-группенфюрера Хауссера. Едва русские дозоры были сбиты с лесистых высот южнее Подгайцев, как пехота генерала Утца натолкнулась на огромные снежные заносы, которые скрывали дорогу на протяжении 500 метров. Обойти это непредвиденное препятствие не удалось, так как местность вокруг была сильно пересеченной. Поэтому пришлось выставить {388} охранение, после чего пехота вооружилась саперными лопатками и начала расчищать снег. После нескольких часов изматывающей работы удалось пробить тропку, а к полудню смогли двинуться вперед танки и артиллерия, которым предстояло обеспечивать штурм Подгайцев.

Несмотря на задержку, в тот же день 100-я егерская дивизия заняла сильную оборонительную позицию на возвышенностях перед Подгайцами. Батальон «Тигров», приданный дивизии, уничтожил танки Т-34 и противотанковые орудия, прикрывавшие вход в город, но этим он перегородил дорогу самому себе. Она была наглухо перекрыта 16 сожженными советскими танками, и, по мере того как пехотинцы продвигались вперед, захватывая один дом за другим, эти танки пришлось поочередно оттаскивать, отталкивать или взрывать. К вечеру «Тигры» ворвались в город, уничтожив при этом еще 36 танков. Ночью пехота продолжала зачистку города при свете горящих домов и танков. Утром 6 апреля наши силы повернули к реке Стрыпа, чтобы прикрыть левый фланг II танкового корпуса СС и освободить дорогу для наступающих танков.

10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг» теперь шла первой. Ее авангардом был 10-й танковый полк СС, имевший 49 «Пантер» и 44 штурмовых орудия StG-IH. На южной окраине Подгайцев дивизия столкнулась с сильным сопротивлением искусно замаскированных противотанковых орудий. Их позиции были укреплены слишком сильно для лобовой атаки, а обойти их было нельзя — мешали глубокие канавы и рвы, заполненные водой, а также болота по обе стороны дороги. После тщательной разведки противотанковые пушки удалось уничтожить поочередно сосредоточенным огнем нашей артиллерии и танков. Путь был открыт, и танки покатили вперед. Чтобы избежать новых задержек, группенфюрер Трунфельд решил двинуться к Бучачу напрямую, однако эта попытка срезать угол превратилась в настоящий кошмар. Лишь сам Трунфельд с 5 головными танками сумел продраться к цели. Хотя он сумел установить контакт с авангардами 1-й Танковой Армии, это уже {389} не имело особого значения, так как русские надежно удерживали шоссе между Подгайцами и Бучачем. Поспешное решение Трунфельда свернуть с шоссе задержало операцию и растрепало строй дивизии. Танки увязли в грязи, а танкисты, сражаясь как пехота, попытались очистить шоссе под личным руководством обер-группенфюрера Хауссера. Огонь вражеских противотанковых пушек мешал их продвижению, в каждой деревне вдоль дороги русские оказывали ожесточенное сопротивление. Тем не менее усиливающееся давление 2 танковых дивизий СС и 367-й пехотной дивизии, подошедшей из Галича, сломило сопротивление. Вечером стрелковые дивизии Красной Армии, которые пытались отступить к Днепру, были остановлены и сброшены назад в реку при помощи дивизии генерала Зваде. Бригадефюрер Биттрих переформировал свое ударное подразделение и повернул на восток, подойдя к Бучачу вечером 6 апреля, чтобы проложить дорогу окруженной армии генерала Хубе. Русские не желали выпускать добычу, которая уже находилась у них в пасти. В ходе преследования они попытались форсировать болотистую Стрыпу, чтобы перехватить уходящую артиллерию, но деблокирующий отряд оказался сильнее. Если какие-то вражеские подразделения пересекали реку, солдаты обер-группенфюрера Хаус-сера сбрасывали их обратно.

К середине апреля правое крыло 4-й Танковой Армии находилось позади реки Стрыпа, но в то же время мы удерживали маленький плацдарм напротив Бучача. На этой линии были созданы укрепленные позиции. Нанеся фланговый удар, мы стабилизировали фронт Восточной Галиции и избавили 1-ю Танковую Армию от угрозы окружения. Она вошла в общую оборонительную систему Группы армий «Северная Украина» (так 5 апреля была названа бывшая Группа армий «Юг»).

К несчастью, вскоре после этого был потерян гарнизон Тернополя. XLVIII танковый корпус, возглаапяемый боевой группой «Фрибе» и 9-й танковой дивизией СС «Гогенштауфен», не сумел прорваться к городу из-за распутицы. Наши {390} войска сумели форсировать реку Стрыпа и пробить сильную противотанковую оборону русских, но потом прошли только половину расстояния до Тернополя, после чего грязь вынудила его остановиться. Требовались усилия многих тысяч рабочих, чтобы восстановить дороги и маленькие мосты, прежде чем те смогут выдержать вес наших танков. Вскоре после этого был убит генерал фон Нейндорф, и после 4 недель упорной обороны русские взяли Тернополь. В руки противника вместе с «укрепленным районом» попали 6000 пленных и большое количество оружия. Очередная «крепость» рухнула, не оказав почти никакого влияния на ход военных действий.

БИТВА ЗА ЛЬВОВ

Изменение тактики русских

За прошедший год тактика русских заметно улучшилась. Более часто стал использоваться массированный огонь артиллерии, его поддерживало множество минометов. Русские пытались просочиться через слабые участки обороны, сами они начинали немедленно окапываться и ставить мины. Поэтому период уязвимости, неизбежный, пока артиллерия и тяжелое оружие еще только подтягиваются и налаживается их взаимодействие с авангардами, резко сократился.

Русские атаки проводились точно так же, как это делала царская армия в Первую Мировую войну. Эти методы не имели ничего общего с современными военными доктринами и были основаны на огромном превосходстве в живой силе и технике. После нескольких недель, которые тратились для накопления сил и подвоза огромного количества боеприпасов, русские старались пробить наш фронт ураганным огнем артиллерии и реактивных минометов, который длился несколько часов. После этого следовал прорыв больших масс пехоты и глубокие удары танковых частей, которые старались получить свободу маневра. В 1944 году использование танковых масс несколько изменило эту последовательность действий, так как на штурм шли крупные {392} танковые соединения, поддержанные пехотой. Если в начале атаки советская артиллерия хорошо поддерживала огнем свои войска, то по мере развития наступления связь между батареями и авангардом часто нарушалась. До самого конца войны русские испытывали огромные трудности, пытаясь координировать стрельбу и передвижения войск. Танковые прорывы были глубокими, и удары неизменно наносились по прямой. Когда танки останавливались, русские в течение ночи старались подтянуть огромные массы пехоты, которая сразу же окапывалась, если были достигнуты намеченные рубежи. После этого выдвигались тяжелое оружие и части поддержки.

Эта система была совершенно непоколебима, если только мы не перетасовывали очередность событий. В качестве обязательного условия для успеха такой атаки требовалось, чтобы немцы жестко удерживали тот участок фронта, на который обрушился смертоносный удар. На Восточном фронте в 1943–45 годах немецкие войска с огромной неохотой предоставляли противнику эту возможность, так как командиры имели строжайший приказ Гитлера не уступать ни пяди земли добровольно. Такая жесткая тактика навязывалась командирам всех уровней от дивизий до групп армий включительно почти до самого конца войны. Прекрасно зная о малой численности соединений вермахта и утрате боеспособности вследствие тяжелых потерь, Гитлер, скорее всего, сомневался в их способности к гибкой, активной обороне. Поэтому он требовал, чтобы войска прочно удерживали заранее подготовленные позиции.

Такая тактика ни разу не предотвратила советский прорыв, ни разу не принесла победы. Несмотря на то, что Красная Армия неизменно несла более тяжелые потери, чем наши войска, мы ни разу не могли компенсировать колоссальное превосходство русских в людях и оружии. Не помогало даже то, что русский солдат по своим боевым качествам значительно уступал нашему. Если не считать высочайших индивидуальных боевых качеств немецкого солдата, мы ничего не могли противопоставить численному {393} превосходству врага, если только не переходили к гибкой и изощренной тактике. Если наши верховные военные руководители потеряли веру в превосходство в этом отношении, если нехватка техники стала такой острой, что мы уже не могли использовать качественное и тактическое превосходство, то ни о каком благополучном исходе войны не могло быть и речи.

Поэтому на верховном главнокомандующем Адольфе Гитлере лежала вся ответственность, именно он должен был осознать эти факты и сделать необходимые выводы. До этого времени полевые командиры делали все возможное, чтобы предотвратить крах фронта, где, начиная с середины 1944 года, самой страшной опасностью стали массированные удары русских, которые вели к глубоким прорывам. Так как резервов для успешной нейтрализации этих ударов почти никогда не хватало, еще более насущной стала задача сохранения фронтовых частей от массированных артиллерийских обстрелов, бомбардировок и танковых ударов. Иначе мы не могли рассчитывать на сохранение боеспособности наших потрепанных дивизий.

Тактика оборонительных зон

Весной и летом 1944 года в штабе 1-й Танковой Армии для решения этой задачи была разработана тактика оборонительных зон. Ее разрабатывали мой начальник штаба полковник Карл Вагенер, начальник оперативного отдела полковник граф Адриан фон Пюхлер и я сам. Мы создали эту систему на основании анализа причин успеха русских прорывов, приняв во внимание следующие главные факторы:

Совершенно понятно, что нашей задачей была нейтрализация этих методов противника либо, по крайней мере, сведение их последствий к минимуму.

Имелись два пути помешать уничтожению наших фронтовых частей. Можно было строить прочные укрепления, выдерживающие попадания бомб и снарядов, а можно было временно отводить войска с передовой, чтобы они не попадали под удары. Строительство надежных укреплений требовало времени и материалов, чего у нас не было, поэтому использование тактики уклонения стало единственно возможным решением. Такая тактика уже использовалась на завершающем периоде Первой Мировой войны. Передовые линии оставлялись незадолго до неизбежной атаки, и войска отходили в тыл на новые, более прочные позиции, вынуждая противника перегруппировывать силы, что требовало времени. Трудности, с которыми при этом сталкивался противник, прежде чем он мог продолжить атаку, усугублялись разрушениями на территории между двумя линиями обороны. Впервые такую тактику немцы применили в 1918 году, когда отходили на линию Гинденбурга во Франции и на рубеж реки Пьяве в Италии. Применение этой тактики обязательно влекло за собой потерю некоторой территории, но это была хорошо рассчитанная жертва, так как в результате новую позицию удавалось удержать без особого труда. Еще одним методом уйти от сосредоточенного огня и последующего прорыва была эластичная оборона, опирающаяся на глубоко эшелонированную систему пулеметных {395} гнезд. Однако она не обладала достаточной прочностью, чтобы выдержать главный удар противника.

Другую форму тактики уклонения, которую мы разработали, лучше всего сравнить с тактикой фехтования на саблях. Удар предупреждается резким отходом с правильным прикрытием, после чего следует немедленный контрудар, который позволяет фехтовальщику занять прежнюю позицию. Поэтому войска, обороняющие угрожаемый сектор, как и фехтовальщик, должны внезапно отойти достаточно далеко в тыл, чтобы удары противника пришлись в пустоту, отбить выдохшийся натиск врага и вернуть первоначальные позиции внезапной контратакой. Чтобы выполнить эти требования, следует особенно тщательно выбирать местность, где будет перехвачен преследующий противник. Ее следует тщательно подготовить, чтобы отошедшие войска могли занять оборону, не теряя времени. Поэтому нет особой необходимости отводить фронтовые части так глубоко в тыл, чтобы они оказались вне досягаемости вражеской артиллерии.

Прошлый опыт показывал, что русские ведут сосредоточенный обстрел только по главной линии обороны и заранее намеченным укрепленным пунктам в зоне сопротивления. Поэтому такие районы следовало эвакуировать полностью. Однако, в зависимости от местности и укреплений, часто было достаточно отвести передовое охранение на 900–2200 метров. Именно здесь создавалась настоящая первая линия обороны с использованием всех возможностей местности. Многочисленные огневые точки и крупные местные резервы распределялись по этой позиции, которая тянулась в тыл до артиллерийских батарей или даже дальше. В замаскированных районах позади артиллерийских позиций располагался общий резерв корпуса и армии. При использовании этого метода цели оказывались настолько рассредоточенными, что даже огонь 1000 орудий, направленный на такую большую территорию, мог причинить лишь весьма ограниченные потери. Ни о каком уничтожении целых подразделений речи не шло. {396}

Если при этом нашей артиллерии угрожала нейтрализация или вообще уничтожение, батареи в решающий момент могли переместиться на запасные позиции. Это же относилось и к командным пунктам. Такие запасные позиции следовало готовить заранее, обеспечить боеприпасами, наладить исправно действующую систему радиосвязи. Размещение запасных артиллерийских позиций следовало тщательно продумать и организовать таким образом, чтобы занять их можно было без всякого промедления. Для этого нужно было обеспечить поддержку пехоты, несмотря на любые изменения тактической ситуации, так как лишь гибкое использование артиллерии гарантировало успех обороны. Более того, каждая батарея должна была иметь две или три запасные позиции, а также одну или две ложные позиции. При этом с них время от времени стреляло дежурное орудие, чтобы убедить противника, что это действующая батарея, а не пустышка. Все это требовало подготовки от 5 до 8 позиций для каждой батареи, но русские готовили свои наступления долго и тщательно, поэтому и мы получали возможность хорошо к ним подготовиться.

Следовало принять все необходимые меры, чтобы защитить штабы и их линии связи от уничтожения во время советской артиллерийской подготовки и последующей общей атаки. Поэтому командованию всех уровней, от батальона до армии, разрешалось оставаться на тех командных пунктах, которые они занимали до начала русской атаки. Каждый штаб должен был подготовить хорошо замаскированное прочное убежище в стороне от населенных пунктов. Телефонный коммутатор следовало устанавливать в отдельном блиндаже. Связь между командным пунктом и подчиненными ему подразделениями осуществлялась по радио, по телефону, визуальными сигналами, с помощью посыльных, а в случае необходимости — любой комбинацией этих способов. Телефонные линии следовало прокладывать так, чтобы уберечь провода от артобстрела и проезжающих машин. Если было возможно, наши связисты прокладывали их в канавах и заболоченных низинах или протягивали по {397} деревьям. Мы отрывали окопы для автомобильных радиостанций в укромных местах, защищали их от осколков и маскировали как можно лучше. С момента установки радиостанций на позициях и до начала атаки русских соблюдалось строжайшее радиомолчание.

Перед общей атакой все резервы покидали места расквартирования и передвигались на боевые позиции, которые следовало хорошо замаскировать. Резервы также располагались вне населенных пунктов и могли немедленно вступить в бой. Эти позиции также надлежало обеспечить телефонами, радио и другими средствами связи.

Все коммуникации, ведущие к фронту, играли решающую роль, поэтому они должны были функционировать при любых обстоятельствах. Нельзя было допустить возникновения пробок на дорогах, поврежденные участки следовало ремонтировать незамедлительно. Кроме того, требовался жесткий контроль над движением в обе стороны. Через каждый город и деревню следовало провести как минимум два различных маршрута, чтобы автоколонны могли объехать узкие улицы, если начнется воздушный налет.

Одной из самых тяжелых наших проблем был перехват массированных танковых ударов русских и предотвращение прорывов. Так как мы заметно уступали противнику в численности, нам следовало тщательно готовиться и создавать прочную оборонительную систему.

Прежде всего, следовало заминировать любой участок местности, пригодный для танкового прорыва, причем заминировать очень плотно. Выбрать такие участки не представляло большой проблемы, так как наши опытные офицеры прекрасно знали тактические доктрины Красной Армии. Минные поля ставились эшелонированно в глубину и ширину. Они располагались в шахматном порядке таким образом, чтобы наши собственные танковые части могли их обойти при необходимости. Перед русским наступлением с минных полей снимались все указатели. Мы не ставили мины перед нашими передовыми линиями, так как противник мог их снять еще до начала атаки. Главная боевая {398} линия минировалась на глубину до 25 километров. Перед генеральным наступлением Первого Украинского фронта в районе Львова летом 1944 года 1-я Танковая Армия на участке предполагаемого главного удара поставила около 160000 противопехотных и 200000 противотанковых мин. Это был первый случай, когда немецкая армия использовала тактику оборонительных зон.

Передовые противотанковые позиции дивизии находились в 1,5 километрах позади главной боевой линии. Основную массу артиллерии, а также многочисленные средние противотанковые и зенитные орудия мы использовали для создания прочной опоры позади передовых огневых точек, создавая оборону глубиной до 20 километров. Все дороги, пригодные для внезапных танковых прорывов, были перекрыты заграждениями. Вдоль них на глубину до 40 километров устанавливались противотанковые пушки и зенитки. Если возникнет критическая ситуация, самоходные противотанковые орудия могли усилить любой из этих узлов обороны. Для маскировки отрывались окопы, использовались складки местности.

Армейские резервы должны быть достаточно сильными, чтобы удержать фронт и остановить русских, если они внезапно изменят направление главного удара и повернут свои танки на соседний участок фронта. Когда мы ожидали советского наступления под Львовом, в качестве резерва у меня оставался III танковый корпус генерала танковых войск Германа Брейта, который состоял из 1-й и 8-й танковых дивизий, 20-й панцер-гренадерской дивизии и 531-го батальона «Тигров». 1-я и 8-я танковые дивизии должны были поддерживать фронт на направлении главного удара, а 20-я панцер-гренадерская дивизия и 531-й батальон «Тигров» предполагалось использовать для предотвращения прорывов в других местах, если русские повернут свои танки. В случае необходимости танковые дивизии тоже можно было перебросить на другие участки фронта. Генерал Брейт также сформировал мобильные боевые группы, чтобы немедленно перебросить их туда, где возникает опасность прорыва {399} фронта. В большинстве случаев эти боевые группы состояли из разведывательных батальонов, усиленных противотанковыми пушками и штурмовыми орудиями, и находились в постоянной готовности. Фактически они являлись авангардами своей дивизии.

Задача ознакомления командиров частей с новой тактикой оборонительных зон была далеко не простой. После детального инструктажа и учений по картам, выездов на местность они не только осознали суть идеи, но и поверили, что этот план является надежным и эффективным, после чего с энтузиазмом приступили к его реализации. Обсуждения и подготовка продолжались по всей линии фронта, вплоть до самого мелкого подразделения.

Следующим шагом была проверка теоретических положений на практике и уточнение их в свете полученного опыта. Постепенно учениями охватывались все более крупные подразделения. Наконец тактика оборонительных зон была принята и освоена всеми корпусами и дивизиями 1-й Танковой Армии. Мы прилагали колоссальные усилия, чтобы наша тщательная подготовка принесла плоды.

Фехтовальщик получает преимущество, если сумеет разрушить планы противника, когда тот собирается атаковать, потому что в этом случае атакующий становится более уязвим. Встречные удары были включены в качестве необходимого компонента в тактику оборонительных зон. Так как русские выдвигали свои силы вплотную к передовым позициям и сосредоточивали их перед тем, как броситься на штурм, эти войска становились уязвимыми для внезапного обстрела нашей артиллерии и реактивных минометов. Для этого мы специально держали на батареях по два боекомплекта.

Самой трудной, можно сказать, решающей проблемой, с которой столкнулась 1-я Танковая Армия у Львова, было правильное определение времени, когда следует отводить войска с передовых позиций на основную боевую линию. Если мы сделаем это слишком поздно, наши и без того слабые силы попадут под огонь советской артиллерии и {400} потеряют боеспособность. Фронтовые корпуса и дивизии не располагали средствами, чтобы получить информацию относительно планов русских, поэтому штаб армии не мог сделать выводы относительно намеченного времени наступления русских. Это вполне понятно, так как противник тоже маскировался и с передовых позиций мало что можно было увидеть. Поэтому мы с полковником Вегене-ром сравнивали данные наблюдателей, воздушной разведки и радиоперехвата, которые поставляли основную информацию о действиях противника. Тщательное наблюдение за прифронтовой полосой позволяло достаточно точно определить направление главного удара и дату его начала. Особенно надежную информацию мы получали от службы радиоперехвата, которая обеспечивала до 70 процентов надежных сведений.

Битва за Львов

Русские не разочаровали нас и нанесли главный удар именно там, где мы ожидали, однако начали свое наступление 14 июля, на 2 дня позже, чем ожидалось. Допрос пленных подтвердил, что атака была отложена в самый последний момент. В результате этой задержки отвод войск пришлось повторять 3 ночи подряд. Ночью 11/12 июля русские не заметили отхода, потому что наши арьергарды покинули передовые позиции, удачно изобразив слабый беспокоящий

огонь. Впрочем, может быть, противник просто не умел гибко реагировать на изменение ситуации. Ночью 12/13 июля русские атаковали несколько оставленных позиций боевыми группами силой до полка и сбили наши арьергарды.

Но и такой поворот событий был предусмотрен. Сильные контрудары, поддержанные массированным огнем артиллерии с основных позиций, остановили русских, и в сумерках 13/14 июля наша пехота снова заняла передовые траншеи. Как и ожидалось, ночью русские возобновили атаки, чтобы определить, занимаем мы позиции или нет. Когда эти ночные вылазки были отбиты по всей линии фронта, русские убедили сами себя, что наши позиции удерживают крупные силы, бой прекратился, и все успокоилось. После полуночи наши передовые позиции были эвакуированы в третий раз, и когда на рассвете Первый Украинский фронт нанес свой главный удар, он пришелся в пустоту. Дивизии, которые вернулись на основные боевые позиции, вряд ли вообще понесли какие-то потери. При поддержке штурмовых орудий и 531-го батальона «Тигров» они смогли отразить почти все выпады русских, которые пытались продвинуться дальше пустых траншей. Наша артиллерия сохранила всю свою огневую мощь, потому что обстрелы и бомбежки обрушились на пустые позиции, которые должны были играть роль приманки. Ни одно орудие, ни один командный пункт не пострадали. Телефонная связь штаба армии с подчиненными штабами, вплоть до полковых, полностью сохранилась. Зато старые позиции, с которых мы ушли, были в очень плохом состоянии. Города были сильно разрушены воздушными налетами, обломки зданий засыпали дороги через несколько деревень. Тем не менее движение продолжалось по заранее намеченным запасным маршрутам и останавливалось лишь изредка, когда советские самолеты атаковали конкретную автоколонну.

Наши резервы совсем не пострадали от воздушных атак русских, так как они в темноте перебрались на новые позиции, не известные противнику. С другой стороны, наступающая советская пехота попала под огонь нашей артиллерии {405} и реактивных минометов, которые имели более чем достаточно боеприпасов. Спасаясь от массированного огня, красноармейцы бросились врассыпную и попытались укрыться, но попали прямо на минные поля, установленные позади первой линии траншей. В результате первый порыв заглох, и русская пехота не смогла нанести удар в одном направлении. Наступление Первого Украинского фронта замедлилось, и практически все территориальные приобретения русским пришлось оставить, когда наши войска во второй половине дня перешли в контратаки.

Сигналы бедствия, которые отправляла потрепанная русская пехота, были получены танкистами, и они появились на сцене. Словно поток воды из внезапно открытого шлюза, танки хлынули на историческое поле битвы у Ярославичей, где ровно 30 лет назад, летом 1914 года, кавалерийские дивизии австрийцев и русских схлестнулись в последней в истории крупной кавалерийской битве. Но история повторилась, так как русские снова имели численное превосходство, и снова битва закончилась вничью. В 1914 году защищающиеся добились своего, используя новые пулеметы и артиллерию, а в 1944 году мы начали применять тактику боевых зон, чтобы компенсировать малую численность. Только 14 июля Первый Украинский фронт потерял на наших минных полях 85 танков. Количество выведенных из строя танков стремительно росло, и бронированный кулак русских остановился, когда подошел к тщательно подготовленным противотанковым позициям. Потери стали вообще катастрофическими, когда 15 июля генерал Брейт нанес контрудар силами 1-й и 8-й танковых дивизий.

В 1944 году, как и в 1914, исход битвы за Львов решили не кавалерийские атаки и танковые удары под Ярослави-чами, а крупный прорыв русских войск севернее Львова, в секторе соседней армии, куда противник перенес свои главные усилия. К несчастью для нас, в 1944 году, когда русские нанесли удар по правому флангу 4-й Танковой Армии у Бродов, II танковый корпус СС, имевший 2 самые сильные танковые дивизии, был переведен на запад, так как союзники {406} в это время высадились в Нормандии. По этой причине Группа армий «Северная Украина» просто не имела достаточно сил, чтобы остановить русские танки еще в одном месте. Бесконечный поток танков и механизированной пехоты двигался через Жолкву, направляясь к Висле. Причем русские не только не встретили какого-либо сопротивления, но и форсировали эту реку у Баранова.

Танковые корпуса, отделившиеся от этой армады, атаковали 349-ю пехотную дивизию генерала Ляша. Она занимала спокойный участок фронта северо-восточнее Львова среди лесов и не имела достаточного количества противотанковых пушек. Когда русские танковые корпуса пробили узкую брешь в нашем фронте возле Колтова, они попали под атаку с обеих флангов и были обстреляны артиллерией и «Небельверферами». Русские использовали в качестве тарана тяжелые танки КВ-1 и КВ-2, чтобы сносить деревья средней толщины. Саперы укладывали их как гати через болота, поэтому пехота и артиллерия смогли последовать за танками быстрее, чем обычно. Незадолго до этого командиры 1-й и 8-й танковых дивизий заверили меня, что этот лес совершенно непроходим для танков. Наступление Красной Армии по наскоро импровизированной дороге, построенной с помощью самых примитивных средств, сопровождалось звуками оркестров!

Когда русские вышли на основное шоссе, ведущее ко Львову, генерал Брейт силами своих двух дивизий нанес удар с двух сторон и сумел сузить прорыв до 4 километров, но не смог закрыть его. 1-я и 8-я танковые дивизии выстроили второй фронт между Львовом и Колтовом, который сначала сумел притормозить русское наступление. Однако противник сумел, несмотря на исключительно сложную местность, обойти фланг этой линии, занял Перемышляны и перерезал важнейшие пути снабжения 1-й Танковой Армии. Оставив позади небольшое подразделение в качестве гарнизона Перемышлян, советские танковые корпуса возобновили наступление на Львов через Бобкру, быстро заняли аэродром и ворвались на южные окраины города. {407}

Однако комендант Львова сумел удержать большую часть города, в том числе железнодорожный вокзал и господствующие высоты в центре Львова, с помощью гренадерского полка 68-й пехотной дивизии, батальонов местной обороны и некоторых тыловых частей. Тем временем сводная боевая группа, имеющая штурмовые орудия и артиллерию, под командованием офицеров моего штаба отбила Перемышляны и Бобкру и перерезала коммуникации русских танковых корпусов. В результате этого все наступательные действия русских танков были парализованы. Во Львов вернулись мир и покой, жизнь в северной части города шла обычным чередом. Батальоны местной обороны и тыловики, только что отражавшие атаки, теперь спокойно загорали, так как у русских почти не осталось боеприпасов.

Командующий советской танковой армией, как мы выяснили по данным радиоперехвата, часто и весьма энергично ругал командиров корпусов за пассивность и даже угрожал перерезать им глотку. Но все эти угрозы ничего не могли изменить. Изолированные танковые корпуса завязли в 70 километрах от фронта, совсем рядом с главным центром снабжения 1-й Танковой Армии, и ничего не могли сделать. Даже когда I -я Танковая Армия оставила город, эти танковые корпуса никак не сумели нам помешать, когда мы двигались через Львов и вокруг него, направляясь к верховьям Днестра. Так как у нас не было сил, чтобы уничтожить вторгшегося противника, нам пришлось ограничиться тем, что мы перерезали его коммуникации.

Пока мы сдерживали этот танковый прорыв, по всему фронту шли жестокие бои пехоты. На северном фланге 1-й Танковой Армии XLVI танковый корпус возле Жолквы попал под угрозу окружения и был снесен бронированным потоком, который хлестал через разбитый фланг 4-й Танковой Армии. Генералу Шульцу не оставалось ничего иного, как отвес|ти фланг на несколько километров. Закрепившись на новых позициях юго-западнее Жолквы, корпус сумел отбить попытки противника окружить его и удержал фронт. К несчастью, попытка сильной 20-й панцер-гренадерской {408} дивизии генерала Георга Яуэра блокировать переправы через реку Буг посредством фланговой атаки на Каменку-Струмиловскую успехом не увенчалась. 100 штурмовых орудий дивизии внесли некоторое замешательство в ряды русских танков, но вскоре части генерала Яуэра были просто раздавлены превосходящими силами врага. Штурмовые орудия немедленно повернули и прорвали кольцо, что позволило дивизии занять те же позиции, что и 20 июля. Это подтвердило наши предыдущие выводы: сильное танковое соединение почти всегда может прорвать кольцо окружения или вывернуться из другой сложной ситуации, если действует быстро и решительно.

Катастрофа под Бродами

Положение XIII корпуса генерала Гауффе в районе Бродов, который контролировала 4-я Танковая Армия, ухудшалось с каждым днем. Его 5 дивизий (176-я и 349-я пехотные, корпусная группа С, 14-я гренадерская СС и 454-я охранная, а также слабые полицейские формирования) были окружены советскими стрелковыми корпусами, которые были переброшены на помощь танковым частям. Танки, обойдя Броды, оставили открытым путь через лес позади Буска, а также брешь севернее Колтова. Однако противник понемногу оттеснял XIII корпус на высоты к северу от Колтова, и его снова передали под командование 1-й Танковой Армии. Я немедленно передал приказ генералу Гауффе постараться продвинуться как можно дальше на юг и к 23 июля собрать силы западнее Колтова для прорыва к главному шоссе. Там 8-я танковая дивизия XLVIII танкового корпуса должна была нанести удар с юга, чтобы встретить его. После успешного прорыва XIII корпус должен был сосредоточиться в тылу XLVIII танкового корпуса. Оружие и технику, которые нельзя было забрать с собой, следовало уничтожить, особенно самое ценное — артиллерию и автомобили. {409}

В эти же самые дни 1-я Танковая Армия сама была атакована по всему фронту. LIX корпус генерала Эдгара Рёшрихта, который сражался на северном берегу Днестра, вместе с 208-й пехотной дивизией и 20-й венгерской пехотной дивизией, был вынужден постепенно отступать, шаг за шагом. Это означало, что соседние XXIV и XLVIII танковые корпуса продолжали сражаться в основной зоне боев, однако им тоже пришлось отступить, чтобы не попасть в котел. Так как войска генерала Гауффе оказались в критической ситуации в районе Бродов, я был вынужден задержать XLVIII еще на один день южнее Колтова, хотя там сложилась очень тяжелая ситуация. Одновременно я приказал генералу Балку вывести 8-ю танковую дивизию с фронта, чтобы нанести удар на запад к шоссе. 18 июля в телефонном разговоре с генералом Гауффе я лично обрисовал ему сложившуюся ситуацию и приказал ему нанести удар в направлении шоссе при любых обстоятельствах. Так как XLVIII танковый корпус задержался только для того, чтобы создать заслон, он не мог оставаться на месте, не рискуя погибнуть, что лишь увеличило бы список жертв. Когда генерал Гауффе начал возражать, говоря, что ему требуется еще один день, или он потеряет всю свою технику, я отдал ему жесткий приказ: «Пусть так, но это спасет людей». В этот момент телефонная связь была потеряна. Русские самолеты разбомбили радиостанцию, которая служила последним средством связи с XIII корпусом.

С первыми лучами солнца на следующий день (19 июля) 8-я танковая дивизия генерала Фрёлиха начала наступление, чтобы согласно приказу попытаться освободить XIII корпус. Преодолевая упорное сопротивление русских, дивизия оттеснила противника и к полудню сумела выйти к шоссе западнее Колтова, проделав широкую брешь в советских позициях. Дивизии генерала Гауффе находились всего в 4 километрах от нее и видели этот бой, но ничего не предприняли. Как мы узнали позднее, корпусная группа С генерала Ланге вообще ничего не слышала о приказе, который я отдал генералу Гауффе. Только 2 передовых батальона, {410} которые увидели «Тигры», поддерживавшие 8-ю танковую дивизию, ринулись вперед и к вечеру пробились к шоссе, хотя не получили никаких приказов. Эти счастливчики добрались до своих, сохранив все оружие, которое смогли вынести, и были благополучно отведены в тыловую зону XLVIII корпуса, понеся лишь небольшие потери.

Тем временем русские начали перебрасывать подкрепления со всех сторон и вечером сумели оттеснить 8-ю танковую дивизию и основные силы XLVIII танкового корпуса, которые уже отошли из района основных боев, еще на несколько километров назад. Генерал Гауффе не использовал благоприятный момент, он подготовился к атаке лишь утром 20 июля, раздав солдатам все оружие и приказав артиллерии открыть сосредоточенный огонь из всех орудий. Сомкнутым строем тысячи солдат бросились вверх по склону с леденящим кровь криком: «Вперед! Ур-ра» Они смяли советскую пехоту, которая была испугана этими воплями. Войска XIII корпуса быстро достигли шоссе, где вчера находились «Тигры» и «Пантеры» 8-й танковой дивизии. Но Красная Армия быстро оправилась от первого испуга и овладела ситуацией. Русские открыли огонь из всего, что только могло стрелять: артиллерийские орудия, танки, минометы, противотанковые пушки, пулеметы. Наши части попали под ураганный перекрестный огонь. Атакующие имели одну-единственную цель: добраться до высот и деревьев вдоль шоссе. Во главе колонн, которые растянулись, насколько хватал глаз, шли генералы и штабные офицеры. Они разделили судьбу своих верных солдат, которые тысячами падали под вражеским огнем. Позднее тела генерала Гауффе и его начальника штаба были найдены возле железнодорожной насыпи, среди трупов солдат, разорванных в клочья артиллерийскими снарядами. Они погибли бок о бок со своими товарищами. Те, кто шел в тылу атакующих колонн, большей частью попали в плен.

Лишь 6000 человек спаслись из этого ада. Напрягая последние силы, они смогли прорваться к поросшим лесом высотам южнее Львовского шоссе. Там беглецы решили, {411} что оказались в безопасности, так как находятся в тыловой зоне соседнего корпуса. Но едва солдаты успели перевести дыхание, как были атакованы наспех собранными советскими стрелковыми корпусами. Все иллюзии моментально разлетелись в пыль, они по-прежнему находились в русском тылу, что подтвердили и пленные, которые были захвачены во время контратаки. Наши солдаты двинулись дальше, разбившись на мелкие группы. Не имея ни карт, ни компасов, люди в течение 4 дней шли «по долинам и по взгорьям», через леса и болота, старательно обходя советские резервы и транспортные колонны, разыскивая линию фронта. Лишь на пятый день они услышали раскаты артиллерийской канонады и поняли, что немецкие линии находятся где-то рядом. Уже вечером этого дня и в течение наступившей ночи большинство людей сумели дойти до безопасного западного берега реки Гнилая Липа, где проходил фронт 1-й Танковой Армии, которая за это время отступила еще дальше. Ободранные, но сохранившие шлемы и оружие, бродяги были собраны и отправлены на переформирование. Они были свидетелями уничтожения XIII корпуса, который упустил свой шанс на спасение. Задержка на одни сутки решила судьбу 5 дивизий генерала Гауффе и его собственную судьбу.

Отступление из Львова

После гибели XIII корпуса положение 1-й Танковой Армии стало еще более сложным, однако пока непосредственной угрозы не было. Был восстановлен контакт между XLVIII танковым корпусом и правым флангом III танкового корпуса, который находился на второй линии обороны перед Львовом. Мы сформировали непрерывную линию фронта 5 корпусов, которая обладала высоким оборонительным потенциалом. Тем не менее общая ситуация изменилась к худшему, так как русские уже форсировали реку Висла севернее нашего расположения. Сильные вражеские {412} соединения двигались к Карпатским горам, а их авангарды уже стояли перед Самбором и южнее Перемышля. На юге рухнула линия фронта 1-й Венгерской Армии, и русские прорвались через Коломею. Если бы 1-я Танковая Армия продолжала удерживать линию фронта, которая так далеко выдавалась на восток, она рисковала попасть в окружение у подножья Карпатских гор. Учитывая этот риск и рассмотрев общую ситуацию, я предложил прервать битву и оттянуть линию фронта назад за болота в верхнем течении Днестра. Обороняться там было очень легко, что было доказано в Первую Мировую войну. После обсуждения этого предложения я решил высвободить 5 танковых дивизий, как только мы отойдем на новые позиции. Гитлер сначала отверг это предложение, но через несколько дней, когда положение стало совсем критическим, утвердил его, отдав соответствующий приказ.

Эта новая директива предписывала оставить Львов. 1 -я Танковая Армия должна была отступать, поворачивая вокруг своего правого фланга. Окружение корпусов левого фланга, дождливая погода, почти непроходимые леса и горы юго-западнее Львова мешали нам выполнить этот маневр. Так как отдельные русские танковые корпуса все еще удерживали позиции южнее Львова и потому, что фронт разрезала горная гряда, армия на первом этапе отхода пришлось разделить на две части. Еще больше ухудшило ситуацию то, что русские блокировали основные пути отхода южнее Львова, который пришлось оставить. Однако, несмотря на все трудности, 1-я Танковая Армия сумела отойти, сделав два рывка.

Едва мы заняли позицию на болотах вдоль Днестра, как Красная Армия захватила Самбор, который защищала горстка слабых подразделений, подчинявшихся коменданту Львова. Противник так глубоко охватил фланг нашей новой позиции, что мог атаковать ее с тыла. Это привело бы к полному хаосу. Поэтому 1-ю танковую дивизию генерала Маркса, которая двигалась для выполнения собственного задания, пришлось повернуть назад. Стремительная атака {413} танков и панцер-гренадеров этой дивизии сломала упорное сопротивление русских, и в тот же день Самбор снова оказался в наших руках.

Теперь дорога была очищена, и это позволило мне отвести III танковый корпус (1-я, 7-я, 16-я танковые и 20-я панцер-гренадерская дивизии) на запад, чтобы использовать в качестве резерва. Их пришлось направить по последней оставшейся у нас дороге к северу от поросших лесами хребтов Карпат, но русские разгадали этот план и крупными силами блокировали эту рокаду возле Санока. III танковый корпус генерала Брейта мог двигаться только мелкими шажками, пробивая себе дорогу силой. Он терял и людей, и время. Так нам аукнулось нежелание Гитлера позволить 1-й Танковой Армии оставить Львов, что все равно пришлось сделать 26 июля, вместо предложенного 24 июня.

Битва за Карпаты

В начале августа на южном фланге армии появилась новая опасность. 1-я Венгерская Армия оказалась неспособна удержать позиции в районе Станислав — Наворна и под атаками превосходящих сил противника просто рассыпалась на куски. Южный фланг генерала Берегфи покатился назад через долину верхнего течения Прута к Ябло-ницкому проходу. Северный фланг был отброшен, и 2 дивизии, в том числе немецкая 1-я пехотная, были окружены западнее Станислава. Развивая наступление на запад, русские уже угрожали ударом с тыла перерезать коммуникации 1-й Танковой Армии. Лишь немедленно освободив войска и прекратив бои на Днестре к северу от Карпат, мы могли парировать эту угрозу. Русские авангарды уже находились в 15 километрах позади моего штаба и блокировали дорогу из Долины к Вышковскому хребту, когда первые 2 дивизии прибыли с фронта и сначала изолировали, а потом уничтожили прорвавшихся русских. Мы сохранили Долину, но к югу от этого города противник продолжал удерживать {414} дорогу и пытался наступать дальше на запад. Так как венгерским частям был отрезан путь отхода, они бросились через Болехово на Стрый, чтобы прорваться на родину через Верецкий проход. Эти беженцы заполнили все дороги, мешая немецким войскам, которые имели приказ предотвратить прорыв русских к железной дороге и шоссе, идущим через Верецкий проход, а также освободить дивизии, окруженные в Станиславе. Лишь энергичное вмешательство немецких командиров на местах и инициатива наших войск, которые остановили бегство венгров и погнали их в прямо противоположном направлении, предотвратили катастрофу. Растерявшиеся солдаты Гонведа (венгерской армии) были включены в состав немецких частей, и у них не осталось иного выбора, как продолжать сражаться. Их артиллерия, а также слабые остатки 2-й венгерской танковой дивизии оказывали доблестное сопротивление русским. Атака XI корпуса генерала пехоты Рудольфа фон Бюнау через Болшево на восток сумела остановить противника и отбросить его. После 3 дней боев русские, попавшие в клещи между войсками из Станислава и наступающим XI корпусом, были раздавлены. 2 окруженные дивизии сумели присоединиться к армии, а их уцелевшие солдаты оказались ценным пополнением для полков более сильных соединений.

Теперь встал вопрос о том, как ликвидировать последнюю угрозу — продвижение русских к нашим коммуникациям, идущим через Сколе. В этом случае оказалось особенно трудно установить контакт с авангардами Красной Армии, так как большинство из них исчезло в густых горных лесах и долинах Карпатских гор. Чтобы выследить охранение наступающих советских войск и создать импровизированную линию, которая продержится, пока 1-я танковая Армия не соберет достаточно сил для мощного удара, пришлось использовать остатки XIII корпуса, спасшиеся из котла под Бродами. Они заняли позиции с приказом держаться, пока не подойдет первая из дивизий, отозванных с фронта. Сведенные в 6 батальонов, эти силы выступили из Сколе, двигаясь по очень сложной лесистой местности. {415} Пройдя всего несколько километров, эти батальоны столкнулись с русскими. Начались тяжелые бои в лесах, и немцы были вынуждены постепенно отступать. Первые подкрепления прибыли как раз вовремя, чтобы удержать русских и помешать им выйти из лесов. Тем временем главный удар, нанесенный к северу от Болшево, вывел нас во фланг и тыл русских. Находившиеся перед Сколе русские части начали отступать, однако они ждали слишком долго. Атакованные одной дивизий с фронта и тремя — с тыла, русские были зажаты на небольшом пятачке, несмотря на ожесточенный огонь их артиллерии и противотанковых пушек. Они отчаянно дрались, чтобы удержать единственную дорогу, связывающую их со своими, но все усилия оказались напрасными. 8-я танковая дивизия ворвалась в котел и блокировала единственный путь отхода. Затем атака «Тигров» сломила сопротивление. В наших руках оказались тысячи пленных. На поле боя остались тысячи изуродованных трупов людей и лошадей, исковерканные орудия, перевернутые автомобили. Это был конец наступления Красной Армии на Сколе. Те, кто сумел спастись, прорвались к партизанским бандам, которыми буквально кишели окрестные леса.

После этого боя опустился занавес над битвой между Днестром и лесистыми Карпатами. 1-й Танковой Армии пришлось бороться со всеми мыслимыми трудностями и угрозами. Нефтяные скважины Брокобычаи Борислава действовали до самого последнего момента, несмотря на налеты американских бомбардировщиков. После этого они были эвакуированы. Длинные составы полных железнодорожных цистерн выстроились от Сколе до венгерской границы, образовав нечто вроде исполинской черной змеи длиной 35 километров. Тяжелые немецкие паровозы могли достаточно быстро тащить эти составы по долине до верховьев Стрыя, но не могли пересечь хлипкий мост на границе с Венгрией. Поэтому поезда пришлось делить и отправлять по назначению с более легкими венгерскими паровозами.

Учитывая сложную тактическую ситуацию на участке 1-й Венгерской Армии в районе Ворохты и Яблоницы, а {416} также словаков возле Дуклы, я предложил отвести войска ближе к склонам Карпат, так как все это могло кончиться катастрофой для 1-й Танковой Армии. Такой отход, кроме всего прочего, обеспечил бы поддержку нашим союзникам, так как они заняли бы позиции у нас в тылу. Это позволило бы освободить дополнительные войска для боев в Польше и Восточной Пруссии. Разрешение на отход было получено, и он прошел без инцидентов. Русские преследовали нас очень вяло и осторожно. Войска, отведенные с фронта, были собраны в районе Мункач — Унгвар и погружены на поезда. XLVIII танковый корпус генерала Балка отправился в Польшу, а 1-я пехотная дивизия вернулась на родину, чтобы защищать Восточную Пруссию.

1-я Венгерская и Словацкая армии были переданы в распоряжение 1-й Танковой Армии, и все вместе образовали армейскую группу «Раус». Линия фронта 1-й Танковой Армии все еще проходила далеко от Карпат, в Галиции, где наш левофланговый XXIV танковый корпус отбивал мощные атаки русских на Дуклу. После того как 4-я горнострелковая дивизия прибыла на правый фланг венгров в Яблоницу, наше положение начало выглядеть безопасным. Все попытки русских вторгнуться в Венгрию через горные проходы были отбиты.

15 августа на всем 350-километровом фронте армейской группы «Раус» воцарилась тишина. Через 2 дня мне неожиданно приказали по телефону сдать командование. Еще через час я уже сидел в самолете и летел на север, так как был назначен командующим 3-й Танковой Армией в Литве и Восточной Пруссии.

ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ

Отчаянное положение в Прибалтике

Во время летнего наступления Красной Армии в 1944 году Группа армий «Север» была отброшена к побережью Балтийского моря и отрезана в районе Риги. 3-я танковая Армия (на юге) была передана под командование штаба Группы армий «Север» и получила приказ деблокировать котел. Для этого были привлечены крупные танковые силы: 4-я, 5-я, 7-я, 13-я, 14-я танковые дивизии, панцер-гренадер-ская дивизия «Гроссдойчланд», танковая группа «фон Штрачвиц». Для решения задачи мне пришлось принять командование 3-й Танковой Армией и начать наступление из района Шауляй — Ауце к реке Митава, чтобы прорвать советское кольцо и восстановить связь с Группой армий «Север».

Намеченный маршрут наступления (около 130 километров) проходил сначала через болота и леса, потом выходил на холмистую равнину, которую пересекали несколько рек и, наконец, снова упирался в заболоченные леса. Лишь на севере, в районе Добеле и Тукумса, имелась местность, пригодная для действий танков. В этом районе находился и самый короткий путь к Группе армий «Север» (всего 40 километров). Тем не менее танковые дивизии для удара были {418} собраны на юге. Причиной столь твердого выбора южного маршрута являлась общая обстановка. Имелись основания опасаться, что наши части на северном фланге, составленные из дивизий прикрытия (учебная дивизия группы армий) и прибалтийских формирований, не выдержат нового удара русских на запад. На юге, наоборот, размещались только что прибывшие фолькс-гренацерские дивизии (548-я, 549-я и 551-я), которые имели заметно более высокую боевую ценность. Кроме того, в этом районе проходили железная дорога и шоссе Кенигсберг — Рига, что гарантировала ударному соединению свободу передвижения. Наконец, ОКХ все-таки надеялось быстро расколоть фронт Красной Армии на западном фасе коридора, поэтому отправляло соединения, выделенные для атаки, по частям, как только они высвобождались с фронта.

Результатом всех этих обстоятельств стало разрозненное использование сил. XL танковый корпус генерала танковых войск Отто фон Кнобельсдорфа, состоящий из 7-й и 14-й танковых дивизий и панцер-гренадерской дивизии «Гроссдойчланд», атаковал на южном фланге. XXXIX танковый корпус генерала танковых войск Дитриха фон Заукена нанес удар в центре силами 5-й танковой дивизии, а на севере — 4-й и 12-й танковых дивизий. На крайнем северном фланге, в районе Фрауэнберга, импровизированный танковый отряд генерал-майора графа Гиацинта фон Штрачвица (101-я танковая бригада, бригада СС «Гросс» численностью около 80 бронетранспортеров) имел приказ прорвать русский коридор под Тукумсом и прибыть в Ригу, в распоряжение Группы армий «Север». Таким образом, эту атаку начали 4 отряда, размазанные по фронту длиной 100 километров, не имея четко выраженной цели. Для отражения этого удара советские Третий Белорусский и Первый Прибалтийский фронты имели на фронте и в прифронтовой полосе достаточно сильные резервы, которые могли вступить в бой в самом ближайшем времени. В таких условиях шансов на успех у наступления почти не было. {419}

Именно такую ситуацию я увидел, когда 17 августа прибыл в Восточную Пруссию, куда меня срочно отозвали из Венгрии для руководства наступлением. Я не мог оказать никакого влияния на планирование операции, так как наступление уже началось. Вполне понятно, что оно заглохло буквально через пару дней. 7-я танковая дивизия (генерал-майор Карл Маусе) XL танкового корпуса после тяжелых боев заняла маленький город Кельми на главном шоссе и пересекла реку Дубисса по мосту. Правый фланг 7-й танковой дивизии прикрывала панцер-гренадерская дивизия «Гроссдойчланд» генерал-лейтенанта Хассо фон Мантейфеля. Ее танковый полк продвинулся до опушки леса чуть южнее Шауляя, после чего завяз на болотистом участке перед самым городом. Левый фланг генерала Маусса прикрывала 14-я танковая дивизия генерал-лейтенанта Мартина Унрейна, которая тоже ввязалась в тяжелые бои в лесу. Авангард дивизии был окружен русскими, но с помощью главных сил освободился и отошел назад к своим. И в результате наступление 5-й танковой дивизии стало просто невозможным. Остальные соединения XXXIX танкового корпуса — 4-я танковая дивизия (генерал-майор Клеменс Бетцель) и 12-я танковая дивизия (генерал-майор барон Эрпо фон Боденхаузен) — столкнулись с крупными силами русских и попали в еще более неприятное положение. Эти 2 дивизии сумели пройти от 6 до 10 километров и остановились.

В итоге вся операция провалилась, несмотря на мелкие успехи. Причиной был слишком растянутый фронт наступления, когда успех в одном пункте не мог повлиять на ход событий в другом. Однако наступавшие дивизии оттянули на себя крупные силы русских, поэтому прибывший позднее танковый отряд «фон Штрачвиц» при поддержке тяжелого крейсера «Принц Ойген» захватил Тукумс, перерезал северную часть советского коридора и подошел к Риге. Вне всяких сомнений, это помогло освободить Группу армий «Север».

Ничтожные результаты наступления, которое велось по нескольким направлениям, не удовлетворили начальника {420} штаба 3-й Танковой Армии полковника Отто Хейдкемпера и его начальника оперативного отдела подполковника Ханса-Иоахима Людендорфа, которые готовили план операции. Их попытка возобновить наступление на севере, отведя с юга дивизию «Гроссдойчланд» и перебросив ее для усиления 12-й танковой дивизии, также не привела к улучшению обстановки. Хотя панцер-гренадеры генерала фон Ман-тейфеля прошли по лесу еще несколько километров, они так и не смогли помочь наступлению XXXIX танкового корпуса. Более того, растянутый южный фланг дивизии «Гроссдойчланд» был атакован специально подброшенным 1-я танковым корпусом русских и застрял на месте.

Русские усилили всю линию фронта, и наша затея была обречена на провал. Но в этот момент вмешался сам Гитлер и выразил желание возобновить наступление из Расейная на Митаву, для чего следовало отвести силы с других участков фронта 3-й Танковой Армии. Это требование было совершенно нелогичным, так как расстояние от Митавы до Расейная было в 3 раза больше, чем на нашем северном фланге, где мы все-таки добились определенных успехов. Дело осложняла пересеченная местность. Вдобавок мы уже выяснили, что у русских в районе Шауляя имеются сильные танковые резервы, которые смогут моментально остановить это наступление.

Поэтому я решил не затевать подобную авантюру. Вместо этого, было решено незаметно для русских собрать силы в лесах к северу от Ауце, чтобы нанести массированный удар на Добеле. Захват господствующих высот возле Добе-ле сыграл бы решающую роль в ликвидации советского коридора. Захват ключевого пункта помог бы освободить Группу армий «Север». Чтобы обмануть противника относительно наших намерений и добиться тактической внезапности, мы неожиданно оставили район, занятый дивизией «Гроссдойчланд» (около 6 километров в глубину). Мы отошли на исходные позиции до атаки, а в глубине были сосредоточены «Гроссдойчланд» и танковые дивизии, выделенные для наступления. Красная Армия заняла этот район {421} только пехотой. Танковые и механизированные корпуса были отведены в тыл для переброски на юг.

Обман удался настолько, что русские совершенно просмотрели сосредоточение столь крупных сил. Вскоре после отвода фронта 5 танковых дивизий нанесли удар по только что оставленному району и застигли противника врасплох. Наши танки стремительно прошли через занятый русскими лес и на второй день начали штурм высот под Добеле. Противник не мог предположить, что мы будем атаковать на том участке, который сами же оставили. Правофланговое соединение Группы армий «Север» — сводный корпус «Клеффель» из состава 16-й Армии — ударил на юг и установил контакт с 3-й Танковой Армией, после чего его передали в мое распоряжение. Эвакуация котла вокруг Риги началась согласно плану, и кризис был успешно разрешен.

Отход из Литвы

После того как был пробит коридор для Группы армий «Север», ОКХ вывело 3-ю Танковую Армию из подчинения Группы армий «Центр» и передало Группе армий «Север». Командующий группой армий генерал-полковник Фердинанд Шернер немедленно забрал у меня XXXIX танковый корпус и все танковые дивизии. К началу сентября от 3-й Танковой Армии остались только 548-я, 549-я и 551-я фолькс-гренадерские дивизии, учебная дивизия группы армий и несколько эстонских охранных батальонов. Генерал Шернер ожидал, что с этими ничтожными силами я буду защищать 160-километровый участок фронта, северная половина которого находилась в лесах. Мы попытались доказать штабу группы армий, что Первый Прибалтийский фронт готовит удар именно в этом районе, однако ничего не было сделано.

Судя по всему, генерал Шернер находился под впечатлением прошлого прорыва к побережью Балтики. Он ожидал, что русские снова будут наступать на север через Тукумс, {422} чтобы помешать выводу наших войск из Рижского котла и снова окружить остатки Группы армий «Север». Этому противоречил тот факт, что русские сосредоточили свои силы далеко на юге. Советское командование поняло, что участок атаки на севере слишком узок, к тому же там находится слишком много немецких танковых частей, чтобы можно было ожидать хороших результатов. Кроме того, общая стратегическая обстановка в Прибалтике противоречила предположениям Шернера. Первый Прибалтийский фронт находился перед растянутым немецким флангом, который был заманчивой целью. При ударе на запад можно было через Шауляй выйти к Куршскому заливу и достичь побережья Балтики так же быстро, как и через Тукумс. Расстояние до любого побережья составляло около 120 километров, но при наступлении на запад удар пришелся бы по растянутому фронту, который занимали неопытные фолькс-гренадерские дивизии, за которыми не было ни танков, ни каких-либо других резервов. Прорвать этот фронт не составило бы большого труда, а наступление на Мемель обещало колоссальный успех, так как отрезало бы от Восточной Пруссии целую группу армий, в том числе главные силы 3-й Танковой Армии. В этом случае в Курляндии оказались бы окружены 4 армии (3-я Танковая, 16-я и 18-я, а также армейская группа «Нарва»), после чего они не могли принимать участия в войне. Подготовка Первого Прибалтийского фронта к наступлению на запад с каждым днем становилась все более очевидной. Мы с моим начальником штаба (1 сентября полковника Хейдкемпера сменил полковник Буркхардт Мюллер-Гиллебрад) ожидали атаки в конце сентября, полагая, что самой ранней датой может быть 5 сентября, а самой поздней — 10 октября.

Только 4 октября удалось убедить генерала Шернера, что следующий русский удар последует на западе. По крайней мере, он передал 5-ю танковую дивизию 3-й Танковой Армии, хотя мы просили у него танки уже несколько недель подряд. Двигаясь по узкой заболоченной дороге дождливой ночью, дивизия генерала Деккера не успела пройти 100 {423} километров, чтобы прибыть в тыловой район 3-й Танковой Армии, как русские нанесли удар первыми. Утром 5 октября после мощной артиллерийской подготовки Первый Прибалтийский фронт начал наступление. (4 октября русские силами усиленного стрелкового полка уже атаковали учебную дивизию на нашем левом фланге, вклинившись на большую глубину. На следующий день они развили этот успех.) Главный удар был нанесен именно там, где и ожидали мы с Мюллер-Гиллебрандом, — к северу от шоссе Шауляй — Тильзит, в направлении Куршского залива. Удар пришелся по 549-й фолькс-гренадерской дивизии генерал-майора Карла Янка (XXVIII корпус) и левому флангу 548-й фолькс-гренадерской дивизии генерал-майора Эриха Зю-дау (IX корпус). Их фронт был прорван в нескольких местах. Неопытные дивизии понесли особенно большие потери от ураганного огня артиллерии и массированного танкового удара. Противник уже угрожал прорваться к Тауроге по шоссе, так как сопротивление отважного зенитного полка 548-й фолькс-гренадерской дивизии постепенно слабело. К счастью, в последний момент появилась 5-я танковая дивизия, и атака генерала Деккера отбросила русских назад. Это позволило избежать еще более острого кризиса.

На северном фланге полевая учебная дивизия «Норд» генерал-лейтенанта Иоханна Пфлюгбейля была отброшена в сектор 16-й Армии. Однако советский удар на запад был задержан после прибытия части сил 7-й танковой дивизии, и прорыв снова удалось предотвратить.

Однако в центре позиций XXVIII корпуса дела обстояли очень плохо. Именно сюда пришлась основная тяжесть русского удара, нацеленного на Мемель. 549-я фолькс-гренадерская дивизия генерала Янка была разорвана на куски, а из состава панцер-гренадерской дивизии «Гроссдойч-ланд» (ею теперь командовал генерал-майор Карл Лоренц), отправленной на помощь штабом Группы армий «Север», успели прибыть только головные танки. Однако эти танки, как и вся дивизия, не могли передвигаться из-за нехватки топлива. Остатки 549-й дивизии собрались вокруг генерала {424} Янка и его офицеров, артиллерии и противотанковых пушек, заняв несколько деревень и блокировав дороги. Они пытались изобразить нечто вроде линии фронта, чтобы хоть немного затормозить русское наступление. Вскоре те танки дивизии «Гроссдойчланд», которые остановились, израсходовав топливо, были окружены противником, и возникла реальная угроза их уничтожения. Однако фолькс-гренадеры быстро поняли, что их единственной танковой поддержке угрожает реальная опасность, и пошли в контратаку. Ценой самопожертвования они спасли танки. Стоя бок о бок с танкистами, они отбивали атаки противника до тех пор, пока не подвезли топливо, откачанное из баков автомобилей, после чего танки снова обрели способность двигаться.

Однако оборона укрепленных пунктов в деревнях конечно же не могла восстановить целостность линии фронта или остановить продвижение русских. Между тем эти опорные пункты представляли собой нечто вроде связующей линии, которая держала противника под контролем, в какой-то степени замедляла его наступление и наносила некоторые потери. Так как Группа армий «Север» не имела никаких резервов, чтобы перебросить их на помощь 3-й Танковой Армии, мы решили привлечь к обороне армейскую школу оружия и учебный центр подводников в Ме-меле, всяческие специальные штабы, все имеющиеся транспортные и тыловые службы, а также вспомогательные части и организации. Эти импровизированные подразделения перебрасывались для усиления гарнизонов опорных пунктов, особенно в важных дефиле и местах вклинения противника. Таким образом нам удалось сплести густую оборонительную сеть, разорвать или обойти которую крупные силы русских могли, лишь потратив много времени. Более сильные узлы сопротивления могли сдержать русских в течение дня, но с наступлением ночи противник либо обходил их, либо наносил концентрический удар. Поэтому гарнизонам вечером приходилось отступать, чтобы избежать окружения или гибели. На заранее намеченном рубеже спешно создавалась новая линия обороны. К рассвету войска {425} занимали ее, снова создавалась связная система, и бои продолжались. Используя все возможные способы сдерживания, обороны и контратаки, мы старались остановить русских, и Первый Прибалтийский фронт потратил две недели, чтобы выйти к Куршскому заливу и реке Мемель. Даже в секторе, который прикрывали отдельные опорные пункты и где русские наносили главный удар, мы смогли ограничить темп наступления 6–10 километрами. При этом нам удалось предотвратить танковые прорывы и разрушение линии фронта. Если бы произошло то или другое, русские вышли бы к своей цели буквально через пару дней. На реке Мемель те же самые войска, усиленные лишь наспех сколоченными подразделениями, остановили советское наступление и успешно отбивали все попытки захватить город Мемель или форсировать реку.

Во время этих боев Группа армий «Север» отбивала мощные атаки и была вынуждена растягивать правый фланг по мере отступления 3-й Танковой Армии. Фронт вытягивался на юг все больше, пока не уперся в Балтийское море между Либавой и Мемелем. Возникла именно та ситуация, к которой стремился противник. Армии генерала Шернера оказались прижаты к морю и окружены. Его 32 дивизии, среди которых было немало отборных, больше не могли помешать наступлению русских прямо в сердце Рейха. Это стало результатом личного вмешательства Гитлера в руководство военными операциями. В конце концов он лишил командиров даже малейшей свободы действий и подрывал самые основы германской армии, пока та не рассыпалась.

Та же самая судьба постигла бы 3-ю Танковую Армию, если бы я исполнил приказ генерала Шернера отходить на северо-запад, вместо того чтобы повернуть на юго-запад. Если бы я действовал, как приказано, Восточная Пруссия осталась бы совершенно без защиты и дорога на Берлин через Кенигсберг была бы открыта для Красной Армии. Но в результате 3-я Танковая Армия сумела сохранить связь с Группой армий «Центр» и остановить советское наступление на Мемель, предотвратив таким образом большое несчастье.

Мемель

После того как завершились бои в Литве, Группа армий «Север»», которая теперь была переименована в Группу армий «Курляндия», к концу октября оказалась зажата между Балтийским морем и Рижским заливом к югу от Виндавы, причем ее западное крыло находилось чуть южнее Либавы. От Группы армий «Центр», которую переименовали в Группу армий «Север», ее отделяли 112 километров, так как ее северный фланг находился на реке Мемель. 3-я Танковая Армия теперь была подчинена именно ей. В коридоре между двумя группами армий оказался город Мемель, который защищал XXVIII корпус генерала пехоты Ганса Голлника из состава 3-й Танковой Армии. У меня остались три корпуса: XXVI корпус генерала пехоты Ганса Голлника, IX корпус генерала артиллерии Рольфа Вюттмана и XXVII корпус генерал-лейтенанта Максимилиана Фельцмана. Они находились на левом фланге Группы армий «Север», рядом с 4-й Армией, и должны были защищать восточные границы Пруссии.

Еще во время битвы за Литву русские попытались бросить свои танки в погоню и пересечь реку Мемель у нас на плечах, чтобы ворваться в Восточную Пруссию. Это окончательно доказали карты, найденные у раненных и убитых офицеров-танкистов. То, что этот план сорвался, во многом остается заслугой упорной и умелой обороны 5-й танковой дивизии. Используя все имеющиеся силы и ничтожную горстку танков, генерал Деккер занял восточный берег реки и поставил непроницаемый барьер на пути вражеских танковых колонн, нанеся им большие потери. Не намереваясь ограничиваться обороной, генерал Деккер неоднократно контратаковал русских, сосредоточив для этого танки и штурмовые орудия 31-го танкового полка. Эти удары разносили в клочки русские подразделения, заставляли их отворачивать в сторону. Отдельные подразделения были просто уничтожены, не успев уклониться от удара. Позднее, получив поддержку парашютно-танкового корпуса «Герман {427} Генринг»¹ под командованием генерал-лейтенанта Вильгельма Шмальца, 5-я танковая дивизия атаковала вражескую пехоту и танки, сосредоточенные для штурма Тильзита, и также отбросила их. Эти успешные действия устранили непосредственную угрозу вторжения в Восточную Пруссию и позволили 3-й Танковой Армии отвести в полном порядке все остальные части на северный берег Мемеля. Вскоре стало совершенно ясно, что Первый Прибалтийский фронт отказался от намерения форсировать Мемель и фактически перешел к обороне.

Только месяц спустя, ближе к концу ноября, противник начал приготовления к новой попытке форсирования Мемеля. По донесениям разведки, русские намеревались сделать это в районе Пагница. Мы опознали саперную бригаду, отправленную на передовую, чтобы подготовить все необходимое для строительства моста. 3-я Танковая Армия уже получила приказ отдать все танковые соединения, бригаду штурмовых орудий, тяжелые противотанковые пушки и много другого вооружения, а потому была вынуждена держать широкий фронт силами разномастных импровизированных соединений. Поэтому опасность прорыва русских была очень высокой. Приведу только один, зато очень показательный пример. Ключевой участок фронта удерживался батальоном солдат, страдающих нарушением слуха (и даже эпилептиками!), батальоном солдат с дефектами зубов, батальоном фолькештурма, охранным батальоном и литовским батальоном. Они совершенно не имели артиллерии. Практически все резервы были отправлены 4-й Армии, так как командование опасалось прорыва на ее фронте возле Роминтена. Так как 3-я Танковая Армия была непоправимо ослаблена, то русские, вне всякого сомнения, смогли бы переправиться через Мемель и нанести удар на Кенигсберг. Несмотря на все попытки {428} привлечь внимание к этой потенциально опасной ситуации, ни 3-я Танковая Армия, ни Группа армий «Север» не получили дополнительных резервов.

Мы ничего не смогли добиться, используя военные каналы, несмотря на усилия командующего группой армий генерал-полковника Ханса-Георга Рейнхардта, поэтому у нас остался последний шанс — использовать чрезвычайный канал связи, к которому мы пока не обращались. Это был гаулейтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Он имел возможность в любое время лично встретиться с Гитлером и изложить проблему, которая должна была заинтересовать фюрера, так как на карте стояла судьба рейха. Кох был глубоко озабочен проблемами ситуации, когда я показал ему все это на карте во время секретной встречи в его канцелярии в Кенигсберге, имевшей место в начале декабря. Уже на следующий день он прибыл в ставку Гитлера, чтобы лично рассказать обо всем. Гитлер сразу оценил опасность ситуации и разделил наши опасения за судьбу Восточной Пруссии. Сначала он намеревался взять подкрепления для фронта на Мемеле из состава Группы армий «Курляндия», но после совещания передумал. Однако перед этим фюрер хотел переговорить с командующим Группой армий «Курляндия» генералом Шернером. Этот разговор изменил его точку зрения. Гитлер снова стал оптимистично смотреть на вещи. Он заверил, что крупные силы, находящиеся под командованием Шернера, в случае наступления русских с целью форсировать Мемель нанесут Первому Прибалтийскому фронту удар во фланг и тыл и разгромят его. Вот с такими новостями и обещанием прислать артиллерийский полк для усиления фронта на Мемеле гаулейтер Кох прибыл в Либенфельде, где находился штаб 3-й Танковой Армии.

Попытаться наскрести хоть какие-то подкрепления в тыловой зоне Группы армий «Север» было совершенно напрасной надеждой, можно даже сказать, утопической мечтой. Соединения, находящиеся позади фронта генерала Рейнхардта, как показали предыдущие события и последующие {429} бои, совершенно не подходили для этой роли. Оставалось только надеяться на обещанные артиллерийские подкрепления, но и эта надежда оказалась обманутой. К нам прибыл разгромленный полк, состоящий из двух батарей по одному орудию в каждой!

К счастью, напряженная ситуация в районе Мемеля неожиданно разрядилась, так как противник сначала отвел свои ударные соединения, а потом и саперную бригаду. Самым сложным оставалось положение XXVI корпуса на крайнем правом фланге в районе Гумбиннена, где сосредотачивались очень большие силы русских, располагаясь в тылу фронтовых частей. Мы видели многочисленные артиллерийские и минометные батареи, количество которых увеличивалось с каждым днем, постоянно росли силы русской авиации, и все это не оставляло места сомнениям в намерениях русских. Первый Прибалтийский фронт опять собирался попытаться вторгнуться в Восточную Пруссию по самому удобному маршруту, где мы уже отразили одно наступление. К середине декабря приготовления русских достигли такой стадии, что мы начали ожидать удара на Рождество, как они делали всегда. Мы не слишком верили пропагандистским листовкам, разбросанным накануне праздника, в которых русские обещали позволить нам мирно встретить Рождество. Более вероятным было то, что стояла очень плохая погода, и наступление было просто невозможным, никаким рыцарством здесь и не пахло. Похолодания можно было ожидать только в январе, после чего реки, озера и болота покроет достаточно толстый лед, по которому Красная Армия рассчитывала без помех переправиться в Восточную Пруссию. Замерзнуть должны были и две бухты возле Кенигсберга. Но в любом случае, несмотря на все обещания Советов, следовало сохранять бдительность, так как не было никаких оснований верить, что русские сдержат обещание.

В этот момент 3 лучшие дивизии 3-й Танковой Армии находились в крепости Кенигсберг, 2 — в крепости Мемель, а 2 самые слабые — в моем распоряжении для действий в {430} поле. Объяснением такого рассредоточения дивизий 3-й Танковой Армии были опасения, что русские высадятся на западном побережье Куршского залива. Ни полковник Мюллер-Гиллебранд, ни я не ожидали крупномасштабной высадки, так как у Красной Армии просто не было необходимой техники. Но мы считали вполне вероятным, что русские под покровом темноты зашлют диверсионные группы или шпионов. Береговая оборона была укомплектована тыловыми частями, добровольцами и фольксштурмом, ее поддерживали слабые резервы из Кенигсберга. Но мы полагали, что этого достаточно, чтобы сорвать подобные операции.

Мы знали, что зимой залив замерзает и что лед может выдержать людей и машины. Это могло вдохновить русских на попытку обойти приморский фланг 3-й Танковой Армии и перерезать дороги, идущие в Мемель, либо предпринять какую-то другую крупную операцию. По этой причине мы подготовили план блокирования Куршского залива по всей ширине — 15 километров.

Осенью для этого были построены деревянные доты с отоплением. Они имели высоту не более 2 метров, и в каждом могли разместиться от 2 до 5 человек с оружием. Доты были размещены на помостах, которые стояли на полозьях, чтобы перемещать их по льду. Одновременно это не позволяло доту затонуть, если лед под ним внезапно проломится. С этой возможностью приходилось считаться, так как в Восточной Пруссии возможны резкие изменения температуры. В конце декабря, как только лед стал достаточно прочным, первая группа дотов была спущена на замерзающий Куршский залив. По мере расширения ледового покрова расширялась и линия бункеров. Всего мы расставили около 150 деревянных дотов в два ряда в шахматном порядке. Бункеры были обложены кусками льда и замаскированы снегом. Сплошная линия заграждений с сигнализацией должна была помешать русским пробраться между дотами. Позади обеих линий мы держали резервы. Так как мы не получили буера и моторные сани, чтобы придать резервам мобильность, от этого плана пришлось {431} отказаться. Артиллерийскую поддержку обеспечивали батареи с обоих берегов.

Так как русские не имели средств для быстрого передвижения по льду, они могли пересечь залив только пешком. Именно это было причиной того, что они не атаковали нас в декабре и январе. Однако в конце января Советы попытались обойти наш фланг по льду. Трижды русские пробивали фронт 3-й Танковой Армии, но каждый раз мы отбрасывали их назад после упорных боев, в которых мы получили помощь от импровизированной линии дотов.

Постоянные воздушные налеты в 1944–45 годах истощили запасы топлива в Германии, вынудив нас прибегнуть к строжайшим мерам экономии. Все перевозки производились по железным дорогам, грузы доставлялись как можно ближе к линии фронта, поезда использовались даже для передислокации мелких подразделений. В районе Тильзита поезда с продовольствием и боеприпасами подходили на 500 метров к линии фронта. В нижнем течении Мемеля наши саперы построили узкоколейную рокаду, которая также проходила не далее чем в 500 метрах от фронта. Каждый грузовик брал на буксир пустой. За исключением некоторых членов штаба, никому не разрешалось ездить в машинах поодиночке. Грузовики брали пассажирские машины на буксир даже при перевозках войск. Эти и другие аналогичные меры стали совершенно стандартными, за их исполнением следили очень строго. Конечно, такие меры не могли компенсировать нехватку бензина и дизельного топлива, но с их введением мы получили возможность осуществлять хотя бы важнейшие перевозки.

Большие потери в железнодорожных цистернах создали проблемы при перевозках топлива по железным дорогам. В Мемеле застряли около 70 цистерн, которые требовались для обеспечения операций в Восточной Пруссии. К несчастью, не было никакой возможности вывезти их из Мемеля, потому что Красная Армия окружила город, и мы не имели подходящих морских судов, чтобы вывезти их. Мы с полковником Мюллер-Гиллебрандом рассмотрели множество {432} вариантов, чтобы решить проблему, но ни один из них не обещал успеха. Наконец один из саперных офицеров 3-й Танковой Армии подсчитал, что пустые цистерны могут плыть по морю сами, если их задраить наглухо. Эксперименты подтвердили это предположение, и местная военно-морская база немедленно получила приказ обеспечить буксировку цистерн через Балтийское море к ближайшему порту. Несмотря на серьезные сомнения офицеров Кригсмарине, я настоял, чтобы они выполнили приказ.

Первый корабль с 5 цистернами на буксире прибыл в Пиллау (к западу от Кенигсберга) после ночного путешествия в 175 километров по морю. После прибытия выяснилось, что цистерны ничуть не пострадали и их можно использовать для перевозок немедленно. После этого начались аналогичные путешествия. Каждую ночь отправлялся конвой, который тащил от 8 до 10 цистерн. Все шло нормально. Лишь к концу этих странных железнодорожно-морских путешествий выяснилось, что несколько цистерн были оторваны сильными волнами и уплыли неведомо куда. Эти плавающие цистерны вызвали немалый переполох среди каботажных судов. Впервые заметив цистерну, капитаны сразу сообщали о русской подводной лодке. Самолеты и патрульные корабли немедленно бросались на поиски, чтобы обнаружить эту дерзкую подводную лодку. Но, ко всеобщему облегчению, эти «субмарины» каждый раз оказывались всего лишь горловинами цистерн, которые потерялись накануне ночью и теперь плясали на волнах. После этого беглянок возвращали в порт.

Восточная Пруссия под ударами советских войск

Так как опасность советского вторжения в Германию к концу года стала совершенно реальной, военные власти и нацистская партия мобилизовали тысячи жителей для строительства оборонительных линий по всей Восточной Пруссии. {433} Все люди были отправлены на рытье окопов и орудийных позиций. Всего гражданские строители построили в Восточной Пруссии 12 основных оборонительных линий и запасных позиций, которые были очень хорошо оборудованы. Вероятно, самой интересной выдумкой стали импровизированные пулеметные точки, которые были очень практичными и простыми. Они состояли из двух бетонных труб. Одна стояла вертикально на земле и служила для размещения пулемета, а вторая лежала горизонтально и соединялась с основанием первой. Она служила для укрытия пулеметчиков. Эта импровизация оказалась хорошим укрытием от советских танков, ее строили за минимальное время, ее было легко перевозить на машинах, и она была очень эффективной.

Кроме этих оборонительных позиций, поперек всех дорог были вырыты длинные противотанковые рвы. Через рвы перекинули временные мостки, чтобы не прерывалось движение по дорогам, но эти мостки было очень легко уничтожить в случае необходимости. Около 18000 рабочих были привлечены к рытыо противотанковых рвов, хотя они ничуть не меньше требовались для строительства укрепленных зон. Чтобы подготовить такие зоны хотя бы в важнейших районах, были привлечены к работе солдаты резервных, тыловых, транспортных и штабных частей. Им указывалась ежедневная норма в кубических метрах. При необходимости они заканчивали работу ночью. Чтобы подготовить эти позиции к занятию войсками, туда переводились тыловые части и фолькештурм, которые их обживали. Вдоль дорог рылись окопы, во всех важнейших точках сооружались противотанковые и пулеметные гнезда. Вокруг каждой деревни и фермы готовились позиции для круговой обороны.

Все эти усилия по сооружению единой оборонительной системы были направлены на то, чтобы превратить наиболее уязвимую часть Германии — Восточную Пруссию — в огромную крепость, которая подходила бы для использования тактики укрепленных зон. Хотя некоторые из этих {434} оборонительных сооружений не сыграли роли в развернувшихся боях, остальные оказали важное, даже решающее влияние на ход битвы за Восточную Пруссию. И если они не сумели изменить судьбу этой обреченной области, это произошло лишь потому, что у нас не хватало войск и оружия, чтобы защищать эти позиции.

В это время нацистская партия начала свой самый амбициозный проект — мобилизацию фольксштурма. Первоначально это было задумано как призыв под знамена всего оставшегося населения Германии. Это была совершенно неправильно понятая и неправильно примененная традиция, восходящая еще к 1813 году, о котором наверняка вспомнили некоторые чиновники.

В фольксштурм были включены мужчины старших возрастных групп, которые еще могли носить оружие, но не служили в армии. Это могло бы стать хорошей основой для мобилизации новой боевой силы, если бы не острейшая нехватка обмундирования, оружия и техники. Так как вермахт ничего выделить не мог, весь проект призвать и вооружить огромную массу людей был обречен на провал с самого начала.

Однако в Восточной Пруссии фольксштурм показал себя лучше, чем где-либо, вероятно, потому, что здесь был проведен призыв людей из района, которому непосредственно угрожали русские. Формирование и обучение фольксштурма шло полным ходом, и были созданы 32 батальона. Все они остались в Восточной Пруссии, даже когда население северных районов было эвакуировано. После этого большинство подразделений фольксштурма использовалось для подготовки резервных оборонительных позиций в тылу на случай возможного отступления боевых частей, которые выделяли инструкторов для батальонов фольксштурма. Месяцы непрерывных тренировок подняли уровень обучения до такой степени, что отдельные батальоны фольксштурма могли выполнять отдельные ограниченные боевые задачи.

Некоторые из этих подразделений специального назначения получали вполне современное оружие: новые 75-мм {435} противотанковые пушки, последние модели пулеметов, несколько устаревшие мелкокалиберные зенитные орудия. Часть из них даже имела автотранспорт. В этих подразделениях можно было найти несколько ветеранов Первой Мировой войны, а остальной состав делился поровну между 16-летними подростками и 65-летними стариками. Командовали этими батальонами бывшие штабные офицеры, отличившиеся в прошлую войну, но не призванные по причине каких-либо физических недостатков. Зато большинству батальонов фольксштурма наоборот не хватало оружия, техники, подготовки. Использовать их в боях было просто немыслимо. Мы планировали включать их в состав боевых частей только в случае общего отступления.

С самого начала я утверждал, что такое положение дел совершенно неправильно, но ничего не мог сделать, так как эти подразделения не подчинялись 3-й Танковой Армии. Мы снова и снова требовали распустить батальоны и всех пригодных к строевой службе передать из фольксштурма в наши дивизии. Но партийные чиновники упрямо отвергали все эти просьбы. Так, в конце января, когда фронт начал трещать, большинство батальонов фольксштурма, использованные в Восточной Пруссии, не сумели оказать никакой помощи армиям, защищающим провинцию. Если их не истребляли поголовно, они несли тяжелые потери. Следует отметить, что, несмотря на приказы, некоторые батальоны фольксштурма были брошены на фронт рядом с закаленными частями, и они хорошо показали себя. Особого упоминания заслуживает батальон фольксштурма «Лабау», который сражался в составе 607-й специальной дивизии, сформированной из тыловых частей. Трижды батальон выбивали с позиций, но каждый раз он контратакой возвращал свои позиции. В этой жестокой борьбе на поле боя пали командир и большая часть личного состава батальона.

Но в другом случае фольксштурм проявил себя хуже. Показав усердие выше разума, нацистская партия наладила в Восточной Пруссии производство собственных 75-мм противотанковых пушек на железных колесах и устроила {436} краткосрочные курсы для ознакомления фольксштурма с этим оружием. К концу января положение возле Тапау восточнее Кенигсберга приняло неясный характер. Личный состав армейской оружейной школы вел тяжелые бои против наступающих советских танков. Начальник оружейной школы был убит, сам городок несколько раз переходил из рук в руки, хотя в этот конкретный момент его занимали немецкие войска. Внезапно пролетел слух, что русские танки прорвались и наступают на Кенигсберг. Местный штаб поспешно сколотил импровизированный противотанковый батальон, передав ему 20 новых 75-мм противотанковых пушек со складов школы, и отправил в район к востоку от Кенигсберга (не уведомив об этом штаб армии), чтобы прикрыть город. На закате прямо перед противотанковой позицией появилась большая танковая колонна. Это жуткое зрелище вызвало настоящую панику среди неопытных солдат, которые бросили орудия и побежали в разные стороны. Командир батальона, молоденький лейтенант, напрасно пытался остановить беглецов. С помощью инструкторов он сумел подготовить к бою часть орудий и уже был готов открыть огонь, когда вдруг понял, что перед ним находятся немецкие танки. Дело в том, что 5-я танковая дивизия после тяжелых боев восточнее Тапау сумела оторваться от русских и теперь собиралась в тылу, ожидая новых приказов.

Оборонительные зоны в Восточной Пруссии

В конце декабря меня больше всего мучило то, что штаб группы армий не разделял моего мнения относительно района, в котором нанесет главный удар Красная Армия. Генерал Рейнхардт и его начальник штаба генерал-лейтенант Отто Хейдкампер, мой бывший начальник штаба 3-й Танковой Армии, считали, что в самом опасном положении оказалась 4-я Армия генерала пехоты Фридриха Госсбаха, находящаяся на нашем южном фланге. Даже после личной встречи с генералом Рейнхардтом в Оттельсбурге в начале

января 1945 года нам не удалось прийти к общей точке зрения по этому важному вопросу. В результате 3-я Танковая Армия, которая передала много дивизий на другие участки, взамен не получила ничего. Более того, мы отправили 20-ю танковую дивизию генерал-майора Германа фон Оппель-Брониковского, наш единственный резерв, в Венгрию. Правда, вместо нее за 3 дня до начала советского наступления мы получили 5-ю танковую дивизию, которой теперь командовал генерал-майор Гюнтер фон Хоффман-Шёнборн. Это было прекрасное соединение, способное вести наступательные операции. Однако, пока дивизия находилась в составе 4-й Армии, ее силы сократились со 100 до 50 танков, и она не была знакома с тактикой оборонительных зон, которую начала использовать 3-я Танковая Армия. Более того, генерал Рейнхардт ясно дал мне понять, что в случае атаки я вообще не получу подкреплений, а должен буду обходиться своими собственными силами, хотя у меня не хватало ни солдат, ни оружия. После предыдущих тяжелых боев мои дивизии не успели толком ни переформироваться, ни отдохнуть. Позади них, в качестве подкреплений, стояли лишь несколько батальонов фольксштурма и зеленые новобранцы. XXVIII корпус генерала Голлника, находившийся в Мемеле, оказался слишком далеко от района основных боев. Кроме того, он занимал довольно уязвимые позиции, и я не считал возможным сокращать его силы (корпус имел в данный момент 2 довольно сильные дивизии). Поэтому я решил на свой страх и риск усилить тот сектор, который мог оказаться на острие ожидаемого советского наступления. В этом секторе я расположил 4 дивизии XXVI корпуса генерала Матцки. Они уже показали себя, когда отбили первую попытку русских вторгнуться в Восточную Пруссию. На участке фронта протяженностью всего 20 километров я расположил все штурмовые орудия армии (если не считать одной роты, переданной IX корпусу). Этому корпусу была подчинена вся армейская артиллерия, зенитный полк и минометная бригада. Кроме того, армейский резерв (5-ю танковую дивизию) я разместил позади этого левого {439} корпуса. После этого на остальные 140 километров фронта, который занимала 3-я Танковая Армия, остались только 4 слабые дивизии IX корпуса (а позднее и XXVII корпуса), без всякой поддержки и резервов.

Тактика оборонительных зон, которую успешно применила 1-я Танковая Армия под Львовом, не использовалась другими соединениями, так как условия для ее успешного использования встречались редко. Поэтому большинство командующих армиями резонно сомневались в ее практичности. Кроме того, общая стратегическая ситуация ухудшалась так быстро, что уже никому не хотелось заниматься экспериментами. Во второй половине 1944 года мы редко получали достаточно времени для строительства многочисленных позиций, обучения и подготовки войск. Самым пылким адептам этой тактики приходилось бороться со всеми этими сложностями, однако они добивались успеха. Оба раза армии под моим командованием — во Львове и в Восточной Пруссии — сумели использовать импровизированную тактику оборонных зон, что помогло сохранить боеспособность моих дивизий, хотя они подвергались ожесточенным артиллерийским обстрелам. При этом они сумели предотвратить прорывы русских. В обоих случаях противник понес тяжелые потери и был вынужден перенести направление удара на другие участки.

В Восточной Пруссии в январе 1945 года 5-я Танковая Армия имела только 50 танков и около 400 артиллерийских орудий при полном отсутствии авиационной поддержки.

607-я специальная дивизия Генерал-лейтенант Макс Хорн

Генерал артиллерии Рольф Вюттман 286-я охранная дивизия Генерал-лейтенант Вильгельм Томас 548-я фолькс-гренадерская дивизия Генерал-майор Эрих Зюдау 551-я фолькс-гренадерская дивизия Генерал-майор Зигфрид Верзейн 561-я фолькс-гренадерская дивизия Генерал-майор Вальтер Горн

Между рекой Инстер и Гумбипненом (направление главного удара):

Против нас находились 24 стрелковые дивизии Красной Армии, 800 танков, 3000 орудий и сильные воздушные силы Третьего Белорусского фронта. В течение декабря проводились специальные учения по применению тактики {441} оборонительных зон при активном участии командования и войск XXVI корпуса. Офицеры и солдаты в равной степени горели энтузиазмом и вкладывали в учения сердце и душу. Наши саперные и строительные части контролировали работу Wehrkreis I (Восточная Пруссия), 24 батальонов фолькс-штурма и 18000 гражданских рабочих, которые возводили одну позицию задругой. Были построены противотанковые препятствия, минные поля, система опорных пунктов, узлы сопротивления. Общая глубина полосы обороны составила 80 километров. Первые 25 километров были укреплены с учетом уроков, полученных во Львове. Все, от генерала Мат-цки до последнего рядового, прилагали максимум усилий, чтобы улучшить оборону. Огневые точки и доты обеспечивали максимальную огневую мощь и защиту всей линии, но требовалось принять меры, чтобы они не оказались смертельными ловушками для своих гарнизонов. В действительности вся Восточная Пруссия превратилась в одну гигантскую крепость. Передовые оборонительные зоны были построены вокруг Инстербурга и Гумбиннена. Все детали тактических планов были выяснены и проработаны заранее, чтобы исключить любые неприятные сюрпризы. Солдаты понимали это, и потому их моральный дух был необычайно высоким. Они ждали предстоящую атаку с полной уверенностью в своих силах.

Рождество и даже Новый год прошли вполне мирно. Русские сдержали свое обещание. Однако они тут же начали войну нервов, трижды объявив по радио о начале наступления и трижды отменив его. Мы не принимали всерьез перехваченные радиограммы и не стали выдвигать свои танки к линии фронта.

Меня гораздо больше беспокоили русские приготовления вдоль насыпи железной дороги, которая проходила в паре сотен метров перед нашими позициями западнее Эбенроде. Красная Армия собрала там противотанковые орудия, а саперы прорыли 8 проходов сквозь насыпь, чтобы облегчить движение танкам. Эти приготовления велись слишком близко к позициям XXVI корпуса, чтобы не заметить их, {442} хотя противник старался скрыть шум работ, ведя огонь из минометов, и маскировал проходы досками и листвой. Именно здесь командование Третьего Белорусского фронта разместило большинство тяжелого вооружения, чтобы подавить любую попытку немцев сопротивляться огнем прямой наводкой в тот момент, когда танки пойдут через бреши в насыпи. Другими признаками того, что именно здесь будет нанесен главный удар, было появление сап, с помощью которых русские собирались облегчить выдвижение пехоты на исходные рубежи. Были построены несколько дополнительных позиций, связанных траншеями с передовыми. Это обеспечивало укрытие штурмовых отрядов. Люфтваффе ежедневно фотографировали все эти работы, и на фотоснимках были ясно видны новые сооружения, следы автомобилей, ведущие к складам боеприпасов и артиллерийским позициям. Наши агенты сообщали о прибытии новых дивизий. Несколько перехваченных радиограмм раскрыли положение многих передовых командных пунктов, хотя русские необычайно старательно хранили радиомолчание. Все эти признаки четко показывали, где именно Третий Белорусский фронт нанесет главный удар и какие силы собраны для этого. Русские вели подготовку с утомительной методичностью. Артиллерийские наблюдатели занимали только что построенные корректировочные посты. Средняя артиллерия вела себя довольно сдержанно. В небе неожиданно появились русские истребители, которые старались уничтожать разведчиков Люфтваффе. Пикировщики начали бомбить и обстреливать наши пути подхода, командные пункты и города непосредственно за линией фронта.

Мы засекли интенсивные передвижения русских войск к фронту, особенно ночью 8/9 и 9/10 января. Это были неопровержимые доказательства подготовки наступления, поэтому я отдал приказ, в котором сообщал кодовое слово, получив которое, войска должны были немедленно отступить на главную боевую линию. По опыту Львова я знал, что требуются крепкие нервы и холодный расчет, чтобы не утомить наши малочисленные войска преждевременными {443} отступлениями и не понести тяжелые потери от артогня, если такой приказ запоздает. 11 января мы заметили явное снижение боевой активности русских, заметно сократились и передвижения войск. Солдаты 3-й Танковой Армии нервничали, ожидая приказа на отход, который спасет их от бешеного огня вражеской артиллерии, но я не отдавал этот приказ. Вместо этого выпускники академии Люфтваффе совершили ознакомительную поездку на участок, занятый армией, чтобы молодые кандидаты на офицерские звания проследили за учениями 5-й танковой дивизии и ознакомились с укреплениями основной боевой позиции. Так как на фронте было тихо, им разрешили даже посетить некоторые аванпосты, чтобы поближе рассмотреть вражеские позиции. Здесь и там русские пулеметы выпускали время от времени короткие очереди, которые разрывали тишину солнечного полудня. Внезапно в воздухе просвистели несколько снарядов, и возле перекрестка дорог взлетели фонтаны земли. Несколько минометных мин взорвались рядом с аванпостами, и командир взвода крикнул: «В укрытие!» Обнаруженные русскими посетители поспешили укрыться в глубокой траншее. После того как рядом разорвались еще несколько снарядов, наша артиллерия дала пару ответных залпов по вражеским наблюдательным пунктам, и снова воцарилась тишина. Молодые летчики вернулись в тыл, гордые своим «фронтовым опытом».

Следующий день, 12 января, оказался даже еще более мирным. Наши наблюдатели не заметили никаких признаков, которые позволили бы определить день начала наступления Красной Армии. С другой стороны, данные радиоперехвата и сообщения ночных самолетов-разведчиков не оставляли сомнений, что большие колонны русских войск движутся к пунктам сосредоточения, артиллерийские батареи заняли свои позиции, а танковые части выдвинуты на исходные рубежи. Поэтому я решил 12 января в 20.00 передать кодовый приказ «-Wintersonnenwende» (Зимнее солнцестояние), согласно которому начиналось отступление. Эвакуация первых двух линий прошла тихо, {444} и наши войска заняли боевые позиции. Через 3 часа генерал Матцки сообщил мне, что передвижение закончено, он находится на новом командном пункте и система связи работает нормально.

Как обычно перед крупным наступлением Красной Армии, на наши аванпосты прибежали несколько дезертиров. Они сообщили, что 13 января в 06.00 начнется мощная артиллерийская подготовка, за которой последует атака. Я немедленно отдал приказ артиллерии 3-й Танковой Армии в 05.30 открыть огонь, сосредоточив его на двух главных районах сбора советской пехоты. В результате битва за Восточную Пруссию началась с немецкого огневого налета. В 06.00 открыли огонь 3000 орудий Третьего Белорусского фронта, которые обрушили шквал снарядов всех калибров на первые две линии траншей, которые мы покинули несколько часов назад. Когда наша пехота и артиллерия заняли боевые позиции, их передний край находился на третьей линии траншей. Русские обстреливали все замеченные цели на участке атаки на 5 километров в глубину — покинутые города и бывшие командные пункты. Наши резервы, укрывшись в лесу, остались целы. В 08.00, разгромив первую, совершенно пустую позицию, русские перенесли огонь на вторую, хотя теперь интенсивность стрельбы заметно снизилась. Примерно в 08.30 вражеские снаряды начали падать в глубине обороны, но вскоре это прекратилось, если не считать беспокоящего огня.

После первых орудийных залпов в дело вступила русская пехота. Она наступала, несмотря на густой туман, примерно до 11.00. Русские быстро захватили первую линию, ненадолго задержавшись, чтобы справиться со слабыми арьергардами. Однако еще до того, как они добрались до второй позиции, пехота была прижата к земле огнем артиллерии и «Небельверферов». В рапортах русских командиров сообщается о захвате первой и второй линий обороны, но не говорится ни слова о пленных и трофеях. Только в 10.00 передовые вражеские подразделения подошли к главной боевой позиции. На них обрушились все орудия генерала {445} Матцки, а также бригада «Небельверферов», и русская пехота залегла. Командиры отправляли отчаянные призывы о помощи, требуя немедленного вмешательства танковых частей. Их истеричные призывы к «коробочкам» становились все громче и громче. Плохая видимость по-прежнему мешала противнику полностью использовать свое превосходство в артиллерии и авиации. Тем не менее, русские пехотинцы сумели просочиться между отдельными огневыми точками XXVI корпуса. Когда туман рассеялся, эти точки были изолированы и уничтожены.

Русские направили главный удар на единственную возвышенность во всем районе, находящуюся возле Каттенау. Они захватили ее примерно в полдень после сильной танковой атаки. 549-я фолькс-гренадерская дивизия генерал-майора Карла Янка отогнала советскую пехоту с главной боевой позиции, когда русские попытались проследовать за своими танками. Однако русские танки продолжали развивать наступление из Каттенау, потому что наши противотанковые пушки были просто раздавлены огромной массой танков. Угроза стала еще более серьезной, так как появились русские самолеты, причем сразу в больших количествах. Они бомбили города, дороги, командные пункты, артиллерийские позиции — вообще все, что только двигалось. Сначала им никто не мешал, но потом вызванные на помощь Люфтваффе, несмотря на огромное неравенство сил, атаковали армады советских самолетов, идущие на бреющем полете. Наши летчики сбили несколько самолетов и рассеяли остальные.

Наступил момент для контратаки. 5-я танковая дивизия генерал-майора Гюнтера фон Хоффман-Шёнборна вышла из укрытия в лесу и возглавила атаку. Мы нанесли удары во фланг и тыл русских танков в районе Каттенау. Танковую дивизию поддержал 190-й батальон штурмовых орудий и истребители с ракетами. Бой бушевал несколько часов. После того как соединенные силы 5-й танковой и 549-й фолькс-гренадерской дивизий захватили Каттенау, русские танковые резервы провели контратаку. Однако штурмовые орудия и истребители отбили ее. {446}

Пехота генерала Янка при поддержке штурмовых орудий пробила огромные бреши в атакующих колоннах Красной Армии, которые уже были ослаблены мощным огнем артиллерии и «Небельверферов». Достаточно скоро все русское ударное соединение заколебалось и в беспорядке бросилось назад. Вечером весь XXVI корпус занял прежние оборонительные позиции. Солдаты генерала Матцки захватили много трофеев, не говоря уже о 12 сожженных танках, которые громоздились на склонах вблизи Каттенау. Трупы русских лежали грудами, особенно много их было на склонах высот среди подбитых и сгоревших советских танков. Импровизированная оборонительная зона спасла фронтовые части 3-й Танковой Армии от уничтожения и не позволила войскам Третьего Белорусского фронта прорваться.

Все следующие дни русские продолжали атаки, бросая в бой все новых людей и технику. Однако они не смогли повторить смертоносную артиллерийскую подготовку 13 января, потому что у них не хватало боеприпасов. Несмотря на десятикратное численное превосходство и исключительный героизм солдат Красной Армии, их атаки мало что дали. Противник не сумел прорвать оборонительный пояс. Высоты возле Каттенау несколько раз переходили из рук в руки, в этом районе были уничтожены еще 200 русских танков. Лишь когда русские сумели прорваться через заболоченный лес на южном фланге, что позволило им обойти 549-ю фолькс-гренадерскую дивизию, ситуация стала тяжелой. 2 мотоциклетных батальона были отправлены туда. Во время боя в непроглядной метели они сумели остановить русских, но восстановить положение не удалось. Тем временем Красная Армия начала наступать на стыке 3-й Танковой и 4-й армий возле Инстербурга.

Хотя 19 января еще шли бои в основной оборонительной зоне, отход XXVI корпуса стал неизбежен. Генерал Матцки отвел свои войска в полном порядке, так как русские попытались прорваться возле Шлоссберга, что привело бы к изоляции корпуса от основных сил армии. Однако каждый {447} раз наши саперы и штурмовые орудия отбивали атакованный городок, и русские были отброшены на исходные позиции. Зенитные батареи вместе с частями 69-й пехотной дивизии генерала Рейна, быстро повернувшими фронт, 18 января отразили русский танковый удар на Брейтенштейн, но мы были вынуждены оставить часть позиций, которые сильно выдавались на восток. Вечером того же дня русские перебросили к реке Инстер возле Инстервальде свежий танковый корпус и сумели захватить крутой берег реки раньше, чем туда подоспели войска с восточного сектора фронта у Мемеля. Советские танки пересекли противотанковый ров, перекрывающий путь на высоты, выбили батальон фольксштурма и надежной позиции позади них и двинулись по дороге Брейтенштейн — Хохензальцбург. Во время боя был убит генерал Рейн, который лично вел свои войска на новые позиции. Тем не менее, его солдаты сумели остановить противника возле Шиллена концентрической атакой нескольких батальонов при поддержке штурмовых орудий и не допустили рокового прорыва фронта.

Тем не менее, вечером 19 января южному флангу XXVI корпуса пришлось оставить сильную оборонительную позицию в лесу, которая была создана несколько дней назад для фольксштурма. В результате генерал Матцки отступил по всему фронту. Русские также атаковали 4-ю Армию и захватили крупными силами танков железнодорожный узел Инстербург. На следующее утро, 20 января, эти танки двинулись дальше по шоссе на Кройцинген, чтобы нанести 3-й Танковой Армии удар с тыла и отрезать ее от Кенигсберга. Осознав эту опасность, я перебросил 5-ю танковую дивизию, совершившую ночной марш, чтобы нанести удар во фланг русскому танковому корпусу. Ее танки должны были образовать барьер в Кройцингене, который прикроет тыл армии. Мы все еще держали фронт на Мемеле от Пагнита до Куршского залива, несмотря на риск удара с тыла и окружения. Нарушая инструкции ОКХ, я отдал приказ 3-й Танковой Армии оставить там лишь слабые заслоны и провести атаку всеми остальными силами совместно с 5-й {448} танковой дивизией, чтобы разгромить русских в районе Кройцингена. В этом бою с перевернутым фронтом мы атаковали с нескольких сторон крупные силы Красной Армии, в том числе множество танков, и отбросили их назад. После тяжелого боя сам Кройцинген был взят нашими танкистами. Поэтому две гравийные дороги, ведущие в Кенигсберг, остались в наших руках, и опасность окружения IX корпуса была устранена. Последующий отход 3-й Танковой Армии к Кенигсбергу проходил согласно плану.

Если бы не тактика оборонительных зон, то 3-я Танковая Армия не сумела бы продержаться целый месяц при плохих погодных условиях, даже опираясь на укрепления Кенигсбергского района. Нам противостояли 44 русские стрелковые дивизии, 3000 орудий, 800 танков и множество самолетов, тогда как мы не имели совершенно никакой поддержки с воздуха. Эта тактика спасла войска от уничтожения и позволила им перехватывать и отражать сокрушительные удары крупных русских сил.

ПОМЕРАНИЯ

Первая встреча с Гиммлером

Ближе к концу трудных операций в Восточной Пруссии меня вместе со штабом 3-й Танковой Армии освободили от руководства ими, после чего 8–10 февраля на корабле и по железной дороге перебросили в Руммельсбург в Померании. Здесь наш штаб был придан Группе армий «Висла», которой командовал рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, который однако пока еще не прибыл. Я немедленно связался со сводным корпусом «фон Теттау» на левом фланге импровизированной 11-й Танковой Армии СС обер-группенфюрера Феликса Штайнера, а также с X корпусом СС на правом фланге 2-й Армии генерал-полковника Вальтера Вейсса. Обе эти армии вели тяжелые оборонительные бои к югу от моей штаб-квартиры. В это время возникла идея подчинить эти 2 корпуса штабу 3-й Танковой Армии и выделить ей свой сектор обороны.

Вскоре после прибытия в Руммельсбург от меня потребовали прибыть к рейхсфюреру Гиммлеру и официально представиться ему. Мое назначение было датировано 13 февраля. Во второй половине дня я с несколькими штабными офицерами прибыл в штаб Гиммлера, который находился {450} в лесочке рядом с Пренцлау. Тем начальник оперативного отдела штаба группы армий обрисовал мне обстановку и показал карты. Затем пришло приглашение Гиммлера на обед, который должен был состояться в 20.00. Гиммлер появился очень быстро, принял меня и представил своим ближайшим помощникам. Он явно пребывал в хорошем настроении и поддерживал живую беседу, старательно избегая официальных вопросов. Во время разговора он показал большие знания в области науки и искусства. Обед был простым, но очень хорошо приготовленным, а сервировка была великолепной. Так как присутствовали гости, Гиммлер сделал исключение из обычных правил, и все за столом получили по одному стакану красного вина. Сам рейхсфюрер пил только минеральную воду.

Через час Гиммлер поднялся из-за стола и пригласил меня в свой кабинет на совещание, которое должно было начаться в 22.30. Я прибыл к Гиммлеру в указанное время и встретил там начальника штаба Группы армий «Висла» группенфюрера Гейнца Ламмердинга. Это совещание, которое должно было продлиться не более получаса, затянулось до 03.00 из-за моего пространного доклада. Ламмердинг присутствовал только до полуночи. Потом из-за сильнейшего налета авиации союзников на Дрезден Гиммлер разрешил ему уйти и навестить свою семью, которая жила в этом городе. Поэтому, начиная с полуночи и до конца встречи мы оставались с Гиммлером наедине.

До сих пор я помню эту встречу в малейших деталях и могу повторить ее от слова до слова — основные замечания Гиммлера и свои ответы. Эта беседа еще более отчетливо впечаталась в мою память потому, что вернувшись в Руммельбург, я изложил ее своему начальнику штаба генерал-майору Мюллер-Гиллебранду, а также обсудил ее с ним.

Гиммлер начал, заявив: «Как вам сообщил мой начальник оперативного отдела, 11-я Танковая Армия СС вместе с другими танковыми и панцер-гренадерскими дивизиями СС, которые сосредоточены здесь, должна послезавтра {451} прорваться на юг из района Старграда. Они ударят с тыла по советским армиям, окружающим Кюстрин, и уничтожат их. Фюрер ожидает, что результат этой атаки изменит ход войны. Сначала я намеревался предложить руководить этой операцией вам, опытному танковому командиру. К несчастью, вас не удалось освободить из Восточной Пруссии вовремя. Мои предложения — отложить атаку, пока не будет закончено сосредоточение сил, чтобы вы и ваш штаб могли вникнуть в детали операции перед атакой, но фюрер отверг их. Изложите мне ваше мнение относительно хода операции и наших шансов на успех».

Я ответил: «Если сравнивать силы обеих сторон (наша одна усиленная танковая армия против трех русских танковых армий и трех или четырех пехотных армий), можно прийти к заключению, что атака может закончиться только провалом. Если добиться идеального взаимодействия наших частей и выбрать более короткий маршрут атаки ваших танковых дивизий, вероятно, вы сможете захватить те или иные пункты. Но поздне они будут вынуждены остановиться. Ни при каких обстоятельствах не следует ожидать решительных результатов».

Мое заявление явно произвело впечатление на Гиммлера, потому что он попросил меня честно сказать, что бы я сделал на его месте.

Я сказал: «Не атакуйте. Сохраните собранные танковые части для отражения намеченной атаки русских. После того как атака будет успешно отбита, я улучшил бы очертания линии фронта контратакой, чтобы мы смогли удержать наши позиции против всех будущих русских ударов». Я привел дополнительные аргументы в пользу этой точки зрения, и у нас завязалась длинная дискуссия по этому вопросу.

Гиммлер сказал: «Это не в нашей власти. Фюрер приказал атаковать и не изменит своего решения. По этой причине атаку придется провести при любых обстоятельствах. Я намерен обсудить ваши предложения по наиболее эффективной организации атаки с Гудерианом». После этого Шиммлер вызвал по телефону генерал-полковника Гейнца {452} Гудериана, начальника Генерального штаба армии, потребовав, чтобы тот немедленно прибыл из Цоссена.

После того как я изложил причины, которые привели меня к сделанным заключениям, и твердо порекомендовал не начинать атаку, я добавил: «Я уверен, что атака будет остановлена уже на второй день. В этом случае я рекомендую не затягивать бессмысленные бои, а немедленно прекратить операцию и отвести сильные резервы для защиты от советской контратаки, которая обязательно последует. Однако ни при каких обстоятельствах вы не должны допустить переброски этих резервов на другой театр, прежде чем отобьете контратаку, так как это приведет к краху Группы армий «Висла».

На этом диалог завершился, потому что Гиммлер полностью согласился с моей точкой зрения. Затем, очевидно, чтобы приподнять мое настроение, рейхсфюрер конфиденциально сообщил, что примерно в это же время Группа армий «Юг» (в том числе 6-я Танковая Армия СС и другие части в районе озера Балатон) нанесет мощный удар по советским войскам в Венгрии, которые намерены наступать на Вену. В ходе этой атаки предполагалось отбить Будапешт.

На основании собственного опыта я заявил, что не могу рассчитывать на успех и этого наступления, потому что наши силы слишком малы, и 6-я Танковая Армия СС подвергается риску быть отрезанной и уничтоженной возле озера Балатон. Я рекомендовал и в этом случае применить ту же тактику, которую следовало бы использовать в Померании. Я добавил, что рассчитывать на успех можно будет, только если объединить 6-ю и 11-ю танковые армии, а также все остальные имеющиеся части, в один кулак и использовать их на одном участке фронта. Во время долгого обмена мнениями Гиммлер сказал, что общая стратегическая ситуация и состояние коммуникаций не позволяют сосредоточить такие силы. Он подчеркнул, что, по его мнению, эти два наступления могут изменить исход войны.

Когда разговор перешел к обсуждению крупных стратегических вопросов, я использовал возможность, чтобы {453} поговорить об ошибках, допущенных Верховным Командованием, и их последствиях. После этого наступила небольшая пауза, когда Ламмердинг отправился в Дрезден. После этого мы беседовали с Гиммлером с глазу на глаз.

Я заявил: «Герр рейхсфюрер, позвольте мне использовать первую возможность переговорить с вами, самым влиятельным человеком в государстве после фюрера, чтобы честно изложить свое мнение относительно методов ведения войны в последние годы и ситуации, которая сложилась в результате этого. Я знаю, что мои заявления могут привести меня в тюрьму Моабит или даже на виселицу, но я не смогу оправдать себя перед богом и германским народом, если промолчу об этом».

«После Сталинграда наше руководство операциями зародило серьезные сомнения в головах командиров всех уровней. В последние несколько месяцев оно стало вообще непонятным.

С точки зрения одного пространства ясно, что наступление германской армии до Волги и Кавказа и последующие оборонительные операции на фронте протяженностью более 3000 километров превышали возможности вермахта и наших союзников. Лук изогнулся слишком сильно и должен был сломаться. Изнурительные бои вокруг Сталин града и на Дону и сопутствующие битвы привели к военному поражению огромных масштабов. Две трети Восточного фронта начали трещать, наши союзники были разгромлены и бежали, реальностью стало полное крушение фронта. Катастрофу предотвратили только невероятная отвага и упорство офицеров и их солдат, которым пришлось напрягать последние силы.

Верховное Командование не сделало никаких выводов из этих фактов, оно продолжало упрямо отдавать неразумные приказы, которые привели к гибели множества крупных и очень крупных соединений. Эти бессистемные действия подорвали основы нашей боевой мощи и привели нас на край пропасти, в которую мы можем рухнуть в {454} любой момент, если только не произойдет какое-то чудо. Больше нашему народу не на что рассчитывать. Верховное Командование полностью потеряло чувство времени и пространства, его взаимоотношения с военным руководством, его поведение в отношении командующих группами армий и армиями приняло такой характер, что командующие вынуждены отдавать приказы со связанными руками и петлей на шее. Они вынуждены отдавать невозможные приказы под страхом смерти, а в награду их выгоняют с позором и объявляют изменниками родины, если ход битвы приобретает неблагоприятный характер».

Здесь я сделал паузу, ожидая каких-то возражений или даже приказа арестовать меня. Не было ни того, пи другого. Рейхсфюрер сидел неподвижно. Потом он посмотрел мне в глаза и сказал: «Продолжайте».

Я начал иллюстрировать свое мнение конкретными примерами.

«Вместо организации активной стратегической обороны на подходящих участках фронта, выбранных заранее, Верховное Командование не желает отдавать ни единого километра пространства. Любые резервы, какие только удается выкроить, немедленно используются в локальных наступлениях, которые проваливаются, потому что проводятся недостаточными силами. В результате, кроме потери территории, такое использование сил приводит к совершенно бессмысленным потерям». Здесь я привел детальный анализ попытки организовать клещи на Курском выступе в июле 1943 года, неудачного контрнаступления на Киев, текущих планов относительно Померании и Балатона.

Потом я продолжил: «Очень долго запрещалось строительство тыловых позиций, дескать, наши войска будут невольно оглядываться назад и поэтому не окажут достаточно упорного сопротивления. Результат был прямо противоположным. Например, во время отступления к Днепру даже спешно подготовленные позиции сыграли очень важную роль. Однако на берегах реки не было вообще никаких позиций. Поэтому русские очень быстро переправились на {455} противоположный берег, и эта водная преграда совершенно потеряла свое значение. Войска испытали горькое разочарование, и их недовольство Верховным Командованием возросло. В Восточной Пруссии нам удалось подготовить падежную оборонительную систему, однако ослабленные армии уже не имели достаточно сил, чтобы занять все позиции и удержать их.

Началось использование опорных пунктов и так называемых узлов сопротивления, которые были введены в качестве чрезвычайной меры, чтобы заставить упорно сопротивляться даже в безнадежной ситуации. Это приводило лишь к потерям этих пунктов, а вдобавок влекло и потерю их защитников. Армия постепенно утрачивала доверие к Верховному Командованию. Оно упрямо приказывало защищать любой ценой плохо оборудованные, окруженные, занятые недоукомплектованными частями участки. Это приводило к истощению войск либо провоцировало настоящие катастрофы. На Кавказе, в Крыму, Курляндии и Восточной Пруссии целые армии и группы армий оставлялись для обороны этих районов, попадали в окружение и прекращали играть сколь-нибудь заметную роль в ходе военных действий. Та же самая катастрофическая ситуация может сложиться в Померании и Венгрии, если будут проведены намеченные операции.

А между тем новым частям, прибывающим из тыла на фронт, не хватает подготовки и оружия, необходимого, чтобы превратить их в эффективные боевые единицы. По необходимости мы бросаем их в прорывы или используем в тяжелых оборонительных боях. Непривычные к таким нагрузкам, эти части тают, словно снег на жарком солнце.

Вражеская авиация бомбит страну с таким ожесточением, что самые важные военные грузы либо вообще не попадают на фронт, либо все-таки попадают, но в совершенно недостаточных количествах». Здесь я еще раз перечислил проблемы с обеспечением боеприпасами, пулеметами, винтовками, противотанковыми пушками, тапками, штурмовыми орудиями, запасными частями и топливом. {456}

Я завершил свой анализ, еще раз обратив внимание на то, что, если продолжать вести войну подобным образом, мы будем терять солдат, оружие и территорию с такой скоростью, что само выживание Германии окажется под вопросом. А правительство, несмотря на острейшую нехватку ресурсов и угрожающее положение на всех фронтах, продолжает ожидать какой-то «решающей битвы».

Закончив, я замолчал, и несколько минут мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

Затем Гиммлер пододвинулся поближе, наклонился ко мне и медленно и тихо, подчеркивая каждое слово, произнес: «Я согласен с вами».

Удивленный его словами, я глубоко вздохнул и спросил: «Тогда почему вы не сообщили фюреру?»

После короткой паузы Гиммлер ответил: «Я ждал этого вопроса». И после новой паузы продолжил: «Я уже говорил фюреру обо всем этом».

Подняв палец, Гиммлер заговорил, повысив голос: «Фюрер сказал очень резко: «Вы тоже пораженец!» — и в ярости указал мне на дверь». (Позднее генерал-майор Эберхард Кинцель, военный специалист, прикрепленный к Гиммлеру ОКХ, который присутствовал при этом разговоре между Гитлером и Гиммлером, подтвердил этот рассказ.)

Затем Гиммлер начал описывать проблемы на фронте Группы армий «Висла» и жестокие бои вокруг «узлов сопротивления» в Мариенбурге и Шнейдемюле. Его особенно беспокоила судьба второго города, который он считал обреченным, несмотря на упорнейшее сопротивление наших войск. Гиммлер лично знал коменданта, полковника Гейнца Ремлингера, и понимал, что в составе гарнизона осталось лишь несколько сотен боеспособных солдат, которые почти полностью израсходовали боеприпасы. Гитлер даже не ответил на просьбы Ремлингера разрешить ему вырваться из котла с остатками гарнизона. {457}

Я еще раз вернул тему беседы назад, к предмету, который представлял сейчас наибольшую угрозу для Группы армий «Висла», и развернул карту, на которой набросал план вероятных действий русских на Померанском фронте.

«Сначала русские, вероятно, попробуют прорвать фронт в самом слабом его месте — на фланге 2-й Армии возле Кеслина. Они попытаются отрезать армию генерала Вейсса от остальных сил группы армий. Затем последует сильный удар на одном фланге на Данциг и на другом на Штеттин через Старград. В ходе обеих атак они постараются расколоть и уничтожить наши армии в этих районах».

Мои рассуждения были прерваны срочным телефонным звонком от начальника оперативного отдела. Он зачитал радиограмму от полковника Гейнца Ремлингера Гиммлеру. В ней говорилось об успешном прорыве на север Ремлингера и остатков его гарнизона. Прорыв был осуществлен по инициативе Ремлингера, так как он до самого последнего момента напрасно ожидал ответа на свои запросы. Гиммлер внимательно прослушал сообщения, затем положил трубку и вскочил. В радостном возбуждении он забегал взад и вперед по комнате, восклицая: «Вы слышали это? Ремлингер сумел! Он сделал это! Я говорил, что он сделает это!»

Естественно, я согласился с решением, которое Ремлингер принял самостоятельно, и выразил надежду, что большое количество этих отважных солдат сможет добраться до наших позиций, укрываясь в лесах. Потом мы довольно долго обсуждали возможности включить этот отряд в нашу систему обороны, как вдруг снова зазвонил телефон. Я выслушал приказ Гитлера, переданный через ОКХ. Он требовал, чтобы Ремлингер и его гарнизон вернулись в Шнейдемюль и продолжали его оборону.

«Нет, вы совершенно правы. Я не передам этот приказ дальше», — сказал мне Гиммлер.

Этот эпизод полностью убедил меня, что Гиммлер не лукавил, когда говорил, что полностью разделяет мои опасения.

Положение в Восточной Померании

Вскоре после моего разговора с рейхсфюрером СС Гиммлером 11-я Танковая Армия СС начала наступление, как и приказывал фюрер. Сначала она добилась незначительных успехов, но на второй день наступление застопорилось после потери множества танков. Несмотря на мои настойчивые предупреждения, все танковые и панцер-гренадерские дивизии были отведены с фронта и переброшены в район Силезии — Саксонии для новых операций, несмотря на то, что крупные силы русских были готовы перейти в контрнаступление в Померании. Так как фронт был неоправданно ослаблен этой переброской войск, я получил приказ штаба Группы армий «Висла» сменить штаб 11-й Танковой Армии СС обер-группенфюрера Штейнера. 3-я Танковая Армия должна была взять на себя командование оставшимися слабыми силами и отвечать за оборону большого участка.

22 февраля, через сутки после того, как я принял командование, Второй Белорусский фронт начал ожидаемое контрнаступление, бросив в бой подавляющие силы. Из ориентировки, которую дал мне обер-группенфюрер Штейнер, я понял, что русское наступление совершенно неизбежно. Но я просто не успел внести какие-либо изменения в совершенно неправильную систему обороны, организованную Штейнером. Вдобавок, в моем распоряжении не было совершенно никаких резервов. Штаб 3-й Танковой Армии принял командование соединениями 11-й Танковой Армии СС. Это были:

23-я панцер-гренадерская дивизия СС «Неделанд»

27-я панцер-гренадерская дивизия СС «Лангемарк»

28-я панцер-гренадерская дивизия СС «Валлониен»

(Эти дивизии были значительно ослаблены после предыдущей безуспешной атаки.)

Генерал пехоты Вальтер Хоэрлейн 9-я парашютная дивизия Генерал-майор Бруно Брауэр Маршевые части Wehrkreis II (Штеттин)

Командир неизвестен. Дивизия была сформирована на основе военных школ в Гроссборне и Хаммерштейне

Командир неизвестен. Дивизия была сформирована из фолькс-гренадерских батальонов и сводных подразделений, созданных на основе строительных и тыловых служб, а также транспортных подразделений всех трех видов вооруженных сил. Эти дивизии не имели ни артиллерии, ни противотанковых подразделений, ни батальона связи. Только что сформированные полки и батальоны даже не имели командиров. Я назначил на эти посты офицеров, возвращавшихся из отпусков в Группу армий «Курляндия», которые оказались рядом с моим штабом. Я отправил их к частям, уже ведущим бой, на собственном автомобиле. Резервная дивизия «Померания» заняла позицию на левом фланге армии перпендикулярно к основному фронту (старые померанские позиции на границе с Польшей). {460}

Эти 10 дивизий, имеющие 70 танков, занимали фронт протяженностью 240 километров. На каждый километр фронта мы имели 1 артиллерийское орудие, 2 тяжелых пулемета, 2 легких пулемета и 40 человек. Мы расположили 1 противотанковое орудие на каждые 2,5 километра фронта и 1 танк на каждые 4 километра. Каждый батальон должен был оборонять участок длиной примерно 6 километров. Для прорыва этой линии Второй Белорусский фронт сосредоточил 5 армий, состоящих из 5 стрелковых и 1 кавалерийского корпусов, а также 3 танковые армии, состоящие из 8 танковых и механизированных корпусов.

В самые первые часы я успел перебросить 5-ю егерскую дивизию, которая имела самый высокий наступательный потенциал из всей армии, вдоль фронта в район Старграда, где по нашим предположениям должны были разыграться основные события. Я намеревался использовать дивизию в глубине обороны, чтобы с помощью танков, противотанковых средств и основной части армейской артиллерии она смогла удержать позиции хотя бы временно, после того, как русские нанесут свой удар.

Еще до того, как я официально принял командование, я отдал приказ начать строительство густой сети противотанковых заграждений в тылу армии, где было множество лесов и озер. Такая местность очень хорошо подходила для организации противотанковой обороны. За несколько дней при энергичной помощи членов партии и местного населения, эти заграждения были установлены на всех мостах, при въездах в деревни, а также на дорогах и шоссе в тех местах, где они входили в лес. Мужественные солдаты {461} фольксштурма, которые были обучены использовать «панцер-фаусты», охраняли эти заграждения. Кроме того, солдаты с противотанковыми средствами находились в готовности, чтобы на велосипедах и мотоциклах быстро появиться там, где это требуется. Вся гражданская телефонная сеть была превращена в систему оповещения на случай появления танков. С ее помощью предполагалось поддерживать связь между блокированными районами и военным командованием. Никогда раньше участок территории не превращался с такой скоростью в сплошную противотанковую сеть, как мы сумели это сделать в Померании. Нашей целью было помешать русским танкам, даже если они прорвут фронт, стремительно продвигаться дальше. Хотя все эти меры сработали, как и предполагалось, они представляли собой лишь малую часть того, что следовало сделать, чтобы отразить крупномасштабное наступление войск Второго Белорусского фронта.

Ход битвы

Сначала приготовления русских к атаке были замечены в двух местах: на нашей границе со 2-й Армией и в районе восточнее Старграда. Особенно много танковых и стрелковых подразделений было замечено у Старграда. За последние несколько дней возле Нойштеттина, на границе с 2-й Армией, русские несколько раз проводили разведку боем, после чего все резко стихло. Во время этих боев мы захватили несколько пленных из 1-й Польской Армии, воевавшей под командованием русских. Присутствие этой армии, а также относительное спокойствие на данном участке фронта подсказали мне, что крупного наступления здесь не будет. 2-я Армия генерала Вейсса также не заметила никакой активности русских на своем правом фланге.

Однако в полдень 22 февраля я получил сообщение из сводного корпуса «фон Теттау», что русские прорвались между ним и соседней дивизией 2-й Армии — 33-й {462} гренадерской дивизией СС «Шарлемань». Вражеские танки двигались на северо-запад от Штегерса. Во второй половине дня 15 русских танков, выскочившие из расположения 2-й Армии, действительно появились на окраинах Бальденбур-га, в 35 километрах в тылу левого фланга 3-й Танковой Армии. Эти танки были остановлены заграждениями и частями резервной дивизии «Померания», причем 3 танка были подбиты. Ночью русские подвели большие подкрепления и утром 23 февраля нанесли новый удар силами 2 батальонов мотопехоты и 40 танков. Эти войска быстро смяли гарнизон, состоящий из 60 строителей и моряков тыловых служб, прорвали позицию и начали осторожно продвигаться в направлении Бублица. Слабый гарнизон (тыловики резервной дивизии «Померания»), который должен был держать оборону, при поддержке взвода истребителей танков успешно атаковал русских, внезапно появившись из леса. После этого советский командир решил ограничиться артиллерийским обстрелом железнодорожной станции, не пытаясь штурмовать город. Лишь на следующий день (24 февраля) его солдаты вошли в северную часть города и после упорного боя заняли железнодорожную станцию. В ходе боя «панцер-фаусты» уничтожили 16 советских танков.

Тем временем на помощь русским авангардам прибыли сильные подкрепления, которые вынудили остатки смытого левого крыла 2-й Армии (15-я латышская гренадерская дивизия СС и 33-я гренадерская дивизия СС «Шарлемань») отойти на участок 3-й Танковой Армии. Это вызвало переполох среди моих импровизированных соединений, особенно в дивизии «Померания», которая и без того не отличалась высоким моральным духом. Более того, русские танки, преследующие по пятам немецких беженцев, проникли в Нойштеттин и заняли железнодорожную станцию (примерно в 20 километрах позади нашей линии фронта). Их удалось выбить из Нойштеттииа лишь после тяжелых уличных боев.

Так как 2-я Армия вместе с частями, которые Группа армий «Висла» двинула через Руммельсбург (VII танковый корпус, состоящий из 7-й танковой дивизии, 4-й полицейской {463} панцер-гренадерской дивизии СС и остатков 32-й пехотной дивизии), не сумели ликвидировать прорыв русских в Штегерсе, все больше и больше русских частей появлялись в тылу 3-й Танковой Армии. Мой собственный фланг был окружен и отброшен назад к Нойштеттину. Русские постепенно наращивали давление в районе между Нойштеттином и Бублицем. Советские танки прошли через Бублиц к высотам восточнее Кеслина, полностью отрезав нас от 2-й Армии. Поэтому мы получили приказ использовать танковую дивизию «Гольштейн» полковника Иоахима Гессе, чтобы восстановить контакт с армией генерала Вейсса. Дивизия была отведена с фронта южнее Старграда, размещена в тылу и нанесла удар из района южнее Бублица в направлении на Руммельсбург. После первых мелких успехов дивизия была отброшена назад значительно превосходящими силами русских. Помешали ей и густые насаждения на направлении атаки. Мало того, что этот удар не достиг своей цели, теперь танковая дивизия «Гольштейн» оказалась связанной на моем левом фланге, хотя она была единственным резервом армии. В результате она отсутствовала на месте событий, когда 1 марта Второй Белорусский фронт нанес свой удар.

В этом месте после жуткой артиллерийской подготовки крупные силы русских танков пробили фронт 5-й егерской дивизии на участке 5 километров в длину и 6 километров в глубину. Отважная дивизия генерала Фридриха Сикста своими силами сумела блокировать прорыв на некоторое время, не потеряв связи с соседями справа и слева. Но 2 марта русские атаковали еще более крупными силами и полностью прорвали фронт 5-й егерской дивизии между Фалькенбургом и Драммбургом, вынудив отойти назад левый фланг III танкового корпуса СС и правый фланг XX корпуса СС. Дивизия генерала Сикста была разрезана надвое. В линии фронта появился большой разрыв. Русские танки получили свободу действий и ринулись вперед. К 3 марта вражеские танки появились возле Регенсвальде, в 8 километрах восточнее моего командного пункта, который {464} все-таки остался на прежнем месте. Сильные русские стрелковые соединения, следуя за танками, расширили брешь. Противник продолжал наступление на Бад-Польцин и захватил Нойштеттин. Только наш западный фланг сумел отбить все атаки русских, нацеленные на Грейфенхаген и Пиритц. На юге русская лавина неотвратимо двигалась вперед, после нескольких дней боев был захвачен Кеслинг. Танковые авангарды противника угрожали Кольбергу. Русские танки с юга тоже повернули на Кольберг, который был назван «центром сопротивления». Вражеское давление нарастало с каждым днем, и особенно это чувствовалось на флангах корпусов.

В начале марта Гитлер объявил город Кольберг крепостью. Этот маленький городок был переполнен ранеными, железнодорожная станция была забита санитарными поездами. Колонны беженцев блокировали дороги, а русские танки между тем уже находились на расстоянии 40 километров. Именно в этот момент на «Физелере» в крепость прилетел новый комендант полковник Фриц Фуллриде, который был совершенно незнаком с обстановкой. Он вообще не был знаком с обязанностями коменданта крепости, и его пришлось вводить в курс дела. «Крепость» была совершенно беззащитна. Гитлеру указали на это, однако он продолжал требовать, чтобы Кольберг удерживался, как настоящая крепость, невзирая на обстоятельства. В ответ на мои протесты Гитлер заверил меня, что склады в Шпандау получили приказ немедленно отправить в Кольберг по железной дороге 12 новейших противотанковых орудий. Но к этому времени единственная одноколейная железная дорога на Кольберг была наглухо блокирована, и с минуты на минуту ожидалось появление русских танков на окраине города. Понятно, что противотанковые орудия так и не прибыли. Полковник Фуллриде был вынужден собирать все, что попадалось под руку. Все, что проходило через город, — и солдаты и техника, останавливалось и подключалось к обороне, даже если эти подразделения принадлежали Люфтваффе или Кригсмарине. Поврежденные танки, зенитки, {465} штурмовые орудия — решительно все включалось в систему обороны крепости.

Было совершенно непонятно, почему Гитлер вдруг решил упорно защищать этот мелкий приморский городок, если не вспоминать какие-то исторические параллели. Однако не следовало надеяться, что сегодня удастся повторить события наполеоновской эпохи¹. Тем не менее на русских, видимо, тоже произвело впечатление славное прошлое города, потому что они приближались как-то медленно и неуверенно. Первая их атака состоялась только через два дня, 14 марта. Но оборонительная тактика гарнизона вскоре продемонстрировала его слабости, и уже через несколько дней, 18 марта, противник захватил город. Большая часть импровизированного гарнизона была вывезена по морю кораблями Кригсмарине.

Новая встреча с Гиммлером

Наступление Второго Белорусского фронта решило судьбу Померании. После того, как развалившаяся линия фронта была восстановлена на Одере, несмотря на тяжелые потери. Это удалось сделать благодаря несравненному мужеству войск. 7 марта меня снова вызвали на совещание у Гиммлеру. Эта встреча прошла в санатории Хохенличена северо-западнее Берлина, где рейхсфюрер лечился от ангины. Я прибыл туда в сопровождении своего адъютанта примерно в 15.00. Гиммлер принял меня, лежа в постели. Он вел себя по-дружески и предложил сесть на стул рядом с кроватью. Его адъютант покинул комнату, и мы остались одни. Наша беседа продолжалась более часа. {466}

Сообщив о ходе боев, я неоднократно подчеркнул тот факт, что, несмотря на мои рекомендации, все было сделано наоборот — резервы были отозваны и отправлены на другой фронт. Поэтому фронт в Померании оказался ослаблен сверх всякой меры, и в ходе предсказанного контрнаступления Красная Армия легко прорвала его. Я сказал Гиммлеру: «Более того, во время вражеского наступления вы неоднократно отдавали приказы, которые мешали мне действовать так, как того требовала тактическая ситуация. Например, вы запретили отход с выступов фронта на удобные для обороны позиции вдоль более короткой линии у озер. Если бы мне разрешили сделать это, удалось бы избежать ненужных потерь, а вдобавок мы высвободили бы силы для создания резервов. Этих сил хватило бы, чтобы ликвидировать первые русские вклинения у Пурица, Старгарда и Нойштеттина. Вместо этого мы дали русским глубоко вклиниться возле Нойштеттина и к востоку от Старграда, где нам не хватило войск, чтобы сдержать их.

Единственную резервную дивизию — танковую дивизию «Гольштейн», которую я выделил, ослабив линию фронта, пришлось использовать согласно вашему приказу под Ру-мельсбургом и Бублицем в безнадежной попытке восстановить контакт со 2-й Армией. При этом дивизия понесла совершенно необязательные потери и отсутствовала под Старградом, когда потребовалась именно там. 5-я егерская дивизия была раздавлена превосходящими силами и разорвана на куски, хотя сопротивлялась просто отчаянно. Однако русские танки имели превосходство в соотношении двадцать к одному. Основные силы X корпуса СС и сводного корпуса «Теттау», оказавшиеся между двумя пунктами прорыва, оказались под угрозой окружения и уничтожения.

Перед лицом возрастающей угрозы потерять два корпуса я 5 дней подряд просил разрешения отвести их из угрожаемого района, чтобы не допустить окружения, в результате которого они погибли бы совершенно бессмысленно. Но даже тогда вы не разрешили их отвести, наоборот, вы {467} категорически это запретили под угрозой военного трибунала для командиров. В результате оба корпуса, не считая нескольких мелких подразделений корпуса «фон Теттау», были на пятый день захвачены противником. Эти печальные события привели к быстрой потере Померании до самого Одера. Только там остатки 3-й Танковой Армии сумели собраться и восстановить линию фронта, пригодную для успешной обороны. Удержать несколько важных плацдармов на восточном берегу Одера удалось только благодаря действенной поддержке частей Кригсмарине и Люфтваффе, сражавшихся на земле.

Даже после окружения двух корпусов от вас продолжали поступать невероятные приказы. 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг», которую перебрасывали к нам из Силезии, внезапно получила приказ восстановить контакт со 2-й Армией, загнанной на крошечный пятачок вокруг Данцига и Готенхафена, атаковав через всю Померанию, которую занимали несколько русских армий. Все эти совершенно невозможные задания показали, до какой степени вы и Верховное Командование не понимаете сложившуюся обстановку. Даже то, что ваш штаб отказался прислать кого-либо из офицеров, чтобы установить связь с 3-й Танковой Армией, когда мы сражались в самой отчаянной ситуации, никак не может объяснить, почему вы мешали мне руководить операциями, отдавая жесткие приказы, угрожая, требуя того, что мы просто не в силах были сделать».

Гиммлер серьезно и внимательно выслушал меня, а затем ответил: «Я прекрасно понимал истинную угрозу Померанскому фронту и предсказывал все эти события.

Но вопрос не в том, чтобы предсказать. Я совершенно уверен, что любой другой опытный командир армии оценил бы положение точно так же и дал бы те же самые рекомендации.

Я всякий раз поддерживал ваши предложения и передавал их ОКХ, потому что фюрер оставил за собой право принимать окончательные решения. Именно он каждый раз отвергал их в самой резкой форме и резко выговаривал мне. {468}

Еще во время первой встречи вы сказали, что такие действия противоречат интересам народа, за который мы сражаемся и за который фюрер несет ответственность.

Вы совершенно правы, однако фюрер искренне убежден, что он все делает правильно, и потому требует исполнения своих приказов с несокрушимой твердостью. Он не терпит совершенно никаких возражений и потому отвергает любые рекомендации, которые противоречат его мнению».

Я ответил, невольно повысив голос: «Но вы не должны были соглашаться с отказом, если совершенно уверены в противоположном. Иначе такие действия приведут нас к окончательной катастрофе».

Гиммлер сказал: «Спокойнее. Скоро наступит поворотный момент. Мы выиграем эту войну».

Я уперся: «Это бессмысленно. Я не могу поверить вам». Но Гиммлер прервал беседу и приказал принести две чашки чая и рулет. Затем он попросил меня привести примеры отважных действий наших дивизий и буквального выполнения приказов. Дело в том, что фюрер и он придают исключительно высокое значение таким подробностям, а официальные рапорты слишком засушены, чтобы рассказывать об этом. Я повиновался, рассказав о нескольких случаях, в основном из своего личного опыта, имевших место во время Померанской операции, которые доказывали отвагу и самопожертвование солдат 3-й Танковой Армии.

Рейхсфюрер слушал меня очень внимательно, явно волнуясь. После того, как я закончил описывать сражения, Гиммлер сел на постели, пожал мне руку и радостно воскликнул: «Это просто великолепно! Вы должны лично доложить фюреру! Вы готовы?»

«Разумеется. Если говорить честно, я сам хотел просить у вас разрешения лично доложить фюреру о решающей битве в Померании».

Гиммлер немедленно позвонил в ставку фюрера и попросил связать с ним. Буквально через 2 минуты Гитлер ответил. Его голос был монотонным и усталым, но я все прекрасно слышал. {469}

Гиммлер сообщил: «Мой фюрер, здесь рядом со мной командующий 3-й Танковой Армией. Он только что изложил мне детали Померанской битвы. Этот рапорт очень интересен, вы должны выслушать его. Могу я послать генерала Рауса к вам?»

Гитлер ответил: «Да, я приглашаю его на завтра. Во второй половине дня у меня будет совещание, на котором будут присутствовать основные члены моего штаба. Они тоже выслушают его».

Гитлер сказал: «Он должен быть в бункере завтра в 16.00. Он изложит свой рапорт после совещания».

«Хорошо. Генерал Раус прибудет минута в минуту».

После этого разговор между Гитлером.и Гиммлером закончился, как и моя беседа с Гиммлером.

В бункере Гитлера

8 марта в 16.00 я прибыл со своего командного пункта в артиллерийских казармах Штеттина, чтобы изложить свой рапорт о битве в Померании. Рапорт был зачитан в бункере Гитлера, расположенном в маленьком садике во дворе рейхсканцелярии. Тщательно проверив мои документы, офицер СС проводил меня по длинной лестнице в просторный зал глубоко под землей. Двери по обе стороны зала вели в различные кабинеты и комнаты для совещаний. Все комнаты были выкрашены белой и светло-зеленой краской, хорошо освещены и очень просто обставлены. В этот момент перед дверью фюрера собрались несколько генералов, прибывших на совещание. Я переговорил с некоторыми из них, но тут ко мне подошел штандартенфюрер СС и попросил пройти вместе с ним. Он провел меня в соседнюю комнату и вежливо сообщил, что должен обыскать меня. Он не принял моих возражений и не желал слушать, что я командующий 3-й Танковой Армией, что меня сюда вызвал фюрер и что мою личность проверяли уже несколько раз. Он тщательно {470} обыскал мои карманы и мундир. Только после этого мне разрешили вернуться в зал и присоединиться к остальным генералам, которые прибыли на совещание.

Вскоре после этого офицеров штаба Гитлера позвали в соседнюю комнату на совещание, и я присоединился к остальным офицерам, которые присутствовали в качестве зрителей. Разговор на совещании крутился вокруг событий последних нескольких дней, ход военных действий показывали на картах начальники штабов: генерал-полковник Гейнц Гу-дериан по Восточному фронту и генерал-полковник Альфред Йодль по Западному фронту. Фюрер сидел за столом, заваленным картами, и внимательно следил за рассказом. Большинство присутствующих просто стояли и слушали доклады. Гитлер изредка вставлял короткие возражения, не вдаваясь в технические детали. Однако, к моему удивлению, не было дано никаких рекомендаций и не было принято никаких решений, хотя тактическая ситуация сложилась исключительно сложная. На западе союзники форсировали Рейн, на востоке Красная Армия наступала в Силезии и Венгрии.

После совещания Гитлер вместе с начальниками различных подразделений вермахта и своими приближенными остался в конференц-зале. Все остальные ушли. Вскоре после этого меня снова пригласили в комнату для личного доклада фюреру. Кроме Гитлера там присутствовали рейхс-маршал Герман Геринг, фельдмаршал Вильгельм Кейтель, адмирал Карл Дениц, генерал-полковник Йодль, генерал-полковник Гудериан, рейхслейтер Мартин Борман, генерал пехоты Вильгельм Бургдорф со своими начальниками штабов. Они сидели вокруг длинного стола с картами. Я подошел к фюреру, приветствовал его и передал две карты с тактической ситуацией. На одной, от 13 февраля, были показаны позиции 11-й Танковой Армии СС и мои оценки предполагаемых действий русских, которые я изложил на первой встрече с Гиммлером. На второй было детально показано развитие наступления Второго Белорусского фронта в этом секторе, после того, как за него стала отвечать 3-я Танковая Армия. {471}

Гитлер недоверчиво посмотрел на меня сквозь очки и пробормотал что-то себе под нос, мне показалось: «Это не должно было случиться». Затем он трясущимися руками взял карты и сравнил их. Когда он пригляделся повнимательней, то понял, что на них фактически изображено одно и то же. Передо мной стоял физически разбитый, разочарованный и подозрительный человек, которого я с трудом узнал. Когда я понял, что эта ходячая развалина, Адольф Гитлер, держит в своих руках судьбу германского народа, я просто содрогнулся. Не ответив на мое приветствие и явно разозлившись, он приказал: «Докладывайте!»

Он прервал меня только один раз, когда я сообщил, какое численное превосходство над 3-й Танковой Армией имел противник. Фюрер остановил меня и вкрадчиво заметил: «Противник не мог иметь 1600 танков, а только 1400». Я ответил, что кроме 8 танковых и механизированных корпусов русские имели ряд отдельных танковых частей, которые действовали вместе со 2-м гвардейским кавалерийским корпусом. Гитлер кивнул в знак того, что не желает оспаривать мои слова.

Когда я перешел к рассказу о событиях начала марта, фюрер, который до сих пор следил за моим рассказом по карте, внезапно вскинулся и прервал меня дрожащим, тихим голосом: «Мы знакомы с дальнейшим развитием событий из рапортов, представленных мне вами и группой армий. Теперь расскажите, как вели себя во время битвы командиры и солдаты».

Гитлер, а также все приглашенные слушатели, очевидно, прекрасно понимали, что я хочу рассказать об окружении и уничтожении X корпуса СС и частей сводного корпуса «фон Теттау» и причинах этой катастрофы. Но так как причина была одна — приказы самого Гитлера, переданные Гиммлеру, которые противоречили всем моим предложениям, фюрер решил не позволять мне затрагивать этот вопрос и ставить под сомнение его личные приказы. Это предположение подтверждает тот факт, что до сих пор мой доклад касался тактических аспектов {472} Померанской битвы, которые были ему прекрасно известны из рапортов.

После столь неожиданного изменения темы доклада я рассказал о множестве мелких стычек, которые иллюстрировали поведение солдат и офицеров. Судя по всему, это был самый подходящий ответ на опасения Гитлера относительно того «как себя ведут в бою командиры и войска».

Примеры героизма

После прорыва к югу от Штегерса 22 февраля советские танки внезапно появились на окраинах Бальденбурга. Противотанковые заграждения на обоих концах города, который растянулся на большое расстояние, были разведены, чтобы не мешать движению. Внезапно часовой у заграждения на южном конце города увидел русские танки, приближающиеся на большой скорости. Он сразу попытался поставить на место один из тяжелых поперечных брусьев. Это ему не удалось, и головной танк проскочил в город, обстреляв мимоходом дорожный пост. Вплотную за ним следовали второй и третий Т-34, которые тоже попытались миновать барьер. В последний момент поднятые по тревоге часовые (всего 3 человека!) сумели поставить на место поперечину, несмотря на огонь танков. Второй танк попытался-таки прорваться через заграждение, но был уничтожен «панцер-фаустом» в тот момент, когда таранил барьер. Затем часовые выпустили второй «панцерфауст» и подбили третий танк. Тем временем какой-то солдат строительных частей сумел «панцерфаустом» уничтожить головной Т-34, который уже вошел в город. Когда советская танковая бригада, к которой принадлежали эти танки, узнала об их судьбе, она остановилась, развернулась шеренгой и простояла до конца дня в маленькой рощице недалеко от города. Таким образом, 50-летние солдаты, проявив хладнокровие и отвагу, сумели остановить прорвавшиеся 15 танков. Это позволило слабому гарнизону удержать Бальденбург без всякой помощи {473} на целые сутки. Эти солдаты впервые в жизни стреляли «панцерфаустами» по советским танкам и сразу сумели подбить их. За свою отвагу каждый из них был награжден Железным Крестом 2 класса.

Советская танковая бригада возле Бальденбурга получила значительные подкрепления и прорвала наши запасные позиции. Так как очень слабая группа солдат резервной дивизии «Померания» сумела отбить атаки русских моторизованных стрелковых соединений, задача прорвать фронт была возложена на танки. Но защитники пропустили их и снова закрыли брешь. В результате танковая атака на Бублиц была сорвана. Это было одной из главных причин недостаточной агрессивности, которую продемонстрировали танки, подойдя к самым воротам города. Там они простояли, ничего не предпринимая, целых 2 дня. Но, даже укрывшись в лесу, русские не чувствовали себя в полной безопасности. Причиной этому были действия наших противотанковых групп. 23 февраля эти солдаты, вооруженные «панцерфаустами» и магнитными противотанковыми минами, уничтожили или повредили 16 советских танков, а на следующий день — еще 12. В результате танковое наступление на Келин было сорвано, а нам очень здорово помогли захваченные карты, на которых были нанесены планы дальнейших операций бригады.

Чтобы расширить разрыв в линии фронта и защитить южный фланг бригады, стоящей возле Бальденбурга, советская пехотная часть с 2 танками Т-34 повернула на юго-запад, захватила деревню Бишофтхум и двинулась на Казимиров. Этот населенный пункт защищало отделение из 20 солдат строительных частей под командованием унтер-офицера, который был тяжело ранен. Поэтому его временно поставили командиром группы дорожных строителей. Кроме винтовок, отделение имело всего один пулемет, а сам унтер-офицер был вооружен двумя «панцерфаустами». Когда он заметил приближение противника, то твердо и очень спокойно приказал: «Всем укрыться в щелях на окраине деревни и позволить трем танками пройти, ни в коем {474} случае не стрелять по ним. Я сам займусь ими. С дистанции 500 метров стреляйте по пехоте, которая идет за танками, и помешайте ей войти в деревню. Я сам спрячусь за этим домом на главной улице и буду ждать танки».

Через несколько минут советские танки вошли в деревню, один за другим, тщательно выдерживая интервалы. Унтер-офицер подбил концевой танк «панцерфаустом». В это время второй танк повернул к группе домов и обстрелял их, так как командир танка решил, что там находится узел сопротивления. Используя кусты в качестве укрытия, унтер-офицер подобрался к танку вплотную и уничтожил его своим вторым и последним «панцерфаустом». Когда головной танк заметил, что 2 остальные машины горят, он выскочил из этого ужасного села по боковой улочке и полным ходом пустился наутек. При этом танк увлек за собой русскую пехоту, прижатую к земле огнем строителей. Смелый унтер-офицер со своими солдатами немедленно бросились в погоню и «контратакой» отбили также и Бишофт-хум. Но унтер-офицер в этом бою получил еще одно тяжелое ранение.

Об этом бое мне доложил лично командир батальона, с которым я говорил в лазарете, стоя рядом с ранеными участниками боя.

25 февраля Люфтваффе сообщили еще об одной группе из 22 русских танков примерно в 25 километрах от Кеслина. Противотанковое подразделение примерно из 60 солдат немедленно двинулось в указанном направлении и спряталось среди деревьев возле села. Ночью под прикрытием темноты в деревню был отправлен сильный разведывательный отряд, который обнаружил вражеские танки. Во время рейда разведчики заметили свет в одном из домов, подошли и увидели русских офицеров, которые уселись ужинать. Окно было открыто в один момент, и внутрь дома полетела ручная граната. По этому сигналу наши солдаты бросились в деревню, стреляя по всем, кто попадался на пути. Захваченное врасплох танковое подразделение охватила паника. В ходе короткого боя наши солдаты сожгли несколько танков. {475} В результате уцелевшие танки спешно покинули деревню, которая оставалась в наших руках еще 2 дня. Вскоре после этого я смог связаться с отважными истребителями танков по телефону из Кеслина.

В течение 3 дней 10-й танковый разведывательный батальон СС из 10-й танковой дивизии СС «Фрундсберг» сдерживал сильную русскую танковую колонну в Регенсвальде и Плате. Это позволило эвакуировать на запад из Кольберга большое количество гражданских лиц и транспорта. Позднее, в бою под Грейфенсбергом, батальон сорвал попытку русских обойти наши силы с фланга и не пропустил вражеские танки к Штеттинскому заливу. Батальон продолжал оказывать упорное сопротивление, пока не был полностью окружен. Затем, исчерпав все возможности драться, батальон сумел вырваться из окружения и пробился к своим.

В начале марта советские танки неожиданно появились на шоесе, ведущем в Штеттин с востока. Судя по всему, они намеревались поскорее добраться до Штеттина по самой удобной дороге. Единственной преградой у них на пути был жидкий барьерчик, охраняемый слабым караулом. Этот маленький отряд был окружен со всех сторон русскими танками, которые открыли по нему огонь. Используя «панцер-фаусты» и единственную противотанковую пушку, которая позднее была подбита, отделение не позволило танкам подняться на автобан. В результате боя от нашего подразделения осталось всего несколько человек. Наконец, после 2 или 3 часов неравного боя, русские отказались от своих намерений, когда увидели приближающиеся танки PzKw-VI «Тигр». На поле боя остались 6 горящих русских танков, такова была цена за попытку прорваться к шоссе. Автобан остался в наших руках.

Чтобы помешать созданию плацдарма к востоку от Альтдамма, русские танки попытались нанести удар на север через Голлнов, стараясь выйти в тыл III танкового корпуса СС, который в это время вел жестокие бои по обе стороны от шоссе и железной дороги Старград — Штеттин. Эту {476} катастрофу предотвратил панцер-гренадерский полк, размещенный к востоку от Голлнова. Он упорно оборонял и город, и железнодорожную станцию. В течение дня исход битвы колебался на весах. Было уничтожено множество советских танков, но мы также понесли тяжелые потери. Вражеские танки сначала нацелили удар на железнодорожную станцию, они сумели ворваться в расположение нашей артиллерии, но наши солдаты отстреливались до последнего снаряда, прежде чем пали. 2 батареи были полностью уничтожены в кровопролитном бою, но их самопожертвование спасло от гибели целый корпус.

Окруженные противником, части сводного корпуса «фон Теттау» продолжали сражаться в советском тылу возле Регенсвальде и серьезно мешали операциям Второго Белорусского фронта. 6 марта мы установили связь по радио с этим соединением и приказали ему повернуть на север, постаравшись выйти к берегу западнее Кольберга, чтобы потом с боем прорваться вдоль берега к плацдарму в Дивенове. Это соединение сумело добраться до побережья 7 марта. Инструкции и приказы были отправлены туда на связном самолете Физелер «Шторх», которому пришлось сделать большой крюк в открытое море, чтобы уцелеть. В результате боевая группа «фон Теттау» прорвалась к плацдарму в Дивенове 12 марта, через 4 дня после моего доклада фюреру. Генерал фон Теттау привел с собой около 20000 солдат из различных частей и примерно 30000 беженцев, которые со своими автомобилями и телегами прибились по дороге к его солдатам.

7 марта 34 советских танка прорвались на плацдарм в Дивенов, чтобы захватить большой мост, который обороняли моряки. Но матросы были хорошо обучены обращению с «панцерфаустами», и ими командовал опытный офицер противотанковых частей 3-й Танковой Армии. Однако у моряков совершенно не было артиллерии и, кроме «панцер-фаустов», они имели только винтовки и несколько пулеметов. И вот, располагая лишь этим жалким оружием, моряки вступили в бой и сумели уничтожить 33 из 34 прорвавшихся {477} танков. Один советский танк, который сумел-таки прорваться на мост, был взорван вместе с мостом.

Незадолго до посещения мною бункера фюрера мой начальник штаба генерал Мюллер-Гиллебранд утром 8 марта сообщил, что те же самые моряки отбили еще одну атаку против плацдарма. При этом русские даже не подошли к нашим позициям. Отважные молодые моряки, которых вдохновила вчерашняя победа, не стали ожидать атаки 36 советских танков, которые неторопливо строились на исходном рубеже. Матросы выскочили из окопов и сами бросились в атаку, без всякого строя, беспорядочной толпой. Несмотря на потери, матросы сумели подойти на дальность стрельбы «панцерфаустов». За короткое время они подожгли все 36 танков. Это презрение к смерти и безумная отвага, а также надежность «панцерфаустов» принесли нам еще одну потрясающую победу.

Тогда я надеялся, что эти примеры героизма навсегда войдут в анналы германской истории.

Завершение доклада... и карьеры

Я закончил свой обзор словами: «Мой фюрер, этот рапорт должен ясно показать, что командиры больших и маленьких частей, а также рядовые солдаты делают все, что в их силах, чтобы противостоять значительно превосходящим нас силам русских. У них хватает подготовки, воли и отваги, но у них нет сверхчеловеческих сил. Они сражаются смело и упорно, даже когда ситуация становится безнадежной, так как никто не желает спастись ценой потери немецкой земли. Несмотря на то, что противник превосходит их в 6, 10, а то и в 20 раз в живой силе и технике, командиры и войска проявляют исключительную твердость, стараясь не допустить крушения фронта.

Только этим можно объяснить то, что, несмотря ни на что, нам удалось восстановить прочную линию фронта на реке Одер. Более того, вчера мы сумели даже провести удачную {478} контратаку на юге, где были уничтожены 68 русских танков. Мы захватили территорию, которая поможет стабилизировать фронт обороны.

Чтобы лучше характеризовать битву за Померанию, я должен сказать, что к настоящему моменту уничтожены 580 русских танков, из них 380, или две трети, были подбиты «панцерфаустами» благодаря отваге отдельных солдат. Никогда ранее армия не добивалась таких успехов, используя «пан церфаусты».

Поэтому хочу выразить искреннюю благодарность своим офицерам и всем солдатам 3-й Танковой Армии за их огромную отвагу и самопожертвование, проявленные в ходе неравной битвы за Померанию».

На фюрера и всех остальных мой доклад явно произвел глубокое впечатление, но Гитлер не произнес ни слова. Фюрер отпустил меня кивком головы. Но на следующий день (9 марта) в мой штаб в Штеттине прибыл генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель. Он привез мне приказ фюрера сдать ему командование. Меня переводили в резерв.

Так закончилась моя 44-летняя военная служба.

Спустя несколько дней рейхсфюрер Гиммлер также был освобожден от командования Группой армий «Висла».

РАЗМЫШЛЕНИЯ СОЛДАТА

Боевые приказы

Трудные боевые задания в необычных обстоятельствах могут выполнять лишь те части, которые проявят исключительную отвагу под руководством командиров, которые приучены проявлять инициативу при выполнении задания. Часто ни командир сводной боевой группы, ни подчиненные ему офицеры не получали ни одного письменного приказа, так как постоянные изменения обстановки на поле боя делали просто невозможным отдавать приказы обычным порядком. Не было ни времени, ни возможности готовить письменные приказы и доставлять их подчиненным в клокочущем водовороте битвы. В дело вступал принцип: «Командиры всех уровней действуют по собственной инициативе». Приказы отдавались в устной форме, что было просто необходимо при руководстве механизированными частями.

Здесь я хотел бы изложить некоторые основные принципы отдачи устных приказов и рассмотреть, как они должны исполняться.

Чем меньше подразделение, тем чаще все ограничивается устными приказами. На уровне взвода я никогда не отдавал письменных приказов. Разумеется, для мелких {480} изолированных групп, которые выполняют специальные задания, могут быть сделаны исключения, но ближе к концу войны устные приказы стали отдаваться все более крупным частям и соединениям. Почти всегда такой приказ начинался с краткого обзора выводов, сделанных на совещании высшего командования с помощью карт. Такой приказ позволял подразделениям принять меры для его немедленного исполнения. На совещания, чтобы не затягивать время, приглашались только те офицеры, которым предстояло исполнять приказ, их помощники и специалисты других родов войск. Там выяснялись все детали исполнения приказа, устранялись возможные недоразумения, рассматривались требования и заявки командиров. После этого готовился письменный приказ, касающийся самых важных деталей. Эта процедура работала вполне успешно, постепенно практика устных тактических приказов стала правилом. Она соответствовала тому принципу, что командование должно следить за постоянно изменяющейся обстановкой. Поэтому самым важным было не наличие большого штаба с многочисленным персоналом, машинами и техникой, а присутствие командира, который единолично отдает приказы, принимает решения и несет полную ответственность.

Тактические приказы, как правило, не передавались по радио и телефону, за исключением оперативных приказов танковым и мобильным частям на марше или в бою, когда стремительно меняющаяся обстановка не позволяла русским наладить радиоперехват и использовать его данные. Разместив автомобильные радиостанции в голове, центре и хвосте каждой колонны, мы получили возможность постоянно контролировать передвижения войск и менять направление марша. Именно таким образом во время марша 6-й танковой дивизии через заболоченные леса к реке Луга мы могли быстро определить место и причину любого затора на дороге и принять меры к его устранению. Без этого любая колонна просто рассыпалась бы и не сумела прибыть в пункт назначения вовремя. Если бы вообще {481} туда прибыла. И уж наверняка добралась бы до места в неполном составе.

Я также хочу добавить несколько слов относительно особенностей отдачи устных приказов. Каждый приказ, в том числе и устный, должен быть кратким и ясным. В нем должна содержаться только необходимая информация, понятная всем. Следует избегать многословия, но нельзя говорить и слишком мало. Более того, следует учитывать, кто получает этот приказ: умный, хорошо подготовленный офицер или зеленый, неопытный солдат. Самое главное, что устный приказ должен быть повторен столько раз, сколько нужно, чтобы человек, которому он адресован, правильно его понял и запомнил. Позднее устный приказ следует занести на бумагу и отправить одному из тех, кому он был передан на словах. Офицер, отдающий приказ, должен четко представлять, что он хочет сказать, а также реальность исполнения своего приказа.

Карты или простые кроки являются важным дополнением к устным и письменным приказам. Они позволяют человеку, получившему приказ, оценить ситуацию, более наглядно представить себе задачу. Карта помогает экономить слова. Этот метод особенно полезен, когда приказ получает командир только что прибывшей части, а это происходит довольно часто, когда речь идет о танковых или механизированных соединениях.

Тактические уроки зимней кампании

Даже в суровых зимних условиях части, обеспеченные теплой одеждой, могут проводить решающие операции. Однако успех пехоты, как, впрочем, и в любое другое время года, зависит от поддержки тяжелого оружия (танков, штурмовых орудий, артиллерии, противотанковых и зенитных орудий), а также от взаимодействия с авиацией. Тем не менее зимние кампании являются исключительно трудными и требуют особенно тщательной подготовки и умелого {482} руководства. В этой связи решающее значение приобретает взаимодействие всех родов войск и отдельных командиров. Поэтому требуется безукоризненная работа связи между командирами подразделений, связь наблюдателей с артиллерийскими батареями, связь с авиацией. Не менее важным является обеспечение связи артиллерийских наблюдателей с авангардами наступления.

Учитывая тот факт, что участие тяжелого оружия является совершенно обязательным, но зимой машины привязаны к дорогам, выбор направления главного удара часто определяется состоянием дорожной сети. Очень важно проложить путь через занесенные снегом и заминированные ничейные поля, как только пехота дойдет до вражеских позиций. Если этого не будет, пехота, надолго оторвавшись от сил поддержки, рискует попасть в неприятное положение.

Вражеские войска, испытывающие нехватку боеприпасов, могут быть разбиты даже численно более слабыми силами, которые имеют тяжелое оружие и много боеприпасов.

Командиров и солдат, которых предполагается использовать в операциях в таких сложных условиях, особенно зимой, на театре войны, который им незнаком, сразу после прибытия в район боев следует немедленно выгружать из поездов, чтобы избежать провалов и ненужных потерь.

Поддержание боеспособности

Задержки с прибытием подкреплений во время русской кампании происходили очень часто. Поэтому боевая мощь некоторых пехотных рот часто падала до неприемлемо низкого уровня. В качестве первой неотложной меры были прочесаны все тыловые и транспортные части, чтобы забрать оттуда людей, пригодных к службе на фронте. Когда там не осталось никого лишнего, командиры начали брать тех, кто не имел надлежащей подготовки. Эти солдаты переводились в пехоту, если только они соответствовали требованиям по состоянию здоровья. Так как организовать {483} их подготовку удавалось очень редко, боевая эффективность фронтовых соединений покатилась вниз, когда началось использование таких «пополнений». Другой мерой стала доукомплектация стрелковых рот солдатами артиллерийских, противотанковых, зенитных и танковых частей, которые потеряли свою технику и фактически превратились в пехоту.

Многие артиллерийские и связные части были вынуждены отправлять своих офицеров и унтер-офицеров в пехоту, поэтому эти службы скоро стали испытывать нехватку специалистов и командиров и все дальнейшие переводы были просто запрещены. В подобных условиях следовало как-то восполнить нехватку пехотных командиров. Это положение улучшилось, лишь когда каждой дивизии был придан резервный батальон, который гарантировал постоянное поступление пополнений. В периоды позиционной войны фронтовые дивизии имели возможность повысить уровень боевой подготовки, организовав различные курсы, однако нехватка личного состава часто вынуждала командиров использовать резервные батальоны в качестве временных боевых частей. Ближе к концу войны учебные и резервные дивизии армий, оружейные школы групп армий тоже пошли в бой. В результате система подготовки личного состава, которая была выстроена с огромным трудом, рассыпалась на куски и исчезла.

Поддержание боеспособности пехотных дивизий, постоянно находящихся в боях, представляло особую проблему, так как отвести с фронта какую-то из них представлялось невозможным. Когда бои шли с неослабевающим напряжением в течение нескольких недель подряд, заменить фронтовые части резервами просто не удавалось, так как ситуация чаще всего была слишком острой. Поэтому очень часто наши соединения были вынуждены вести бои до полного истощения сил. Чтобы иметь хотя бы маленькое, но хорошо отдохнувшее штурмовое подразделение, фронтовые части отправляли в тыл отдельные группы солдат, чтобы те получили возможность отдохнуть в тылу 2 {484} или 3 дня. По той же самой причине офицеры штабных и тыловых частей, вплоть до уровня группы армий, в порядке ротации направлялись на фронт.

Так как перевозки из глубокого тыла на фронт часто прерывались, увольнения и отпуска часто оказывались замороженными. Если позволяла тактическая ситуация, армии, корпуса и дивизии создавали специальные лагеря отдыха для тех, кто должен был отправиться в отпуск. Эти лагеря оказались просто неоценимыми для поддержания боеспособности и морального духа солдат. Еще одним интересным нововведением стало так называемое шефство высших штабов. Некоторые высшие офицеры поддерживали личные связи с подразделениями и брали их под свою опеку. Более того, до 10 процентов личного состава штабов в порядке ротации направлялось на фронт, чтобы позволить своим товарищам уехать в отпуск или в лагерь отдыха. Войска ценили эти меры, которые укрепляли связь между штабами и фронтовыми частями.

Очень полезной импровизацией оказались штрафные батальоны. Солдат, которые были приговорены к различным срокам заключения, но которые пообещали исправиться, направляли в импровизированные штрафные взводы, роты и батальоны. Эти подразделения размещались в самых опасных точках. Штрафными батальонами командовали самые опытные офицеры и унтер-офицеры, и эти подразделения хорошо себя показали. Временная импровизация постепенно превратилась в постоянную структуру, которая получила всеобщее одобрение. Ее считали удачной не только заключенные, но и командиры частей, которым были приданы штрафные батальоны. В 1944 году 500-й штрафной батальон проявил исключительное мужество при обороне Тернополя в Галиции. Когда город пал, несколько унтер-офицеров и солдат этого батальона сумели прорваться к своим, несмотря на все опасности и трудности.

Организация туземных подразделений также стала импровизацией, которая должна была укрепить пошатнувшуюся немецкую мощь. Такие подразделения формировались {485} на оккупированных территориях и в дружественных странах, особенно силами Ваффен СС. Они освобождали немецкие части от второстепенных обязанностей и довольно часто использовались на фронте. Однако по своим боевым качествам они значительно уступали нашим войскам. По этой причине фронтовые командиры не желали использовать туземные формирования на своих участках. Зато многие добровольцы из концлагерей использовались на вспомогательных работах, заменяя наших солдат в транспортных и тыловых частях, что принесло немало пользы.

В конце войны, когда пополнений уже не было, все полевые дивизии были вынуждены использовать для формирования тревожных групп тыловые подразделения. Сначала они предназначались для обороны укрепленных пунктов в тыловых городах или для охраны тыловых позиций. Однако все чаще и чаще тревожные группы стали использоваться на фронте для затыкания дыр в наших линиях, а иногда даже и для контратак.

Еще одной чрезвычайной мерой стало резкое сокращение отпусков по ранению и болезни, чтобы солдаты как можно быстрее возвращались на фронт. Но было совершенно ясно, что фронтовые части могут использовать лишь совершенно здоровых людей, поэтому местные военные власти неохотно выполняли подобные распоряжения. Они также без энтузиазма встретили распоряжение начать призыв мужчин старших возрастов, так как верхняя граница призывного возраста была резко поднята. Все прекрасно понимали, что старики должны оставаться на гражданской службе, где они принесут больше пользы своей родине, чем в качестве солдат.

Почему была проиграна русская кампания?

Несмотря на Россию и русского солдата, несмотря на холод и грязь, несмотря на плохую технику и чудовищное численное превосходство врага, немецкий солдат буквально держал в руках победу над Советским Союзом. {486}

Динамичное наступление немецкой армии в первые два года войны было остановлено перед Москвой и Сталинградом. В последующие месяцы развернулась тяжелая борьба с упорным противником, который умело использовал обширные пространства и климатические особенности своей родины. Наши силы сократились настолько, что мы не смогли остановить последовавшее контрнаступление русских. Самой ужасной ошибкой Гитлера было то, что он вовремя не осознал надвигающуюся опасность, если он вообще сумел увидеть ее, и продолжал руководить в своей обычной волевой манере. Он категорически отрицал очевидное и вынуждал немецкие войска держать оборону на слишком растянутом фронте в последние годы войны. Каждый раз, когда наши войска сверхчеловеческими усилиями, после огромных жертв, нейтрализовывали один прорыв русских, фронт начинал трещать в другом месте. Наши войска гибли целыми корпусами и даже армиями в результате приказов удерживать города и районы, отрезанные от основных сил. Преимущества оборонительной тактики и сверхчеловеческие усилия фронтовых частей оказались недостаточными, чтобы повернуть ход событий. Мы просто не могли восстановить равенство сил, необходимое для победы над Красной Армией. В сложившейся обстановке о равенстве в числе солдат, танков и орудий не следовало и мечтать, но существовала реальная возможность того, что наша военная мощь окажется равной русской или даже превзойдет ее. Совершенно необходимым условием являлось правильное использование элементов времени и пространства, чтобы компенсировать численное превосходство русских. Победы можно было достичь, используя более совершенную стратегию. Никогда в истории немецкая армия не расходовала силы так бессмысленно, как под Москвой и Сталинградом, когда этого потребовал Гитлер. Временная приостановка наступления или даже временный отход не подорвали бы уверенность полевых войск, а привели бы к новым успехам, которые могли {487} принести окончательную победу над Россией. Но Гитлер этого не мог понять.

После Сталинграда мы в течение 4 месяцев удерживали противника на фронте протяженностью 1600 километров. Даже тогда под руководством фельдмаршала фон Манштейна мы сумели закрыть самые большие бреши, стабилизировать фронт и одержать крупную оборонительную победу в марте 1943 года. Противник прорвал немецкий фронт, но 11 танковых дивизий, собранных в районе Харьков — Полтава, смогли сорвать планы русских решительной контратакой. Но даже тогда еще не наступило время перехватить инициативу. Красной Армии предстояло понести еще более крупные потери, при необходимости мы могли отдать какие-то территории, чтобы сократить линию фронта и накопить силы для нейтрализации прорывов. Лишь после этого решительное контрнаступление на Восточном фронте могло принести победу над Россией, пока союзники еще не высадились в Европе. Поражение западных держав было бы неизбежно после вывода из войны Советского Союза.

В 1943 году немецкая армия в России почти сумела не допустить русских прорывов, умело применяя различную оборонительную тактику. Победа была так близка, но ее одержали русские. Наши 11 танковых дивизий, доукомплектованные во время паузы, длившейся 3 месяца, не могли перемолоть резервы русских, потому что в июле 1943 года Гитлер бросил все их в операцию «Цитадель». Они просто истекли кровью, натолкнувшись на оборонительные рубежи невиданной доселе мощи. Поэтому Гитлер оправдал все затаенные надежды Сталина и сам вручил ему пальмовую ветвь победы. Последовавшее советское контрнаступление, в котором участвовали нетронутые резервы, развалило наши линии. Противник прорвал фронт не только в секторе Группы армий «Юг», но и в других местах, где мы не имели серьезных резервов.

Самая лучшая, самая умелая оборонительная тактика и самопожертвование солдат могли принести только временное и недолгое облегчение. Понесенные нами огромные {488} потери не позволяли стабилизировать фронт, который позднее пришлось вынужденно укорачивать. Наконец, предложение перебросить немецкие войска с запада на восток, чтобы не допустить вторжения Красной Армии в Германию и помешать распространению коммунизма, было отвергнуто Гитлером. Он упрямо верил, что его главный противник находится на западе, тогда как немецкое военное руководство, при всей его ненависти к западным державам, все-таки самым главным врагом считало Росию.

Биография Эрхарда Рауса

8 января 1889 года. Родился в Вольфрамицс, Моравия, в семье Губерты и Йозефа Раусов. 12 января крещен по католическому обряду.

1 октября 1905 года. Поступает в кадетскую школу австро-венгерской армии в Кенигсфельде.

18 августа 1909 года. Переводится кандидатом на офицерское звание в 1-й пехотный полк в Троппау. С 1909 по 1914 год служит командиром взвода в различных частях.

6 августа 1914 года. После начала Первой Мировой войны служит командиром взвода 1-го велосипедного батальона легкой пехоты. В 1914 году бои в районе Люблина и Бескид.

1 января 1915 года. Получает звание обер-лейтенанта. В 1915 году бои в районе Лимановы, Горлицы, реки Изонцо, горы Пьяве.

6 февраля 1915 года. Награжден Бронзовой военной медалью Военного креста с мечами и бантом.

5 октября 1915 года. Награжден Бронзовым военным крестом 3 класса с мечами и бантом.

1 февраля 1916 года. Назначен адъютантом 1-го велосипедного батальона легкой пехоты. В 1916 году бои в районе Валь Зугано, Коль-де-Лана, горы Адамелло, наступление в южном Тироле.

15 марта 1916 года. Награжден Воинским крестом Карла. В 1917 году бои в районе Флеймсталя, Астикотала, горы Мелетта, Коль-де-Россо.

2 июля 1917 года. Награжден Серебряной военной медалью Военного креста с мечами и бантом.

15 сентября 1917 года. Назначен временным командиром велосипедной роты 20-го батальона легкой пехоты.

20 ноября 1917 года. Утвержден постоянным командиром велосипедной роты 20-го батальона легкой пехоты.

1 февраля 1918 года. Получил звание капитана. В 1918 году бои на реке Пьяве.

16 марта 1918 года. Награжден Железным крестом 3 класса с мечами и бантом.

19 июня 1918 года. Назначен временным командиром 1-го велосипедного батальона легкой пехоты.

17 августа 1918 года. Женился на Анне Морсами, 25 летней дочери директора католической школы в Триесте.

18 января 1919 года. Призван восстанавливать австрийскую армию. Назначен заместителем командира велосипедного резерва. {490}

6 мая 1920 года. Служит в качестве адъютанта 2-го велосипедного батальона легкой пехоты. С 1 мая 1920 гола назначение становится постоянным.

8 июля 1921 года. Получил временное звание майора.

1 октября 1922 года. Придан 4-му подразделению (велосипедисты и пулеметчики) австрийского военного министерства в качестве инструктора по боевой подготовке.

1 мая 1924 — 18 сентября 1932 года. Служит преподавателем на пехотных курсах в Брукендорфе, занимает посты в отделе боевой подготовки Генерального штаба.

19 ноября 1924 года. У Анны Раус рождается дочь Иза Раус.

9 марта 1931 года. Награжден венгерской Медалью за военную службу. 15 сентября 1932 года. Переведен в Генеральный штаб, придан пехотной школе.

2 декабря 1932 года. На 3 месяца переведен во 2-й департамент (подготовка) австрийского военного министерства.

15 мая 1933 года. Награжден австрийской Медалью за военную службу с мечами.

10 июня 1933 года. Получил звание подполковника.

1 сентября 1933 года. Преподаватель тактики в пехотной школе, Вена.

21 апреля 1934 года. Награжден Почетным серебряным знаком за действия во время «февральского мятежа» в Вене.

1 сентября 1934 года. Начальник пехотной школы, Вена.

8 октября 1934 года. Награжден Знаком за военную службу 2 класса.

19 декабря 1936 года. Получил звание полковника. После аншлюсса в 1938 году звание будет изменено.

1 ноября 1937 года. Переведен в австрийское министерство обороны.

25 января 1938 года. Назначен военным атташе в Италии и Албании, офис находится в Риме.

13 марта 1938 года. Аншлюсе Австрии Германией.

21 марта 1938 года. Приносит присягу и начинает службу в вермахте.

25 марта 1938 года. Назначен австрийским офицером связи при немецкой 8-й Армии.

1 апреля 1938 года. Придан штабу 5-го командования армейской группы, Вена.

25 мая — 28 июня 1938 года. Временный командир учебного пехотного полка, который позднее становится 50-м пехотным полком.

27 июля 1938 года. Получает звание подполковника германской армии со старшинством от 1 августа 1936 года.

1 августа 1938 года. Назначен в штаб 5-го командования армейской группы, Вена.

15 августа 1938 года. Получает звание полковника германской армии со старшинством от 19 декабря 1936 года. {491}

10 ноября 1938 года. Назначен офицером для специальных поручений при генерале Вильгельме фон Листе, командующем 5-го командования армейской группы, Вена.

20 апреля 1939 года. Старшинство в звании полковника снижено до I августа 1937 года.

20 апреля 1939 года. Назначен начальником штаба XVII поенного округа и XVII корпуса.

1 декабря 1939 года. Награжден Знаком военного отличия.

26 июня 1940 года. Назначен командиром 263-го пехотного полка 60-й пехотной дивизии.

25 июля 1940 года. Назначен командиром 4-го моторизованного полка 6-й танковой дивизии.

30 ноября 1940 года. Награжден Крестом за военную службу 2 класса.

11 марта 1941 года. Отдел личного состава определяет, что Раус «пригоден к службе в тропиках».

1 мая 1941 года. Назначен командиром 6-й моторизованной бригады 6-й танковой дивизии.

29 июня 1941 года. Награжден Железным крестом 2 класса за бои под Расейнаем и действия в составе 6-й танковой дивизии в Прибалтике.

6 июля 1941 года. Награжден Железным крестом 1 класса за прорыв «Линии Сталина».

14 августа 1941 года. Произведен в генерал-майоры со старшинством от 1 сентября 1941 года.

I сентября 1941 года. Награжден Знаком танкиста.

7 сентября 1941 года. Назначен временным командиром 6-й танковой дивизии.

II октября 1941 года. Награжден Рыцарским крестом за обороны Лужского плацдарма.

29 апреля 1942 года. Назначен командиром 6-й танковой дивизии.

1 августа 1942 года. Награжден Медалью за кампанию на Восточном фронте.

21 января 1943 года. Произведен в генерал-лейтенанты со старшинством от 1 января 1943 года.

14 февраля 1943 года. Награжден Немецким крестом в золоте.

7 февраля 1943 года. Отправлен со специальным поручением в штаб Группы армий «Дон».

10 февраля 1943 года. Назначен временным командиром сводного корпуса «Крамер», который 30 марта переименован в сводный корпус «Раус».

20 апреля 1943 года. Произведен в генералы танковых войск со старшинством от I мая 1943 года.

10 мая 1943 года. Назначен временным командиром XI корпуса, баи-ший свобиый корпус «Раус».

20 июля 1943 года. Назначен командиром XI корпуса.

22 августа 1943 года. Награжден Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту за оборонительные бои в районе Харькова и Белгорода в августе. {492}

5 ноября — 30 ноября 1943 года. Назначен командиром XLVII танкового корпуса.

26 ноября 1943 года. Отправлен со специальным поручением в штаб 4-й Танковой Армии.

30 ноября 1943 года. Назначен заместителем командующего 4-й Танковой Армией.

10 декабря 1943 года. Назначен временным командующим 4-й Танковой Армией.

14 марта 1944 года. Назначен командующим 4-й Танковой Армией.

21 апреля 1944 года. Назначен временным командующим 1-й Танковой Армией в отсутствии генерал-полковника Ганса Хубе. Генерал танковых войск Вальтер Неринг становится временным командующим 4-й Танковой Армией.

18 мая 1944 года. Назначен командующим 1-й Танковой Армией.

Июль — август 1944 года. Командует армейской группой «Раус» (1-я Танковая Армия, 1-я Венгерская Армия).

16 августа 1944 года. Назначен командующим 3-й Танковой Армией.

20 сентября 1944 года. Произведен в генерал-полковники со старшинством от 15 августа 1944 года.

10 марта 1945 года. Освобожден от командования 3-й Танковой Армией и переведен в резерв.

3 апреля 1956 года. Скончался в госпитале в Вене.

Эрхард Раус свободно говорил на итальянском языке, знал чешский и словенский, мог объясняться на французском.

Состав немецких танковых частей

6-я танковая дивизия была сформирована в октябре 1939 года на основе 1-й легкой дивизии.

Приведем и данные по численности дивизии на период, который тоже будет представлять для нас интерес. В ноябре 1942 года после доукомплектования и перевооружения во Франции 6-я танковая дивизия имела 159 танков: 21 PzKw-II, 73 PzKw-III с длинноствольной 50-мм пушкой, 32 PzKw-III с короткоствольной 75-мм пушкой, 24 PzKw-IV с длинноствольной 75-мм пушкой и 9 командирских танков. Несмотря на перевооружение, дивизия все еще почти не имела танков, способных противостоять «Т-34».

9-я танковая дивизия СС «Гогенштауфен» сформирована в феврале 1943 года с использованием личного состава дивизий «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Рейх». Сначала числилась панцер-гренадерской, но в октябре 1943 года переформирована в танковую. {495}

Танковая дивизия «Шлезиен» была сформирована в феврале 1945 года на базе танкового училища «Добериц».

Итак, настоятельно советую обратить внимание любителям сравнивать количество дивизий. Вся танковая составляющая «Шлезиена» ограничивается одним батальоном. Дивизия, однако!

И, наконец, панцер-гренадерская дивизия «Гроссдойчланд». Сформирована в апреле 1939 года как пехотный полк «Гроссдойчланд». В апреле 1942 года полк развернут в пехотную дивизию. В июне 1943 года переформирована в панцер-гренадерскую дивизию.

А сейчас присмотритесь еще раз и повнимательней. Чем отличается состав немецкой танковой дивизии от состава панцер-гренадерской, то есть механизированной пехотной? Ответ будет совершенно неожиданным: ничем! Тот же самый один танковый полк и один-два пехотных. Вообще {498} своим появлением панцер-гренадерские дивизии обязаны Адольфу Гитлеру. В мае 1943 года для поднятия боевого духа и уверенности солдат он приказал переименовать механизированные дивизии в танково-гренадерские. Увы, от этого мало что изменилось. Основным видом транспорта как были, так и остались обычнейшие грузовики. Ведь не даром тот же Раус то и дело упоминает панцер-гренадерские батальоны (бронетранспортеры). То есть, далеко не все части имели на вооружении бронетранспортеры.

Чтобы у читателя не создавалось лишних проблем, приведем перевод основных терминов:

Panzerjaeger Abteilung — батальон истребителей танков

СОДЕРЖАНИЕ

ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ГРУППА АСТ КАЖДАЯ ПЯТАЯ КНИГА РОССИИ

ПРИОБРЕТАЙТЕ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКИМ ЦЕНАМ В СЕТИ КНИЖНЫХ МАГАЗИНОВ Ё^КВ?) МОСКВА:

• м. «Алексеевская», Звездный б-р, 21, стр. 1, т. 232-19-05

• м. «Алексеевская», пр. Мира, 176, стр. 2 (Му-Му), т. 687-45-86

• м. «Бибирево», ул. Пришвина, 22, TU «Александр Ленд», этаж 0.

• м. «Варшавская», Чонгарский б-р, 18а, т. 110-89-55

• м. «Домодедовская», ТК «Твой Дом», 23-й км МКАД, т. 727-16-15

• м. «Крылатское», Осенний б-р, 18, корп. 1, т. 413-24-34, доб. 31

• м. «Кузьминки», Волгоградский пр., 132, т. 172-18-97

• м. «Новые Черемушки», ТК «Черемушки», ул. Профсоюзная, 56,

• м. «Парк культуры», Зубовский б-р, 17, стр. 1, т. 246-99-76

• м. «Перово», ул. 2-я Владимирская, 52/2, т. 306-18-91

• м. «Петровско-Разумовская», ТК «XL», Дмитровское ш., 89,

• м. «Сокол», ТК «Метромаркет», Ленинградский пр., 76, корп. 1,

• м. «Сходненская», Химкинский б-р, 16/1, т. 497-32-49

• м. «Таганская», Б. Факельный пер., 3, стр. 2, т. 911-21-07

• м. «Тимирязевская», Дмитровское ш., 15, корп. 1, т. 977-74-44

• м. «Царицыно», ул. Луганская, 7, корп. 1, т. 322-28-22

• м. «Бауманская», ул. Спартаковская, 10/12, стр. 1

• м. «Преображенская плошадь», Большая Черкизовская, 2, корп. 1,

Заказывайте книги почтой в любом уголке России 107140, Москва, а/я 140, тел. (095) 744-29-17

Издательская группа ACT 129085, Москва, Звездный бульвар, д. 21, 7-й этаж

Книги ACT на территории Европейского союза у нашего представителя: «Express Kurier GmbH» Tel. 00499233-4000

Архангельск, 103-й квартал, ул. Садовая, 18, т. (8182) 65-44-26

Красноярск, «ТК», ул. Телевизорная, 1, стр. 4, т. (3912) 45-87-22

Н. Новгород, TU «Шоколад», ул. Белинского, 124, т. (8312) 78-77-93

Ростов-на-Дону, пр. Космонавтов, 1 5, т. (8632) 35-95-99

Санкт-Петербург, ул. Савушкина, 141, TU «Меркурий»,

т.(812)333-32-64 Тверь, ул. Советская, 7, т. (0822) 34-53-11 Тула, пр. Ленина, 18, т. (0872) 36-29-22 Тула, ул. Первомайская, 12, т. (0872) 31-09-55 Челябинск, пр. Ленина, 52, т. (351 2) 63-46-43, 63-00-82 Челябинск, ул. Кирова, 7, т. (3512) 91-84-86 Череповец, Советский пр., 88а, т. (8202) 53-61-22 Новороссийск, сквер им. Чайковского, т. (8617) 67-61-52 Краснодар, ул. Красная, 29, т. (8612) 62-75-38 Пенза, ул. Б. Московская, 64 Ярославль, ул. Свободы, 12, т. (0862) 72-86-61

Заказывайте книги почтой в любом уголке России 107140, Москва, а/я 140, тел. (095) 744-29-17

Издательская группа ACT 129085, Москва, Звездный бульвар, д. 21, 7-й этаж

Раус Эрхард Танковые сражения на Восточном фронте

Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953004 — научная и производственная литература

Санитарно-эпидемиологическое заключение №77.99.02.953.Д.001056.03.05 от 10.03.05 г.

667000, Республика Тыва, г. Кызыл, ул. Кочетова, д. 93

ООО Издательство «ACT МОСКВА» 129085, г. Москва, Звездный б-р, д. 21, стр. 1

Отпечатано в полном соответствии с качеством

¹ Не стыкуется с картой. Прим. пер.

¹ Это не я! Так в оригинале написано! Прим. пер.

¹ Крепко сказано! Немцы идут освобождать Сталинград. М-да... Прим. пер.

¹ И опять же, здорово сказано! Прим. пер.

¹ Судя по всему, когда писалась эта глава, в распоряжении Рауса не было карт с названиями деревень и рек. С.Г.Н.

¹ Круто! Предстаньте себе «Королецский тигр» сброшенный на парашюте! Прим. пер.

¹ Тогда Кольберг несколько месяцев упрямо отказывался сдаться французским войскам, проявив необычайное упорство, тогда как более сильные крепости капитулировали с непристойной поспешностью. Прим. пер.

Штаб дорожного командования «Восток»	25 человек
Штаб коменданта моста	25 человек
Штаб железнодорожного коменданта	10 человек
Два отделения военной полиции	100 человек
Чрезвычайный взвод (для предотвращения паники)	50 человек
Ремонтный автомобильный взвод	30 человек
Взвод обслуживания	40 человек
Санитарный взвод	40 человек
Две саперные роты	300 человек
Телефонный взвод, отделение радистов	40 человек
Всего	660 человек

Штаб дорожного командования «Запад»	25 человек
Отделение военной полиции	50 человек
Чрезвычайный взвод (для предотвращения паники)	50 человек
Ремонтный взвод	30 человек
Взвод обслуживания	40 человек
Санитарный взвод	40 человек
Телефонный взвод, отделение радистов	40 человек
Всего	275 человек

Как победить Советский Союз, или воспоминания, которых генерал Раус не писал. Предисловие переводчика	3
Предисловие Стивена Г. Ньютона	25
Глава 1. Вторжение в Советский Союз	32
Глава 2. Расейнай	52
Глава 3. К русской границе	79
Глава 4. У ворот Ленинграда	93
Глава 5. Москва	145
Глава 6. Зимняя война	158
Глава 7. Под Сталинградом	212
Глава 8. Харьков и Курск	274
Глава 9. Белгород и Харьков	310
Глава 10. Битва за Украину	356
Глава 11. БитвазаЛьвов	391
Глава 12. Восточная Пруссия	417
Глава 13. Померания	449
Глава 14. Размышления солдата	479
Приложения	489

1 декабря	–7°
2 декабря	–5°
3 декабря	–9°
4 декабря	–35°
5 декабря	–36°
6 декабря	–35°
7 декабря	–37°
8 декабря	–5°
9 декабря	–8°

106-я пехотная дивизия	3244 (46 офицеров)
320-я пехотная дивизия	2839 (30 офицеров)
168-я пехотная дивизия	2671 (27 офицеров)
Всего	8754

КАК ПОБЕДИТЬ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ,ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ,КОТОРЫХ ГЕНЕРАЛ РАУС НЕ ПИСАЛ

«Королевский тигр» на парашюте

Блицкриг, которого не было

Что все-таки может один танк?

ПРЕДИСЛОВИЕ СТИВЕНА Г. НЬЮТОНА

ВТОРЖЕНИЕ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

Недостатки немецкого планирования и подготовки

Россия как театр военных действий

Красная Армия в 1941 году

Германская армия накануне вторжения

6-я танковая дивизия перед началом кампании

РАСЕЙНАЙ

Начало кампании

Удар на Пайслинис

Первая атака русских тяжелых танков

Отрезаны одним танком!

К РУССКОЙ ГРАНИЦЕ

Преследование через Прибалтику

Прорыв «Линии Сталина»

У ВОРОТ ЛЕНИНГРАДА

Сражение с природой

Подготовка обороны плацдарма на Луге

Бой за плацдарм

Роковая задержка

Прорыв!

Прорыв Ленинградской линии

МОСКВА

Вязьма

Трясина на дороге к Москве

Отступление от Москвы

ЗИМНЯЯ ВОЙНА

Кризис 9-й Армии

Татарника: первая атака

Васильевка: разгром лыжной бригады

Вязовка: совместная атака родов войск как учебный пример

«Наступление улитки»

Импровизированная пропаганда

Холминка: последняя атака

ПОД СТАЛИНГРАДОМ

Назад в Россию

Нападение на войсковой эшелон

«Канны» при Похлебино

«Золотой мост»

Защита флангов означает удар в сторону

«Вращающаяся битва»

Плацдарм как ловушка для танков

Два танковых полка наносят удар в пустоту

Два пехотных батальона делают больше, чем два танковых полка

Река Мышкова

Подготовка к последнему броску

ХАРЬКОВ И КУРСК

Оборона и восстановление фронта

Положение на 10 апреля 1943 года

Положение на 30 июня 1943 года

Задача армейской группы «Кемп»

Курск: прорыв, 5 июля

Курск: прорыв второй и третьей линий обороны, 6 и 7 июля

Курск: наступление на Прохоровну, 11–16 июля

Курск: отход на расширенный Белгородский плацдарм, 18–22 июля

БЕЛГОРОД И ХАРЬКОВ

Советский прорыв у Белгорода, 23 июля — 8 августа

Бои на реке Донец, 31 июля — 9 августа

Отступление к Харькову, 9–12 августа

Битва за Харьков, 13–25 августа

БИТВА ЗА УКРАИНУ

Назад к Днепру

Кременчуг

Киевский выступ

Отражение рождественского наступления

Борьба за Галицию

БИТВА ЗА ЛЬВОВ

Изменение тактики русских

Тактика оборонительных зон

Битва за Львов

Катастрофа под Бродами

Отступление из Львова

Битва за Карпаты

ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ

Отчаянное положение в Прибалтике

Отход из Литвы

КАК ПОБЕДИТЬ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ,
ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ,
КОТОРЫХ ГЕНЕРАЛ РАУС НЕ ПИСАЛ