Роммель

Представленные в книге воспоминания будущего фельдмаршала Германии Эрвина Роммеля о его участии в боях на фронтах Первой мировой войны — это не просто мемуары, а настоящее пособие для младшего офицера, командующего пехотным взводом или пехотной ротой. Это — война глазами совсем молодого человека, безусловно талантливого, храброго, удачливого, но и не лишенного честолюбивых амбиций, стремящегося к славе и величию.

Прошедший всю войну — от первого до последнего дня — Э.Роммель находил возможность в непростых фронтовых условиях делать записи об участии в кровопролитных сражениях 1914–1918 гг. во Франции, Румынии и Италии; дневник его лег в основу профессиональных лекций, прочитанных — им же — в военной академии десять лет спустя. Соединение записей дневникового характера и лекционного курса в итоге дали прекрасную книгу о военной доблести и человеческих страданиях, подвигах и предательстве, славе и бесчестии.

Книга Э.Роммеля, впервые вышедшая в 1937 г. и переведенная на многие языки мира, на русском языке издается впервые.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Роммель наступает

В этой фразе — весь Эрвин Роммель, генерал, ставший легендой еще при жизни. О его боевых подвигах в годы Второй мировой войны сказано и написано уже немало, и нет необходимости очень подробно на этом останавливаться^*.

Другое дело — его участие в Первой мировой войне. Здесь, кроме общих фраз и названий известных военных кампаний, в которых Э.Роммель участвовал, до настоящего времени известно крайне мало. И мы предоставляем самому герою восполнить этот пробел. Но об этом чуть ниже...

Вспоминая же биографию Э.Роммеля, мы будем кратки...

Эрвин Ойген Йоханнес Роммель (таково полное имя нашего героя) родился 15 ноября 1891 г. в городке Хейденхейм, земля Баден-Вюртемберг.

Его отец был простым школьным учителем, а мать — дочерью бывшего президента правительства {7} Вюртемберга фон Луца. У Эрвина было два брата: Карл и Герхард. Карл (пройдя Первую мировую войну летчиком) впоследствии стал успешным стоматологом, а Герхард — оперным певцом. Кроме того, у него была сестра, Хелен, в будущем — учитель искусств и директор вальдорфской школы в Штутгарте.

Детство Эрвина было очень беспокойным, все — из-за его неуемной натуры. Он постоянно ставил перед собой трудные задачи и достигал успеха. В детстве он мечтал стать авиационным инженером, однако отец — типичный немец — возразил ему: «В воздухе опоры нет», и поставил его перед выбором между профессией учителя и военной службой, обещая поддержку со своей стороны. Военная служба представлялась Роммелю более предпочтительной, и он выбрал ее. В июле 1910 года он начал службу фанен-юнкером (кандидат в офицеры) в 124-м (6-м Вюртембергском) пехотном полку.

Через три месяца службы Э.Роммель получил звание капрала, а еще через шесть — сержанта. В марте 1911 года он направлен в офицерскую военную школу в Данциге. О годах учебы Роммель вспоминать не любил: занятия в военной школе вызывали у него настоящую скуку. Зубрежка и муштра на плацу выводили его порой из себя. Но и бросать начатое на половине пути было не в характере Эрвина Роммеля. Закончив Дан-цигскую военную школу, в январе 1912 года он получил звание лейтенанта.

В 1912 году Роммель влюбился в молодую двадцатилетнюю Люси Молен. Он серьезно думал о женитьбе, но не имел такой возможности. В начале XX столетия германский офицер при женитьбе должен был внести залог в 10000 марок (такова была традиция). Эта сумма намного превышала финансовые возможности Эрвина Роммеля. Нужно было либо отложить свадьбу на неопределенный срок, либо просить о помощи родителей.

Когда его отец узнал об этой связи, то немедленно {8} потребовал от сына прервать все отношения с девушкой. Но Эрвин Роммель впервые ослушался отца. В декабре 1913 года Роммель-старший скончался. Жениться на Люси Эрвин смог только в 1916-м, когда ему — уже герою войны — удалось вырваться в краткосрочный отпуск.

Первую мировую войну Роммель прошел «от звонка до звонка», был ранен, получил Железные кресты второго (сентябрь 1914 года) и первого (март 1915-го) классов и 7 других орденов (в том числе орден Pour le Merite за отличия на итальянском фронте — очень редкую по тем временам награду, которой удостаивались, как правило, офицеры высшего звена, к числу которых Роммель в то время еще не принадлежал). В октябре 1917-го он был произведен в капитаны.

После окончания мировой войны продолжил службу в рейхсвере. Сначала служил в штабе армейского корпуса. Командовал 32-й ротой внутренней безопасности, ротой пехотного полка, расквартированного в Штутгарте, батальоном, служил инструктором в Дрезденской пехотной школе, затем преподавал в Потсдамской военной академии. Получил звание полковника. С 1938 года — начальник Терезианской военной академии.

Роммель не был членом нацистской партии и никогда не служил в штурмовиках или СС. Ничего не понимая в нацистской идее, он стал одним из ее символических героев. В чем причина? Он, как и большинство офицеров германской армии, прошедших Первую мировую войну, прекрасно воевавших и не жалевших отдать свою жизнь за Отчизну и кайзера, считал себя обманутым политиками (заключившими «постыдный» Версальский мир), презираемыми обществом (которое видело в войне основную причину всех социальных бед). И когда в начале 1930-х годов к власти двинулся политик, призвавший восстановить германскую империю, воинскую доблесть и прусский дух, ветераны Первой мировой войны ухватились за {9} национал-социалистов и были готовы вновь отдать все силы и весь талант возрождаемой Германии. И Эрвин Роммель был среди них.

Разочарование в германском фюрере пришло позже, тогда, когда вместо парадных шествий по столицам мира пришли известия о перманентных неудачах, о сотнях тысяч погибших, о нежелании А.Гитлера прислушиваться к голосу своих военачальников. А пока... за несколько дней до начала Второй мировой войны, 25 августа 1939 года Эрвин Роммель был назначен комендантом штаб-квартиры фюрера (должность почетная, но не несущая ни лавров, ни новых карьерных вершин). 5 февраля 1940-го, в звании генерал-майора получает под командование 7-ю танковую дивизию, задействованную в боях с Францией. 27 мая 1940-го награжден Рыцарским крестом, а также повторно Железным крестом 2-й и 1-й степени.

С 14 февраля 1941 года открывается новая страница его карьеры: генерал-лейтенант Э.Роммель командует Африканским корпусом, перед которым ставилась задача: отбросить британские войска с занимаемых на севере Ливии рубежей в Египет (чтобы улучшить положение итальянских войск в Северной Африке, фактически разгромленных британцами). Уже во второй половине февраля 1941 года подразделения Африканского корпуса, высадившись в Триполи, предпринимают широкомасштабное наступление. Менее чем через две недели Роммель перехватывает инициативу в свои руки, Африканский корпус устремился вглубь Египта. 20 марта 1941 года Э.Роммель награждается Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту и получает командование над танковой группой «Африка». Но «танковая группа» — только на бумаге, это скорее разрозненные части и подразделения, держащиеся исключительно на авторитете своего командира. А для него главное одно: «Атаковать!, атаковать! и еще раз атаковать!». И не давать противнику опомниться! Но для этого {10} необходимо постоянное пополнение рядов наступающих, и живой силой, и техникой, и боеприпасами, и горюче-смазочными материалами. А германское верховное командование, скованное боевыми действиями на Восточном фронте (в России), не может позволить поддерживать Э.Роммеля пополнениями и техникой. Наоборот, оно забирает у него «излишнюю» бронетехнику, которую перебрасывает под Москву. Роммель не впадает в отчаяние, а продолжает наступать, пока это позволяют ему его собственные ресурсы. К концу 1941-го, когда наступательные возможности немецких войск все же были исчерпаны, британским войскам удалось закрепиться на западе Ливии и начать отсюда свое контрнаступление. Измотанным в бесконечных боях в исключительно непростых условиях пустыни войскам Э.Роммеля пришлось отойти на исходные позиции, к границам Триполитании. Но Роммелю удалось избежать окружения своих частей, он сохранил и большую часть боевой техники.

Именно тогда, в конце 1941-го, за ним прочно закрепилось прозвище «Лис пустыни». И не случайно — он сделал все что мог, благополучно обойдя расставленные противником «капканы».

20 января 1942 года Гитлер награждает Роммеля Мечами к Рыцарскому кресту с Дубовыми листьями, через десять дней он уже генерал-полковник, с 21 февраля — командующий танковой армией «Африка».

Самый яркий момент его командования германскими частями в Северной Африке пришелся на июнь 1942 года, когда Э.Роммель командовал битвой за самую укрепленную крепость противника — Тобрук. Считалось, что взять его невозможно. Германский командующий Эрвин Роммель думал иначе.

Утром 20 июня германские пикирующие бомбардировщики Ju–87 сбросили бомбы на минные поля, защищающие подходы к крепости; саперы расчистили проход, и десятки германских танков устремились вперед, {11} прямо на оборонительные линии. Бой продолжался весь день. Ночью и утром 21 июня последние очаги сопротивления в отдаленных районах города были подавлены. Тобрук пал...

Не дав противнику опомниться, Роммель предпринял новое наступление против превосходящих сил противника, получившее название «Аида». В начале июля 1942 года германские танки стояли уже возле Эль-Аламейна, всего в ста километрах от Александрии и дельты Нила.

Противник (английские и американские войска) был полностью деморализован. Он не ожидал, что Роммель будет наносить один удар за другим, не давая спуску ни неприятелю, ни своим собственным солдатам: «Только вперед».

22 июня 1942 года Роммелю присвоено звание генерал-фельдмаршал, он разрабатывает планы новых наступлений, стремясь убедить Берлин, что еще один нажим, и противник будет полностью разгромлен.

Но в ставке Верховного командования Вермахта думали иначе, все резервы шли в ином направлении — в Россию, где вновь, как и годом ранее, решалась судьба всей войны.

Из-за острейшей нехватки топлива и отсутствия подкреплений в живой силе и технике части и подразделения Э. Роммеля вынуждены были остановиться и перейти к обороне.

До конца октября 1942 года в Северной Африке установилось шаткое равновесие: немецко-итальянские силы не имели возможности наступать, а англичане — желания, они накапливали силы за счет свежих частей и подразделений, и боевой техники, прибывающей из США.

Положение усугубилось и тем, что Роммеля «скосила» острая форма амебной дизентерии, и он был вынужден вылететь в Германию для лечения.

Когда противник начал свое наступление, фельдмаршал {12} срочно, не закончив лечения, вернулся в Африку. Но он опоздал: битва при Эль-Аламейне была проиграна германскими войсками. В течение последующих двух недель танковая армия «Африка» откатывалась назад, в Тунис, оставляя противнику один за другим те рубежи, что были отвоеваны летом 1942-го.

8 ноября 1942 года американские войска высадились в Марокко и Алжире, что означало — итало-немецкие силы попали в окружение.

Эрвин Роммель искал выход. Он смог провести еще одно наступление на превосходящие силы американцев в районе Кассеринского перевала и нанести им серьезный урон (за что был награжден бриллиантами к Рыцарскому кресту с Дубовыми листьями и Мечами), но это не принесло ощутимого стратегического успеха. Битва за Северную Африку была проиграна Германией.

9 марта 1943 года фельдмаршал Э.Роммель был отозван из Африки и назначен командующим группой армий «В», расположенной в Северной Италии. Там, в Италии, он узнал, что блокированные в Тунисе с суши и моря немецкие и итальянские войска капитулировали.

В январе 1944 года Э.Роммель получил новое назначение — командующим группой армий в Северной Франции. Он пытался создать здесь непреодолимый для противника «Атлантический вал». Однако из-за разногласий с командующим всей войсковой группировкой во Франции — фельдмаршалом Рундштедтом — единый план обороны не был выработан, что и привело к неоперативности и несогласованности действий частей и подразделений Вермахта во время высадки англо-американских войск в Нормандии 6 июня 1944 года.

Роммелю, правда, не долго довелось командовать боевыми действиями во Франции, он был тяжело ранен 17 июля, когда его автомобиль был обстрелян самолетом противника.

Находясь на лечении, Роммель узнал о неудавшемся {13} покушении на А.Гитлера, произошедшем 20 июля 1944 года. Фельдмаршал знал многих участвовавших в заговоре офицеров, а они — его взгляды на судьбу Германии.

Один из заговорщиков назвал на допросах имя Э.Роммеля. Учитывая выдающиеся заслуги генерал-фельдмаршала, ему был предоставлен выбор между трибуналом (и бесспорным смертным приговором) и самоубийством. 14 октября 1944 года Роммель покончил с собой, приняв цианистый калий, доставленный ему двумя высшими офицерами СС.

По приказу Гитлера, Э.Роммель, как «национальный герой Третьего рейха», был похоронен со всеми воинскими почестями. 18 октября 1944-го — день его похорон — был объявлен днем национального траура. Этот день был тщательно спланированной инсценировкой. Ни одна деталь не была случайной, режиссуру взяли на себя специально прибывшие офицеры высшего командования сухопутных сил: «Все было оговорено до мелочей».

Гроб, покрытый военным стягом, был помещен в зале городской ратуши, его торец был украшен флагом со свастикой. Маршальский жезл и шпага лежали на гробу, рядом на специальной подушке — многочисленные награды Эрвина Роммеля. Шесть кавалеров ордена Рыцарского креста заняли свое место в траурном почетном карауле. Перед ратушей собралась многотысячная толпа, люди застыли в молчании. Ничто не указывало на то, что Э.Роммель стал жертвой нацистского режима.

В марте 1945-го вдова Роммеля получила письмо от доверенного Гитлера по оформлению немецких воинских кладбищ. Ей были предложены проекты надгробных памятников: умирающий лев, ревущий лев или грозно стоящий лев. Люси Роммель, поблагодарив, отказалась. Могилу ее мужа украсила скромная каменная плита.

Как считали его современники, Эрвин Иоганн Ойген Роммель безусловно был выдающимся полководцем с уникальными методами командования. Э.Роммель оказался одним из немногих высших германских офицеров, не вовлеченным ни в одно военное преступление. Он был очень уважаем своими противниками и считался «последним из рыцарей». В ходе боев Э.Роммель, например, часто урезал норму воды для своих солдат, чтобы пленные всегда были обеспечены ею. Роммель был талантлив, обладал исключительным личным мужеством (перенес шесть ранений), его умение, презрев самую неблагоприятную расстановку сил, идти в бой и побеждать, стало легендой. Его действия отличались отвагой, умом и бесстрашием, хотя и сочетались с известной долей безрассудства (без которой победа на поле боя невозможна)...

Его личные бумаги были собраны воедино его женой Люси под названием «Бумаги Роммеля» и впервые опубликованы в 1950 году. Они дают прекрасное представление об участии Э.Роммеля во Второй мировой войне.

А при жизни самого Эрвина Роммеля свет увидела одна (только одна!) его книга — «Пехота наступает». В книге представлен его опыт, полученный на фронтах Первой мировой войны (а он воевал и во Франции, и в Италии, и в Румынии). Стиль книги определить трудно: здесь и дневниковые записи, и оперативно-тактическая информация, поступавшая от передовых частей, и документы, характеризующие уровень командования как частями и подразделениями германской армии, так и противника, и те материалы, которые Э.Роммель использовал как пособие при чтении лекций в военно-учебных заведениях в 1930-х годах, и воспоминания очевидцев.

Уже тогда, во время Первой мировой войны, в Э.Роммеле было нечто такое, что отличало его от остальных. Его подчиненный вспоминал: «...Он был {15} человеком тонкого телосложения, почти школьник, воодушевленный священным рвением, порывистый, всегда стремящийся действовать. Каким-то странным образом его настроение с самого начала охватывало весь полк, сперва почти незаметно для большинства, а затем с нарастающей силой все больше и больше, пока все не вдохновлялись его инициативностью, его мужеством, доблестью и яркими подвигами»^**.

Уже тогда, во время Первой мировой войны, Эрвин Роммель научился использовать тактику скорости и неожиданных атак, заставал противника врасплох, доводил да пределов человеческих возможностей своих подчиненных, всеми силами добиваясь победы в бою.

Уже тогда, во время Первой мировой войны, он действовал, руководствуясь коротким правилом: «Только вперед!»

Свои действия на фронтах Первой мировой он тщательным образом фиксировал, сначала — в памяти, затем — на бумаге, прекрасно понимая, что эта война — не последняя в его жизни.

«Пехота наступает» была впервые опубликована в Германии в 1937 году и сыграла большую роль в карьере Эрвина Роммеля. До 1944 года (года его смерти) она переиздавалась по меньшей мере 18 раз (тиражом более пяти миллионов экземпляров), была переведена на другие языки (в том числе на английский, финский, японский), но ни разу на русский язык. Книга эта стала классикой военной литературы.

На русский язык книга переведена доктором исторических наук В.Л.Телицыным, им же подготовлены и необходимые комментарии.

Вступление

В этой книге я описал многочисленные сражения Мировой войны 1914–1918 годов, в которых сам участвовал, будучи молодым офицером пехоты.

Эти описания боевых действий важны для того, чтобы можно было извлечь опыт, касающийся конкретики ведения военных операций в непростых природных и климатических условиях.

Сделанные непосредственно после сражений, заметки дадут возможность молодым немцам узнать, с какой безграничной отдачей и храбростью немецкие солдаты и особенно германские пехотинцы боролись и борются за Германию. Они дают возможность увидеть те достижения, которых мы добились в борьбе с нашим врагом, вопреки недостатку вооружения, необходимого для достижения поставленной цели; на что способна германская пехота, и как германское военное командование может разгромить своего противника.

Книга также способна подсказать, как действовать во время военных операций, которые ждут нас в будущем, как избежать неоправданных жертв, как достигать победы, не связывая инициативы офицеров и солдат.

Маневренная война 1914 года в Бельгии и Северной Франции

Поход 1914 года

Ульм, 31.7.1914. — Невыразимой тяжестью давит на немецкую землю «грозная опасность войны». Кругом серьезные, озабоченные лица. Циркулируют невероятные слухи, которые распространяются с поразительной быстротой. Уже с рассвета народ собирается вокруг тумб с объявлениями. Одна листовка с экстренным сообщением сменяется другой.

Рано утром 4-я батарея 49-го артиллерийского полка идет по старому городу. Рейнский дозор громыхает по узким улочкам. Открываются окна, стар и млад поет и с воодушевлением присоединяется к процессии.

Я, лейтенант пехоты, еду верхом во главе батареи, к которой я прикомандирован с 1 марта. Мы въезжаем рысью в солнечное утро, выполняем наши ежедневные упражнения и возвращаемся обратно в казармы, сопровождаемые тысячной толпой.

Во второй половине дня, когда во двор казармы уже были приведены купленные лошади, я объявляю перед полком о прекращении своего командования. Так как, судя по всему, дело становится серьезным, меня неудержимо тянет назад в мой родной полк, 124-й пехотный полк короля Вильгельма I {19} (6-й Вюртембергский)¹, назад к моим мушкетерам из 7-й роты, которых я обучал последние два года как рекрут-офицер.

С ординарцем Хэнле я спешно пакую мой немногочисленный скарб. Поздно вечером мы прибываем в расположение нашего гарнизона в Вайнгартене².

1 августа 1914 года в казармах полка, расположенных в старом, мощном здании монастыря, царит оживление — идет примерка полевого обмундирования. Я прршу разрешения у командира отлучиться и приветствую солдат 7-й роты, с которыми мне, видимо, предстоит идти в бой. Их молодые лица светятся радостью, воодушевлением и решимостью. Есть ли что-либо прекраснее, чем повести таких бойцов на бой с врагом?

В 18.00 объявлен сбор полка. После того как полковник Хаас, облаченный в форму защитного цвета, внимательно осмотрел свой полк, он произнес взволнованную речь. Звучит приказ о выступлении. Наступил решающий момент! По всему старинному монастырю раздаются ликующие возгласы немецких парней.

2 августа 1914 года, серьезное воскресенье! Прощальная церковная служба в полку под сверкающим солнцем! {20}

Вечером 6-й Вюртембергский полк четким маршем покидает гарнизон для передислокации в Равенсбург. За ним следуют тысячные толпы местного населения. Многочисленные военные составы следуют с короткими временными интервалами в направлении западной границы, которой угрожает опасность. Под непрекращающиеся крики «ура», с наступлением ночи полк отъезжает. К моему великому сожалению, я должен еще на несколько дней остаться в гарнизоне, чтобы сопроводить прибывающее пополнение. Я боюсь из-за этого не успеть к первым сражениям.

Поездка 5 августа к театру боевых действий через родные поля и луга под восторженные крики соотечественников была прекрасна. Бойцы поют песню за песней. На каждой остановке их засыпают фруктами, шоколадом и пирожками. В Корнвестхайме я на несколько минут вижусь с матерью и братьями, затем резкий гудок локомотива напоминает о разлуке.

Ночью переезжаем Рейн. Прожектора ищут в небе вражеские самолеты.

Песни затихли. На скамейках и на полу спят мушкетеры, кто сидя, кто лежа. Я стою в машинном отделении локомотива, смотрю на мерцающий огонь в котле, а потом опять — в шепот и шелест темной, душной летней ночи. Что-то принесет следующий день?

Вечером 6 августа мы прибываем в Кёнигсмахерн под Диденхофеном, радуясь освобождению из тесного товарного поезда. Мы маршируем через Диденхофен в направлении Руксвайлера. Диденхофен {21} не представляет из себя ничего интересного. Грязные улицы и дома, не очень приветливое население. Это сильно отличается от того, что было дома, в Швабии.

Быстро движемся вперед. С наступлением ночи мы попадаем под сильнейшую грозу. Вскоре на нас не остается ни одной сухой ниточки, снаряжение становится тяжелее. Хорошенькое начало! Вдалеке слышны единичные выстрелы. К полуночи, после шестичасового марша, мы достигаем Руксвайлера. Командир роты, старший лейтенант Р.Баммерт, ждет нас. Ночуем в тесноте на соломе.

На границе

В течение следующих дней рота, находясь в полной боевой готовности, занималась отработкой взаимодействия. Кроме строевой подготовки, тренировались все виды боевой службы, особенно много работы штыковой лопатой.

Затем я провожу несколько дней с моим подразделением под дождем в полевом карауле в местечке Боллинген. Ничего не происходит. Ко всему прочему из-за жирной пищи с полевой кухни и свежевыпе-ченного хлеба у меня и у части моих ребят начались неприятности с желудком.

18 августа начинается переход в составе большого соединения на север. Я еду верхом на второй лошади моего командира роты. С бодрыми песнями мы пересекаем немецко-люксембургскую границу. Население встречает нас приветливо, приносит к маршевой колонне фрукты и напитки. Мы размещаемся в Будерсберге.

19 августа рано утром идем на северо-запад под {22} залпами пушек французской крепости Лонгви³. После обеда разбиваем лагерь в Далеме.

Вечером среди палаток слышна полковая музыка. Солдаты поют под лучами заходящего солнца. Все чувствуют: первый бой уже близок.

Мой желудок доставляет мне проблемы. Я питаюсь только сухарями и шоколадом, но никаких улучшений нет. К врачу идти не хочу, чтобы меня не заподозрили в малодушии.

20 августа, после напряженного марша, мы достигаем Майкс-ле-Тиг в Бельгии. 1-й батальон занимает передовые позиции. 2-й батальон (резерв) выставляет в округе сторожевые посты. Население держится отстраненно и закрыто. В небе пролетают одиночные самолеты противника, их обстрел не дает результатов.

Разведка под Лонгви и подготовка к первому сражению

На следующий день должен был быть день отдыха. Но уже рано утром меня и нескольких других товарищей вызвал к себе полковник Хаас и дал нам приказ провести разведку в составе разведгруппы из 5 человек на маршруте Баранси — Горси до расположенного в 13 км под Лонгви местечка Коснее, и выяснить расположение и численность врага. Чтобы быстрее выйти к цели, нас должны были довезти на повозке до передовых позиций. Но уже под Майкс-ле-Тиг запряженная в повозку шахтерская кляча вдруг начинает нести. Осадить ее никак не удается. {23} В результате мы все оказываемся в мусорной куче, правда, без повреждений. Повозка разбивается вдребезги, дальше мы идем пешком.

С гораздо большей осторожностью, чем на учениях — все чувствуют ответственность за жизнь своих товарищей — мы продвигаемся по канавам вдоль дорог и по бездорожью через засеянные поля в строну Баранси, который, по вчерашним сведениям, занят небольшими силами противника. Мы устанавливаем, что французов там нет. Мы движемся по зерновым полям вдали от дорог, переходим бельгийско-французскую границу, доходим до южной окраины леса Муссон и спускаемся к Горси. Следующая за нами разведгруппа лейтенанта Кирна прикрывает с высоты наш проход к Горси.

На пыльной дороге из Горси в Коснее видны свежие следы французской пехоты и кавалерии, прошедших назад в направлении Коснеса. Теперь нужна еще большая осторожность! Мы продолжаем движение в нескольких метрах от дороги в густом подлеске, держа дорогу все время в поле зрения, и доходим до окраины леса в 500 метрах западнее Коснеса. Оттуда я внимательно осматриваю в бинокль все окрестности, особенно дороги. Однако французских войск нигде не видно. На дальнейшем пути через пересеченную местность к Коснесу натыкаемся на мирно работающую пожилую женщину. Она говорит нам на немецком языке, что час назад французские войска прошли из Коснеса на Лонгви. В Коснесе и окрестностях теперь нет никаких войск. Верны ли ее показания?

Осторожно пробираемся туда через засеянные поля и фруктовые сады. Держа оружие наготове, палец на спусковом крючке, входим в Коснее, неотрывно держа в поле зрения все окна и двери. {24} Жители, однако, ведут себя очень дружелюбно и подтверждают слова женщины в поле. Они сами приносят нам пищу и питье. Сначала мы еще недоверчивы, и просим приносящих сперва самих попробовать свою еду и напитки, перед тем как подкрепиться.

Тем временем через служащего местной общины — председателя найти не удалось — я прошу найти для нас 6 велосипедов и меняю их на купоны, стремясь быстрее доставить добытые сведения в полк. Когда велосипеды предоставлены, мы проезжаем еще 1,5 км в направлении Лонгви, по окраинам которого ведет огонь немецкая тяжелая артиллерия. Войск противника нигде не видно. Задание разведгруппой выполнено. Соблюдая большую дистанцию между собой, держа оружие наготове, мы быстро едем через 1Ърси в направлении Баранси. Там я отрываюсь от моих людей и спешу скорее сообщить полученные данные.

На улице деревни Мейкс-ле-Тиг я встречаю командира полка и докладываю ему. Усталый и голодный добираюсь до расположения части и радуюсь предстоящему отдыху. Но из этого ничего не выходит. Наш батальон стоит готовый к маршу. Деятельный Хэнле уже упаковал мои вещи и запряг коня. Не остается времени даже поесть. Батальон выступает.

В сумерках штаб полка, II-й и III-й батальоны достигают высоты 312 в 2,5 км южнее Сент Лежера и там под открытым небом с оружием наготове устраиваются на ночлег. Сторожевые посты выставлены в 1 км на юго-востоке. Только я устроился на снопе овса и мгновенно заснул, чтобы набраться новых сил, как меня разбудили и вызвали в палатку командира полка. Полковник Хаас спросил, не {25} хочу ли я отправиться в Виллинкур в расположение 1-го батальона. Мог ли я ответить, что после вылазки в Коснее основательно устал? Нет, если находишься в непосредственной близости к противнику, надо быть готовым к поступкам за рамками обычных действий. Мне поручили немедленно доставить приказ в расположение 1-го батальона, согласно которому он должен быстро занять высоту 312 в 2,5 км южнее Сент Лежера. Я лично должен возглавить передислокацию батальона.

С унтер-офицером Гёльцем и двумя бойцами из 7-й роты отправляюсь в путь. Тем временем стало уже совсем темно. Мы идем по компасу через поля юго-восточнее высоты 312. Правее от нас слышны переклички наших постов, иногда раздаются выстрелы. Скоро дорога в густом лесу поднимается резко вверх. Время от времени мы останавливаемся и внимательно прислушиваемся к ночным звукам. Наконец, после утомительного движения наошупь и карабканья, мы поднимаемся на поросший лесом хребет западнее Вилланкура.

На юго-востоке видно зарево от загоревшейся от обстрела крепости Лонгви. Мы начинаем спуск через густые кусты в Вилланкур. Вдруг совсем рядом слышится выкрик патруля: «Стой, кто там?» Это немец или француз? Мы знаем, что французы часто используют немецкий язык. Поэтому мы быстро падаем на землю. «Пароль?» Никто из нас не знает пароля. Я называю свое имя и звание — меня узнают. На краю леса стоит пост 1-го батальона.

До Вилланкура уже немного. В 500 метрах южнее его на дороге на Мюсси-ля-Виль мы натыкаемся на расположившиеся на отдых роты 1-го батальона.

Я передаю приказ командиру батальона майору Кауфману. Он его, однако, не может выполнить, {26} так как его батальон еще находится в подчинении бригады генерала Лангера. Меня провожают в штабную палатку Лангера, находящуюся на возвышенности в 1 км юго-западнее Вилланкура, и я повторяю ему приказ. Генерал просит передать командиру моего полка, что силы его бригады еще не подошли к Вилланкуру, и он не может отпустить 1-й батальон 124-го полка. Расстроенный безрезультатностью своей миссии и вымотанный физически, я отправляюсь с моими тремя спутниками в обратный путь к высоте 312.

Уже за полночь, когда я вхожу в палатку командира полка. Разбудив адъютанта полка капитана Вольтерса, докладываю. Полковник Хаас совсем не рад и поручает мне немедленно — пешком или верхом — добраться до 53-й бригады в районе Сент Лежера и там лично доложить командиру бригады генералу фон Мозеру, что 1-й батальон 124-го полка Лангера не отпускают из Вилланкура. Я повторяю приказ.

Стоит ли мне сказать, что это уже свыше моих сил, что я уже 18 часов в пути и совсем обессилел?

Я добираюсь до второго коня командира роты, натягиваю поводья и еду среди спящих рот на север. Генерала Мозера я нахожу в палатке на одной из высот юго-восточнее Сент Лежера. Он также чрезвычайно недоволен моим сообщением и дает мне поручение еще раз поехать в Вилланкур, заехав в наш командный пункт, и доложить, что до утра I-й батальон 124-го полка должен при любых обстоятельствах присоединиться к полку.

Восьмикилометровый путь на Вилланкур я преодолеваю в темноте то верхом, то пешком, пробираясь вверх через камни и чащу, и выполняю данное {27} мне поручение. Когда я возвращаюсь назад в расположение своего полка на высоте 312, уже светает. Подразделения стоят в боевой готовности, кофе уже выдан, полевые кухни собраны. Мой бравый Хэнле угощает меня глотком из своей фляжки. Постепенно становится светлее. Нас окутывает густой, влажный туман. У палатки командования отдаются приказы.

Размышления: Перед лицом врага командир разведгруппы должен чувствовать груз ответственности за своих подчиненных. Каждая ошибка приводит к потерям, вплоть до потери жизни члена команды. Поэтому необходимо чрезвычайно осторожно и обдуманно продвигаться в сторону противника, использовать укрытия, двигаться в стороне от дорог, постоянно изучать местность в бинокль, разделить обязанности внутри группы, перед проходом через открытые участки местности выставить огневую защиту! При входе в населенные пункты дома проходить, разделившись, слева и справа, держа палец на спусковом крючке! Немедленно передавать собранные сведения, так как всякая задержка уменьшает их ценность!

В мирное время практиковаться в использовании светового компаса ночью в условиях труднопроходимой, лесистой, бездорожной местности!

Война требует от солдата чрезвычайной выносливости и энергичности, поэтому уже в мирных условиях предъявлять к солдату высокие требования.

Сражение под Блейдом

Около 5 утра II-й батальон выступает в направлении высоты 325, находящейся примерно в 2 км северо-восточнее Блейда. Над покрытыми росой полями висит низкий густой туман. Видимость не {28} более 50 метров. Командир батальона майор Бадер посылает меня проверить дорогу до высоты 325. Из-за того, что последние 24 часа я практически беспрерывно находился в пути, от усталости еле-еле держусь в седле. Местность по обе стороны проселочной дороги покрыта многочисленными кустарниками и огороженными пастбищами. С помощью карты и компаса я нахожу высоту 325. Батальон подходит и останавливается в развернутом порядке на северо-восточном склоне.

Вскоре наши передовые дозоры на южном и западном склонах высоты 325 тут и там натыкаются в тумане на противника. В различных местах завязывается обмен выстрелами.

Мимо нас со свистом пролетают одиночные пули: ни с чем не сравнимый звук! Офицера, едущего впереди, обстреливают едва ли не в упор. Подоспевшим бойцам удается подстрелить убегающего француза и взять его в плен.

Сзади и слева из тумана слышны команды на немецком: «Вполоборота влево, марш! Интервалы увеличить!» Показывается огневая линия, правое крыло 1-го батальона. От командира роты я получаю приказ выдвигаться развернутым взводом позади справа 1-го батальона в направлении юго-восточного выхода из местечка Блейд.

Я передаю коня Хэнле, меняю свой браунинг на штык, взвод разворачиваю уже в движении. Редкой цепочкой мы движемся через картофельное поле юго-восточнее высоты 325 к Блейду. Над полями клубятся облака густого тумана, они борются с встающим солнцем. Видимость где-то 50–80 метров.

Вдруг совсем рядом раздается выстрел в нашу сторону. Мы бросаемся на землю, лежим, затаившись в картофельной ботве. Следующие залпы

пролетают над нами. Я безуспешно пытаюсь определить нахождение врагов в бинокль. Поскольку они не могут быть далеко, я решаю с группой идти на прорыв. Как только французы нас видят, они бросаются прочь, оставляя на поле отчетливые следы. Мы преследуем их в направлении Блейда. В сумятице теряется контакт с соседями слева.

Еще несколько раз взвод обстреливают из тумана. Но как только мы идем на прорыв, противник быстро отступает. Затем мы отходим метров на 800 назад, не попадая под обстрел. Из тумана перед нами появляется изгородь с высоким кустарником, за ней правее вырисовывается подворье, а перед {30} ним с левой стороны группа высоких деревьев. Следы противника, которого мы преследовали, поворачивают вправо вверх по склону. Перед нами уже Блейд? Я оставляю отряд ждать под укрытием высокого кустарника и посылаю разведгруппу с задачей восстановить связь с соседями слева и со своей ротой. Потерь в нашем отряде пока нет.

Тем временем я иду обследовать подворье вместе с вице-фельдфебелем Остергангом и двумя стрелками. Врага не видно и не слышно. Мы доходим до восточной части двора. Оттуда узкая тропинка идет влево к дороге. Там виднеется в тумане еще одно подворье. Без сомнения, мы на выезде из Блейда в Муси-ла-Виль. Осторожно продвигаемся к дороге. Я выглядываю из-за угла дома. Вот! — едва в 20 шагах от нас посреди дороги стоят 15–20 французов, пьют кофе, переговариваются, оружие небрежно висит на плечах. Они меня не видят⁴.

Я опять прячусь за дом. Позвать на подмогу отряд? Нет! Эту задачу мы можем решить и вчетвером. Я спешу сообщить моим спутникам о предстоящей вылазке. Мы тихо снимаем оружие с предохранителя, выскакиваем из-за угла и стоя стреляем в близкого врага. Часть французов падает замертво или ранеными на землю, большая же часть бежит врассыпную к ближайшим укрытиям за садовыми оградами, крыльцом дома или поленницей дров и начинает оттуда вести ответный огонь. Завязывается довольно интенсивная перестрелка на самом близком расстоянии. Я стою, прицеливаясь, на {31} поленнице дров. Мой противник лежит в 20 метрах от меня, укрывшись за входной лестницей. Видна только часть головы. Мы целимся, почти одновременно спускаем курок — и оба промахиваемся. Вражеская пуля пролетает на волосок от моего уха. Теперь надо быстро перезарядить, спокойно и быстро прицелиться и точно выстрелить. На расстоянии 20 метров сделать это с 400-мм визиром не так-то легко, мы никогда не тренировались в этом в мирных условиях⁵. Гремит мой выстрел. Тело противника тяжело падает на лестницу.

Перед нами теперь залегли где-то десять французов, некоторые полностью в укрытии. Я подаю своим спутникам знак о начале штурма. С криками «ура» мы выбегаем на деревенскую улицу. В этот момент из всех дверных и оконных проемов появляются французы и стреляют по нам. Против такого перевеса сил мы ничего сделать не можем. Мы быстро отступаем и вчетвером оказываемся невредимыми под прикрытием зарослей кустарника, где уже находится наш отряд, поспешивший нам на помощь. Теперь в ней уже нет необходимости. Я отвожу отряд опять в укрытие. С противоположной стороны дороги из подворья нас все еще продолжают обстреливать. Пули пролетают высоко над нами. В бинокль — до противника не более 60 метров — я обнаруживаю, что огонь по нам ведется не только с первого этажа дома, но и с чердака. Оттуда сквозь доски просунуто немало оружейных стволов. Целиться из такого положения невозможно. {32} Неудивительно, что огонь противника идет так высоко над нами.

Ждать подкрепления или немедленно начинать штурм въезда в деревню с моим отрядом? Последнее кажется мне правильным.

Более сильный противник находится в подворье на противоположной стороне дороги. Следовательно, его нужно захватить первым. План нападения таков: вторая группа отряда открывает огонь из кустов по противнику на первом этаже и на чердаке, а первая половина обходит справа и берет подворье штурмом.

Штурмовая группа вооружается валяющимися вокруг кольями. Они подходят для выбивания дверей и окон. Затем мы собираем пучки соломы, которые послужат для выкуривания из укрытий. Тем временем вторая группа уже заняла огневые позиции в кустарнике, другая уже закончила осторожную подготовку к штурму. Можно начинать.

По сигналу вторая группа начинает огонь. С пер вой я бегу через дорогу справа — по тому же пути, что я только недавно проделал с разведывательным отрядом. Противник ведет беспорядочный огонь с первого этажа и с чердака, в основном по второй группе, которая в кустарнике. Саму штурмовую группу, которая уже попала под защиту стен дома, огонь противника достать не может. Под мощными ударами бойцов трещат двери дома. Слетает с петель одна из створок ворот сарая. В помещение, наполненное зерном и кормами, влетают зажженные пучки сена. Усадьба окружена кольцом. Кто выбегает наружу, попадает на наши штыки. Вскоре под коньком крыши появляются языки пламени. Выжившие французы сдаются. Наши потери: несколько легко раненных. {33}

Мы берем приступом одну усадьбу задругой. Вторая группа подтягивается за нами. Когда мы сталкиваемся с противником, он или сразу же сдается, или укрывается в постройках. Однако мои солдаты и там настигают врагов и бесстрашно выбивают французов из укрытий. Остальные подразделения II-го батальона, вперемежку с подразделениями I-го батальона, врываются теперь во многих точках в деревню. Все подразделения перемешиваются. Со всех сторон слышится стрельба, потери растут.

В одном из переулков стоит обнесенная оградой церковь. 'Оттуда ведется сильный огонь. Используя укрытия, мы движемся от дома к дому, приближаясь к врагу. Когда мы с криком бросаемся на штурм, противник уходит на запад и в тумане становится недосягаем для нашего огня.

С левого фланга — южной части Блейда — теперь слышна интенсивная перестрелка. Потери множатся. Отовсюду зовут санитаров. За баней идет перевязка раненых. Ужасное зрелище! В основном тяжелые ранения. Некоторые кричат от боли, другие смотрят в глаза смерти тихо и сосредоточено, как герои.

В северо-западной и южной частях Блейда еще остаются французы. За нашими спинами ярко горит деревня. Солнце, наконец, перебороло туман. В Блейде делать уже нечего. Поэтому я собираю, кого могу найти, мы берем раненых, и начинаем выходить в северо-восточном направлении. Я хочу выйти из пекла и восстановить связь со своей ротой или II-м батальоном. Пламя, густой едкий дым, дымящиеся балки рушащихся домов, мечущиеся в пожарищах одичавшие животные мешают нашему пути. Наконец — полузадохнувшиеся — мы выбираемся на свободную местность. Сначала мы заботимся

о многочисленных раненых, потом я формирую отряд из оставшихся примерно ста человек и веду их в лощину в 300 метрах северо-восточнее Блейда. Там отряд разворачивается фронтом на север и остается на отдых, а я с командирами отправляюсь выяснить, что там за следующей возвышенностью. {35}

Правее лежит высота 325, еще окутанная обрывками тумана. На зерновых полях на ее южном склоне не видно ни врагов, ни своих. Чуть левее от нас, примерно в 800 метрах, с противоположной стороны глубокого оврага, огневая линия французов, силой примерно в роту⁶. Позади, левее, еще продолжается бой за горящий Блейд.

Где могут быть II-й батальон и наша рота? Частично в Блейде, а основные силы, судя по всему, еще не подошли. Что нам делать? Я не хочу со своим подразделением оставаться в бездействии и решаю идти в атаку на стоящего против нас противника, который находится, ко всему прочему, в зоне боевой ответственности II-го батальона. Подготовка атаки идет под прикрытием высоты, рассредоточение по позициям проходит спокойно и четко, как на учениях. Вскоре все сосредоточились по группам, замаскировавшись — кто в картофельном поле, кто за снопами овса — и ведут одиночную, прицельную снайперскую стрельбу — как учили на боевых занятиях. Противник открыл частый огонь, как только передовая группа заняла свою позицию. Но вражеские очереди идут слишком высоко. Лишь немногие выстрелы бьют рядом с нами. К ним быстро привыкаешь. После четвертьчасовой перестрелки в наши потери можно записать лишь продырявленный котелок. В 800 метрах позади справа на высоте 325 появляются наши огневые линии. Таким образом, справа у нас имеется поддержка, и мы можем переходить в наступление. Погруппно, поддерживая друг друга огнем, мы бросаемся вперед. В мирное время мы много раз отрабатывали этот прием {36} на учениях. Мы переходим овраг, который противник не достает своим огнем. Вскоре на не простреливаемом участке противоположного склона собирается почти весь отряд. Благодаря неточной стрельбе противника наш отряд не потерял пока ни одного человека. Держа оружие наперевес, мы поднимаемся по склону оврага к вражеским позициям. В это время мы находимся вне обстрела, он ведется намного выше нас по находящейся позади части отряда. Вдруг вражеский огонь полностью прекращается. Может быть, они собираются атаковать нас сверху? Мы быстро переходим в атаку, но обнаруживаем лишь несколько убитых на оставленных противником позициях. Следы отступающего противника ведут на запад — в сторону кукурузного поля, растения на котором вымахали в человеческий рост. Я с моим отрядом опять оторвался далеко от своих сил.

Я хочу подождать подхода соседей справа. Взвод занимает позиции, затем вместе с командиром первой группы — фельдфебелем из 6-й роты, и унтер-офицером Бентеле я отправляюсь на разведку на запад через высокие посевы на полях. Мы хотим выяснить, куда отошел противник. Отряд остается на связи. Не встретив противника, мы доходим до дороги Гевимон — Блеид, проходящей примерно в 400 метрах севернее Блейда. Идущая вверх на север дорога тянется вдоль холма, по обеим сторонам дороги большие группы кустарника, которые закрывают вид на северо-запад и запад. Из одной такой рощицы мы внимательно производим осмотр во все стороны. Как ни странно, следов отступившего противника нигде не видно. Неожиданно Бентеле указывает направо (на север). Едва ли в 150 метрах там шевелятся посадки кукурузы. Тем временем мы {37} уже обнаруживаем и блики, которые идут на ярком солнце от котелков, привязанных сверху французских вещмешков. Противник стремится скрыться от обстрела, который ведется с высоты 325 и покрывает верхушку хребта на западе. Судя по всему, колонна примерно из 100 французов движется в нашу сторону. Но ни одной головы из высоких зарослей не видно⁷.

Вызвать на помощь отряд? Нет! Пусть лучше он остается на своей позиции и служит для нас троих тылом. Удойная сила оружия на этом расстоянии составляет 2–3 человека! Я быстро делаю выстрел по голове колонны. Она на несколько минут залегает в посадках, но затем продолжает движение в том же направлении и в том же порядке. Ни один из французов не поднимает из посевов головы, чтобы разглядеть так неожиданно и так близко появившегося противника. Теперь мы стреляем втроем. Опять колонна замирает на некоторое время, затем разделяется на множество групп, которые устремляются в западном направлении к дороге Гевимон — Блейд. Мы ведем огонь по отступающим. Удивительно, но ответного огня по нам до сих пор не ведется, хотя мы стоим во весь рост и должны быть хорошо видны врагу. На дороге слева, с противоположной стороны кустов, за которыми мы стоим, появляются бегущие французы. Сквозь кусты на расстоянии 10 метров мы можем их легко подстрелить. Мы распределяем огонь по разным {38} группам противника. Наши три винтовки выводят из строя десятки французов.

Теперь мы идем вправо вверх по склону в направлении 123-го погранполка. Я делаю знак своему взводу, и мы продвигаемся на север по обеим сторонам дороги Гёвимон — Блейд. К нашему удивлению, в кустах мы обнаруживаем спрятавшихся французов. Требуется немало времени, чтобы уговорить противника опустить оружие и выйти из укрытия. Их убедили, что немцы всем пленным перерезают горло. Из зарослей и с прилегающего участка поля мы извлекаем около 50 человек. Среди них сдаются в плен два офицера — один капитан и один легко раненный лейтенант⁸. Мои люди предлагают пленным сигареты, что заметно увеличивает их доверие.

Справа с высоты к дороге Гевимон — Блейд уже подходит 123-й погранполк. Нас разделяет теперь ведущийся со стороны Ле Мата (в 1500 метрах к северо-востоку от Блейда) обстрел. Я быстро направляю отряд в укрытие в овраг, с целью продолжить оттуда наступление на Ле Мат. Но внезапно в глазах у меня чернеет, и я теряю сознание. Напряжение дня и предыдущей ночи, сражение за Блейд и на высоте севернее, и не в последнюю очередь мой больной желудок, — все это подорвало мои силы.

Без сознания я пролежал довольно долго. Когда я очнулся, около меня хлопотал унтер-офицер Бен-теле. Невдалеке слышались разрывы французских снарядов и шрапнели. Наша пехота идет назад из Ле Мата к высоте 325. Отступление? Я беру под свое командование часть стрелков, занимаю с ними склон {39} на дороге Гевимон — Блейд и даю приказ окапываться. От солдат я слышу, что в Ле Мате они понесли тяжелые потери и потеряли командиров, и возвращаются назад по приказу свыше. Наибольшие потери им нанесла французская артиллерия. Через четверть часа горнисты играют «Сбор полка» и «Всем собраться». Со всех сторон на площадку западнее Блейда собираются части полка. И я иду туда вместе с горсткой моих людей. Одна за другой подходят разные роты. Их ряды основательно поредели. В своем первом сражении полк потерял четверть своего офицерского состава и одну седьмую рядового состава убитыми и ранеными. Для меня особенно больно узнать, что погибли два моих лучших товарища. К сожалению, я не могу отдать им последние почести. Сразу после переформирования батальон выходит через южную окраину Блейда на марш к Гомери.

Блейд представлял собой ужасное зрелище. Среди дымящихся развалин лежали мертвые солдаты и гражданские, подстреленные животные. Войскам сообщили, что противник (V-я армия) разбит по всей линии и отступает. Радость от первой победы, однако, значительно приглушается трауром по погибшим товарищам. Мы маршируем на юг. Часто марш прерывается. Далеко впереди видны проходящие колонны противника. Батареи 49-го артиллерийского полка выходят направо от маршрута и занимают позиции. Когда звучат первые выстрелы, вражеские колоны впереди уже исчезли.

Наступает ночь. Смертельно усталые, мы входим в деревушку Руэтт. Она уже заполнена нашими войсками. Мы устраиваемся на ночлег под открытым небом. Сена уже не найти, и все слишком вымотались, чтобы заниматься поисками. Сырая, холодная {40} земля не дает быстро заснуть. К утру становится холодно, мы все ужасно мерзнем. Оставшуюся часть ночи мне и некоторым моим товарищам не дает покоя больной желудок. Наконец наступает рассвет. Опять над полями лежит густой туман.

Размышления: В туман тяжело поддерживать связь с соседними подразделениями. В боях при Блейде она оборвалась вскоре после первого столкновения с противником. Сразу ее не удалось восстановить. Нужно учиться ориентированию по компасу, так как сегодня нередко используют искусственный туман. При столкновении в тумане с противником, равным по силе, побеждает тот, кто в момент столкновения может открыть более сильный огонь. Поэтому впереди должны идти готовые к бою стрелки.

Бои местного значения разворачиваются, как в Блейде, на расстоянии всего нескольких метров. В дело идут гранаты. До начала наступления провести огневую поддержку пулеметами, гранатометами и другими орудиями. Наступление в условиях населенного пункта обычно приносит очень много потерь, поэтому необходимо стараться их избегать. Выдавить противника из поселения огнем или ослепить искусственным туманом, затем атаковать его за пределами населенного пункта.

Высокие злаки служат хорошим укрытием, однако блестящие предметы амуниции, такие как штыки и котелки, могут выдать.

Сторожевые посты французов на входе в Блейд не справились со своей задачей, а также с наблюдением за местностью во время отступления через поля и при последующем столкновении.

Немецкие солдаты после первого столкновения почувствовали сильное превосходство над французскими пехотинцами.

Маас — бои под Монтом и в Дуклонском лесу

В дни после сражения под Лонгви мы продолжали преследовать противника в юго-западном, а потом и в западном направлениях. На участках Шир и Отэн произошли кратковременные, но интенсивные столкновения. В них французская артиллерия сильным и плотным огнем прикрывала отход своей пехоты, жертвуя собой. В ночь с 28 на 29 августа 7-я рота 1-го батальона 124-го полка несет дежурство на передовой южнее от Ямеца. Все солдаты дозоров и боевых постов роют для себя окопы.

29 августа марш на Маас продолжается. Во время привала западнее Ямеца на 13-й инженерный батальон, находящийся в начале колонны, из ближайшего лесного массива нападает противник. Происходит ожесточенный ближний бой, инженерные части дерутся саперными лопатами и топориками. С обеих сторон многочисленные потери. Гренадеры из 123-го полка и III-го батальона 124-го полка приходят на помощь. Сражение заканчивается взятием в плен коменданта крепости Монтмеди и 2000 человек личного состава, которые хотели прорваться на Верден. Мы проходим мимо поля кровавой битвы⁹.

Восточнее Мурво французы встречают нас шрапнелью с западного берега реки Маас, не причинив, однако, нам существенного урона. Их огневые {42} точки расположены слишком высоко. В полдень, под палящим солнцем мы маршируем мимо Дуна на Маасе. Артиллерийский огонь французов усиливается. В лесу, в 1500 метрах восточнее Дуна, батальон останавливается и развертывается. В высоком лиственном лесу роты строятся в отдельные колонны. Вскоре начинается обстрел французской артиллерией нашего участка леса. Мы ясно слышим вдалеке выстрелы, потом звук приближающихся разрывов снарядов. Спустя несколько секунд они падают сквозь кроны деревьев, частично застревая в ветвях, частично глубоко зарываясь в землю и там разрываясь. Осколки рассекают воздух с клокочущими звуками, на нас сыплются комья земли и ветки. Иногда разрывы раздаются совсем рядом, иногда немного подальше. После каждого выстрела мы съеживаемся и вжимаемся в землю. Постоянная опасность выматывает! До вечера батальон продолжает лежать на одном месте. Потери на удивление невелики.

Впереди нас на окраине леса — в 900 метрах юго-восточнее Дуна — ведет тяжелый бой из полуукрытия 4-я батарея 49-го артиллерийского полка, в котором я раньше служил (один месяц). Она не может противостоять превосходящей по численности и калибру французской артиллерии и несет потери в численном составе и вооружении.

В сумерках II-й батальон отводится назад в Мурво. Мы ночуем под открытым небом. В желудке урчит, я сегодня ничего не ел, кроме горстки зерен. Хлеба нет.

Начавшуюся утром 30 августа под Мурво полевую службу прерывает французская артиллерия. Артиллерийская дуэль усиливается. К нашей большой радости на передовые позиции выкатываются

тяжелые, калибра 210 мм Мёрсер-батареи на гусеницах, и вскоре их мощные выстрелы раздаются в сторону врага.

Ночь на 31 августа мы проводим в тесном помещении в Мурво. Утром II-й батальон выдвигается через Милли на Сэсси, переправляется по понтонному мосту, построенному инженерными частями через Маас, и в качестве авангарда 53-й бригады начинает переход к Монт-деван-Сэсси. Вскоре после вступления в эту деревню в некоторых подворьях обнаруживают 26 французов из 1-го батальона 124-го полка, спрятавшихся в подвалах. {44}

Передовые подразделения пехоты попадают под интенсивный огонь, который ведется из поросших лесами высот западнее Монта. А потом еще и своя артиллерия открывает огонь с высоты юго-западнее Сэсси в сторону Монта, что приводит к потерям. Это недоразумение было вызвано донесением одного верхового дозора, которого полчаса назад обстреляли из Монта. Прошло некоторое время, пока ошибка не была замечена и батарея не прекратила огонь. Одно из подразделений 7-й роты получает задание нейтрализовать противника на высотах западнее Монта. Но атака захлебывается в сильном вражеском огне. Отправка другого отряда также не дает результатов. Располагаясь на господствующей высоте, превосходящий противник наносит атакующим вверх по крутому склону существенные потери, прежде чем они выходят на позиции для стрельбы. После неудачи с наступлением 7-ю роту отзывают, и она получает приказ немедленно выйти на помощь 1-му батальону 127-го полка, который находится в тяжелом положении в Дуклонском лесу, в 2 км южнее Монта. Рота движется назад через деревню Монт в юго-восточном направлении, перегруппировывается на рассеянные колонны и начинает поднимается к высоте 297 вдоль зарослей кустарников, чтобы не попасть в видимость противника, находящегося западнее от Монта. Как только рота дошла до леса и перестроилась в походную колонну, шрапнельный огонь противника заставляет нас залечь на землю. Мы ищем укрытия за деревьями и в углублениях в земле: 1-й батальон 127-го полка не видно и не слышно.

По приказу командира роты я с несколькими бойцами иду к южной окраине Дуклонского леса, чтобы восстановить связь с полком. Неоднократно {45} попадая под шрапнель, мы доходим до южной окраины леса. Однако своих мы не находим. Левее внизу, в долине Мааса, под сильным огнем французской артиллерии находится Дун. На западном берегу Мааса на всех высотах — судя по выстрелам — стоит французская артиллерия. Пехоты, ни нашей, ни французской, не видно.

После моего возвращения рота идет по лесной дороге на запад. На краю просеки шириной примерно в сто метров мы делаем привал, выставив посты со всех сторон. Командир роты высылает разведгруппы во всех направлениях, чтобы определить местонахождение 1-го батальона 127-го полка. Едва они двинулись — колонне удалось передохнуть минут пять — вся просека попадает под сильный шрапнельный огонь французов, мгновенно начавшийся, как грозовой ливень. Пули стучат вокруг нас. Мы ищем укрытия, прячась за деревьями и снятыми ранцами. Перемещаться взад или вперед под таким огнем невозможно. Хотя обстрел продолжался несколько минут, потерь мы не понесли. Ранцы послужили щитками, только у одного человека разодрало ротную нашивку. Для нас осталось загадкой, каким образом французская артиллерия так быстро определила наше положение в середине леса, и как им удалось так быстро развернуть огонь на нас. Была ли это случайность?

Возвращается одна из наших разведгрупп, неся с собой тяжелораненого из 127-го полка. Тот рассказывает, что его полк отошел уже несколько часов назад. В лесу не осталось никого, кроме убитых и раненых. Французские батальоны прошли мимо него часа два назад в северном направлении, и, должно быть, еще находятся в лесу.

В этих обстоятельствах не особо привлекает {46} остаться одной ротой в большом лесу. Может и нам отходить? Размышления на эту тему были прерваны появлением на той же самой дороге, по которой пришли мы, пехотного батальона. После недолгого обсуждения с командиром батальона 7-я рота выступает в авангарде похода на запад. Я с моим отрядом становлюсь во главе.

Не проходит и пяти минут, как из леса правее слышатся выстрелы и крики «ура». Расстояние до места боя трудно оценить, я думаю — около километра. По узкой тропе мы движемся на звуки сражения. По обеим сторонам между лиственными деревьями растет очень густой подлесок. На идущей прямо тропе примерно в ста метрах мы видим черные точки. Французы? Оттуда по нам начинают стрелять. Мы укрываемся в кустах по сторонам. Рота рассредоточивается по обе стороны тропы. Тем временем противник уже ведет в нашу сторону огонь широким фронтом. Вражеские очереди — в основном бьющие мимо — стучат по подлеску. Мы медленно, без стрельбы, ползком и короткими перебежками продвигаемся в сторону невидимого противника. Только когда мы от него, по нашим расчетам, метрах в 150-ти, мы тоже открываем огонь по густым кустам в сторону невидимых врагов и продолжаем двигаться вперед. Рядом со мной как с командиром отряда находятся только несколько стрелков, остальных мы потеряли из виду.

Лес перед нами освещается вспышками огня. Судя по звукам выстрелов, мы находимся от противника метрах в ста. Я с отрядом иду в атаку. Мы добегаем до просеки, с ее противоположной стороны по нам ведется огонь. Выясняется, что просека так густо заросла кустами ежевики, что пробраться сквозь них нет никакой возможности. Неистовый огонь {47} противника вынуждает нас лечь на землю. С нашего края просеки тоже начинают вести стрельбу. Но в густой зелени, несмотря на малое расстояние от врага, ничего не видно. На нашу позицию подходят и оставшиеся части роты. Мы лежим плотной огневой линией на расстоянии 2–3 шагов друг от друга. «Окопаться для огня», — звучит команда.

В нескольких метрах правее меня, на самой линии огня у большого дуба, лежит обер-лейтенант Баммерт. Сдвинуться в сторону или отступить назад под таким сильным огнем противника нет никакой возможности. Счастье, что большая часть вражеских пуль летит слишком высоко. Несмотря на это, вскоре мы начинаем нести потери.

В то время как одна часть наших стрелков поддерживает перестрелку, другие, лежа плашмя на земле, окапываются. Из-за многочисленных корней эта работа дается очень тяжело. На нас безостановочно падают сбитые выстрелами ветки и листья. Но что это? По нам открывают огонь с тыла? Рядом со мной ударяют пули, выпущенные сзади, и земля брызгает мне в лицо. Мой сосед слева вскрикивает, извивается от боли. Летящая сзади пуля пробила его тело. «Помогите, санитары, я истекаю кровью», — в отчаянии зовет бедный парень, корчащийся от боли и залитый кровью. Огонь спереди усиливается. Я подползаю к раненому, но ему уже не поможешь. Лицо искривлено болью, пальцы впились в землю, он затихает. Потом по всему телу проходит судорога, душа бравого солдата отлетает.

Огонь спереди и сзади, перед которым мы беззащитны, сводит нас с ума. Судя по всему, идущий вслед за нами батальон попал в поле обстрела ведущейся по нам стрельбы и открыл ответный огонь. В {48} такой густой зелени дать им знать об ошибке невозможно. Справа шум сражения увеличивается. Это вызывает очереди со стороны находящегося напротив нас противника. Бум! — одна пуля попадает прямо по моей лопате, которой я как раз работаю. Вскоре ранение в бедро получает обер-лейтенант Баммерт. Я беру командование ротой на себя.

Справа идут в атаку: барабанный бой, сигналы горна, крики «ура», вперемежку с медленным «так-так-так» французских пулеметов. Мы облегченно вздыхаем. Я тоже отдаю приказ о наступлении для 7-й роты, идти в обход поляны. Бойцы со всей решимостью бросаются вперед, радуясь возможности вырваться наконец-то из этого ужасного положения. Противник принимает решение не отбивать нашу атаку. В нашу сторону следует только несколько выстрелов. Когда мы достигаем противоположного края поляны, неприятель уже скрылся в зарослях.

Мы спешим сквозь густой подлесок. Я хочу вести преследование до южной окраины Дуклонского леса. Может быть, там можно будет взять под обстрел противника, отступающего по открытому пространству. С передовыми группами я стремлюсь как можно быстрее вперед, думая, что остальные силы следуют за нами. Мы достигаем южной окраины леса, так и не обнаружив противника. Впереди нас, южнее на возвышенности, среди широкого луга лежит ферма де ля Брийер. За этой возвышенностью вполоборота правее нас стоит французская батарея и дает залп за залпом в долину Мааса в район Дуна. Пехоты противника, к удивлению, нигде не видно. Вероятно, они свернули в лесу на запад.

Тем временем выясняется, что наша рота рассыпалась. Со мной всего 12 человек. Слева к нам {49} подходит разведгруппа 1-го батальона 127-го полка и сообщает, что этот полк вскоре выйдет слева от нас из леса и пойдет на ферму де ля Брийер. Вскоре слева появляются шеренги стрелков. Нам ждать подхода нашей роты? Или мне с немногочисленными бойцами взять французскую батарею за возвышенностью? Я решаюсь на второй вариант в надежде, что рота вскоре нагонит нас. Одним махом мы достигаем основания возвышенности и начинаем подъем в 600 метрах западнее фермы в направлении французской батареи. Судя по звуку выстрелов, она находится от нас не далее ста метров. Слева к ферме подходят передовые части 127-го полка. Начинает смеркаться. Неожиданно из усадьбы по нам открывают огонь. Без сомнения, 127-й принял нас за французов.

Огонь усиливается, мы вынуждены лечь на землю. Мы пытаемся объяснить ошибку, размахивая шлемами и носовыми платками. Безрезультатно! Вокруг нас нет ничего подходящего в качестве укрытия. Рядом с нами в траве щелкают пули. Мы вжимаем тело в землю, вверяясь жестокой судьбе, которая уже второй раз за несколько часов подставляет нас под огонь своих войск. Секунды превращаются в вечность. Мои бравые парни — в основном резервисты — стонут, когда выстрел попадает рядом с ними. Мы лежим, не двигаясь, и ждем с нетерпением темноты, в которой мы надеемся на спасение. Наконец, огонь прекратился. Чтобы опять не привлечь к нам внимание, мы еще некоторое время лежим неподвижно. Только потом мы потихоньку начинаем ползти назад к основанию возвышенности. Мы спасены: к моей радости никто из 12 человек не ранен.

Для нападения на французскую батарею уже {50} слишком поздно, да и настрой для этого прошел. Сквозь облака слабо светит луна. Мы отходим назад к Дуклонскому лесу, месту нашего дневного боя. Нашей роты не видно и не слышно. Как выяснится позже, вскоре после наступления в Дуклонском лесу один из фельдфебелей получил данные, что я погиб при атаке, собрал всю роту и кратчайшим путем отвел назад в Монт к батальону.

Проходя через Дуклонский лес, мы слышали совсем рядом стоны и причитания раненых. В ночной тишине они звучали зловеще. «Товарищ, товарищ», — доносится зов из ближайших кустов. Молодой солдат из 127-го полка с ранением в грудь лежит, замерзая, на голых камнях. Когда мы оказываем ему первую помощь, бедняга всхлипывает, он не хочет умирать. Мы укутываем его в шинель и плащ-палатку, укладываем поудобнее и даем попить из фляжки. Со всех сторон доносятся жалобные стоны раненых. Один разрывающим сердце голосом зовет мать, другой молится вслух, третий кричит от боли. Слышится и французский язык. Эти стоны страдающих и умирающих людей невыносимо слышать. Мы помогаем без разбора своим и врагам как можем, отдаем последний кусок хлеба, последнюю каплю из фляжки. В темноте невозможно вынести тяжелораненых без носилок по этому бурелому и камням через густые заросли, они умрут от мучительной боли по пути.

Обессиленные — практически ничего не ели с самого утра — мы незадолго до полуночи доходим до Монта. Деревня еще больше пострадала от дневного боя. Некоторые дома полностью разрушены. В проулках лежат мертвые лошади. В одном из подворий я встречаю санитарную роту. Я описываю командиру то место в Дуклонском лесу, где мы обнаружили {51} раненых, и договариваюсь об их эвакуации. Один из моих людей добровольно вызывается сопроводить их на место. Затем я занимаюсь поисками помещения для ночлега. Никаких следов нашего батальона не видно.

За ставнями одного окна еще пробивается свет. Мы заходим в дом и находим там десяток женщин и девочек, которые поначалу нас очень пугаются. С помощью нескольких французских слов, которые я знаю, прошу для моих немногочисленных спутников чтошибудь поесть и где-нибудь переночевать. Обе наши просьбы удовлетворяются, и скоро мы спим на чистых матрацах. Когда рассветает, я бужу своих людей. Мы отправляемся на поиски II-го батальона и натыкаемся на него восточнее Монта, где он стоит лагерем.

Наше появление вызывает большое удивление. Нас всех уже давно считают погибшими. 7-й ротой теперь командует обер-лейтенант Айххольц. Вечером мы становимся на постой в Монте. Рота выставляет сторожевые дозоры на юго-западном направлении. После того, как наш французский хозяин постоялого дома достал для Хэнле и меня с тяжелым сердцем две бутылки вина, я спал отлично в настоящей кровати. Но, к сожалению, потом еще несколько дней об ее пышной перине мне напоминали укусы клопов.

Размышления: Нападение на находящуюся в авангарде большого соединения инженерную роту, когда она стояла на привале, учит тому, что даже в составе большого соединения каждое подразделение должно на привале выставлять дозоры. Особенно это важно в условиях непросматриваемой местности, когда надо считаться с возможностью неожиданного появления противника.

В лесу восточнее Дуна 1-я рота, сгруппированная в {52} колонну, попала надолго под обстрел французской артиллерии. Если бы один из снарядов попал в колонну, то поразил бы сразу одну-две группы. Сегодня в условиях роста мощности вооружения требуется рассредоточение войсковых сил и окапывание каждого солдата. Окапывание надо начинать до того, как противник откроет огонь! Лучше использовать лопату слишком много, чем слишком мало! Эта работа экономит кровь!

Как показывает пример Монта, при продвижении по территории противника рекомендуется тщательно обыскивать населенные пункты. 26 французов могли быть и спрятавшимися трусами, но они могли и получить задание открыть огонь по немецким войскам, если не состоится бой к западу от Монта.

Сообщение верховой разведгруппы о том, что полчаса назад их обстреляли из Монта, привело к тому, что собственная артиллерия открыла огонь по Монту, куда к тому времени уже вошли части 124-го полка. Были потери. Чрезвычайно важно поддерживать связь между артиллерией и пехотой. Артиллеристы должны беспрерывно наблюдать за ситуацией на поле сражения.

Сражение в Дуклонском лесу ярко продемонстрировало трудности боя в условиях леса: противника не видно, выстрелы громко щелкают по деревьям и веткам, огромное количество рикошетов, и трудно определить, с какой стороны стреляет противник, трудно держать заданное направление движения и поддерживать связь; на передовой линии командир влияет только на свое ближайшее окружение, а остальная часть подчиненных может легко выпасть из зоны управления. Окапывание под огнем осложнено еще и многочисленными корнями. Положение передовой линии становится отчаянным, когда — как в Дуклонском лесу — идущие сзади свои части открывают огонь, и она попадает под перекрестный огонь. Как при переходе, так и в бою в условиях леса, желательно иметь {53} на передовой линии как можно больше пулеметов. Стрелять из пулеметов в движении в случае столкновения с противником и во время атаки.

Сражение под Геснесом

Ранним утром 2 сентября 1914 года батальон выходит в направлении Виллер-деван-Дун. Там делается короткий привал. Затем батальон соединяется с полком и марширует под палящим солнцем через АнЪевилль, Ремонвилль в направлении к Лан-дру. Теперь Маас находится позади нас, противник обойден с фланга. В войсках, несмотря на боевые действия и напряжение последних дней, царит приподнятое настроение. Играет музыка, как будто мы выходим на маневры. Далеко на юге, в направлении Вердена, видны вспышки залпов и слышны разрывы снарядов. Мы маршируем на запад. Жара и пыль делают переход утомительным.

После полудня в районе Ландра неожиданно поворачиваем на юго-восток. По плохим дорогам через лесную местность 1-й батальон 124-го полка спешит на помощь оказавшемуся в тяжелом положении II-му резервному артдивизиону. В лесу, в полутора километрах северо-западнее Геснеса, нас встречает градом шрапнели французская артиллерия. Батальон останавливается.

Меня посылают разведать путь в направлении Геснеса, который бы не простреливался. С одним из унтер-офицеров мы отправляемся через густые заросли к южной окраине леса. Там мы попадаем под сильный шрапнельный огонь, идущий справа вдоль кромки леса, и вынуждены залечь в укрытие. Мы отходим влево и находим относительно безопасный путь. Вернувшись, мы не обнаруживаем {54} батальона на его прежнем месте. Нас ждет один Хэнле с лошадьми, который сообщает, что колонна пошла направо. Впереди на опушке леса слышны разрывы вражеских снарядов и шрапнели. Не предназначены ли они для батальона?

Чтобы догнать батальон, я скачу по обнаруженному нами пути к Геснесу. Хэнле и унтер-офицер следуют за мной. Мы добираемся до края леса, но батальона нигде не видно. Может, он уже перешел через возвышенность, лежащую перед Геснесом? Потерявшая командира рота из II-го резервного дивизиона предлагает мне взять командование на себя. Вскоре подходят еще три роты, которые также потеряли весь офицерский состав. Я вывожу свое ставшее довольно внушительным подразделение из опасного простреливаемого участка леса, и мы движемся в направлении Геснеса. На склоне в 1200 метрах северо-западнее Геснеса я строю все части и перегруппировываю их по-новому. Подразделение производит впечатление вполне боеспособного. Хребет лежащей перед нами высоты находится под интенсивным артиллерийским, пулеметным и оружейным обстрелом французов. Вероятно, там ведут бой наши войска. Пока мой новый отряд перестраивается, я еду вперед. Я привязываю коня у дерева на защищенном склоне. Впереди я нахожу части 1-го батальона 124-го полка вперемешку с гренадерами из 123-го гренадерского полка, которые ведут ожесточенную перестрелку с противником на высотах южнее и юго-западнее Геснеса. Наше наступление захлебнулось здесь под огнем вражеской пехоты и артиллерии, войска частично окопались.

Пехота противника не обнаруживается даже в бинокль. Она прекрасно замаскировалась. Французская {55} артиллерия разных калибров не дает никаких шансов что-нибудь предпринять наверху. II-го батальона никто не видел. Может быть, они застряли все-таки в лесу? Я скачу назад. На пути я встречаю командира 123-го гренадерского полка и докладываю ему о положении на высоте и о расположении батальона, над которым я принял командование. Этот батальон у меня забирают и назначают его командиром более опытного офицера из 123-го полка. Я этим огорчен. Я продолжаю поиски II-го батальона 124-ф полка вдоль опушки леса в западном направлении, часто попадая под обстрел французов. Но следов его нигде не нахожу.

Я скачу обратно к передовой на высоте в 1200 метрах от Геснеса и собираю находящиеся там части 1-го батальона 124-го полка. Скоро их численность доходит почти до 1000 человек.

Французские батареи начинают артиллерийский обстрел. Вокруг несколько минут все гремит и разрывается, затем батареи противника одна за другой прекращают огонь, пока не замолкают все. Наступают сумерки. Оружейный огонь тоже ослабевает, только одиночные выстрелы раздаются то тут, то там. До поздней ночи я продолжаю разыскивать II-й батальон 124-го полка на высотах западнее Геснеса. Безрезультатно! Затем я возвращаюсь к собранному мной отряду. Бойцы устали, измождены и голодны. Они ничего не ели с самого утра. К сожалению, я тоже не могу им ничего предложить. Полевые кухни не могут подойти через лес под Гёснесом. Мы пытаемся насытиться зерном, собранным с полей. Я отдаю распоряжение об отдыхе. На рассвете я хочу повести отряд на запад в направлении Эксермона, там должен быть наш полк.

Ночь проходит без происшествий. К утру становится {56} ощутимо свежо. Мой больной желудок действует как надежный будильник. Кофе не предусмотрен.

С рассветом начинается треск французских ружей и пулеметов. Мы выходим в направлении Эксер-мона. В лощине в 2 км северо-восточнее Эксермона я обнаруживаю штабную палатку полка, вокруг которой лежит в окопах II-й батальон в качестве резерва 124-го полка. Поскольку начальник штаба батальона пострадал во время верховой поездки ночью, я занимаю его место. Еды здесь также нет. Я опять притупляю голод зерном.

Время от времени впереди вновь оживает оружейный огонь. Артиллерия противника молчит. Около 9 часов я вместе с командиром батальона выезжаю вперед на разведку. I-й и II-й батальоны держатся на высотах между Эксермоном и Геснесом. Мы проезжаем мимо погибших два дня назад офицеров, капитана Райнхарда и обер-лейтенанта Холлманна. Они погибли от огня французов, когда вели в атаку свои роты. Бои предыдущего вечера нанесли также ощутимые потери в личном составе. Теперь наши передовые линии окопались. Находящегося напротив фермы Тронсоль противника почти не видно.

После возвращения из разведки меня посылают на поиски батальонных полевых кухонь. С момента выступления из Монта, или даже с момента короткого привала под Виллер-деван-Дун — то есть почти 30 часов — мы не получали никакого довольствия. Где находятся полевые кухни, никто не знает. Сначала я объезжаю 1еснеский лес и Романский лес, затем еду в Романь. В последней полно автомобилей с военнослужащими II-го резервного артдивизиона. От кухонь нашего батальона никакого следа. {57} Теперь я еду в сторону Геснеса. Перед началом сражений полевые кухни должны были выехать через Эксермон на Геснес. Каким бы невозможным это не казалось, но у меня было предчувствие, что я найду их там, впереди собственного фронта. Геснес пуст, ни друзей, ни врагов! В долине между двумя фронтами я скачу в сторону Эксермона. Перестрелка на высотах по обеим сторонам полностью прекращена. В километре юго-западнее Геснеса я встречаю II-й батальон в полном комплекте. То есть он стоит впереди линии фронта полка. Вскоре подъезжают разведгруппы и докладывают, что полк подойдет через четверть часа. Учитывая это, я могу оставить кухни там, где они стоят.

Высоты у фермы Тронсоль берутся без боя. Противник отходит на юг, оставив несколько убитых. Полк разбивает лагерь вокруг фермы. Для моей лошади находится хорошее место в конюшне фермы. После напряженных дней и холодной ночи ей требуется уход.

Преследование через Аргонны,
сражение при Претце

4 сентября при ужасной жаре мы движемся по пыльной дороге маршрутом Эглизфонтен — Эпиновилль — Вери — Шеппи — Варен на Бурой. По всему маршруту видны следы торопливого отступления французов: забытые ружья, ранцы, оставленные машины. На дороге и рядом лежит много убитых, раздувшихся от жары лошадей. Поход невероятно тяжелый. Только поздно вечером мы достигаем Буры и разбиваем лагерь. Ночью мой больной желудок не дает так необходимого мне покоя.

В течение дня мы делаем переход через Аргонны {58} — опять под палящим солнцем — от Клермон-Лез Илетт до Брисо, куда мы попадаем поздно вечером. Противника нигде нет, французские посты ушли за час до нашего прибытия. Французская крепость Верден находится теперь в 28 километрах северо-восточнее нас. Постой в Брисо хороший. Запросы у нас небольшие. Матрас, немного еды — этого достаточно. Капитан Ульрих принимает на себя командование II-м батальоном.

Посланные на рассвете 6 сентября верховые разведгруппы попадают под обстрел из лесов южнее Брисо. Около 9 утра полк в развернутом порядке выходит из Брисо в юго-восточном направлении. В лесу Лонг передовые части натыкаются на противника. I-й батальон наносит удар и быстро занимает дорогу Триакур — Претц. Некоторое количество французов попадает в плен.

Затем 1-й батальон движется по дороге на Претц, за ним идет II-й батальон. По обе стороны дороги стоит высокий лес. Слева за лесом слышатся звуки ожесточенного боя. Подойдя к южной окраине леса, 1-й батальон вдруг опять натыкается на превосходящего противника. На расстоянии в сто метров завязывается горячий бой. И опять с французской артиллерией никак не справиться. Кроме того, что у нее большое количество боеприпасов, она чрезвычайно подвижна в ведении огня. Вскоре лес по обе стороны от дороги Три-анкур — Претц, где сейчас делает привал II-й батальон, становится небезопасным от французских снарядов.

Около полудня II-й батальон получает приказ выйти на юго-западную окраину леса в двух километрах западнее Претца, нанести удар правее I-го батальона и взять высоту 260. {59}

Батальон выступает, послав перед собой дозор. Его возглавляет лейтенант Кирн, я еду рядом с ним. Мы достигаем высоты 241, не встретивши врага. Теперь путь лежит через высокие заросли дрока, которые почти заполонили узкую тропинку. Еще сто метров, и мы выйдем из леса. Неожиданно совсем близко перед нами появляется французская разведгруппа, более многочисленная, чем наша. Происходит обмен выстрелами на расстоянии всего в несколько метров. Затем французы отходят. Потерь с нашей стороны нет.

Выясняется, что потеряна взаимосвязь с находящимся позади батальоном. Ее нужно восстановить. Дозор останавливается, я скачу назад.

Я нахожу батальон в лесу, в стороне от нас. Докладываю о столкновении передового патруля и отходе противника. После этого марш к высоте 241 возобновляется. Однако через сто метров шрапнельный огонь французов вынуждает батальон залечь на землю. Несколько минут на нас сыпется град пуль и осколков. Под таким обстрелом невозможно никакое движение. Бойцы ищут укрытия в малейших углублениях, за деревьями и поднятыми ранцами.

Как только огонь становится слабее, я скачу в лес направо, чтобы установить связь с 1-м батальоном. Но лес оказывается слишком заболоченным. Безрезультатно, я поворачиваю назад. Теперь я пробираюсь пешком к западной окраине леса. Я часто попадаю под пули врага, который занимает возвышенности в 300 метрах восточнее окраины леса. Наконец я нахожу 3-ю роту. Она готова начать атаку, как только начнет наступление II-й батальон.

Едва я возвращаюсь, последний получает приказ {60} о наступлении. Когда передовые 6-я и 8-я роты неожиданно наносят удар в направлении высоты 260, французская пехота без сопротивления покидает свои позиции и отходит. Артиллерия французов, которая целый день была так активна, тоже никак не реагирует. Мы занимаем высоту 260 и ведем огонь по отходящему противнику. Скоро спустившаяся ночь кладет конец бою. Высылаются разведгруппы. Роты окапываются. Впереди справа, на покинутых позициях, валяются горы гильз. Я скачу назад, чтобы сообщить в полк и подогнать к батальону полевые кухни. С момента выхода из Брисо войска опять не получали пайка.

Полковник Хаас очень высоко отзывается об успехе II-го батальона.

Я натыкаюсь на полевые кухни на дороге Претц — Трианкур. Около 21.00 они добираются до батальона. Голодные солдаты получают пищу.

Со штабом полка налажена полевая связь. После полуночи получены приказы на следующие дни. То выходят, то возвращаются разные разведгруппы. На отдых остается мало времени, хотя враг нас не беспокоит.

Наступление на лес Дефю

За ночь разведгруппы установили, что противник укрепился в расположенном в 3 км от нас лесу Дефю. От командования полка II-й батальон получил приказ пересечь в 6.00 дорогу Вобекур — Претц и занять лес Дефю. Справа II-й батальон должны были поддерживать части 123-го пограничного полка.

В указанное время батальон выдвинулся для нанесения удара: 6-я и 7-я роты заняли передовую

линию (примерно 600 метров шириной), а 5-я и 8-я роты — вторую линию позади левого незащищенного крыла. Французы огонь не открывают, и мы выходим на расстояние примерно 1500 метров от края леса. Левое крыло подходит к лесу Дефю с северо-востока. Я скачу между 6-й и 7-й ротами. Наш сосед справа так и не появился. Сзади из полка приходит приказ: «II-му батальону оставаться на месте, дальше вперед не продвигаться».

Я передаю этот приказ в роты, а потом скачу назад в командный пункт полка на высоте 260, чтобы узнать причину и длительность задержки. Полковник Хаас хочет повременить с атакой, пока гренадеры не выйдут справа на наш уровень. Как скоро это произойдет, сказать трудно.

Тем временем в действие вступила французская {62} артиллерия. Ее огонь нацелен в основном по неприкрытым частям передовой линии и еще сомкнутым резервным ротам. С северо-восточной окраины леса Дефю французские наводчики имеют прекрасный обзор.

Я мчусь галопом вперед передать батальону приказ, чтобы передовая линия хорошо замаскировалась и окопалась в картофельном поле. На обратном пути попадаю под шрапнельный обстрел французской батареи. Я петляю из стороны в сторону, и мне удается не попасть под пули.

Французский огонь усиливается с каждой минутой. Подключаются и орудия среднего калибра. В залегшую еще в маршевом порядке 5-ю роту попадает снаряд и разит насмерть сразу две группы солдат.

Передовые роты хорошо замаскировались и окопались, и больших потерь от обстрела не несут. Батарея 49-го артиллерийского полка, шедшая на подкрепление со стороны высоты 260, попала под огонь из орудий и понесла большие потери.

На дороге в двух километрах от Вобекура командные расположения полка и батальона находятся очень близко. И вскоре многие французские батареи направляют свой огонь на этот участок. Не удивительно! Многочисленные связные и гонцы, которые стекались в эту точку, а также различные наблюдательные посты выдали нахождение командования. Сюда попадает снаряд за снарядом, осколки, комья земли, камни летают вокруг наших голов. Такой огонь продолжается несколько часов, продолжить наступление не удается.

Усталый и изможденный, я лежу в кювете у дороги и стараюсь восполнить ночной недосып. Свистящие {63} совсем рядом снаряды не производят впечатления. Мы уже стали глухи к ним. В течение дня большая часть деревьев вокруг нас разбита, но потери в составе незначительные.

Когда день уже подходит к концу, поступает приказ продолжить наступление на лес Дефю. Это кладет конец нашему бездеятельному высиживанию. III-й батальон должен выступить справа от II-го, еще правее, чем 123-й гренадерский полк. В это же время заметно стихает французская артиллерия, вскоре она замолкает совсем.

Я скачу вперед и привожу батальон в движение. Удивительно, но нас не встречает ни артиллерийский, ни оружейный огонь французов. Неужели противник опять отступил?

Передовая линия — цепь стрелков с интервалом примерно в четыре шага — поднимается для перехода к краю леса через открытый участок местности в 500 метрах северо-западнее леса Дефю. Справа на одном уровне с нами теперь находятся гренадеры и III-й батальон. В ста метрах позади передовой линии следует резерв: I-й батальон и рота пулеметчиков.

Я держусь вплотную к линии стрелков, находящейся на левом фланге 7-й роты. Уже смеркается.

Когда мы оказываемся в 150 метрах от леса, французы открывают по нам огонь. Мы на это уже не рассчитывали. Через несколько секунд разгорается жаркая перестрелка. Тесно сомкнутая резервная рота рассыпается по передовой позиции. Теперь бойцы лежат плечом к плечу без прикрытия. Сзади полковые части ищут в земле укрытия от вражеского огня. Оттуда из-под прикрытия боевых машин взводы пулеметчиков открывают огонь поверх лежащей впереди в ста метрах своей передовой {64} линии в направлении окраины леса. На передовой линии возмущаются: «Пулеметчики стреляют по своим!»

Все это происходит за несколько минут. Я все еще верхом и скачу теперь к левому флангу батальона. Я мчусь к пулеметчикам, они прекращают огонь, отдаю свою лошадь ближайшему бойцу и с одним из взводов пулеметчиков иду к левому флангу 7-й роты.

Там мои доблестные бойцы ведут жаркую перестрелку. Вокруг хлещут пули, смерть пожинает свой урожай. Пулеметчики открывают огонь, и мы идем в атаку. Соседи справа присоединяются к нам. В этот момент никто не чувствует усталости и слабости. Все мускулы напряжены, боевой дух еще решительней, чем когда-либо. Мы надеемся, наконец, одолеть противника. Орудийный огонь выбивает пробоины в наших тесных рядах, но это не останавливает нашу атаку. Боевой клич из тысяч глоток отражается эхом от опушки леса: оттуда нам машет победа.

Мы врываемся в лес с криками «ура». Но противник опять в последний момент покинул свои позиции и уклонился от ближнего боя в густом подлеске. В нем трудно пробираться. Не подразумевал ли приказ о наступлении преследование противника до южной окраины леса? Это может занять много времени. Может быть, нам преследовать на опережение, выйдя из леса слева? Я быстро принимаю решение. Со мной идут две группы и взвод пулеметчиков. Тяжело дыша, мы карабкаемся вверх по склону вдоль опушки леса. Здесь заросли нам не мешают. Противник не сможет пройти через чащу леса с такой скоростью, с которой движемся мы.

Выдохшись, мы добираемся до восточной окраины {65} леса Дефю. Отсюда южная окраина леса просматривается примерно метров на сто. Еще достаточно светло, чтобы стрелять. Мы стараемся как можно быстрее привести пулеметчиков в боевую готовность, а стрелки устраиваются вдоль опушки леса и в большом густом кусте, растущем вплотную к углу леса. В любой момент противник может показаться из леса. Сзади, справа из леса, доносятся немецкие сигналы.

Проходят минуты, врага не видно. Все больше и больше темнеет. Левее видны пожары в домах Рамберкура. Сполохи освещают небо.

Вскоре меня начинает грызть совесть, что я забрал взвод пулеметчиков без разрешения командира полка. Поскольку теперь о сражении речи уже быть не может, я отпускаю взвод к их роте.

Едва они отошли, один из моих бойцов показывает в сторону зарева в Рамберкуре, на фоне которого на голом склоне на расстоянии примерно в 100–150 метров видны очертания марширующей колонны. Французы! В бинокль хорошо различимы их береты и штыки. Без сомненья, противник отступает сомкнутыми рядами. Я сожалею, что несколькими минутами раньше отпустил пулеметчиков, но ничего уже не поделаешь.

По моей команде 16 стрелков открывают огонь по близкому противнику. Против наших ожиданий французы не рассеиваются, а бегут на нас с кличем «Вперед!». Судя по крикам, их там одна или две роты. Мы отстреливаемся изо всех сил. Враг подходит ближе и ближе. Некоторые из моих людей уже готовы отступить, но я опять веду их вперед за собой. Наш огонь вынуждает противника лечь на землю. Залегший на лугу перед нами на фоне пылающего {66} Рамберкура противник не поднимает головы из травы. Передовые части, должно быть, находятся от нас на расстоянии 30–40 метров. Я принял решение, что мы отступим перед превосходящим по силе противником, только если дело дойдет до штыкового боя.

Но до этого не доходит. Наш частый огонь отбил у противника охоту идти в наступление. Боевой клич «Вперед!» замолк. Только пять французских пулеметных двуколок с двумя пулеметами продолжали атаку до края леса и были там позднее взяты в плен. Перед нами становится тихо. Судя по всему, противник отходит назад к Рамберкуру. Разведгруппа захватывает недалеко от линии схватки десяток французов и обнаруживает 30 раненых и убитых солдат противника.

Где же застрял II-й батальон? Очевидно, он не сумел, как ему было приказано, пройти через лес Дефю. Чтобы восстановить связь, я возвращаюсь назад в лес с несколькими бойцами, которые ведут взятых в плен французов и тягловых лошадей. Остальные силы моих двух групп я оставляю на месте.

По пути я встречаю командира полка. Полковник Хаас совсем не рад моему докладу о происшествии на опушке леса. Он высказывает предположение, что я вел перестрелку не с французами, а с частями гренадерского полка. Даже пленные и тягловые лошади с пулеметами не убеждают его.

Размышления: Наступление на лес Дефю 7 сентября 1914 г. шло на протяжении 3 км по открытой, малопригодной для укрытия местности. По приказу из полка наступление было приостановлено, так как не подошла поддержка. В это время артиллерия французов начинает сильнейший огонь. Рассредоточенные части II-го батальона {67} быстро прячутся в картофельном поле и роют себе лопатками укрытия от огня. Несмотря на интенсивный артиллерийский обстрел в течение всего дня, они не понесли никаких потерь. Напротив, сомкнутая форма построения резервной роты привела к значительным потерям в результате вражеского прямого попадания. Это опять говорит о том, что в зоне огня артиллерии противника недопустимо никакое скучивание, и вновь доказывает важность лопат.

Командные пункты полка и II-го батальона нахо дились недалеко друг от друга на одном участке дороги. Многочисленные связные и гонцы, которые съезжались к ним со всех сторон, выдали их месторасположение противнику, и он накрыл их сильным огнем. И в этом случае никакого окучивания! Требовать, чтобы связные в условиях прямой видимости противника не приближались к ко мандному пункту. Враг не должен знать его нахождение. Поэтому же не выбирать для командных пунктов хорошо просматриваемые высоты.

Во время продолжения наступления вечером французская артиллерия не стреляла. Она уже покинула позиции, возможно, это было сделано для того, чтобы она не по пала в руки противника в случае немецкого удара ночью. Французская пехота, подпустив немцев на расстояние в 150 метров, вела несколько минут ураганный огонь, затем скрылась, воспользовавшись защитой леса и наступающей темнотой. Во время этой короткой схватки немецкая сторона понесла большие потери. 1-й батальон 124-го полка потерял 7 сентября 1914 г. 5 офицеров, 240 солдат убитыми и ранеными.

В суматохе сражения части пулеметной роты, расположенные в земляных укреплениях, открыли огонь в сторону находящейся в 350 метрах перед ними на подъеме пехотной линии, с целью поразить врага. Этим они создали серьезную угрозу для передовой линии. {68}

При ударе по лесу Дефю не были соблюдены необходимые принципы эшелонирования, поскольку в условиях наступающих сумерек не рассчитывали на сильное сопротивление противника. Резервы и пулеметные части были слишком близко подтянуты к передовой линии. Это негативно сказалось на них, когда противник открыл неожиданный огонь.

В подобных ситуациях нередко бывает, что отдельные солдаты теряют самообладание и стремятся отойти в безопасное место. Их командир должен этому энергично воспрепятствовать, при необходимости и с помощью оружия.

У леса Дефю

Из полка отдается приказ III-му батальону занять оборонительные позиции вдоль южной опушки леса с левым крылом на западном углу, а II-му батальону продолжить слева от него линию обороны, расположившись за пределами лесного массива. 1-й батальон идет второй линией севернее леса Дефю, за его правым флангом размещается командный пункт полка.

Предписанный II-му батальону участок — протяженная, голая, безо всяких мест для укрытия высота — никоим образом нам не нравится. Можно ожидать, что позиции на этой высоте примут на себя основной огонь французской артиллерии. С большим удовольствием мы бы расположились на участке III-го батальона в лесу.

Для максимального уменьшения потерь от ожидаемого вражеского обстрела, согласно прошлому опыту, имеется только одно средство: глубокие окопы. Участки распределяются по ротам. Командиры рот, трое из которых совсем юные лейтенанты, с {69} полным пониманием и энергией берутся за организацию работ по окапыванию, не обращая внимания на усталость бойцов. К полуночи нужно завершить основную часть работ, затем можно будет несколько часов передохнуть, а на рассвете продолжить работу на позициях. Нужно стремиться выкопать окопы 160 сантиметров глубиной.

Вскоре весь батальон лихорадочно работает. За прошедшие дни мощный огонь артиллерии противника наглядно продемонстрировал всем ценность работы лопатами. Штаб батальона, состоящий из командира батальона, адъютанта и четверых связных, роет для себя окоп в 6 метров длиной, позади центра расположенной впереди справа 8-й роты. Работа исключительно трудоемкая. Земля оказывается твердой, как камень, короткой лопаткой сделать что-либо трудно, кирок у нас мало. Несмотря на крайнее напряжение всех сил, углубление в землю идет бесконечно медленно.

Между тем время уже 22.30. С 5 утра мы не получали никакой пищи. Командир батальона посылает меня в направлении Претца, чтобы я привел полевые кухни. К полуночи я возвращаюсь с ними к батальону. В первый раз с начала боевых действий мы получаем полевую почту.

В результате многочасовой работы ротам удалось углубиться только на 50 сантиметров. Этот результат вызывает большую тревогу. До наступления дня позиции должны быть существенно углублены, иначе будет не избежать значительных потерь от артиллерии противника.

К полуночи силы бойцов совсем истощены. Они должны поесть и хотя бы несколько часов отдохнуть. Полевые кухни разъезжаются по ротам. Выдают пищу, фельдфебель раздает письма. В узкой яме {70} при свете свечи читают письма из дома, которые были отправлены недели назад. Они звучат как из другого мира. Трудно осознать, сколько времени прошло с того момента, как мы покинули дом. Кажется, что года, хотя на самом деле всего несколько богатых событиями недель.

После того, как покончено с густым супом из полевых кухонь, все опять берутся за кирки и лопаты. Штаб батальона ложится отдыхать уже на рассвете, когда окопы достигают одного метра глубины. Стертые руки болят. Смертельно уставшее тело уже не чувствует ни твердой земли, ни предрассветной прохлады вновь забрезжившего сентябрьского дня.

В это время роты уже опять принялись за работу. На восточной окраине леса в предрассветные часы между II-м и III-м батальонами размещается орудийный расчет 49-го артиллерийского полка на расстоянии примерно 30 метров позади передовой линии в полускрытых позициях. Для орудий укрытия выкопали, времени на подготовку окопов для расчетов уже не осталось.

В первые утренние часы 8 сентября боевых действий еще нет. Оборонительные сооружения противника видны в бинокль по ту сторону долины на высотах 267 и 297 (западнее и северо-восточнее Рамберкура). С соседним — справа — соединением (1-й батальон 120-го полка), который находится в одном километре северо-восточнее леса Дефю на высоте 285, имеется зрительный контакт. Зазор между двумя флангами составляет 500 метров, но он прикрывается огнем. На участке II-го батальона расположился пулеметный расчет. На передней линии лежат 8-я и 5-я роты, 6-я рота расположилась позади правого фланга, и 7-я рота эшелонировано заняла позиции позади левого фланга. Командир {71} батальона обходит со мной позиции. Повсюду еще усердно работают. На некоторых позициях глубина укрытий 130 сантиметров.

Около 6 часов одновременно начинает огонь французская артиллерия всех калибров. По интенсивности этот обстрел превышает все ранее виденное. Залп следует за залпом. Вокруг бухают и разрываются выстрелы. Земля трясется и дрожит. Снаряды, в большинстве своем с зажигательным запалом, разрываются близко над склоном, но есть и с ударнТум запалом. Сжавшись, мы лежим на дне наших все-таки недостаточных укрытий. От осколков зажигательных снарядов поначалу нет никакой защиты. Они летят прямо сверху или сбоку на дно окопа. По нам беспрерывно хлещет дождь из земли и камней, периодически в воздухе пролетают зазубренные осколки. Огонь продолжается в течение нескольких часов с одинаковой интенсивностью. Один раз снаряд залетает прямо к нам в окоп. К счастью, он не разорвался.

Все судорожно работают лопатами, кирками, ножами и руками, стремясь еще глубже зарыться в землю. Тысячу раз в течение дня тело вздрагивает от близких разрывов снарядов. Около полудня вражеский огонь немного стихает. Только теперь появляется возможность послать связных к ротам. Впереди все в порядке, французская пехота нигде не показывалась, потери, к счастью, ниже, чем мы боялись (2–3%). Вскоре противник опять усиливает огонь. У них, должно быть, огромные запасы снарядов для орудий. Наша артиллерия, наоборот, целый день практически молчит. У нее ощущается заметный недостаток снарядов, кроме того, наблюдение за расположением противника возможно только с южной окраины леса с позиций 8-й и 5-й рот. {72}

Французский обстрел продолжается с короткими передышками всю вторую половину дня. Теперь наши окопы стали уже 170 сантиметров глубиной. Некоторые стрелки в стенке окопа сделали себе норы. Туда не попадают даже осколки зажигательных снарядов. Эти норы спасают и от ударных снарядов, если сверху в качестве потолка у них остается сантиметров 50 твердой, поросшей травой земли.

День подходит к концу. Противник усиливает свой огонь до необычайной мощности. Он палит из стволов по всему, что выступает над землей. Наш склон превращается в настоящий ад. Густой черный дым от орудий среднего калибра плывет над нашими позициями. По косогору следует удар за ударом. Может это подготовка к наступлению французской пехоты? Они должны выступить, мы ждем этого целый день!

Французская артиллерия прекращает огонь также неожиданно, как его и начала. Атаки пехоты не последовало. Мы выползаем из наших ям. Я обхожу позиции четырех рот. К счастью, потери везде невелики (16 человек на батальон), несмотря на нервное потрясение, личный состав находится в отличном настроении. Усердная работа прошлой ночью и под вражеским огнем окупила себя сторицей.

Последние лучи заходящего кроваво-красного солнца освещают поле битвы. Там, справа у края леса, стоят оба орудия расчетов 49-го артиллерийского дивизиона. Бойцы лежат убитые или тяжело раненные. Они попали под такой обстрел, что даже не смогли открыть ответный огонь. Также печально выглядит позиция, где находился III-й батальон. Переплетшиеся между собой корни деревьев сделали здесь почти невозможной работу лопатами. Плотный, {73} прежде всего фланкирующий артиллерийский огонь французов, чье действие было еще усилено падающими деревьями, привел к большим потерям в этих ротах.

Я отправился в полк за распоряжениями. Полковник Хаас глубоко потрясен объемами потерь в своем III-м батальоне. Его надо вывести из леса. 11-й батальон получает задание занять высоту восточнее леса Дефю, не имея поддержки ни слева, ни справа. Приказ гласил: «124-й полк должен насмерть стоять на сёоих позициях».

По возвращении к батальону правый фланг 8-й роты подтягивается назад, 6-я рота занимает позицию у восточной окраины леса и опять окапывается там. Другие части батальона также усердно работают над усовершенствованием своих позиций до самого приезда полевых кухонь незадолго до полуночи. Опять привозят почту. Мы снова ночуем на голой земле, как и в предыдущую ночь, сена взять неоткуда.

На следующий день в то же самое время, что и 8 сентября, французы начинают артиллерийский обстрел. В наших хороших глубоких окопах он нас не сильно беспокоит. С полком у нас имеется полевая связь, но линия часто рвется снарядами. Я долгое время остаюсь на позициях 5-й роты и вместе с унтер-офицером Бентеле (7-я рота) наблюдаю за расположением противника. Результаты наблюдений вместе со схемами (французская артиллерия стоит в основном на открытых огневых позициях, пехота французов тоже ведет себя довольно неосмотрительно) отправляются из батальона в полк с просьбой придать на передовую линию II-го батальона офицера наблюдения собственной артиллерии. {74}

Впереди в 500 метрах левее на южном склоне высоты 285 расположен левый фланг 1-го батальона 120-го полка. Напротив него, вдоль железной дороги расположились французы. В 600 метрах западнее станции Bo-Мари сосредоточились французские резервы. С вершины холма, чуть левее наших позиций, их можно достать фланговым огнем. Не сделать ли нам этого?

Я предлагаю это командиру пулеметного взвода, расположенного на участке нашего батальона. Он сомневается, не хочет. Недолго думая, я беру взвод под свое командование. Я ясно осознаю, что это не останется безнаказанным со стороны французской артиллерии, и нам нужно действовать быстро, чтобы нас не очень пощипали. Через несколько минут плотный огонь пулеметчиков вызывает сильное замешательство и, видимо, ощутимые потери в рядах противника. Цель достигнута, я отдаю команду о прекращении огня, и мы спешим отойти правее в укрытия. Начавшийся вскоре ответный огонь французов проходит впустую. Операция осуществлена без потерь с нашей стороны. Тем временем командир пулеметного взвода доложил в полк о моих самовольных действиях, и меня вызвали к командованию. После моего доклада о ходе операции инцидент был исчерпан.

В течение дня на участок нашего батальона прибыло несколько артиллерийских наблюдателей. Им были показаны места расположения вражеской артиллерии. Но у наших батарей так мало боезапасов, что они не могут своим слабым огнем противостоять французам. Один расчет тяжелой артиллерии мог бы заставить замолчать расположенные под Рамберкуром вражеские батареи.

Вечером, как и вчера, французская артиллерия {75} дала нам ураганным огнем «вечернее благословение» и потом совсем смолкла. Насколько мы могли наблюдать, артиллерия противника отъезжала назад со своих находящихся далеко впереди расположения войск позиций.

Мы занимаемся работой по защите своих позиций от осколков. Лесорубные команды отправляются в лес. К нашей радости, потери этого дня еще меньше, чем вчера. Только 6-я рота пострадала от фланкирующего огня французов.

Около 22.00 подходят полевые кухни. Фельдфебель из 7-й роты (Ротенхойслер) приносит бутылку красного вина и охапку соломы. Около полуночи я устраиваюсь на ней для отдыха недалеко от командного пункта батальона.

Размышления: III-й батальон очень дорого заплатил за то, что в ночь с 7 на 8 сентября занял оборонительные позиции вдоль самой опушки леса Дефю. Это расположение привело к тому, что он понес тяжелые потери и был вечером 8 сентября выведен из сражения. На расположенные на опушке и в лесу без существенного укрытия войска (твердая почва и многочисленные корни предельно осложняли окапывание) сильнейший огонь французской артиллерии произвел опустошительное действие. Так, многие снаряды, которые бы в условиях открытой местности пролетели бы за позиции, взрывались при ударе о деревья на краю леса, как раз там, где залегла основная часть войск. Опушка леса практически стала ловушкой для снарядов. Вести обстрел опушки леса французам было очень легко. Сегодня артиллерийские взрыватели стали еще чувствительнее, и потери при таких позициях будут еще значительнее.

Напротив, работа II-го батальона лопатами на голом склоне полностью окупила себя. При многочасовом интенсивном артиллерийском обстреле потери остались {76} допустимыми. Наибольшие проблемы доставляли зажигательные снаряды, потому что их осколки после взрыва в воздухе падали частично прямо вниз в окопы.

Твердая как камень земля на участке расположения II-го батальона чрезвычайно усложнила окапывание. Командиры всех уровней должны были личным примером и силой поддерживать эффективную работу переутомленных и голодных солдат.

7, 8 и 9 сентября французская артиллерия использовала внушительное количество снарядов. Они могли пополнять свои запасы из Воллена, поскольку тыловой склад располагался совсем недалеко. С немецкой стороны, напротив, чувствовалась нехватка боеприпасов, поэтому артиллерия смогла поддержать пехоту огнем только в нескольких местах.

Эшелонирование в оборонительном бою сегодня во многом другое, чем в 1914 году. Тогда имелась только передняя линия и остальные части располагались по второй линии. Сегодня позиции батальона состоят из передовых постов и основного поля боя, где силы глубоко эшелонированы. На участке шириной 1–2 километра и такой же глубины распределены десятки укрепленных позиций: стрелковые, точки легких и тяжелых пулеметов, противотанковые и IG пушки¹² — все они взаимно друг друга поддерживают. Это рассеивает огонь противника, дает возможность своей артиллерии вести огонь с задних позиций, есть место для маневра под превосходящим огнем, и оборону можно продолжать даже тогда, когда противник прорвется на одном участке основного поля боя. Для полного прорыва обороны ему надо будет пройти очень нелегкий путь.

Наступление ночью с 9 на 10 сентября 1914 года

Я, должно быть, глубоко заснул на своем ложе из сена. Но уже вскоре после полуночи меня поднял сильный шум боя. Идет проливной дождь, я промок насквозь. Слева, сквозь темень дождливой ночи, видны вспышки огня, слышен беспрерывный грохот орудийных выстрелов. По словам связного, командир роты уже давно уехал в полк.

Звуки взрывов опасно приближаются. Французы собирается нанести удар ночью? Чтобы разобраться, что происходит, я беру одного связного, и мы спешим в направлении шума. Вдруг в 50–80 метрах передо мной вырастают фигуры, движущиеся в нашу сторону. Две колонны по одному! Должно быть, это французы, они прошли в брешь между 1-м батальоном 124-го и 1-м батальоном 120-го полков и собираются теперь нанести удар по II-му батальону с флангов и тыла. Зловещие фигуры подходят все ближе и ближе. Что делать?

Я спешу вправо к 6-й роте, быстро информирую командира роты капитана фон Рамбальди и прошу дать мне один отряд. В развернутом порядке отряд движется навстречу врагу. Как только колонны становятся различимы в свете далеких вспышек, я приказываю занять позиции и закрепиться. Поскольку я все же не уверен стопроцентно, что это французы, перед тем как дать приказ открыть огонь, я окликаю их с расстояния в 50 метров. И получаю отклик — это 7-я рота. Ее командир, молодой лейтенант, снял роту с ее расположения (2-я линии позади левого фланга батальона) и собирался развернуть на новых позициях глубже на 400 метров. Свое действие он обосновал тем, что все идет к началу

боевых действий, а они должны оставаться на второй линии. Не вполне по-дружески я разъясняю ему его ошибку. Но и потом еще по моей спине течет холодный пот, когда думаю, что я чуть не открыл огонь по моим бывшим рекрутам.

Вскоре из полка возвращается командир батальона с приказом о ночном наступлении. Наш батальон — в передовой линии полка — получил задание занять высоту 287 в 500 метрах севернее Рамберкура. Соседние полки — справа 123-й гренадерский, слева 1-й батальон 120-го полка — должны ударить {79} одновременно с нами. Время начала наступления еще не установлено, однако батальон немедленно должен быть приведен в полную боевую готовность.

Этот приказ высвобождает нас из ада французского артиллерийского обстрела. Мы с особым удовольствием ударим по позициям французской артиллерии на высотах вокруг Рамберкура.

В темноте под проливным дождем батальон становится на ударные позиции в левой части нашего прежнего участка. Устанавливаются и заряжаются пулеметы. Наш девиз: «Победа или смерть». Слева у соседей, судя по всему, уже завязался бой, стрельба то замолкает, то возобновляется снова.

I-й батальон рассредоточился, командир полка находится при II-м батальоне. О противнике известно, что он занимает позиции вдоль железнодорожной линии и на отрезке южнее железной дороги. Войска с нетерпением ждут сигнала к атаке. Все давно промокли до нитки и мерзнут. Проходят часы. Наконец, около трех часов приходит приказ выступать.

С необычайной мощью батальон штурмует склон, на котором находится железнодорожная линия, занимаемая противником, преодолевает его, захватывает участки дороги Соммеснь — Рамберкур и, не останавливаясь, штурмует высоту 287. Если противник оказывает сопротивление, с ним расправляются с помощью штыков, основные силы батальона продолжают наступление слева и справа.

Имея все четыре роты на передовой линии, батальон занимает высоту 287. Поскольку справа и слева еще нет связи, фланги батальона закругляются назад. Все подразделения перемешались, и нужно время, чтобы их переформировать. Уже брезжит рассвет, дождь утихает. Роты лихорадочно работают, {80} чтобы подготовить укрытия для защиты от ожидаемого в скором времени артиллерийского огня французов. Работать с мокрой, глинистой почвой очень трудно. Лопаты все время облепляет толстый слой глины и его надо счищать.

В предрассветной мгле становятся различимы очертания высот вокруг Рамберкура. Они выше, чем те, на которых находятся наши позиции. Выставленные для безопасности шанцевых работ форпосты обнаруживают у северного въезда в Рам-беркур, расположенного у подножья нашей высоты, многочисленное скопление французов. Посты бьют тревогу.

В это время я нахожусь на правом фланге батальона в 6-й роте (капитан фон Рамбальди). Ясно видно, что сомкнутым строем французские подразделения идут с северо-запада к Рамберкуру. 6-я рота и часть 7-й роты открывают огонь. На расстоянии 300–400 метров завязывается оживленная перестрелка. Некоторые французы пытаются укрыться на улицах Рамберкура, другие ведут огонь. Большинство наших стрелков от волнения — наконец-то на мушке французская пехота! — ведут стрельбу стоя. Где-то через четверть часа вражеский огонь заметно стихает. Перед нами у входа в Рамберкур в большом количестве лежат убитые и раненые. Но и наши ряды из-за неосмотрительного поведения поредели. Эта перестрелка на рассвете привела к большим потерям, чем ночной штурм.

Мы открыто сожалеем, что нам нельзя продолжить наступление на Рамберкур и лежащие вокруг высоты. Боевой дух мушкетеров не сломлен, несмотря на все пережитое. Да, они жаждут сражения с вражеской пехотой, которую они побеждали во всех предыдущих боях. {81}

После прекращения перестрелки с противником под Рамберкуром роты продолжают окапываться. Но не успевают они углубиться и на 30 сантиметров, как французская артиллерия начинает действовать по своему обычному сценарию. Ее частый огонь делает невозможным дальнейшую открытую работу.

У штаба батальона до сих пор не было ни минуты, чтобы подготовить себе хоть какое-то укрытие. Операция на высоте 287 и бой с противником у северновр входа в Рамберкур держали весь состав штаба в постоянном движении. Сейчас французская батарея с высоты немного восточнее Рамберкура, с расстояния не более 1000 метров, из открытой огневой позиции выпускает по нам один снаряд за другим. К счастью, многие из них, попадая в промокшую землю, не разрываются. Мы ищем укрытия между бороздами пашни и прикрываемся снопами сена, чтобы хоть как-то замаскироваться от наводчиков противника. Вскоре опять начинается проливной дождь. Борозды на пашне заполняются водой. Французские снаряды падают совсем рядом с нашими маскировочными снопами. Попытки работать лопатой лежа оказываются невозможными. Лопасть лопаты мгновенно становится комком глины. Мы сами тоже скоро оказываемся с ног до головы покрытыми слоем липкой глины и ужасно мерзнем в мокрой одежде. Мой больной желудок меня особенно неприятно донимает, и каждые полчаса заставляет меня бежать в соседнюю воронку от снаряда.

Приходит известие от соседей, что в своем наступлении они не были так успешны. II-й батальон оказался впереди линии фронта дивизии. Около 10.00 попытку помочь нам делает гаубичная батарея {82} 49-го артполка, расположенная позади нашего участка. Но в одиночку ничего не может поделать против превосходящего огня противника, более того, они нередко попадают по нашим позициям. Как и раньше, французская пехота не проявляет себя, и только изредка с их стороны раздается несколько выстрелов.

Медленно, мучительно медленно тянется день. В обычное время человек никогда бы не подумал, что может выдержать такие условия. У нас одно желание — чтобы эта пытка как-то закончилась. Больше всего нам бы хотелось опять пойти в наступление.

В течение всего дня французская артиллерия не делает никаких пауз в обстреле. До самого вечера она выпускает снаряд за снарядом по позициям на высоте 287. Опять «вечернее благословение» и, наконец, все затихает, мы выстояли. Французские батареи снимаются и отъезжают назад, мы все это ясно видим. Они хотят провести ночь в безопасном месте.

Наши потери 10 сентября оказались довольно существенными: 4 офицера, 40 солдат убиты, 4 офицера и 160 солдат ранены, 8 солдат пропали без вести. После ночной атаки французская крепость Верден оказывается практически в кольце. Лишь к югу от Вердена полоса около 14 километров шириной отделяет стоящую на востоке от крепости Тройон 10-й дивизию от наступающих с запада дивизий XIII и XTV корпусов¹¹.

Единственная железнодорожная ветка, идущая в Верден, находится под немецким обстрелом.

Наступает ночь. Батальон занимается обустройством позиций. Около полуночи подходят полевые кухни. Заботливый Хэнле приносит сухую одежду, белье и одеяло. От еды я лучше воздержусь. Больной желудок мучил меня весь день. В госпиталь? Пока носят ноги и я могу нести службу, об этом не может быть и речи. Переодевшись в сухое, я сплю несколько часов, хотя мучают всякие кошмары. С рассветом беремся за лопаты и кирки. {84}

11 сентября французская артиллерия действует, как и раньше. Роты лежат теперь в глубоких окопах, потери незначительные. Однако не прекращающийся сильный дождь и довольно низкая температура делают пребывание в окопах весьма неуютным. Полевые кухни опять подъезжают около полуночи.

Размышления: В условиях ночного боя легко ошибиться и открыть огонь по своим. В случае со II-м батальоном этого удалось избежать в последний момент. В результате наступления в ночь с 9 на 10 сентября II-й батальон выдвинулся вперед линии фронта на 1000 метров. Поставленная задача была выполнена с минимальными потерями. Вероятно, и последующее продвижение вперед не встретило бы никакого серьезного сопротивления. Дождь способствовал наступлению. Большие потери начались, только когда завязалась перестрелка с отступающими к Рамберкуру крупными силами французов и при окапывании под артиллерийским огнем. Еще тяжелее нам было бы, если бы до начала обстрела мы уже не окопались на 30 сантиметров. Таким образом, до рассвета необходимо успеть произвести работы по окапыванию!

Из-за недостатка боеприпасов собственная артиллерия смогла оказать лишь незначительную поддержку. Французские батареи могли 10 и 11 сентября безнаказанно вести по нашим рядам шквальный огонь.

В условиях интенсивного огня противника полевые кухни могли подходить к позициям роты только ночью. Днем они оставались на много километров за линией фронта. К такому графику быстро привыкаешь.

Марш назад через Аргонны

12 сентября около двух часов ночи, было еще совсем темно, меня вызвали в штаб полка для получения приказа. Штаб располагался в ста метрах позади II-го батальона в окопе, прикрытом сверху наспех дверями и досками. Полковник Хаас при свете свечи отдавал приказы: «До наступления рассвета оставить позиции, отходить назад к Триакуру. II-й батальон силами двух рот до 10 часов остается как арьергард на высоте, в километре южнее Сомеснь, и затем присоединяется к полку».

С одной стороны, мы очень рады выбраться из этого чертового места, с другой — не можем понять, почему должны отступать. По нашему пониманию, враг нас к этому не вынуждал. Жаль, что крепость Верден, которая лежит слева в 32 километрах позади нас и у которой теперь нет никакой железнодорожной связи с внутренними районами Франции, опять получает передышку.

Но у высшего командования, обладающего общей картиной, должны быть свои резоны для такого шага. Может быть, мы срочно нужны в другом месте.

До рассвета II-й батальон незаметно отходит от линий врага. Форма наша облеплена толстой коркой глины, силы предельно истощены, и этот марш дается нам очень трудно.

Две роты остаются до утра как арьергард на высоте в два километра севернее Рамберкура.

На рассвете французская артиллерия, как и в предыдущие дни, начинает массированный обстрел уже покинутых нами позиций. Нас всех это очень забавляет. Ротные остряки опять имеют пищу для своих упражнений. {86}

Мы собираемся в лесу западнее Претца, и II-й батальон выступает в качестве сторожевого охранения к Триакуру. Для знакомства с обстановкой мы с капитаном Упьрихом скачем впереди. Опять начинается проливной дождь. Я рад, что нахожусь верхом на лошади.

5-я и 7-я роты обеспечивают безопасность участка нашего охранения, остальные части батальона находятся в резерве в Триакуре. После полудня я еще раз объехал позиции всех рот дозора и, вер нувшись в расположение штаба, заснул мертвым сном. И словами, и тряся меня за плечи, командир батальона пытался меня разбудить, чтобы получить письменное донесение со схемой о расположении сторожевых постов. Когда утром 13 сентября с меня потребовали объяснений, я даже не помнил, что меня будили.

13 сентября уже в б часов утра мы продолжаем отход в составе полка. Мы должны выйти через Брисо на Аргонны. Впервые за много дней ярко светит солнце. Все дороги совершенно разбиты из-за интенсивного использования во время дождей частями тылового обеспечения. На подходе к Ар тоннам в полутора километрах севернее Брисо продвижение останавливается, артиллерия и колонны застревают в грязи. Каждую повозку нужно вытаскивать с помощью другой упряжки и бойцов. Счастье, что противник нас не преследует и не ведет огня из дальнобойной артиллерии по входу в Аргонны.

Только через три часа ожидания и помощи марш может быть продолжен. Переход по размокшей лесной дороге позади периодически застревающей артиллерии для моих людей чрезвычайно изматывающий. Раз за разом бойцы должны толкать колеса повозок. Только к вечеру мы доходим {87} до Лез Иллетт. Там делаем короткий привал чтобы поесть. Затем переход на север через Аргонны продолжается. Силы бойцов на исходе после двенадцатичасового марша по плохим дорогам. Но поход продолжается и ночью в темноте — вероятно, наша цель еще далека. Люди все чаще отключаются от усталости. При каждой заминке солдаты ложатся на землю прямо там, где находятся, и мгновенно засыпают. Когда нужно двигаться дальше, каждого нужно трясти, чтобы разбудить. Мы маршируем... останавливаемся... маршируем... Я нередко соскальзываю с лошади во время марша, потому что периодически засыпаю на ходу.

После полуночи мы подходим к Варенн. Здание мэрии горит — зловещее в своей красоте зрелище. Я получаю задание поехать вперед и узнать возможности ночлега в местечке Монбланвилль. Но там можно найти лишь немного мест для ночевки, сена нет.

В 6.30 утра 14 сентября молчаливые колонны изможденного полка бредут по темным переулкам городка. Проходим его очень быстро. Через несколько минут Монбланвилль опять выглядит вымершим. Все спит. Никто не чувствует опасности.

В этот день батальон переходит под командование майора Зальцмана. После полудня марш продолжается дальше на Эглизфонтен. Там нас ждет тесное, грязное помещение, где мы и ночуем. Штаб батальона располагается в маленькой комнатке, полной клопов, но все-таки это лучше, чем ночевать под открытым небом под начавшимся опять сильным дождем. Мой желудок днем и ночью ужасно мучает меня. Иногда я теряю сознание.

В течение следующих дней и ночей французская артиллерия ведет огонь по всем населенным {88} пунктам за линией фронта, включая Эглизфонтен. Мы окапываемся недалеко от городка. 18 сентября совершаем переход к Соммеранс, чтобы отдохнуть там несколько дней. Ночую на кровати. Я надеюсь немного подлечить свой желудок. Душ, бритье, свежее белье воспринимается теперь как роскошь.

В первую ночь (с 18 на 19 сентября) нас подняли по тревоге в 4.00. Идем в Флевилль. Там батальон в качестве резерва корпуса стоит три часа под проливным дождем, потом нас отпускают обратно. 20 сентября нам выпадает настоящий день отдыха. Солдаты занимаются приведением в порядок своего оружия и обмундирования.

Размышления: Отход с линии фронта в ночь с 11 на 12 сентября был проведен незаметно для противника. И13 сентября противник еще не начал нас преследовать, иначе мы бы попали у входа в Аргонны в чрезвычайно неприятную ситуацию. Моя часть проделала 13 сентября переход в 45 километров, хотя в ночь перед этим мы стояли в сторожевом охранении. Этот марш сильно осложнялся многочисленными остановкам и оказанием помощи застрявшим колоннам. Более 24 часов батальон находился в непрерывном движении.

Операция в Монбланвилле, штурм Бузонского леса

Во второй половине дня 21 сентября нас опять поднимают по тревоге. Мы движемся на Апремон. Там батальон получает задание после наступления темноты заменить батальон из 125-го полка на передовой линии на высоте, расположенной в полутора километрах от Монбланвилля. Описание позиций, которые нам предстоит занять, звучит не особо воодушевляющее: «На переднем склоне, хорошо {89} просматриваемом со всех сторон противником, мокрые окопы под сильным оружейным и артиллерийским огнем, из-за чего ежедневные потери; отход назад возможен только ночью».

В кромешной темноте, опять под проливным дождем мы идем вперед через поля по размокшей пашне. Нас ведет проводник из части, которую мы должны подменить. Около полуночи происходит замена. Окопы на этих позициях — короткие, полметра глубиной, не связанные между собой — стоят полнее до краев водой. Их защитники лежат по самому их краю, закутанные в шинели и плащ-палатки, держа в руках штык. О противнике говорят, что он находится в ста метрах напротив.

Бойцы быстро осваиваются в данных условиях. Они котелками вычерпывают воду из окопов и начинают усердно углублять и обустраивать позиции. В лесу Дефю они поняли значение окапывания. Рыхлая почва позволяет работать быстро. Через несколько часов большая часть окопов уже соединена друг с другом. Батальон может встречать наступающий день спокойно.

22 сентября, наконец, опять светит солнце. В первые утренние часы на нашем участке все еще тихо. Противник располагается напротив в 400–500 метрах, немного правее нас на краю леса. На проходящей рядом дороге Монбланвилль — Сервон противника на уровне наших позиций не видно, но зато немного левее от нас он занял участок этой дороги, проходящий по лесу. Несмотря на относительную близость врага, мы можем передвигаться вне окопов, не подвергаясь обстрелу. Так что у спелых слив недалеко от нашего укрытия скоро находятся ценители. {90}

Около 9.00 одна из французских пушечных батарей открывает огонь по нашим позициям. Благодаря ночной работе наши потери остаются незначительными. Через полчаса вражеский обстрел прекращается. Потом время от времени по нам ведется непродолжительный артиллерийский беспокоящий огонь.

Французская пехота вплоть до полудня вообще никак не проявляет себя. Поэтому посылается разведывательный отряд с заданием выяснить, есть ли в лесу правее нас враг, и если есть, то где.

В 50 метрах от края леса отряд попадает под сильный обстрел и вынужден вернуться назад, неся тяжелораненых. После того как утихла перестрелка, открытая с наших позиций, чтобы поддержать разведотряд, французские стрелки и санитарные команды приближаются к тяжелораненым, лежащим недалеко от французской линии. Очевидно, они собираются подобрать раненых. Чтобы не мешать им, мы полностью прекращаем огонь. Но когда французы доходят до наших раненых, они стреляют в беспомощных людей. Такое подлое поведение вызывает у всех нас чрезвычайное озлобление. Мы немедленно открываем огонь. Нам бы хотелось немедленно пойти в атаку и спасти наших товарищей. Надеемся, что в течение дня нам представится такая возможность.

Во второй половине дня в овраг в 800 метрах от наших позиций подошла полевая кухня. Несмотря на частый теперь артиллерийский и оружейный обстрел, удается накормить всех бойцов вплоть до передней линии, доставляя им пищу прямо на позиции.

В 15.00 я отправляюсь в штаб полка, расположенный на высоте 180, примерно в полутора {91} километрах северо-западнее Монбланвилля. Меня информируют о ситуации, и я получаю приказ о наступлении для II-го батальона.

В Бузонском лесу вдоль дороги Монбланвилль — Сервон за заграждением из веток залег сильный противник. Все лобовые удары по его позициям, наносимые расположенным справа от нас батальоном 31-й бригады, до сих пор заканчивались неудачно. Справа от нас, т. е. западнее Аргонн, успешно развивается наступление 1-го батальона 122-го полка, усиленного 1Йй батальоном 124-го полка, через Монбланвилль в направлении хребтов, расположенных в километре южнее Монбланвилля.

II-й батальон должен под прикрытием вечерних сумерек нанести удар с фланга по противнику, засевшему за заграждением из веток вдоль дороги Монбланвилль — Сервон, и гнать его на запад. Отличное, хотя и довольно трудное задание!

На обратном пути в расположение батальона я внимательно изучаю местность и обдумываю, как лучше провести наступление. Переходить в атаку из наших существующих позиций, чтобы сперва захватить дорогу Сервон — Монбланвилль, неразумно. Наступление не удастся начать неожиданно для противника, он откроет из леса фланкирующий огонь, и мы понесем большие потери еще на подходах к дороге. К тому же в этом случае мы не обойдем врага с фланга.

Поэтому, после того как я доложил о полученном в полку приказе, я предлагаю командиру батальона следующий план действий: сначала мы оставляем позиции на высоте, что находится в полутора километрах западнее Монбланвилля и собираем батальон на северном, скрытом от французов, склоне; затем, продвигаясь шеренгой по оврагу, который подходит

с запада вплотную к нашим теперешним позициям, доходим до лесочка в 600 метрах западнее Мон-бланвилля.

Этот лесок совсем недавно сильно обстреливала наша артиллерия и поэтому, судя по всему, противник его оставил. Рельеф местности позволяет провести всю эту передислокацию незаметно для противника.

В этом леске батальон, находясь к югу от дороги, фронтом на запад к восточной окраине Аргоннского леса, сможет развернуться в ударное положение. Тогда удар придется по флангу противника на дороге Сервон — Монбланвилль. Если немедленно {93} начать отход с занимаемых сейчас позиций, то наступление можно будет начать уже вечером.

Это предложение было реализовано. Бойцы по одному перебегали назад через перевал, взвод за взводом уходил с позиций на южном склоне. Интенсивный огонь пехоты противника привел к немногочисленным легким ранениям. Вскоре весь батальон собрается на северном склоне. Противник продолжает обстреливать оставленные нами позиции. Теперь, вытянувшись в цепочку — штаб батальона в самом начале, — используя складки местности, движемся к роще в 600 метрах западнее Монбланвилля. Обстрел покинутых нами позиций — они лежат теперь справа от нас — продолжается. Видимо, наше передвижение замечено не было.

Мы добрались до лесочка, так и не столкнувшись с врагом. С севера туда вдаются позиции для стрелков, ведущих стрельбу с колена, в них валяются остатки амуниции — ранцы, фляжки и несколько винтовок. Видимо, из-за немецкого огня французы были вынуждены уходить в спешке. Мы разворачиваемся фронтом на запад и занимаем ударные позиции по краю леса. Противник, находящийся напротив, не заметил, видимо, нашего появления, по крайней мере, огня по нам не открывают.

Окраина леса, куда мы будем наступать, находится от нас в 400 метрах, местность имеет небольшой уклон вверх. В 500 метрах южнее дороги перпендикулярно вглубь леса метров на сто идет лощина, она прекрасно подходит для сближения. Тем временем 7-я и 8-я роты заканчивают расстановку между дорогой и лощиной. 6-я рота занимает резервные позиции за 5-й ротой. Каждой роте дается общая информация о плане наступления и конкретные

задания. Используя охват слева, мы надеемся окружить противника у дороги.

Уже довольно темно, когда майор Зальцман дает знак к наступлению. Батальон бесшумно приближается к лесу. Вскоре передовые стрелки 5-й роты, крадясь от куста к кусту по лощине, скрываются в зарослях леса. 7-я и 8-я роты подходят к лесу на расстояние 250 метров. Противник никак не реагирует. Его внимание, очевидно, полностью занимают уже оставленные нами позиции к северу от дороги. {95}

5-я рота продолжает продвигаться вперед по подлеску. Вот она уже в полном составе вместе со штабом батальона скрывается в лесу. Тут 7-я рота, находящаяся в 80 метрах от нее на дороге, натыкается на противника. Происходит недолгая жаркая схватка. 5-я рота и штаб сворачивают вправо, 8-я рота и левый фланг 7-й роты тоже берут правее, и весь батальон под мощное «ура» и зовущие вперед сигналы труб атакует противника.

Сооружения из веток перед линией фронта противнику не помогают. Неожиданный мощный удар с фланга и с тыла ставит его в тяжелое положение. Части резерва и защитников заграждения охватывает паника. Спасаясь от гибели под пулями, штыками и прикладами наших бойцов, французы со всех ног бегут на запад. Наступает время дикой мести за подло застреленных сегодня днем тяжелораненых товарищей. Только ночь кладет конец бойне. У нас в плену оказываются 50 французов, много пулеметов и 10 автомобилей с боеприпасами, кроме того еще и несколько котлов с горячим французским ужином, приготовленном на открытом огне. Наши потери: убиты лейтенант Парет и 3 солдата, ранены 1 офицер и 10 солдат.

Наступление развивается дальше. Разразившаяся на правом фланге паника захватила всю французскую бригаду. Она спешно оставляет свои укрепленные позиции за заграждением из веток. Стоявшая напротив 51-я бригада в течение ночи берет в плен многих французских беглецов у перекрестка дорог Монбланвилль — Сервон и Римской.

Батальон разбивает лагерь прямо на поле сражения. Лежа на сырой земле, без соломы, закутанные только в шинели, мы все ужасно мерзнем этой холодной сентябрьской ночью. Но нашим лошадям, {96} наконец, удается наесться до отвала захваченным овсом.

На рассвете 23 сентября я должен сопровождать полковника Хааса в рекогносцировочной поездке к Римской дороге. После нее II-й батальон получает приказ пройти в южном направлении вдоль западной границы Аргонн до фермы Эскомпортес. Пока я нахожусь в штабе полка, мой батальон выходит туда прямо через лес, вопреки приказу. Когда я освобождаюсь, то уже не могу найти никаких их следов. Пытаясь добраться до фермы Эскомпортес вдоль западной границы Аргонн, я обнаруживаю, что там еще сидят французские пулеметчики. Только после полудня я натыкаюсь на батальон. Пройдя лесом и не заходя на ферму, они вышли на высоту в километре к югу от нее, вытеснив оттуда французские посты. К моменту моего прибытия батальон находится под обстрелом из минометов. Опять для меня осталось загадкой, каким образом французской артиллерии стало известно местонахождение батальона в лесу и как ей удалось так быстро наладить прицельную стрельбу.

Голодные и уставшие бойцы лежат под деревьями и в сделанных французами шалашах. С выхода рано утром они ничего не ели. Я еду назад, чтобы привести полевые кухни, которые должны находиться под Апремоном. Я обнаруживаю их в километре севернее Монбланвилля. Но по сырой земле уставшие лошади не могут дотянуть их до расположения батальона.

Кухни остаются стоять в 400 метрах восточнее фермы Эскомпортес. С полуночи до трех часов ночи роты группами подходят туда, чтобы получить паек.

Тем временем из полка приходит приказ, что {97} батальон должен в 5.00 занять ферму Эскомпортес. Так что времени на сон осталось совсем мало.

Размышления: Смена батальона на передовой линии в ночных условиях. Проводники доводят до места. Замена должна происходить беззвучно, иначе противник будет мешать огнем, что приведет к потерям.

II-й батальон опять основательно поработал лопатами до наступления рассвета и поэтому пережил вражеский артиллерийский обстрел с ограниченными потерями.

Боевая разведка. В такой разведке, как 22 сентября днем, рекоЛендуется иметь наготове огневое прикрытие. Это позволит уменьшить потери. В аналогичных обстоятельствах рекомендуется брать с собой в качестве поддержки легкий пулемет для прикрытия передвижения с одной точки на другую.

Отход с позиций на переднем склоне днем удался II-му батальону 22 сентября с незначительными потерями, несмотря на вражеский огонь и близкое расстояние в 500–600 метров. Бойцы по одному перепрыгивали назад. Даже при сегодняшнем уровне развития вооружения такой метод отхода был бы возможен. Однако противника при этом нужно сдерживать огнем артиллерии и пехоты (чего тогда не произошло). Кроме того, такой маневр можно облегчить использованием дымовых шашек.

Удар II-го батальона вечером 22 сентября с фланга и с тыла по прочно укрепившемуся в Аргоннскомлесу противнику привел к сокрушительному успеху при незначительных собственных потерях. Благодаря рельефу местности одна из рот смогла заранее выдвинуться уступами елевой стороны вперед, что дало очень хороший результат при атаке. Правое крыло противника было разгромлено, паника отступающих охватила всю французскую бригаду и заставила их оставить свои позиции. {98}

Как тяжело бывает в условиях маневренной войны обеспечить питание войск, показала ночь с 23 на 24 сентября.

Сражение в лесу у Римской дороги

Исполняя приказ, в 5.00 24 сентября II-й батальон занимает ферму Эскомпортес, останавливается там и располагается на отдых. В узкой, тесной комнатке полковник Хаас отдает приказ командиру батальона Зальцману пройти через Аргонны, занять и удерживать перекресток дорог Фур-де-Пари — Варенн и Римской.

Забыты усталость, больной желудок и изнуренность. Новое задание придает сил.

Когда батальон выступает в поход, из утреннего тумана встает кроваво-красный шар солнца. По бездорожью идем через густой подлесок к перекрестку дорог. Я иду в начале колонны, сверяя путь по компасу. Иногда приходится обходить слишком уж непролазные заросли. Мы, молодые офицеры из 1-го батальона 124-го полка, много практиковались в ориентировании по компасу ночью в лесах вокруг гарнизона. И сейчас это себя оправдывает.

Через час мы доходим до Римской дороги. До поставленной цели еще километр. Выставив походное охранение, мы движемся на юг. Штаб батальона едет верхом в передней части колонны.

На развилке шести лесных путей у ветхой сторожки лежит тяжелораненый француз, он стонет и трясется от холода и страха. По его словам, бедный парень лежит здесь уже с момента сражения под Монбланвиллем. Отступая, его товарищи оставили его лежать здесь. Наши санитары заботятся о нем и перебинтовывают его раны. {99}

Верховая разведгруппа, возвратившаяся с дороги Фур-де-Пари — Варенн, доложила, что противник закрепился впереди на дороге. Осторожность! 6-я и 7-я роты посылаются к дороге по разным путям. Впереди рот идут сторожевые дозоры. Деревья растут здесь довольно редко, но подлесок, как и раньше, остается очень густым. Командир батальона с 7-й и 8-й ротами остается в районе сторожки, я продвигаюсь правее вместе с 6-й ротой. По краям дороги лежат мертвые французы. Вдруг земля начала трястись под копытами галопирующих лошадей. Они приближаются. Свои или чужие? Заросшая дорога позволяет видеть только метров на семьдесят. Идущие впереди бойцы спешно залегают по обеим сторонам. В следующий момент из-за поворота показывается табун бесхозных лошадей. Увидев нас, они останавливаются и поворачивают направо.

Без дальнейших происшествий 6-я рота доходит до широкой дороги, а тем временем справа у 5-й роты развязывается оживленная перестрелка.

Я скачу назад в штаб батальона с докладом. В это время от 5-й роты приходит сообщение, что в 500 метрах от сторожки они наткнулись на врага, который укрылся за заграждением из веток. Рота не может двигаться дальше вперед и просит о немедленном подкреплении. Вскоре приносят двух тяжелораненых офицеров роты. Шум сражения в районе 5-й роты усиливается, и в районе 6-й роты теперь слышны выстрелы. По лесу свистят пули. Снайперы на деревьях? Ничего не видно.

Майор Зальцман ставит 8-ю роту справа от 5-й. Обе роты должны вместе нанести удар по противнику и оттеснить его за дорогу Фур-де-Пари — Варенн. Не успела 8-я рота уйти на позиции, как к

сторожке подходят 5-й и 6-й егерские батальоны. Выясняется, что у них та же задача, что и у II-го батальона 124-го полка. После недолгого инструктажа о положении дел майор Зальцман приказывает 5-му егерскому батальону атаковать справа от 5-й и 8-й рот II-го батальона 124-го полка и вместе с этими ротами отбросить противника на другую сторону дороги.

Но это наступление захлебывается через три четверти часа, у нас значительные потери. По словам многих раненых, противник занимает хорошо укрепленные позиции сзади заграждения из веток и имеет пулеметы.

Тем временем легкораненым возвращается командир 6-й роты фон Рамбальди и сообщает, что его рота стоит на дороге Фур-де-Пари — Варенн в 200 метрах напротив противника, равного по силе. К западу от роты лес также не совсем чист. Я решаю идти на место к 6-й роте, чтобы самому составить представление о положении. С усиленным разведотрядом 6-й роты мы движемся вплотную к южной обочине дороги Фур-де-Пари — Варенн, и в {101} 50 метрах от позиций 6-й роты натыкаемся на врага. Какое-то время ведем с ним перестрелку, и у меня создается впечатление, что перед нами только усиленный пост.

Возвратившись в батальон, я предлагаю силами 7-й роты и 6-го егерского батальона выйти на дорогу к 6-й роте и по ее обеим сторонам атаковать противника. Тем самым мы ударим и по флангу сил противника, противостоящих 8-й, 5-й ротам и 5-му егерокому батальону.

Пока обсуждался этот план, вестовой привез приказ из полка, согласно которому II-й и I-й батальоны 124-го полка совместно с приданными 5-м и 6-м егерскими батальонами должны немедленно очистить от противника дорогу на Варенн. Одновременно из 6-й роты сообщают, что из Фур-де-Пари движутся французские части. Так что самое время пробиваться на запад!

Как можно быстро производится подготовка к наступлению. 6-й егерский батальон подходит к дороге с юга и движется левым крылом вдоль нее, 7-я рота располагается к северу от дороги. 6-я рота ведет атаку слева от 7-й, оставив, однако, сильные сторожевые посты на дороге на Фур-де-Пари.

Когда все части заняли предписанные позиции, переходим в наступление. Штаб батальона следует за 7-й ротой. Уже через первые сто метров частый огонь превосходящего, вероятно, противника вынуждает нас лечь на землю. Сквозь густой подлесок видимость не более 20 метров. Самого противника нигде не видно. Роты открывают ответный огонь и начинают ползком и перебежками продвигаться в сторону невидимого противника. В оглушительных хлопках и разрывах в лесу абсолютно невозможно даже приблизительно определить расстояние до {102} врага. Он усиливает огонь. Наша атака останавливается.

Чтобы поднять роту на дальнейший штурм, мы с майором Зальцманом идем на передовую линию. Я забираю винтовку и патроны у одного из раненых и беру на себя командование двумя группами. Большего числа бойцов в условиях леса не удержать в пределах видимости. Раз за разом с криками «ура» мы бросаемся через кусты в сторону предполагаемого врага. Но настигнуть его не удается. Каждый раз частый огонь вынуждает нас ложиться на землю. Потери множатся с каждой минутой, о чем говорят доносящиеся со всех сторон зовы санитаров.

Распластавшись по земле или укрывшись за толстыми стволами аргоннских дубов, мы пережидаем вражеский огонь, чтобы затем при первой возможности вновь попытаться хоть немного продвинуться вперед. Вести своих солдат вперед становится все труднее, мы продвигаемся очень медленно. Судя по шуму боя, соседи находятся примерно на нашем уровне.

Еще раз я веду людей на штурм противника, находящегося в кустах перед нами. 1орстка моих бывших рекрутов продирается со мной через подлесок. Опять противник стреляет как сумасшедший. Вот — наконец! — едва ли в 20 шагах от меня я вижу пятерых французов. Они ведут стрельбу стоя. Мгновенно я прижимаю винтовку к щеке. Два стоящих друг за другом француза падают, когда гремит мой выстрел. Теперь передо мной только трое врагов. Мои бойцы, очевидно, укрылись где-то позади и не могут помочь мне. Я опять стреляю. Осечка. Я быстро открываю затвор, он пуст. Противник слишком близко, и перезарядить винтовку нет времени. {103} Никакого укрытия поблизости нет. Об отступлении назад не может быть и речи. Единственный вариант — штык. В мирное время я увлекался штыковым боем и достиг в нем значительных успехов. Вот и сейчас — несмотря на то, что я один против троих — я верю в свое оружие и в свое умение. Но когда я бросаюсь вперед, противник стреляет. Сраженный одной из пуль, я падаю в нескольких шагах от французов. Отскочившая рикошетом пуля раздробила мне левое бедро. Кровь хлещет из раны размером в кулак. Кая(дую минуту я жду выстрел или смертельный удар штыком. Правой рукой я зажимаю рану и пытаюсь откатиться за дерево. Несколько минут я лежу между двух фронтов. Наконец мои бойцы с криком «ура» бросаются через кусты, противник отступает.

Ефрейтор Раух и рядовой Ручман оказывают мне помощь. С помощью ремня от шинели перетягивают артерию и затыкают рану перевязочным пакетом. Затем через кусты меня относят на плащ-палатке к сторожке.

С переднего края приходит известие, что противник выбит из своего укрытия и из леса. В наши руки попало 200 пленных. Однако свои потери тоже велики: 30 убитых, среди них 2 офицера, и 81 раненый, включая 4 офицеров — это только во II-м батальоне. Тем не менее, батальон вот уже в третий раз за последние три дня — как потом указывалось в полковых отчетах — отлично выполнил поставленную задачу.

Прощание с моими мужественными парнями дается нелегко.

Вечером двое бойцов относят меня на плащ-палатке, закрепленной на шесте, в Монбланвилль (пять километров). Боли я почти не чувствую, но {104} периодически теряю сознание, вероятно, из-за потери крови.

Ночью я просыпаюсь в Монбланвилле в какой-то избе, мной занимается штабной врач, доктор Шницлер. Его привел мой добрый Хэнле. Меня еще раз перевязывают и переносят в санитарную повозку. Рядом стонут три товарища по несчастью. Нас везут в полевой лазарет. Дорога разбита воронками от снарядов. Тряска причиняет нам сильную боль. Когда около полуночи нас переносят в лазарет, один из моих соседей уже мертв.

Полевой госпиталь переполнен. Раненые, завернутые в одеяла, лежат рядами на улице. Два врача без передышки занимаются ими. Меня тоже еще раз осматривают и отправляют в одну из палат, где укладывают на солому.

На следующий день меня перевозят на санитарном автомобиле в тыловой госпиталь в Стеней. Там через несколько дней меня находит Железный крест II степени¹². После перенесенной операции в середине октября с попутной машиной еду домой.

Размышления: Решение задачи, поставленной перед II-м батальоном в операции на дороге Фур-де-Пари — Варенн, оказалось очень непростым. В итоге к удару по противнику в лесу подключились три батальона, но и им удалось выбить врага из густого леса только путем тяжелых потерь. {105}

Чувствительные потери были получены еще в самом начале сражения в лесу — выведены из стоя три офицера. Явилось ли это делом рук французских снайперов на деревьях, сказать трудно, поскольку они обнаружены не были.

В таком богатом потерями бою очень трудно поднимать солдат в атаку. Личный пример командира в условиях густого леса имеет действие только на ближайшее окружение.

При стычке один на один с равноценным врагом, преимущество имеет тот, у кого больше патронов в стволе.

Сражения в Аргоннах в 1915 году

Участок роты в Шарлоттентам

Из госпиталя меня выписывают незадолго до Рождества. Рана зажила еще не совсем, при ходьбе она сильно мешает. Но служба в запасном батальоне меня не привлекает. Поэтому с первым транспортом я отправляюсь в район боевых действий.

В середине января я присоединяюсь к моему полку, который стоит на позициях в западной части Аргонн. Проселочная дорога из Бинарвилля в штаб полка дает представление об условиях в Аргоннском лесу.

Меня назначают командиром 9-й роты, которая только что потеряла командира. Из командного пункта полка на передовую ведет узкая тропа метров 800 длиной. По зимнему лесу пролетают одиночные пули. Время от времени раздается свист летящих снарядов, который вынуждает быстро падать на землю. Я рад, когда, наконец, попадаю в укрытие соединительных траншей глубиной в человеческий рост и запросто мирюсь с их липкой грязью. Когда я добираюсь до своей роты, по моей форме уже никак нельзя сказать, что я только что вернулся с родины.

Я беру на себя командование примерно двумя {107} сотнями бородатых вояк на 400-метровом участке передовой. В честь моего прибытия французы открыли беспокоящий огонь из своих «Бумратч» — батареи пушек. Наша позиция состоит из идущего по всей передовой линии окопа с многочисленными стрелковыми ячейками, от которых назад отходят соединительные траншеи. За отсутствием колючей проволоки никакого заграждения на линии фронта не устроено. Позиции оборудованы весьма скверно. Из-за грунтовых вод местами их глубина доходит только до одного метра. Настилы блиндажей — рассчитанных в основном на 8–10 человек — из-за грунтовых вод выступают над землей и работают как мишени для пуль. Они сделаны из тонких дубовых досок и защищают только от осколков. Уже в первые часы моего командования один снаряд попадает в заполненный блиндаж и тяжело ранит девятерых человек. Я отдаю приказ, чтобы в случае обстрела команды опасных блиндажей немедленно их покидали и укрывались вразбивку в окопах. Здесь, по крайней мере, один снаряд не сможет сразу поразить целую группу. Я также отдаю распоряжение об укреплении в течение ближайших ночей настилов всех блиндажей, чтобы они смогли выдержать разрыв снаряда. Особую опасность представляют стоящие вплотную к позициям мощные дубы. Осколки взрывающихся от столкновения с ними снарядов долетают до дна окопов. Некоторые из таких деревьев я приказываю спилить.

За следующие дни я быстро сживаюсь с ротой. Для меня, двадцатитрехлетнего командира роты, это одна из важнейших задач. Осторожность, четкие указания, постоянная забота о доверенных тебе людях, требовательность к самому себе и общая {108} жизнь в одинаковых спартанских условиях помогают командиру в короткое время завоевать доверие своих подчиненных. И когда это будет достигнуто, бойцы пойдут за ним в огонь и воду.

Каждый день дает новые работы. Не хватает многого: досок, гвоздей, железных скоб, толя для крыш, проволоки и инструментов. Стол и ложе в моем — командира роты — блиндаже (высотой 140 сантиметров), который я делю вместе с командиром одного из взводов, сделаны из связанных вместе проволокой и веревками буковых чурбаков. Стены не укреплены распорками, по ним беспрестанно стекает вниз вода. Крыша, сделанная из двух слоев дубовых бревен, покрытых тонким слоем земли, тоже постоянно протекает в мокрую погоду. Каждые четыре часа из блиндажа нужно вычерпывать воду, иначе его полностью затопит. Огонь можно разводить только ночью. Днем в эту сырую зимнюю погоду все ужасно мерзнут.

Через густой подлесок перед нашей линией фронта вражеские позиции напротив совсем не видны. В отличие от нас французам не приходилось заниматься вырубкой на участке, где находилась их передовая линия, весь необходимый для обустройства своих позиций материал они получали в комплекте из собственного тыла. Кроме того, их почти не тревожил артиллерийский обстрел — и потому что у немецкой артиллерии было недостаточно снарядов, и потому что французские позиции были хорошо замаскированы в густом лесу. Местность перед нашими позициями имела небольшой уклон в сторону врага, от 100 до 150 метров, позиции противника по нашим расчетам находились в 300 метрах с той стороны лежащей перед нами лощины. Оттуда противник и днем {109} и ночью вел пулеметный и ружейный обстрел местности позади нас. Этим он чрезвычайно затруднял работы вне укрытий. Еще более неприятным был для нас огонь «Бумратчей». У них выстрел и разрыв снаряда происходят одновременно. Если попадаешь под обстрел «Бумратч» вне окопов, надо быстро падать на землю прямо там, где стоишь, чтобы уменьшить площадь поражения от летящих во все стороны острых осколков.

В конце января 1915 года шел то снег, то дождь. С 23 по 26 января рота отошла на резервные позиции в 15б метрах позади передовой линии. Там укрытия были еще хуже, огонь вражеской артиллерии еще назойливее, ежедневные потери не меньше, чем на передовой. Рота занималась вспомогательными работами — транспортировкой материалов, строительством блиндажей, чисткой соединительных траншей, прокладкой ходов сообщения. Когда мы возвращаемся обратно на старые позиции, мы этому очень рады и с новым рвением принимаемся за работу. Настрой и сплоченность в роте отличные. Офицеры и солдаты готовы с радостью выдержать все, когда речь идет о защите Родины от вражеского вторжения и победном окончании войны.

27 января с несколькими бойцами я иду проверить одну из находящихся на левой стороне нашего участка траншей, которая ведет в сторону противника. На самом деле мы сидим в бывших французских позициях, которые наш полк захватил 31 декабря 1914 года. Устранив завалы из веток, мы осторожно движемся вперед и через 40 метров натыкаемся на нескольких мертвых французов, которые, вероятно, лежат здесь между двумя фронтами со дня штурма. Затем слева от траншеи мы обнаруживаем {110} небольшое французское солдатское кладбище, а в конце — примерно в ста метрах от наших позиций — оставленный французами санитарный блиндаж. Он отлично перекрыт сверху и может спокойно разместить 20 человек. В этой вылазке на живого врага мы не наткнулись. Тем временем он продолжает вести обычный беспокоящий огонь из ружей и пулеметов с позиций, которые, судя по звуку выстрелов, находятся в 100–150 метрах с той стороны лощины. Через густые заросли ничего не видно.

Я принимаю решение обустроить свой блиндаж как выдвинутый опорный пункт, и после обеда работа уже начинается. Не раз до нас доносится французская речь находящегося напротив противника. Посылать вперед разведгруппы не разумно. Треск сухих веток быстро выдаст их находящемуся начеку врагу, и их могут подстрелить еще до того, как они смогут разглядеть замаскированные позиции противника.

Атака 29 января 1915 года

С целью связать как можно больше сил противника в Аргоннах, все полки 27-й дивизии 29 января 1915 года получили определенные задания. Нашему полку приказано провести наступательную операцию на участке II-го батальона (справа) после того, как будет взорвана французская сапа¹³. При этом {111} III-й батальон должен сдерживать огнем артиллерии противника в середине участка полка перед фронтом 10-й роты (впереди справа) и 9-й роты (впереди слева). Гаубичная батарея из 49-го артполка провела пристрелку уже 27 и 28 января. Если для 10-й роты было предусмотрено смещение позиций, то 9-я рота не должна была идти вперед, а только уничтожить или захватить в плен пытающихся убежать французов.

29 января 1915 года — холодный зимний день. Земля примерзла. К моменту начала операции я нахожусь вместе с тремя отрядами в обустроенном недавно новом опорном пункте в ста метрах перед собственно позициями своей роты, мы следим за ситуацией через бойницы. Снаряды, бросаемые нашими частями сзади, пролетая над нами, летят дальше, некоторые взрываются от удара о деревья или о землю недалеко от нас. Затем справа слышится звук взрыва. Земля дрожит, летят комья грязи, ветки и камни. Начинается оружейная перестрелка, везде взрывы гранат. Справа выскакивает один-единственный француз и его подстреливают.

Через несколько минут появляется адъютант {112} III-го батальона и сообщает, что атака справа удалась прекрасно, и от имени командира батальона спрашивает, не хочет ли 9-я рота присоединиться к наступлению. Конечно, мы хотим! Прочь из этих ужасных окопов, нельзя вечно прятаться!

Выходить из своих позиций по всей ширине участка роты я не считаю разумным. Пулеметы и артиллерия противника хорошо пристреляны по нашим позициям, которые, видимо, отлично просматриваются с деревьев. Наше выдвижение будет сразу замечено и начнется обстрел. Поэтому я приказываю своим людям ползком уходить с позиций через идущую вперед сапу, находящуюся на левом фланге. Затем, также по-пластунски, мы организуемся в огневую линию слева. Через 15 минут вся рота уже залегла в боевой готовности примерно в 80 метрах от своих прежних позиций на спускающемся в сторону врага склоне. Осторожно ползем по голому подлеску поближе к противнику.

Но до того как мы добираемся до лощины, враг с противоположной ее стороны открывает пулеметный и оружейный огонь. Всякое движение замирает. Вокруг в мерзлую землю ударяются снаряды. На нисходящем склоне укрытия почти не найти. Только нескольким стрелкам удается найти защиту за толстыми стволами дубов. Даже в бинокль противника не видно. Мне становится ясно, что продолжительный сильный огонь, даже если и не прицельный, в отсутствии возможности укрыться для лежащей на переднем склоне роты, может привести к значительным потерям. Я ломаю голову, как нам выбраться из этой ситуации. В такие моменты командир особенно ощущает ответственность за жизнь и благополучие своих подчиненных.

Я прихожу к выводу, что нам лучше всего полувзводами быстро перебегать 50 метров до находящейся перед нами лощины, где, по крайней мере, можно ожидать найти больше укрытий, чем здесь, на переднем склоне. В это время справа слышатся звуки горна — играют сигнал к наступлению. Мой горнист лежит рядом со мной. Я приказываю ему сигналить.

Бойцы доблестной 9-й роты поднимаются как один, несмотря на огонь, который продолжается с прежней интенсивностью. Под громкие крики «ура» все бросаются в атаку. Мы пересекаем лощину {114} и достигаем французского ограждения из колючей проволоки. По ту сторону мы видим теперь неприятеля — он спешно покидает свои укрепленные позиции. Наше «ура» и блеск штыков заставили его задрожать от страха. Мы продолжаем преследовать. Что нам до оставленных на позициях винтовок и пулеметов! Противник бежит от нас впереди сквозь заросли. Преследуя его по пятам, 9-я рота на одном дыхании занимает еще две укрепленные колючей проволокой позиции французов, которые поспешно убегают. Поскольку противник в спешке даже не пытается отстреливаться, то у нас потерь вообще нет.

Мы поднимаемся на склон, лес там более редкий. Видно, как противник отступает одной сплошной массой. Мы ведем стрельбу и продолжаем преследовать его. Части роты еще захватывают пленных в некоторых блиндажах, а передовые группы уже дошли до окраины леса в 500 метрах западнее Фонтен-о-Шарм. Теперь мы находимся в 700 метрах южнее нашего исходного пункта. Отсюда местность опять идет вниз, бегущие французы исчезают в растущих внизу кустах. У нас нет боевого контакта ни справа, ни слева. Позади нас по обеим сторонам еще идет ожесточенный бой. Мы останавливаемся на опушке леса в 500 метрах от Фонтен-о-Шарм, я перегруппировываю роту и пытаюсь наладить связь. Один из бойцов к нашему общему «Ого!» приносит из одного из французских блиндажей различные предметы, которые, без сомнения, могла оставить в спешке только женщина.

Вскоре подходит резервная рота. Я оставляю на нее заботу о связи с флангами и продолжаю продвигаться с 9-й ротой дальше в юго-западном направлении; по уходящему вниз склону мы идем {115} через кусты, почти все высокие деревья здесь спилены. Вскоре мы пересекаем лощину. Дозорные идут впереди, я с ротой двигаюсь рядами за ними. Неожиданно начавшийся справа огонь заставляет нас упасть на землю. В кустах противника не разглядеть. Чтобы не втягиваться в преследование, я увожу роту из-под вражеского обстрела в западном направлении, и мы опять поднимаемся по редкому лесу на юг.

Выйдя из леса, мы натыкаемся на заграждение из колючей проволоки такого масштаба, с которым раньше не встречались: его глубина 80–100 метров, и оно идет на юг насколько хватает глаз. Французы вырубили здесь все деревья. По другую сторону укреплений на верху пологого склона стоят три бойца из моей роты и машут нам, среди них юный доброволец Матт. Значит, эти мощные укрепления еще не заняты противником. Я решаю, что занять и удерживать их до подхода резерва будет для нас осмысленной и важной задачей.

Я пытаюсь перебраться через заграждение сквозь небольшой проход, который там оставлен, но попадаю под такой сильный огонь слева, что вынужден залечь. Находящийся в 300–400 метрах от нас противник не может видеть меня, так как проволока сплетена очень густо. Рикошетные пули свистят рядом со мной. Передвигаясь на четвереньках, я перебираюсь на противоположную сторону. Еще раньше я приказал бойцам ползти по одному за мной. Но у командира передней роты не хватает решимости для этого, и его взвод и вся рота остаются по ту сторону заграждения. Все призывы и сигналы не действуют.

С тремя бойцами не удержать эти укрепленные позиции. Рота должна присоединиться к нам. {116} Я спешу на запад и в одной из неглубоких впадин нахожу еще один проход через колючую проволоку. Я ползу назад к роте и угрожаю командиру моего передового взвода, что застрелю его, если он немедленно не выполнит приказа. Это помогает, вместе мы переползаем, несмотря на продолжающийся слева огонь, через заграждение на вражеские позиции.

Я закрепляю занятые позиции, расположив свою роту полукольцом. Рота окапывается. Сооружение «Централь», где мы находимся, сделано образцово. Оно является частью проложенных по Аргоннам основных французских позиций. Крепкие бревенчатые срубы стоят в 50 метрах друг от друга. В них располагаются пулеметные точки, из которых можно вести фланкирующий и фронтальный огонь по заграждениям. Брустверы, которые соединяют срубы между собой, подняты над землей так высоко, что из их бойниц можно вести обстрел по всей ширине заграждений. За двухметровым земляным валом находятся глубокие окопы. Между колючей проволокой и позициями от сруба к срубу прорыты еще траншеи шириной 5 метров, которые частично заполнены водой, сейчас замерзшей. В десяти метрах позади позиций проходит лесная дорога. Высота сооружений делает безопасное передвижение по ней автомобилей максимально возможным.

Слева по нам продолжается сильный ружейно-пулеметный огонь. С правой стороны, судя по всему, на позициях никого нет. Около 9 часов я отправляю в батальон письменное донесение следующего содержания:

«9-я рота прорвала французские укрепленные земляные сооружения в полутора километрах южнее {117} места начала штурма и удерживает часть проходящих через лес укреплений. Прошу немедленного подкрепления, боеприпасов для пулеметов и ручных гранат».

Тем временем бойцы безуспешно пытаются с помощью лопат окопаться в промерзшей земле. Здесь помогают только кирки и мотыги, которых у нас немного. Мы пробыли в укрепленном районе не более 30 минут, как посланные налево дозоры сообщили, что примерно в 500 метрах левее нас (восточнее) сомкнутая колонна противника отступает через проволочные заграждения. Один наш взвод открывает огонь по неприятелю. Частично французы прячутся в укрытия, а подразделения, находящиеся еще севернее от заграждений, сворачивают на восток и, вероятно, доходят по укрытому пути до заградительных сооружений — вскоре с восточной стороны по нам открывают ответный огонь.

Поскольку роте не удалось здесь хоть сколько-нибудь значительно окопаться, и поскольку за это время я обнаружил в 200 метрах правее от нас, где вражеское укрепительное сооружение делает поворот, удобное место для удержания плацдарма, наша рота, отстреливаясь, отходит туда. Из валяющихся бревен мы быстро сооружаем защиту от вражеского огня и держим неприятеля на расстоянии интенсивной стрельбой. Противник, находящийся к востоку от нас, не решается подходить ближе, чем на 300 метров, и, судя по всему, тоже берется за лопаты. Вскоре перестрелка становится слабее и потом совсем затихает.

В участок нашего плацдарма входят четыре сруба. Рота стоит полукольцом. Один отряд из 50 человек находится в резерве, в укрытии между колючей

проволокой и позициями. Здесь тоже узкая зигзагообразная тропка ведет через заградительные сооружения. Время идет. С нетерпением все ждут подхода подкрепления и боеприпасов. Неожиданно справа приходит сообщение, что меньше чем в 50 метрах от нашего места расположения французская пехота возвращается назад через заграждение из колючей проволоки. Командир взвода спрашивает, надо ли открывать огонь. Что нам еще остается? Если мы не начнем обстрел, то противник беспрепятственно {119} пройдет через заграждения и займет позиции рядом с нами. Через несколько минут все равно завяжется перестрелка. Если открыть огонь немедленно, то французы повернут на запад и по следующему проходу пройдут на позиции. При этом, возможно, они перережут наш единственный маршрут связи с полком. Тогда мы будем полностью окружены. Я даю приказ открыть огонь.

Через высокий бруствер французского укрепления открываем частый огонь по близкому противнику. СразуЪавязывается ожесточенный бой. Французы ведут себя очень мужественно. Большая их часть — а речь идет о целом батальоне — поворачивает на запад и переходит проволочное заграждение в 300 метрах от нас. Затем они разворачиваются на западе широким фронтом против нас. Кольцо вокруг 9-й роты замыкается. Осталась только узкая тропка, которая ведет на север через колючую проволоку к батальону. Но и она уже находится в зоне прицельного огня с востока и с запада. Противник подходит к нам на опасно близкое расстояние. Запас боеприпасов быстро тает. Ручных гранат и патронов остается совсем мало. Резервный отряд вынужден отдать нам большую часть своих запасов. Бойцы подносят их на линию огня. Чтобы боеприпасов хватило подольше, я приказываю делать паузы в стрельбе. Неприятель с запада подползает к нам все ближе и ближе. Что делать, когда расстреляем все боеприпасы? Я все еще надеюсь на помощь из батальона. Минуты кажутся вечностью!

За дальний сруб справа ведется ожесточенное сражение. Там идут в дело наши последние ручные гранаты. Через несколько минут — около 10.30 — французской штурмовой группе удается взять сруб. С огневых точек противника нам в тыл ведется {120} оружейный и пулеметный огонь. Сообщение об этом я получаю почти одновременно с приказом из батальона, который доставляет связной, преодолев колючую проволоку. «Батальон в 800 метрах от вас ведет работы по окапыванию. Роте Роммеля вернуться назад, поддержка невозможна». Передовая линия опять просит боеприпасы. Всех наших запасов хватит только минут на десять.

Надо принимать решение! Свертывание боя и отход назад через узкий проход в заграждении из колючей проволоки под перекрестным огнем вблизи с востока и запада означает, по меньшей мере, потерю половины, если не всего состава роты.

Сдаться в плен, когда расстреляем последний патрон? Никогда! Остается еще возможность атаковать противника на западе, который представляет наибольшую угрозу для роты, с последующим отходом. Это может, это должно спасти! Хотя противник численно намного нас превосходит, но еще ни в одной схватке французская пехота не смогла в одиночку противостоять моим бойцам. Как только мы отбросим врага на западе, у нас появится шанс пройти назад через колючую проволоку. При этом нам будет угрожать только огонь со стороны более удаленного непрятеля на востоке. Но все должно произойти очень быстро, до того как противник на западе придет в себя.

Связные спешно передают сообщение о моем плане нападения в резервный отряд и на передовую линию. Все осознают, насколько серьезно наше положение, и готовы на все. Я иду в атаку на правом фланге вместе с резервным отрядом. Сруб опять наш, передовая линия присоединяется к нам, мощное «ура» раздается над лесом. В кустах {121} перед нами засверкали красные штаны французов. Трещат выстрелы — и враг бежит. Теперь для нас наступил момент свернуть бой. Французы отходят на запад, мы спешим назад на восток. В быстром темпе проходим через широкую заградительную полосу, шаг в шаг. Вскоре вокруг начинают свистеть пули с восточной стороны. Хорошо, что неприятель может вести огонь по нашей шеренге только под углом с 300 метров. Попадания редки. К тому моменту, когда противник открывает огонь с запада, пЬдти вся рота уже перебралась на ту сторону. Кроме пятерых тяжелораненых, которых невозможно было забрать, вся рота отходит назад, и мы без дальнейших столкновений добираемся до позиций батальона.

Он расположился в густом лесу вплотную к югу от трех захваченных французских позиций. Мою роту ставят на левом фланге. Контакт слева отсутствует, так как 1-й батальон не смог выбить стоящего напротив него противника. С правым флангом 1-го батальона поддерживается связь через отдельные группы. Рота начинает окапывание в 80–100 метрах вглубь от края леса, при промерзшей почве это утомительная работа.

На продолжении всего наступления французская артиллерия вела огонь только по нашим прежним позициям и ближнему тылу. Вероятно, у них не было информации о развитии ситуации во время боя в лесу. Но теперь они начали интенсивный артобстрел, который сосредоточен на переднем крае леса. Это существенно затрудняет нашу работу лопатами. Я пишу донесение о ходе утренней атаки и о бое во французских укреплениях «Централь» и «Лабордэр» и прикладываю схему.

После мощной артподготовки вечером 29 {122} января противник переходит в контрнаступление. Плотными рядами свежие французские войска идут по подлеску на наши новые позиции. Сигналы горнистов ведут их вперед. Наши открывают огонь. Французы падают, ищут укрытия, стреляют. То тут, то там отдельные группки пытаются подобраться к нам ближе. Безуспешно! Они несут тяжелые потери, атака захлебывается под нашим оборонительным огнем. Перед линией нашего фронта лежат многочисленные убитые и раненные. Когда совсем стемнело, французы отходят к находящемуся в ста метрах от нас лесу и окапываются там.

Ружейный огонь затихает, мы тоже возвращаемся к работе лопатами, ведь мы успели углубить окопы только на 50 сантиметров. Но не успеваем мы существенно продвинуться, как между нами начинают падать французские снаряды. Кругом все сверкает, трещит и грохочет, острые осколки снарядов завывают в зимней ночи и срезают толстые деревья как спички. Наши позиции не дают достаточного укрытия от этого огня, который продолжается всю ночь с короткими перерывами. Закутанные в шинели, плащ-палатки и накидки, мы лежим и мерзнем в неглубоких окопах, съеживаясь при каждом новом обстреле. За эту ночь жертвами артиллерийского обстрела противника стали 12 бойцов моей роты. Это больше, чем стоил нам утренний штурм. Еду этой ночью нам на передний край так и не смогли доставить.

Когда забрезжил рассвет, огонь вражеской артиллерии утих. Мы немедленно принимаемся за работу, надо углублять позиции. Но опять на это остается мало времени. В 8 часов сильный артиллерийский огонь заставляет нас прекратить работу, а {123} вскоре идет в наступление французская пехота. Но и эта атака без труда отбивается. У других атак, которые французы предпринимали в течение дня, такая же судьба. К полудню наши окопы уже настолько глубоки, что даже самый сильный обстрел вражеской артиллерии нам не страшен. Так как соединительные траншеи в тыл еще не готовы, мы получаем горячую пищу только с наступлением темноты.

Размышления: При наступлении 29 января 1915 года проявилась превосходство немецкой пехоты. Вооруженная пулеметами французская пехота, находившаяся на позициях за заграждением из трех линий колючей проволоки, потеряла самообладание и отступила. Это тем более малопонятно, что атака 9-й роты не была полной неожиданностью. У противника была возможность заметить подготовку к атаке и встретить ее огнем. И то, что удалось вырваться из кольца в «Лабордэр», идя па штурм намного превосходящего противника, тоже говорит о боевых качествах наших войск.

Батальону и полку, к сожалению, не удалось воспользоваться успехом 9-й роты. В операции трех батальонов, находящихся на передовой линии, в резерве оставалось мало сил. Бой в «Лабордэр» оказался трудным из-за недостатка боеприпасов и гранат. Положение стало чрезвычайно опасным, когда противник захватил сруб на правом фланге, одновременно пришел приказ об отходе из батальона, боеприпасы угрожающе истощились, и отступление было отрезано сильными вражескими заграждениями и огнем. Любое другое решение, по моему мнению, привело бы к большим потерям, если не к полному уничтожению. Прежде всего, у нас не было возможности дожидаться темноты, поскольку последний патрон у нас был бы использован уже к 11 утра. Не привела бы к успеху и атака более слабого противника в 300 метрах к востоку от нас, так как воинственно настроенный более сильный {124} враг на западе получил бы при этом передышку и смог бы ударить моей роте в тыл.

В поспешной подготовке к наступлению не подумали о крупном шанцевом инструменте. Земляные работы на промерзшей почве малым шанцевым инструментом показали себя малопроизводительными. При наступлении лопата также важна, как и винтовка.

Хотя с опушки леса мы имели бы лучший сектор обстрела, новые позиции были отнесены на сто метров вглубь. Это было не только стремлением избежать обстрела, под который мы попали на краю леса Дефю. Этих ста метров хватило, чтобы успешно отразить множество французских атак, нанеся противнику большой ущерб.

Наши потери от вражеской артиллерии в ночь с 29 на 30 января были такими тяжелыми, потому что войска не успели достаточно глубоко окопаться.

Перед «Централь» и «Багателль»

Новые позиции во многом улучшили наше положение. Мы лежим теперь значительно выше и не страдаем от грунтовых вод. Кроме того, с неглинистой почвой намного легче работать. От обстрела нас защищают блиндажи и убежища, которые вырыты на 4–6 метров глубиной. Здесь нас не может достать артиллерийский огонь, который французы еще продолжают вести. Блиндаж командира роты, который я делю вместе с прикомандированным к роте уланским офицером, представляет собой просто спальное место, куда надо заползать на четвереньках. В течение дня все ужасно мерзнут. Развести костры не дает французская артиллерия, при появлении малейшего дыма она начинает интенсивно обстреливать этот участок. {125}

Производится десятидневная смена: части на передовой, резерва и тыловые меняются местами. Потери передовой линии благодаря хорошим окопам и блиндажам незначительные, хотя французская артиллерия ото дня на день усиливает свой беспокоящий огонь. Судя по всему, у французских артиллеристов нет недостатка в боеприпасах, в отличие от наших, которые из-за нехватки снарядов могут открывать огонь лишь изредка.

От моих 5 тяжелораненых бойцов, попавших в плен 29 января, приходит известие, что у них все хорошо. Через несколько недель я первым среди лейтенантов полка получаю Железный крест I степени за атаку 29 января.

В феврале, марте и апреле полк прокапывает себе путь вперед к французскому укреплению «Централь», с целью выйти на один уровень с соседом справа (1-й батальон 120-го полка), который уже вечером 29 января прошел вперед 1-го батальона 124-го полка и окопался перед «Лабордэр». 123-й пограничный полк копает траншеи в направлении Семитье, который примыкает к «Централь» с востока. Одна за одной роются вперед сапы, затем они соединяются между собой. Таким способом передовая линия подвигается все ближе и ближе к заграждению из колючей проволоки, идущему перед основными позициями неприятеля.

Работа очень осложняется обстрелом французской артиллерии и присоединившихся к ней минометов. Иногда мои доблестные бойцы падают замертво в сапы. Соединительные траншеи и пути назад, командные пункты и склады припасов днем и ночью находятся под беспокоящим огнем французов, иногда весьма действенным. Когда рота {126} возвращается назад в расположение лагеря, все могут облегченно выдохнуть только после прохождения этой опасной зоны (3–4 км позади передовой линии). После такой смены нам часто приходилось выполнять печальную обязанность и провожать в последний путь погибших за последние дни товарищей. Со временем смены становятся все реже, потери на передовой все тяжелее, тихое лесное кладбище быстро растет.

С начала мая противник ведет обстрел легкими и средними крылатыми минами из передних окопов «Централь». Опытным аргоннским воякам хорошо знаком тихий звук их выстрела. Несмотря на более громкие звуки боя его достаточно, чтобы разбудить нас от самого глубокого сна и заставить немедленно покинуть убежище. Днем летящие мины видны и можно увернуться от них, отпрыгнув в ближайший блиндаж. Ночью рекомендуется полностью избегать опасных мест. Само собой, никому не придет в голову вставать и выбегать из убежища при беспокоящем артиллерийском огне французов.

Несмотря на ежедневные потери и изматывающие боевые действия в зоне перед «Централь», мои бойцы держатся выше всяких похвал. Каждый выполняет свою тяжелую службу с полным пониманием, как само собой разумеющееся. Все больше мы врастаем в пропитанную кровью землю Аргонн. Самое горькое — это постоянное прощание с товарищами, которых убитыми или тяжелоранеными забирают в тыл. Никогда не забуду моего бойца, которому французской миной оторвало ногу. На закате солнца его пронесли мимо меня в узком окопе на залитой кровью плащ-палатке. Меня захлестнуло чувство боли от потери этого прекрасно проявившего себя солдата. Я жму ему руку, хочу поддержать {127} его. Но он говорит: «1осподин лейтенант, все в порядке. Я скоро вернусь в роту! Если по-другому не выйдет, то и на деревянной ноге!» Мужественный парень не увидел больше восхода солнца. Он умер по дороге в госпиталь. Его понимание долга отражает характер настроя всей роты...

В начале мая подвезли первые подпорные доски. Теперь можно копать и укреплять небольшие, на 1–2 человек, ниши-убежища в ближайшей к неприятелю стенке окопов. Передовая линия теперь настолько приблизилась к основным позициям противника, что французская артиллерия уже не может вести по ней огонь, не рискуя задеть своих. Тем больше она усиливает обстрел находящихся далее позиций, путей подвоза, резервных позиций, командных пунктов и лагеря.

В это время на мое место в 9-ю роту присылают обер-лейтенанта, еще не имеющего опыта полевых действий, но старше меня по возрасту. Мне командир полка предлагает перейти в другую роту. Я отказываюсь и остаюсь с моими ребятами, у которых я раньше был командиром роты.

В середине мая 9-ю роту направляют на 10 дней в помощь 1-му батальону 67-го полка, который в середине Аргонн — у «Багателль» — занимает позиции рядом с 123-м гренадерским полком. Численность прошедшего через множество боевых действий 67-го полка поредела от постоянных артиллерийских обстрелов и штурмов. Они применяют другую тактику окопного боя. Основным здесь являются не окопы, защищающие от артиллерии и минометов, а неглубокие воронки за низкими насыпями из мешков с песком, расположенные от нас на расстоянии броска ручной гранаты. От густого когда-то Аргоннского леса здесь, у «Багателль», {128} ничего не осталось. Французская артиллерия все основательно подчистила. На километры видны лишь развороченные деревья. Во время разведки в районе подлежащих занятию позиций на участке завязался короткий бой с применением гранат, приведший к гибели нескольких бойцов. Плохое предвестие для нас!

На следующий день выходим на новое место со смешанными чувствами. Как уже вошло у нас в правило, сразу же принимаемся за углубление позиций и роем для себя землянки. Шквальный артиллерийский огонь французов, минометный обстрел и броски гранат, — все это обрушивается на нас со всех сторон и сильно затрудняет нашу работу. Стоит жаркая погода, и в окопах висит тяжелый трупный запах. Перед линией фронта и на участках между нашими сооружениями лежит еще много мертвых французов. Под ведущимся сильным огнем нет никакой возможности их захоронить.

Ночи выдаются особенно тревожными. На протяжении многих часов ведется такой интенсивный обмен артиллерийским огнем, что не знаешь, то ли враг уже прорвался в каком-то месте, то ли уже находится позади передовой линии. Помимо этого, французские батареи ведут обстрел фланкирующим огнем. Так повторяется по нескольку раз каждую ночь и весьма действует на нервы.

В нескольких метрах от передовой линии на левом фланге участка моего взвода находится землянка, используемая моим предшественником. У самого дна убежища, где-то в двух метрах от уровня земли, в ближайшей к неприятелю стенке, перпендикулярно вниз идет узкая шахта. В нее еле-еле можно протиснуться. В четырех метрах от уровня земли шахта {129} заканчивается горизонтальной трубой, по размерам сравнимой с просторным гробом. Подстилкой служат куски коры, для хранения продовольствия и личных вещей в боковых стенках выдолблены маленькие ниши. Все это никак не укреплено, глинистая почва довольно устойчива. Но если недалеко от входа разорвется снаряд, то, несомненно, можно оказаться похороненным заживо. Поэтому, как только рядом начинается стрельба, я спешу отойти к моему взводу. Ночью тоже предпочтительнее оставаться на передовой. Перестрелка все равно не дает спать полночи.

Жара в эти дни стоит невыносимая. Как-то ко мне подходит мой прапорщик Мёрике, на редкость доблестный солдат. Я лежу в своем убежище, и мы разговариваем через шахту, двум людям здесь не разместиться. Во время беседы замечаю раздраженно, что даже на глубине четрех метров под землей нет никакого спасения от надоедливых мух. Мёрике замечает, что это и не удивительно, потому что наверху на краю окопа совсем черно от сидящих там мух. Он берет лопату и втыкает между ними. Уже после первого удара показывается полуразложившаяся черная рука какого-то француза. Мы забрасываем его сверху хлоркой и землей и оставляем мертвеца в покое.

Наконец-то эти десять тяжелых дней и ночей подошли к концу. Мы возвращаемся на передовую линию участка нашего полка перед «Централь», где за это время окопная война приобрела еще более неприятные формы. Помимо усиления артиллерийского и минометного огня, началась еще и подземная минная война. С обеих сторон посты стоят всего в нескольких метрах друг от друга в наполовину накрытых, укрепленных колючей проволокой {130} оконечностях траншей. Здесь разворачивается, прежде всего ночью, интенсивный бой с использованием ручных гранат, который держит на ногах всех бойцов в окопах. Идет взаимное разрушение идущих вперед траншей и укреплений. Практически каждый день что-нибудь взрывается.

В один из дней французам удалось подорвать одну из траншей, в которой как раз работали десять человек из нашей роты. В результате многочасовой расчистки под артиллерийским обстрелом нам удалось вытащить из завалов живыми всех десятерых.

Наши попытки захватить ближайшие посты внезапным налетом оканчивались в основном неудачей и ощутимыми потерями. Посты и ведущие к ним траншеи французы нашпиговали колючей проволокой. Кроме того, при малейшем подозрении они открывали пулеметный огонь вдоль и поперек брустверов в «Централь». Мы надеялись выбраться из этого со временем ставшего весьма малоприятным положения, пойдя в атаку на «Централь».

Штурм «Централь»

Атака на мощные французские защитные сооружения «Лабордэр», «Централь», «Симитьер» и «Багателль», которые противник укреплял, превращая их в крепость с октября 1914 года, должна была начаться после трех с половиной часов артиллерийской и минометной подготовки. В течение многих недель полк тщательно готовился к наступлению. Вплотную к передовой линии устанавливались средние и тяжелые минометы. Резервные роты днем и ночью подносили на передовую через узкие ходы сообщения материалы, разобранные минометы и {131} снаряды. Французы во много раз усилили беспокоящий огонь. Некоторые интендантские части стали его жертвами. Когда в конце июня 9-я рота после нескольких дней отдыха в лагере у Бинарвилля возвращается назад в лес, все поражены большим количеством батарей среднего и тяжелого калибра, которые стоят замаскированные во фруктовых садах вокруг Бинарвилля. Боеприпасов тоже, кажется, запасено достаточно. В этот раз мы идем на позиции в самом хорошем расположении духа.

Для атаки на «Централь» командование полка поставило детальные задачи перед всеми пятью штурмовыми ротами. Мой взвод должен во время артподготовки оставаться на резервных позициях в километре севернее «Централь», вскоре после начала атаки выдвинуться на линию атаки, во время наступления вплотную следовать за штурмовым отрядом и снабжать его ручными гранатами, боеприпасами и шанцевым инструментом.

В 5.15 утра 30 июня артиллерийские части открывают огонь. Высоко над нами в воздухе пролетают тяжелые снаряды 210-мм и 305-мм калибра Мёрсер-батарей. В глинистой почве «Централь» снаряды производят чудовищное действие. Везде вверх бьют высокие фонтаны земли, перед нашими позициями появляются воронка за воронкой. Мощные французские земляные сооружения рушатся, как раздавленные огромным молотом. В воздухе кружат люди, балки, обрывки корней, фашины, мешки с песком. Что чувствуют сейчас защитники? Такого массированного огня тяжелых орудий мы до сих пор еще не видели.

Через час к артподготовке подключаются средние и тяжелые минометы, которые методично разносят на кусочки срубы, заграждения из колючей {132} проволоки и насыпи. Французская артиллерия безуспешно отбивается всеми своими орудиями. Наша передовая линия рассредоточена и лежит слишком близко к основным позициям противника. Поэтому части французской артиллерии бороздят взрывами участок позади нее. В ста метрах от меня взрывом тяжелого французского снаряда на высокий дуб забросило скелет погибшего в январе француза. Взгляд все время падает на часы. До начала атаки осталось 15 минут. Густой, сине-серый чад от множества разрывов затрудняет теперь видимость. И свои, и неприятель увеличивают огонь.

Закрепленная за нами траншея сообщения с самого утра находится под сильным вражеским обстрелом. Поэтому в нарушение приказа я отвожу весь взвод на сто метров от наших окопов через голый участок местности. Кругом рвутся снаряды. Мы бежим наперегонки со смертью, пока не оказываемся в укрытии на дне небольшого оврага. По траншеям сообщения под французским огнем мы спешим к передовой линии. Здесь плечом к плечу лежат готовые к началу штурма бойцы. По ту сторону рвутся последние мины и снаряды.

8.45! На широком участке фронта штурмовые отряды выходят из укрытий и через воронки и завалы бегут к вражеским позициям. Застучали французские пулеметы! Штурмовой отряд 9-й роты тоже попадает под пулеметный обстрел справа. Некоторые падают, основная масса бежит дальше, пропадая из виду в воронках и за земляными насыпями. Мои стрелки продвигаются вперед. Каждый несет свою ношу, будь то связка лопат или мешки с ручными гранатами, или боеприпасы. Справа продолжает стучать французский пулемет. Мы перепрыгиваем через окоп и перелезаем через насыпь,

на которой 9-я рота уже стояла 29 января. Грандиозное сооружение теперь представляет собой груду развалин. Убитые и раненые французы лежат, зажатые в хаосе плетней, балок и поваленных деревьев. Сделанное в спокойное время покрытие стен окопов плетнями сейчас стоило некоторым французам жизни.

Справа и впереди нас ведется бой гранатами. Французские пулеметы, находящиеся позади, поливают все поле боя вдоль и поперек, мы вынуждены залечь в укрытие. Солнце печет. Пригнувшись, мы перебираемся направо к разбитым позициям, затем по одной из соединительных траншей ко второй {134} французской позиции, оставаясь вплотную к своему штурмовому отряду 9-й роты.

Тем временем наша артиллерия перевела огонь на расположенную в 150 метрах южнее вторую французскую линию («Централь» II), взятие которой на самом деле планировалось на 1 июля, также после артиллерийской и минометной подготовки. Однако штурмовые отряды полка, не приступая к зачистке позиций и блиндажей в «Централь I», уже сейчас атакуют «Централь II».

В 30 метрах впереди нас идет ожесточенный гранатный бой. В 80 метрах видны очертания «Централь II». Огонь французских пулеметов делает невозможным продвижение вне траншей сообщения. Наш штурмовой отряд впереди, похоже, застрял. Его юный командир, прапорщик Мёрике, лежит в окопе тяжело раненный. Ранение в бедро! Я хочу, чтобы его вынесли назад. Он сопротивляется: не надо беспокоиться, «сорняк не извести». Санитары приносят носилки. Еще раз жму руку мужественному прапорщику. Он умер на следующий день в лазарете. Я беру на себя командование на передовой.

Мы ведем бой с гарнизоном «ЦентральИ». Наша артиллерия молчит. Несколько бросков гранат, за ними следует решительный штурм, и мы в «Централь II». Гарнизон отходит частично по окопам, частично через открытую местность, остальные сдаются. Мы быстро разделяемся налево и направо, основная масса продолжает двигаться дальше на юг по соединительной траншее трехметровой глубины. Там мы натыкаемся на французского командира батальона с адъютантами и штабными работниками. Они сдаются в плен без сопротивления. {135}

Метров через сто соединительный ход оканчивается. Местность перед нами резко спускается вниз в долину у Вьенн-ле-Шато. Высокий лес закрывает нам вид. Связи с флангами слева и справа у нас еще нет. Справа на краю леса, примерно в 200 метрах от нас, показывается большой отряд французов. Мы открываем огонь. После короткой перестрелки неприятель отходит назад в лес. Тем временем справа части 1-го батальона, продолжая наступление, выходят на наш уровень. С ними устанавливаемся связь. Я перегруппировываю находящиеся со мной отряды — команды из всех рот III-го батальона — и ставлю их примерно в 300 метрах южнее «Централь II», развернув фронтом на юг для обороны. Дальнейшее продвижение роты вперед в южном направлении представляется нецелесообразным, поскольку у нас открытый правый фланг и позади справа все еще ведутся ожесточенные бои. В памяти еще свеж день нашего последнего штурма (29 января), когда мы далеко вышли за линию собственного фронта и в результате должны были отходить назад.

Разведотряд докладывает, что наступление соседей справа остановилось у «Централь I». Особое беспокойство в последующие часы доставляет стремление неприятеля отрезать нас по флангам и сзади западной части «Централь II». Там французы не прекращают попытки путем контратаки отбить потерянные участки укреплений. Поэтому на этих направлениях я ставлю особо опытных бойцов. В батальон отправляется донесение о положении дел.

Справа от нас роты 1-го батальона продвинулись еще дальше вниз к долине. Все мои посланные вперед дозоры сообщают о значительных силах

противника в лесу в 300 метрах от нас по склону. Мы обсуждаем ситуацию с командиром стоящего слева 1-го батальона капитаном Уяьрихом. Он решает, что 1-й батальон будет окапываться, поддерживая слева взаимодействие с 9-й ротой.

Мы лихорадочно принимаемся за работу лопатами. Один взвод я держу в резерве, он обеспечивает доставку боеприпасов и ручных гранат и сооружает запасные позиции у «Централь II». Французские разведотряды, пробирающиеся в нашу сторону, перехватываются и отходят назад.

В глинистой мягкой почве работа идет быстро. {137} Вскоре глубина окопов уже около метра. Тут артиллерия французов, которая молчала с самого начала штурма, начинает интенсивно обстреливать находящуюся за нами «Централь II» из тяжелых калибров. Вероятно, французы считают, что мы находимся там. Снаряды выпускаются без счета. На многие часы путь сообщения с основными силами прерывается огнем. Линия полевой связи между батальоном и ротой также рвется через короткое время. На участок роты перебрасывается взвод тяжелых пулеметов.

К началу вечера мы окопались уже на 150 сантиметров в землю. По участку позади нас продолжает бить французская тяжелая артиллерия. Неожиданно впереди раздаются сигналы горна и громкие выкрики команд. Затем на краю леса начинается движение. Плотным строем неприятель идет на наши позиции, от которых его отделяет всего сто метров. Но скоро им приходится залечь из-за нашего частого огня. Выясняется, что склон имеет некоторую выпуклость, и мы можем вести прицельный огонь по противнику, только когда он приблизится к нам на расстояние 80 метров. Очевидно, нам стоило занять позиции ближе к «Централь II». Тогда бы у нас был лучший сектор обстрела, но в этом случае мы попали бы под обстрел французской артиллерии вместе с «Централь II».

В этот раз французы воюют мужественно. Когда становится темно, по всей линии фронта начинается бой с использованием ручных гранат. Поскольку наш запас ручных гранат довольно ограничен, мы отбиваемся в основном винтовками и тяжелыми пулеметами. Ночь безлунная. Но и в свете осветительных ракет неприятеля нельзя разглядеть из-за дыма от разрывов гранат. Так как вражеские гранаты {138} падают недалеко от стоек наших орудий, можно предположить, что противник находится метрах в пятидесяти от нас. С различной степенью интенсивности бой продолжается всю ночь. Все попытки французов пойти на штурм захлебываются под огнем моих бойцов.

Начинает светать, и мы обнаруживаем в пятидесяти метрах от нас идущую по всему фронту насыпь из мешков с песком. За ней ведутся работы по окапыванию. Если ночью нас донимала французская пехота, то теперь на смену ей пришла артиллерия. Шквал огня обрушивается, к счастью для нас, через наши позиции на «Централь I» и «II». Лишь иногда взрывы происходят вплотную за нами, и еще реже «заблудившийся» снаряд падает на нашей передовой линии. В этот день здесь можно чувствовать себя относительно в безопасности. Напротив, подносчикам еды и тем, кто занимался доставкой материалов и боеприпасов, а также строящим соединительные траншеи рабочим группам не позавидуешь.

В следующие дни мы углубили наши окопы до двух метров. Начали строить маленькие, на 1–2 человек, укрепленные досками ниши-убежища, а также монтировать железные щиты и доты для стрельбы из-за мешков с песком. На передовой потери от артиллерийского огня были незначительными, в то время как в находящихся день и ночь под огнем соединительных траншеях ежедневно имелись жертвы вражеских снарядов.

Собранные для наступления 30 июня мощные артиллерийские силы сразу после его успеха были переведены на другой участок фронта. Наша собственная слабая артиллерия не могла теперь из-за нехватки боеприпасов обстреливать даже доступные {139} цели. Но, по крайней мере, на участке полка на передовой линии имелся артиллерийский наблюдатель, что для нас, пехотинцев, было немаловажно.

В начале июля неприятель каждый день обстреливает тяжелыми минами наши позиции. Его минометы установлены так выгодно, что могут достать фланкирующим огнем большую часть наших позиций. Поскольку боковое рассеивание устроенных довольно просто минометов достаточно ограничено, зачастую следует прямое попадание в окоп. К сожалению, не всегда удается вовремя покинуть опасное место, и тогда большие потери неизбежны. Некоторые бойцы погибали просто от ударной волны разорвавшейся недалеко от них многокилограммовой мины.

В июле я временно, на пять недель, замещаю командира 10-й роты. На этом же участке находятся 4-я и 6-я роты. Мы, командиры рот, вместе разрабатываем единый план устройства бомбоубежищ на глубине 8 метров под землей с множеством выходов. Через них днями и ночами ведется беспрерывная работа по закладке мин. Офицеры периодически тоже участвуют в этой напряженной работе. Это взбадривает.

В эти дни нередко случается, что в течение одного часа французская тяжелая артиллерия сравнивает с землей позиции целой роты. Маленькие, подпертые досками ниши, складываются как карточный домик под тяжелыми снарядами. Нам везет, что французы всегда придерживаются одного плана. В основном они начинают с левого фланга участка роты. Поскольку попытки удержаться под таким огнем приводят лишь к большим потерям, я приказываю немедленно оставить опасные участки {140} и жду, когда огонь будет перенесен в сторону или назад. Если бы французы осмелились после артиллерийского обстрела пойти на штурм наших позиций, мы бы снова отбросили их контратакой — в ближнем бою мы чувствовали превосходство над ними.

К неприятельским позициям, лежащим в 50 метрах от нас, мы прорываем короткие сапы и, как и у «Централь», минные штольни. В начале августа моя рота должна была сменить 12-ю роту на укреплениях «Мартине», которая понесла днем раньше тяжелые потери, подорвавшись на минах во время штурма. Смена происходит ранним утром без происшествий. Сразу после этого французы открывают артиллерийский огонь. Съежившись среди еще остающихся лежать убитых французов, мы переживаем несколько весьма неприятных моментов. Через пару минут огонь несколько стихает, и мы лихорадочно начинаем углублять наши позиции. Как только мы дойдем до глубины в 180 сантиметров, будет сделано много маленьких ниш-укрытий в передней стенке окопа и тогда полевые орудия французов нас не достанут. Я и отсюда хочу вывести в целости как можно больше своих парней.

Несмотря на частый и сильный беспокоящий огонь артиллерии, благодаря усердной работе удается смениться с позиций без потерь убитыми и тяжелоранеными.

В начале августа я сдал роту и получил свой первый двухнедельный военный отпуск.

Размышления: Чтобы ввести противника в заблуждение о времени начала наступления 30 июня у Аргоннс-ких укрепленных позиций была проведена 3,5-х часовая артиллерийская и минометная подготовка с многочисленными паузами. Несмотря на сильнейший огонь, удалось {141} разгромить не все вражеские позиции, некоторые пулеметные точки отстреливались во время самого штурма.

Снова проявилась могучая наступательная мощь немецкой пехоты. Не удовлетворившись поставленной на 30 июня целью, пехота захватила и следующие французские позиции. Это произошло настолько внезапно, что были взяты в плен находящиеся там командир и адъютант французского батальона. После успешного наступления быстро перестроились на оборону. При этом старались избегать использования французских позиций, потому что они в деталях были известны противнику. Заранее перед началом наступления были созданы отряды для подноса боеприпасов и шанцевого инструмента. Французская артиллерия беспокоящим огнем в течение многих часов мешала их доставке на передовую линию и прервала полевую связь.

Контратаки неприятеля вечером и ночью на 1 июля, проводимые из ближайшего соседства, отражались в основном винтовками и пулеметами, изредка гранатами.

До рассвета французская пехота окопалась в 50 метрах от нашей передовой линии, укрывшись за насыпью из мешков с песком. Вероятно, эти мешки были принесены еще во время атаки, или части тылового обеспечения поднесли их после провала атаки.

Во время артподготовки наступления противника отдельные участки наших позиций оставлялись с целью избежать потерь от сильного вражеского обстрела. Действующие сейчас инструкции по обороне предусматривают локальный отход части стрелковой роты, при подавляющем огне по приказу командира.

Наступление 8 сентября 1915 года

После возвращения из отпуска мне доверили командование 4-й ротой, которая уже через несколько дней должна была идти в наступление на правом фланге полка. Я принимаю роту на резервных позициях в Шарлоттентале. После личного ознакомления с местом исходных позиций и с участком наступления я занимаюсь с ротой отработкой приемов атаки на старых позициях рядом с Шарлоттенталем. Так за несколько дней у меня вырабатывается чувство локтя с ротой, и я могу полностью положиться на них при выполнении нашей сложной задачи. Я очень сожалею о том, что мое командование в этой доблестной роте опять будет недолгим. По возрасту я слишком молод, чтобы быть постоянным командиром роты.

5 сентября, еще до рассвета, моя команда в боевом настроении переходит по соединительным траншеям на передовую. Под позиции, которые мы перенимаем у 123-го гренадерского полка, уже ведут подкопы французы. Явно слышна непрерывная работа вражеских минеров. Мы надеемся, что противник не закончит прокладку штолен до начала нашего наступления. Мы предпочитаем честный бой один на один вероятности взлететь на воздух. Медленно тянутся три дня, в течение которых под нами продолжается активная работа.

8 сентября в 8.00 наша артиллерия и минометчики открывают огонь по находящимся всего в 40–60 метрах от нас укреплениям противника. По массированности и мощи он не идет ни в какое сравнение с артподготовкой перед штурмом «Централь». Французская артиллерия отвечает шквальным ответным оборонительным огнем. Мы {143} забиваемся в маленькие, неукрепленные ниши на 2–3 человека и пережидаем ведущуюся над нами перестрелку. Земля дрожит от постоянных мощных разрывов. Вниз падает дождь из комьев земли, осколков и веток. Толстые аргоннские дубы с корнями вырываются и с грохотом рушатся на землю. Французских минеров больше не слышно. Значит ли это, что они завершили свою работу?

Время от времени я обхожу участок роты, чтобы посмотреть как дела у моих парней. При этом меня чаете» кидает на землю взрывной волной от рвущихся рядом с нашими позициями тяжелых мин и снарядов. Выглядываю из окопа и смотрю на расположение противника: от земли поднимаются огромные облака дыма, в воздухе кружатся балки, комья земли, мешки с песком, фашины, падают выкорчеванные взрывами деревья, серо-голубое облако окутывает задние части вражеских сооружений.

Такая артподготовка продолжается три часа — для нас в этом бурлящем котле невообразимо длинное время! Наконец стрелка подходит к 10.45.

Три штурмовых отряда роты выходят из укрытий и, согнувшись, расходятся по своим местам. Сверяем часы. Наступление должно начаться с точностью до секунды в 11.00. Подтягиваются инженерные части, подносчики боеприпасов и материалов. Я еще раз указываю каждому отряду его цели, находящиеся в 200 метрах за передовой линией противника, и еще раз подчеркиваю, что они должны прямиком идти на штурм этих целей. Уничтожением неприятеля на промежуточном участке займутся следующие во второй линии части роты. Мы еще раз подробно обсуждаем действия после завершения штурма, как удержать захваченные

позиции, каким образом поддерживать связь, управление огнем и т. д.

Тем временем огонь достигает максимальной интенсивности, 210-мм снаряды и мины среднего и тяжелого калибра разносят укрепления противника. Трудно себе представить, что в этом адском огне на той стороне осталось хоть одно живое существо. Еще 30 секунд! Готовые к рывку бойцы переползают в воронки. Еще 10 секунд! Последние мины падают недалеко от нас во вражеские окопы. До того как дым успевает рассеяться, штурмовые отряды и роты через брустверы беззвучно устремляются на противника и бегут так, как мы это отрабатывали на местности днем раньше, {145} через дым и гарь в направлении цели. Великолепная картина!

Они не обращают внимания на группы французов, которые с перепуганными лицами выходят, подняв руки, из ближайших окопов. Пробегая мимо, они лишь знаками показывают пленным путь к нашим исходным позициям. Штурмовые отряды устремлены к своим целям, а части второй линии под руководством фельдфебеля роты занимаются приемом пленных.

Я нахожусь в составе правого штурмового отряда. В течение нескольких секунд мы добегаем до поставленной цели, которая находится позади вражеских окопов. Инженерные отряды следуют вплотную за нами. До сих пор еще никто не ранен. Поскольку мы пошли в атаку безмолвно и воздержались от обычного «ура», гарнизон французских укреплений был застигнут совершенно врасплох в своих убежищах и штольнях. Будучи уверенными, что им не остается никакого другого выхода, как только выйти, они сдаются без боя после первых же требований. Из дальних окопов открывают пулеметный огонь, и мы вынуждены уйти в укрытия. Мы перекатываемся налево в окопы и устанавливаем связь с соседним штурмовым отрядом. Через несколько минут у нас уже есть связь с левым штурмовым отрядом и с соседней ротой слева (2-я рота).

Начинается энергичная работа по подготовке захваченных позиций к обороне. Вскоре все ведущие в сторону противника траншеи перекрыты мешками с песком. Созданы запасы боеприпасов и гранат. Французская артиллерия обстреливает теперь участок вплотную к занятой нами линии, и огонь настолько плотный, что связь с исходным пунктом прерывается на многие часы. Вражеские пулеметы {146} делают невозможным любое движение вне окопов и полностью парализуют этим доставку новых запасов. Затем французская пехота издает крик, призывающий к контрнаступлению. Наш сектор обстрела не превышает в ширину ста метров, но этого оказывается достаточно, чтобы быстро остановить атаку неприятеля вне позиций. В самих окопах, в местах, где мы их перекрыли мешками с песком, завязываются бои с применением гранат. Но и здесь нам удается без труда одержать верх. Местность имеет небольшой уклон в сторону врага, и поэтому наши гранаты летят на большее расстояние.

Во время самой атаки из-за неосторожно брошенной своими же гранаты в одном из штурмовых отрядов пострадало 5 человек. Огонь французов после атаки увеличил наши общие потери до 3 убитыми и 15 ранеными. Особенно трудным оказалось наладить обеспечение отрядов после наступления. Боеприпасы, материалы, пищу надо было доставлять через участки местности, которые находились под постоянным обстрелом французских пулеметов и гранат. Соединительные ходы к исходным позициям еще только предстояло прорыть. Контакта справа пока тоже еще не было.

Я вношу предложение — наступающей ночью резервная рота из 80 человек под моим началом выроет стометровую траншею, что будет кратчайшим путем до наших предыдущих позиций. Так как эта работа будет вестись в 40–50 метрах от линии французских укреплений, то я приказываю отрядам материального снабжения подготовить большое количество мешков с песком и стальных щитов. Я кое-чему научился 30 июня у французов.

Мы начинаем работу около 22.00. Хотя неприятель еще не успокоился и нервничает, стреляет {147} почти беспрерывно из пулеметов и периодически освещает участок перед собой, мы вынуждены начать уже сейчас, иначе не успеем завершить траншею за одну ночь. Сначала я приказываю соорудить с обеих сторон насыпь из мешков с песком высотой 40 сантиметров. Бойцы, которые занимаются этой работой, лежа на спине цепочкой передают вперед мешки, так поднимается насыпь. Работа очень тяжелая. Несмотря на вражеский огонь, который, впрочем, уже не может достать лежащих за мешками солдат, стена быстро вырастает с обеих сторон до 15 метров в длину. Затем мешки кончаются. Остающуюся открытой брешь в 70 метров закрываю следующим образом: я раздаю большой части бойцов стальные щиты, ползу с ними до бреши, и там создается защитная линия. Как только боец добирается до своего места, он ставит перед собой стальной щит и начинает за ним окапываться. Винтовка и гранаты лежат рядом. Все это движение не проходит беззвучно. Противник пускает осветительные ракеты и стремится засыпать нас градом пуль и осколками снарядов. Последние до нас не долетают, а стрельба пехоты за стальными щитами мало беспокоит. Но все же нам не совсем уютно под этим фейерверком. Всю ночь за нашим скудным укрытием мы продолжаем углубляться в землю. Когда наступает утро 9 сентября, соединительная траншея в 180 сантиметров глубиной готова на всем участке. Во время этой работы мы наткнулись на одного убитого из 1-го батальона, который лежал между двумя линиями фронтов с 30 июня.

Когда я собирался лечь отдохнуть после тяжелой, напряженной работы, к нам прибыл командир батальона, а вскоре за ним и командир полка, чтобы лично ознакомиться с новыми позициями. Успех {148} наступления 4-й и 2-й рот весьма впечатляющ. Поставленные задачи выполнены. В плен взято 2 офицера, 140 солдат, захвачено 16 минометов, 2 пулемета, 2 буровых установки, 1 электромотор. Радость 4-й роты омрачена смертью лейтенанта резерва Стёве, который был прикомандирован в качестве офицера связи к 123-му пограничному полку и уже имел в кармане отпускной билет.

Вскоре после наступления я должен был сдать 4-ю роту и на несколько недель принять командование 2-й ротой. С тяжелым сердцем я расстаюсь с 4-й ротой, с которой у меня было прекрасное взаимопонимание. Некоторое время я провожу со 2-й ротой в укреплении «Кронпринц» — защищенном от снарядов укрытии, которое служит одновременно и запорной позицией в 150 метрах позади передовой линии. Там я узнаю о присвоении мне звания обер-лейтенанта и вскоре после этого о моем переводе в новое подразделение — горнолыжную часть, которая будет формироваться в Мюнсингене. Расставание с боевым полком, в чьих рядах я провел немало трудных боев, с моими бравыми бойцами и с политой кровью аргоннской землей дается мне тяжело. Битва в Шампани находится в полном разгаре, когда я в середине сентября уезжаю из Бинарвилля.

Размышления: Со вновь принятой ротой я тщательно отработал на местности план штурма 8 сентября. После прекращения огня на поражение с точностью до секунды три штурмовых отряда должны перейти в атаку, без криков «ура» пробежать ближайшие позиции неприятеля и захватить находящиеся в 200 метрах цели. Зачистка позиций была делом следующих во второй и третьей линиях частей роты.

Вопреки моему приказу, во время атаки одна из групп {149} бросала ручные гранаты, ранив при этом 5 человек. (Единственные потери во время самого штурма.) Урок: во время штурма нельзя бросать перед собой гранаты, в зону их действия могут вбежать свои же наступающие бойцы. Была достигнута полная внезапность для противника. Мы преодолели его передовую линию, прежде чем он успел схватиться за оружие. Мы выросли как из-под земли перед находящимися в дальних окопах французами. Поэтому налицо сравнительно большое число взятых в плЬн.

После атаки быстрая перестройка на оборону, на этот раз с использованием имеющихся позиций. Последовавший очень скоро контрудар был отбит. После наступления рота опять в течение многих часов была отрезана от основных сил артиллерийским и пулеметным огнем. При восстановлении связи в условиях непосредственной близости от винтовок противника хорошую службу сыграли мешки с песком и стальные щиты.

Позиционная война в Верхних Вогезах в 1916 году
Маневренная война в Румынии в 1916–1917 годах

Новое формирование

В начале октября 1915 года майор Шпроссер формирует Вюртембергский горный батальон (ВГБ), состоящий из шести стрелковых рот и шести горно-пулеметных взводов. Меня назначают командиром 2-й роты. Начинается время большой работы. Рота состоит из 200 молодых, имеющих боевой опыт солдат различных родов войск, собранных из всевозможных войсковых частей Западного фронта. За несколько недель из них нужно сделать стрелков, способных вести боевые действия в горных условиях. И хотя в своей разномастной форме они представляют весьма пеструю картину, но с первого дня у них отличный настрой. Все с полной отдачей относятся к по-настоящему строгой и напряженной службе. Полученная позже новая форма довольно изящна.

В конце ноября командир батальона провел смотр роты, и остался весьма доволен нашей подготовкой. Декабрь мы провели в Арльберге, где в горных условиях проводилась лыжная подготовка¹⁴. {151}

На Арльбергском перевале 2-я рота размещалась в приюте Святого Кристофа¹⁵. С самого утра до наступления темноты мы на лыжах с выкладкой или без находись на склонах. Вечерами все собирались в комнате для гостей. Ротная капелла под руководством отца Хюгеля играла свои новые сочинения, звучали горные песни. Это так сильно отличалось от того, что было несколько недель назад в Аргоннах! Таким образом вскоре я узнаю своих людей и в неслужебной обстановке, и связь между командиром и его Солдатами становится теснее.

Дополнительное австрийское снабжение сигаретами и вином нам по вкусу. Мы заслужили его ежедневной тяжелой работой. Рождество отмечаем весело.

Хорошее время проходит быстро. Через четыре дня после Рождества грузовой поезд увозит нас на запад; то есть не туда, куда мы надеялись, — на итальянский фронт. На Вогезском фронте 2-я рота в новогоднюю ночь перенимает от баварского ландвера участок Хильзенфирст — Юг¹⁶. На улице дождь и ветер.

Новый участок роты имеет ширину в 1800 метров и разницу высот между правым и левым крылом в 150 метров. Перед позициями находится мощная полоса заграждений, среди которых есть одно, которое ночью находится под током. При таком масштабе невозможно равномерно расставить бойцов {152} по всей ширине позиций. На отдельных особо подходящих местах обустраиваются опорные пункты. Каждый из них становится небольшой крепостью с возможностью вести оборону на все стороны, с запасом боеприпасов, пищи и воды. При прокладке штолен учитывается аргоннский опыт: минимум два выхода, прочные перекрытия.

В отличие от Аргонн, неприятельские позиции здесь не лежат на расстоянии броска гранаты, и только на правом фланге и в центре (в так называемой французской Кёпфле) приближаются к нам примерно метров на сто. Другие участки вражеских позиций находятся намного дальше на краю лесного массива.

Кроме нескольких снарядов и периодического беспокоящего огня из пулеметов, противник не очень дает о себе знать. Но мы сильно страдаем от погодных условий. За весну и лето мы узнали, что такое грязевые, пропеченные солнцем позиции у селений Илиенкопф и Меттле. В это время усиленными темпами ведется подготовка новой смены офицерского состава.

В сентябре рота переходит на новые позиции на северном склоне Хильзенфирст. Французы стоят здесь ближе. Каждый день по нам ведут сильный артиллерийский и минометный огонь.

«Дело» у Лаченкёпфле

В начале октября разные роты батальона, среди них и 2-я, получили задания провести операции с целью захвата пленных. До сих пор я старался не втягивать роту в такого рода мероприятия, поскольку знал на опыте боев в Аргоннах, что они бывают крайне тяжелыми и приводят к большим потерям. {153} Но теперь, когда получен такой приказ, я со всей ответственностью принимаюсь за выполнение этой задачи.

Сначала с вице-фельдфебелями Бюттлером и Колльмаром вечером идем изучить возможность подступа к вражеским позициям. Мы крадемся и ползем по высокому и местами густому еловому лесу в направлении французского дозорного поста, который находится на высшей точке поднимающейся в сторону неприятеля лесной дороги. В 50 метрах от поста мы осторожно переходим поросшую травой и сорняками дорогу и медленно, как улитки, ползем по придорожному кювету к заграждениям противника. Крайне осторожно специальными ножницами режем плотные мотки колючей проволоки. Уже темнеет. Периодически слышно, как в нескольких метрах выше нас двигаются французские дозорные. Видеть их или сам пост мы не можем, между нами находятся заросли кустов. Медленно продвигаемся сквозь плотно установленные проволочные заграждения. Нам удается перерезать только нижние провода.

Теперь мы все трое в середине проволочной полосы. Колючая проволока обвивает нас, как паутина. Вдруг французский дозорный левее нас начинает проявлять беспокойство, он постоянно откашливается и кашляет. Боится? Может быть, он что-то услышал? Если он бросит в кювет одну гранату, нам всем троим конец. Мы не можем и пошевелиться в этой проволоке, а не то что оказать сопротивление. Мы затаили дыхание.

Тянутся тревожные минуты. Когда дозорный опять успокаивается, я медленно отвожу разведгруппу назад. Стало совсем темно. Когда мы ползем по густому подлеску, под нами трескаются {154} несколько веток. Противник поднимает по тревоге весь гарнизон и начинает обстрел из пулеметов и ружей всего пространства между позициями. Тесно прижавшись к земле, мы пережидаем летящий над нами град из пуль. Наконец мы невредимыми добираемся до наших позиций. Таким образом, становится ясно, что здесь, в условиях лесистой местности, наша операция будет чрезвычайно сложной.

На следующий день я изучаю возможности приближения к позициям противника в Лаченкёпфле. Здесь условия намного более благоприятные. По заросшим травой лесным прогалинам можно в темноте, не поднимая шума, подобраться к вражеским заграждениям. Однако они здесь особенно усилены и состоят из трех линий. Чтобы перерезать эти линии, потребуется многочасовая напряженнейшая работа. Сами позиции неприятеля находятся в 150 метрах от этих проволочных линий. В результате долгого наблюдения днем и ночью с различных точек было установлено, что на Лаченкёпфле находятся два вражеских дозорных поста. Один стоит примерно в середине лесной прогалины в укрытом дозорном пункте, другой на 60 метров выше, на скале, откуда хорошо просматривается и обстреливается окружающая местность. Эту часть своего предполья противник редко обстреливает беспокоящим огнем¹⁷.

Планируемая операция на такой открытой, незащищенной местности может быть проведена только очень темной ночью.

В следующие дни и ночи мы занимаемся изучением {155} возможностей подступа к позициям противника на Лаченкёпфле и наблюдаем за привычками на двух дозорных постах. При этом мы тщательно избегаем всего, что могло бы навести врага на мысль о предстоящей операции.

После оценки результатов наших наблюдений я разрабатываю план операции. На этот раз мы не будем подбираться напрямую к дозорным постам противника, а пройдем через проволочное заграждение между двумя ними, дойдем до вражеских окопов и затеем снимем посты, приблизившись сбоку или даже сзади. Для этого штурмовой отряд должен насчитывать не менее 20 человек, потому что после достижения окопов противника он должен будет разделиться. Для того, чтобы после удачного исхода дела обеспечить штурмовому отряду отход даже в случае возможной схватки с более сильными частями вражеского гарнизона в окопах, я выставляю перед каждым из постов по инженерно-саперному отряду¹⁸. Они должны незаметно пробраться до заградительной полосы и лежать перед ней без действия до тех пор, пока штурмовой отряд или не начнет зачистку вражеских окопов пистолетами и ручными гранатами, или — если удастся желаемое бесшумное снятие вражеских постов — до того, как получат знак из захваченных дозорных постов. Тогда этот отряд должен прорезать проходы в колючей проволоке и таким образом обеспечить штурмовому отряду кратчайший путь отхода. Подробно я обсуждаю операцию с младшими командирами, используя схемы и выходя из окопа на местность. Каждый отряд занимается подготовкой к своему

заданию на тренировочных сооружениях позади позиций.

4 октября 1916 года стоит холодный, неприветливый день. Сильный северо-западный ветер несет обрывки облаков над нашими позициями, находящимися на высоте в 1000 метров. К вечеру ветер {157} переходит в ураган, тучи разражаются проливным дождем. Именно такой погоды я ждал для начала операции. Французские дозорные сейчас наверняка втянули головы, подняли воротники шинелей, отошли в самый дальний защищенный угол своих будок и поэтому слышат теперь хуже. Кроме того, свист ветра будет перекрывать некоторые шумы при продвижении отрядов и при перерезке проволоки. Я докладываю майору Шпроссеру о моем решении провести операцию наступающей ночью и получаю его рдобрение.

За три часа до полуночи с тремя отрядами я покидаю свои позиции. Темно, хоть глаз выколи, ураганный ветер и дождь! По-пластунски мы движемся к позициям противника. Вскоре инженерно-саперные отряды под командованием вице-фельдфебеля Колльмара и ефрейтора Штеттера сворачивают направо и налево. Лейтенант Шаффердт, вице-фельдфебель Пфайффер и я ползем с проволочными ножницами впереди штурмового отряда. Остальные 20 человек следуют за нами цепочкой, сохраняя между собой дистанцию в три шага. Бесшумно мы продвигаемся ползком в сторону противника. Ветер завывает и стегает нас по лицу дождем. Скоро мы промокаем насквозь. Напряженно вслушиваемся в ночь. Впереди слева раздаются одиночные выстрелы, то тут, то там пролетает осветительная ракета. Неприятель впереди нас ведет себя спокойно. Ночь такая темная, что можно разглядеть контуры лежащих вокруг валунов только с расстояния 5 метров.

Вот мы у первой полосы проволочного заграждения. Начинается тяжелая работа. Один из нас троих оборачивает каждый провод тряпкой, только потом вступают в дело ножницы. Другие берут провод {158} с двух сторон, чтобы ослабить на нем напряжение, и аккуратно перерезают. Концы обрезанной проволоки продолжают держать и осторожно загибают назад. Нельзя, чтобы они спружинили назад, потому что это произведет шум. Все это было заранее отработано.

Периодически мы делаем паузы и внимательно вслушиваемся в ночь. Затем продолжаем утомительную работу. Сантиметр за сантиметром таким способом мы прорезаемся вперед сквозь высокое, широкое и густо сплетенное французское заграждение из колючей проволоки. Мы вынуждены ограничиться проходом только сквозь нижние витки проволоки.

Часы напряженной работы! Время от времени все же слышен скрежет проволоки. Тогда мы прерываем работу и в течение нескольких минут вслушиваемся в темноту. Дело уже идет к полуночи, когда мы проходим через вторую линию заграждений. От позиций противника нас отделяет теперь 30 метров. К сожалению, ветер и дождь несколько утихли, и стало даже несколько светлее. Перед нами видна сплошная линия высоких рогаток, обмотанных колючей проволокой. Каждая стойка длинная и тяжелая, а густо намотанная проволока настолько толстая, что наши ножницы не берут ее. Мы отползаем на несколько метров вправо и пытаемся растащить в стороны две рогатки. Это вызывает сильный шум. Нас пронзает страх с головы до пят. Если только расположенные в 30–50 метрах неприятельские посты не спят, они должны поднять тревогу.

На той стороне все остается спокойно. Я решаю больше не пытаться растащить, вероятно, прочно {159} скрепленные между собой рогатки. После недолгих поисков мы обнаруживаем выше слева, в одной из воронок от снарядов, лаз под линией рогаток. Мы осторожно пробираемся через него и всего в нескольких метрах натыкаемся на край вражеских позиций.

Опять начинается проливной дождь. Мы втроем находимся теперь между позициями и заградительной линией. По дну окопа бежит вода вниз в сторону долины. Первый боец штурмового отряда начинает осторожно пролезать под рогатками. Остальные остаются лежать позади, некоторые еще под первой и второй линией колючей проволоки. Вдруг мы слышим во вражеском окопе слева шаги. Несколько французов поднимаются с той стороны в нашем направлении. Медленно и равномерно отдаются их шаги в ночи. Судя по всему, они не знают, что мы здесь. Их немного, я думаю трое или четверо. Окопный патруль? Что делать? Пропустить или напасть? Маловероятно, что такая схватка пройдет бесшумно. Будет борьба. Один на один. Один крик, один выстрел поднимут по тревоге весь гарнизон неприятельских позиций. Наш штурмовой отряд не сможет поддержать нас, так как еще лежит под линиями заграждения. С самим патрулем мы бы справились, но потом вступит в бой весь гарнизон и начнет обстреливать заградительные линии. Отход тогда будет связан с большими потерями, а вынос раненых практически невозможен. Я быстро взвешиваю за и против, затем принимаю решение пропустить неприятеля.

Я сообщаю о решении находящимся со мной Шаффердту и Пфайфферу. Мы залегаем, замаскировавшись у самого края окопа. Прежде всего, надо спрятать лицо и руки. Отползти назад мешают

рогатки. Если идущие сверху французы будут внимательны, они должны нас заметить. Готовые к бою, если все же, вопреки нашему плану, дело дойдет до столкновения, мы ждем приближающихся противников. Их шаги звучат равномерно, они тихо переговариваются. Тянутся тревожные секунды! Не останавливаясь, французский патруль доходит до нас — и проходит дальше. Звук шагов затихает дальше в окопах, мы глубоко выдыхаем. {161}

Еще несколько минут мы выжидаем, не повернет ли патруль вдруг обратно. Только тогда мы осторожно, по одному, проскальзываем во вражеские окопы. Дождь закончился, только ветер свистит над голым склоном. От того, что много бойцов друг за другом скатывались в окоп, из стен выбиваются камни вперемешку с землей и катятся вниз по каменным ступеням. Опять несколько минут тревожного ожидания.

Разделяемся на две части. Лейтенант Шаффердт сворачивает ниже к долине, вице-фельдфебель Шропп вверх по склону, с каждым из них по 10 солдат. Я иду со Шроппом. Мы бесшумно вскарабкиваемся по круто идущей вверх траншее. Только несколько десятков ступеней отделяют нас от нашей цели — дозорного поста на скале. Заметил ли неприятель уже что-нибудь? Мы останавливаемся, прислушиваемся. Вот слева ударяется что-то в заграждение, сразу за этим справа — в край окопа. С грохотом взрываются ручные гранаты! Передовая группа штурмового отряда подается назад, за ней недалеко находится остальная часть отряда. Если мы не атакуем немедленно, мы пропали. Так что вперед! Мы бросаемся на врага и избегаем тем самым его гранат. Моего коневода Штирле, которого я впервые взял на операцию, схватил за горло вражеский солдат. Унтер-офицер Нотхакер стреляет в француза из пистолета. Затем мы обезвреживаем еще двух дозорных. Одному французу удается сбежать.

Мы спешно ищем при свете фонариков убежище в стенах окопов. Одно мы обнаруживаем пустым, во втором, судя по всему, полно французов. С унтер-офицером Квандтом мы пробираемся в {162} него через отверстие всего 60 сантиметров высотой, пистолет — в правой руке, фонарик — в левой. Вдоль стены сидят шестеро вооруженных и готовых к бою солдат противника. После недолгих переговоров они сдают оружие. Для нас было бы безопаснее уничтожить весь блиндаж с находившимися там французами одной гранатой. Но это противоречило бы нашей задаче взять пленных.

Лейтенант Шаффердт докладывает о взятии двух пленных и отсутствии собственных потерь. Инженерно-саперный отряд усердно работал во время боя и проделал в колючей проволоке проходы для отступления.

Поскольку цели операции полностью достигнуты, я отдаю приказ отходить. Мы должны уйти, прежде чем к схватке подключатся французские резервы.

Без проблем со стороны врага мы добираемся с одиннадцатью пленными до наших позиций. Еще больше радует то, что с нашей стороны нет ни одного пострадавшего. Только у ефрейтора Штирля небольшая рана от осколка гранаты. Благодарность со стороны начальства не заставила себя ждать.

Следующий день, к сожалению, потребовал жертву. Прекрасно проявивший себя вице-фельдфебель Колльмар был убит выстрелом французского снайпера на одном из спокойных мест нашего участка. Это существенно испортило нашу радость от успеха на Лаченкёпфле.

После этого наши дни здесь были уже сочтены. Верховное командование сухопутных войск подготовило для Вюртембергского горного батальона другие задачи. Во второй половине октября мы уезжаем на восток.

На перевале Шкурдук

В августе 1916 года фронт Тройственного союза выдержал мощное наступление армий Антанты. Англичане и французы пытаются летом добиться решающего перелома и ведут в бой огромные силы. На залитых кровью полях вокруг Вердена вновь разгорается пламя боев. На Востоке фронт еще не оправился от Брусиловского наступления¹⁹, которое только австрийским союзникам стоило полумиллиона солдат. В Македонии под ружьем стоят 500 000 солдат генерала Саррайря²⁰. А на итальянском фронте 6-я битва {164} при Изонцо кончилась потерей Горицевских высот и города Горица²¹. Противник уже вооружается здесь для нового удара. {165}

В это время на карте появляется еще один противник — Румыния. Ее правители думают, что пришло время своим вступлением в войну обеспечить быструю победу Антанты, и надеются получить щедрое вознаграждение от союзников. 27 августа 1916 года Румыния объявляет войну Тройственному союзу. Полмиллиона румынских солдат переходит пограничные пункты и начинает военные действия в районе Зибенбурген²².

Когда ВГБ в конце октября прибывает в Зибенбурген, уже одержаны славные победы у Дробуджи, Херманнитадта и Кронштадта; румыны отброшены назад за их границу. Но полной определенности еще нет. Русские идут на помощь румынской армии, которая всего несколько недель назад перешла границу с такими дерзкими надеждами.

У Пуи ВГБ выгружается, дальше не проехать — железнодорожная линия на Петрошани взорвана. По заезженным, разбитым дорогам, забитым к тому же многочисленными колоннами всех видов войск, мы совершаем утомительный марш в Петрошани. Для быстрейшего продвижения вперед нами был использован следующий метод: первые ряды роты идут с примкнутыми штыками. Они расчищают место в том хаосе, который периодически перекрывает дорогу. Машины роты слева и справа сопровождаются стрелками. Где лошадиные силы грозят увязнуть в земле, берутся за дело сильные {166} мужские руки. Так и движемся вперед — медленно, но уверенно.

Нам навстречу идут пленные румыны в высоких остроконечных меховых шапках.

Только после полуночи 2-я рота доходит до Петрошани и устраивается на короткий ночлег в здании школы, на голых досках пола. Ноги ноют от долгого марша. Но уже до рассвета 2-ю и 5-ю роту погружают на грузовики. Через Лупени мы едем на юго-запад к находящемуся в опасном положении горному фронту.

Несколько дней назад неудачей закончился прорыв II-й Баварской дивизии через перевалы Вулкан и Шкурдук. Части артиллерии и пехоты после ожесточенного боя за выходы из гор были оттеснены от проходов и подорваны. В настоящее время пограничный горный хребет удерживает Кавалерийский корпус Шметтова. Если румыны опять ударят, то его немногочисленные силы не смогут продержаться.

После многочасовой поездки на грузовиках мы выгружаемся в Хобикорикани. Оттуда мы выступаем в составе Кавалерийской бригады, к которой приписаны, в направлении высоты 1794. Мы поднимаемся вверх по узкой тропе. С собой несем тяжелую поклажу — продукты на четыре дня. Офицеры тоже несут свои рюкзаки. Вьючных лошадей и зимнего горного снаряжения у нас нет.

На протяжении многих часов мы поднимаемся вверх по крутым склонам. Навстречу попадаются отдельные бойцы, среди которых и офицеры, из участвовавших в сражении баварских войсковых частей. Нервы у них, судя по всему, на пределе. По их рассказам ясно, что самое трудное им пришлось пережить после сражения. Большая часть их товарищей была убита румынами в ближнем бою. Они, {167} немногие уцелевшие, в течение многих дней блуждали по диким лесам в горах и, наконец, им удалось перебраться через пограничный горный хребет. О румынах они отзываются как о диких и опасных противниках.

Ближе к вечеру мы доходим до командного пункта участка (полковник Р.), расположенного на высоте в 1200 метров. Пока бойцы занимаются приготовлением пищи, капитана Гёсслера (командир 5-й роты) и меня вводят в курс дел, и мы получаем приказ немедленно продолжить марш, чтобы еще до ночи дойти до высоты 1794, занять находящиеся там позиции и произвести разведку местности на юг через Мунселул и Прислоп. От посланного два дня назад на юг через Мунселул разведэскадрона нет никаких вестей. На высоте 1794 должны находиться пункт полевой связи и отряд коноводов с запасными лошадьми. О соседях справа и слева данных нет.

Когда мы выступаем, начинается дождь. Поднимаемся вверх к высоте 1794, не имея знакомого с местностью проводника. Дождь усиливается, приближается ночь, становится абсолютно темно. Холодный дождь переходит в ливень, мы промокаем до последней нитки. Дальше двигаться по обрывистым, каменистым склонам невозможно. Мы становимся биваком по обе стороны горной тропы на высоте около 1500 метров. Но в нашей мокрой одежде невыносимо лежать в таком холоде. Все попытки разжечь костер из растущей здесь же горной сосны остаются неудачными из-за хлещущего дождя. Закутанные в покрывала и плащ-палатки, мы дрожим от холода и жмемся друг к другу. Едва дождь немного стихает, мы опять пытаемся разжечь огонь. Но {168} сырые сосновые ветки только дымят, не давая никакого тепла.

Медленно, одна за одной, тянутся минуты этой ужасной ночи. После полуночи дождь прекращается, но сильный ледяной ветер не дает нам спокойно сидеть в мокрой одежде. Мы притоптываем от холода вокруг дымящегося костра. Наконец становится достаточно светло, чтобы продолжить подъем. Вскоре мы входим в зону снега.

Когда мы достигаем высоты, наша форма и поклажа на спинах замерзли. Температура опустилась ниже нуля. Над покрытой толстым слоем снега высотой 1794 дует ледяной ветер. Позиций, о которых нам рассказывали, не существует. Маленькая дырка в земле, едва вмещающая десять человек, служит прибежищем для группы полевой связи. Правее стоят 50 лошадей, они дрожат от холода. Вскоре после нашего прихода начинается метель. Видимость снижается до нескольких метров.

Капитан Гёсслер описывает командиру участка ситуацию на высоте и пробует добиться, чтобы обе роты были отозваны назад. Но все ходатайства опытного альпиниста и доводы врача, который считает, что пребывание в снежную метель в мокрой одежде, без крова над головой, без огня, без горячей пищи приведет через несколько часов к переохлаждению и тяжелейшим заболеваниям личного состава, — все они остаются тщетны. Нам угрожают военным судом, если мы хотя бы на шаг сдвинемся с позиций.

С целью определить местонахождение пропавшего эскадрона в направлении Штерзуры через Мунселул посылается вице-фельдфебель Бюттлер. Горные стрелки ставят на снегу палатки. Разжечь огонь так и не удается. Хотя к вечеру выявляется {169} много случаев жара и рвоты, новые ходатайства перед начальством не помогают. Холод становится все более колючим. Вскоре бойцы уже не могут оставаться в палатках и пытаются, как и прошлой ночью, согреваться движением. Длинная, длинная зимняя ночь! Утром врач вынужден списать 40 человек в лазарет. По поручению капитана Гёсслера я отправляюсь к командиру участка, чтобы лично доложить о нашем положении. Мне удается добиться хотя бы того, чтобы о нашей просьбе — о немедленной смене — доложили выше. Когда я возвращаюсь назад на высоту 1794, капитан Гесслер полон решимости немедленно возвращаться назад с остатком роты, и будь что будет. 90% всего личного состава сейчас находится под медицинским наблюдением из-за обморожения и переохлаждения. Около полудня нам на смену подходит свежий отряд с вьючными лошадьми, дровами и т. д. Погода немного проясняется. Тем временем разведгруппа Бюттлера сообщает, что ими обнаружен разведэскадрон на одном из южных горных склонов. Там на 1000-метровой высоте держится приемлемая температура. Румын нигде не видно.

Через три дня рота опять готова действовать. При намного более благоприятной погоде и лучше снаряженные, мы совершаем подъем на Монселул. После привала на высоте 1800 метров мы движемся к Штерзуре, спускающемуся к северо-западному и северному предгорью Вулканических гор²³. Примерно в километре севернее Штерзуры рота занимает {170} передовые позиции. Мы выставляем три полевых дозора и готовим позиции вокруг поросшей лесом верхушки одного из холмов. На Штерзуре тоже начинается движение. Румыны, численностью до батальона, копают несколько параллельных линий позиций.

Столкновения с неприятелем, случающиеся в последующие дни, проходят без потерь с нашей стороны. Мы живем в палатках вплотную к нашим позициям. Вьючные лошади каждый день приносят провиант из долины с той стороны горного хребта. С отрядом Шпроссера и с дозорами установлена полевая связь. Справа от нас находится гора Арканулуи. На ее крутом юго-восточном склоне видны части застрявшей там артиллерии II-й дивизии. В двух километрах восточнее от нас на следующем холме стоят другие подразделения ВГБ. Внизу туман покрывает равнины и плещется, как море, между освещенных солнцем горных вершин трансильванских Альп. Поразительная картина!

Размышления: события на высоте 1794 показывают, насколько сильно погодные условия в горах могут повлиять на работоспособность и выносливость войск, особенно когда снаряжение укомплектовано нецелесообразно и неполно и нет подвоза. С другой стороны, это пример того, что солдату приходится выносить в боевых условиях. В таких условиях на высоте в 1800 метров для войск должны были находиться запасы дров или угля. На южных склонах Вулканических гор несколькими днями позже мы топили палатки маленькими жаровнями на углях, сделанными из консервных банок из-под нашей еды.

Штурм Лезулуи

В начале сентября румыны собирают крупные боевые силы у Кронштадта, где они ожидают немецкий удар в направлении Бухареста. Большую часть резерва они сосредоточили севернее Плоешти, не зная, что на перевалах Вулкан и Шкурдук разворачивается новая немецкая ударная группа под командованием генерала Кюне, задача которой — вторгнуться в Валахию и с запада подойти к Бухаресту.

Подразделения ВГБ, стоящие на правом фланге группы Кюне, в первые дни ноября — то есть еще до начала основного наступления — 11 ноября 1916 года — после ожесточенных боев занимают горную цепь Прислоп — Сепипул — Груба Маре и таким образом обеспечивают проход основных сил из гор.

Они удерживают занятую местность, отражая контрудары противника. В этих схватках румыны проявили себя очень достойно.

На Штерзуре румыны укрепляют свои позиции колючей проволокой. 10 ноября 2-я рота, за исключением одного взвода, который оставлен как дозор напротив Штерзуры, передислоцируется к Груба Маре.

11 ноября начинается наступление группы Кюне. ВГБ должен захватить Лезулуи (1191 метр), господствующую в этой местности горную вершину, южный склон которой граничит с Валахией.

Румыны сильно укрепили эту гору. По протяженной малолесистой седловине между Груба Маре и Лезулуи друг за другом прорыты несколько линий вражеских позиций. Наступление ВБГ (четыре с половиной роты, среди них и 2-я рота)

поддерживает горная батарея. Отряд Гёсслера наступает с фронта, отряд Либа (две с половиной роты) должен обойти противника с востока и ударить с фланга. Фронтальное наступление начнется только тогда, когда закончится обхватывающий маневр отряда Либа.

В утренние часы 11 ноября 2-я рота, укрепленная взводом тяжелых пулеметов, занимает боевые позиции на передовой линии, в 200 метрах от первой полосы румынских позиций, на спускающемся к Лезулуи склоне. Во время размещения на передовых позициях на правом фланге происходит столкновение с одной из румынских разведгрупп. После короткой перестрелки румыны отбиты, {173} несколько захвачено в плен. Потерь с нашей стороны нет.

Теперь румыны знают о нашей подготовке к наступлению. Всю первую половину дня они поливают ружейным и артиллерийским огнем тот участок, где мы находимся. Вокруг достаточно мест для укрытия, поэтому потерь нет. Мы почти не отвечаем огнем, но внимательно изучаем позиции неприятеля и тщательно готовим артиллерийскую поддержку нашего наступления. Горная батарея заняла позицию слева между скалами вплотную к передовой линии. Наблюдательные посты внимательно отслеживают ситуацию на вражеской территории.

Проходит несколько часов. Только около полудня отряд Либа переходит в атаку на фланге находящегося напротив нас противника, отряд Гёсслера получает приказ о фронтальном штурме.

На участке 2-й роты сначала лейтенант Грау из своих тяжелых пулеметов, расположенных несколько выше, зачищает вражеские позиции, затем пехота переходит в наступление. Отдельные группы стремительно выскакивают из кустов и бегут вверх по склону. Вопреки нашим ожиданиям, до ближнего боя дело не доходит. Мощный напор горных стрелков в течение нескольких минут сметает неприятеля из его укреплений в седловине между Груба Маре и Лезулуи и приводит нас к подножью Лезулуи, находящемуся в 700 метрах.

Пленных не много, потому что румыны с необыкновенным проворством скрываются в ущельях по обе стороны седловины.

Вскоре в наших руках и вершина Лезулуи. Там мы разбиваем на ночь палаточный лагерь. Успех наполняет огромной радостью еще и потому, что при {174} фронтальной атаке у нас только один легко раненный.

С наступлением ночи на равнину к югу от нас посылаются разведгруппы, они должны выяснить нахождение противника и достать мясо и хлеб. В последнее время питание в горах стало довольно скудным и однообразным.

Рано утром 12 ноября разведгруппы возвращаются назад. На врага они нигде не наткнулись. Они приводят с собой скот и приносят уже забитые туши. Вскоре везде на кострах жарится шашлык. Под сияющим ноябрьским солнцем мы забываем о холодной ночи в палатках.

Размышления: Подготовка к наступлению проводилась 11 ноября 1916 года в 200 метрах от позиций противника, расположенных в несколько линий на склоне. Неприятель не использовал возможность усложнить нам выход к передовой линии его поля боя, выставив боевые посты.

После многочасовой подготовки (замеченной и обстреливаемой неприятелем) началось фронтальное наступление, поддержанное огнем тяжелого пулемета, который находился на расстоянии 200 метров от передовой линии. Других вариантов огневой поддержки в горных условиях не существовало.

Частый огонь отдельных пулеметов сначала вынуждал противника прятаться в укрытии, которое собирались штурмовать стрелковые взводы. Примерно через 30 секунд, которые требовались стрелкам чтобы добежать туда, пулеметы переносили свой огонь и сдерживали остальные силы неприятеля. После успешной атаки они быстро подтягивались вперед и теперь с более возвышенной точки поддерживали наступление через протяженную седловину до самой вершины Лезулуи. Такой метод ведения боя стал для противника полной {175} неожиданностью, хотя он за несколько часов узнал о готовящемся наступлении.

Успех был бы еще более значительным, если бы наступление началось на полчаса позднее. Посланный в обход отряд Либа тогда находился бы уже в тылу неприятеля.

Сражение у Курпенул — Валарий

Во второй половине дня 12 ноября 1916 года рота, получив усиление взводом тяжелых пулеметов, получает приказ спуститься по восточному склону ЛезуЛуи и занять местечко Валарий. Остальной батальон в это время движется двумя колоннами по западному склону горы вниз к той же цели. Над вершиной Лезулуи еще сияет солнце, когда моя колонна на спуске попадает в густой туман. Я иду с компасом и придерживаюсь ведущей в долину тропинки. Вскоре со стороны долины доносится шум голосов. Это разведка?

Затем внизу левее, судя по звуку совсем недалеко, раздаются выстрелы румынских орудий в сторону перевала Вулкан. Так что в любой момент в тумане можно натолкнуться на противника. Поэтому мои бойцы с предельной осторожностью продвигаются вперед. Охранение в голове, по бокам, в хвосте; по возможности беззвучно и молча мы спускаемся травянистым участком к долине.

Уже начинает смеркаться, когда сквозь туман мы видим огни. В километре перед нами в долине вытянутый в длину населенный пункт, состоящий из отдельных подворий. Валарий или Курпенул? В бинокль в различных местах видны группы людей, вероятно солдаты. На выходах из местечка, судя по всему, стоят полевые дозоры. Продолжая движение, через 10 минут мы будем уже там.

Я считаю дальнейшее продвижение, как и атаку, нецелесообразным, поскольку слева и справа у нас нет связи, и основные силы находятся позади нас. Я решаю готовиться к штурму и ждать подхода справа соседних подразделений. От посылки разведгрупп в поселок я воздерживаюсь, так как не хочу, чтобы враг узнал о нашем присутствии. Кроме того, внимательное наблюдение позволяет собрать много информации.

До наступления полной темноты мы стоим в боевой готовности, замаскировавшись в небольших оврагах и лесках, и напрасно ждем соседей справа. Затем я поручаю стрелкам построить на подходящем месте шалаш, выставляю со всех сторон посты и объявляю отдых в ожидании развития ситуации. Постам дается приказ разбудить, как только они услышат подход соседних частей или заметят что-либо подозрительное. Несколько часов бойцы отдыхают, держа карабины в руках.

Уже за полночь, когда мы слышим, как справа подходят соседние части ВГБ. Я быстро поднимаю {177} своих бойцов. При ярком свете луны мы крадемся по низким зарослям к местечку Курпенул-Валарий, приданный нам пулеметный расчет расположился левее сбоку. Передовые части роты добираются до окраины населенного пункта без стычек. Врага нигде не видно. Тем временем со стороны колонн соседей слышны одиночные выстрелы. Осторожно мы входим в поселок; пулеметный расчет подтягивается за нами.

В некоторых домах есть люди. На огромных печах и лавкаХ под одеялами и мехами ночуют многочисленные члены семейства всех возрастов и полов. Воздух здесь стоит очень тяжелый. Добиться понимания с этими людьми чрезвычайно сложно. Рота располагается на отдых на оставшуюся часть ночи в здании школы и двух прилегающих подворьях, которые хорошо подходят для обороны, выставляется охранение. Только тогда я с несколькими связными отправляюсь в западную часть сильно вытянутого поселка, чтобы доложить майору Шпроссеру о моих действиях. Западная часть занята остальными подразделениями батальона. Слабый противник здесь после первых выстрелов предпочел отойти.

Майор Шпроссер расписывает всем ротам их участки охранения. 2-я рота получает восточную часть деревни с фронтом на юг, справа от нас будет 3-я рота, слева с наступлением дня будет устанавливаться связь с 1-м батальоном 156-го полка. О противнике никаких сведений.

Около 3.00 я возвращаюсь в роту. Абсолютно темная ночь! Стрелки спят в здании школы. С младшими командирами я изучаю назначенный участок охранения. Рядом с нами с восточной стороны лежит мост через речку Курпенул, довольно мелкую, {178} шириной от 30 до 60 метров. По ее берегам стоят тополя и низкие заросли ивняка. По обеим сторонам реки идут дороги на юг, с запада более широкая и, судя по карте, более важная. Недалеко от моста есть несколько подворий. К западу от реки поселок тянется еще метров на сто к югу. Еще до того, как я успеваю поставить охранения — унтер-офицерский пост на ведущей на юг дороге западнее реки Курпенул и полевой патруль недалеко к западу от моста — нас окутывает густой туман, какой был и вчера. Я посылаю на юг вдоль обоих берегов Курпенула разведгруппы и пытаюсь установить связь с 3-й ротой (справа) и 1-м батальоном 156-го полка — слева. Постепенно рассветает, но из-за густого тумана видимость только 50 метров.

Прежде чем удалось установить связь с соседями, посланная по западному берегу Курпенула разведгруппа ефрейтора Брюкнера докладывает, что примерно в 800 метрах южнее полевого поста в тумане они наткнулись на роту румын. Но были ли они в боевой готовности, разведгруппа не разглядела. Едва я передал эту новость в батальон, с которым у нас уже была налажена полевая связь, как с полевого поста у моста приходит сообщение: «Румынская разведгруппа численностью в 6–8 человек стоит в 50 метрах в тумане позади полевого поста. Открывать огонь?» Пока рота готовится к бою, я сам спешу к полевому посту. После того, как однозначно установлено, что позади полевого поста находятся действительно румыны (по высоким меховым шапкам), я с несколькими опытными стрелками роты открываю огонь. Уже при первых выстрелах падают несколько человек из разведгруппы, остальные спешно скрываются в тумане, не открывая огня. Через несколько минут завязывается {179} оживленная перестрелка у соседей слева сзади.

Другие посланные на юг разведгруппы приносят сообщение, что по восточной стороне реки в направлении полевого поста идет крупная румынская часть, и ее голова находится всего в нескольких сотнях метров от поста. Без промедления я подтягиваю к посту один из приданных роте тяжелых пулеметов и приказываю вести обстрел в туман участка по обеим сторонам дороги. Со стороны противника раздается несколько выстрелов, потом все стихает.

До сих пор не удалось установить связь с 3-й ротой (справа). Судя по всему, между ротами существует разрыв в несколько сот метров. Теперь начинается активная перестрелка и справа. Очевидно, неприятель перешел в наступление широким фронтом на Валарий — Курпенул.

Чтобы закрыть широкий разрыв между нами и 3-й ротой, я иду с группой (два взвода, один расчет тяжелых пулеметов) по вытянутому поселку на юг, вдоль западного берега Курпенула. Полевой пост с пулеметным расчетом остается, для прикрытия с фланга и с тыла, на позиции к востоку от моста. Я хочу выйти на южную окраину Курпенула, там я надеюсь получить более выгодный сектор обстрела и через свободную местность быстро наладить связь с соседом справа.

Я иду в голове с одним из отрядов. Рота следует за нами в 150 метрах. Туман лежит полосами. Иногда видимость сто метров, а иногда опять только 30. Совсем недалеко от южной окраины поселка наш передовой отряд натыкается на идущую навстречу сомкнутую румынскую колонну. За несколько секунд на расстоянии в 50 метров возникает интенсивная {180} перестрелка. Первые выстрелы производятся еще с руки стоя, затем каждый стрелок ищет укрытие от сильного огня противника. У румын примерно десятикратное численное преимущество. Мы сдерживаем их частым огнем. С правой и с левой стороны дороги вдоль заборов и кустов приближаются новые враги, они пробираются и открывают огонь взблизи. Положение головного отряда отчаянное. Он занял позиции в одном из подворий справа от дороги, остальная часть роты, очевидно, укрылась по подворьям в 150 метрах позади нас. Из-за тумана они не могут поддержать нас огнем. Как мне действовать: подводить вперед роту или отводить головной отряд назад? Поскольку речь идет о намного превосходящем противнике и принимая во внимание туман, последнее представляется мне более целесообразным.

Я отдаю передовой группе приказ еще 5 минут удерживать подворье, затем по правой стороне улицы и через прилегающие подворья отходить к находящейся уже в ста метрах позади нас роте, которая откроет защитный огонь. Потом я сам бегу по улице назад к роте. Густой туман быстро скрывает меня от прицельных выстрелов румын. Я распоряжаюсь, чтобы один взвод и один пулеметный расчет открыли огонь по участку левее улицы. Вскоре под этим огневым прикрытием возвращаются бойцы передовой группы. Однако им пришлось оставить тяжелораненого стрелка Кентнера.

Правее от нас у реки появляются фигуры, вскоре там полно румын. Наш полевой пост, находящийся сейчас левее, немного позади нас, тоже ведет яростную схватку. Слева их никто не прикрывает, и их можно легко обойти. Справа, довольно далеко, тоже идет активная перестрелка. У нас еще нет -

взаимосвязи с 3-й ротой. Если неприятель обогнет нас справа, то рота попадет в полное окружение. Мне вспоминаются рассказы баварских солдат, которых мы встретили при подъеме на высоту 1794. Вот как у них, наверное, было!

Я отдаю приказ: «1-й взвод удерживает позицию при любых обстоятельствах, 2-й взвод держится позади правого крыла 1-го взвода и ждет моих дальнейших указаний». С несколькими связными я отправляюсь направо, чтобы лично наладить взаимосвязь с 3-й ротой. Мы бежим вдоль изгородей и через открытое поле, пересекаем пашню, и тут {182} с вершины холма в 50–80 метрах от нас раздаются выстрелы. Стреляют из карабинов, это явно слышно по звуку, — значит, это свои! Борозды пашни дают необходимое укрытие, но никакими криками и знаками нам не удается прояснить заблуждение. Но к счастью, стрелки там неважные.

Тянутся тревожные минуты, из этой неудобной ситуации нас спасает густой туман. Мы спешим вернуться к роте. Я воздерживаюсь от дальнейших попыток наладить связь с 3-й ротой. Теперь мне ясно, где находятся ее части. Имеющуюся между нами брешь в 250 метров я надеюсь закрыть с помощью резервного взвода. Но все поворачивается по-другому.

Вернувшись в поселок, я обнаруживаю, что 1-й взвод вместе с пулеметным расчетом не выполнили мой приказ. Судя по звукам боя, он находится сейчас на южной окраине населенного пункта. Хотя рвение командира и бойцов заслуживает признания, но удержание южной окраины Курпенула против сильно превосходящего противника, не имея поддержки слева и справа, в условиях тумана, представляется мне полностью безнадежным. Хорошо, что резервный взвод остался лежать на месте.

Со всех сторон шум бояусиливается. Предчувствуя нехорошее, я спешу вперед к 1-му взводу. На полдороге встречаю бегущего навстречу мне командира взвода, он докладывает: «1-й взвод выбил румын на 300 метров за край поселка и уничтожил два румынских орудия. В настоящее время взвод сражается под сильным натиском противника, который находится всего в нескольких метрах. Взвод практически окружен, пулеметы выведены из строя, их расчеты убиты или тяжело ранены. {183} Нужна немедленная поддержка, или взвод обречен».

Такая ситуация меня совсем не радует. Почему взвод не остался на своей позиции, как я приказал? Нужно ли мне теперь выводить вперед мой последний резерв, как просит командир взвода? Не постигнет ли тогда нас всех участь быть окруженными и раздавленными превосходящими силами противника? Не ослабит ли это левый фланг ВГБ? Нет, как ни тяжело мне принимать это решение, я не могу таким способом помочь 1-му взводу.

Я приказываю 1-му взводу немедленно оторваться от противника и отходить назад по дороге. Остальные подразделения роты будут обеспечивать отход 1-го взвода. Солнце все больше и больше прорезается сквозь туман, и видимость увеличилась уже до ста метров, это затрудняет отрыв. Решающий момент! 2-й взвод бегом занимает позицию в центре поселка, ведет оттуда стрельбу по плотной массе румын, которые подходят от русла реки слева. Уцелевшие силы 1-го взвода, отстреливаясь, отходят назад, преследуемые многочисленным противником. Частый огонь по всей линии останавливает напирающего по фронту врага, справа и слева ему удается подходить к нам все ближе и ближе. У нас теперь нет пулемета, который разбит и остался лежать впереди. Те бойцы 1-го взвода, которые возвращаются, сразу ставятся на огневые позиции. Я спешу к полевому посту на той стороне моста, нахожу у них полный порядок, забираю ненужный им пулемет и устанавливаю его на самом опасном участке в поселке.

Румыны не отступаются. Несмотря на большие потери, они продолжают штурмовать нас вновь и вновь. Вся рота лежит сейчас на линии огня. Ее {184} командир, фельдфебель Даллингер, погиб от пулевого ранения в голову. Туман все больше рассеивается, и мы теперь видим, насколько силен стоящий перед нами противник. Хватит ли у нас боеприпасов?

Правый фланг все еще находится в полностью подвешенном положении.

По полевой связи я докладываю майору Шпроссеру о положении дел и прошу немедленно прислать дополнительные силы. Через несколько минут подходит лейтенант Холь с 50 солдатами. Я располагаю взвод за левым флангом, поставив следующую задачу: ограниченная его часть ведет оборону левого фланга, а основная масса ждет моих дальнейших указаний. Вскоре подходит и 6-я рота. Она тоже ставится эшелоном слева сзади и ждет моих указаний. Теперь можно ничего не бояться.

Тем временем находящаяся на линии огня 2-я рота окопалась. Неприятель перед нашим фронтом начинает медленно отступать под меткими выстрелами из карабинов и пулеметов. Я с разведгруппой осторожно иду за ним. Видимость уже прекрасная. Мы опять доходим до южной окраины поселка и находим там тяжелораненых бойцов 1-го взвода. Румыны украли их скудное имущество, такое как карманные часы и ножи, но в остальном не тронули.

При ясной погоде южная окраина поселка оказывается отлично подходящей для позиций, господствующих на местности. Поэтому я перевожу туда роту, перегруппировываю ее и приказываю окопаться. Подходит еще один пулеметный расчет.

Враг исчез. Только издалека слева слышны ружейные выстрелы. Справа находится уничтоженная 1-м взводом румынская батарея. Как выяснилось {185} позднее, по ней вели огонь и другие части батальона.

Поскольку неприятеля поблизости нет, мы вместе с несколькими стрелками патрулируем наше предполье и заходим на батарею. Крупповские орудия! Работа немецких мастеров!

Но вскоре с южной стороны появляются ряды румынских стрелков и идут на нас. До них еще более двух километров метров, волна за волной поднимаются они из-за холма.

Все части роты занимают места в укрытиях, мы можем спокойно дожидаться подхода неприятеля. Только когда первая волна приближается на расстояние 500 метров, я отдаю приказ открыть огонь. Тотчас же наступление румын останавливается. Наши пулеметы получают множество выгодных целей. Когда начинает темнеть, противник отступает. С нашей стороны никаких потерь нет. Ротные патрули на подступах к основным позициям еще вылавливают и берут в плен десятки румын, когда рота уже готовится к ночлегу. Посланные вперед группы не встретили противника. Рота ведет окапывание, несколько стрелков отправляется на поиски провианта.

Кроме 2-й роты другие части ВГБ тоже прислали своих людей и внесли существенный вклад на правом фланге группы Кюне у Курпенула — Валарий в успех наступления через горы. У румын на поле боя остались лежать сотни убитых. Румынский командир дивизии тоже нашел там свою смерть. После этого сражения путь в Валахию был открыт. Преследование разгромленного врага продолжилось. Через два дня ВГБ направляют в Таргиу Жиу.

Размышления: Усиленная 2-я рота начала днем 12 ноября спуск с горы в условиях тумана, со всех сторон были {186} выставлены охранения (в голове, по бокам, в хвосте арьергарда). Положение оставалось абсолютно неясным, в любой момент имелась вероятность столкнуться с противником. Для безопасности отдых вечером прошел в боевой готовности (оружие в руках, патрульные перед линией фронта).

События 13 ноября убедительно продемонстрировали важность боевой разведки и взаимосвязи с соседями. Без своевременного предупреждения о подходе крупных румынских сил усиленная 2-я рота была бы просто раздавлена в тумане вражеской массой.

На полевом посту один из пулеметных расчетов слишком рано открыл огонь в направлении, откуда, по информации разведки, приближались вражеские колонны. Это сразу же прояснило ситуацию и дало 2-й роте время закрыть большую брешь на правом фланге.

В столкновении в густом тумане на южной окраине Курпенула между передовой группой и вражеской колонной до штыкового боя дело не дошло, а состоялась перестрелка. Почему ? При нашей малочисленности штыковой бой был бы нецелесообразен. Превосходящие силы противника нас бы раздавили и перестреляли. Однако частый огонь нескольких стрелков позволил на некоторое время затормозить наступление в десятки раз превосходящего противника.

Как передовой отряд, так позднее и 1-й взвод отстреливались во время отхода в тумане к находящимся сзади позициям своих частей. При этом их усиленно поддерживали огнем части, которые обстреливали в тумане участок местности между поселковой дорогой и руслом реки, лежащий вплотную к пути отхода.

В тумане очень легко ошибиться и открыть огонь по своим. Здесь, как и раньше на ферме Ля Бриер, ни криками, ни знаками не удалось добиться прекращения огня.

Переломить крайне тяжелую ситуацию во время {187} сражения в поселке с превосходящими силами противника удалось потому, что на самый опасный участок обороны были брошены все силы, в том числе и подкрепление с менее сложных участков. Командир должен в таких ситуациях быть очень мобильным.

Высота 1001, Магура Одобешти

В середине декабря мы совершаем переход Мирцил — Мерей-Гура — Нишополуи-Запока до Сланикултал и присоединяемся там к Альпийскому корпусу.

На равнинной местности сопротивление румынских частей, усиленных русскими дивизиями, становится сильнее. IX-я армия медленно и с большими потерями продвигается через Бузэу к Рымни-ку-Сэрат и крепости Фокшаны²⁴. Альпийский корпус получает задание, разгрузив воюющие на равнине части, зачистить от врага малопроходимые горные участки между долинами рек Сланикул и Путна и не допустить удар противника по подходящим к Фокшанам войскам.

Рождественский вечер мы проводим глубоко в горах, в немыслимо неуютных условиях. Потом 2-я рота в качестве резерва Альпийского корпуса делает переход от Бисока через Думитрешти — Де Лунг — Петреану к Мера. 4 января рота вновь присоединяется к батальону. Получив усиление взводом тяжелых пулеметов, во второй половине того же дня рота занимает высоту 627 в 2,5 километрах северо-западнее Синдилари. Крупные румынские

соединения для обеспечения безопасности Фокшаны удерживают горную вершину Магура Одобешти (высота 1001).

5 января 1917 года мы должны взять эту высоту. С юга и юго-запада ударит Баварский пехотный полк, ВГБ с юго-запада и запада.

Задача моей усиленной роты в том, чтобы через высоту 523 (2,5 километра северо-восточнее Синдилари), не имея непосредственной взаимосвязи справа и слева, взять приступом высоту 1001. Справа от нас стоит Баварский пехотный лейб-полк, его левый фланг находится примерно в шести километрах юго-восточнее, в окрестностях высоты 479. Слева, на гребне западнее высоты 1001, которая лежит от нашей высоты 627 на расстоянии примерно четырех километров, к атаке готовится отряд Либа.

В соответствии с приказом на рассвете мой отряд выступает. Перейдя через несколько глубоких, в большинстве заросших лесом долинах, к восходу солнца мы достигаем высоты 523. Брошенная там стереотруба служит нам хорошую службу. Пока {189} рота отдыхает в укрытии, я внимательно осматриваю через трубу все склоны и ложбины горного массива. Это дает мне возможность тут же получить представление о местонахождении и силе противника.

К сожалению, видимость в направлении расположения Баварского пехотного лейб-полка ограничена. Я не могу их разглядеть. Передо мной ниже (в северо-западном направлении) примерно в километре патрулируют румынские разведгруппы. На выбрте 1001 со всех сторон укрепились румыны. Сквозь редкий лес ясно видны их позиции. Подойти скрытно через широкую, голую котловину днем невозможно. К северу, левее высоты 523, на возвышенности, где стоят несколько домов и небольшой лесок, расположен полевой пост румын силой примерно со взвод. У них полностью оборудованные позиции, развернутые фронтом на запад. Наиболее перспективную возможность подхода к Магура Одобешти представляет собой, без сомнения, подходящий с запада к верхушке горы гребень, на котором расположился отряд Либа. Поскольку наступать в северо-восточном направлении без взаимосвязи справа и слева на более сильного противника явно бессмысленно для моей роты, я принимаю решение подойти ближе к отряду Либа и действовать вместе с ним. Однако нас разделяет 4 километра с этим соседом, я его не вижу, могу только предполагать его расположение. К позициям неприятеля на северо-востоке я направляю несколько разведгрупп с заданием отвлечь внимание противника от намеченного мной направления наступления (север) и возвратиться через два часа назад к роте. Вскоре, нам удается незаметно подобраться и нанести неожиданный {190} удар по двум полевым дозорам, оттеснив их к основным румынским позициям, избежав при этом потерь.

Мы доходим до ближайшего лесного массива и находимся теперь от гребня, на котором, как мы предполагаем, расположился отряд Либа, километрах в двух. Я сворачиваю на северо-восток, рассчитывая подойти к пересекающей Магура Одобешти с севера на юг горной цепи там, где она с запада примыкает к поднимающемуся к высоте 1001 гребню.

С передовой группой я иду по редкому буковому лесу, рота следует за нами шеренгой в 150 метров. По тропе спускаемся в ущелье. Когда сторожевой дозор достиг низшей точки ущелья, мы замечаем на противоположном крутом склоне движение: румынская колонна с вьючными животными спускается по зигзагообразной тропе вниз по ущелью в нашем направлении. Начало колонны уже метрах в ста от нас. Численность не определить. Что делать?

Противник, вероятно, нас еще не заметил. Я немедленно приказываю передовой группе укрыться в кустах, отойти метров на 50 назад и лечь в засаду. Одновременно посылаю связного, чтобы он передал первому взводу приказ рассредоточиться. Прежде чем это было выполнено, румынская пехота открывает по нам огонь. Передовая группа начинает отстреливаться огонь, вскоре к передовой группе подходит первый взвод и включается в перестрелку. По сути, у нас невыгодное положение, так как неприятель, численность которого неизвестна, ведет стрельбу, находясь выше нас по склону. Если перестрелка будет продолжаться долго, то не избежать больших потерь с нашей стороны. Поэтому лучше {191} мы сами пойдем в атаку, несмотря на неизвестность. Успех больше, чем можно было ожидать: враг отступает, как только мы с криками «ура» атакуем, в наши руки попадают семь румын и несколько вьючных животных, своих потерь нет.

Мы преследуем отходящего неприятеля вверх по склону и, с трудом переводя дыхание, добираемся до вершины. Там нас встречает шквальный огонь. Мой связной Эпплер падает слева от меня, сраженный пулей в голову. После подхода пулеметного и двух стрелковых взводов мы начинаем двигаться через лес в северном направлении по обеим сторонам тропы. Продвижение идет медленно. Врага не видно, но мы находимся все время под его сильным огнем. Кажется, что огонь усиливается по мере нашего приближения. Вскоре мы оказываемся в редком лесу перед укрепленными позициями противника, до которых около 250 метров. Сопротивление столь сильно, что дальнейшее наступление кажется бессмысленным. От вражеских позиций нас отделяет неглубокая седловина. Мы невыгодно залегли на переднем склоне.

Чтобы избежать ненужных потерь, я отдаю приказ стрелковым взводам отходить под прикрытием пулеметов за следующую возвышенность. Теперь мы лежим в 400 метрах напротив неприятеля на возвышенности, перестрелка потихоньку затухает, раздаются только одиночные выстрелы.

Поскольку слева и справа взаимосвязи нет, мы занимаем поросшую лесом возвышенность и слегка окапываемся. Резервный и пулеметный взводы находятся посередине. День подходит к концу, мы хороним несчастного Эпплера, единственную жертву этого сражения.

Еще до наступления полной темноты мы {192} обнаруживаем левее нас, на краю поляны, примерно в 700 метрах, части отряда Либа. Вскоре с ними уже налажена полевая связь.

Я обсуждаю создавшееся положение с обер-лейтенантом Либом, а потом и с майором Шпроссе-ром. Фронтальный штурм силами отрядов Либа и Роммеля хорошо укрепленных позиций румын в лесной полосе вряд ли приведет к успеху. Предстоит безотлагательно выяснить, можно ли обойти позиции с юго-востока.

По моему приказу вице-фельдфебель Шропп проводит ночью изучение южного фланга противника. Это чрезвычайно трудное задание в условиях изрезанной многочисленными ущельями местности. За несколько часов до рассвета он возвращается с прекрасными новостями: не наткнувшись на противника, разведгруппа, двигаясь в северо-восточном направлении, пересекла глубокое ущелье на обратной стороне горного гребня, которое тянется до находящегося напротив нас противника, и там перешла дорогу, видимо, часто используемую румынами.

Я немедленно докладываю результаты разведки майору Шпроссеру и получаю приказ нанести на рассвете обходной удар силами двух с половиной рот по лесным позициям противника. Отряда Либа штурмует с фронта, но только тогда, когда мы уже завяжем бой.

К рассвету высота снежного покрова уже 10 сантиметров, погода хмурая. Снежные тучи висят низко над горами. Нам на подкрепление подходит 6-я рота. Я оставляю стрелковый взвод Хюгеля на нашем теперешнем месте, поставив ему задачу во время нашего обходного маневра подавлять {193} противника огнем и отвлечь от нас внимание. С двумя третями 1-й роты и пулеметным взводом мы спускаемся сначала в восточном направлении в очень глубокое ущелье. Шропп показывает путь, по которому он шел ночью.

Когда взвод Хюгеля открывает огонь со старых позиций, и румыны — опасаясь наступления — начинают активную ответную стрельбу, мы бесшумно переходим через ущелье и начинаем подъем в северо-восточном направлении. Когда мы не без труда вскарабкиваемся наверх, то обнаруживаем там идущую по снегу дорогу, недавно протоптанную румынскими подразделениями.

Туман ограничивает видимость до 40 метров. Каждый момент мы можем столкнуться с неприятелем. Я отдаю распоряжение 2-й роте оставить тяжелое снаряжение и быстро расставляю их для атаки: 2-я рота и пулеметный взвод на передовой линии, 6-я рота во второй линии в моем распоряжении. Перестрелка у взвода Хюгеля замолкает. Только иногда слышатся одиночные выстрелы.

Мы крадемся осторожно по обе стороны дороги, проходящей по верху гребня, через зимний лес на запад, в тыл противника. Неожиданно впереди в тумане слышны голоса. Я приказываю остановиться и приготовить пулеметы к бою. Затем начинаем подбираться ближе. Вскоре мы натыкаемся на оставленный лагерь. Костер еще дымится, румын нигде не видно. Идем дальше.

Впереди видна лесная прогалина. На ней передвигается множество румын, не замечая нас. Сколько их там? Возможно совсем немного, а может быть, перед нами целый батальон. Учитывая эту возможность, я командую пулеметному взводу открыть огонь по движущимся в тумане фигурам. Через

несколько минут после этого весь отряд с громким «ура» бежит на врага.

Теперь выясняется, что перед нами только несколько румын. Они не стреляют в ответ, а спешат укрыться на идущем вверх склоне. Мы, не обращая на них внимания, бежим дальше на запад вдоль дороги. Через несколько минут попадаем под обстрел, но противника до сих пор не видим; потом слышатся приближающиеся крики «ура» отряда Либа. Теперь нужна особая осторожность, чтобы наступающие с разных сторон отряды Либа и Роммеля не начали в тумане обстреливать друг друга. Противник зажат между двумя отрядами. Он пытается избежать плена, убегая вверх по склону. В руки 2-й роты попадает только 26 румын. Но и остальным не удалось уйти от судьбы. Через несколько дней, когда мы уже были в Путне, они вышли из леса. Румынский батальон численностью в 500 человек после недолгих переговоров сдался командиру колонны вьючных лошадей.

После успешной атаки — с нашей стороны потерь не было — отряд Либа поднимается на высоту {195} 1001. Мы с ротой сначала идем забрать свое оставленное снаряжение, затем присоединяемся к восхождению. Снегопад прекращается, туман становится гуще.

Недалеко от вершины высоты 1001 отряд Либа сталкивается с румынским резервом, который занял позиции на защищенном от ветра месте. Завязывается непродолжительная борьба. Решительные действия горных стрелков быстро кладут ей конец. Румыны, неся значительные потери, отходят. Больше они не Дернутся на свои занесенные снегом позиции.

Над высотой 1001 дует холодный ветер. Наши лица, как иголками, исколоты кристалликами льда. При этих обстоятельствах отряды Либа и Роммеля торопятся добраться до расположенного на восточном склоне, недалеко от вершины высоты 1001, монастыря Шитул Тарнита. Дорогу туда никто не защищает. Хотя монастырь и не оправдал наших ожиданий, особенно в отношении вместительности и провианта, но хотя бы дал защиту от погодных невзгод. К сожалению, радость оказалась недолгой.

Через несколько часов к Шитул Тарнита подходят части Баварского пехотного лейбполка и заявляют о своих правах на ночлег в монастыре. Так как у баварцев звания выше, чем у нас, нам приходиться подчиниться. Отряду Либа еще удается остаться в пределах самого монастыря, но мой был выселен в маленькие, продуваемые ветром, не отапливаемые землянки рядом с монастырем. В них мы проводим очень холодную ночь. У меня зреет намерение как можно быстрее спуститься в обжитую местность в долине.

Размышления: Внимательное наблюдение за полем боя {196} в бинокль позволило 2-й роте, не имеющей прочной взаимосвязи по флангам, при выдвижении в направлении противника на покрытую лесом высоту 1001, получить полное представление о расположении и позициях неприятеля. Оно было настолько же важным, как и боевая разведка разведгруппой.

В столкновении в лесистом ущелье наступательная энергия горных стрелков позволила выйти из очень трудного для них положения.

Атака остановилась вечером в 250 метрах от укрепленных позиций противника. Чтобы избежать потерь, я приказал залегшему на переднем склоне в редком лесу стрелковому взводу отходить, отстреливаясь, под прикрытием огня пулеметного взвода на более подходящие позиции. Потерь удалось избежать. Сейчас в подобном положении можно использовать дымовые шашки. При этом противник сначала ведет интенсивный огонь в туман, но потом, устав от неопределенности, прекращает стрельбу. Тогда наступает момент для маневра.

Отличные результаты проведенной зимней ночью боевой разведки (вице-фельдфебель Шропп) дали нам возможность 6 января 1917 года зайти к врагу с тыла. Урок: когда войска ночью отдыхают, разведка должна действовать.

С целью запутать, отвлечь и подавить противника во время обходного маневра отряда Роммеля, взвод Хюгеля завязал длительную перестрелку с неприятелем.

При огневом налете в густом тумане с последующим штурмом противника, численность которого нельзя было определить, пулеметы были поставлены на передовой линии. Их огонь быстро очистил от противника вершину, которую мы должны были захватить.

Румынские резервы во время снежной бури стояли на защищенном от ветра склоне высоты 1001, не имея связи с передовой линией и не выставив охранения. По {197} этому отряду Либа удалось застать их врасплох и отбросить.

Гагешти

С самого утра 7 января я отправляю разведгруппы в долину Путны по обеим сторонам поселка Гагешти. Ужасно холодно, высота снега уже 30 сантиметров, и стоит густой туман. Около 10.00 фуражир, унтер-офицер Пфэффле, приносит следующую вестк он проехал верхом 4 километра в сторону долины реки и не встретил противника. Из долины, со стороны крутого склона, он услышал звуки голосов и движения множества колонн. Вероятно, неприятель отходит туда. В таком тумане он не смог ничего разглядеть.

Я передал сообщение по полевой связи майору Шпроссеру и попросил разрешения для 2-й усиленной роты выдвигаться в сторону Гагешти.

Через час мы вышли. Цепочкой мы идем через редкий лес в сторону долины. В тумане видно метров на 80–100. Охрану головы колоны осуществляет отряд под руководством дельного фельдфебеля Хюгеля. Кроме того, слева и справа марш охраняют разведгруппы. Пулеметный взвод поставлен в середине роты, орудия погружены на вьючных животных.

После получасового перехода мы выходим из леса. Теперь узкая тропа идет через долину, покрытую очень густым туманом в несколько метров высотой. Я следую вплотную за передовой группой. Туман немного рассеивается.

Неожиданно впереди раздаются выстрелы, слышны команды Хюгеля, потом он появляется сам и докладывает, что на узкой тропе они столкнулись {198} с разведотрядом противника. Первыми выстрелами он убил находившихся впереди румын. После этого оставшиеся семь человек сдались в плен. Тем временем рота рассредоточилась. Теперь необходимо быть особенно внимательными. Может быть, взятые в плен являлись охранением вражеской колонны. Хюгель опять впереди с головной группой. Через несколько минут он сообщает, что они дошли до восточного края долины и впереди менее чем в ста метрах находится линия стрелков, силой по меньшей мере в роту. Я немедленно даю приказ передовому взводу занять край долины по обеим сторонам дороги и открыть огонь. Ответные пули засвистели через низкие кусты, в которых мы укрылись, и заставили нас лечь на землю. С использованием тяжелых пулеметов возникли проблемы. Командир пулеметного взвода сообщил, что орудия замерзли и их надо сначала отогреть. Перестрелка в нескольких метрах к востоку, на краю долины, становится все более интенсивной, очевидно, превосходящие силы противника перешли в атаку. В небольшой впадине пулеметный взвод лихорадочно пытается отогреть пулеметы с помощью спирта. Орудийные залпы с треском ударяют по низкой растительности. В этот момент очень бы пригодилась поддержка пулеметного взвода. Если враг пойдет в обход нас слева или справа, нам нужно будет отходить. Поэтому в этих направлениях я высылаю 2-й и 3-й взводы.

Наконец-то один пулемет в порядке и ставится на позицию. Но до стрельбы дело уже не доходит.

В сгустившемся опять тумане противник обрывает бой, вскоре нам уже некуда целиться. Бить просто в туман было бы пустой растратой боеприпасов, чего мы не можем позволить себе при трудностях {199} с подвозом в горах. Под огневой поддержкой пулеметов я с моим взводом занимаю небольшую высоту, на которой стоит окруженный виноградниками домик. Выстрелов больше не слышно. Зато южный голый склон кишит румынскими солдатами, которые остались, видимо, без командиров. Мы машем им носовыми платками, и нам вскоре удается взять в плен 20 человек, не произведя ни единого выстрела. Судя по всему, румыны уже по горло сыты войной, в которой их до сих пор преследовали неудачи. Некоторые пленные помогают собирать своих товарищей. Подтягивается остальная часть роты. Поскольку противник может подойти с любой стороны, я устанавливаю роту кольцом и высылаю дозоры и разведгруппы на 500 метров во многих направлениях.

Скоро это добавляет нам еще пленных. Один только ефрейтор Брюкнер застает в домике виноградаря пятерых румын и разоружает их. Я вместе с лейтенантом Хойссером изучаю местность перед нами, чтобы найти подходящее место, по возможности подворье, для размещения роты. Температура опустилась до 10 градусов ниже нуля, мы ужасно мерзнем, в животе бурчит.

И хотя подворья в окрестностях мы не нашли, но обнаружили еще более подходящее место для расположения: рядом с идущей на севере расщелиной, в таком же домике, стоящем в центре огороженного виноградного участка. Здесь в единственной неотапливаемой комнате лежит тяжелораненый румын, оставленный своими земляками. Им занимается доктор Ленц, но раненого он вряд ли сможет спасти. Рота располагается в доме.

Глубокая расщелина ведет к долине, где находится поселок Гагешти. К востоку и северу местность {200} вокруг нас голая и просматривается на сто метров, с остальных сторон она покрыта небольшими порослями кустарника. Туман еще появляется то там, то здесь. Временами видимость увеличивается до 200 метров. Слева на склоне слышатся голоса. Я пробираюсь туда с доктором Ленцем. В 800–1000 метрах от роты мы обнаруживаем расположившуюся на привал румынскую военную часть — примерно батальон — у фруктового амбара под открытым небом. Сотни людей, лошадей и автомобилей скопились здесь на небольшом участке. В середине горит костер.

Хотя туман и способствовал бы скрытому приближению, однако местность не подходит для огневого штурма; поэтому я отклоняю такую возможность.

Уже 14.00. Через полтора часа будет темно. В такой холод невозможно оставить роту ночевать без крыши над головой. Где находится Гагешти? Мы должны занять одно из подворий этого поселка, не хотим же мы несолоно хлебавши вернуться к Шитул Тарнита! Кроме того, надо срочно найти еду. Мучения голодного желудка побуждают действовать.

С доктором Ленцем и его бойцом я иду на восток от места расположения роты, вдоль левого края трехметровой расщелины. Справа на одном уровне с нами идет вице-фельдфебель Пфайффер с группой из 3–4 человек.

Уже в 300 метрах от роты мы обнаруживаем с северной стороны расщелины, у какого-то домика, большое количество румын. Может быть, полевой пост? И хотя у нас только один карабин на северной стороне расщелины, и только четыре на южной, мы идем на врага и требуем сдаться с помощью криков и платков. Компания не шевелится, но — они и {201} не стреляют. Повернуть назад уже нельзя — мы находимся в 30 метрах. Внутренне я не совсем уверен в успехе. Румыны стоят с винтовками у ног, говорят между собой, жестикулируют, к счастью, не стреляют. Наконец мы подходим к ним вплотную и приказываем разоружиться. Я говорю им что-то о конце войны, потом оставляю 30 пленных на попечение разведгруппы Пфайффера.

Втроем мы идем дальше на восток, к долине реки. Примерно через 150 метров в тумане вырисовываются очертания построенной в линию роты. Попробовать? Между нами еще 50 метров. Вот они нас заметили, так что — вперед! Махая платками и выкрикивая призывы, мы подходим ближе. Рота не двигается. Ее офицеры орут в ярости: «Вперед, вперед!» и бьют своих солдат, которые, очевидно, предпочитают сложить оружие. Наше положение становится серьезным. Рота залегает и начинает огонь. Град пуль летит в нашу сторону — мимо. Мы вжимаемся в землю, затем доктор Ленц и я отпрыгиваем назад. Боец доктора делает еще несколько выстрелов, затем тоже откланивается. Туман скрывает нас от прицельных выстрелов. Однако часть румын преследует нас, в то время когда остальные ведут огонь в туман наугад.

Преследуемые по пятам противником, мы доходим до разведгруппы Пфайффера. Там еще стоят рядом со своим оружием 30 захваченных в плен румын. Мы быстро спускаемся в расщелину, где можно укрыться от погони, и гоним их бегом в направлении нашей роты. Когда преследователи начинают стрелять вдоль расщелины, мы выбираемся из нее. Они оказались плохими стрелками — мы возвращаемся в роту без потерь и с пленными. {202}

Вскоре после этого шедшие за нами румыны подходят широкой огневой линией, но огонь роты останавливает противника. Завязывается интенсивная перестрелка на расстоянии 100 метров. Огонь пулеметного взвода дает нам значительное преимущество. Перейти в атаку? Нет, мне жалко каждого бойца, который может при этом погибнуть. Наступает ночь, огонь ослабевает. С обеих сторон стреляют только время от времени, чтобы показать, что они еще там. Плохие перспективы в плане ночлега и горячей пищи в этом лютом холоде! Приезжает верхом лейтенант Холь (3-я рота), чтобы посмотреть как у нас дела. Он забирает 80 захваченных нами пленных и ведет их назад. Кроме того, он сообщает в Шитул Тарнита о моем решении этой же ночью попасть в Гагешти.

За последние часы стало намного яснее, но и холоднее. На небе видны сияющие звезды. На белом фоне снега чернеют деревья и кусты. Мы посылаем неприятелю последний привет из карабинов и пулеметов, затем мой отряд быстро отрывается от противника. Бесшумно мы движемся по узкой тропе в северо-западном направлении вверх по склону. Авангард и арьергард осуществляют охрану марша. Пулеметный взвод расположен в середине. Еще теплые от стрельбы пулеметы накрыты одеялами и палатками для защиты от замерзания.

Через 500 метров поворачиваем на север. Полярная звезда заменяет компас. Мы крадемся вдоль черных кустов терновника, сливаясь с окружением. Никто не говорит ни слова. Тут арьергардная группа сообщает, что ее преследует большой румынский отряд. Я отдаю приказ остановиться у темных зарослей кустарника и приготовить пулеметы к бою. Но {203} это оказывается излишним, потому что командир арьергардного отряда уже предпринял самостоятельные действия, подстерег неприятеля в подходящем месте и захватил его в плен, не открывая огня, 25 румын! Они мне ни к чему, и я тоже отсылаю их под конвоем в Шитул Тарнита.

Продолжаем идти на север. В холодную зимнюю ночь за горными стрелками крадутся голодные волки. Через 800 метров поворачиваем опять на восток. Перед выходом я внимательно изучил карту. Мы долркны выйти прямо на северную границу Гагешти. Рота бесшумно разворачивается, и теперь все три взвода идут цепью параллельно друг другу. Местность имеет небольшой наклон к долине Путны. Периодически делаем остановки и изучаем местность в бинокль.

Когда поднимается луна, вдали, слева от нас, становятся видны отблески пламени. Вскоре мы разглядели у подножия холма — еще в 600 метрах от нас — несколько десятков румын, стоящих вокруг огромного костра. Еще дальше видно, как одна вражеская часть марширует слева направо, вероятно на Гагешти. Сам населенный пункт находится, возможно, за вытянутой голой возвышенностью, на которой в бинокль можно разглядеть только несколько групп деревьев. Правее дальнему обзору мешают большие фруктовые сады.

Стоит ли мне сначала ударить по неприятелю левее нас у подножия, или стоит обойти их и продолжать двигаться прямо на Гагешти?

Последнее кажется мне более правильным. Медленно и с большой осторожностью, тремя колоннами, тесно прижимаясь к чернеющим рядам кустов, мы крадемся эти 200 метров, отделяющих нас от возвышенности. Ее высота около 30 метров.

С левого фланга от нас, всего в 300 метрах, вокруг костра сидят 50 румын. Некоторые из моих солдат говорят, что заметили на холме впереди нас какое-то движение. В бинокль ничего не удается разглядеть.

Еще медленнее, чем раньше, мы крадемся вдоль кустов и добираемся, наконец, до подошвы возвышенности, которая не просматривается сверху. Пока я расставляю здесь роту в положение боевой готовности, находящиеся впереди бойцы охранения ведут наблюдение за верхушкой возвышенности. Они обнаруживают там, в ста метрах от нас, румынские дозорные посты. Использовать пулеметы? Из-за нескольких человек делать это кажется нецелесообразным. Я хочу захватить высоту бесшумным {205} внезапным штурмом — по возможности без стрельбы. Нападение с севера на Гагешти, который, как я думаю, занят противником, тоже должно начаться внезапно.

Младшие командиры получают приказы. Без единого звука усиленная рота начинает штурм возвышенности. Никаких свистков, команд, никаких криков «ура» — как из-под земли появляются горные стрелки перед румынскими постами. Все происходит так быстро, что те не успевают сделать даже предупредительный выстрел по тревоге. Дозорные противника торопятся убежать вверх по склону.

Высота наша. В свете луны перед нами и, в основном, правее нас блестят крыши Гагешти, вытянутого на километры в длину. Самые северные подворья находятся всего в 200 метрах от нас и на 30 метров ниже. Отдельные группы домов стоят на большом расстоянии друг от друга.

В северной части Гагешти звонит набатный колокол. Солдаты выбегают на улицу и собираются в толпы. Я жду, что они вот-вот начнут массированное наступление, чтобы отвоевать потерянную высоту. Они должны подойти. Пулеметы заряжены для частого огня, стрелки с карабинами залегли на позициях 200 метров по фронту. За левым флагом в моем распоряжении стоит один взвод.

Проходят минуты. Внизу в деревне все успокаивается. Поскольку нас не видно, и мы не стреляем, поднятые по тревоги войска возвращаются в теплые дома, которые они, по-видимому, с большим сожалением покидали. Мы поражены! Даже румынские дозорные посты не пытаются вернуться на свои старые места. Они, судя по всему, остались стоять внизу в поселке. {206}

Между тем уже 22.00. Мы мерзнем, лежим голодные перед теплыми домами в Гагешти. Нужно что-то предпринимать. Решение: отбиваем у неприятеля северную группу домов, закрепляемся там, отогреваемся, едим и отдыхаем хотя бы до следующего утра.

Вице-фельдфебеля Хюгеля я посылаю с ударной группой к одному из подворий на правом фланге. Они должны подойти к нему вдоль зарослей кустарника и открыть огонь, когда по ним начнут стрелять. Затем совместно с левым флангом под огневым прикрытием остальных частей усиленной роты взять штурмом подворье. Все части получили конкретные задания, и Хюгель пошел вперед.

Ударная группа подошла к подворью на расстояние 50 метров. По ним открывают огонь. Сразу же вступают в дело все наши пулеметы и взвод Ян-нера, одновременно взвод с левого фланга с мощным «ура» штурмует поселок. Прежде чем румыны успевают выскочить из домов, горные стрелки уже там. С другой стороны на штурм пошел Хюгель. Остальная часть усиленной роты идет вперед с таким «ура», что кажется, что это целый батальон. Пулеметный взвод не может больше стрелять, не рискуя задеть своих в подворьях северной части Гагешти. Поэтому он переносит огонь вправо и бьет теперь по крышам вдоль поселка.

Внизу на северной окраине становится тихо. Там раздаются отдельные выстрелы. Очевидно, румыны быстро сложили оружие. Я спешу спуститься туда с моим взводом и пулеметным расчетом. Когда мы появляемся у подворий, там как раз собирают пленных. Их более сотни. Больше всего радует то, что во время перестрелки никто из наших

не пострадал. Вокруг в подворьях все тихо, никто не стреляет. Только наш пулеметный взвод продолжает периодически постреливать вправо по крышам. Поскольку до сих пор все складывалось удачно, я с ротой иду от подворья к подворью. Мы берем в плен румынских квартирантов. Они везде, не оказывая сопротивления, подчиняются воле судьбы.

Расставив охранение со всех сторон, а пленных и пулеметный взвод в центре, всей ротой мы продвигаемся по дороге к южной части поселка. 200 пленных! Им нет конца! Горные стрелки стучат подряд в двери домов и выводят оттуда новых пленных. Подтягивается артиллерия. Приближаемся к церкви. Количество пленных теперь втрое больше нашего числа. 360 человек!

Церковь стоит на небольшом холме, который на востоке спускается к находящейся в 200 метрах нижней части поселка. У церкви полукругом стоят жилые {208} дома. Это место кажется мне подходящим для того, чтобы остаться здесь на отдых до конца ночи. Пленных разместили в церкви, а роту в домах вокруг. Потом я с частью роты совершаю патрульный обход нижней части поселка, по которой проходит дорога Одобешти — Видра. Там мы не встречаем ни одного румынского солдата. Вероятно, услышав шум боя в верхней части поселка, они быстро передислоцировались на восточный берег Путны. Вместо этого нас встречает местный представитель, который объясняет мне через говорящего по-немецки еврея, что хочет передать мне ключ от общинного дома. Кроме того, община выпекла для немецких войск 300 буханок хлеба, забила несколько голов скота и в распоряжение военных передаются несколько бочек вина. То, что нам может пригодиться, я распоряжаюсь перенести в церковь в верхнем поселке. Тем временем там идет расквартирование. Уже за полночь, когда последние части устраиваются на отдых. Посты охраняют отдыхающих солдат.

В Гагешти, в 6 километрах от собственной линии фронта, не имея взаимосвязи ни справа, ни слева, мы можем чувствовать себя спокойно только ночью. Для полной безопасности я предпочитаю встретить рассвет на одной из господствующих высот восточнее, совсем рядом с Гагешти. Тогда мы будем знать, где находится противник.

Бойцы подкрепляются и отдыхают. Я пишу короткое донесение и где-то в 2.30 отдаю его верховому связному, который доставит донесение в Шитул Тарнита. Для обер-лейтенанта Либа я передаю еще румынский «логеле» с отличным красным вином²⁵. {209}

Остаток ночи проходит без происшествий. Незадолго до рассвета (8 января) со всем отрядом мы поднимаемся на высоту, которая находится недалеко к востоку от церкви. Когда светает, становится видно, что покрытая снегом местность вокруг нас свободна от противника. Только на востоке, на другой стороне Путны, видны войска неприятеля, занимающиеся окапыванием. Мы спускаемся обратно к нашему расположению у церкви, и я посылаю разведгруппы в различные направления.

Сам я в фуражиром Пфэффле еду через нижнюю часть посёлка по дороге в направлении Одобешти. Наших вьючных лошадей мы прошлым вечером отправили назад в Шитул Тарнита. Своим ржанием они выдавали нас при подходе к Гагешти. На рассвете Пфэффле привел их обратно. Направляясь верхом к Одобешти, я намереваюсь установить связь справа с нашими войсками, находящимися к западу от Путны.

Пока мы едем по нижнему поселку, выстрелов нигде не слышно. Верховая езда ранним утром доставляет наслаждение. Я даю моему Султану хорошенько разогреться и обращаю на коня больше внимания, чем на окрестности. Пфэффле скачет в десяти метрах позади меня. Мы отъехали от церкви на километр, когда я заметил впереди на дороге какое-то движение. Я поднимаю голову и вижу, к моему удивлению, румынскую разведгруппу человек из пятнадцати с примкнутыми штыками. Развернуться и ускакать назад времени уже нет. Прежде чем я успею на открытой дороге развернуть лошадь и послать ее в галоп, уже получу пару пуль. Я быстро принимаю решение, скачу, не снижая темпа, к разведгруппе, вежливо их приветствую и даю им понять, что они должны разоружиться, сдаться в {210} плен и идти в направлении церкви в Гагешта, где уже находятся 400 их товарищей. Я сильно сомневаюсь, чтобы кто-то из румын понял мои слова. Но мои жесты и мой спокойный, дружеский тон были, однако, убедительными. 15 человек сложили свое оружие на дорогу и побрели через поля в указанном направлении. Я еще проехал метров сто в южном направлении и потом поскакал самым коротким путем назад к моей роте. Во второй раз я вряд ли попаду на таких простодушных противников.

В течение первой половины дня к нам на подкрепление подходят 1-я рота и 3-я пулеметная рота, они переходят в мое подчинение. Отряд Роммеля состоит теперь из двух стрелковых рот и одной пулеметной. Адъютантом назначается лейтенант Хойссер.

Разведгруппы возвращаются с патрулирования с новыми пленными. С 9.00 опять начинаются военные действия. Румынская, а возможно и русская, артиллерия открывает по Гагешти активный беспокоящий огонь с высот к западу от Путны. Мы оставляем особенно обстреливаемые места. В вытянутом поселке у нас достаточно возможностей для этого. Потерь, к счастью, нет и сейчас.

После полудня вражеский огонь усиливается до максимума. Можно подумать, что мы на западном театре военных действий: кругом летят снаряды. Через крышу дома, где устроен штабной пункт отряда, падают осколки. И сейчас — как это часто бывало — интенсивный обстрел явился, видимо, результатом активного движения связных. Положение становится крайне неуютным. Отряд занимает позиции по окраинам Гагешти и окапывается. Неприятель будет атаковать?

Во время этого сильнейшего обстрела в Гагешти прибывает майор Шпроссер и располагает {211} свой штаб на передовой линии, на дороге Одобешти — Видра. Огонь вражеской артиллерии не стихая продолжается до самого вечера. Мы ожидаем так любимого русскими ночного штурма и тщательно занимаемся обеспечением безопасности нашего левого свободного фланга.

Размышления: При столкновении головного отряда с румынской разведгруппой на узкой тропе в долине решающими стали несколько выстрелов командира группы. Важно, чтобы в таких условиях скрытое продвижение в сторону врага шло с готовым к бою оружием (винтовки сняты с предохранителя, легкие пулеметы, готовые к стрельбе, несут в руках). Тут побеждает тот, кто первым стреляет и чей огонь сильнее.

В последовавшей через несколько минут перестрелке с превосходящим противником в критический момент пулеметы не смогли поддержать огнем, потому что они замерзли. В нескольких метрах за передовой линией их нужно было отогревать на горящем спирту. В последующих боях тяжелые пулеметы держали в тепле, укрывая в одеяла.

Свертывание боя с наступлением темноты прошло безупречно после короткого огневого налета на врага.

Ночной штурм северной части Гагешти при свете луны и снежном покрытии велся с двух разных направлений при сильной огневой поддержке взвода тяжелых пулеметов. И после успешного завершения штурма этот взвод продолжал поддерживать огнем продвижение по вытянутому населенному пункту, ведя его поверх крыш. Хотя при этом на попадания рассчитывать не приходилось, но одно только моральное воздействие на находящегося в теплых помещениях противника было настолько велико, что он без дальнейшей борьбы позволял брать себя в плен.

Потерь с нашей стороны в битве у Гагешти не было.

Под Видрой

Около полуночи нас сменяют части Альпийского корпуса, и мы выходим под ярким светом луны в долину и движемся на север по дороге. При этом во время нашего десятикилометрового перехода мы иногда идем на расстоянии меньше ста метров вдоль недавно выкопанных позиций румынских и русских войск, но нас никто не трогает. Наших частей напротив неприятеля здесь нет. К рассвету штаб ВГБ и отряд Роммеля входят в Видру и впервые за долгое время комфортно размещаются на постой.

Я как раз собираюсь устроиться на покой, когда мне приносят приказ из батальона: «Противник прорвался в горах севернее Видры. Отряду Роммеля немедленно подняться по тревоге и выдвинуться к высоте 625 восточнее Видры, где он поступает в распоряжение 256-го Резервного пехотного полка».

Это уже на пределе человеческих сил. На протяжении четырех дней мой отряд в тяжелейших условиях вел боевые действия и последнюю ночь тоже провел на марше. Смертельно уставшие стрелки только что уснули. И теперь их отправляют воевать на заснеженные горы Видры.

На алармплац я в нескольких словах объясняю ротам наше новое задание²⁶. Затем отрядом выступаем на север в горы. С лейтенантом Хойссером, унтер-офицером Пфэффле и одним из связных (вестовым) мы едем на лошадях впереди. Неутомимые лошадиные ноги быстро несут нас по большому, заснеженному горному лугу к опасному участку. {213}

Там, на 2-й линии мы находим достаточно собственных войск, и наш отряд так и не вступает в бой. После холодной ночи в снегу у костра нам поступает приказ из батальона возвращаться назад в Видру. В самом радостном расположении духа мы возвращаемся назад в наши квартиры, где к тому же нас ждет еще и почта из дома.

ВГБ переходит в распоряжение Верховного командования сухопутных войск и следующей ночью возвращается в Одобешти — опять идя до Гагешти вдоль позиций противника. В следующие дни мы идем мимо уже павшей крепости Фокшаны — Рымнику Сэрат в окрестности Бузэу.

Снежные бури задерживают отправку эшелона. Затем мы десять дней едем в холоде в большей частью неотапливаемых вагонах опять на Западный фронт. В Вогезах несколько недель стоим в качестве резерва армии²⁷, затем отправляемся на передовую на участок Стосвайер — Мёнхберг — Райхсакркопф.

Третья часть батальона (две стрелковые роты, одна пулеметная рота) выделяется в резерв корпуса в Винценхайм и отходит под мое командование. Майор Шпроссер дает мне поручение поднять за это время на прежнюю высоту строевую и боевую подготовку солдат. Мне это задание по душе. За эти недели все роты батальона проходят через мою школу. Ночная тревога с последующими боевыми учениями на площадках, в соответствии с задачами {214} ударного батальона, — все это поддерживает войска в хорошем боевом состоянии.

В мае 1917 года мне передают часть участка у Хильзенфирста. В начале июня французы два дня ведут наступление на широком фронте. За несколько часов они сравняли с землей возводимые в течение многих лет укрепления. Но наступления пехоты не последовало. Наш неоднократный заградительный огонь отбил, видимо, у неприятеля охоту атаковать.

На разрушенных позициях еще не закончились восстановительные работы, как батальон уже получает новое задание. Полные желанием действовать, бойцы, находящиеся на высшем уровне подготовки, прощаются с Высокими Вогезами. Опять по Винценхайму разносится любимая песня Вюртембергских горных стрелков «Королевский егерь».

Сражения в Южных Карпатах. Август 1917 года

Марш на Карпатский фронт

Хотя на востоке фронт противника и зашатался с момента начала русской революции, однако летом 1917 года он еще связывает крупные силы немецких армий. Чтобы высвободить их для решающего прорыва на западе, нужно сломать Восточный фронт. Для этого на южном фланге русско-румынского фронта планируется наступление в северном направлении IХ-й армии, которая стоит между низовьем реки Серет и горами в 30 километрах северо-западнее Фокшан, и в восточном направлении группы 1ерока, стоящей вплотную к ней в горах.

После восьмидневного переезда в ужасную жару из Кальмара через Хайльброн — Нюрнберг — Хемниц — Бреслау — Будапешт — Арад — Кронштадт руководимый мной транспорт (1-я, 2-я и 3-я роты) прибывает в полдень 7 августа 1917 года в Береч. На вокзале я узнаю, что уже утром 8 августа должно начаться наступление группы Гёрока на высоты по обеим сторонам долины реки Ойтуз. Три роты берут паек консервами, грузятся на грузовики и едут три часа без обоза через перевал Ойтуз в Сосмецэ, который находится на тогдашней венгеро-румынской границе. Обозы с боеприпасами и провиантом должны

сразу же после выгрузки из поезда выйти вдогонку за нами к Сосмецэ.

В Сосмецэ уже находятся подошедшие накануне через горы к северу от долины Ойтуз части батальона. Полевая связь со штабом в настоящий момент прервана. Один из офицеров передает из штаба приказ, что отряд Роммеля должен как можно быстрее выйти по маршруту Харья — высота 1020 — до высоты 764 (Болохан) и присоединиться к находящемуся там батальону.

Вся долина заполнена австрийцами, венграми и баварцами. По обеим сторонам дороги, идущей по долине, находятся позиции многочисленных батарей, в том числе и самого тяжелого калибра. Поскольку я смогу продолжить марш только после подхода боевого обоза, отряд компактно располагается на отдых.

Австрийские патрули с примкнутыми штыками следят, чтобы никто из моих бойцов не позарился на картофельное поле коменданта гарнизона. Эта мера оправдана во время острой нехватки продовольствия. {217}

Спускается ночь. У костров еще в течение часа слышна батальонная музыка. Мы смотрим в будущее с уверенностью. В памяти оживают картины прошлого зимнего перехода в Румынии.

В 22.00 костер тушат. Солдатам необходимо отдохнуть. Следующие дни наверняка потребуют самой высокой отдачи.

Ночной отдых длится всего пару часов. Уже в полночь подходит обоз. Я отдаю распоряжение всех разбудить, свернуть палатки, раздать паек на четыре дня и собрать роты в походном порядке. Поскольку все машины остаются в Сосмецэ, то роты и штаб отряда берут из своих обозов по паре вьючных лошадей, чтобы погрузить на них боеприпасы, продукты и поклажу. Потом отряд выходит маршем на Хурью. Колонна бесшумно идет вперед в светлой теплой ночи. Я хочу до рассвета пройти те места в долине, которые могут просматриваться противником, и подняться на высоту 1020. От Ха-рьи дорога идет в основном через лес, она довольно крутая и скользкая. На рассвете ротам представилась возможность проверить свои силы: мы помогаем подняться вверх по склону одной из австрийских пушечных батарей, которая тоже должна участвовать в наступлении.

На протяжении всего утра с обеих сторон ведется сильный артиллерийский огонь. Мы уже опасаемся, что не успеем к прорыву 15-й Баварской резервной пехотной бригады (БРПБ), которой подчинен ВГБ. Несмотря на быстрый темп марша, мы достигаем покрытую лесом высоту 764 только к полудню.

Пока отряд отдыхает, докладываю по полевой связи майору Шпроссеру о прибытии и получаю приказ идти в качестве резерва бригады к высоте {218} 672, где располагается также и штаб Шпроссера. По прибытии туда я получаю в свое подчинение 6-ю роту, а позднее и три пулеметные роты. О ходе наступления известно, что 18-й Баварский резервный пехотный полк (БРПП) после упорного боя занял первые позиции румынской системы укреплений на горе Унгуреана. Против всех ожиданий румыны сражались очень мужественно и отчаянно защищали каждый окоп и каждый блиндаж. Прорыва вражеского фронта так и не произошло.

Мои бойцы уже расположились на ночлег, поставили палатки, готовят себе ужин, когда приходит новый приказ выдвигаться силами трех стрелковых рот и одной пулеметной вплотную к западной стороне горы Унгуреана (779). Майор Шпроссер идет впереди, я веду сзади четыре роты. В лесу абсолютно темно. По заболоченной, узкой тропе мы движемся голова в голову. Впереди на следующем гребне взлетают осветительные ракеты, периодически строчат пулеметы, рвутся снаряды. Вскоре мы у цели. Я докладываю о прибытии и получаю приказ располагаться с ротой на ночлег в балках с северной стороны тропы.

Только я успел распределить между всеми командирами места ночлега и задачи для их подразделений (отряд еще оставался стоять длинной цепочкой на тропе), как справа и слева от нас по склону стали падать снаряды. Огневой налет румын! Вокруг в темноте сверкают и трещат выстрелы, свистят и воют осколочные снаряды, падает дождь из земли и камней. Вьючные лошади вырываются и уносятся в темноту со всей своей поклажей. Мои стрелки залегли, прижавшись тесно к склону, вражеский огонь проходит над ними. К счастью, никто не пострадал. {219}

Роты быстро расходятся по указанным местам. После напряженного дня мы крепко спим, завернувшись в шинели и плащ-палатки, даже несмотря на вскоре начавшийся дождь.

Штурм Извилистого шоссе 9 августа 1917 года

Еще до рассвета наш сон резко обрывает новый огневой налет румынской артиллерии. Лейтенант Хойссер, мой адъютант и я ночевали рядом с небольшой балкой. Один из снарядов попал в балку, где стояли вьючные лошади. Они сорвались и умчались галопом в темноту. Вокруг нас рвутся снаряд за снарядом. Некоторые пролетают в волоске от нас. Только когда ураганный огонь несколько утих, мы решаемся перескочить в более безопасную балку.

Вражеский огонь вскоре опять стихает. На этот раз некоторые бойцы получили ранения от осколков снарядов. Ими занимается доктор Ленц.

Когда начинает светать, я нахожу штабной пункт батальона и за чашкой горячего кофе отхожу от ужасов ночи. Около 5.00 приходит приказ выходить на южный склон Унгуреаны на уровень 18-го БРПП для продолжения наступательной операции.

Перебегая от воронки к воронке, укрываясь в оврагах, мы пересекаем западный склон высоты Унгуреаны (779) под очень сильным беспокоящим огнем румын. Мы рады наконец добираться до покрытого лесом юго-западного склона горы, который меньше простреливается противником. Там я получаю задание силами 1-й и 2-й рот вытеснить неприятеля с покрытой лесом высоты Нулевой, в 800 метрах от вершины горы Унгуреана.

Сначала я налаживаю связь с правым флангом {220} 18-го БРПП, который со вчерашнего вечера окопался на позициях в ста метрах выше нас по склону. К сожалению, они тоже не могут сказать, где на противоположном склоне находятся позиции румын. В направлении Нулевой еще не проводилась никакая разведка. Тогда я изучаю с высоты местность, на которую нам предстоит выходить, и сверяюсь с картой. От Нулевой нас отделяет глубокое ущелье. Оно, как и Нулевая, покрыто густым лесом с подлеском.

Чтобы быстрее выяснить есть ли, и если есть, то где на Нулевой противник, я посылаю дозор из унтер-офицера и 10 солдат и придаю им группу полевой связи. Уже через 15 минут приходит сообщение: «Враг оставил укрепленные позиции на Нулевой». После этого я с обеими ротами иду вдоль полевого кабеля через лес к оставленным позициям на Нулевой и расставляю их там в круговой обороне. Нужно считаться с тем, что противник может подойти с любой стороны, чтобы вновь занять построенные им укрепления. Ко времени, когда я делаю доклад майору Шпроссеру, с момента получения задания едва прошло минут тридцать.

До полудня мы в основном занимались разведкой малопроходимого лесного участка на юге (долина Ойтуз) и на востоке. При этом были захвачены двое пленных. В полдень на Нулевой нас сменяет венгерская пехота, подошедшая с запада. По приказу из батальона отряд Роммеля, который уже пополнился 3-й ротой, соблюдая такие же меры предосторожности, как и утром (дозор с группой полевой связи), идет через лес в северном направлении на гребень в 400 метрах юго-восточнее Унгуреаны. Там отряд тоже располагается вкруговую, потому что и здесь ни слева, ни справа в лесу нет близкой связи с нашими войсками, и я хочу

предотвратить неприятные сюрпризы. О неприятеле мы теперь знаем, что он занимает очень хорошо укрепленные позиции в 800 метрах восточнее и северо-восточнее Унгуреаны.

Перед нами ставится задача в 15.00, после огня артиллерии на поражение, взять штурмом эти вражеские позиции и отбросить противника к Извилистому шоссе, в 1,4 километра восточнее Унгуреаны. 18-й БРПП должен вести наступление по линии гребня, ВГБ вплотную к нему с юга. Мой отряд будет находится на передовой линии этого наступления. {222}

Пока роты отдыхают и занимаются приготовлением пищи в глубоких ущельях, я рассылаю много дозоров, каждый с полевой связью, в направлении вражеских позиций, которые нам предстоит штурмовать после полудня. Самую южную дозорную группу из 10 человек возглавляет вице-фельдфебель Пфайффер. Он должен разведать где и какие силы имеются у противника на идущем на юг от Извилистого шоссе хребте. Исходя из характера вражеских укреплений на Нулевой, в 800 метрах южнее вершины Унгуреаны, я делаю заключение, что противник вряд ли имеет на склонах, которые находятся дальше на восток, обустроенные и соединенные между собой позиции. Я предполагаю, что наилучшие укрепления обустроены на высотах и в долине, тогда как позиции на склонах не такие укрепленные и разветвленные. Здесь, вероятно, слабое место обороны противника, и путь, который может привести отважившихся на это к быстрому и решительному успеху.

Посланные на север дозоры везде натыкаются на позиции, защищенные колючей проволокой, тем временем Пфайффер где-то через полчаса после выхода сообщает о взятии в плен 75 румын с 5 пулеметами. Как такое может быть? С этого направления не был слышен ни один выстрел. Пфайффер коротко докладывает по полевой связи:

«Враг был застигнут внезапно, когда он располагался на отдыхе без охранения в одном из ущелий, в 500 метрах юго-восточнее лагеря отряда. Мы обнаружили его при подъеме, бесшумно подошли, держа их под прицелами десяти карабинов, и криками потребовали от румын сдаться. Поскольку на привале румыны сложили свое оружие в стороне, они оказались беззащитны и были {223} вынуждены, хотели они того или нет, сдаться в плен десятерым».

Я докладываю по полевой связи майору Шпрос-серу об этом успехе и предлагаю следующий план нашего наступления: одновременно с фронтальным наступлением по гребню я вместе с ударной группой иду на прорыв расположенных на южном склоне позиций, которые, судя по всему, между собой не соединены, затем выхожу с южной стороны гребня у Извилистого шоссе, т. е. в тылу укрепленных позиций противника, в 800 метрах восточнее высоты Унгуреаны; тем самым мы вынуждаем его сдать свою систему позиций между высотой Унгуреана и Извилистым шоссе. Майор Шпроссер передает мое предложение дальше в бригаду, и скоро я получаю приказ осуществить предложенный мной план удара по позициям противника на склоне силами 2-й и 3-й рот. К сожалению, мне не дают тяжелых пулеметов.

Вскоре отряд бесшумно движется цепочкой вдоль провода полевой связи группы Пфайффера, которая теперь возглавляет марш. При дальнейшем продвижении Пфайффер неприятеля больше не встречал. Сквозь высокий лес с густым подлеском мы спускаемся по крутому склону вниз к долине. Мы вынуждены повторять путь группы Пфайффера. Он ведет до самого низа в долину реки Ойтуз, мы теряем 350 метров высоты.

В лесу, в ста метрах от долины, я нагоняю Пфайффера. Я приказываю ему подниматься вверх в направлении Извилистого шоссе и следую вплотную за передовой группой вместе с лейтенантом Хойссером и несколькими связными. Вскоре спереди поступает сигнал тревоги. Я иду вперед. Пфайффер указывает мне на участок редкого леса в 150–200 {224} метрах от нас: там стоят румынские посты, а за ними занятые румынами позиции. Противник, очевидно, свое основное внимание уделяет равнинной местности по обеим сторонам реки. Мы оставляем его в покое и начинаем подниматься узкой тропой по покрытому густым лесом крутому западному склону гребня, идущего в направлении Извилистого шоссе.

Я понимаю, что на этом подъеме мы вскоре опять должны наткнуться на румынские позиции. Поэтому я приказываю передовой группе при столкновении с противником немедленно укрыться, прикрывая подъем отряда, и открывать огонь только в случае, если противник нападет на них. Румыны должны думать, что перед ними только дозорный отряд. Этим я хочу выиграть время для подхода отряда и его развертывания, надеясь воспользоваться моментом внезапности.

В150 метрах от подошвы горы передовую группу обстреливают из позиций выше по склону, и она, в соответствии с приказом, залегает в укрытие, не открывая ответного огня. Я быстро расставляю отряд для штурма. 3-я рота справа, 2-я рота слева. Подъем и развертывание прошли за несколько минут, беззвучно и незаметно для врага, в густом лесу на не-просматриваемом склоне.

По поводу штурма я даю следующие указания: «2-я рота наступает по тропе на противника выше по склону только для прикрытия. Она связывает его огнем, вводит в заблуждение бросками гранат и криками «ура» на западном склоне и вынуждает неприятеля сосредоточить там все свои силы. В это время 3-я рота обходит противника справа и наносит удар. Я нахожусь при 3-й роте».

Подготовка к бою еще не закончилась, когда к

этому участку подбираются румынские разведгруппы. Их отбили, но я даю приказ 2-й роте немедленно начать атаку. В 50 метрах вверх по склону рота натыкается на занятые противником позиции. Пока там идет перестрелка и на западном склоне гремят разрывы гранат, я с 3-й ротой поднимаюсь на сто метров восточнее через густой лес. Без затруднений мы выходим во фланг неприятеля, численностью около взвода, внимание которого полностью сосредоточено на перестрелке по фронту. Когда мы наносим удар, противник сразу оставляет позиции и отходит вверх по западному склону. Я с 3-й ротой не могу продолжить преследование, так как в плохо просматриваемом участке густого леса мы можем попасть под огонь наступающей фронтально {226} 2-й роты. Поэтому 3-я рота продолжает держаться правее.

В то время как 2-я рота фронтально преследует отходящего противника и при первом же сильном сопротивлении поступает так же, как и во время первого удара, 3-я рота тоже продолжает действовать по своей схеме. Едва только отходящий враг где-нибудь остановится, как в него летят пули 2-й роты. Рвутся гранаты, и 3-я рота спешит совершить обход справа. Для горных стрелков с полной выкладкой эта постоянная гонка по крутому склону невероятно тяжела. К тому же стоит августовское пекло. Некоторые бойцы падают от перенапряжения в обморок.

Таким методом мы пять раз выгоняли противника, который с каждым разом увеличивался в числе, из его позиций. В итоге на хвосте неприятеля остались мы с лейтенантом Хойссером и 10–12 бойцов. Постоянным огнем, боевыми криками и бросаемыми по сторонам гранатами — по сторонам, чтобы самим, подбегая, не подорваться на них — мы тесним назад большую массу румын. Так нам удается выдавить противника за линию хорошо обустроенных и, видимо, сквозных позиций, укрепленных к тому же заграждениями, и не дать им возможности вновь создать линию фронта.

Позади этих позиций лес редеет. Подъем вверх становится не таким крутым. Мы достигаем лесной прогалины, к которой справа примыкают пологие склоны, покрытые травой. По ним широким фронтом отходят назад к гребню в северо-восточном направлении румыны, силой где-то в две роты. Справа румынская горная батарея готовится к отходу назад и спешит скорее погрузиться на вьючных лошадей. Мы открываем из леса огонь {227} по убегающему противнику. Хорошо, что они не знают, насколько нас мало. Когда неприятель исчезает в ближайшем лесу и в ущелье, я отдаю лейтенанту Хойссеру и нескольким бойцам приказ идти за ними.

При выходе из леса они попадают под дождь картечи румынской горной батареи, которая стоит в северо-западном углу лесной прогалины, примерно в 400 метрах от нас. Картечь хлопает, стучит градом и разносит в щепки деревья вокруг. Мы прячемсЛ-.за толстыми буками. Вскоре после этого показываются первые группы из 2-й и 3-й рот, бойцы, тяжело дыша, взбираются вверх по склону. Я отвожу всех вправо в ложбину, где можно укрыться.

От цели нашего наступления — гребня в районе Извилистого шоссе — нас отделяет только около 800 метров. Перед нами отходящий противник. Сейчас важно, не обращая внимания на усталость, быстро действовать. Вдалеке слева уже некоторое время слышится интенсивный шум боя. Видимо, там идет наступление баварцев и остальных частей ВГБ.

Дальнейший подъем на гребень осложняется ружейным и пулеметным огнем противника. Очевидно, даже несколько минут передышки дали возможность командирам неприятеля взять войска под контроль и создать линию обороны.

Поскольку у обеих моих рот нет ни единого пулемета, стрелкам приходится справляться самим. Умело используя малейшие неровности местности, нам удается все ближе и ближе подбираться к противнику, который, видимо, хорошо осознает важность занимаемых им позиций. Как только кто-то из нас появляется в их поле зрения, сразу {228} же начинается сильный огонь. Так, находящийся рядом со мной вице-фельдфебель Бюттлер получил ранение в живот, когда вел наблюдение за противником.

Сумерки облегчают наше продвижение. Незадолго до наступления темноты отряд Роммеля выходит на гребень, который лежит совсем рядом, с запада от румынских позиций, с которых нам так осложняли жизнь. В небольшой седловине, всего в 60 метрах от расположения румынских пулеметов, но не простреливаемой их огнем, устраиваются части моего соединения фронтом на север и восток. Другие части стоят вплотную западнее, в сосновом лесу, и противник находится у них с севера и запада.

Румыны пытаются контратаками выбить нас назад с высоты, но энергичный огонь наших карабинов отбрасывает их на исходные позиции. Так как мы врезались клином, высокогорная дорога — связь между находящимися к западу и к востоку от нас румынскими подразделениями — оказалась перерезанной. Наша полевая телефонная линия, которую с таким трудом тянули во время всего марша и всех боев, также разорвана. Поэтому в батальон я сообщаю о том, что мы достигли цели, с помощью световых сигналов.

В темноте производится бесшумная перегруппировка сил. Отряд окапывается вкруговую, поскольку мы должны быть готовы к контратакам со всех сторон. В сосновом лесу, рядом с которым расположен мой командный пункт, в моем распоряжении остается один взвод. В местах, где нет непосредственной близости с противником, выставляются охранные посты.

Связи с батальоном нет. Судя по всему, {229} фронтальное наступление там не принесло желаемого успеха. Между Извилистым шоссе (мы находимся сейчас в 500 метрах восточнее него) и Унгуреаной до сих пор идут активные боевые действия. Мы тем временем очутились в километре за линией вражеского фронта.

Накрывшись плащ-палаткой, при свете карманного фонарика я диктую лейтенанту Хойссеру донесение о бое. Нельзя чтобы где-то был виден свет, а то сразу же»последует обстрел этого места. В это время два горных стрелка совершают особенный, мужественный поступок. Ефрейтор Шумахер (2-я рота) с одним из своих товарищей переносят на плащ-палатке тяжелораненого вице-фельдфебеля Бюттле-ра вниз в долину Ойтуз (разница высот 350 метров). Ночью они несут своего фельдфебеля до Сосмецэ к врачу, который его немедленно оперирует и этим спасает. В ночной темноте, учитывая труднопроходимую местность и расстояние (13 километров по прямой), это — прекрасное доказательство чувства товарищества.

Я еще не закончил донесение, когда с меня сняли чувство тревожного беспокойства о том, что будет 10 августа утром. Одна из посланных в западном направлении дозорных групп установила связь с 18-м БРПП. Вместе с другими частями ВГБ при поддержке артиллерии он начал фронтальное наступление, но оно не принесло больших результатов из-за стойкости защищавших свои позиции румын. По шуму боя, а потом по световым сигналам, и своим, и чужим, стало понятно, что наступательная операция отряда Роммеля удалась. Чтобы не быть отрезанными, после наступления полной темноты румыны оставили свои позиции между Унгуреаной и Извилистым шоссе и отошли в северо-восточном {230} направлении на спускающиеся к долине реки Сланич склоны.

Еще до полуночи я отправляю со связным в батальон на Унгуреану донесение о бое. Одновременно поручаю протянуть туда новую линию полевой связи. Ночью прохладно, и я так мерзну в пропотевшей, мокрой форме, что в 2.00 встаю, чтобы размяться.

С лейтенантом Хойссером мы идем на передовую линию и изучаем позиции неприятеля, которые находятся в 60–80 метрах напротив нас на небольшом поросшем лесом холме (т. н. Дубовый лесок).

Поскольку я запретил неоправданную стрельбу из-за трудностей с подвозом боеприпасов, противник ведет себя крайне неосмотрительно. Его посты патрулируют свои позиции, как в глубоком тылу, и четко видны на фоне начинающего светлеть на востоке горизонта. Подстрелить их не составило бы никакого труда, но я хочу отложить это на более позднее время. Когда становится совсем светло, мы видим, что румынские позиции идут по широкому фронту напротив нас от высоты Петреи через Дубовый лесок на север.

Размышления: Огневой налет румынской артиллерии в ночь с 8 на 9 августа на участок, где стоял в резерве отряд Роммеля, привел к потерям. Если бы войска окопались, этого можно было бы избежать.

Боевая разведка, проведенная дозором, за которым тянули линию полевой связи, особенно хорошо зарекомендовала себя 9 августа в покрытых лесом горах. Во время их продвижения я мог в любой момент позвонить им, выслушать донесение, мог дать новое задание или возвратить часть дозорной группы, мог также, идя по тянущемуся за дозором телефонному проводу, дойти с войсками до того места, где они находятся. Этим экономился {231} занимающий в горах так много времени путь связного. Однако условием такого метода было оснащение достаточным количеством необходимого оборудования для полевой связи.

Во время трудной наступательной операции в лесу, по идущему вверх склону, находившийся выше противник посредством плотного огня, криков «ура» и бросков гранат вводился в заблуждение относительного основного направления удара и тем самым вынуждался к неправильному использованию резервных сил. Удар 3-й роты по флангам и в тыл приводил после этого к быстрому успеху. Подобным образом были захвачены одна за другой пять линий вражеских позиций, чей общий гарнизон составил к концу операции уже почти две роты. Атаки шли так быстро одна за другой, что у неприятеля не оставалось времени на перегруппировку своих сил.

Несмотря на превосходство противника в числе и вооружении — у румын было много пулеметов и горных орудий — отряду Роммеля, используя малейшие неровности рельефа, удалось занять гребень, находящийся в километре за линией фронта противника, и удерживать его от вражеских контратак. Это вынудило противника оставить ночью свои позиции напротив 18-го БРПП и ВГБ.

После успеха наступательной операции отряд Роммеля быстро окопался вкруговую. Без этого вражеские огневые налеты и контратаки привели бы к большим потерям.

Потери: 2 убитых, 5 тяжелораненых, 10 легкораненых.

Атака 10 августа 1917 года

10 августа около 6.00 восстановлена полевая связь с батальоном. От офицера-порученца я узнаю,

что майор Шпроссер получил мое боевое донесение и уже час назад вышел со всеми частями батальона в направлении Извилистого шоссе.

Около 7.00 майор Шпроссер с ротами ВГБ уже у нас; он дает высокую оценку успеху нашего прорыва 9 августа.

Затем я информирую о положении перед фронтом отряда на востоке. Румынские посты и при свете дня продолжают вести себя довольно неосмотрительно. Часть гарнизона даже греется на солнце рядом с вырытыми ими ночью окопами, между вершиной Петреи и Дубовым леском. У нас все {233} по-другому. Дозорные посты и гарнизоны позиций хорошо замаскированы, им даны строгие указания ничем не выдавать себя и стрелять только в случае нападения противника.

Позиции неприятеля тянутся от голого западного склона вершины Петреи (693) до поднимающегося к Дубовому леску горного хребта, на котором растет лишь несколько групп кустов. Сам Дубовый лесок, видимо, хорошо укреплен. Он господствует над югом, западом и севером. С севера от Дубового леска вражеские позиции спускаются в низком кустарнике к долине, где по глубокому ущелью течет река Слэник. Позиции состоят из отдельных гнезд и более крупных опорных пунктов, которые могут друг друга фланкировать и господствуют на находящихся перед ними голых склонах.

В соответствии с приказом из батальона, который пришел около 7.00, горный батальон должен в течение дня, путем дальнейшего наступления достичь развилки дорог в 350 метрах западнее высоты 674, т. е. предстояло опять выбивать противника из его позиций. При этом мы не могли рассчитывать на поддержку собственной артиллерии, поскольку произошла смена позиций. Майор Шпроссер поручает мне подготовку и осуществление этого наступления и для этого мне придаются 1-я, 3-я и 6-я горные роты, а также 2-я и 3-я пулеметные роты — довольно внушительные силы.

Мой план атаки таков: около полудня мы внезапно открываем мощный пулеметный огонь по неподготовленному противнику, вынуждая румын, находящихся на позициях от 400 метров южнее и до 300 метров севернее Дубового леска, спрятаться в укрытиях, и удерживаем их там. В это время осуществляется прорыв в районе Дубового {234} леска, отдельные наши части связывают боем и изолируют вражеские позиции к югу и северу от Дубового леска, в то время как основная масса идет на прорыв через гребень на восток, к высоте 674.

Подготовка требует много усилий и времени. В течение утра я лично занимаюсь расстановкой десяти пулеметных точек: длинными обходными путями (чтобы не попасться на глаза неприятелю) — частично по лесистому гребню возвышенности прямо за нашей передовой линией, частично по овражкам и расщелинам — в полном секрете от врага — пулеметы выводятся на позиции. Каждому отдельно я ставлю цели и расписываю ведение огня до, во время и после атаки. Начать огонь предписывается в 12.00, в качестве передового подразделения (по которому будут ориентироваться) я назначаю взвод, стоящий ближе всего к трассе.

Около 11.00 остальные части отряда Роммеля занимают боевые позиции. Местом прорыва я определил южный край Дубового леска. Ударные части в полной тишине заполняют небольшую низинку в 80 метрах к юго-западу от Дубового леска: 3-я, 1-я и 6-я роты и одна пулеметная рота. Я даю указания одной из штурмовых групп по поводу фиктивного наступления слева выше (несколько взводов 3-й роты) и всем остальным.

За десять минут до начала наступления приносят полевую почту. Ее быстро раздают.

Ровно в 12.00 я даю команду условным сигналом об открытии огня. Через несколько секунд все десять пулеметных расчетов ведут огонь. Особенно сильно обстреливается Дубовый лесок. Чтобы отвлечь неприятеля и вынудить его к поспешным действиям, одновременно с открытием огня левое

крыло 3-й роты с громогласным «ура» начинает забрасывать ручными гранатами северо-западный угол Дубового леска. Все это происходит из полного укрытия, с тем, чтобы начавшийся по этому месту мощный ответный огонь не привел с нашей стороны к потерям.

Под некоторым прикрытием оглушительного шума и стелящегося от гранат дыма, 3-я рота идет на штурм юго-западного угла леска в ста метрах от дороги. Тяжелые пулеметы, которые вели сзади особенно сильный обстрел этого участка вражеских позиций, переносят по плану огонь влево и вправо, оставляя небольшой проход для идущих на штурм частей. Они беззвучно торопятся вперед, полные решимости выполнить свою работу. Я со штабом двигаюсь вплотную за ними, следом уже остальные части 3-й роты с пулеметным взводом. Со всех сторон все взрывается и грохочет.

С начала огневой подготовки прошло минуты две. Все наши десять пулеметов продолжают строчить, {236} левее у трассы слышен шум боя. Штурмовой отряд переходит в наступление. Румыны опомнились, только когда он уже был в окопах. Но горные стрелки делают свою работу быстро. Если в самих окопах вперед не пройти, то они оставляют их и бегут вперед поверху. При этом их отлично поддерживают пулеметные расчеты, которые, ведя огонь слева, заставляют противника в нескольких метрах впереди штурмовой группы оставаться в укрытиях. Один из моих боевых ординарцев убивает выстрелом в голову румына, который целился в меня с расстояния в 15 метров.

Укрепления противника в Дубовом леске уже в наших руках, когда с северо-востока начинается сильный контрудар противника. Свои тяжелые пулеметы еще не установлены, а те, которые находятся сзади, не могут попасть в нового противника, потому что северный склон выпуклый. Вскоре неприятель подходит уже на расстояние броска ручной гранаты. В жесткой схватке с применением карабинов и гранат (штаб отряда тоже берется за оружие) мы удерживаем занятый участок от превосходящего противника. Через несколько минут, к нашему счастью, в дело вступает пулеметный взвод. Я могу вернуться к своим обязанностям по командованию.

Части 3-й роты и взвод тяжелых пулеметов обеспечивают прикрытие с севера и с юга места прорыва в Дубовом леске. Прочие части (1-я и 6-я роты, как и освободившиеся после успешного прорыва расчеты обеих пулеметных взводов) я ставлю на прорыв на гребне, в направлении высоты 674. Пока некоторые пулеметные расчеты еще сдерживают противника в позициях по обеим сторонам Дубового леска, пока другие части запирают вражеские позиции по {237} сторонам от пробитой бреши, основная масса отряда Роммеля идет вперед на гребень, несмотря на сильный огонь. Для них только одна цель — местность у высоты 674. Глубоко эшелонированным порядком, с 1-й ротой в голове, отряд в стремительном темпе продвигается вперед.

Не встретив сопротивления противника, передовые части 1-й роты доходят до небольшого холма на западе от высоты 674. Следуя вплотную за ними, я пересекаю небольшую впадину. Справа ее начинают поливать огнем пулеметы противника, я вынужден залечь. Вокруг меня в траве рвутся снаряды. Огонь идет со склона в 800 метров юго-восточнее высоты 674, с расстояния примерно в 1200 метров. Я укрылся за небольшой насыпью и, как только огонь прекратится, хочу двигаться дальше. Неожиданно сзади в левое предплечье попадает пуля, брызгает кровь. Оглянувшись, я вижу в 80 метрах позади меня, в одной из групп кустарника, румынских солдат, которые ведут огонь по мне и бойцам из 1-й роты. Чтобы уйти из-под обстрела этого опасного противника, я бегу зигзагом к вершине холма передо мной.

Находящиеся там силы 1-й роты должны минут десять вести оборону на все стороны. Потом находящихся на западе румын в ходе ближнего боя сминают наши. Командующий румынской частью командир-француз кричит: «Убейте немецкую собаку!» — пока в него не попадает пуля.

Позади тоже идет упорная борьба. Румыны пришли в себя после первого испуга и теперь пытаются вернуть захваченные участки контрударами с использованием резервных сил. Благодаря несравненному мужеству всех горных стрелков и умению командиров, исход сражений везде в нашу пользу.

Вскоре 1-я и 6-я роты в ходе дальнейшего продвижения занимают местность в районе высоты 674, не столкнувшись с каким-либо существенным сопротивлением неприятеля. Тем временем меня перевязывает доктор Ленц. Затем я отдаю отряду приказ занять захваченную территорию и переформироваться следующим образом: 6-я рота, усиленная взводом тяжелых пулеметов Альдингера, у высоты 674, все остальные части остаются в моем распоряжении и стоят в широкой ложбине, в 350 метрах западнее отметки 674, которая находится вплотную к трассе с севера.

Несмотря на сильные боли и слабость из-за потери крови, я не передаю командование отрядом. По {239} полевому телефону докладываю майору Шпроссеру об успешном наступлении.

Со стороны Д.Косна, по горной дороге, в нашу сторону движется длинная колонна румын. Мы готовимся к обороне, в дело идут лопаты. Я запрашиваю о немедленной артиллерийской поддержке против наступающего противника. Наша собственная артиллерия после передислокации еще не успела занять боевые позиции. Неприятель подходит все ближе.

Вперед выдвигается капитан Гёсслер с оставшимися ротами ВГБ. Мы разделяем командование. Находящиеся сейчас на передовой линии 5-я и 6-я роты с взводом тяжелых пулеметов Альдингера, а также стоящие на второй линии к северу от вершины 2-я, 3-я роты и 3-я пулеметная рота составляют отряд Роммеля. 1-я и 4-я роты, а также 2-я пулеметная рота входят в отряд Гесслера. Он располагается в 300 метрах западнее высоты 674, с южной стороны горной дороги.

Идущая с Косны румынская пехота не пошла, как мы предполагали, в контрнаступление на нашу новую линию у высоты 674. Румыны высылают вперед дозорные отряды, и когда те нами без труда спроваживаются, занимают лежащий напротив 5-й и 6-й рот хребет, который тянется на два километра с севера на юг, по обеим сторонам горной дороги. В этих обстоятельствах для нас нет причин подтягивать на передовую дополнительные силы. 5-я и 6-я роты вместе имеют ширину фронта около 600 метров. Их несвязанные фланги загибаются назад. Рядом с 6-й ротой отряд Гесслера на южных склонах, рядом с 5-й — остальные роты отряда Роммеля на северных склонах стоят как передовые формирования (полевые дозоры и полевые {240} посты) и охраняют захваченные территории на глубину.

Около 15.00 румыны снимают силы, стоящие на линии: западные склоны высоты Петреи — Дубовый лесок — западный край Слэника. Однако наладить связь с соседями слева и справа невозможно. Румынская артиллерия продолжает вести интенсивный огонь. Он рвет проволочную связь, не дает возможности послать связных и утюжит местность между Дубовым леском и высотой 674 по обеим сторонам высокогорной дороги. Между 5-й и 6-й ротами полевую связь все время восстанавливают — тяжелая и опасная задача одного из отрядов связистов. Всю первую половину дня огонь продолжается с постоянной интенсивностью. К счастью, роты на передовой линии и тот участок, где стоят резервные части, он мало задевает. Только ближе к вечеру австрийская артиллерия открывает ответный огонь. Среди прочего снаряд попадает в середину группы людей на вершине Косны (как выяснилось позднее, в группу румынских и французских офицеров). К счастью, потери нашего отряда во время наступления и последующего артиллерийского обстрела оказались очень низкими.

На моем командирском пункте, расположенном на пологом склоне западнее высоты 674, во время артиллерийского обстрела я диктую доклад о бое за Дубовый лесок — высоту 674. Только к вечеру артиллерия врага замолкает. Вьючные лошади привозят питание и боеприпасы.

Обессилев из-за потери крови и чувствуя себя ограниченным в движениях из-за жестко перевязанной руки и висящего поверх нее кителя, я начинаю подумывать о том, чтобы передать командование. {241} Но тяжелое положение, в котором оказался отряд, определяет мое решение пока не уходить с поста.

Майор Шпроссер получил в свое командование еще новые части, его штаб находится в дубовой роще в двух километрах юго-западнее высоты 674. Там находятся и резервы группы Шпроссера (части 18-го баварского БРПП), там же офицеры связи артиллерийских частей установили свои наблюдательные пункты.

Размышления: Наступление отряда Роммеля 10 августа 1917 года на господствующие на местности укрепленные позиции румын должно было проходить без поддержки артиллерией или минометами. Для проведения операции в нашем распоряжении были только тяжелые пулеметы. Путем сосредоточения огня пулеметов на том участке, где предполагался прорыв 3-й роты, и путем сдерживания врага на остальных позициях во время и после удара удалось провести атаку таким об разом, что успех был достигнут с наименьшими возможными потерями.

10 августа румыны не повторили ошибки вчерашнего дня, когда они не уделили должного внимания позициям на склоне. Удар по расположенным в середине склона вражеским позициям не сулил особого успеха, поскольку все подходы шли через открытую местность, и атакующих можно было легко обстрелять из пулеметов с окружающих высот. Так что необходимо было обезвредить противника на гребне.

Боевая разведка: Внимательное наблюдение за расположениями противника ночью и утром 10 августа дало превосходные результаты. Были хорошо изучены передовые сооружения противника и поведение гарнизона. С нашей стороны дозорные отряды не посылались, {242} чтобы не беспокоить противника и не привлекать его внимания к мероприятиям по подготовке наступления. Неприятель же совершил большую ошибку: не наблюдая за местностью перед своими позициями, даже допускал неприемлемое во время войны поведение (стоящие патрули, бойцы вне укрытий). Наш удар стал для них абсолютно внезапным.

Дорогу для ударного отделения 3-й роты расчищали несколько тяжелых пулеметов, которые вели огонь с точек в лесу в 150–200 метрах западнее места прорыва. Сначала они сконцентрировали огонь на противнике в Дубовом леске, потом перенесли огонь направо и налево, чтобы не подвергать угрозе идущие вперед на штурм части 3-й роты. В продолжение наступления те же тяжелые пулеметы отлично помогали обойти с тыла вражеские позиции тем, что обстреливали участки перед наступающими отрядами.

Ложное наступление в ста метрах левее места прорыва, которое имитировалось остававшимися в укрытиях бойцами бросками гранат и громкими криками «ура», должно было отвести оборонительный огонь противника в Дубовом леске в ложном направлении и вынудить его использовать резервные силы. Оно полностью выполнило свою цель — помощь продвижению вперед ударной группы — не принеся каких-либо потерь.

Противник быстро и умело организовал контрудар с северо-востока против нашего прорыва в Дубовом леске, и боевое мастерство горных стрелков проявило себя здесь в условиях обороны.

Румынские резервы находились на гребне позади сплошной линии укреплений, но и они большей частью не были готовы, к успеху нашего внезапного удара, и при атаке наши бойцы просто перебегали через их укрытия. Там, где они все же начинали защищаться или прибегали к контрударам, их сминал натиск горных стрелков, поскольку {243} через место прорыва друг за другом шли пять рот, а позднее еще и четыре роты, отряда Гёсслера. Это придавало удару необходимую мощь.

После достижения цели наступления сразу началась подготовка к обороне. Хорошо замаскировавшись, передовые части вели окапывание. Резервные роты обеспечивали охранение, выставив полевые дозоры у северного и южного флангов, которые не имели взаимосвязи. Посылать дозоры на более далекие расстояния было нецелесообразно. Их легко могли обстрелять и захватить из расположенных сзади румынских позиций. Вместо этого за всей местностью, занятой противником, велось тщательное наблюдение из различных точек (силами отряда и отдельных рот). Вскоре после занятия греб ня на участке между Дубовым леском и высотой 674 наши войска ушли с его вершины. Они расположились в боковых расщелинах. Там сильнейший артиллерийский огонь противника во второй половине дня был им не страшен.

Наступление отряда Роммеля в районе гребня вынудило противника во второй половине дня отойти со своих прорванных позиций и отвести войска назад на новые.

Командование неприятеля не проявило гибкости, оно ограничилось только обороной и не пошло на решительный контрудар, хотя у него имелись многочисленные резервы и мощная артиллерия, а местность, как на севере, так и на юге была благоприятной для проведения контратаки.

Штурм Д.Косна 11 августа 1917 года

На фронте все спокойно. Даже вражеские дозоры не беспокоят роты передовой линии. Около 22.00 майор Шпроссер сообщает, что из бригады пришел приказ начать в 11.00 следующего дня {244} наступление с артподготовкой на Д.Косна, и просит дать мои предложения.

Исходя из местности, наиболее перспективным мне представляется наступление с запада и с северо-запада, потому что здесь участки у вершины гребня не покрыты лесом. Это позволит артиллерии обеспечить поддержку наступления пехоты. Кроме того, многочисленные ущелья с севера от линии гребня обеспечивают наступающим войскам хорошие возможности для сближения.

Майор Шпроссер убеждает меня, несмотря на ранение, остаться еще на один день и взять командование ударной группой с запада и с северо-запада. Мне будут переданы 2-я, 3-я, 5-я, 6-я горнострелковые роты, 3-я пулеметная рота и 1-я пулеметная рота 11-го Резервного пехотного полка (РПП). Одновременно южная ударная группа под командованием капитана Гесслера (1-я и 4-я горнострелковые роты, 1-я пулеметная рота, II-я и III-я 18-го БРПП) поведет наступление на Косну через высоты 347 — 692 с юга и юго-востока. Новое трудное задание возбуждает, и я остаюсь.

Всю оставшуюся ночь я почти не сплю. Рана болит, нервы напряжены из-за волнений последних дней, к тому же мозг занят новым заданием. На рассвете я бужу лейтенанта Хойссера. Мы вместе идем на передовую линию к 5-й и 6-й ротам, изучаем в предрассветные часы местность, где предстоит идти в наступление, и переносим на карту схему атаки.

В 800 метрах к востоку от наших передовых позиций на следующей возвышенности, по обеим сторонам высотной дороги, залег противник. Его посты спрятаны за деревьями или в кустах. С севера располагается довольно плотная линия стрелков в

вырытых недавно укрытиях. Часть стрелков стоит группами рядом с позициями. Тишину наступающего дня не нарушает ни выстрела. Наши позиции хорошо замаскированы и не просматриваются со стороны врага.

Возможности подхода к неприятелю менее благоприятны, чем я рассчитывал. Перед нашим фронтом и южнее, на голых травяных склонах, невозможно укрыться от вражеского огня. Более подходящей на первый взгляд кажется местность в 600–800 метрах к северу от высотной дороги. На покрытых травой склонах ведущего к горе Пикиорул {246} хребта разбросаны многочисленные группы густых кустарников. На самой Пикиорул (652), которая лежит в полутора километрах к северу от высотной дороги, на фланге 5-й роты, растет высокий лиственный лес.

Резко и властно возвышается на горизонте в лучах восходящего солнца вершина горы Д.Косна (788), цель нашего наступления 11 августа. Сможем ли мы? Мы должны! Раненая рука забыта. Мне вести шесть рот на противника. С уверенностью и новыми силами я берусь за трудную, ответственную задачу.

Силами находящихся на передовой линии рот я хочу, начиная с 8.00, связать противника огнем на его позициях, отвлечь и не дать ему проводить разведку в оврагах к северо-западу от него. За утренние часы я с основной массой отряда по местности южнее Пикиорул скрытно, по группам кустарника, подкрадусь на ударное расстояние к позициям неприятеля, которые лежат к северу от высотной дороги. Затем под прикрытием обещанной артиллерийской поддержки около 11.00 штурмую вражеские позиции, и далее на одном дыхании мы прорываемся до Д.Косны. Одновременно части, находящиеся у высоты 674, должны начать штурм с фронта.

5-ю и 6-ю роты с пулеметным взводом Альдингера я поручаю лейтенанту Юнгу, которому через Хойс-сера сообщаю о своих намерениях и задачах его подразделения во время наступления на Д.Косна. Лейтенанта Хойссера я оставляю в отделении Юнга, чтобы он обеспечивал связь с группой Шпроссера и взаимодействие с артиллерией.

В 6.00 с остальными четырьмя ротами я выхожу на север по густому кустарнику. Одновременно {247} прокладывается линия полевой связи с ударной группой Юнга. Примерно через 600 метров мы сворачиваем на восток и теперь по одной из неглубоких ложбин движемся вверх, к покрытому разрозненными группами деревьев и кустов хребту, между высотой 674 и Пикиорул. Время от времени мы останавливаемся и осматриваем местность. Вскоре я, к своему удивлению, обнаруживаю в бинокль, что по всей длине этого хребта расположены вражеские посты. Румыны выставили боевые форпосты перед своими новыми позициями. Ни 5-я рота, на чьем левом фланге находятся эти посты, ни дозорные отряды резервных рот не засекли их.

В этих обстоятельствах неожиданный удар с северо-запада по основным позициям румын представляется практически невозможным. Если мы захватим боевые дозоры противника, то это поднимет по тревоге его основные позиции на востоке от высоты 674. Тогда штурм уже не будет внезапным. Это существенно снизит наши виды на успех.

Мы продолжаем оставаться в укрытии, враг нас не видит. Дальнейшее изучение местности вокруг нас приводит меня к решению попытаться перехитрить боевые форпосты противника. Тем же путем, которым мы пришли в ложбину, мы возвращаемся немного назад, сворачиваем на север и достигаем, не наткнувшись на противника, зоны густого леса на северо-западном склоне Пикиорул. Здесь мы опять поворачиваем на восток и идем по густому подлеску через высокий лиственный лес, в направлении румынских форпостов.

Далеко впереди идет особенно опытный вице-фельдфебель из 3-й роты, которому я сам указываю {248} дорогу жестами и тихими возгласами. Его тяжелый рюкзак, по моей просьбе, взял командир его взвода, лейтенант Хуммель. В нескольких метрах за вице-фельдфебелем иду я, затем следуют остальные десять человек передовой группы, каждый на расстоянии десяти шагов от другого. Еще через 150 метров идут цепью все четыре роты. Это расстояние подобрано с таким расчетом, что при остановке по моему сигналу передовой группы абсолютно не будет слышно еще марширующую в этот момент колонну. Естественно, вся колонна — а она сейчас 800 метров в длину — соблюдает строжайшую тишину. Каждый горный стрелок старается избежать даже малейшего звука. Бойцы знают, что сейчас речь идет о том, чтобы незаметно пройти мимо вражеских боевых форпостов.

По моему знаку колонна останавливается и опять идет дальше. Внимательно вслушиваясь в течение нескольких минут, удается установить нахождение двух румынских постов. Дозорные на них разговаривают, откашливаются, посвистывают. Метр за метром мы подходим ближе. Посты находятся на расстоянии примерно 100–150 метров друг от друга. Разглядеть что-либо в густом подлеске невозможно. Я с передовой группой двигаюсь посередине между двумя форпостами противника. Сейчас мы вышли на один уровень с ними, все затаили дыхание. Дозорные, и слева и справа, продолжают беззаботно беседовать. Все четыре роты осторожно пробираются мимо них. Одновременно тянется линия полевой связи с отрядом Юнга, через который поддерживается связь и с группой Шпроссера. Находящийся совсем рядом враг ничего этого не замечает.

За спиной румынских постов и полевых дозоров, {249} которые продолжают стоять в охранении фронтом на запад, мы пробираемся через густые заросли кустарника до северо-восточного склона Пикиорул. Справа тем временем, как и планировалось, начала ружейный и пулеметный огонь группа Юнга.

От основных позиций румын, к которым мы хотим подобраться, нас еще отделяет глубокое ущелье. При спуске мы пересекаем множество протоптанных дорог, но, к счастью, не натыкаемся ни на одного румына. Справа выше, у высоты 674, румынская артиллерия интенсивно обстреливает позиции группы Юнга. Очевидно, румыны предполагают возможность наступления оттуда и стремятся его предотвратить.

Карабкаться по крутым склонам с тяжелым грузом снаряжения — да еще в августовскую жару — неимоверно трудно. Уже почти одиннадцать часов, когда мы спускаемся до низшей точки ущелья. Теперь начинается подъем по отвесному каменистому склону, через редкий еловый лес на противоположной стороне. Продвижение вперед идет медленно, место здесь труднопроходимое. Ровно в 11.00 наша артиллерия открывает огонь на поражение. Нам он кажется довольно слабым и ведется не по тому участку, который мы позднее хотим штурмовать. Огонь 5-й и 6-й рот тоже вновь усиливается. Артиллерия противника отвечает.

Во время грохота перестрелки мы продолжаем взбираться вверх, собрав все силы. Моя раненая рука очень мешает. На трудных участках мне помогают мои боевые ординарцы.

Огонь нашей артиллерии на поражение уже смолк, когда около 11.30 идущий в охранении впереди вице-фельдфебель 3-й роты в редком лесу попадает под выстрел и немедленно отходит, не {250} открывая ответного огня, как и было приказано, в ближайшее укрытие. Я приказываю передовой группе остановиться и охранять подъем основных сил. Роты бесшумно поднимаются по непростре-ливаемому склону и останавливаются в 50 метрах от передовой группы. За это время я успеваю сообщить по полевой связи в группу Юнга о своем решении начать наступление через полчаса. При попытке связаться с майором Шпроссером и обеспечить свой удар артиллерийской поддержкой, полевая связь прерывается. Видимо, находящиеся до сих пор на Пикиорул румынские части обнаружили линию связи и перерезали ее.

То, что связь с группой Шпроссера, с артиллерией и отрядом Юнга подвела именно сейчас, незадолго до решающего удара, это по-настоящему неприятно. Восстановить ее вряд ли возможно, да и займет это много часов. Я должен смириться со злым роком.

О том, где находятся позиции противника, которые мы собираемся сейчас атаковать, можно только догадываться. Я думаю, что они там, где перед этим румынские дозоры стреляли в нашего вице-фельдфебеля. Изгиб склона, многочисленные кустарники и высокие заросли папоротника позволяют в полной тайне произвести развертывание в боевые позиции. Поддержка наступления обстрелом из находящихся выше позиций невозможна. Огонь группы Юнга также не достает до участка перед нашим фронтом. С ними нет никакой связи. Надеюсь, что они будут действовать в соответствии с указаниями.

На передовую линию я ставлю только один взвод 3-й роты и весь пулеметный взвод Грау, ширина передовой около ста метров. На вторую линию

выходят за правым флангом 2-я рота, за левым флангом оставшиеся два взвода 3-й роты и 1-я пулеметная рота 11-го РПП. По поводу самого наступления я отдаю следующие распоряжения: по моему знаку передовая линия (1-й взвод 3-й роты и пулеметная рота Грау) движется бесшумно вперед к предполагаемым выше по склону позициям противника. Как только посты неприятеля или гарнизон на позициях откроют огонь, пулеметная рота Грау поливает ураганным огнем из всех орудий место дислокации противника и прекращает его через 30 секунд по моему знаку. В этот момент взвод 3-й роты и следующие вплотную за ним остальные части врываются без криков «ура» во вражеские позиции, отдельные части сразу «запирают» их с обеих сторон, основная масса прорывается вглубь территории противника и, двигаясь в юго-восточном {252} направлении, занимает гребень. Для того, чтобы ввести противника в заблуждение относительно места прорыва и для рассредоточения его оборонительного огня, начиная с момента начала обстрела, стоящие по обеим сторонам от места прорыва части должны забрасывать по фронту вражеские позиции ручными гранатами.

Весь этот инструктаж и подготовка проходили бесшумно, на расстоянии едва ли в сто метров от противника. Поскольку я оставил лейтенанта Хойссера с 5-й и 6-й ротами, я должен был сам заниматься всей подготовкой.

Незадолго до 12.00 мы полностью готовы к бою. Румыны были очень любезны и не мешали нам. На восточном склоне Пикиорул видно, как румынские подразделения численностью до взвода скоро пересекутся с нашим маршрутом. Самое время для атаки. Я делаю знак.

Отряд двинулся вперед. Уже через несколько шагов раздаются первые выстрелы противника, находящегося совсем рядом. Секундой позже все орудия роты Грау открывают частый огонь. Справа и слева рвутся снаряды. Отряд лежит, готовый к броску. Ураганный огонь пулеметов быстро вынудил находящегося перед нами противника спрятаться в укрытиях, справа и слева неприятель ведет стрельбу наугад. Я даю знак прекратить огонь. Горные стрелки бегут вверх на штурм, занимают без потерь со своей стороны вражеские позиции, берут несколько десятков пленных, запирают пути отступления и наступают вглубь правее. Все это происходит четко и быстро, как на учениях.

Кусты впереди нас становятся реже. Мы проходим еще сто метров вперед, затем нашу атаку останавливает интенсивный пулеметный огонь с {253} пологого склона справа от нас. Он ведется из находящегося на вершине холма смешанного леса, перед которым еще широкий, метров 500, луг.

Огонь усиливается. Взвод 3-й роты и пулеметная рота Грау отвечают на огонь, а остальная часть 3-й роты и пулеметная рота 11-го РПП отходят влево. Противник у края леса получает все новые подкрепления. Скоро огонь по нам ведут уже десятки пулеметов. Так как на участке, где мы находимся, напрочь отсутствуют какие-либо возможности для укрытия, о продвижении вперед думать уже не приходится. Мы с трудом удерживаем наши позиции.

Из леса в контратаку идут резервные части противника, румынская артиллерия посылает в наши ряды снаряд за снарядом, в основном на левый фланг. Горные стрелки отчаянно вжимаются в землю. Они не хотят отступать. Их непрерывный огонь останавливает контрудар противника.

Все больше румынских пулеметов утюжит нас огнем. Наши потери увеличиваются с пугающей скоростью. Положение становится с каждой секундой опаснее. Я нахожусь на передовой линии, на правом фланге 3-й роты. Слева от меня взвод тяжелых пулеметов Альбрехта ведет ожесточенную перестрелку. Сзади справа в кустах, укрытая от огня противника, ждет моих распоряжений 2-я рота. Выпустить ее тоже в бой? Сможет ли ее огонь переломить ход боя в нашу пользу? Нет! Дать приказ об отступлении? Нет! Тогда мы должны будем оставить на милость врага наших убитых и раненых, тогда противник оттеснит нас назад в ущелье и сможет там с легкостью уничтожить. Наше положение отчаянное, но мы должны справиться или... Мы остаемся на месте.

Заросли кустарника правее и выше на склоне и возможность скрытно пройти вдоль и вверх в направлении противника, приводят меня к мысли нанести неожиданный удар по западному флангу так достающего нас противника силами последних резервов. Может быть, это сможет решить исход сражения в нашу пользу.

Сообщаю о своем решении ближайшему окружению, затем ползу назад. Через несколько секунд я со 2-й ротой уже выхожу на юг. На карту поставлено все. В кустарнике нам попадаются небольшие группы румын, которые мы без труда оставляем позади прежде, чем они понимают, в чем дело. Вскоре мы уже продвинулись на сто метров. Я сворачиваю на восток. Надеюсь, что остальные части отряда еще держатся.

Я уже собираюсь дать приказ о начале атаки на {255} фланг противника, как справа, позади 2-й роты, появляются части боевой группы Юнга. В соответствии с полученными ранним утром указаниями, они начали наступление на противника по обеим сторонам высотной дороги. Теперь исход борьбы решается за несколько минут в нашу пользу. Противник все свои силы бросил против 3-й роты и обеих пулеметных рот. Он ничего не смог противопоставить на фланге удару трех горнострелковых рот. Румыны мгновенно отходят с высоты, оставляя на поле боя большую часть своих пулеметов.

Лейтенант Юнг, необыкновенно мужественный боец, которого так уважали солдаты его роты, получил смертельное ранение в живот у восточной окраины леса, в 600 метрах восточнее высоты 674.

3-я и 2-я роты, а также части пулеметных рот ведут огонь преследования по врагу, отступающему в полном беспорядке вдоль высотной дороги и через широкую ложбину. В это время я с 5-й и 6-й ротами двигаюсь за противником с южной стороны высотной дороги через верхушку гребня. Остальные части отряда Роммеля получают через связного приказ как можно скорее идти за нами по тому же маршруту.

Пока 6-я рота занимает высоту, расположенную в 800 м от вершины Д.Косна (мы называем ее штабной высотой), 5-я рота берет в плен около 200 румын и захватывает несколько пулеметов, находившихся в укрытиях к западу и к югу от высотной дороги. От самой Д.Косна нас отделяет еще широкое ущелье.

Толпы румын отходят назад по идущей по западному склону высотной дороге. Они попадают под огонь 6-й роты. На вершине Д.Косны плечом {256} к плечу стоят румынские войска. Долго ждать не приходится, как оттуда в нашу сторону открывают интенсивный пулеметный и ружейный огонь. Мой образцовый адъютант Хойссер получает при этом ранение в грудь.

Вскоре на штабную высоту одна за другой, полностью измотанные, подходят все роты. Ничего удивительного, ведь, начиная с 6.00, они находятся в непрерывном марше, карабкаются по горам или идут в атаку.

С такими уставшими бойцами нельзя идти на штурм хорошо подготовленных позиций противника на крутых склонах Д.Косна. Поэтому я принимаю решение сначала дать войскам отдохнуть, перегруппировать подразделения и лишь потом идти на штурм вершины Д.Косна.

Охраной привала занимается 2-я рота, а дозорный отряд 6-й роты с полевой рацией изучает возможности скрытого подхода к позициям на вершине Д .Косны. Со штабной высоты, на северо-востоке, в долине, виден город Тиргул-Окнеи. По прямой до него только 4,5 километра. Через вокзал Тиргул-Окнеи движется множество составов.

Около 13.00 с запада к штабной высоте подходит штаб группы Шпроссера с резервами группы (II-й и III-й батальоны 18-го БРПП). Майор Шпроссер из своего штабного пункта в Дубовом леске наблюдал за наступлением отряда Роммеля и считал, что мы одним ударом взяли и Д.Косна.

Об отделении Гесслера ничего не известно. Я докладываю о моем намерении продолжить через час наступление на позиции румын на вершине Д.Косны и прошу об огневой поддержке с вершины штабной высоты пулеметами одного из двух баварских батальонов. Атаку я хочу организовать {257} таким же способом, как и утром. Майор Шпроссер согласен.

В согласованное время части II-го батальона 18-го БРПП открывают огонь по вражеским позициям. Тем временем я, с 6-й, 3-й, 2-й и 5-й ротами, 3-й пулеметной ротой и 1-й пулеметной ротой 11-го РПП, иду на восток и спускаюсь в ущелье, лежащее в ста метрах севернее от штабной высоты. Мы следуем по густым зарослям вдоль провода полевой связи дозорного отряда 6-й роты вниз по крайне крутому склону. Вскоре мы опять начинаем подъем с другой стороны ущелья и догоняем дозорный отряд 6-й роты. По полуденной жаре идти вверх очень тяжело. С обессиленными бойцами подъем к румынским позициям занимает много часов.

Используя те же меры безопасности, что и утром, мы крадемся наверх по кустам и небольшим овражкам, все ближе и ближе к противнику. Тем временем гарнизон противника на вершине горы ведет интенсивную перестрелку со II-м батальоном 18-го БРПП на штабной высоте. Над нами с обеих сторон летят снаряды.

Отсюда ясно видно, что на штабной высоте, в 200 метрах напротив баварцев, находится румынский пост. Наконец по небольшой балке мы подходим на расстояние 70 метров от позиций на вершине. Чтобы не подвергать нас опасности, баварцы прекратили огонь по находящемуся выше нас участку позиций. Неприятель тоже перестал стрелять.

Соблюдая все меры предосторожности, я провожу расстановку отряда по ударным позициям. На этот раз на передовую линию идут два стрелковых взвода и шесть тяжелых пулеметов. За левым и правым флангом находится по две роты. Атака планируется {258} точно так же, как и утром: незаметно приближаемся, для отвлечения противника справа и слева открываем сильный пулеметный огонь и бросаем гранаты, прорыв!

Расстановка по боевым позициям еще не закончена, как с юго-западного направления мы отчетливо слышим звук стрельбы из карабинов. Это, должно быть, части отряда Гёсслера. Я сразу даю сигнал о начале штурма. После непродолжительного ураганного огня горные стрелки врываются на румынские позиции и за несколько минут зачищают весь западный склон Д.Косны от врагов. Неприятель настолько явно застигнут врасплох, что дело до серьезного сопротивления не доходит. Вершина взята штурмом при минимальных потерях с нашей стороны. Несколько десятков пленных, несколько пулеметов мы вытаскиваем из хорошо обустроенных позиций. Но основной части гарнизона позиций все же удается уйти. Они со всех ног убегают вниз по восточному склону Д.Косны. Когда мы начинаем преследование, на голом восточном склоне нас встречает сильный пулеметный огонь. Он идет с позиций, находящихся на хребте, идущем с севера на юг через высоту 692, в 500–600 метрах восточнее вершины Д.Косны. Эти позиции особенно сильно укреплены и окружены широкими заградительными сооружениями. Перейти через гребень Д.Косны и спуститься по восточному склону днем без мощной огневой поддержки артиллерии и пулеметов не представляется возможным. Мы должны довольствоваться взятием основной высоты Д.Косны. С нее открывается отличный вид на румынские земли.

Вскоре наши силы пополняются 1-й ротой (отряд Гёсслера). {259}

Отряд Роммеля окапывается: 1-я рота, которую я перевожу под свое командование, — на гребне южнее высотной дороги, 5-я и 6-я роты — на вершине и на спускающемся к северо-западу хребту к северу от высотной дороги. Пулеметную роту 11-го РПП я распределяю между тремя ротами передовой линии. В своем распоряжении оставляю 2-ю роту — за центром передовой линии, 3-ю роту и 3-ю пулеметную роту — за левым флангом.

Примерно через час после штурма Д.Косны вперед выдвигается майор Шпроссер с двумя баварскими батальонами. Об отряде Гесслера теперь известно, что при захвате румынских позиций у высоты 347 он столкнулся с превосходящими силами противника, который, при поддержке многочисленных батарей, нанес сокрушительный удар с востока. Отряд Гесслера понес большие потери и его отозвали назад, теперь он находится на восточном склоне ущелья, которое тянется к вершине Косны с юга. Слева к долине Слэника движется 70-я хонвед-дивизия²⁸. Она еще далеко и связи с ней нет. Вечером с вершины Д.Косны мы видим артиллерийскую перестрелку севернее долины Слэника и наблюдаем за передвижениями румынской пехоты в районе высоты 722.

Я отдаю распоряжения на ночь. Помимо прочего, дозорные отряды должны установить связь с отрядом Гесслера. Отдельные роты на месте получают задания. Сам я, однако, истощен до такой степени, что уже не могу составить донесение о бое для группы Шпроссера. Я поручаю моему новому адъютанту Шустеру передать устное донесение о ходе боя. {260}

Несмотря на смертельную усталость, ночью мне так и не удалось отдохнуть. За час до полуночи с позиций 6-й роты слышатся многочисленные взрывы ручных гранат. Раздаются боевые крики, ружейный и пулеметный огонь. Не дожидаясь донесения, я с 3-й ротой выступаю для контрудара в направлении участка, которому угрожает опасность. Когда мы доходим до места сражения, 6-я рота уже сама справилась с врагом.

Что же произошло? Румынские ударные отряды внезапно напали на роту, но были отбиты бдительными стрелками. Однако в руки противника попали несколько бойцов из пулеметной роты 11-го РПП.

Размышления: План наступления 11 августа был составлен на основании собственных наблюдений в ранние утренние часы. Обычная атака верхом по высокогорной дороге при поддержке тяжелых пулеметов и артиллерии была отклонена из-за открытой местности. Противник быстро бы заметил ее и смог отразить, нанеся нам большие потери.

Румыны извлекли уроки из боев предыдущих дней и выставили для охраны позиций боевые дозоры. Внимательное наблюдение за территорией противника позволило их во время марша своевременно обнаружить.

Пройти средь бела дня мимо боевых дозоров неприятеля можно было рискнуть только с частями, которые привыкли к строжайшей военной дисциплине.

Такие марши в обход по горам трудно рассчитать по времени. В данном случае, помимо труднопроходимой местности, был еще и неожиданный противник.

Взаимодействие с артиллерийскими частями во время атаки не состоялось, так как в решающий момент порвалась полевая связь. Иначе артиллерия смогла бы, хорошо поддержать наступление отряда Роммеля. {261}

Очень тяжелое положение, в которое мы попали после удачного прорыва, было исправлено с помощью имевшихся в распоряжении резервных рот. Удар с фланга и с тыла по превосходящему во много раз противнику быстро повернул колесо фортуны в нашу сторону. При этом особенно оправдало себя данное заранее отряду Юнга «разрешение на штурм», так как позднее с ним не было никакой связи.

По отходящим румынам был не только открыт огонь вдогонку, порасти отряда Роммеля сразу же были посланы в преследдрание на обгон по гребню. Стоящим позади, на господствующих позициях, силам неприятеля удалось, однако, быстро остановить преследование.

Когда изможденные войска отдыхали, дозорный отряд изучал возможность скрытного подхода к укреплениям на вершине Д.Косны. И здесь очень пригодилась полевая связь. Прорыв вражеских позиций днем, как и штурм позиций на вершине горы вечером, проходил без поддержки огнем артиллерии и пулеметов с тыла. Только находящиеся на передовой линии пулеметы помогали своим огнем пробивать брешь. Опять бросками гранат огонь противника отвлекался на сторону. Потери при самом штурме были крайне незначительные.

Гарнизоны расположенных в тылу румынских позиций как при прорыве днем, так и при занятии вершины Д.Косны вечером, прикрывали огнем свои отступающие войска и остановили наше преследование.

Боевые действия 12 августа 1917 года

После полуночи восходит полная луна. Посланные на поиск отряда Гесслера дозорные возвращаются. Они докладывают, что левый фланг отряда Гесслера находится примерно в 800 метрах юго-восточнее вершины Д.Косна. Они понесли тяжелые {262} потери и остро нуждаются в поддержке. Напротив нас, в 500 метрах от существующей линии фронта, находятся хорошо укрепленные вражеские позиции.

В час ночи с несколькими офицерами моего отряда мы проводим изучение местности перед правой половиной наших позиций. Я хочу до рассвета закрыть разрыв между отрядом Гёсслера и моим правым флангом силами одной роты, кроме того передвинуть собственные позиции на расстояние удара от позиций противника восточнее Д.Косны.

Однако майор Шпроссер не согласен с этим. Он отдает приказ двум баварским батальонам прорвать на рассвете вражеские позиции северо-восточнее Д.Косны, части горного батальона под моим командованием должны следовать во второй линии за баварцами и после успешного прорыва идти дальше на Никорешти.

Еще не рассвело, как с северо-западного направления, т. е. позади слева, тяжелая батарея начинает обстреливать нас из орудий. Огонь ведется с высот с той стороны долины Слэника. Осколочное действие снарядов не велико, но в рыхлой почве от них остаются воронки в 6–8 метров диаметром и глубиной до 3 метров. Комки земли летят на расстояние до ста метров. Ни о каком сне нет и речи. Когда снаряды начинают падать в опасной близости, то соответствующий участок эвакуируется. Вскоре огонь усиливается. Новые батареи на востоке и на севере начинают вести прицельный огонь по Д.Косна. В районе вершины становится весьма неуютно.

Незадолго до рассвета на Д.Косна подходят два батальона, также переданные под командование {263} майора Шпроссера. Один из них прямо с марша, не ожидая приказа, проходит позиции отряда Роммеля и переходит в наступление на румынские позиции восточнее Д.Косна. Он несет огромные потери. После этого усиливается огонь артиллерийских подразделений противника.

Я очень рад, когда могу отвести из опасной зоны мой отряд, который состоит теперь из 5-й, 3-й, 2-й роты, 3-й пулеметной роты, одной стрелковой и одной пулеметной роты. Перед нами отправились в путь оба баварских батальона, чтобы к рассвету выполнить полученный приказ и прорвать румынские позиции северо-восточнее Д.Косны. Если прорыв удастся, то путь к равнине будет открыт, и тогда румынский горный фронт к югу и к северу от долины Ойтуз скоро будет сломлен.

Длинной колоной по одному мы пересекаем западный склон Д.Косны где-то в 600 метрах ниже вершины, часто попадая под снаряды разного калибра, которые летят непредсказуемо то справа, то слева. Утренняя свежесть и движение придают нам бодрости. После получасового перехода по крутому склону с редкими кустарниками мы достигаем хребта, спускающегося с 788 до 491 метров. На более обрывистом северном склоне растут высокие ели, немного ниже они группируются в небольшие лесочки. Сквозь сосны, как с высоты птичьего полета, нам видны позиции румын северо-восточнее Д.Косны, которые должны прорвать оба баварских батальона, — это тщательно обустроенные окопы с идущими по всей длине фронта заградительными сооружениями. Многочисленные соединительные траншеи ведут по голому склону назад, к лесистому участку на восточном склоне. Между нами и вражескими укреплениям лежит расширяющаяся на {264} северо-запад ложбина, склоны которой поросли низким лесом.

Вражеские позиции еще не взяты. Мы наблюдаем, как в широкой ложбине, в 1200–1500 метрах к северу от нас, части баварских батальонов ведут ожесточенный бой перед румынскими укреплениями с гарнизоном позиций.

Вскоре мимо нас проходит группа раненых из 18-го БРПП. От них мы узнаем, что там дело обстоит неважно. Передовой батальон неожиданно наткнулся на вражеские позиции и понес тяжелые потери, попав под оружейный и артиллерийский огонь (около 300 раненых). Прорыв позиций противника не удался.

Я разрешаю своему отряду сделать привал. В это время передаю майору Шпроссеру по полевому телефону (линию связи мы тянули) о положении к северу от Д.Косна. По моему мнению, после неудачного наступления баварцев, отлично построенные позиции румын северо-восточнее Д.Косны можно было захватить только при помощи мощной артиллерийской поддержки. Нам ее пообещали обеспечить в первой половине дня. Так как впереди не было ни одного артиллерийского наблюдателя, я предложил сам провести артиллерийскую пристрелку. Место, где я в данный момент нахожусь, прекрасно для этого подходит.

Изучается возможность спуститься в ложбину незаметно для врага. К сожалению, полностью скрытого пути не существует. Отдельные группы елей стоят слишком редко. В 11.30 я пристреливаю первую батарею. В это время отряд Роммеля, сохраняя между бойцами дистанцию в 20 шагов, спускается в котловину западнее румынских позиций. Я намереваюсь прорвать вражеские позиции в {265} 500 метрах на северо-востоке от вершины Д. Косны, после недолгого артиллерийского огня на поражение.

Пристрелка идет очень медленно. Когда выстрелы одной австрийской гаубичной батареи после многих усилий наконец-то стали ложиться в румынские позиции, вся артиллерия получает приказ: из-за смены дислокации и ограниченности боеприпасов не делать больше 12 августа ни одного выстрела. Тем временем подразделение Роммеля, Несмотря на огонь румынской артиллерии — для врага не остался незамеченным спуск 700 человек, — добралось до юго-восточной части ложбины. Оно находится в зарослях кустарника в 300 метрах перед вражескими заграждениями, вне зоны видимости противника. При спуске один человек получил легкое ранение. Я спускаюсь к отряду, за мной тянут линию связи.

Положение кажется довольно бесперспективным. О наступлении без артподдержки нечего и думать. Противник готов к нашему удару, заграждения и позиции хорошо укреплены. Но и отход из ложбины днем, по очень крутому и просматриваемому врагом северо-восточному склону Д.Косны, учитывая ведущийся по нему румынами сильный артиллерийский и пулеметный огонь, вряд ли осуществим. Вниз по склону бойцы смогли бы быстро спрыгивать, но подъем круто вверх займет у них много времени, и они станут хорошими целями для румынских гранат и пулеметов. Если противник решит вести по котловине огонь на поражение из артиллерии и минометов, то больших потерь не избежать.

Несмотря на неблагоприятную ситуацию, я принимаю решение штурмовать вражеские позиции без {266} артиллерийской поддержки. Я знаю, мои стрелки смогут. Лучше молот, чем наковальня! Опытные дозорные отряды изучают вражеские заграждения и лежащие за ними позиции. Чтобы не попасть под ожидаемый артиллерийский огонь противника, я по кустам продвигаюсь с отрядом на расстояние примерно в двести метров от вражеских позиций и расставляю его на боевые позиции по небольшим овражкам и впадинкам на земле. На склоне справа сверху обе пулеметные роты изучают возможность огневой поддержки с находящихся выше позиций. Результаты этого изучения обнадеживают, неприятель тоже пока не заметил наших приготовлений к наступлению. Я уже собираюсь дать распоряжение обеим пулеметным ротам занять обнаруженные позиции, как по полевому телефону от майора Шпроссера приходит приказ: «Русские прорвались в долине Слэника и севернее и в настоящее время намереваются, видимо, подняться к нам с тьша. Отряду Роммеля, как и двум баварским батальонам, немедленно отходить назад на гребень в 800 метрах западнее Д.Косны. Штаб группы тоже отходит туда. Отряд Роммеля передает этот приказ в 1-й и III-й батальоны 18-го БРПП и прикрывает их отход».

Самым трудным мне кажется вывести войска днем из просматриваемой противником ложбины. Если неприятель заметит наше движение назад, он постарается поразить нас пулеметным и артиллерийским огнем или начнет преследование. Тогда не избежать больших потерь. По поводу русских я беспокоюсь меньше. Я надеюсь успеть занять гребень раньше них. Если этого не получится, то стремительный, мощный удар моих бойцов вновь сметет их оттуда. {267}

Две хонвед-роты под командованием лейтенанта Вернера (ВГБ) начинают подниматься по лежащему сейчас в тени северо-восточному склону Д.Косна. Они должны дойти до вершины. С остальными четырьмя ротами я иду сам, пытаясь найти наилучший проход через кустарники, сначала в направлении высоты 491, потом к штабной высоте. Рядом с высотой 491 мы попадаем под огонь румынских пулеметов, у нас появляется несколько легкораненых.

Подойдся в район высоты 491, я даю приказ 3-й роте занять подошву хребта 788–491 и ждать там подхода баварских батальонов. Я посылаю одного из офицеров передать им приказ из группы Шпроссера. К сожалению, полевая связь с группой сейчас нарушена. У точки 491 я случайно слышу разговор, из которого следует, что в группе после последних донесений теперь расценивают положение намного оптимистичнее, чем полчаса назад.

Я направляю 2-ю роту по кратчайшему пути на хребет, который спускается на север от штабной высоты. Она должна закрепиться на хребте, в 500 метрах севернее штабной высоты, и обеспечить охрану и разведку в сторону долины Слэни-ка. Остальным подразделениям, кроме 3-й роты, я приказываю идти в направлении штабной высоты. Сам я остаюсь с 3-й ротой. В течение следующих часов и баварским батальонам удается оторваться от неприятеля.

Когда я вижу, что все идет по плану, с 3-й ротой поднимаюсь на Д.Косна. На обстреливавшейся весь день и полностью изрытой воронками вершине Д.Косны находятся до сих пор на позициях 1-я и 6-я роты. Для усиления я оставляю с ними 3-ю роту, а {268} сам отправляюсь в штаб группы. Сначала я докладываю о ситуации на передовых позициях, потом прошу освободить меня от обязанностей и направить в лазарет, так как я полностью обессилел и не в состоянии продолжать командование. Повязка на левой руке не менялась со дня ранения. Мне обещают подготовить мои бумаги к следующему утру. Я сдаю командование моими ротами и располагаюсь на отдых неподалеку от штаба. Ночь абсолютно беззвездная и по-летнему теплая.

В обороне с 13 по 18 августа 1917 года

За час до полуночи меня срочно вызывают в штаб к майору Шпроссеру. В боевом штабе собралось много офицеров. Майор Шпроссер информирует, что положение крайне осложнилось. По сообщениям уцелевших под обстрелом частей 70-й хонвед-дивизии (три эскадрона улан к.у.к.²⁹, один эскадрон драгун к.у.к. и одна хонвед-рота), крупные силы русских и румын прорвали вечером {269} фронт в долине Слэника и севернее, в районе 70-й хонвед-дивизии, и в настоящее время намереваются подниматься в южном направлении к линии Д.Косна — Унгуреана. Нужно быть готовыми к тому, что в этом случае группа Шпроссера уже отрезана, поскольку позади до Унгуреаны больше нет никаких наших войск. Меня просят высказать мое суждение о ситуации.

Продвижение вперед крупных русских или румынских сил в направлении линии Д.Косна — Унгуреана в такую темную ночь кажется мне маловероятным. Этого можно ожидать только когда рассветет, т. е. через четыре часа. С входящими в группу пятью батальонами я считаю удержание линии Д.Косна — Унгуреана, даже против во много превосходящих сил противника, возможным и абсолютно необходимым. Ни при каких обстоятельствах я не хочу сдавать без боя с таким умением, риском и кровью завоеванную территорию.

Я предлагаю немедленно провести следующую перегруппировку:

«Горный батальон обеспечивает оборону Д.Косны, штабной высоты и гребня до высоты 674. Остальные батальоны группы занимают и удерживают гребень между высотой 674 и Унгуреаной. Все подразделения выставляют часовых и ведут разведку в направлении долины Слэника».

По поводу действий Горного батальона у меня следующие предложения: «Боевой форпост — стрелковый взвод, усиленный пулеметами, — располагается на южном склоне Д.Косны. Изрытый воронками участок на вершине горы не занимается. Разведка на юго-восток и восток. На штабной высоте остается один взвод и один пулеметный расчет, их задача помешать огнем попыткам {270} противника занять голую верхушку Д.Косны. Два спускающиеся на север хребта между Д.Косна и высотой 674 занимаются каждый одной ротой. Разведка и охранение выставляется на север. Остальные роты остаются в распоряжении командира и стоят вместе, вплотную к штабной высоте с юго-западной стороны».

Майор Шпроссер одобряет мой план и предлагает мне, после того, как я захватил эту территорию, взять на себя защиту приходящегося на ВГБ ее участка. Серьезность положения, беспокойство за моих горных стрелков и, не в последнюю очередь, поставленный трудным заданием вызов заставляют меня согласиться.

Сразу же дается устный приказ по группе о предложенном перегруппировании. Для обороны Д.Косны в прямое подчинение выделяются: 1-я, 2-я, 3-я, 5-я, 6-я роты, 3-я пулеметная рота ВГБ и 3-я рота 11-го РПП с шестью пулеметами.

Штаб группы передислоцируется назад в Дубовый лесок в полутора километрах северо-восточнее Унгуреаны (Извилистое шоссе). С командирами рот я обсуждаю положение и задачу ВГБ. Затем отдаю следующий приказ:

«3-я рота немедленно идет на штабную высоту. Отсюда один взвод 3-й роты без поклажи, усиленный шестью пулеметами 3-й роты 11-го РПП, сменяет на вершине Д.Косна 1-ю роту, занимает там поросший лесом южный край и ведет разведку вражеских позиций на востоке от Д.Косны. В случае нападения противника взвод как можно дольше удерживает свои позиции и отходит назад к штабной высоте, только если силы противника во много раз превосходят его или грозит окружение. Командир получит от меня дальнейшие разъяснения на месте.

Другой взвод 3-й роты, а также взвод тяжелых пулеметов Альбрехта окапывается на штабной высоте таким образом, чтобы покрыть своим огнем участок с воронками на вершине Д.Косны и ее западный склон. Их задача не допустить, чтобы противник днем пересек голый участок Д.Косны и создал угрозу для боевого форпоста на левом фланге.

2-я рота занимает маленькую высоту в 600 метрах севернее штабной (позднее ее стали называть русская высота), обеспечивает патрулирование и разведку в направлении долины Слэника, ночью поддерживает с помощью дозорных отрядов связь с боевым форпостом на Д.Косна и для дезинформации противника и отвлечения его артиллерийского {272} огня разводит на северо-западном склоне Д.Косна большой лагерный костер и всю ночь ведет разговоры.

5-я рота, усиленная одним пулеметным взводом, занимает высоту в 800 метрах северо-восточнее высоты 674 и готовится там к круговой обороне. Она поддерживает связь со 2-й ротой и находящимися в районе высоты 674 и вершины Пикиорул соседними частями. Рота разжигает большой лагерный костер в ложбине в 800 метрах северо-западнее штабной высоты.

Взвод 3-й роты, пулеметный взвод Альдингера, 1-я и 6-я роты ВГБ и 3-я рота 11-го РПП находятся в моем распоряжении на участке между штабной высотой и спускающимся склоном, в 400 метрах юго-западнее штабной высоты.

Более подробные инструкции по прибытии на место.

Штаб отряда располагается в 500 метрах западнее штабной высоты. Связисты прокладывают линию полевой связи к боевому форпосту и к 2-й и 5-й ротам».

Командиры подразделений еще повторяют свои задачи, когда вокруг уже начинается оживленная деятельность. Баварцы и хонведы отходят назад. Вскоре и роты ВГБ приходят в движение. И этой ночью не приходиться думать о сне. Необходимо еще дать отдельные распоряжения на месте. Примерно через три часа все роты заняли свои позиции. На вершине Д.Косны и в ложбине северо-западнее штабной высоты горят лагерные костры, к отдельным частям протянута полевая связь. Если выведенные на позиции части окапываются, то оставшиеся в моем распоряжении уже {273} отдыхают. Приходящие в течение ночи донесения дозорных отрядов не содержат ничего настораживающего.

В штабе со мной находятся лейтенант Шустер и лейтенант Вернер. Около 5.00 к нам подходят несколько артиллеристов-наблюдателей (среди которых и венгерский обер-лейтенант Цайдлер). С ними мы идем к боевому форпосту на Д.Косна. Когда мы подходим к взводу Алл ьгойера (3-я рота), солнце как раз поднимается над горизонтом. В соответствии с приказом взвод Алльгойера занял позиции на остром гребне, который идет от вершины Д.Косна к югу, левый фланг его расположен на краю высокого леса, в 200 метрах южнее 788. Перед нами, на сто метров ниже и на расстоянии в 700 метров, видны в дымке на голом хребте румынские позиции. Видно, как там блестят стальные каски многочисленного, судя по всему, гарнизона. Выстрелов нигде не слышно. Наши бойцы, которые всю ночь не могли сомкнуть глаз, спят сейчас в недавно вырытых ими укрытиях. Только дозоры внимательно следят за противником. Склон перед позициями взвода круто спускается на восток, он покрыт низкой растительностью. На самом гребне и на западной части хребта стоит высокий лес с редким подлеском.

Пока я обсуждаю с артиллерийским наблюдателем заградительный огонь и огонь на поражение, от разных дозоров приходят донесения: «Румыны выходят из стрелковых окопов на своих позициях и поднимаются к Д.Косна». Вскоре румыны начинают интенсивный обстрел по линии гребня Д.Косны, одновременно с юго-восточного направления в район штабной высоты летят тяжелые снаряды. По полевому телефону я приказываю открыть огонь на поражение по румынским {274} позициям восточнее Д.Косны, по которой поднимается все больше румын. В это время приходит сообщение: «Крупные силы противника находятся перед линией боевого форпоста и поднимаются вверх с правой стороны к гребню». Разрывы многочисленных снарядов, интенсивный карабинный и пулеметный огонь вокруг нас подтверждают эту информацию. Мы поплатились за то, что не организовали ближнее охранение на отвесном восточном склоне. По полевой связи я отдаю приказ резервному взводу 3-й роты и пулеметному взводу Альдингера бегом двигаться вперед на подкрепление боевому форпосту. Потом я запрашиваю у группы заградительный огонь.

После этого я осматриваю передовую линию. Внизу справа румынам уже удалось подняться на гребень, и они обстреливают с фланга боевой форпост. С фронта все удары пока отбиваются. По многочисленным неприятельским войскам на отвесном склоне бьет сейчас наша артиллерия. Со штабной высоты ведется интенсивный огонь из карабинов и пулеметов по свободному от леса участку в левой стороне ниже по склону, не давая силам врага возможности перейти через вершину и северо-западный склон и защищая тем самым левый фланг боевого форпоста.

Я приказываю вице-фельдфебелю Алльгойеру любыми способами удерживать позиции до прихода подкрепления. Чтобы привести помощь, я бегом спешу назад. Со штабной высоты продолжают лететь тяжелые снаряды. Там я нахожу оба взвода, которые как раз собираются сниматься с места. Мы с ними бежим вперед. Тем временем усилились звуки боя с западной стороны. Надеюсь, Алльгойер еще держится! {275}

В седловине между штабной высотой и Д.Косна мы встречаем несколько пулеметных расчетов из 11-го РПП, которые были приданы взводу Алльгойера. Очевидно, на передней линии им стало слишком горячо. Я веду себя с ними довольно жестко и снова беру их на передовую.

В ста метрах восточнее седловины навстречу нам выходит весь взвод Алльгойера. Алльгойер докладывает, что по склону поднялось большое количество румын, и, кроме того, сильный огонь справа снизу заставил их оставить позиции.

Я не собираюсь так просто отдавать Д.Косна в руки противника и готовлю находящихся со мной стрелков и пулеметчиков к контрудару. Лейтенант Альдингер вместе с двумя тяжелыми пулеметами идет направо в лес и с этой позиции ведет частый обстрел гребня, который раньше занимал взвод Алльгойера. В это время я поднимаюсь по густому кустарнику вверх. Поднявшись, мы наносим внезапный удар и сметаем застигнутого врасплох неприятеля вниз на восток. Мы также захватываем опять бугор, расположенный чуть ниже справа.

Однако румыны проявляют упорство и не сдаются. Мы отчетливо слышим, как ниже нас по выпуклому склону вражеский командир отдает приказы. Вскоре на многих участках завязывается ожесточенный гранатный бой. Склон, по которому взбирается неприятель, такой крутой, что наши гранаты не попадают в находящихся в 30–40 метрах под гребнем румын, а падают значительно ниже. Чтобы выстрелить в противника из карабина, нужно высунуться по грудь. На небольшом удалении это чрезвычайно опасно. Потери множатся, у доктора Ленца много работы на передовой линии.

Горные стрелки сражаются исключительно мужественно. Многие раненые бойцы, после того как их перевяжут, продолжают сражаться на передовой линии. Когда румынскому штурмовому отряду удается на каком-либо участке занять гребень, то следующий отряд горных стрелков выбивает их опять. Жесткая схватка с многочисленными потерями продолжается много часов. Постепенно боеприпасы и ручные гранаты подходят к концу. Огонь вражеской артиллерии по штабной высоте усиливается. Полевая связь между штабной высотой и {277} позициями боевого форпоста нарушена. Если я хочу и дальше удерживать позиции боевого форпоста, самое время привести новые силы, пополнить запас ручных гранат и боеприпасов. Чтобы все это быстро организовать (полевой связи нет), я оставляю командование командиру 3-й роту лейтенанту Штелльрехту с наказом продержаться, и спешу на штабную высоту.

Там я нахожу следующую ситуацию: взвод 3-й роты и взвод тяжелых пулеметов Альбрехта расстреляли почти все свои боеприпасы по врагу, который занял участок, изрытый воронками на Д.Косна, и угрожает левому флангу боевого форпоста. Находящиеся в моем распоряжении части (1-я, 6-я роты ВГБ, а также 3-я рота 11-го РПП) самостоятельно перешли на южный склон штабной высоты, потому что поступили донесения от дозорных отрядов о подъеме крупных сил противника к штабной высоте из ущелий Грозешти.

Прежде чем я успеваю определить дальнейшие задачи этим ротам, мне докладывают, что как с юга, так и с севера, к седловине между штабной высотой и Д.Косна движутся крупные румынские силы, и боевой форпост уже отошел с Д.Косна, чтобы идти к штабной высоте; уже через несколько минут шум боя слышится в опасной близости от нее. Сильно теснимые превосходящими силами врага, сюда отступают стрелки 3-й роты. В центре они несут погибших и тяжело раненных товарищей, среди которых и погибший лейтенант Хуммель. Никто не должен попасть в руки врагов! Впереди кончились гранаты и боеприпасы для пулеметов, заканчиваются заряды для карабинов, противник справа и слева угрожает окружением.

Нехватка боеприпасов и гранат делает чрезвычайно {278} сложной задачу остановить атаку румынских войск. Расчеты тяжелых пулеметов вынуждены защищать свои огневые позиции пистолетами и гранатами. На наиболее опасных точках я оставляю связных из моего штаба. Вскоре по всему фронту идет ожесточенный бой. Одновременно я обнаруживаю в покрытой лесом котловине, в 600 метрах от штабной высоты, большое количество румын. Я передаю по полевой связи во 2-ю и 5-ю роту о грозящей им с фланга и тыла опасности.

По всей длине участка идет жаркий бой. О том, чтобы снять какие-либо части не может быть и речи. Что будет, когда на штабной высоте полностью закончатся боеприпасы? Тогда господствующая высота попадет в руки неприятеля, все части отряда окажутся в тяжелейшем положении, сломается вся оборона. Так далеко дело не должно зайти! Со штабом 18-го БРПП еще действует полевая связь. Я описываю кризисное положение, в котором мы в настоящее время находимся, и настоятельно прошу быстрейшего подкрепления новыми силами, средствами ближнего боя и боеприпасами.

Затем тянутся тревожные полчаса ожидания. В последний момент подходят на помощь 12-я и 11-я роты 18-го БРПП и один взвод тяжелых пулеметов. 12-ю роту с пулеметным взводом я ставлю на штабной высоте, 11-ю оставляю в своем распоряжении на склоне, в 300 метрах западнее высоты, куда я переношу и боевой штаб отряда. Оттуда мне хорошо видно все поле боя.

Я распоряжаюсь, чтобы резервные роты подносили на передовую боеприпасы и ручные гранаты. Войска, которые не находятся в непосредственной перестрелке с противником, берутся за лопаты. Это {279} особенно тяжело делать под пулеметным огнем, который ведется по штабной высоте и лежащему западнее хребту с находящихся выше румынских позиций на Д.Косна. Я отзываю пулеметный взвод Альдингера с передовой линии и ставлю его в районе штаба отряда. Затем приказываю создать склады боеприпасов и средств ближнего боя. Запасов у нас достаточно.

Много часов, не ослабевая, идет борьба за штабную и соседнюю с ней русскую высоты. Противник вновь и вновь бросает новые силы против нашей узкой линии обороны. Румынская артиллерия держит под плотным огнем склон, примыкающий с запада к штабной высоте, не давая возможности контакта с передовой линией и перерезая полевую связь. Но баварцы и вюртембергцы держат передовую. За время боя наша артиллерия хорошо пристрелялась по особенно опасным участкам. Ее снаряды проре-жают ряды румын, которые в большом количестве залегли на ударных позициях.

Наши артиллерийские батареи готовы по приказу начать огонь на уничтожение по крупным силам противника, которые до сих пор находятся в котловине, в 800 метрах северо-западнее штабной высоты. Но если взаимодействие с артиллерийскими группами налажено отлично, то артиллерийского наблюдателя на передовой линии у меня до сих пор нет, как нет и прямой полевой связи с ее командными пунктами.

К полудню у штабной высоты лежат горы убитых и раненых румын. Но и у 12-й роты большие потери, и ее пополняют частями 11-й роты. Позднее части 11-й роты идут и на пополнение потерь во 2-й горнострелковой роте.

Я организовал оборону обеих высот таким {280} образом, что передовая линия занята не очень часто, но позади особо опасных участков в укрытиях находятся сильные ударные группы. Их задача в случае прорыва немедленно оттеснить неприятеля контрударами. Такой вид организации боя особенно оправдан в условиях подобной местности.

В полдень на усиление подходит 10-я рота. Ей я поручаю вырыть соединительную траншею от штабной высоты до командного пункта отряда. Теперь румыны переносят центр тяжести своего наступления на русскую высоту. Там, в старых румынских позициях, занимает оборону на все стороны взвод Хюгеля. С востока и севера на них сильно напирает превосходящий в десятки раз противник. Неприятель повторяет попытки занять находящиеся там и, вероятно, на протяжении недель сооружавшиеся ими позиции, забрасывая наших бойцов ручными гранатами. Попытки противника подойти к взводу Хюгеля с запада пресекает взвод тяжелых пулеметов Альдингера, стоящий у командного пункта отряда. Таким образом, 2-я рота мужественно держит свои позиции.

Практически не прерываясь и не ослабевая, сражение продолжается и всю вторую половину дня. В третий раз я отдаю приказ о пополнении боеприпасов и ручных гранат на передовой линии. Сквозь облака дыма от наших тяжелых снарядов (оборонительный огонь ведется из калибров до 305 мм) видны все новые и новые румынские отряды, поднимающиеся по склонам Д.Косны в нашу сторону. Когда из 2-й роты мне докладывают, что у них такие большие потери, что они вынуждены оставить русскую высоту, я направляю на поддержку им остальные части 11-й роты. Одновременно приказываю двум взводам тяжелых пулеметов начать подготовку {281} к ведению огня на поражение по русской высоте. Пока они готовятся, я приказываю 2-й роте быстро покинуть позиции на русской высоте. Как и следовало ожидать, после этого противник плотной массой идет на штурм голой высоты. В этот момент оба пулеметных взвода открывают огонь на поражение и косят их, как спелую кукурузу. Уцелевшие стремительно покидают опасную высоту. Вскоре после этого усиленная 2-я рота вновь возвращается на позиции, и ее оставляют наконец в покое.

Через некоторое время румынские войска в котловине, в 800 метрах северо-западнее штабной высоты, за которыми мы ведем наблюдение уже много часов, начинают двигаться вверх по склону в южном направлении. Открытый сразу же по приказу артиллерийский огонь на поражение отлично подействовал, и противник был вынужден вернуться назад на дно котловины. Не пришлось даже прибегать к оружейному и пулеметному огню 2-й, 12-й, 10-й и 5-й рот, как и трех взводов тяжелых пулеметов, которые были готовы встретить неприятеля.

Во время боя приходят все новые сообщения с передовой. Адъютант и офицер-ординарец заняты организацией срочных приказов о заградительном огне, подвозом боеприпасов, средств ближнего боя и продовольствия для войск, информированием группы Шпроссера о ходе боя. Полевая связь с особенно опасными участками фронта и с группой проложена по двум линиям и ее охраняют неутомимые стрелки-связисты; это по-настоящему опасная работа в условиях непрекращающегося пулеметного и артиллерийского обстрела.

Несмотря на тяжелые потери, румыны продолжают штурм до наступления ночи, не продвинувшись, {282} однако, ни на шаг. Когда ночью шум боя утихает, отовсюду с линии фронта слышны стоны и жалобы раненых. Но когда наши санитары делают попытку вынести некоторых раненых, по ним открывают огонь и они вынуждены вернуться ни с чем.

Я предполагаю, что 14 августа противник продолжит свое наступление с еще более усиленным использованием артиллерии и с новыми пехотными силами. Мы должны избежать столь же чустви-тельных потерь, как те, что мы понесли 13 августа. Поэтому я отдаю распоряжение о тщательном укреплении позиций в течение коротких ночных часов и по-новому организую оборону на многих участках. Вместе с командирами рот и взводов, некоторые из которых имеют еще мало опыта в подобного рода боях, я определяю на местности основную линию фронта и способы укрепления оборонительных сооружений. За ночь на различных участках нужно очистить сектор обстрела перед линией фронта. В дальнейшем при обустройстве точек для стрелков и пулеметов учитывать то, что противник может обстреливать их с расположенных выше позиций на Д.Косна. Инженерной роте, которая подошла в мое распоряжение незадолго до наступления темноты, я поручаю объемные работы на штабной высоте.

Только к полуночи все части на протяженном участке получили указания и приступили к усердной работе. Обессиленный, я добираюсь до командного пункта отряда. Горячая еда меня немного подбадривает. О ночном отдыхе думать еще пока рано. Нужно позаботиться о раненых, до рассвета пополнить запас боеприпасов и ручных гранат на передовых позициях, в отдельные роты подвезти полевые кухни, {283} взвод связи должен проложить двойную линию связи к пункту командования артиллерии. Кроме того, нужно еще подготовить донесение о бое 13 августа для группы Шпроссера.

Когда к 4.00 мы, наконец, со всем этим разобрались, я пытаюсь заснуть. Но настолько холодно, что я предпочитаю в предрассветные часы вместе с лейтенантом Вернером обойти все участки ночных работ. Из-за того, что за последние пять дней я не снимал сапоги, у меня опухли ноги. Не было у меня до сих пор и возможности поменять повязку на левой руке, как и наброшенный поверх окровавленный китель и также окровавленные брюки. Я ужасно устал, но ощущение ответственности, которая лежит на мне, не позволяет думать о возвращении в госпиталь.

На рассвете 14 августа в мое распоряжение подходит пехотная рота хонведа с одним пулеметным взводом. Я ставлю ее на замену 1-й и 3-й рот и отвожу обе эти роты в резерв, к западу от моего командного пункта. 11-я рота заняла позиции на штабной высоте, 12-я рота — позиции по обеим сторонам высотной дороги. 10-ю роту я оставляю на их ночных позициях в лесу, в 300 метрах западнее русской высоты. У нее выставлено охранение на север и северо-запад в сторону долины Слэника. Сражение может начинаться, мы подготовлены.

2-я рота на русской высоте очень страдает от огня румынской батареи, которая стоит на открытых позициях приблизительно в 1500 метрах от нее. Поскольку у нас нет ни единого артиллерийского наблюдателя — все указания передаются через полевую связь в пункт командования артиллерии в Айхвальд — нам не удается заставить замолчать эту батарею. Неприятель усиливает свои позиции на {284} западном склоне Д.Косны. Перед нами на линии фронта все еще стонут раненые румыны. Свои потери 13 августа были незначительными. В эти дни я поручил двум рисовальщикам размножить и разбить на квадраты карту-схему Д.Косны в масштабе 1:5000, которую сам нарисовал. Копии получают командующий артиллерией и артиллерийские наблюдатели. В артиллерии схему тоже размножают, чтобы у каждой батареи имелась своя.

В лесистой и горной местности, где опорные точки карты трудно найти на местности, разбитая на квадраты карта или схема позволяет легко направлять огонь артиллерии на желательные для пехоты точки. Например, дается следующий приказ: «Прошу заградительный огонь в квадраты 65 и 66». Если огонь ведется неправильно, то хватает еще одного сообщения: «Затребованный заградительный огонь в квадраты 65 и 66 ложится по квадратам 74 и 75», чтобы перенаправить огонь в нужную точку.

Боевые донесения внутри собственного соединения и в штаб тоже существенно упрощаются. Пример: «Обнаружена румынская батарея в квадрате 234 а».

В ночь с 15 на 16 августа подходит минометный взвод лейтенанта Вёлера. Еще ночью определяются их позиции, и к утру минометы уже собраны. Прибывает капитан Гёсслер. Он должен подменить меня, поскольку я не спал уже несколько дней и ночей. Командование остается в моих руках. После полудня к нам на подкрепление подходит еще 4-я рота. Таким образом, силы моего отряда увеличились до 16,5 рот — больше чем полк.

Справа от нас стоит 11-й РПП. Слева взаимосвязи нет. Бригада пытается и здесь создать сквозную {285} линию фронта. Однако имеющихся сил для этого недостаточно. Оборона поросших лесом крутых склонов к долине Слэника поглощает огромное количество войск.

16 августа, после давящей духоты, разражается сильная гроза. В горах раздаются мощные раскаты грома. Из низко висящих туч стеной льется дождь. Штаб и штабной резерв находят укрытие в закрытых румынских позициях, немного западнее командного пункта отряда. Но вскоре и там полно воды, и приходится их покинуть. Промокнув до нитки, мы остаемся под открытым небом. Вокруг слышны удары молний. Вдруг звуки разрывающихся снарядов всех калибров перекрывают раскаты грома. Впереди на линии фронта начинается сильный ружейный и пулеметный огонь. Взрываются гранаты! Без сомненья, румыны надеются в непогоду застать нас врасплох. Устоит ли фронт? Или он уже прорван? Дождь так хлещет по глазам, что видно только на несколько метров. Ждать указаний? Нет, действовать!

Через несколько минут я с 6-й ротой, примкнув штыки, оказываюсь вплотную справа от штабной высоты, центра боевых действий, мы готовы к контрудару. Наш заградительный огонь утюжит местность, по которой наступают румынские силы. Полевая линия связывает меня с моим штабом и через него со всеми участками моего отряда. Наступление румын проваливается на всех участках. Потеряв много убитыми и ранеными, противник уходит с предполья наших позиций.

Возвратившись после окончания боя к моему командному пункту, обнаруживаю, что он разворочен тяжелым снарядом. Я переношу командный пункт на 250 метров вправо. Наше насквозь промокшее {286} обмундирование мы сушим прямо на себе, у огня разведенного румынскими пленными костра. Настроение отличное!

Размышления: Задача ВГБ 13 августа по защите участков Д. Косны и высокогорной местности западнее Д.Косна была чрезвычайно тяжелой. Не имея взаимосвязи по обеим сторонам, батальон должен был считаться с возможностью сильных ударов противника не только с фронта, но и одновременно по обоим флангам. При этом характер местности с многочисленными ущельям и густым лесом по обе стороны голого гребня способствовал продвижению противника на расстояние удара. Позднее румынская артиллерия заняла позицию полукругом вокруг ВГБ.

В таких обстоятельствах уместно было применение глубоко эшелонированной обороны и сохранение сильных резервов.

Активная боевая разведка на юг, восток и север еще до наступления дня была необходима для своевременного определения наступательных намерений противника. В дальнейшем вся плохо просматриваемая местность перед собственными позициями находилась под постоянным внимательным наблюдением. Где этого не происходило, как в случае с боевым форпостом, можно было столкнуться с неприятными сюрпризами.

Бой у передовых позиций сложился очень тяжело. Хотя с крутого отрога Д.Косны у нас было хорошее поле обстрела открытого участка противника, но в непосредственной близости к их позициям, на извилистом и поросшим лесом крутом склоне, мы уже не могли вести огонь по противнику. Мы также не проводили наблюдения за этой местностью. Именно там еще до рассвета румыны сконцентрировались для начала наступления. Их удар стал абсолютно неожиданным для боевого форпоста. {287}

Левый фланг передовых позиций на голой вершине и на западном склоне долгое время находился под защитой пулеметного и артиллерийского огня с основной линии боя (штабная высота). Только когда на штабной высоте подошли к концу боеприпасы, неприятель смог вступить наД.Косна.

Под прикрытием быстро организованного огневого заслона одного из взводов тяжелых пулеметов нам удалось без потерь вновь занять уже оставленную линию позиций. При этом отлично координировались огонь и действуя ударных групп.

Как быстро на главных участках боя расходуются боеприпасы и средства ближнего боя, и как это может привести к критическому положению, показал бой у боевого форпоста и бой за штабную высоту. На таких участках (особенно в горах) нужно заблаговременно создавать запасы. Для этого в батальоне должен существовать резерв боеприпасов и средств ближнего боя. Службы в батальоне, отвечающие за пополнение запасов, должны постоянно быть в курсе положения с боеприпасами на передовой линии и при необходимости организовать подвоз. В ходе сражения 13 августа доставка боеприпасов была организована хорошо.

В тяжелом сражении 13 августа возникла крайняя необходимость в резервах. Без них не удалось бы удержать позиции. Вновь и вновь потери на основном поле боя должны были пополняться из резервных подразделений. Подвоз боеприпасов и средств ближнего боя на передовую линию также осуществлялся частями резерва. Во время сражения возникла необходимость вырыть соединительную траншею от командного пункта батальона к штабной высоте — центру боевых действий, что и было сделано ротой резерва. Без этого невозможно было бы без больших потерь осуществлять снабжение под пулеметным обстрелом противника с расположенных выше на Д.Косна позиций. {288}

Еще до начала оборонительного боя ВГБ занял на основном поле боя глубоко эшелонированные позиции. 5-я рота, 2-я рота и расположенные на штабной высоте части имели возможность поддерживать друг друга огнем. Во время боя основные участки боевых действий (штабная и русская высоты) были еще глубже эшелонированы за счет резерва. Было бы неправильным размещать все силы на передовой линии огня. Там у нас были самые большие потери, и они бы еще увеличились, если бы мы увеличили гарнизон передовой. Одну линию можно было бы с легкостью прорвать.

Взаимодействие с артиллерией 13 августа было вполне удовлетворительным. Однако при наличии в батальоне или приданных на участки батальона артиллерийских наблюдателей можно было бы достичь большего успеха. Составленная во время оборонительных действий поквадратная схема отлично себя оправдала.

Второй штурм Д.Косна 19 августа

После тяжелых боев нашему соседу слева (70-й венгерской дивизии) удается продвинуться вперед севернее долины Слэника. На 18 августа запланировано продолжение наступления на широком фронте по обеим сторонам долин Ойтоза и Слэника. Опять нужно идти на штурм Д.Косны и в тот же день занять позиции восточнее Д.Косны. После этого командование надеется добиться перелома.

Группа Мальдунга (22-й Резервный пехотный полк) ставится справа, а группа Шпроссера (ВГБ и 1-й батальон 18-го БРПП) слева от горного массива Д.Косна. Мне поручают заниматься всей подготовкой к наступлению подходящих на передовую линию подразделений. Кроме того, я должен {289} провести ознакомление на месте командиров группы Мальдунга с особенностями местности, где предстоит вести наступление. С раннего утра до вечера я беспрерывно нахожусь на ногах.

Когда я возвращаюсь к своему командному пункту, румыны, после мощной артподготовки, переходят в наступление на Пикиорул. Я знаю, что там стоят части 18-го БРПБ. Судя по звукам боя, румыны продвигаются вперед. Фланг и тыл моих войсковых подразделений могут оказаться под угрозой, и следует опасаться, что мы окажемся отрезанными по линии гребня от группы. Чтобы не допустить этого, я спешу с несколькими частями моего резерва (две стрелковые роты, одна пулеметная рота) к высоте 674 и ставлю их в зарослях кустарника в готовности для контрудара. Тем временем дотягивают линию полевой связи от моего командного пункта. Из группы я узнаю, что баварцы на Пикиоруле сдержали румын. В этот раз задействовать резерв не понадобилось.

Наступление на Д.Косна перенесли на один день. Ночью с 17 на 18 августа находящиеся на правом крыле участка фронта роты сменяются и переходят во вторую линию.

18 августа 2-я рота вместе с частями 18-го БРПП зачищает от румын гребень в 500 метрах севернее русской высоты. В этот дождливый день я объезжаю вместе с немецкими и австрийскими артиллерийскими наблюдателями местность вокруг высоты и расставляю артиллерийскую поддержку для завтрашнего наступления напротив северной части Д.Косна.

Перед рассветом 19 августа ударные отряды группы Шпроссера выходят на наступательные позиции в котловине северо-западнее русской

высоты. Вступает в силу новая классификация (после перегруппировки). Я командую поставленными на передовой линии ротами: 1-й, 4-й, 5-й ротами, 2-й и 3-й пулеметными ротами, штурмовым отрядом и инженерным взводом. Капитан Гёсслер должен следовать во второй линии со 2-й и 6-й ротами, 1-й пулеметной ротой. У группы Шпроссера есть, кроме того, еще одна рота 18-го БРПП.

Мой отряд располагается в кустарниках и лесной полосе с запада, вплотную к русской высоте, остальные части группы Шпроссера занимают боеготовые позиции еще западнее. Противник, на которого мы будем наступать, находится на хребте, идущем от вершины Д.Косны на северо-запад, в направлении высоты 491, где он построил сплошную линию позиций и протянул перед ними заграждение из колючей проволоки. Если внимательно посмотреть в бинокль, то можно сквозь кусты увидеть отдельные части позиций и заграждений.

В соответствии с приказом из дивизии после часовой артподготовки предстоит взять эти позиции. {291} Затем, после следующего подготовительного артобстрела нужно занять особенно хорошо укрепленные позиции в 800 метрах восточнее вершины Д.Косны, перед которыми мы уже стояли 12 августа. Я рассчитываю уже во время проведения артподготовки прорвать вражеские позиции на Д.Косна, подавить сопротивление на определенном их участке, перенести затем огонь собственной артиллерии на вторые румынские позиции и идти на них штурмом.

19 августа опять установилась прекрасная летняя погода. В ранние утренние часы в районе Д.Косны нет никакой боевой активности. Ударные отряды лежат в укрытиях в кустарнике. Около 6.00 я отправляю на задание вице-фельдфебеля Фриделя (5-я рота) с 10 бойцами и отрядом связи, рассказав им о моем плане и дав следующие вводные: «Дозорный отряд Фриделя поднимается скрытно — используя кустарники и балки — от русской высоты через идущее восточнее ущелье к ложбине (указанной на местности), напротив запланированного места прорыва, и изучает находящиеся перед позициями заграждения. С собой иметь ножницы для колючей проволоки, по полевой связи постоянно, даже во время перехода, поддерживать связь с командным пунктом отряда». В бинокль с сильным увеличением я показываю Фриделю место прорыва и предполагаемую дорогу к нему.

Через полчаса я вижу, как группа Фриделя поднимается по западному склону Д.Косна. За это время я обнаружил недалеко от места прорыва румынский окопный патруль. Полевая связь с дозорной группой Фриделя действует хорошо, я могу сообщать Фриделю обо всем, что происходит во вражеских позициях выше по склону. Я также могу ему сказать, {292} на каком точно расстоянии он находится от позиций противника, и таким образом направлять его к расчетному месту прорыва. Фридель со своей командой быстро добирается до цели.

Румынский окопный патруль вскоре начинает проявлять признаки беспокойства — видимо, они все-таки заметили или услышали наш дозорный отряд. Я отвожу наших на 200 метров назад от заграждений и приказываю минометной роте лейтенанта Вёлера из тыла пристрелять место прорыва. Вскоре снаряды ложатся рядом с румынским патрулем. Часть патрульных прячется в укрытиях, часть — отходит в сторону от опасного участка. Когда рота Вёлера переходит к огню на поражение, я даю указание отряду Фриделя сделать проход в проволочном заграждении в 50 метрах от места минометного обстрела. По всем признакам, эта работа идет быстро и без помех.

В 11.00 должна начаться артиллерийская подготовка. В 9.00 я выхожу с отрядом к Д.Косна по пути, проделанному Фриделем и отмеченным линией полевой связи. Склон русской высоты до проходящего восточнее ущелья находится на солнечной стороне, растительность плохо укрывает нас от взглядов находящегося на противоположной стороне склона неприятеля. Вскоре румыны обнаруживают наш маневр. Несмотря на увеличенный интервал между бойцами и быстрый шаг, начавшийся пулеметный огонь румын приводит к нескольким легким ранениям бойцов. На неровном западном склоне Д.Косна подъем уже продолжается вне пределов досягаемости вражеского огня и, судя по всему, противник нас не видит.

Когда я с началом колонны дохожу до дозорного отряда Фриделя, они уже почти закончили {293} прорезать проход в заграждении. Во время перехода отряда лейтенант Вёлер, который остался на наблюдательном посту на русской высоте, постоянно докладывал мне обо всех движениях на позициях неприятеля. Время от времени, по моей просьбе, он производил несколько выстрелов из минометов в качестве беспокоящего огня.

Примерно за 50 метров до места прорыва я даю приказ ротам развернуться. Одновременно изучаю возможности местности вблизи точки прорыва в плане расстановки сил для наступления. В расположенную справа от нас балку уже (около 10.30) заходит отряд Гесслера. Рота 18-го БРПП в это время еще на подъеме. Поскольку я планирую идти на прорыв вражеских позиций вскоре после начала артподготовки, мне нужно поторопиться с подготовительными мероприятиями.

Для того чтобы ввести в заблуждение, отвлечь и сдерживать в окопах гарнизон вражеских позиций выше планируемого места прорыва, я ставлю напротив этого участка целую пулеметную роту и один взвод из 5-й роты. Эти подразделения незаметно ползут на свои позиции и должны открыть огонь только по моему приказу. Их левое крыло находится вплотную к проходу в колючей проволоке. Через несколько секунд после того, как они откроют огонь, ударный отряд Фриделя должен ворваться через проход в колючей проволоке на вражеские позиции и замкнуть их по обе стороны. Я с остальной 5-й ротой, взводом тяжелых пулеметов лейтенанта Лойце, а за нами и всеми остальными частями моего отряда, следую вплотную за ударным отрядом. После осуществления прорыва я, вместе с 5-й ротой, не отвлекаясь на происходящее справа и слева, прорываюсь вперед в северо-

восточном направлении до следующего хребта, за нами идут 3-я пулеметная рота, 1-я рота, 4-я рота, штурмовой отряд и инженерный взвод.

Взвод тяжелых пулеметов лейтенанта Лойце получает задание: из вражеских позиций на месте прорыва вести сильный огонь вправо (вверх) и влево (вниз). Остальные части я оставляю в своем распоряжении. Огневой эшелон должен, когда позволит ситуация, выдвигаться за нами во взятые позиции. С капитаном Гёсслером я договорился, что он со своими силами также будет следовать за нами. У роты 18-го БРПП задание — частью своих {295} сил занять позиции противника в месте прорыва отряда Роммеля, двигаясь по направлению от высоты 491, а другой частью оставаться в распоряжении БРПП.

Прежде чем отряд Роммеля успевает закончить всю подготовку и расставить все части в удобные точки (немного выше места прорыва), собственная артиллерия начинает обстрел позиций на Д.Косна. Огромные столбы земли, вырываемые снарядами калибра 210 и 305 мм, вырастают перед нами. Вниз летят комця земли и срезанные ветки. Сердца горных стрелков радуются этой помощи братьев по оружию.

Само место прорыва, в соответствии с договоренностью, остается вне зоны обстрела. Здесь хорошо поработали наши минометы. Через пять минут после начала артподготовки я даю своему отряду сигнал к наступлению.

Пулеметы выше по склону открывают огонь. Через несколько секунд ударный отряд Фриделя прорывается через проход в колючей проволоке на вражеские позиции, передовая часть моего отряда приходит в движение. Грохот от разрывов ручных гранат непосредственно рядом с нами заглушает звуки обстрела справа, выше по склону. Несколько прыжков через пыль и дым — и мы во вражеских окопах. Отряд Фриделя проделал отличную работу. Хотя сам бравый вице-фельдфебель Фридель, идя во главе своего отряда, погиб от пули в голову, пущенной рукой румынского ротмистра, но тем неистовее был напор горных стрелков на противника, и они подавили в ближнем бою окопный гарнизон. Ротмистр и десять солдат были взяты в плен, затем ударный отряд разделился на две части и заблокировал окопы по сторонам. {296}

С передовыми силами отряда мы занимаем вражеские окопы. Справа, выше по склону, гарнизон румын еще ведет фронтальную оборону против предполагаемого нашего наступления в этом направлении. Эти части противника еще не могут видеть, что мы уже совершили прорыв — частично из-за кустарника, частично из-за неровностей склона. Они также не видят и того, что через участок прорыва рота за ротой бегут цепочкой наши войска.

Там царит беспорядочная суматоха. Вокруг рвутся ручные гранаты, ружейный и пулеметный огонь вдоль и поперек полосует кустарник, совсем рядом взрываются тяжелые снаряды. Ударный отряд вырезал во вражеских позициях участок где-то в 40 метров шириной и изолировал его с обеих сторон. Можно было бы с легкостью захватить позиции противника выше по склону, но я строго придерживаюсь своего плана и оставляю это идущим сзади частям. 5-я рота уже пробирается, в соответствии с поставленной задачей, через кусты в северо-восточном направлении к следующему хребту. Вскоре лейтенант Лойце со своим взводом тяжелых пулеметов открывает огонь с места прорыва по вражеским позициям выше и ниже по склону. Теперь я могу с 5-й ротой спокойно продвигаться вглубь оборонительной зоны противника. Адъютант по полевой связи передает в группу об успехе прорыва и просит перенести огонь тяжелой артиллерии на позиции восточнее Д.Косна в полосе группы Шпроссера.

В глубокой зоне отряд застает врасплох румынские резервные части и берет в плен около ста человек, остальные убегают. Во время этого штурма совсем рядом с нами, с левой стороны, падают {297} несколько своих 305-миллимитровых снарядов. От них в земле образуются воронки, в которых спокойно могли бы разместиться несколько рот. Несколько секунд мы ждем в напряжении, но снаряды не причиняют нам вреда. Идем дальше. Когда мы достигаем хребта в 400 метрах северо-восточнее места нашего прорыва, внизу перед нами на расстоянии 600 метров, как и 12 августа, оказывается следующая линия румынских позиций — вторая цель нашего штурма. Немецкие снаряды бьют по ложбине перед нами, по которой сейчас беспорядочно перебегают назад на свою вторую линию позиций румынские солдаты.

Я быстро отдаю распоряжение взводу тяжелых пулеметов открыть огонь по отходящему неприятелю и приказываю остальной части отряда спускаться в ложбину и преследовать отходящего противника. По полевой связи, которая во время штурма все время тянулась рядом со мною, я запрашиваю усиленный артиллерийский огонь по квадратам 76, 75, 74, 73, 72, 62, 52, 42. Следуя своему изначальному плану, я собираюсь и вторую линию румынских позиций штурмовать после короткой артподготовки. Но все оборачивается по-другому.

Короткие распоряжения и разговор по полевой связи заняли несколько минут. В лежащую внизу перед нами ложбину уже падают первые немецкие снаряды. Румыны по узким тропкам бегут через кустарник назад, на свои новые позиции. Теперь по ним бьет множество тяжелых пулеметов. На небольшом расстоянии они производят опустошительный эффект. Не попробовать ли сейчас использовать панику врага и решительным штурмом занять вторую линию позиций? Хотя мы и попадаем

при этом под огонь собственной артиллерии, но ведь мы только что пережили без потерь обстрел своими 305-миллимитровыи снарядами. Нас ничем уже не испугаешь.

Спускаемся бегом вниз, насколько можно быстро. В ложбине справа и слева от нас ложатся снаряды батареи гаубиц, наши тяжелые пулеметы продолжают вести огонь по врагу, который через узкие проходы в заграждениях спешит попасть на свои вторые позиции. Вскоре с передовыми частями отряда мы уже практически настигаем неприятеля. В пылу схватки мы совсем не обращаем внимания на рвущиеся справа, слева и позади нас немецкие снаряды. Неприятель перед нами бежит со всех ног. Он, видимо, еще и не подозревает, как мы уже близко, потому что ни один выстрел с его стороны не мешает нашему движению вперед. Вокруг теперь лежит большое число раненых и убитых румын. Наши тяжелые пулеметы переносят огонь левее, и мы бежим сквозь заграждения и оказываемся перед позициями противника. После короткого обмена выстрелами и гранатами {299} гарнизон румын по всему флангу бежит. Затем я расставляю роты, по мере их подхода: 1-я рота на восток, 5-я на север, 4-я на юг. Каждая рота должна обойти с фланга вражеские позиции на 150 метров, затем смять их всеми силами и удерживать захваченную территорию, только проводя разведку дозорными отрядами в соответствующем направлении.

Уже через несколько минут я получаю донесения, что поставленные цели достигнуты по всем направлениям. Справа у 4-й роты гарнизон румынских позиций проявляет мужество и пытается даже отвоевать потерянные позиции контрударом. Безрезультатно, потому что горные стрелки уже не отдадут того, что они однажды завоевали.

С востока и севера румыны отступают, стоящие вплотную за позициями вражеские батареи также быстро сворачиваются. Справа позади противник еще удерживает позиции на Д.Косна в полосе наступления группы Мальдунга.

Далее справа неприятель занял теперь вторую линию позиций. После того как первые попытки контрудара против нас провалились, он ограничивается только их удержанием. Перед нами и слева образовалась большая брешь во вражеской обороне. Если сейчас бросить в нее все имеющиеся резервы, то прорыв должен удасться.

Уже налажена связь со штабом. Мои связисты бесподобны и не уступают идущим в атаку стрелкам! Я быстро сообщаю в группу о положении дел впереди, прошу направить все имеющиеся резервы и прекратить артиллерийский обстрел научаст-ке группы Шпроссера. Я узнаю, что находящейся справа от нас группе Мальдунга до сих пор (11.45) не удалось взять вражеские позиции на Д.Косна. {300}

К нам обещают направить отряд Гёсслера и роту 18-го БРПП.

До этого я должен как смогу обходиться собственными силами. Со стороны Д.Косна и с юга можно ожидать контрудара. Инженерному взводу я поручаю укрепить позиции на участке 4-й роты. Последняя расширяет свой фронт до холма с небольшим леском. Оттуда взвод тяжелых пулеметов ведет непрерывный обстрел батарей противника в Никорешти (расстояние 2500 метров) с расчетом, что те быстро запрягут лошадей и галопом снимутся со своих позиций. На востоке 1-я рота остается на пятках у противника, отслеживая его отход вверх по склону через редкий лес с помощью дозорных отрядов. На севере штурмовому отряду поручается обойти с фланга вражеские позиции через достигнутую 5-й ротой линию. Что они с успехом и делают. В этом направлении на расстоянии удара от нас (3 километра) находится Тигул Орна. Наша артиллерия ведет сейчас мощный обстрел этого населенного пункта. На вокзале стоят бесконечно длинные составы, невдалеке от них располагаются многочисленные колонны. Мы можем быть там через полчаса, можем отрезать долину, из которой снабжается большая часть румынского фронта.

С нетерпением жду подхода отряда Гёсслера и роты 18-го БРПП. По сообщению из группы, они уже давно в пути. Проходит четверть часа, потом еще четверть часа, никто не появляется. На участке соседей справа сзади все еще идет сражение за Д.Косна. Тем временем число пленных в отделении Роммеля увеличилось до 500 человек, захвачено много десятков румынских пулеметов. Прошло более двух часов после успешного штурма второй {301} линии румынских позиций. Теперь на севере румыны оправились от шока и теснят назад штурмовой отряд. Одновременно вражеские артиллерийские группы из района Сатул Ноу выпустили почти сотню снарядов по 4-й роте. Большинство снарядов летят, к счастью, дальше и взрываются на северо-восточном склоне Д.Косна, не причиняя нам ущерба. На севере противник, хотя и не отваживается на контрудар, но интенсивным пулеметным огнем вынуждает нас оставаться в окопах и соединительных траншеях. Время от времени в районе 4-й роты возникает обмен бросками ручных гранат, но он не приносит противнику никаких преимуществ.

Когда в 16.00 (4,5 часа после успешного штурма) подходит отряд Гёсслера, мощное румынское контрнаступление с севера вынуждает использовать 6-ю роту, чтобы закрыть зазор между 1-й и 5-й ротами. О прорыве на восток в долину без сильных резервов теперь уже нечего и думать. Удар противника с севера был остановлен в ближнем бою.В 18.30 приходит сообщение из группы, что подразделение Мальдунга захватило Д.Косна (южную часть) и теперь идет на восток через ущелье, чтобы штурмовать вторую линию позиций.

Незадолго до наступления темноты мы наблюдаем обратное движение румынских пехотных подразделений у Никорешти и Сатул Ноу. Одновременно из Тиргул Орна в восточном направлении отъезжают один за одним множество составов. Удается наладить полевую связь с 22-м РПП, чье левое крыло взяло румынские позиции у 692 высоты. Так как я надеюсь, что на следующий день будет предпринят прорыв в долину, я осуществляю глубоко на восток расстановку форпостов. Дозорные {302} отряды высылаются до Никорешти. Однако на севере, напротив 5-й и 6-й рот, стоит сильный противник.

Вплоть до полуночи я занят обычными хлопотами о продовольственном снабжении войск, пополнении боеприпасов и составлением донесения о бое. Затем мы с капитаном Гёсслером ложимся спать в одной палатке.

Размышления: Наступление 19 августа 1917 года на две линии укрепленных, загороженных колючей проволокой позиций, которые находились в 800 метрах друг за другом, стало для ВГБ новым вызовом. Эти позиции нужно было взять после часовой артиллерийской подготовки по каждой из них. Во время проведения артподготовки по первой линии, горные стрелки, не понеся значительных потерь, прорвали обе линии и создали на второй линии проход в 600 метров, взяв в плен 500 румын. Этим был подготовлен путь для прорыва на восток, поскольку выглядело маловероятным, что у румын была еще третья линия укрепленных позиций в низине к востоку от Д.Косна.

К сожалению, большой успех не был использован, поскольку выделенные резервы не смогли достаточно быстро подойти ко второй линии и были слишком слабыми.

Рельеф местности располагал к использованию ставшей обычной формы наступления с обходом. Если удастся пройти вражеские позиции рядом с вершиной Д. Косна, то будет легко прорвать и позиции на круто идущем вниз северо-западном склоне, тем более, если этот удар смогут поддержать тяжелые пулеметы с русской высоты.

Для поставленного на переднюю линию отряда Роммеля задача заключалась в том, чтобы как можно быстрее и глубже нанести удар в оборонительную зону противника. Отряд не должен был расколоться при {303} прорыве первых позиций. Также и при прорыве второй линии позиций его силы должны были оставаться сконцентрированными, чтобы быть готовыми к предполагаемому дальнейшему удару по территории врага после подхода резервов.

Было тщательно согласовано взаимодействие с артиллерией, минометами и тяжелыми пулеметами. Минометная рота сдерживала противника уже во время общей артподготовки у места штурма и сделала возможным прорыв ударным отрядом Фриделя вражеских защитныхщграждений. Артиллерия сдерживала гарнизон первой линии позиций неприятеля во время прохода отряда Роммеля. Пулеметная рота и один взвод 5-й роты вели сдерживающий огонь по противнику выше места прорыва, когда через него проходили остальные части отряда Роммеля.

Мощный огонь немецкой артподготовки по первой линии позиций заставил находящиеся за ними румынские резервы бежать на вторую линию обороны. Отряд Роммеля вписался в это обратное движение, воспользовался благоприятной ситуацией и ворвался позади бегущего противника, применив артиллерию и, особенно, тяжелые пулеметы, на вторую линию позиций врага. При этом горные стрелки сознательно шли на риск попасть под огонь собственной артиллерии.

Опять в обороне

20 августа уже в 3.00 многочисленные батареи противника открывают ураганный огонь, и бой за горный массив Д.Косна возобновляется. Тяжелые снаряды в большом количестве падают рядом с моим командным пунктом и находящимися рядом резервными частями. Они вынуждают нас покинуть опасный участок и искать укрытия в балке, в {304} 800 метрах севернее высоты 788. Огонь неприятеля становится все сильнее и сильнее. Он направлен в основном по взятым нами позициям восточнее Д.Косна, где, как думают румыны, мы и находимся. Я очень рад, что там не осталось почти никого из моего отряда, так как огонь скоро превращает этот участок позиций в груду развалин.

В 7.00 с востока, к стоящей в глубокой обороне 1-й роте, приближаются крупные силы противника. Ложбина у Никорешти тоже наполняется румынами. От 6-й роты, которая несет охранение на северо-запад, приходит известие, что противник готовится к удару. Теперь не остается никаких сомнений. Румыны собираются отвоевать назад захваченные нами 19 августа территории. Самое время перегруппироваться для обороны.

В сильно пересеченной и лесистой местности предстоит создать непрерывную линию обороны, с особым упором на не имеющий поддержки северный фланг. Идею занять румынские позиции, по которым все утро велся сильный обстрел, я отклоняю. Румыны уже хорошо к ним пристрелялись и знают эти позиции во всех деталях. Оборонительный бой в них будет стоить нам больших потерь. Несмотря на предстоящую большую работу и очень короткое время, которое остается до столкновения с сильным противником, я отдаю предпочтение позиции на переднем склоне восточнее, в лесу.

Я быстро отдаю соответствующие приказания. Пока боевые посты 1-й роты отступают с боем от превосходящих сил противника, роты ведут окапывание. В глинистой почве лопаты быстро проходят на глубину. Резервные части помогают ротам на передовой линии в обустройстве позиций и {305} строительстве соединительных траншей. Когда посты под давлением наступающего врага возвращаются назад на позиции, окопы уже достигли глубины в человеческий рост. Предполагаемый вскоре удар сильного противника можно будет легко отбить с близкого расстояния. Вскоре и румыны берутся за лопаты и окапываются в 50 метрах от наших позиций. Румынская артиллерия безуспешно пытается определить немецкие позиции на переднем склоне в лесу. Она не может начать обстрел наших новых позиций, нр подвергая риску свои собственные войска, и ограничивается обстрелом бывших румынских позиций на вершине.

Фронт на востоке (4-я и 1-я роты) не доставляет мне особых беспокойств. В отличие от севера и северо-запада — там зияет огромная брешь.

Наша взаимосвязь слева (1-й батальон 18-го БРПП) находится на северо-восточном склоне Д.Косна на ребре, идущем от пункта 491 до вершины. По нему румынским силам, идущим с севера, удалось подняться в ложбину у нас за спиной. 1-я рота, находившаяся до этого времени в резерве, должна закрыть брешь между левым крылом 5-й роты ВГБ и роты 18-го БРПП. Она находится в очень серьезном положении перед лицом во много раз превосходящего противника, в покрытой кустарником, непро-сматриваемой местности.

От часа к часу сражение становится все более ожесточенным. Раз двадцать в течение дня противник, после соответствующей артподготовки, идет на штурм наших позиций, которые он окружает полукольцом. Немногочисленные резервы приходится все время перебрасывать с одного участка на другой. Огонь вражеской артиллерии разносит удерживаемый нами хребет. Но горные стрелки не {306} сдаются. По сравнению с потерями, понесенными противниками, наши собственные потери — в целом 20 человек — незначительные.

Я так обессилел от напряженных событий последних дней, что могу командовать только не вставая с кровати. Во второй половине дня у меня начинается бред, и я несу что-то несусветное. В таком состоянии я больше абсолютно не в состоянии руководить отрядом. Вечером я поручаю командование капитану Гёсслеру и мы с ним обсуждаем необходимые вещи. С наступлением темноты я иду по высокогорной дороге через Д.Косна назад, к командному пункту группы, находящемуся в 400 метрах юго-западнее штабной высоты.

Вюртембергский горный батальон удерживал свои позиции до 25 августа, отбивая все румынские атаки. Потом его сменил 11-й РПП, а ВГБ был отправлен за линию фронта в качестве резерва дивизии.

Бои за Д.Косна потребовали от молодого подразделения чрезвычайной самоотдачи. За две с половиной недели вышло из строя 500 человек. 60 героических горных стрелков покоятся в румынской земле. И хотя главная цель, поставленная перед наступлением — «разбить южный фланг восточного фронта» — не была достигнута, но горные стрелки образцово выполняли каждую поставленную перед ними задачу, сражаясь с упорным, смелым и хорошо вооруженным противником. То, что я был командиром таких бойцов, наполняло меня радостной гордостью всю мою жизнь.

После тяжелых дней на Д.Косна несколько недель отдыха на Балтийском море приводят меня опять в порядок.

Размышления: В оборонительном сражении 20 августа {307} 1917 года основные линии обороны были проложены по лесному участку на переднем склоне горы, чтобы не попасть под ожидаемый обстрел румынской артиллерии. Это себя полностью оправдало, и во время боя противнику так и не удалось поразить артиллерийским огнем хорошо укрытые основные линии обороны.

В то время как боевые форпосты с боем отходили с основного поля боя, на нем велись работы по сооружению окопов. Для того чтобы прорыть соединительные траншеи к передовъим частям, были привлечены резервные роты. Эти траншей сыграли важную роль для обеспечения под вражеским огнем всех видов снабжения и для вывоза раненых, позволив производить это, если не совсем без потерь, то с минимальными. Затем резервные части окопались в определенных для них местах.

Оборонительный бой 20 августа потребовал использования резервных сил на часто меняющихся основных участках сражения. Там, где создавалась угроза, резервные части должны были быстро занять соответствующий участок поля боя, расположившись эшелоном в глубину. Пополнение частей передовой линии за счет резервов по возможности избегалось.

Наступление. Сражение под Тальяменто в 1917 году

Поход и подготовка к 12-му сражению под Изонцо

На чудесной земле Каринтии³⁰, куда ВГБ был переправлен через Македонию, я опять присоединяюсь к моему отряду. Он пополнился новыми силами, взамен потерь во время боев за Д.Косна. Кроме того, горнострелковым ротам выдали легкие пулеметы, что существенно повысило их боевую мощь. Короткие периоды отдыха были использованы для того, чтобы научиться обращаться с новым оружием.

Мы не знали, какие у командования армии планы на наш счет. Фронт у реки Изонцо?

С начала войны в мае 1915 года главной целью операций итальянцев был захват Триеста. В течение двух лет войны в низовьях Изонцо состоялось десять сражений, и австрийцев медленно, но неуклонно оттесняли. В 6-ом сражении при Изонцо в августе 1916 года итальянцам удалось высадиться на восточном берегу Изонцо у города Герц и занять его.

11-ое сражение при Изонцо, начавшееся в августе 1917 года, было проведено генералом Кадорной³¹ по образцу боев на Западном фронте: поддержка из 5000 орудий, удар пехоты 50-ти дивизий на небольшом участке между Герцем и морским побережьем.

И хотя австрийским войскам в упорной борьбе удалось свести на нет первоначальный успех итальянцев, но на втором этапе сражения последним удалось перейти через среднее течение и закрепиться на плато Баинсицца³². С напряжением последних {311} сил нашим союзникам удалось остановить это наступление. Бои шли до начала сентября, потом стало несколько спокойнее. Кадорна стал перевооружаться для 12-го сражения. Захваченная итальянцами местность восточнее среднего течения Изонцо, которая господствовала в юго-восточном направлении, давала им существенные преимущества при военных действиях. Цель итальянцев — Триест — приблизился на досягаемое расстояние³³. На этот раз австрийцы не были уверены в своей готовности отбить намечающееся новое наступление. Поэтому они запросили помощь у немцев. Несмотря на то, что огромные силы были задействованы на полях сражений на Западе (Фландрия и Верден)³⁴, высшее военное руководство отправило им на помощь армию, состоящую из семи опробованных в боях дивизий. Совместное наступление союзников на фронте в верхнем участке Изонцо должно было принести желаемое облегчение. Целью этой операции ставилось отбросить итальянцев за линию их государственной границы, по возможности вплоть до реки Тальяменто.

Во вновь созданную XIV-ю армию входит и ВГБ, {312} его приписывают к Альпийскому корпусу. 18 октября мы выходим из места сбора в районе Крейнбурга в направлении фронта. Маршевая группа майора Шпроссера (ВГБ и 4-я Вюртембергская батарея горных гаубиц) под прикрытием темных ночей совершает переход, попадая иногда под проливной дождь, через город Бишофслак, через Салилиг на Подбердо до Кнеза, куда мы доходим 21 октября. Во время перехода мы должны были до рассвета достичь определенной точки маршрута и там занять до наступления дня неудобные и тесные укрытия, чтобы не попасться на глаза разведке с воздуха. Для полуголодных войск такой марш стал трудным испытанием.

Мой отряд состоит из трех горнострелковых и одной пулеметной роты. Вместе со штабом я в основном нахожусь во главе длинной колонны. Кнеза расположена в 8 километрах восточнее линии фронта, недалеко от Тальяменто. В первой половине дня 21 октября майор Шпроссер с командирами отделений проводит изучение местности, определенной для боевого сосредоточения перед наступлением — круто спускающийся к Изонцо северный склон горы Буценика (509), в 1500 метрах южнее Тальяменто.

Интенсивный беспокоящий огонь многочисленных итальянских батарей, ведущийся с господствующих высот, покрывает фронт на большую глубину. С боеприпасами, очевидно, у итальянцев проблем нет. В таких условиях организовать расстановку войск для боя сложно. Только края некоторых откосов и немногочисленные узкие, чрезвычайно крутые ущелья, спускающиеся к Изонцо, пригодны для предбоевой расстановки, все остальные участки практически непроходимы. Тревожно {313} и то, что противник из своих, находящихся намного выше позиций, — на высоте Мрзли врх (1360) к северо-западу от Тальяменто — просматривает сбоку весь северный склон горы Буценика. Кроме того, в случае артиллерийского обстрела мы должны считаться с возможностью сильного камнепада на таком крутом склоне. Батальон должен стоять на боевых позициях примерно 30 часов. Все ли пройдет нормально?

Мы должны смириться со всеми неблагоприятными условиями. Других возможностей нет: количество войсковых сил, которое готовится к нападению в районе Тальяменто, слишком велико. Под непрерывным беспокоящим огнем итальянской ар тиллерии, особенно в теснинах у Санта Лучия, мы возвращаемся назад к батальону. Об общем плане операции мы информированы значительно хуже, чем чешский предатель, который перебежал в этот день к итальянцам, прихватив с собой приказы и карты, касающиеся наступления к северу от Тальяменто.

В ночь с 22 на 23 октября батальон выходит на боевые позиции. В это время гигантские прожектора с итальянских позиций на высотах Коловрат и Еза освещают пути нашего перехода. Часто между нами падают артиллерийские снаряды. Яркий луч прожектора заставляет нас останавливаться и стоять, замерев, несколько минут. Как только он проскальзывает дальше, мы спешим пройти обстреливаемый из орудий участок. Во время этого перехода у нас всех сложилось впечатление, что мы находимся в поле действия необычайно активного и хорошо вооруженного противника.

На восточном склоне горы Буценика приходится оставить вьючных лошадей. Тяжело нагруженные {314} пулеметами и боеприпасами, после изнурительного подъема, около полуночи мы достигаем откосов щебеночных отвалов. Снимаем с плеч поклажу. Все рады, что благополучно дошли до места через все препятствия. Однако об отдыхе думать еще не время. Оставшиеся ночные часы нужно использовать, чтобы тщательно замаскироваться и окопаться. Я быстро расставляю роты по участкам. Штаб и две роты устраиваются на западной окраине одного из отвалов, шириной от 20 до 40 метров, по обе стороны узкой непросматриваемой с северо-запада тропы, которая ведет на передовую линию. Остальные две роты ставятся в небольшой ложбинке к востоку. Все усердно работают, и офицеры, и рядовые. Когда становится светло, на склоне не видно никакого движения. В стрелковых ячейках, закрытых травой и ветками, горные стрелки восполняют отсутствие ночного сна.

Однако такая мирная тишина держится недолго. Несколько тяжелых итальянских снарядов падают выше нас по склону. Мимо нас вниз к долине Изон-цо катится камнепад. Теперь уже не до сна. Неужели противник все-таки заметил наше размещение и теперь пристреливается? Обстрел из тяжелых орудий на этом покатом, как крыша, склоне будет иметь опустошительное действие.

Обстрел идет несколько минут и прекращается, через четверть часа невдалеке от нас снова падают снаряды. Потом опять у нас небольшая передышка.

Итальянская артиллерия переносит свой основной огонь в долину Изонцо. В течение дня мы наблюдаем, как тяжелая артиллерия итальянцев уничтожает внизу у Тальяменто находящиеся там позиции и подъездные пути. Наша артиллерия {315} только изредка делает несколько выстрелов. Этот день тянется для меня мучительно долго из-за беспокойства о благополучии доверенных мне солдат.

Если пройти несколько шагов вперед по непро-сматриваемой противником тропе, то в долине можно отчетливо разглядеть передовую линию позиций неприятеля. Она пересекает Изонцо в 2,5 километрах западнее Тальяменто и затем идет с юга от Изонцо мимо Сан-Даниэль к восточным окраинам городка Волтшлах. Сами позиции и, прежде всего, заграждения из колючей проволоки выглядят очень внушительно. Из-за ненастной погоды другие позиции просматриваются плохо.

Вторая линия укреплений неприятеля должна пересекать Изонцо в районе Селище, в 9 километрах северо-западнее Тальяменто, и проходить к югу от Изонцо через Хевник к Еза. Третью, вероятно, самую мощную линию позиций, итальянцы построили по высотам к югу от Изонцо по линии: гора Ма-таюр (1643) — высота Мрзли врх (1356) — Голоби — гораКук (1243) — [высота] 1192 — [высота] 1114 (оттуда она делала резкий поворот на юго-запад) через Клабуццаро — вершина Хум. Эти данные стали известны благодаря снимкам с самолетов. В местности между этими линиями позиций находятся еще отдельные укрепленные пункты.

Силы XIV-й армии расставлены следующим образом:

Стоящая под Флич группа Крауса (22-я стрелковая дивизия к.у.к., дивизия «Эдельвейс», 55-я дивизия к.у.к. и Немецкая егерская дивизия) идут через реку Сага в сторону горы Стол.

Стоящая под Тальяменто и на плацдарме южнее Тальяменто группа Штайна (12-я пехотная {316} дивизия, Альпийский корпус, 117-я пехотная дивизия) наносят основной удар. 12-я дивизия должна прорваться по обеим берегам реки Изонцо к Карфрайт, Альпийский корпус занимает позиции на высотах южнее Изонцо, прежде всего, [высота] 1114 — Кук — Матаюр.

Южнее их действует группа Беррера (200-я пехотная дивизия и 26-я пехотная дивизия), прорываясь через Еза — Сан-Мартино к Чивидале.

Еще дальше на юг группа Скотти (1-я дивизия к.у.к. и 5-я пехотная дивизия) должны взять позиции южнее горы Еза, а потом — Глобочак и вершину Хум.

В Альпийском корпусе, стоящем на плацдарме южнее Тальяменто, австрийцев на передовой линии сменили Баварский пехотный лейб-полк и 1-й егерский полк.

Цель наступления лейб-полка: через Ковак — Хевник — [высота] 1114 — хребет Коловрат — высотная дорога на Лучиа — Голоби — Матаюр.

Цель 1-го Егерского полка: высоты западнее Волтшах — высота 732 — [высота] 1114 с юго-востока.

Вюртембергский горный батальон получил задание защищать правый фланг лейб-полка, подавить вражеские батареи на Фони и следовать за лейб-полком на Матаюр.

К вечеру 23 октября погода стала мрачной и пасмурной. Когда стемнело, к месту нашей дислокации подошли вьючные лошади с провиантом. Как только голод утолен, каждый спешит в свою стрелковую ячейку, чтобы поспать впрок перед предстоящим наступлением. После полуночи начинает моросить мелкий дождь и заставляет залезть с головой под плащ-палатку. Подходящая погода для наступления!

Размышления: Уже сам переход и предбоевое сосредоточение перед наступлением у Тальяменто предъявили к войскам высочайшие требования. Мы проделали сто километров по горам в утомительных ночных маршах, в основном под проливным дождем. Днем приходилось прятаться в тесных укрытиях от вражеских самолетов. Питание было скудным и однообразным. Но, несмотря на все эти трудности, боевой дух оставался высоким. За три года войны мои парни научились переносить все тяготы, не теряя при этом энергичности.

При переходе к месту предбоевого сосредоточения в {318} ночь с 22 на 23 октября 1917 года пулеметные роты и часть горнострелковых рот взяли с собой запасы зарядов для пулеметов. Бои за Д.Косна показали, насколько затруднительным может быть подвоз боеприпасов в горных условиях.

Поскольку на участке нашего предбоевого сосредоточения можно было ожидать огневых нападений со стороны неприятеля, то еще ночью войска окопались и тщательно замаскировали свои укрытия.

Организовать в дневные часы доставку пищи войскам на участке дислокации не представлялось возможным. Только после наступления темноты было подвезено горячее питание на вьючных лошадях.

1-й день наступления: Хевник — высота 1114

Темной дождливой ночью 24 октября до сих пор молчавшая собственная артиллерия начинает в 2.00 вести подготовительный огонь. Вскоре более 1000 орудий по обе стороны Тальяменто ведут огонь. С территории противника беспрерывно слышится грохот разрывов. Как при сильнейшей грозе, он мощно отражается от окружающих гор. Мы с напряжением наблюдаем происходящее перед нами потрясающее действо.

Прожектора итальянцев безуспешно пытаются прорваться сквозь дождь. Огня на разрушение в районе Тальяменто, которого мы ожидали и боялись, так и не последовало. На немецкий огонь отвечают только немногочисленные итальянские батареи. Это успокаивает. Мы возвращаемся в наши укрытия и сквозь сон слышим, как затихает канонада собственной артиллерии.

На рассвете наши батареи вновь открывают ураганный огонь. Внизу у Сан-Даниэля сейчас {319} тяжелые снаряды уничтожают вражеские позиции и заграждения. Временами из-за дыма и чада позиций противника становится совсем не видно. Огненный вихрь с нашей стороны усиливается еще больше. Ответный огонь неприятеля кажется совсем слабым.

Вскоре после рассвета ВГБ выходит из места своего предбоевого сосредоточения и выдвигается вперед. Идет сильный дождь, что существенно сокращает видимость. Отряд Роммеля по галечному отвалу спускается к Изонцо, следуя за штабом Шпроссера. Спустившись вниз, мы движемся вдоль крутого берега Изонцо вслед за правым крылом Баварского пехотного лейб-полка.

По обеим сторонам колонны падают несколько снарядов, но не причиняют нам никакого вреда. Колонна идет вплотную к передовой линии. Вскоре мы насквозь мокрые от дождя. Все мерзнут и ждут с нетерпением начала наступления. Но минуты тянутся медленно.

За пятнадцать минут до начала атаки огонь достигает невероятной мощи. Дым и чад от падающих снарядов окутывают лежащие в ста метрах перед нами вражеские позиции. Над долиной плывут сизые облака дыма — результат часового обстрела. Низкие дождевые тучи окутывают вершины гор Хевник и Коловрат.

Незадолго до 8.00 ударный отряд впереди нас покидает свои позиции и переходит ближе к противнику. Загнанный ураганным огнем в землю неприятель не видит этого и не защищается. Мы используем освободившуюся территорию, чтобы перегруппироваться для боя.

8.00! Артиллерийский и минометный огонь сдвигается вглубь территории противника. Перед {320} нами лейб-полк поднимается на штурм. Мы идем за его правым крылом и доходим до позиций неприятеля в Сан-Даниэле. Из их развалин навстречу нам спешат с поднятыми руками и искаженными испугом лицами остатки гарнизона. Мы спешим через равнинный участок, который отделяет нас от северного склона горы Хевник. И хотя с восточных выступов Хевник то тут, то там по нам открывают пулеметный огонь, наше движение вперед продолжается.

Если целью «лейберов» является восточный склон Хевник, то нашей является северо-восточный откос горы. К нему уже подходит майор Шпроссер со своим штабом. Горные стрелки с тяжелой выкладкой, пулеметами или боеприпасами так быстро двигаться не могут.

В районе высоты 179 круто поднимающийся склон Хевник зарос лесом и может укрыть от огня противника, находящегося на высотах слева.

Весь отряд Роммеля достигает спасительного косогора. По приказу майора Шпроссера он выступает маршем как авангард ВГБ по северному склону Хевник, вдоль ведущей к Фони тропе. В голове находится отделение из 1-й роты, под командованием вице-фельдфебеля Зайцера. На расстоянии в 1500 метров за ними следуют один взвод 1-й пулеметной роты, штаб отряда, 1-я и 2-я роты, часть 1-й пулеметной роты. Со своим новым адъютантом лейтенантом Штрайхером я нахожусь в нескольких метрах от головы колонны.

Тропа, по которой мы идем к Фони, очень узкая и сильно заросла. Судя по всему, противник ею вряд ли пользовался. Скаты по обе стороны от тропы очень крутые, заросшие густым лесом. Деревья еще покрыты осенними листьями. Плотный подлесок

сокращает видимость до нескольких метров. Изредка попадаются прогалины и можно разглядеть долину. Оттуда, а также позади, слева от направления, где, как мы предполагаем, находится лейб-полк, глухо доносятся звуки от взрывов тяжелых немецких снарядов. На склоне перед нами все подозрительно тихо. Где-то на нем мы должны столкнуться с противником. Тогда в горах в лесу нам не сможет {322} помочь никакая артиллерия, придется рассчитывать только на свои силы.

Головной отряд движется вперед с чрезвычайной осторожностью, часто останавливается, вслушивается в звуки раскинувшегося впереди леса, движется дальше. Но все предосторожности не помогают. Противник залег в засаде и поджидает нас. В километре восточнее высоты 824 роту авангарда обстреливают из пулеметов. Я получаю донесение:

«Неприятель перед нами на укрепленных позициях за проволочными заграждениями. Ранено пять человек головного отряда».

Атаковать без артиллерийской поддержки по покатому как крыша склону, сквозь плотный подлесок, имея перед собой заграждения из колючей проволоки и за ними бдительного и хорошо окопавшегося врага, кажется мне делом малоперспективным и если выполнимым, то только ценой больших потерь. Поэтому я принимаю решение идти на прорыв в другом месте.

Прежнему головному отряду я приказываю оставаться перед неприятелем. Другую группу из 1-й роты я посылаю в качестве авангарда подниматься {324} на юг по одной каменистой расщелине в 200 метрах от вражеских позиций. Я надеюсь обойти находящегося слева выше по склону противника. Соответствующее донесение отправляю майору Шпроссеру.

Подъем оказывается довольно тяжелым. Примерно в 40 метрах позади головного отряда мы с лейтенантом поднимаемся по одному из ущелий. Вплотную за нами следует расчет одного тяжелого пулемета, который несет на плечах разобранное орудие.

Вдруг на нас сверху катится, петляя, многотонный валун. Ширина прохода всего 3 метра. Отойти в сторону трудно, вернуться уже невозможно. В долю секунды мы понимаем: попавший под валун будет раздавлен в лепешку. Мы вжимаемся в левую стенку расщелины. Валун прокатывается мимо вниз в долину, даже не поцарапав никого из нас.

К счастью, наше опасение, что это итальянцы сбрасывают на нас камни, не оправдалось. Валун оторвался при прохождении головного отряда.

Во время дальнейшего подъема одним из падающих камней мне ушибло ногу. В следующие полчаса нога сильно болела, и я мог идти вверх только с помощью двух человек.

Наконец, крутой подъем по ущелью позади. Под проливным дождем, насквозь промокшие, мы продолжаем подниматься через густой подлесок вверх по склону, соблюдая все меры предосторожности.

Впереди лес становится более редким. По карте я определяю, что мы находимся в 800 метрах восточнее высоты 824. Крайне осторожно мы приближаемся к опушке леса.

Там мы обнаруживаем замаскированную тропу, которая идет вверх в восточном направлении к {325} хорошо укрепленным позициям за колючей проволокой, тянущимся сплошной линией по поднимающемуся склону. На этих вражеских позициях не видно никакого движения, немецкая артиллерия еще не вела по ним огня. Я принимаю решение: внезапный прорыв после короткой огневой атаки наших тяжелых пулеметов, левый фланг движется вдоль опушки леса. Данная ситуация очень напоминает положение перед штурмом Д.Косна 12 и 19 августа 1917 года.

Тут прекрасно замаскированная тропа слева от нас, вдоль опушки леса, наводит меня на новую мысль. По этой тропе, видимо, происходило сообщение с передовой итальянской линией обороны у Сан-Даниэля, или с гарнизоном позиций на восточном склоне Хевник, или с находящимися там постами артиллерийских наблюдателей. Пока мы здесь, этой тропой еще не пользовался ни один итальянец. Тропа делает несколько изгибов; маскировка по южной стороне пути настолько хорошо выполнена, что с итальянских позиций трудно разобрать, кто по ней движется — свои или чужие. Этот путь позволяет добраться до позиций за полминуты, если неприятель не будет препятствовать. Если действовать стремительно, то можно попытаться захватить гарнизон справа и слева от тропы, прежде, чем начнется стрельба. Задача для отважных бойцов! Если противник станет сопротивляться, то можно сразу же начать запланированную атаку всем отрядом Роммеля под огневым прикрытием пулеметов.

Ефрейтору Кифнеру (2-я рота), человеку богатырского сложения, я даю сложное задание: взять восемь бойцов и двигаться по замаскированной тропе, как будто это возвращаются с передовой {326} итальянцы, внезапно занять расположение противника и, по возможности, без выстрелов и гранат, захватить гарнизон позиций по обеим сторонам от тропы. На случай, если дело дойдет до боя, я обещаю им огневую защиту и поддержку всего отряда. Кифнер понимает поставленную задачу и уходит подбирать себе товарищей.

Через несколько минут подразделение Кифнера уже движется в сторону врага по замаскированной тропе. Звук их равномерных шагов замирает вдали. Получится или нет? Мы напряженно вслушиваемся, готовые подняться на штурм или открыть огонь. Один выстрел оттуда вызовет атаку трех рот. Тянутся долгие, мучительные минуты. Кроме шума дождя в лесу ничего не слышно. Потом раздаются приближающиеся шаги, и один из стрелков докладывает: «Разведотряд Кифнера захватил один из вражеских блиндажей, 17 итальянцев взяты в плен, захвачен один пулемет. Противник на других участках позиций ничего не заметил».

После этого я веду весь отряд по замаскированной тропе к линии обороны неприятеля — впереди 2-я рота, потом 1-я, затем 1-я пулеметная рота. Отряд Шилляйна (3-я, 6-я роты, 2-я пулеметная рота), который незадолго до успешного прорыва Кифнера подошел в мое распоряжение, тоже следует за нами. Я поручаю ударным отрядам расширить место прорыва до 50 метров в обе стороны. При этом в плен попадают несколько десятков итальянцев, которые прятались в укрытиях от проливного дождя. Благодаря плотной маскировке, находящийся вверх по склону противник до сих пор не заметил передвижения шести рот.

Я стою перед выбором: обойти расположение неприятеля с тыла и нанести удар или продолжать {327} прорыв дальше, в направлении вершины горы Хевник. Я выбираю последнее. Если мы сначала займем вершину, то потом будет легче нанести удар по всем позициям противника на склонах. Чем глубже мы пройдем в тыл неприятеля, тем меньше вражеские гарнизоны будут готовы к нашему удару, и тем легче нам будет победить. Отсутствие поддержки с двух сторон меня не беспокоит. Шесть рот вюртембергских горных стрелков могут сами обеспечить защиту своих флангов. Ведь в приказе о наступлении сказано: «При отсутствии временных или территориальных установок, постоянно продвигаться на запад, иметь рядом и сзади сильные резервы».

1-я пулеметная рота переводится ближе к началу колонны, так как в случае столкновения я хочу быстро получить огневую поддержку. Груженые снаряжением весом до 32 килограмм бойцы роты тяжелых пулеметов определяют теперь темп нашего продвижения. То, что совершили эти люди, могут понять только те, кто карабкался по диким горам с таким же грузом и при таких же погодных условиях.

Под продолжающимся проливным дождем мы многокилометровой цепочкой движемся вперед от куста к кусту, укрываемся в балках и расщелинах и берем одно за другим вражеские расположения. До боя нигде не доходит. В основном мы ударяем по позициям противника с тыла. Те, кто не сдается сразу при нашем внезапном появлении, бегут со всех ног, бросая оружие, вглубь лесных участков. Мы не стреляем вслед убегающим, чтобы не насторожить гарнизоны находящихся выше позиций врага.

Во время этого прорыва мы несколько раз {328} попадали под огонь собственной артиллерии. Мы не могли подать световые сигналы, чтобы прекратить этот обстрел, поскольку это привлекло бы внимание вражеских дозоров. Один из наших товарищей получил ранение во время камнепада, вызванного разрывом тяжелого немецкого снаряда.

Среди прочих мы проходим позиции итальянской 210-мм батареи, по которой велся обстрел газовыми снарядами. Расчеты бесследно исчезли. Около огромных орудий лежат горы снарядов. Выбитые взрывчаткой в горной породе укрытия и складские помещения не повреждены. В ста метрах выше по склону мы проходим мимо батареи средних орудий, которые стоят полностью готовые к бою в скальных нишах с маленькими бойницами. И здесь расчеты тоже исчезли.

Около 11.00 мы достигаем гребня, ведущего от вершины Хевник на восток, и встречаемся здесь с частями III-го батальона «лейберов». Какое-то время мы вместе с ними поднимаемся на одну высоту вдоль линии гребня к вершине Хевник, которая находится сейчас под сильным огнем немецкой артиллерии. Пока «лейберы» остановились на привал в ожидании перенесения огня собственной артиллерии, я с отрядом сворачиваю на северный склон Хевник. По нему мы к 12.00 доходим до вершины Хевник (876), не натолкнувшись на сопротивление врага, хотя вокруг видим много итальянцев, изгнанных с позиций огнем нашей артиллерии. Частично мы берем их в плен.

Дождь прекратился. Низко висящие над нами тучи приходят в движение. Временами открывается вид на высоту 1114 и хребет Коловрат. Оттуда итальянцы теперь ведут мощный огонь по вершине Хевник. Очевидно, итальянские наблюдатели на высоте {329} 1114 засекли горных стрелков. Чтобы избежать ненужных потерь, я отвожу оба отряда ВГБ с опасного участка в северном направлении и поручаю им зачистить артиллерийские точки противника между вершиной Хевник и Фони. С разведотрядами я изучаю местность на южном склоне вершины Хевник и седловине Н. (807 метров; 300 метров юго-западнее вершины Хевник). Число попавших в наши руки вражеских орудий достигает семнадцати, мы помечаем их мелом. В их числе 12 орудий тяжелого калибра. Итальянские консервы и готовые обеды на полевых кухнях утоляют наш сильный голод.

Когда в 15.30 части лейб-полка входят в седловину Н., я собираю два моих отряда и выхожу туда же. Через час три роты III-го батальона «лейберов» выходят по замаскированной тропе, ведущей через высоту 1066 к высоте 1114. В соответствии с заданием ВГБ по защите правого фланга лейб-полка, я следую за ними с шестью горнострелковыми ротами — впереди отряд Роммеля, за ним — отряд Шилляйна.

Мы с лейтенантом Штрайхером находимся в начале колонны. Немного распогодилось. Четко видны хребет Коловрат, высота 1114 и идущая от нее к Езе цепь холмов. Поначалу никакой противник нашему подъему не мешает.

Когда около 17.00 мы подходим к скале у высоты 1066, в районе передовой роты III-го батальона лейб-полка слышатся выстрелы. Следующие за ней две роты уходят в укрытия с восточной стороны тропы.

Я приказываю отряду укрыться справа на уровне рот второй линии III-го батальона лейб-полка, и вместе с лейтенантом Штрайхером мы отправляемся на изучение обстановки в районе 1066.

Там мы обнаруживаем части 12-го лейб-полка, {330} которые ведут перестрелку с крупными силами противника, находящегося на высоте в 500 метров северо-западнее 1114-й и на самой высоте 1114. Позиции неприятеля расположены выше по склону ярусами, одна за одной, перед ними идет очень высокое и мощное заграждение из колючей проволоки. Справа от дороги, на уровне правого фланга 12-й роты лейб-полка, тоже есть итальянские позиции.

Я немедленно вызываю вперед 1-ю роту под командованием лейтенанта Трибига и даю им задание зачистить от врага позиции справа от дороги в районе юго-западнее высоты 1066. Рота справляется с поставленной задачей быстро и умело. Без собственных потерь итальянские расположения были захвачены, в плен взяты семь офицеров-итальянцев и 150 солдат.

Тем временем, по моему приказу 2-я рота и 1-я пулеметная рота зачистили участки позиций, блиндажи, посты наблюдения к востоку от высоты 1066. Отряд Шиллейна передислоцируется на участок сто метров северо-западнее высоты 1066, немного ниже зачищенного нами района.

Чтобы успеть еще при свете дня посмотреть положение у высоты 1114, восстановить взаимосвязь с III-м батальоном лейб-полка и получить информацию о его дальнейших действиях, мы с лейтенантом Штрайхером идем на правый фланг лейб-полка. На передовой линии, в 50 метрах южнее 1066, находится множество офицеров из III-го батальона. Они показывают нам разведывательный отряд, который как раз сейчас крадется по балке, ведущей к седловине между 1114 и высотой 500 метров северо-западнее 1114, пытаясь приблизиться к ближайшим позициям противника. Перспективы у него

не самые благоприятные. Неприятель методично обстреливает со всех сторон из пулеметов голый, поросший травой склон перед своими проволочными заграждениями. Судя по всему, противник сохраняет самообладание и полон решимости больше не сдавать свои позиции.

Офицеры III-го батальона лейб-полка и мы с лейтенантом Штрайхером разделяем мнение, что без основательной артиллерийской подготовки невозможно взять расположенные на господствующих высотах — на 1114 и в 500 метрах северо-западнее (высоты от 1120 до ИЗО метров) — позиции, обороняемые сильным и настроенным на борьбу противником. Через бинокль я еще некоторое время наблюдаю за происходящим на вражеских линиях обороны. При этом огонь с {332} высоты 1114 периодически заставляет прятаться в укрытие.

Постепенно темнеет. Попытки 1-й роты захватить другие участки позиций неприятеля на высоте в 500 метров северо-западнее 1114 проваливаются. Части ВГБ устраиваются на ночлег. 1-я и 2-я роты остаются нести ночью боевую разведку. Боевым штабом отряда Роммеля становится бывший итальянский пункт артиллерийских наблюдателей. Он находится вплотную позади 1-й роты. Здесь лейтенант Штрайхер и несколько офицеров III-го батальона лейб-полка обсуждают перспективы дальнейшего наступления в направлении высоты 1114 и хребта Коловрат. 10-я и 11-я роты лейб-полка к этому времени еще не вступали в бой. Об успехах наступления на 1114 12-й роты лейб-полка сведений нет.

В 19.00 меня вызывает только что прибывший командир лейб-полка майор граф Ботмер в командный пункт III-го батальона, который находится в ста метрах от отряда Роммеля, в блиндаже у высоты 1066. Я докладываю о действиях подчиненных мне шести горных рот. Майор граф Ботмер требует, чтобы мы перешли под его командование. Я позволил себе возразить, что до сих пор я подчинялся приказам майора Шпроссера, который, насколько я знаю, выше по должности, чем командир лейб-полка, и поэтому буду дожидаться его скорого прибытия к высоте 1114.

После этого командир лейб-полка запрещает всякие действия моего отряда западнее или против высоты 1114, потому что это дело лейб-полка. Он требует от частей ВГБ, чтобы те 25 октября, после взятия высоты 1114 лейб-полком, следовали за его подразделением во второй линии на запад. {333} Я отвечаю, что доложу об этом своему командующему. После этого меня отпускают.

Я возвращаюсь назад в мой командный пункт в нерадостном настроении. Воевать во второй линии — это никак не для горных стрелков, и я размышляю, как нам вновь получить полную свободу действий. Мне ясно, что это станет возможным только после прихода майора Шпроссера.

Около 21.00 в командный пункт отряда Роммеля прибывает офицер снабжения ВГБ лейтенант Аутенрит. На пути к нам он побывал на командном пункте III-го батальона лейб-полка, где присутствовал при обсуждении артиллерийской поддержки запланированного на 25 октября наступления на Коловрат. От него я узнаю, что майор Шпроссер с отрядом Варенбергера продолжал наступление на Фони, и вскоре после наступления темноты они совершили прорыв. Кроме того, лейтенант Аутенрит сообщил, что 12-я дивизия в долине Изонцо продвинулась довольно далеко. Я описываю ему положение у высоты 1114, наши отношения с лейб-полком и прошу его как можно быстрее доложить об этом майору Шпроссеру. Я прошу, чтобы майор Шпроссер с отрядом Варенбергера или без него пришел еще до рассвета к высоте 1066 и обеспечил этим свободу действий для отряда Роммеля. Лейтенант Аутенрит с готовностью соглашается исполнить мое поручение, хотя это достаточно сложно в ночной темноте и под постоянным обстрелом противника, и незамедлительно отправляется в путь.

Части ВГБ провели ночь с 24 на 25 октября 1917 года очень неуютно — в мокрой одежде под холодным ветром. Ночные дозоры находящихся в передовом охранении рот привели несколько десятков {334} пленных, которые были захвачены перед заграждениями. Но ни одному из разведотрядов не удалось проникнуть через проволочные заграждения на переднюю линию вражеских позиций. Везде итальянские посты проявляли бдительность и моментально давали отпор огнем пулеметов и ручными гранатами.

О III-м батальоне лейб-полка известно, что стоящие севернее высоты 1066 в резерве роты поздно вечером были передислоцированы левее, на северо-восточный склон 1114, но до сих пор еще нет связи с наступающим через высоту 732 1-м Егерским полком. О том, что рота лейтенанта Шёрнера (лейб-полк) заняла высоту 1114, нам известно не было.

Лежа в полусне на жестких нарах, я обдумываю план дальнейшего наступления. С фронта? Без основательной поддержки артиллерией, которую можно ожидать только днем 25 октября, продолжение наступления с имеющихся позиций против мощнейшей системы укреплений противника на Коловрате представляется невозможным. Кроме того, лейб-полк был против, чтобы ВГБ принимал участие в таком наступлении на передовой линии.

Если ради экономии времени отказаться от артиллерийской поддержки, то существует вариант внезапного прорыва на участке 3-й линии итальянских позиций западнее или южнее высоты 1114, на удалении километра от основного поля боя. К западу от высоты 1114, за 3-й линией итальянских позиций, к горе Кук террасой поднимается хребет Коловрат. Успешный прорыв к западу от отметки 1114 окажет влияние и на находящиеся ниже позиции. Такой вариант обещает неплохие результаты {335} для предприимчивых командиров и бойцов ВГБ. На юго-востоке от высоты 1114 позиции противника находятся ниже, чем на самой 1114. Поэтому их захват не окажет особого влияния на положение дел на высоте 1114. Для ВГБ, поставленного на правом фланге лейб-полка, это не подходит. Но ведь командир лейб-полка вообще запретил моим отрядам предпринимать какие-либо действия на западе против противника?

За исключением нескольких коротких обменов бросками гранат, ночь на 25 октября проходит спокойно.

Разведотряды, посланные к итальянским позициям в первые утренние часы, также были вынуждены вернуться ни с чем, как и дозоры, посланные до полуночи. От III-го батальона лейб-полка в отряд Роммеля не приходит никаких сообщений об изменениях в обстановке за ночь и в первые утренние часы. Около 5.00, когда еще совсем темно, в мой командный пункт прибывает майор Шпроссер. За ним подходят остальные части ВГБ (4-я рота, 3-я пулеметная рота и рота связи). Я докладываю о положении у 1114, отношениях с III-м батальоном лейб-полка и моем плане наступления. Для его осуществления я прошу придать мне четыре горнострелковые и две пулеметные роты.

Майор Шпроссер согласен с моим планом удара по 3-й линии итальянских позиций, но выделяет пока в мое распоряжение только две стрелковые и одну пулеметную роту, однако в случае успеха обещает дальнейшую поддержку. Пока я отдаю распоряжения по поводу выхода моего нового соединения, майор Шпроссер выясняет отношения с командиром лейб-полка. {336}

Размышления: 1-я линия позиций итальянцев у Сан-Даниэль состояла из сплошной линии окопов с многочисленными блиндажами и убежищами, а также заграждений из колючей проволоки. В зоне между 1-й и 2-й линией позиций были устроены отдельные пулеметные гнезда и укрепленные пункты. Маскировка передовых позиций была явно недостаточной, в то время как находившиеся в глубине сооружения были практически не видны.

Подготовительный огонь немецкой артиллерии разгромил передовые позиции итальянцев, их гарнизон был полностью измотан. Немногочисленные пулеметные гнезда и пр. в тыловой зоне, которые не пострадали во время обстрела, были не в состоянии отразить последовавший по широкому фронту удар. Если бы у итальянцев было больше огневых точек в зоне между 1-й и 2-й линиями позиций, то, может быть, им бы и удалось остановить немецкое наступление. Уничтожение позиций на главной линии обороны, что практикуется сейчас, требует чрезвычайно большой работы артиллерии.

Отряд Роммеля потерял пятерых бойцов, когда мы наткнулись на 2-ю линию итальянских позиций на узкой тропе, идущей по крутому, поросшему лесом склону Если бы соблюдались большие интервалы между солдатами, то потерь было бы меньше. В Румынии на открытой местности верховые в головных отрядах соблюдали интервал в 200 метров. Если с первым бойцом что-то случится, то следующий за ним успевает об этом сообщить. Головные отряды пехоты должны действовать так же. Командир авангардной группы должен пресекать стадный инстинкт, который ведет к кучкованию.

В то время как гарнизон 2-й линии позиций на подходах к Фони проявил бдительность, бойцы этой же линии в 800 метрах юго-восточнее оказались менее внимательны. Недостаточно иметь бдительные посты только на самих позициях, территория перед ними тоже должна

быть постоянно под наблюдением дозорных, особенно в плохую погоду и в холмистой, плохо просматриваемой местности.

Положение наступательного сражения к рассвету 25 октября: наступающая в бассейне Флитч группа Крауса еще вечером 24 октября дошла с боями до р. Сага. Утром 25 октября она начала оттуда наступление на лежащий на высоте Стол (1668 метров).

В долине Изонцо 12-я дивизия продвинулась 24 октября через Идерско — Карфрайт до долины Натизоне в районе Кредаи Робик. Этому благоприятствовала дождливая, мрачная погода, которая не позволила вражеской артиллерии вести обстрел с гор по долине. Группа Айххольца (два батальона, один артиллерийский взвод) повернула к перевалу Люико. Утром 25 октября рота Шнибера поднималась по северному отрогу массива Матаюр, а группа Айххольца вела у Голоби тяжелый бой с превосходящими силами итальянцев.

Альпийский корпус — Баварский пехотный лейбполк и ВГБ — вели сражение в районе излома 3-й линии итальянских позиций у высоты 1114. Хотя рота Шёрнера заняла вершину 1114, но итальянцы с большим упорством {338} удерживали соседние позиции и делали попытки отбить контрударами потерянный участок. При этом использовались значительные силы. 1-й Егерский полк еще продолжал вести бои за 2-ю линию итальянских позиций в районе высоты 732.

200-я дивизия совместно с Егерским полком вошли в Езу. 4-й Егерский полк вел сражение за 2-ю линию итальянских позиций западнее высоты 497.

Группа Скотти вместе с 1-й к.у.к. дивизией взяла 1-ю и 2-ю линии позиций итальянцев и вышла на линию Острый — Краз — Рупшно — Средние — Аваска.

Таким образом: 3-я линия итальянских позиций на высотах к югу от Изонцо (Матаюр — Мрзли врх — Голо-би — Кук — 1192 — 1114 — вершина Хум), за исключением небольшого участка на высоте 1114, еще прочно находятся в руках итальянцев. На них стоит свежий гарнизон, в резервах недостатка нет. До сих пор они не попадали под обстрел немецкой артиллерии.

2-й день наступления: 25 октября 1917 года. Внезапный удар по позициям на Коловрате

С наступлением сумерек 25 октября 1917 года, я со 2-й ротой и 1-й пулеметной ротой покидаю западную сторону холма у 1066. По круто ведущей вниз узкой расщелине мы идем в северо-западном направлении к расположенным на 50 метров ниже зарослям кустарника. Но крайне бдительный противник замечает наше движение, и его пулеметный огонь приводит к нескольким легким ранениям. Вскоре все уже находятся под укрытием кустарников. Там к отряду Роммеля присоединяется 3-я рота. На высоте 1114 идет жаркий бой.

Перед тем как выйти на марш, командиры рот получают информацию о планируемой операции. Я {339} предполагаю двигаться по северному склону на запад, на 200–400 метров ниже позиций противника на Коловрате, отойти примерно на два километра от основного участка сражения у отметки 1114 и затем найти подходящий участок местности и нанести внезапный удар по 3-й линии вражеских позиций. Особенно важно то, чтобы из стана врага не засекли нашего передвижения на склоне.

Из состава 2-й роты лейтенанта Людвига выделяется головной отряд, которым я сам руковожу при помощи условных знаков. В 30 метрах за головной группой идет штаб отряда (адъютант, несколько посыльных, взвод связи). Связисты прокладывают во время марша провод полевой связи с боевым штабом майора Шпроссера на высоте 1066. Еще через 50 метров идут друг за другом 2-я рота, 1-я пулеметная рота и 3-я рота.

После холодной ночи, проведенной в мокрой одежде, движение особенно приятно. Итальянские консервы заменяют утренний кофе. Чем светлее становится, тем больше усиливается шум боя внизу, у подножия 1066 и 1114. Мы все более удаляемся от этих звуков. Отряд движется беззвучно от куста к кусту, от склона к склону. Поначалу неровный рельеф местности и растительность позволяют нам двигаться вдоль вражеских позиций на расстоянии 200 метров, затем ставшие видными на голых высотах тянущегося вдаль хребта Кол оврат проволочные заграждения вынуждают нас прибегать к обходным путям. Мы сворачиваем вниз, при этом теряется и время, и силы. Там наверху, во вражеских окопах и даже впереди них, многочисленные дозорные отряды обыскивают глазами склоны, по которым мы движемся. Если нас засечет хотя бы один из дозоров, то он поднимет тревогу и тем самым будет

поставлен под вопрос весь успех операции, если не сама ее возможность.

Периодически я даю распоряжение сделать остановку, когда необходимо личное изучение возможностей дальнейшего продвижения. От того, будет ли найден правильный путь, зависит очень многое. С предельной осторожностью мы пересекаем многочисленные глубокие овраги, затем вновь идем по покрытому травой склону. Мы не должны попасться на глаза противнику, находящемуся не только вверху слева, но впереди и сзади колонну тоже не должно быть видно. О том, что представляют из себя позиции итальянцев на голых вершинах, мы можем только догадываться. Сплошные высокие проволочные заграждения позволяют сделать вывод о хорошо укрепленных позициях. Чем выше мы поднимаемся, тем меньше становится кустарника, {341} и скрытное продвижение возможно только по небольшим расщелинам, которые в большом количестве прорезают склон.

Мы в пути уже почти целый час и прошли примерно два километра (по прямой) от высоты 1066. С момента ухода с 1066 враг ни разу не открыл огонь по нам. Со стороны высоты 1114 все еще слышна сильная пулеметная стрельба. Может лейб-полк пошел в наступление?

Вершииы хребта Коловрат с их укреплениями возвышаются над нами в лучах утреннего солнца, которое обещает чудесный теплый осенний день. Вокруг нас глубокая тишина. В 200 метрах ниже вражеских проволочных заграждений головная группа движется по небольшой ложбине мимо отдельных групп кустарника. Я как раз обдумываю, как и где перейти через лежащий перед нами голый хребет, когда за моей спиной раздается негромкий шум. Я оглядываюсь и вижу, как несколько горных стрелков из 2-й роты ныряют в кусты, мимо которых только что прошла головная группа.

Что происходит? Стрелки из головы колонны 2-й роты обнаружили в этих кустах спящих итальянцев. В следующие несколько минут они захватили 40 человек с двумя пулеметами (итальянский полевой патруль). При этом не был сделан ни один выстрел, не сказано ни одного громкого слова. И хотя некоторым из плененных итальянцев удалось убежать вниз по направлению к долине, но, к счастью, в спешке они забыли дать предупредительные выстрелы или звуковые сигналы, чтобы поднять тревогу в позициях наверху. Я распоряжаюсь чтобы с нашей стороны им вслед тоже никто не стрелял.

Вероятно, задачей этого полевого патруля было предотвратить неожиданности со стороны долины {342} Изонцо для гарнизона на хребте Коловрат. Возможно, у них есть еще другие мелкие посты в кустах, в пределах ста метров от позиций. Эти дозоры ожидают нас, очевидно, со стороны долины Изонцо. О том, что мы можем подойти с востока, со стороны высоты 1066, они и не думали.

После того, как была бесшумно снята охрана основного дозорного пункта перед вражескими укреплениями, планируемая мной внезапная атака на Коловрате имеет на этом участке особенно хорошие виды на успех. Возможности приближения к лежащим наверху укреплениям здесь достаточно благоприятные. Прежде всего, самая глубокая часть ложбины, в которой сейчас находится головной отряд, не просматривается с позиций на хребте. Я принимаю решение предпринять прорыв на этом участке.

Пленные переставляются в конец колонны. Головному отряду я приказываю подняться по ложбине до расстояния ста метров до противника. Отсюда как раз видны верхушки столбов проволочного заграждения. Головная группа несет дозор во время подготовки всего отяда к бою. С крайней осторожностью роты, одна за другой, входят в ложбину и становятся в положении «к бою». Места в ложбине мало, все стоят практически вплотную. Я быстро объясняю командирам мои намерения. Затем бое-готовые силы с соблюдением чрезвычайных мер осторожности подтягиваются вперед к головному отряду, т. е. на расстояние ста метров от заграждений противника. Склоны очень крутые и сильно изломанные.

На позициях перед нами не видно никакого движения. Далеко внизу слева, у высоты 1114, до сих пор продолжается сильный бой. {343}

Мой адъютант, лейтенант Штрайхер, вызывается пойти на разведку к вражеским заграждениям, чтобы определить их прочность и возможные бреши, а при необходимости самим вырезать проходы. Я выделяю ему пять человек из 2-й роты и один пулемет. Разведывательный отряд получает указание использовать стрелковое оружие только в случае крайней необходимости. Штрайхер со своими людьми ползет вверх. Лейтенант Людвиг поддерживает связь с разведотрядом через одного стрелка.

Тем временем отряд связистов наладил сообщение с командным пунктом майора Шпроссера (у отметки 1066). Я докладываю о том, как прошел переход, и о своем решении нанести в ближайшее время неожиданный удар по позициям противника на Коловрате в 800 метрах восточнее высоты 1192. Я прошу в случае успеха о незамедлительной отправке подкрепления и его переподчинении мне. Мне обещают подкрепление. Майор Шпроссер наблюдал в бинокль со своего командного пункта за нашим переходом. Он сообщает мне, что ситуация у высоты 1114 изменилась — крупные силы итальянцев перешли в наступление на лейб-полк. Таким образом, наступление лейб-полка с поддержкой артиллерии пока не может быть реализовано.

Только я успеваю положить трубку полевой связи и намереваюсь съесть батон итальянского белого хлеба, как связной приносит от разведотряда Штрайхера сообщение: «Разведотряд совершил прорыв, захвачены орудия, есть пленные». В расположении противника наверху по-прежнему царит полное спокойствие, не слышно никаких выстрелов. Свое решение немедленно начать бесшумное продвижение всего отряда по тому же пути я тотчас

же привожу в исполнение. Каждая секунда промедления может стоить нам успеха, который уже становится реальным.

В следующую минуту весь отряд Роммеля уже карабкается вверх, собрав все свои силы. Через несколько мгновений мы достигаем заграждений и проходим их. Теперь мы находимся во вражеских позициях. Перед нами показываются длинные стволы орудий одной из тяжелых итальянских батарей. Вокруг них люди Штрайхера зачищают несколько блиндажей. Рядом с орудиями стоят несколько десятков пленных итальянцев. Лейтенант Штрайхер докладывает, что он застал расчеты орудий врасплох, когда они мылись.

Мы стоим в небольшой седловине. На голых вершинах обеих склонов вырыты многочисленные укрепления и соединительные траншеи, которые ведут к находящейся на северном склоне сплошной линии укрепленных позиций. По южному склону седловины, на расстоянии ста метров {345} от позиций на северном склоне, проходит высокогорная дорога Люико — Кук — высота 1114 — Край, хорошо замаскированная от наблюдения с земли и с воздуха.

Третья часть отряда Роммеля находится теперь в седловине. После трудного подъема по крутому склону стрелки тяжело дышат. Кажется, что гарнизон позиций на Коловрате еще не заметил нашего приближения. Они еще спят? Количество пленных, захваченных нами только на 50-метровом участке, говорит о большой плотности гарнизона. Теперь секунды решают нашу судьбу.

Я отдаю приказ: «Отряд Роммеля блокирует проход на восток и прорывается на запад.

Вице-фельдфебель Шпадингер с одной пулеметной группой 2-й роты блокирует на восток позиции противника на северном склоне, перекрывает также высотную дорогу в этом направлении и, таким образом, прикрывает с запада тыл наступающего отряда Роммеля.

Лейтенант Людвиг со 2-й ротой прорывается к позициям противника на северном склоне. Как можно дольше воздерживаться от стрельбы.

Я с 3-й ротой и 1-й пулеметной ротой иду по высокогорной дороге на запад. Нашим охранением занимается лейтенант Штрайхер со своим раз-ведотрядом.

Все части отряда приступают к выполнению поставленных задач. Под деятельным руководством лейтенанта Людвига ударные отряды 2-й — 1-й роты захватывают блиндаж за блиндажом, дозорный пост за постом. Основная масса вражеского гарнизона попадает в плен еще в блиндажах. Одного горного стрелка достаточно, чтобы провести {346} разоружение и собрать пленных в колонну. В дозорных пунктах наблюдение еще ведется в сторону долины Изонцо, которая в лучах утреннего солнца представляет из себя великолепную картину с огромными двухтысячниками на заднем плане.

Когда стрелки из 2-й роты как из-под земли появляются позади постов, дозорных будто парализует от страха, и они также не догадываются дать предупредительные выстрелы, как и получасом ранее их соотечественники из полевого патруля перед позициями. Число взятых в плен итальянцев быстро увеличивается, таким образом, до сотни.

Продвижение основной части отряда по высокогорной дороге тоже проходит успешно. Маскировка вдоль дороги удачно скрывает нас от взглядов противника на высотах восточнее и западнее. Мы захватываем устроенные в скалах справа от дороги орудийные точки. Наше неожиданное появление в утренней тишине вдалеке от шума боевых действий в районе высоты 1114 и здесь приводит гарнизон в полное изумление. Наш поход по высокогорной дороге имеет своей целью нанести внезапный удар по стоящим в тылу резервам противника, и если диспозирующийся на северном склоне неприятель окажет сопротивление 2-й роте, то быстро сломать ему шею.

С момента нашего прорыва на позиции на Ко-ловрате прошло, может быть, минут десять-пятнадцать. Голова 3-й роты подходит по высокогорной дороге к седловине в 300 метрах восточнее отметки 1192. Тут вдруг везде начинается бой.

Разведотряд Штрайхера уже достиг седловины, идущей в 300 метрах восточнее южного склона {347} высоты 1192. Его начинает сильно теснить итальянская пехота, которая движется с юго-восточного склона высоты 1192 через высокогорную дорогу на север. Разведотряд отступает на северо-восточный склон отметки 1192.

Сильный пулеметный огонь с высоты 1192 останавливает поход 3-й роты и 1-й пулеметной роты по высокогорной дороге. Части 1-й пулеметной роты занимают боевые позиции, но одни они не смогут сдержать превосходящие силы противника. Идти в атаку на 1192 вне дороги, по крутому открытому южному склону хребта Коловрат, чрезвычайно трудно, потому что теперь из пулеметов через высокие маскировочные заграждения обстреливается и левая сторона дороги.

За несколько минут шум боя перед нами, и в особенности оттуда, где по моим расчетам должна была быть 2-й рота, усиливается во много раз. Взрываются ручные гранаты, между их разрывами отчетливо слышен яростный огонь вооруженных карабинами горных стрелков. Кажется, что там все до одного находятся на линии огня.

Нам ничего не видно. Показываться на голом пространстве справа от дороги нельзя, по нему сразу откроют огонь многочисленные пулеметы с высоты 1192. Сможет ли 2-я рота сдержать противника? У нее только 80 карабинов и 6 пулеметов! Если она не устоит, то неприятель быстро возьмет назад свои ранее потерянные позиции на северном склоне, отрежет их от остальных частей подразделения и освободит пленных. То, что находящийся перед нами противник чрезвычайно силен, я слышу по звукам интенсивного боя. Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы радикально изменить ситуацию не в нашу пользу и сделать ее {348} крайне сложной для нас. Теперь речь идет о том, чтобы удержать завоеванные недавно части укреплений на Коловрате перед лицом превосходящих сил противника. Наиболее важным сейчас я считаю перекрыть дорогу на запад и как можно скорее прийти на помощь 2-й роте, которая находится под сильным давлением.

Самый короткий путь на север через голые высоты невозможен из-за огня многочисленных пулеметов противника с западного и восточного направлений. Наступление на запад вдоль дороги к отметке 1192 будет происходить под обстрелом этих же пулеметов и имеет поэтому мало шансов на успех. Я принимаю другое решение.

Уже ведущий перестрелку с высоты 1192 пулеметный взвод и несколько стрелков из 3-й роты получают задание блокировать высокогорную дорогу на запад. С остальной частью 3-й роты и пулеметной ротой я спешу по дороге назад к седловине, находящейся в 800 метрах от высоты 1192. Густая маскировочная сеть не позволяет противнику на востоке и западе видеть наше передвижение и вести прицельный огонь. Иногда неприятель начинает просто наугад обстреливать маскировку, но нам это особо не мешает. Мы доходим до седловины.

Там бравый Шпадингер со своими восемью бойцами сдерживает итальянский гарнизон, находящийся на позициях восточнее места прорыва. Мы идем дальше, но я оставляю ему на усиление еще две группы. Затем мы бегом спешим по зачищенным позициям на северном склоне дальше на запад. В 150 метрах западнее седловины два горных стрелка несут охрану почти тысячи пленных итальянцев на участке между линией окопов и проволочным заграждением. Я кричу им немедленно отвести пленных {349} вниз по склону за проволочные заграждения и оставляю их выполнять поручение. Они с ним отлично справляются! Идущий с востока и с запада огонь итальянских пулеметов помогает существенно ускорить движение пленных.

Где-то в 200 метрах от нас слышен шум все более разгорающегося сражения у 2-й роты. Рвутся ручные гранаты, без умолку строчат пулеметы, ведут частый огонь карабины. Я приказываю идущим со мной ротам двигаться как можно быстрее. Наша помощь не должна опоздать. Я спешу вперед с несколькими боевыми ординарцами из моего штаба. С высоты в 350 метров восточнее отметки 1192 я вижу всю картину.

2-я рота на северном склоне удерживает несколько участков позиций. С запада, юга и востока ее окружают пятикратные силы противника — целый итальянский резервный батальон. Передовые части неприятеля располагаются всего лишь в 50 метрах от них. За спиной 2-й роты находятся широкие и высокие итальянские заграждения, которые делают невозможным отход на северный склон. Стрелки отчаянно сражаются против подавляющей массы неприятеля. Только их безостановочный огонь сдерживает вражеский штурм. Если, несмотря на огонь, противник решится на штурм, то маленькую горстку бойцов просто сотрут. Ввести в бой находящихся за мной стрелков? Нет!

Мне стразу становится ясно, что 2-ю роту можно будет спасти, только ударив силой всего остального отряда по флангам и в тыл противника. Тогда ближний бой с превосходящим противником определит победу или поражение горных стрелков.

Передовые части 3-й роты, задыхаясь, спешат по глубоким окопам, за ними уже бегут первые

стрелки из пулеметной роты с собранными пулеметами. В нескольких словах я объясняю командирам, о чем идет речь и что они должны сделать. Мы выходим из окопа налево в один из боковых оврагов. Там стрелки 3-й роты готовятся к удару по находящемуся невдалеке впереди от нас противнику. В балке справа один из расчетов тяжелых пулеметов в спешке устанавливает свое орудие и сообщает о готовности. Расчет еще одного тяжелого пулемета ползет ближе к передовой, справа основная часть 3-й роты уже находится в овраге и готова к удару.

Ждать, пока второй пулемет будет установлен, нет времени. В ста метрах перед нами, поднятый командой одного из офицеров, противник идет в атаку на зажатую в угол 2-ю роту. Я подаю знак к началу наступления для 3-й роты и 1-й пулеметной роты. Первый тяжелый пулемет открывает частый {351} огонь по противнику, через некоторое время к нему присоединяется и второй, горные стрелки с левого фланга и с тыла решительно идут вперед на врага. Разносится мощнейшее «ура». Неожиданный удар удался. Итальянцы останавливают свою атаку на 2-ю роту и пытаются развернуться против 3-й роты. Но теперь и 2-я рота поднимается в атаку справа. Зажатый с двух сторон на небольшом участке враг складывает оружие. Только итальянские офицеры еще пытаются защищаться из пистолетов. "Потом захватывают и их. Требуется мое вмешательство, чтобы спасти их от гнева горных стрелков. Целый батальон с 12 офицерами и более чем с 500 солдатами складывает свое оружие в седловине в 300 метрах северо-восточнее отметки 1192. Таким образом, общее число взятых нами в плен на Коловрате доходит до 1500 человек. Мы занимаем вершину и южный склон высоты 1192 и захватываем там еще одну итальянскую тяжелую батарею.

Наша огромная радость от достигнутого успеха омрачается болью от собственных потерь. Кроме нескольких раненых, свои жизни в ближнем бою положили два особенно отважных бойца — ефрейтор Кифнер (2-я рота), который днем раньше на Хевник прекрасно проявил себя как командир ударного отряда, и вице-фельдфебель Кнойле (3-я рота).

В 9.15 отряд Роммеля безраздельно владеет обширным участком позиций на Коловрате — от высоты 1192 (включительно) до 800 метров от нее. Этим во вражеской основной линии позиций пробита широкая брешь. Первая попытка контрудара силами местных резервов отбита. Но я должен считаться и с дальнейшими попытками противника вернуть потерянные позиции. Пусть попробуют! Мы, горные

стрелки, не привыкли отдавать то, что далось нам в тяжелых боях. Неприятель обстреливает из пулеметов занятые нами высоты с запада, юго-востока и востока. Наш прорыв на Коловрате и бой за 1192 не прошел незамеченным и для итальянских артиллерийских групп на вершине Хум и западнее ее. Их тяжелые снаряды заставляют нас быстро уйти под укрытие северного склона.

С имеющимися силами я пока не могу думать о продолжении наступления. Есть правило удерживать завоеванное до подхода подкрепления. 2-я рота и половина пулеметной роты занимают высоту {353} 1192 фронтом на запад. Шпадингер с одним взводом продолжает блокировать на восток седловину в 800 метрах от 1192. 3-ю роту и вторую половину пулеметной роты я оставляю в своем распоряжении на захваченных позициях на северном склоне 1192.

После этого я осматриваюсь с вершины 1192, чтобы определить ситуацию вокруг нас. На первый взгляд, наиболее опасным кажется фронт на западе, в направлении высоты Кук (1243). Кроме десятка пулеметов) которые обстреливают нас с находящихся выше позиций на северо-восточном склоне Кук, видны крупные резервы на самой высокой точке и на юго-восточном склоне. Вскоре несколько волн стрелковых линий начинают катиться по широкому восточному склону горы Кук в нашу сторону. Я оцениваю их силу в один-два батальона. На юге от вершины Хум все кишит, как в муравейнике. Там стоит громадное количество артиллерии противника. Оживленное движение колонн грузовиков в обе стороны царит на ведущей от Чивидале через вершину Хум высокогорной дороге. По обеим сторонам дороги в направлении фронта движутся в закрытом порядке вражеские подразделения. На востоке открывается вид на весь хребет Коловрат, который постепенно спускается к высоте 1114. Отчетливо видны скопления противника на южном и юго-западном склонах 1114. Итальянцы, видимо, готовят оттуда наступление. Из Края туда подходят длинные колонны грузовиков, они разгружаются на западном склоне отметки 1114. Вдоль высокогорной дороги и через Куплен тоже видно, как с востока в нашем направлении движутся силы противника. Судя по всему, неприятель собирается нанести по нам удар с двух сторон.

Размышления: Внезапный прорыв на позиции на Ко-ловрате 25 октября 1917 года стал возможным потому, что итальянцы недостаточно бдительно вели наблюдение за территорией перед 3-й линией позиций — ошибка, которую все время допускали и румыны на Д.Косна.

Сам гарнизон укреплений также не был готов к бою. Находясь в двух километрах от места основного сражения, они считали себя вне всякой опасности. Так что они стали легкой добычей горных стрелков.

Итальянцы ответили сильным контрударом резервного батальона, который слабая 2-я рота могла сдерживать только непрерывным огнем. Но контрудар противника привел бы к полному уничтожению 2-й роты, если бы в решающий момент нам не удалось нанести удар по флангу и тылу многочисленного итальянского батальона. Было бы ошибкой предпринимать эту атаку недостаточными силами или ограничиться только огневым нападением с флангов.

После удачного прорыва позиций на Коловрате (25 октября 1917 года, 9.15) сложилось следующее положение в нашем наступлении:

Группа Крауса движется с 1-м полком кайзеровских {355} стрелков из Саги тремя колоннами по линии горы Стол.

Группа Штайна: 63-й пехотный полк 12-й дивизии как и вечером, продолжает стоять под Робики Креда и отбивать удары авангардов противника. Рота Шнибера докладывает, что они находятся в ста метрах севернее вершины горы Матаюр (возможно, речь идет о вершине Делла Колонна). На группу Айххолъца с перевала Люико напали превосходящие силы противника, они ведут оборону в кольце неприятеля и удерживают позиции севернее Голоби.

У Альпийского корпуса удался прорыв отряда Роммеля на позиции на Коловрате — от высоты 1192 на 800 метров к востоку. Основная часть ВГБ находится на марше от высоты 1066 к 1192. Лейб-полк удерживает достигнутые к вечеру 24 октября позиции у высоты 1114 в тяжелых боях с итальянцами. 1-й егерский полк взял высоту 732 и движется к местечку Шлеменкапелла.

3-й егерский полк 200-й дивизии ведет бой за высоту 942, западнее Езы.

Группа Скотти: 1-я горная бригада 1-й к.у.к. дивизии ведет наступление в направлении горы Глобочак.

Наступление на Кук.
Блокада долины Люико — Савонья
и открытие перевала Люико

Против моих ожиданий, противник останавливает начатый им в несколько эшелонов переход через восточный склон Кука. Они хотят закрепиться или готовятся к переходу в наступление? Оказывается первое, потому что противник начинает окапываться: итальянцы готовят на восточных склонах три линии позиций, которые идут одна над другой и примыкают к позициям на северном склоне Кука. {356}

Наступление таких крупных сил неприятеля, находящегося выше по склону, бьио бы для нас крайне неприятно. Переход противника к обороне и полученная таким образом передышка очень нам подходят. Майор Шпроссер с основными частями ВГБ уже идут к вершине 1192.

Как только оставшиеся силы ВГБ подойдут к 1192, я хочу начать атаку по противнику на горе Кук. Нужно оставить как можно меньше времени на окапывание; если неприятелю удастся подготовить глубокие окопы, то его трудно будет выбить оттуда. Сейчас нужно использовать имеющееся время для тщательной подготовки к атаке.

Чтобы не испортить эффект внезапности, я приказываю не беспокоить противника огнем во время земляных работ. В каменистой почве окапывание у него, судя по всему, будет идти не особо быстро. Поскольку штаб ВГБ находится уже в пути через 1066, я докладываю по полевой связи в Альпийский корпус о достигнутом успехе и о моем решении предпринять атаку на Кук, как только к 1192 подойдет подкрепление. Затем я рассказываю о своем плане наступления на Кук капитану Майеру из штаба Альпийского корпуса и прошу поддержки наступления тяжелой артиллерией. Мою просьбу сразу выполняют. Через несколько минут меня уже связывают с офицером наведения огня из артиллерийской группы под Тальяменто. С ним я согласовываю ведение огня на поражение двух тяжелых батарей с 11.15 до 11.45 по широкому восточному склону Кука и по позициям на северном склоне. Таким образом, артподдержка нашего наступления обеспечена. Из-за вызываемых тяжелыми снарядами в скалистой местности камнепадов их действие будет особенно впечатляющим. {357}

Теперь надо подумать об огневой защите для пехоты. Для этого на северном и южном склонах высоты 1192 я ставлю один пулеметный расчет из 2-й роты и всю 1-ю пулеметную роту, которые из своих укрытий смогут обстреливать врага на Куке. Задача этих огневых эшелонов — не давать противнику подняться, когда в начале планируемого наступления вперед пойдут небольшие ударные отряды. Для каждого орудия определяется участок обветрела.

Около 10.30 в седловину вплотную с востока от 1192, подходит майор Шпроссер с 4-й и 6-й ротами, а также со 2-й и 3-й пулеметными ротами. Я докладываю командующему о ситуации, об уже проделанной подготовке к атаке на Кук и прошу предоставить необходимые для наступления силы. После того, как майор Шпроссер осмотрел с высоты 1192 позиции противника, он дает задание 6-й роте под командованием лейтенанта Холя обойти с тыла вражеские позиции на Коловрате в направлении высоты 1114. Он одобряет мой план удара по горе Кук. Кроме 2-й, 3-й роты и 1-й пулеметной роты в мое подчинение выделяются 4-я рота, 2-я и 3-я пулеметные роты. Я спешу закончить подготовку всех сил к наступлению.

Весь огневой эшелон (6 пулеметных расчетов, 2-я рота и 1-я пулеметная рота) под командованием лейтенанта Людвига уже к 11.00 находится в укрытиях на северном и южном склонах 1192 и готов открыть огонь по позициям на Куке. Ударный отряд 2-й роты — силой в две группы — занял исходные позиции на северном склоне высоты 1192, ударный отряд 3-й роты такой же силы — готов к удару на южном склоне. В задачу этих отрядов входит, под прикрытием сильной артиллерийской {358} поддержки и огня пулеметов, перейти седловину между отметкой 1192 и Куком и попытаться как можно дальше продвинуться на территорию противника вдоль позиций на северном склоне или по балками на юго-восточном склоне. С помощью этих отрядов я предполагаю прощупать неприятеля. В моем распоряжении в седловине, вплотную к востоку от 1192, скрытно стоят 3-я, 4-я роты, 2-я и 3-я пулеметные роты. В зависимости от результата успеха ударных отрядов, я буду вводить их в бой.

Незадолго до начала наступления в седловине восточнее высоты 1192 появляются головные группы лейб-полка. До этого, так и не дождавшись артиллерийской поддержки, 11-й батальон лейб-полка сделал попытку из своих позиций на высоте 1114 перейти в наступление на вражеские позиции на хребте Коловрат. Но мощнейший оборонительный огонь из итальянских позиций, в 500 метрах северо-западнее отметки 1114, свел на нет все попытки продвинуться вперед. Тогда лейб-полк стал двигаться по северным скатам хребта Коловрат тем же путем, что и ранее ВГБ, — ниже позиций противника между 1114 и седловиной, в 800 метрах восточнее 1192, которые последний продолжал упорно защищать. На пути они встретили захваченных отрядом Роммеля 1500 пленных, которых сопровождали всего несколько стрелков.

Ровно в 11.15 из бассейна Тальяменто летят первые тяжелые снаряды, которые падают между только что выкопанными итальянскими оборонительными линиями на восточном склоне Кука. В долину катится камнепад. Отличный момент для начала атаки! Теперь открывают огонь пулеметы с 1192, {359} на северном и южном склонах начинают движение ударные отряды. С напряжением я слежу в бинокль за их действиями.

Противник на Куке дает мощный ответ нашему пулеметному огню. Между гарнизонами на 1192 и на Куке происходит настоящая пулеметная дуэль. Оглушающий грохот! На территории неприятеля рвется снаряд за снарядом. Разлетающиеся осколки и вызываемый снарядами камнепад становятся настоящим испытанием для противника. Артиллерийские группы итальянцев на горе Хум, которые вступают в бой с левого фланга, не могут найти на 1192 ни одной цели. Наши пулеметы, которые ведут оттуда огонь, тщательно замаскированы. Внизу правее, на северном склоне, рвутся ручные гранаты. Ударный отряд роты Людвига прорывается с боем вдоль вражеских позиций. Итальянский гарнизон ведет упорный бой за каждое укрытие. Хотя горные стрелки двигаются вниз по склону, они очень медленно отвоевывают территорию.

По-другому обстоит дело на южном склоне высоты 1192. Продвигаясь по дороге под защитой маскировочных сооружений, ударный отряд 3-й роты быстро выходит из поля нашего зрения. Над ним с обеих сторон свистят пулеметные залпы. По замаскированной дороге отряд доходит до седловины между отметкой 1192 и горой Кук, не попадя ни разу под прицельный огонь. Несмотря на риск угодить под свои снаряды и камнепад, он начинает подъем к позициям противника по юго-восточному склону Кука. Там его обнаруживает моя группа наблюдателей.

Огонь нашей артиллерии прекрасно делает свое дело. Между линиями обороны итальянцев падает снаряд за снарядом. Теперь наш пулеметный эшелон

усиливает огонь по участку позиций противника, к которому ударный отряд 3-й роты подошел наиболее близко. Вскоре они начинают забрасывать ручными гранатами итальянскую передовую линию стрелков. Некоторые горные стрелки делают знаки носовыми платками вражескому гарнизону, который почти беззащитен перед нашим огнем. Действует! От находящихся выше позиций отделяются первые перебежчики.

Наступил момент для вступления в бой моих основных сил — четырех рот. Я быстро отдаю приказы собравшимся командирам рот:

«Южный ударный отряд движется вверх по Куку, беря итальянцев в плен. Отряд Роммеля наносит удар по юго-восточному склону Кука силами четырех рот. 3-я пулеметная рота, 4-я рота, 3-я рота, 2-я пулеметная рота следуют в таком порядке за штабом {361} отряда в быстром темпе по замаскированной высокогорной дороге.

Огневой эшелон обеспечивает сейчас особенно плотную артиллерийскую защиту и следует за нами, как только позволит ситуация».

Мы движемся цепочкой вперед вдоль маскировочных сооружений. Если бы противник на Куке был более внимательным, то он непременно должен был заметить это движение из своих позиций, находящихся выше по склону. Но, судя по всему, его внимание полностью сосредоточено на нашем огневом эшелоне на 1192 и на бое с применением ручных гранат на северном склоне. Над нами продолжается пулеметная дуэль, в которой не думают об экономии боеприпасов. На дорогу случайно залетают только несколько снарядов. Так что мы быстро добираемся до седловины между 1192 и Куком, которая уже недоступна для огня итальянцев с Кука. Почти бегом подходит весь отряд.

Тем временем количество пленных, захваченных ударным отрядом 3-й роты на склоне, выросло до сотни. Сзади проходит сообщение, что части лейб-полка готовы выйти по дороге и присоединиться к отряду Роммеля. Таким образом, у меня имеются силы, во много раз превосходящие численность полка, глубина марша которых составляет 2–3 километра. Не следует ли мне при таких обстоятельствах поставить более удаленную цель?

Противник на восточном склоне Кука будет еще в течение четверти часа связан сильным огнем нашей артиллерии и пулеметов. Тех, кто под воздействием этого огня откалывается от вражеского гарнизона, собирает ударный отряд 3-й роты. Не заманчиво ли воспользоваться высокогорной замаскированной дорогой, которая идет вокруг южного склона с

находящимся там гарнизоном, для того, чтобы взять последний в кольцо? Я уже вижу, как мы окружаем гарнизон Кука. Хотя при этом придется считаться с возможностью столкновения с сильными резервными частями противника на южном склоне и тем, что обороняющиеся могут нанести нам сильный удар сверху. Но, с другой стороны, я знаю, что для моих закаленных во многих боях горных стрелков невозможных задач не существует. Так что без долгих размышлений я решаю идти дальше.

В качестве цели я выбираю местность у Равны, небольшой горной деревушки на юго-западном склоне Кука. С головной группой отряда я тороплюсь вперед по высокогорной дороге. Тяжело дыша под грузом своих тяжелых пулеметов, которые они {363} носят на своих плечах уже с начала наступления, все мокрые от пота, вслед за немногочисленными стрелками-карабинерами передовой группы спешат бойцы роты Грау со своим превосходным командиром. Они знают, что сейчас снова все зависит от того, насколько они смогут выложиться.

Высокогорная дорога, маскировка которой все еще в хорошем состоянии, начинает спускаться в направлении Равны. Она проложена взрывчаткой по почти голому крутому склону Кука. Гарнизон противника в находящихся выше по склону позициях не может видеть, что происходит на дороге. Их внимание до сих пор приковано к перестрелке на высоте 1192. Но с другой стороны, и у нас видимость по дороге тоже невысока. Многочисленные изгибы позволяют видеть только на 50–100 метров вперед. Вид направо ограничен вертикальной скалой, вид налево и на лежащие впереди нас склоны — маскировочными сооружениями. Сейчас это играет нам на руку.

Иногда, когда дорога делает резкий поворот, на расстоянии нескольких метров перед нами оказываются совершенно не ожидающие нашего появления итальянцы, которые стоят на дороге или идут нам навстречу. Прежде чем они успевают схватиться за оружие, мы уже проходим вперед мимо них. Знака «разоружиться» и жеста рукой на восток достаточно, чтобы итальянцы сами складывали оружие и шли вдоль нашей маршевой колонны назад к высоте 1192. Они все как будто парализованы нашим внезапным появлением.

Наше движение вперед не останавливают ни попадающиеся на дороге позиции вражеских батарей, ни колонны грузовиков, ни идущие в сомкнутом порядке пехотные подразделения. Они сдаются без

единого выстрела. Сзади справа, выше по склону продолжается перестрелка между нашими пулеметами на 1192 и гарнизоном на Куке. Одиночные случайные снаряды свистят над головами. Очевидно, итальянцы на Куке все еще ждут, что немцы, наконец, пойдут по склонам 1192 в обычное пехотное наступление.

Незадолго перед Равной маскировочные щиты с левой стороны дороги кончаются. Наше поле видимости расширяется. Вверху с правой стороны, на голом в основном склоне, видны протяженные ряды кустарника. Может быть, резервы итальянцев прячутся за этими кустами или в них? В 300 метрах впереди нас расположены первые дома Равны. На склоне левее раскинулись отдельные подворья, ниже видна поросшая лесом высота 1077. Мы делаем еще один рывок и достигаем Равны, не попав под обстрел ни с одной из сторон.

Уже 12.00! На южном склоне сильно припекает солнце. Не удивительно, что гарнизон Равны, который мнит себя далеко от боевых действий, замечает нас только тогда, когда мы уже бежим между {365} немногочисленными домами и постройками. Итальянцы в ужасе разбегаются, убегают со всех ног в долины и Тополо. Их вьючные лошади беспорядочно носятся вокруг нас. К нашему удивлению, в нашу сторону не раздается ни одного выстрела, южный склон Кука как вымер. Предполагаемые нами там резервы, видимо, уже переведены к высоте 1192.

Последние части гарнизона Равны (очевидно, здесь стояли только «эшелоны» вьючных лошадей) переходят через небольшую вершину на западе от поселка и скрываются в направлении Люико. Преследуя их, мы с передовым отрядом поднимаемся на высоту, и перед нами открывается великолепный вид, в особенности на запад.

Внизу правее, в седловине между высотами Кук и Мрзли врх, лежит горная деревушка Люико. Поселок, как и расположенный рядом барачный лагерь, занят многочисленными итальянскими войсками. В самом Люико и вокруг идет обычная мирная жизнь, как бывает всегда за линией фронта. На дороге Люико — Савонья видно оживленное движение в обе стороны. Из района севернее Люико слышен сильный шум боя. Я предполагаю, что там сражаются части 12-й дивизии³⁵.

По другую сторону деревушки проходит извилистая дорога на Матаюр, она идет вверх по частично поросшим лесом восточным склонам высот Мрзли врх и Грагонца. По ней особого движения не наблюдается. Находящиеся у Авза и Перати итальянские

артиллерийские группы ведут перестрелку с находящимися на Голоби частями 12-й дивизии.

Сзади к нам подходят остальные роты отряда. Их наступательная энергия не должна потухнуть под Равной, ее нужно срочно направить в нужном направлении. Времени для долгих размышлений нет. Я быстро перебираю в уме три возможных варианта:

— Подъем по южному склону высоты Кук и ликвидация гарнизона на Куке. Основные силы последнего стоят фронтом на восток против частей ВГБ, остальные ведут бой на север с 12-й дивизией. Данный гарнизон я уже не рассматриваю как сильного противника. Я могу оставить эту операцию на идущие последними части ВГБ и лейб-полк. Судьба этого гарнизона для меня уже предрешена.

— Удар по силам неприятеля у Люико и открытие перевала для 12-й дивизии имеет хорошие шансы. Две мои пулеметные роты могут оказать нам отличную огневую поддержку с расположенных выше точек. Имеются также удобные пути подхода к скоплению сил противника в Люико. Нападение можно {367} будет осуществить внезапно. Однако оно вряд ли приведет к уничтожению или захвату противника, поскольку изрезанный и покрытый лесом восточный склон Мрзли врх дает ему возможность без больших потерь отойти с перевала.

От этого варианта я тоже отказываюсь и принимаю другое решение.

— Окружение войск противника в районе Люико путем перекрытия долины Люико — Савонья и дороги на Матаюр на участке у Грагонца (1096).

Покрытые лесом склоны по обеим сторонам долины Люико — Савонья создают благоприятные условия для такой операции. Мы можем дойти до Полавы в долине, прежде чем враг у Люико заметит наше приближение. Если задние части Альпийского корпуса ударят по деревне с востока, то окруженному противнику вряд ли удастся избежать уничтожения или пленения.

Готов ли отряд к началу боевых действий? Мне не видно, как идет их продвижение по замаскированной дороге на южном склоне. Вполне возможно, что в результате быстрого темпа марша было нарушено взаимодействие. Но я не могу ждать, каждая секунда имеет решающее значение!

От Равны мы с передовыми частями делаем резкий поворот на юго-запад и спешим по лесистому западному склону высоты 1077 к долине Люико — Савонья на уровне Полавы. В Равне я оставляю связного, которому приказываю направлять все подходящие части отряда в направлении Полавы.

Из корзин на вьючных лошадях мы на ходу выхватываем яйца и виноград. Дальше мы уже почти бежим! Высоту 976, где наличие или отсутствие сил противника мне наверняка не известно, я, соблюдая предосторожности, приказываю обогнуть слева.

Я не хочу застрять. Как и несколько часов назад на хребте Коловрат, я выбираю путь через кусты и рощицы. Ни из Люико, ни с высоты 976 враг не должен нас заметить. По мягкой почве альпийских лугов мы поднимаемся вверх по склону, соблюдая дистанцию. Мы непременно хотим еще успеть настичь батарею тяжелой артиллерии, которая движется из Люико в направлении Савонья. Мы быстро приближаемся к подошве долины.

В 12.30 передовые группы отряда Роммеля выходят в долину в двух километрах юго-западнее Люико. Когда идущие впереди стрелки, среди которых лейтенант Грау, лейтенант Штрайхер, лейтенант Варенбергер и я, появляются в ста метрах от ведущей на запад дороги, по которой едут на велосипедах итальянцы, те абсолютно ошарашены. Здесь, в мирной долине, в трех километрах от места боя у Голоби, они не рассчитывали столкнуться с противником в нашем лице. Они стремительно убегают в {369} растущие вдоль дороги кусты, испугавшись, что мы сразу начнем в них стрелять. Но это абсолютно не входит в наши планы.

Мы выходим на дорогу, располагаемся на участке, где дорога делает два резких поворота. Сразу перерезаются линии полевой связи противника. Подошедшие 4-я рота и 3-я пулеметная рота занимают укрытые позиции в кустах на склонах по обе стороны долины таким образом, чтобы иметь возможность вести огонь по долине, и на север, и на юг.

К сожалению, выясняется, что вскоре после прохода Равны, на западном склоне высоты 1077, прервалась связь с прочими частями отряда. Это для меня тяжелый удар. Без хотя бы еще двух или трех рот не может быть и речи о запланированном подъеме на Грагонца и перекрытии дороги на Ма-таюр. Я посылаю лейтенанта Вальца с заданием как можно быстрее привести остальные части и затем сообщить майору Шпроссеру о достигнутом нами и о том, что планируется.

Тем временем, к нашему изумлению по дороге Люико — Савонья возобновляется движение итальянских войск. С севера и с юга к нам приближаются ничего не подозревающие одиночные солдаты и машины. В том месте, где дорога делает крутой поворот, их самым вежливым образом встречают несколько наших горных стрелков. Вот потеха! К оружию прибегать не приходится. Особенно мы заботимся о том, чтобы на поворотах скорость машин не снижалась. Некоторые бойцы садятся на место водителя или сопровождающего, другие берут под уздцы лошадей и мулов и ведут упряжки на определенные мной места. Вскоре мы уже с трудом можем разместить там всех подходящих с обеих {370} сторон. Пленные, лошади и мулы размещаются в ущелье рядомсучасткомнашейблокады.Вскореунас 100 пленных и 50 машин.

Для нас, изголодавшихся вояк, содержимое грузовиков являло собой настоящее лакомство. Мы разгружали и распределяли шоколад, яйца, консервы, виноград, вино, белый хлеб. В первую очередь мы думали о бравых бойцах на склонах по обеим сторонам дороги. Сразу позабыты все невзгоды и бои последних часов. Настроение у нас — в трех километрах позади линии фронта противника — отличное!

Эту идиллию нарушает сигнал тревоги с одного из постов. С большой скоростью с юга к нам приближается автомобиль. Мы спешим перекрыть дорогу в месте нашей засады другой машиной. Но один из стрелков, боясь упустить добычу, вопреки моему строгому приказу открывает огонь, когда автомобиль еще метрах в 50 от нас. Он резко останавливается, подняв тучи пыли. Водитель и три офицера выпрыгивают из машины и сдаются, а один офицер бежит в кусты рядом с дорогой и скрывается. Четвертый офицер лежит тяжело раненный в машине. Это оказались офицеры штаба в Савонья, которые были обеспокоены отсутствием полевой связи с фронтом и решили лично познакомиться с положением дел на фронте. Автомобиль не получил повреждений. Водитель-итальянец отгоняет его на стоянку к другим машинам.

С того момента, как мы перекрыли дорогу, прошел примерно один час. О других частях отряда нет никаких известий. Звуков боевых действий не слышно ни из Люико, ни от Кука. Хочется надеяться, что вражеский фронт не сомкнулся опять после

нашего прохода. В таком случае нам придется опять с боями прорываться к своим.

Новое сообщение дозорного поста на восточной стороне долины направляет наше внимание на север. Со стороны Люико движется очень длинная маршевая колонна пехоты. Находясь далеко за линией фронта, колонна идет без постов охранения, и вскоре ее голова подойдет к нам.

Тревога! Всем подготовиться к бою! Через несколько минут произойдет столкновение: 150 гор ных стрелков против значительно превосходящего противника. Но у нас хорошие позиции, и наши пулеметы обстреливают всю долину. Чем ближе мы подпустим неприятеля к месту блокады, тем труднее ему будет развернуть для боя свои крупные силы и перейти в наступление. Поэтому я приказываю открывать огонь только по моему сигнальному свистку. {372}

Начало колонны подходит на расстояние 300 метров от нашей засады. Стремясь предотвратить ненужное кровопролитие, я посылаю навстречу итальянцам офицера Сталя в качестве парламентера с белой повязкой на рукаве. Он должен сообщить, что наши войска стоят на склонах по обеим сторонам дороги и предложить неприятелю сложить оружие без боя. Когда он спешит навстречу противнику, мы с лейтенантом Грау, лейтенантом Варенбергом и лейтенантом Штрайхером идем к повороту дороги. Оттуда мы хотим взмахами носовых платков усилить воздействие слов Сталя.

Вот Сталь подходит к началу вражеской колонны. Итальянские офицеры набрасываются на него, отбирают у него пистолет и бинокль, которые он в спешке забыл оставить, и берут его в плен. Ему не дали сказать и двух слов. Наше махание тоже не помогает. Итальянские офицеры приказывают передним солдатам открыть по нам огонь. Мы быстро отходим за поворот. Вслед за этим мой свисток дает сигнал к шквалу огня с обеих склонов по стоящей на дороге колонне, и через несколько минут дорога пустеет. Пока противник бросается искать укрытие, Сталю удается сбежать и он спешит опять присоединиться к нам.

Поскольку мы должны экономить боеприпасы, через минуту я приказываю прекратить огонь, который со стороны противника так и не получил адекватного ответа. Взмахами платка я опять призываю сдаться. Слишком рано! Противник использует паузу в огне для того, чтобы развернуться под защитой кустарника и перейти в наступление. Одновременно в нашу сторону открывают огонь много пулеметов со склона к западу от дороги. Теперь выясним, кто лучше стреляет. Огонь, который мы ведем с {373} укрытых точек на склонах, дает отличный результат против противника, сохраняющего высокую плотность порядков. Через пять минут перестрелки я опять предлагаю противнику сдаться. И вновь безрезультатно! Опять его передовые части пользуются паузой, чтобы пойти в атаку на нас. Теперь они находятся на расстоянии 80 метров от нас.

Наконец, после десяти минут ожесточенной перестрелки, противник признает свое поражение и дает знак, что он сдается. Мы прекращаем огонь. 50 офицеров и 2000 рядовых 4-й бригады берсальеров складывают свое оружие на дорогу и идут к нам³⁶. Находчивому офицеру Сталю я поручаю собрать и отвести пленных в Равну через высоту Глава (1077). В качестве сопровождения я могу выделить ему только нескольких бойцов.

Еще во время последних минут боя с берсальерами, нам на подкрепление со склонов на востоке долины подошла 3-я рота. Со стороны Люико уже некоторое время слышан шум боя. Чтобы оценить ситуацию там, я распоряжаюсь оснастить захваченный автомобиль тяжелым пулеметом и выезжаю в направлении Люико. Мы с трудом пробираемся через лежащие на дороге оружие и части боевого снаряжения. Совсем рядом, к югу от Люико, я встречаю батарею итальянской тяжелой артиллерии, которую мы наблюдали из Равны. Орудийные упряжки стоят разбитые на дороге. Когда я в 15.30 въезжаю в сам Люико, туда как раз подошли из Равны и с южной стороны долины остальные части ВГБ во главе с майором Шпроссером и II-й батальон лейб-полка. {374}

Майора Шпроссера я нахожу у южного въезда в поселок; в это время части II-го батальона выдавливают противника по дороге Матаюр в направлении Авза.

Я предлагаю майору Шпроссеру со всеми имеющимися в наличии частями ВГБ подниматься от Полавы полями по кратчайшему пути, через высоту Яворчек на высоту Грагонца и занять ее. Если мы захватим Грагонца, то этим перекроем дорогу на юг для находящегося на Мрзли врх противника. И тогда, если с севера и северо-востока их будут связывать части 12-й дивизии и Альпийского корпуса, мы сможем нанести ему удар в тыл. Кроме того, мы заполучим на Грагонца единственную ведущую по массиву Матаюр высотную дорогу, и таким образом отрежем все двигающиеся или стоящие на ней и вдоль нее батареи итальянцев. Менее разумным представляется мне наступление на высоту Грагонца вдоль дороги Матаюр через Авза и Перати. После сдачи перевала Люико крупные итальянские подразделения более или менее организованно отходят по дороге Матаюр к восточным склонам Мрзли врх — Грагонца. Вероятно, они собираются занять подготовленные там тыловые позиции. Находясь на дороге Матаюр, итальянцы будут в состоянии уже с относительно небольшим арьергардом держать противника на расстоянии. Это даст ему время для перегруппировки и планомерного занятия подготовленных позиций. Можно также предположить, что в первую очередь будут заняты расположенные по обеим сторонам дороги Матаюр позиции. Эти соображения побудили меня предложить вариант с подъемом на высоту Грагонца по кратчайшему пути.

Майор Шпроссер соглашается и дает в мое распоряжение находящиеся на юге Люико части {375} ВГБ (2-я, 3-я, 4-я роты, 3-я пулеметная рота и рота связи). Отряд Гёсслера (1-я, 5-я, 6-я роты, 205-й и 204-й отряды горных пулеметов) получает приказ прибыть в Люико в распоряжение майора Шпроссера. Сам майор Шпроссер едет в захваченной под Полавой итальянской машине к бригаде, чтобы доложить о ходе боевых действий и о планируемом дальнейшем наступлении и попросить артиллерийскую поддержку для предстоящего сражения.,

Размышления: Решение итальянских командиров остановить на высоте Кук немецкий прорыв позиций на Коловрате, поставив многочисленные резервы на несколько линий обороны на восточном склоне Кука, было неправильным. Оно дало отряду Роммеля так необходимую передышку (для подготовки обороны, перегруппировки сил, подтягивания резервов). С их стороны было бы более целесообразно использовать эти возможности для отвоевания высоты 1192 прямо с марша. Необходимую огневую поддержку им могли бы дать многочисленные огневые точки на северном склоне Кук. Если бы командованию противника удалось в этот момент начать наступление на отряд Роммеля, то он оказался бы в очень трудном положении.

Кроме того, было неразумно обустраивать три линии обороны на крутом, каменистом восточном (переднем) склоне. Итальянские солдаты потратили несколько часов на рытье окопов, огонь противника им не мешал, но они так и не смогли окопаться на достаточную глубину. Западный склон дал бы итальянцам более благоприятные условия. Мы не смогли бы достать их там ни пулеметами, ни артиллерийским огнем.

Противник также не заблокировал высокогорную дорогу по южному склону Кук и не организовал наблюдение за голыми склонами вниз от дороги. {376}

В начале наступления на Кук перед отрядом Роммеля выше по склонам на позициях, некоторые из которых были полностью, а некоторые частично обустроены, стояли от двух до трех итальянских батальонов. Отряд при огневой защите одной пулеметной роты, шести легких пулеметов и двух тяжелых батарей сначала «прощупал» силами двух ударных отрядов по 16 человек возможности сближения с противником, а затем все части отряда окружили гарнизон итальянцев на Кук. В утренние часы он был нейтрализован ударными отрядами ВГБ и 1-й роты БПЛП.

Во время этой атаки особенно большую роль сыграл огонь пулеметов и тяжелой артиллерии по недостаточно подготовленным позициям неприятеля. На многих участках нервы у итальянцев не выдержали. Если бы они успели окопаться более глубоко, то этот обстрел был бы им не так страшен.

Огонь нашей артиллерии с высоты 1192 притягивал на себя, как магнит, мощь во многом превосходящей артиллерии противника и все внимание гарнизона итальянских позиций.

Это позволило сначала ударному отряду, а за ним и всему отряду Роммеля пройти по построенной итальянцами замаскированной дороге до восточного склона Кук без потерь.

В Равне произошел разрыв взаимосвязи частей отряда Роммеля, потому что командир одной пулеметной роты отдал распоряжение отловить вьючных лошадей. Таким образом вышло, что в долине у Половы у меня в распоряжении была только треть всего отряда, и мы смогли изолировать только долину Люико — Савонья, отказавшись от первоначальных планов блокады дороги Матаюр в районе высоты Грагонца. Хотя и оторвавшиеся под Равной части участвовали позднее в ударе по врагу у Люико, но наш успех был бы более значительным, если бы высота {377} Грагонца оказалась в наших руках еще 25 октября. Урок: после успешного прорыва оборонительных позиций противника резервные части должны держаться вплотную за передовыми, не допускать отрыва от них из-за охоты за трофеями и т.п. В таких боевых ситуациях от тыловых частей тоже требуется высокая скорость движения.

В узкой долине к месту ее блокады отрядом Роммеля неожиданно подходит маршевой колонной полк из 4-й бригады берсальеров. Горные стрелки смогли остановить передовые части своим огнем, но идущие сзади подразделения были в состоянии пойти в наступление по западному или восточным склонам. Не хватило конкретного, четкого руководства со стороны командиров.

Положение в наступательном сражении на вечер 25 октября 1917 года:

Группа Крауса: 1-й полк королевских стрелков ведет наступление из Саги на Стол. II-й батальон в результате боев занял Кук, а 1-й батальон — Фрихум. 43-я бригада совершает подъем на высоту 1450. Штурмовая рота 3-го Королевского егерского полка взяла высоту Цицер, а его же 13-ярота-перевал Танамео.

Группа Штайна: 12-я дивизия вместе с 63-м пехотным полком в долине Натизоне вышла на линию государственной границы в трех километрах южнее Робик и теснит там назад итальянские резервы. По позициям итальянцев на северных склонах Матаюра наступление еще не велось. Группа Айххолъца продолжает вести бой с силами итальянцев в километре севернее Голоби. Продвижение у них идет медленно. В 17 часов они ударили по Голоби, в 18.00 дошли доЛюико, куда к этому времени уже подошел БПЛП и тыловые части ВГБ. Альпийский корпус в 14.00 частями ВГБ и одной роты БПЛП занял позиции на Кук. В это время 6-я рота ВГБ обошла с тыла позиции на горе Кук на уровне высот 1110–1114. После {378} того, как отряд Роммеля окружил гарнизон на Кук и перерезал долину Люико — Савонья, им в плен после боя у Полавы были взяты значительные силы 4-й итальянской бригады берсальеров. Основные силы ВГБ и Иго батальона лейбполка заняли Люико, нанеся удар со стороны Равны. 1-й и 10-й егерские батальоны сражаются с врагом на южных склонах высоты 1114 и в течение второй половины дня занимают высоту 1044 и всю высоту 1114. 3-й егерский полк ведет бой с противником южнее высоты 1114 в районе Края, 4-й егерский полк в 18 часов занимает высоту Л., которая находится в 800 метрах южнее высоты 1114.

Группа Скотти: 8-й гренадерский полк, ведя наступление от Пусно на гору Хум, переходит реку Юдрид. 2-я горная бригада берет высоту Цицер, 22-я горная бригада занимает Сан Пауль.

Общая ситуация: 25 октября, прежде всего благодаря боевым действиям ВГБ, мощная третья линия итальянских позиций на Коловрате, на юге от Изонцо, прорвана на участке до перевала Люико (включительно) на западе и до 1114 на востоке. Это позволило продолжить дальнейшее наступление Альпийскому корпусу и частям 12-й дивизии.

Штурм горы Грагонца

С находящимися у Люико частями ВГБ я спешу скорее к заблокированной дороге севернее Полавы, группирую состоящие теперь из семи рот силы моего отряда и распределяю захваченных вьючных лошадей между ротами. После этого мы сразу выходим в направлении Яворчек — Грагонца, надеясь застать там не готового к бою противника.

Несмотря на чудовищное напряжение и усталость {379} последних дней, мы быстро продвигаемся по горному бездорожью, идя иногда альпийскими лугами вдоль непроходимых зарослей терновника, а иногда поднимаясь по каменистым оврагам. И на этот раз мне приходится требовать от уставших войск сверхчеловеческих усилий, поскольку я не могу позволить затормозиться нашему наступлению.

Чем выше поднимаемся, тем труднее становится восхождение. Глубокие ущелья и заросли терновника вынуждают нас искать обходные пути, что ведет к потере времени и большой затрате энергии. Час за часом мы идем вверх, становится совсем темно. Бойцы совсем выбились из сил. Может отказаться от моего плана? Нет, мы должны дойти до Яворчек, а потом мои стойкие ребята дойдут еще и до Грагонца.

На высоком небе ярко светит лунный диск, серебря поля и кусты и откидывая длинные, черные тени от деревьев. Медленно и осторожно передовая группа движется вперед и наконец находит узкую тропинку. Отряд идет за нами на расстоянии 50 метров. Периодически я делаю знак остановиться, и мы прислушиваемся к ночным звукам.

Одну из таких остановок мы делаем в тени сенного сарая, стоящего рядом с тропинкой. Впереди чернеет поросшее высокими густыми кустами ущелье. Наша тропинка ведет через него. Мы напряженно вслушиваемся. С противоположной стороны ущелья отчетливо слышны голоса, команды, звуки марширующих войск. Очевидно, противник движется не по направлению к нам, а идет в сторону, по противоположному краю ущелья. Но может быть, у него там позиции. Подойти к неприятелю можно только по этой тропе.

Кроме того, Яворчек и Грагонца, должно быть, находятся выше справа.

В этих обстоятельствах нам лучше свернуть правее. Передовой отряд крадется вверх по склону в тени полосы кустарника. Перед нами лежит большая, освещенная светом луны поляна, наполовину окруженная лесом. Нам мерещится? Вверху вдоль опушки леса стоят проволочные заграждения? А за ними линия позиций? Крайне осторожно мы подбираемся поближе и убеждаемся, что мы не ошиблись. В лесу перед нами слышна итальянская речь. К сожалению, пока мы не можем установить, занял ли противник уже эти позиции.

Чтобы внести ясность в этот вопрос, посылаются несколько разведывательных групп, состоящих из офицеров. Отряд в это время рассредоточивается и делает привал. Вскоре приходит сообщение, что противник как раз готовится занять позиции и что стоящие перед ними заграждения очень высокие. Даже с полностью свежими {381} войсками отважиться на наступление вверх по освещенной луной местности на хорошо укрепленные позиции было бы рискованно, а с вымотанными горными стрелками — с начала операции они сделали почти невозможное — наступление в течение следующих часов было нереальным. Кроме того, вообще неясно, будет ли целесообразен прорыв на этом участке в первой половине ночи и приведет ли он к нужным результатам. Я принимаю решение дать войскам несколько часов отдыха, а за этр время провести тщательное изучение местности и сил неприятеля.

Отряд беззвучно отходит в широкую, защищенную от огня противника балку в 250 метрах от позиций противника. Я объявляю привал до полуночи. 4-я и 2-я рота обеспечивают охрану отдыха, выставив полукругом посты. Поскольку захваченные ранее вьючные лошади выдают себя ржанием, их оставляют далеко позади. Когда мы переходили на место привала, снизу из долины у Полавы донесся шум ожесточенного боя³⁷. Так что там тоже опять появились вражеские силы!

Другие разведгруппы из офицеров отправились на поиск возможных путей подхода к противнику, им предписывалось также определить крепость вражеских заграждений, их глубину, вероятные бреши, характер гарнизона и месторасположение деревни Яворчек. К полуночи мы уже должны были получить эти сведения.

В трофейном итальянском спальном мешке, который мой заботливый Райхер погрузил на мула у Полавы, я лежу рядом с бивуаком нашего отряда. {382}

Несмотря на усталость, сон не идет, нервы слишком напряжены. Уже в 22.30 донесение лейтенанта Альдингера поднимает меня на ноги:

«Яворчек находится в 800 метрах северо-западнее нашего лагеря. Поселок со всех сторон сильно укреплен и окружен заграждениями из колючей проволоки, но, судя по всему, он еще не занят противником. По склону западнее Яворчек и по южной окраине самого поселка в юго-восточном направлении вверх по склону маршируют итальянские войска».

Быстро принимаю решение: «Вперед на Яворчек». Может быть, мы успеем занять деревню раньше, чем это сделают итальянские части. В течение нескольких минут привал прекращен, охранение снято и роты готовы к маршу. К этому времени луна уже зашла. Темнота ночи подсвечивается только слабым светом звезд.

По разведанному лейтенантом Альдингером пути отряд беззвучно поднимается к Яворчек. Командиры получили краткую информацию о положении дел. 4-я рота и 3-я пулеметная рота идут впереди в качестве арьергарда, за ними на небольшом расстоянии следуют все остальные части отряда. Сперва мы пересекаем небольшой участок леса, затем продолжаем подъем по лесной поляне. Вскоре авангардные роты уже находятся у проволочных заграждений высотой в человеческий рост. Лейтенант Альдингер сообщает, что от Яворчек нас отделяет лишь 300 метров. Мы делаем остановку и напряженно вслушиваемся в темноту впереди нас. Непосредственно рядом с нами все тихо, но метрах в ста выше по склону мы слышим звуки спускающейся итальянской пехоты.

Лейтенант Альдингер по узкому проходу в {383} заграждениях пробирается к позициям по ту их сторону и находит их пустыми. Головной отряд следует за ним. После этого я приказываю всем авангардным ротам занять пустующие вражеские позиции и расставляю их там полукругом. Высылаются разведотряды выяснить обстановку вокруг и определить наличие врага на склоне наверху и в деревне Яворчек.

В это время остальные силы отряда (2-я, 3-я роты, 1-я и 2-я пулеметные роты) проходят через заграждение на позиции. В темноте видимость всего несколько метров. Склон лежит перед нами черной грозной массой. В ста метрах от нас движется итальянская пехота, которая, вероятно, спускается к Яворчек. Мы подкрадываемся ближе. Вдруг нас окликают из вражеского поста. Вывод: противник стоит на позициях, за ними проходят маршевые колонны.

Мы крадемся назад, сворачиваем налево к Яворчек. Когда мы приближаемся к первым домам деревни, один из разведотрядов возвращается и докладывает: на севере поселка противника нет, через его южную часть проходит колонна итальянской пехоты. Я принимаю решение идти на Яворчек, чтобы нанести удар по пехоте итальянцев, проходящей через его южную часть.

Спустя несколько минут весь отряд уже осторожно движется к Яворчек. Передовые части уже находятся у первых домов, когда во многих дворах начинают лаять собаки. Противник открывает огонь из позиций со склона, находящегося правее.

К счастью большинство залпов летят в лес левее нас. Кто не нашел, где укрыться, тот просто лежит, прижавшись к земле, держа пулемет или карабин наготове, но сохраняя абсолютное спокойствие.

Огонь мы откроем только если противник нападет на нас. Если этого не будет, что я считаю вполне вероятным, то он скоро прекратит стрельбу, решив, что ошибся.

Во время этого огненного представления основные части ВГБ подходили по незанятым позициям восточнее Яворчек к самой деревне. Через несколько минут огонь противника замолкает. Вскоре весь отряд уже на территории Яворчек. Потерь с нашей стороны нет.

Я приказываю отряду встать полукольцом вокруг северной части поселка, избегая каких-либо {385} дальнейших столкновений с противником на склоне, прилегающем к северо-западной части Яворчек. Полночь уже давно прошла. Те, кто не стоит на посту или на позициях, отдыхают с оружием в руках в домах, где еще живут словенские семьи. Мы все знаем, что находимся на расстоянии лишь броска гранаты от занятых крупными силами итальянцев позиций, и если противник решит войти в Яворчек, то каждую минуту может начаться ближний бой.

После огневого нападения марш вражеских частей на склоне северо-западнее Яворчек и через южную часть поселка прекратился. Кроме того, противник вел огонь по нам только с северо-западного склона, а из южной части поселка не раздалось ни одного выстрела в нашу сторону. Значит ли это, что там существует разрыв в казавшейся до Полавы сплошной линии вражеских позиций? В одном из домов, при мерцающем свете пламени камина, я внимательно изучаю карту местности. Мы находимся в километре на севере от Полавы в северной части Яворчек на высоте примерно 830 метров. Высота Грагонца выше на 266 метров и западнее нас на 500 метров. Поскольку северная окраина Яворчек укреплена, по склонам северо-западнее и юго-восточнее его на тянущихся до Полавы позициях находится враг, можно предположить, что речь идет о заранее подготовленных тыловых укреплениях, которые должны не допустить прорыв к перевалу Люико. Судя по передвижению сил противника, которое мы засекли ночью, итальянцы спешат занять позиции на всем их протяжении. По виду сооруженных итальянцами в Яворчек укреплений можно с уверенностью сказать, что сам поселок тоже входит в систему укреплений. Гарнизон, {386} предназначенный для занятия позиций в Яворчек, просто по каким-то причинам еще не подошел. Итальянцы могут подойти в течение этой ночи или рано утром. Ждать их? Не представилась ли отважным горным стрелкам опять военная удача? Войдя в Яворчек, мы, очевидно, заняли часть вражеских позиций, целью которых было преградить нам и Альпийскому корпусу путь на высоты Грагонца, Мрзли врх и Матаюр.

Придя к таким выводам, я даю лейтенанту Лойце поручение установить, свободна ли юго-западная часть Яворчек от неприятеля и, если это так, разведать путь по хребту в полукилометре северо-западнее Яворчек, в тыл находящегося на северо-западе от поселка гарнизона позиций. Вернуться необходимо не позднее, чем через два часа. Лейтенант Лойце отказывается от сопровождения и идет на задание один.

У уставших бойцов еще есть немного времени на отдых. Большинство располагается (в нескольких метрах от врага) в деревенских домах у каминов за чашкой кофе с сухофруктами, которыми их угощают приветливые словенцы. Снаружи иногда раздаются одиночные выстрелы, один раз залетает итальянский снаряд. Для разведывательного поиска в Яворчек у итальянцев, видимо, нет особой охоты. С нашей стороны не сделан ни один выстрел. Стоящие вплотную друг к другу итальянские и немецкие войска окутывает полная темнота.

Около 4.30 из разведки возвращается лейтенант Лойце, приводит одного пленного итальянца и докладывает: «С юго-западной стороны от Яворчек противника нет, разведан путь, проходящий по высоте 500 метров на северо-западе от Яворчек, там я взял в плен этого итальянца, кроме него противника

больше не встретил». Он отлично выполнил свое задание.

Сообщение Лойце подводит меня к следующему решению: немедленно занять высоту 500 метров северо-западнее Яворчек силами четырех рот отряда. Остальные остаются в деревне как поддержка. На рассвете нанести удар по противнику, находящемуся рядом с Яворчек на северо-западном склоне.

Это решение дается нелегко. Если из расположенных выше нас позиций с высоты Грагонца противник утром начнет вести обстрел занятого нами ночью участка, то нам придется сражаться на два {388} фронта. Это чревато неприятностями. Но кто не рискует, тот не выигрывает.

Около 5.00, когда еще совсем темно, 2-я, 4-я роты и 1-я и 2-я пулеметные роты осторожно выходят по разведанному лейтенантом Лойце пути. Сам лейтенант идет во главе растянувшейся колонны. 3-ю роту и 3-ю пулеметную роту я оставляю под командованием опытного лейтенанта Грау в качестве поддержки в Яворчек. Их задача, как только отряд Роммеля откроет бой наверху на склоне, открыть сдерживающий огонь по гарнизону на северо-западном склоне и не допустить, чтобы итальянцам на помощь прошел гарнизон с восточного склона.

Эти распоряжения я отдаю, когда отряд уже выходит из поселка. Когда я присоединяюсь затем к колонне 2-й пулеметной роты, на вершине высоты Грагонца уже забрезжил рассвет. Смена дня и ночи происходит в горах очень быстро. У меня неприятное чувство, что мы запоздали где-то на полчаса. Впереди меня по голой ложбине между валунами, как обычно колонной, идут мои роты. Верхние отроги горы Грагонца уже полностью освещены. Я рассматриваю их в бинокль и — замираю от ужаса! Слева, в нескольких сотнях метров выше по склону моего отряда, находятся вражеские позиции. В них видно движение, отливает сталью штыков вершина Хум. Если противник откроет огонь, то в балке, по которой мой отряд сейчас поднимается, вряд ли можно будет найти хоть какое-нибудь укрытие, и тогда большие потери будут неизбежны. Тяжелым, очень тяжелым грузом лежит на мне сейчас ответственность за жизнь моих офицеров и солдат. Я должен спасти их от опасности, о которой они даже не подозревают.

Расчетам 2-й пулеметной роты, с которыми я {389} могу связаться сам, я даю приказ немедленно встать огневым эшелоном справа на склоне и, как только противник на левом склоне откроет огонь, сразу начать сдерживать его ответным огнем. Затем вместе со связными я спешу вперед и разворачиваю передовые части всех рот направо, на поросшую редкими кустиками высоту 500 метров северо-западнее Яворчек. Как раз вовремя, рассвет уже уступает место дневному свету.

Когда последние части рот покидают балку, противник с высоты Грагонца открывает по отряду ураганный огонь. Мы еще находимся на противоположном от противника склоне, стрельба ведется с расположенных выше позиций — укрытие нам найти очень трудно. Только низкая поросль терновника позволяет в некоторых местах хотя бы уйти с поля прямой видимости врага. Под быстро открытой 2-й пулеметной ротой огневой защитой взводы рассредоточиваются, добираются да высоты 500 метров и вступают оттуда в перестрелку.

Но нам не справиться с подавляющим превосходством вражеского огня, который ведется с расположенных полукругом позиций на высотах на северо-западе, западе и юго-западе. Сражающиеся на передовой линии стрелки 2-й и 4-й рот пытаются ползком и короткими перебежками рассредоточиться и ослабить воздействие огня противника. Наши потери растут. Тяжело ранен бравый командир 2-й роты лейтенант Людвиг.

Тем временем за нашей спиной разгорелся ожесточенный бой в Яворчек. В соответствии с приказом, 3-я рота и 3-я пулеметная рота лейтенанта Грау открыли огонь по итальянцам на северо-западном склоне, сдерживая их на позициях, не давая нанести {390} удар в тыл остальным частям отряда, ведущим тяжелое сражение.

С несколькими боевыми ординарцами я тоже добираюсь до высоты 500 метров северо-западнее Яворчек и укрываюсь от прицельного огня в небольшой группе кустарника. Справа и слева над склоном летят пулеметные очереди. В моем распоряжении не осталось никакой группы. Все ведут ожесточенную перестрелку. Необходимо немедленно принимать решение, а то все мои стрелки могут погибнуть. Через боевых ординарцев я отдаю распоряжение взять три группы легких пулеметов из передовой линии 2-й и 4-й рот и отправить их на защищенный от огня противника склон, в 50 метрах восточнее моего полевого командного пункта. Затем я спешно формирую из них несколько ударных отрядов и веду их вверх по склону в тыл противника, находящегося на позициях северо-западнее Яворчек и ведущего сейчас перестрелку фронтом на восток.

Мы спускаемся по узким расщелинам — с пулеметами и карабинами наготове — и вскоре видим лежащие под нами позиции противника. Они расположены очень плотно друг к другу. Окопы прекрасно просматриваются, вплоть до последнего. Если мы откроем отсюда огонь, то позиции не смогут послужить противнику укрытием. Над нашими головами проносятся пули, которые горные стрелки с высоты 500 метров выпускают по противнику северо-западнее Яворчек. Внизу у деревни нам видно, как 3-я рота и 3-я пулеметная рота ведут перестрелку с итальянцами на позициях в ста метрах ниже нас. Неприятель не подозревает, что ему угрожает.

Ударные отряды готовятся к атаке. Мы окликаем находящихся внизу на позициях итальянцев и {391} призываем их сдаться. Они ошарашено оборачиваются и смотрят вверх на нас. Опускают оружие. Итальянские бойцы понимают, что проиграли, и подают знаки о готовности сдачи в плен. Моим ударным отрядам не пришлось сделать ни единого выстрела. К нашему удивлению, борьбу прекращают не только три роты на позициях между нами и Яворчек, но оружие складывает и гарнизон позиций, находящихся севернее, вплоть до дороги Матаюр. Они полностью обескуражены звуками ожесточенной перестрелки у себя в тылу и появлением ударных отрядов на северо-восточном склоне высоты 500 метров северо-западнее Яворчек. Судя по всему, огневое сражение между итальянским гарнизоном на высоте Грагонца и основной частью отряда Ромме-ля, а также наше появление у них в тылу заставило итальянцев думать, что немцы наступают со стороны Грагонца, и что господствующие высоты уже находятся в их руках.

В ложбине в 650 метрах севернее Яворчек сдается в плен целый итальянский полк с 37 офицерами и 1600 бойцами. Он сдается со всем снаряжением и вооружением, и мне трудно найти достаточное количество людей, чтобы произвести разоружение. Тем временем перестрелка наверху продолжается с прежней интенсивностью.

Всего того, что происходило северо-западнее и севернее Яворчек, итальянский гарнизон, расположенный на высоте Грагонца, не видел. Они по-прежнему ведут бой с моей передовой линией. Но теперь у нас свободен тыл.

Подходят освободившиеся у Яворчек роты, и вскоре мы переходим во фронтальное наступление на Грагонца. Противник крепко держится на своих укрепленных позициях, которым наш огонь снизу {392} не причиняет особого вреда. Горные стрелки идут по голым крутым склонам через ливень из пуль, все ближе к противнику.

Поскольку все распоряжения мной уже отданы, я иду вместе со 2-й ротой (в середине). Вместо тяжелораненого лейтенанта Людвига ею командует сейчас лейтенант Альдингер. Мы доходим до нижнего витка дороги Матаюр. На нем стоят 14 итальянских полевых орудий и 25 машин с боеприпасами, все без расчетов. Может быть, это артиллерийские группы с Авза и Перати, которые вчера вели по нам огонь? У нас нет времени, чтобы задерживаться здесь. Над головами свистит фланкирующий пулеметный огонь, идущий с севера. Мы идем дальше. Вскоре 2-я рота теряет своего нового командира — лейтенант Альдингер тяжело ранен тремя выстрелами. Сам я тоже какое-то время представляю на дороге Матаюр хорошую мишень для какого-то итальянского пулеметчика. Вокруг нет никакого укрытия, чтобы спрятаться от его очередей. Только добежав резкими виражами до находящегося в 60 метрах поворота дороги, мне удалось выйти из сектора прицельного огня.

Чем больше мы несем потерь, тем сильнее становится боевой напор горных стрелков. Окоп за окопом, пулеметное гнездо за пулеметным гнездом становятся нашими. В 7.15 трудная задача выполнена. Отважная 2-я рота, которой теперь командует вице-фельдфебель Хюгель, захватила вершину Гра-гонца. Таким образом, судьба вражеских сил на северо-восточном и восточном склонах Мзрли врх — это только вопрос времени.

О том, как обстоят дела у соседей, я могу только догадываться. Судя по шуму боевых действий, который в начале дня все более увеличивался справа от

нас, можно предположить, что 12-я дивизия и Альпийский корпус ведут наступление с северо-востока и с востока на Мрзли врх, может быть, даже поднимаясь в нашем направлении вдоль дороги Матаюр от Авза к Грагонца.

Стоит ли дожидаться их прибытия? Может быть, сначала нам провести восточнее Грагонца инспекцию собственных сил и переформировать перемешавшиеся подразделения? Не заслужили ли они после этого чрезвычайно тяжелого наступления отдыха на вершине? С другой стороны, не стоит ли опасаться, что находящиеся на нашем правом фланге крупные итальянские силы соберутся нанести контрудар или запланированное контрнаступление, чтобы вернуть себе Грагонца?

Я нахожу целесообразным предотвратить возможные контрмеры противника безотлагательным продолжением наступления имеющимися силами (половина роты) по ведущему к Мрзли врх хребту. {394}

Размышления: Во время ночного подъема к Лворчек итальянские войска выдали себя криками и громкими звуками марша. Этим они помогли нам выбрать правильный путь и избежать ненужного столкновения.

Пока изнуренные войска отдыхали, офицеры не прекращали свою работу и подробно изучали местность и противника. И после полуночи они продолжили из Явор-чек свою разведывательную работу. Этим они заложили основу успеха нашего прорыва северо-западнее Яворчек и для наступления на высоту Грагонца.

В эту ночь, с 25 на 26 октября, мне было очень мало известно о соседях. Я не знал, где они находятся, что они делают, каковы их дальнейшие планы. С вышестоящими командирами связи тоже не было. Одно мне было ясно: надо все силы приложить к тому, чтобы и 26 октября наступление продолжилось.

Даже крайне отчаянное положение горных стрелков, в которое они попали на рассвете, — между двух вражеских позиций, не имея возможности укрыться под сильнейшим огнем противника — обернулось в конечном счете в нашу пользу. Этот поворот стал возможным благодаря нескольким отрядам отважных бойцов. Атакующая мощь вюртембергских горных стрелков проявилась во всей своей полноте при фронтальном наступлении на отлично укрепленные господствующие позиции итальянцев на высоте Грагонца. Эта мощь не снизилась у 2-й роты, даже когда она потеряла своих командиров.

Положение в наступательном сражении на 7.15 утра 26 октября 1917 г., времени штурма высоты Грагонца:

Группа Крауса: II-й полк кайзеровских стрелков берет в 3.30 ночи с 25 на 26 октября вершину Стол (1668 м). В 6.00 II-й батальон доходит до Бергонъя, 1-й и III-й батальоны полка кайзеровских стрелков и

43-я бригада следуют за ним. Около 8.00 доходят до Бергонья.

Группа Штайна: 12-я дивизия стоит, как и за день до того, вместе с 63-м пехотным полком на государственной границе в долине Натисоне, 1-й и II-й батальоны 62-го полка и 1-й батальон 23-го полка готовятся под Авза к началу марша.

Альпийский корпус: На рассвете ВГБ наносит удар по вражеским позициям Мрзли врх — Яворчек — Полова в районе Яворчек, прорывают эти позиции на протяжении километра на северо-запад ив 7.15 идут на штурм высоты Грагонца. Прочие части ВГБ выходят из Люико маршем через Авзу к высоте Грагонца. 11-й и III-й батальоны лейбполка готовятся к маршу и формируют колоны для перехода в направлении к высоте Грагонца. 1-й батальон лейбполка стоит в дозоре у Половы. 1-й егерский полк и 10-й егерский батальон готовятся к дальнейшему маршу от высоты 1114, где они провели ночь.

200-я дивизия: 3-й егерский полк движется через гору Д. к г. Трусгне, где они должны быть к 8.00. 4-й и 5-й егерские полки в 4.30 снимаются с высоты 1114, где они ночевали, и движутся на Равну. Там делают привал до 8.00. {396}

Группа Скотти: 8-й гренадерский полк силами одного батальона занимает в 5.00 Ла Клаву, и затем все три его батальона продолжают наступление на вершину горы. Хум.

Общая ситуация: Итальянские позиции на северном склоне Матаюр — Мрзли врх — Яворчек — Полова — Сан Мартино, как и днем раньше позиции па Коловрате, были прорваны передовыми частями ВГБ ранним утром в районе Яворчек, и затем взята штурмом гора Горгонца, которая являлась ключом к итальянским позициям на Мрзли врх и массиве Матаюр.

Занятие высоты 1192 и Мрзли врх (1356) Наступление на гору Матаюр

Несмотря на то, что мои горные стрелки отдали все силы при штурме горы Грагонца, я не могу предоставить им вполне заслуженный отдых на ее вершине. Вице-фельдфебель Хюгель с присущим ему боевым рвением берется за выполнение новой задачи. Не дожидаясь прибытия подкрепления, он продолжает идти вперед вдоль поднимающегося к 1192 и Мрзли врх хребта, его цель — взять территорию под свой контроль, насколько это возможно с имеющимися небольшими силами.

Я посылаю связного в отряд с приказом как можно скорее идти в направлении Мрзли врх по проходящей по западному склону горы Грагонца дороге на Матаюр. Сам я остаюсь со 2-й ротой. Уже метров через сто мы натыкаемся на противника, который обосновался на самой высокой, поросшей лесом вершине гребня. Справа от нас, на восточном склоне, доносятся звуки разгорающегося боя. Вероятно, идущие сзади от Яворчек к Грагонца части отряда Роммеля попали под обстрел противника или их

атаковали. Но, может быть, это и части Альпийского корпуса, которые поднимаются по дороге Матаюр от Люико к горе Грагонца.

Вице-фельдфебель Хюгель уже отлично освоил маневр, когда превосходящий по численности и вооружению противник сковывается по фронту огнем, а штурмовые отряды наносят в это время удар по нему с флангов и с тыла. Такая операция проходит за несколько минут, и каждый раз заканчивается тем, что неприятель отбрасывается и отходит на северо-восток (вверх по склону в направлении Люико).

Поскольку везде, где встречаем противника, мы действуем очень быстро, то вскоре отрываемся от остальных частей отряда. Приходит донесение, что отряд попал под сильный пулеметный {398} обстрел с итальянских позиций северо-восточнее горы Грагонца, что его задержало, и сейчас отряд отстает от нас почти на километр. Придержать 2-ю роту? Нет, мы продолжим наступление на Мрзли врх, пока не столкнемся с достаточно сильным врагом.

В 8.30 2-я рота, сжавшаяся к этому времени до одного взвода с двумя легкими пулеметами, согнала противника с высоты 1192, в двух километрах западнее Авза. Дальше продвинуться не дают крупные силы противника, которые находятся на позициях в 800 метрах юго-восточнее вершины Мрзли врх (1356). По высоте, которую мы взяли, открывают огонь из многочисленных пулеметов. Ниже по склону справа, а также справа позади нас, у Яворчек, ведутся бои. Очевидно, пошли в наступление части Альпийского корпуса.

Если я хочу идти дальше на находящегося на юго-восточном склоне Мрзли врх противника, то мне нужны минимум две стрелковые и одна пулеметная роты. Чтобы побыстрее собрать эти силы, я спешу назад по дороге Матаюр. У Хюгеля приказ удерживать высоту 1192. В 600 метрах южнее 1192, пройдя поворот, я вдруг оказываюсь перед итальянским подразделением, которое как раз переходит через дорогу Матаюр, двигаясь из направления Авза. Берсальеры срывают оружие с плеч, раздаются выстрелы... Стремительный прыжок в находящиеся рядом с дорогой кусты спасает меня от прицельного огня. Несколько итальянцев преследуют меня по зарослям вниз по склону. Но пока они бегут за мной вниз к долине, я уже опять поднимаюсь к высоте 1192. Придя туда, я даю поручение одному из ударных отрядов восстановить связь с прочими частями отряда и передать всем командирам рот мой приказ {399} быстрейшим образом прибыть к 1192³⁸. Было около 10.00, когда я, наконец, собрал на высоте 1192 боевую группу из двух горнострелковых и одной пулеметной роты. Они сформированы из всех подразделений отряда Роммеля. Их продвижение к 1192 запаздывало, потому что отдельные части все время вступали в схватку с неприятелем, который отходил в юго-западном направлении через линию высоты Грагонца (1192 метра).

Теперь у меня достаточно сил, чтобы вступить в сражение с итальянским гарнизоном на Мрзли врх. Световыми сигналами мы запрашиваем огонь артиллерии по позициям противника на юго-восточном склоне Мрзли врх. И мы приятно удивлены, когда очень скоро туда начинают падать немецкие снаряды. Затем пулеметная рота с 1192 открывает частый огонь по позициям и удерживает в них итальянский гарнизон, а две стрелковые роты под моим командованием подбираются по лесу вдоль дороги поближе к врагу. Нам удается обойти западный фланг противника, и мы наносим удар по его флангу и тылу. Когда неприятель видит, как мы идем в атаку с двух сторон, он спешно оставляет позиции и отходит {400} назад, на восточный склон Мрзли врх. Мы берем в плен несколько десятков итальянцев. Поскольку я не собираюсь продолжать преследование противника на восточном или северном склонах, мы прекращаем бой, движемся дальше по дороге к южному склону Мрзли врх. Пулеметная рота подтягивается за нами.

Еще во время боя мы видели в седловине, которую образуют две самые высокие вершины Мрзли врх, вытянутый в длину палаточный лагерь, рядом с которым находятся сотни и сотни итальянских солдат. Такое впечатление, что они стоят в нерешительности и, как парализованные, наблюдают за нашим наступлением. С юга, т. е. с тыла, они не ожидали увидеть немцев. От этого скопления войск нас отделяет сейчас всего 1500 метров. Дорога Матаюр вьется вверх по частично поросшему лесом склону Мрзли врх. Она проходит снизу почти вплотную к вражескому лагерю и идет дальше на запад, к массиву Матаюр.

Количество итальянских войск в седловине все больше увеличивается. У итальянцев там наверху стоит, наверное, от двух до трех батальонов. Поскольку они не собираются вступать с нами в бой, отряд приближается к ним по дороге, подавая знаки носовыми платками. Три дня наступления научили нас, как обращаться с противником. Мы приближаемся на расстояние 1000 метров, противник не предпринимает никаких действий. Неужели он совсем не собирается воевать? Положение итальянцев совсем не такое уж безнадежное! Если они нанесут удар всеми своими силами, то сомнут отряд Ромме-ля и могут отвоевать гору Грагонца. Или они могут отойти под прикрытием пулеметов к массиву Матаюр. Ничего этого не происходит. Итальянцы стоят {401} наверху, как вкопанные, и не двигаются с места. На наши знаки платками они не отвечают.

Мы подходим все ближе. В 600 метрах от противника мы входим в участок густого леса, который прячет нас от взглядов неприятеля, находящегося в ста метрах выше по склону. Дорога делает крутой поворот на восток. Что делает там наверху противник? Может быть, он все-таки решил вступить в бой? Если итальянцы пойдут на нас сверху, то в лесу завяжется рукопашная. Противник полон свежих сил, имеет? огромное численное превосходство и, к тому же, будет иметь то преимущество, что вступит в бой с вышестоящих позиций. В этих обстоятельствах было бы хорошо занять опушку леса, лежащую ниже лагеря противника. Но мои бойцы, несущие на себе тяжелые пулеметы, настолько утомлены, что я не могу требовать от них совершить подъем сквозь лес по крутому склону.

Поэтому я оставляю отряд двигаться по дороге. А сам с лейтенантом Штрайхером, доктором Лен-цем и несколькими стрелками широким фронтом (держа интервал в сто метров) иду по кратчайшему пути через лес к противнику. Лейтенант Штрайхер внезапно появляется перед вражеским пулеметным расчетом и берет его в плен. Беспрепятственно мы доходим до опушки леса. Еще 300 метров отделяет нас от стоящих сверху от дороги Матаюр сил противника, очень крупных сил. Видно, как наверху кричат и жестикулируют. Оружие у всех еще в руках. Впереди, очевидно, большая группа офицеров. Начало нашего отряда еще не подошло. Он, наверное, находится сейчас у крутого поворота, в 600 метрах восточнее.

С чувством, что надо начать действовать раньше, чем начнет противник, я выхожу из леса и иду {402} вперед, криками и взмахами носового платка призывая противника сдаться и сложить оружие. Толпа итальянцев смотрит на меня, не двигаясь. От леса меня уже отделяет метров сто, вернуться назад под огнем противника теперь будет невозможно. Мне кажется, что если я сейчас остановлюсь, все будет потеряно.

Осталось 150 метров до врага! Наверху в массе войск вдруг начинается движение. Они бегут вниз по склону, увлекая за собой и пытающихся их удержать офицеров. Большинство солдат побросало оружие. В моем направлении бегут сотни человек. Через мгновение ока они меня окружают, я оказываюсь на плечах итальянцев. «Да здравствует Германия!» — звучит из тысячи глоток. Один итальянский офицер, который отказывается сдаваться в плен, застрелен своими же солдатами. Для итальянцев наш подъем на Мрзли врх — конец войны. Они ликуют от радости.

Справа из леса на дороге показывается голова моего отряда. Они идут вперед своим обычным спокойным, но широким шагом, несмотря на палящее солнце и тяжелую ношу. С помощью нескольких говорящих по-немецки итальянских офицеров пленных ставят снизу от дороги Матаюр фронтом на восток. Это полторы тысячи человек 1-го полка бригады Солерно. Свой отряд я даже не останавливаю, вызываю из колонны только одного офицера и трех бойцов. Двум горным стрелкам я поручаю отвести итальянский полк через гору Грагонца в Люико. Унтер-офицер Гёппингер разоружает и отводит, отдельно от полка, 43 итальянских офицеров — когда они увидели немногочисленность отряда Ромме-ля, у них возродился боевой дух, и они попытались вернуть свое влияние на солдат. Но уже слишком

поздно. Гёппингер делает свое дело четко и ответственно.

Разоруженный итальянский полк уходит вниз к долине, а отряд Роммеля идет дальше, проходя вплотную к палаточному лагерю итальянцев. От пленных я узнал, что на склонах Матаюра находится 2-й полк бригады Солерно. Это один из самых знаменитых итальянских полков, который не раз за свои выдающиеся достижения упоминался в приказах генерала Кадорны. Этот полк, без сомнения, станет стрелять, нам надо быть осторожными.

Предостережения оправдываются. Едва голова отряда Роммеля выходит на западный склон Мрзли врх, как с высот 1467 и 1424 по ней открывают сильный огонь. Пулеметные очереди ложатся точно на дорогу, и скоро она пустеет. Мы прячемся от прицельного огня в густых придорожных кустах. Вскоре мы уже взяли себя в руки. Мы теперь продолжаем идти в направлении 1467 не снизу от дороги Матаюр, а резко сворачиваем на юго-запад. Я хочу как можно быстрее дойти до крутого изгиба, который {404} делает дорога южнее 1424. Если мы будем там, то 2-му полку бригады Солерно вряд ли удастся уйти от нас. Он окажется примерно в том же положении, что полчаса назад и 1-й полк, с той лишь разницей, что мы сможем своим огнем помешать их отходу на юг, на голые склоны Матаюра, тогда как у Мрзли врх у итальянцев была возможность скрытно отойти через лесную зону.

Чтобы ввести противника в заблуждение, я выставляю несколько пулеметов на западных склонах Мрзли врх. С остальной частью отряда мы беспрепятственно — противник не видит нашего движения в густом кустарнике — доходим до изгиба дороги в 600 метрах южнее 1424. Там я готовлю внезапный удар на гарнизон 1424, который еще продолжает стрелять по арьергарду отряда Роммеля и нашим пулеметам на Мрзли врх. Успех на Мрзли врх заставил всех забыть об усталости, стертых до крови ногах и о тяжелой ноше на плечах.

Когда я спешно делаю последние распоряжения о наступлении, определяю точки для пулеметов и расставляю ударные отряды, сзади из батальона приходит приказ: «Вюртембергскому горному батальону вернуться назад»³⁹. Приказ вернуться назад означал, что за исключением находящихся со мной 100 карабинеров и 6 тяжелых пулеметов все остальные части отряда Роммеля должны выйти маршем обратно к горе Грагонца. Должен ли я тоже прервать бой и вернуться к Грагонца? {405}

Нет! Приказ из батальона был отдан без знания боевой ситуации на южных склонах Матаюра. Здесь еще предстоит проделать большую работу. Но надеяться на подкрепление я в ближайшее время не могу. Однако рисунок местности очень благоприятен для планируемого наступления, да и каждый горный стрелок стоит двадцати итальянцев. Мы пойдем в атаку, несмотря на наше смехотворно малое количество.

На 1424, и 1467 итальянцы заняли оборону между огромными глыбами скал, фронтом на восток. Когда по рядам противника неожиданно открывается наш огонь с юга, тот быстро уходит с головой в укрытия. Летящие во все стороны каменные осколки во много раз усиливают действие каждого залпа. Ответный огонь довольно слабый. Наши пулеметные расчеты хорошо замаскированы в густых кустах, и противнику трудно их обнаружить.

В бинокль я наблюдаю за отличным результатом нашего обстрела. Когда первые итальянцы пытаются отойти с 1424 по северному склону, я с карабинерами спешу верхом по дороге Матаюр, к западному склону 1424. Мы быстро движемся вперед под прикрытием тяжелых пулеметов. Справа от нас противник покидает свои позиции на восточном склоне 1424, огонь оттуда затихает.

Мы продолжаем наступление. Я подтягиваю тяжелые пулеметы поэшелонно. Один из батальонов противника собирается уйти с высоты 1467 на юго-запад. Но снаряды наших пулеметов, упавшие в 50 метрах от начала их колонны, останавливают продвижение батальона. Они нас поняли. Через несколько минут мы подходим с платками в руках к скале в 500 метрах южнее высоты 1567. Противник полностью прекратил огонь. Два тяжелых

пулемета охраняют сзади наш демарш. Царит необычайная тишина. Иногда видно, как между скалами промелькнет итальянец. При этом мы можем просматривать территорию перед нами только на несколько метров вперед. Когда мы заворачиваем за угол, видимость налево опять увеличивается. Перед нами, едва ли в 300 метрах, стоит 2-й полк бригады Солерно, солдаты уже собрали и сложили оружие. На краю дороги в окружении своих офицеров сидит глубоко потрясенный командир полка, он плачет от ярости и стыда за неповинующихся приказам своих солдат, своего когда-то такого гордого полка. Быстро, пока итальянцы не увидели, как мы немногочисленны, я отделяю 35 офицеров от остальных собравшихся 1200 человек и отправляю последних быстрым маршем по дороге Матаюр к Люико. Взятый в плен итальянский офицер кипит от ярости, когда видит, что перед ними была только горстка немецких солдат.

Не делая пауз, мы продолжаем наступление на вершину Матаюр. Она находится сейчас на 200 метров {407} выше нашего уровня на расстоянии полутора километров. В бинокль четко виден вражеский гарнизон, залегший на позициях на скалистой вершине горы. Судя по всему, они не собираются следовать примеру своих товарищей на южном склоне Матаюр, которые сдались в плен. Очередями нескольких пулеметов лейтенант Лойце обеспечивает огневую поддержку наступления, которое мы пытаемся осуществить по кратчайшему пути с юга. Но наше продвижение на этом участке сильно затрудняют оборонительный огонь противника и неблагоприятная топография местности, так что я принимаю решение незаметно для вражеского гарнизона свернуть на восток и нанести удар по позициям на вершине Матаюр с отметки 1467. Во время перехода небольшие группы итальянцев с оружием и без продолжали подходить к месту, где четверть часа назад сложил оружие 2-й полк бригады Солерно.

На остром отроге Матаюр, в 500 метрах восточнее вершины, мы застаем врасплох целую итальянскую роту. Не зная о происходящем у себя за спиной, она стоит на северном склоне под проходящим от высоты 1467 к высоте 1643 отрогом фронтом на север и ведет перестрелку с дозорными отрядами 12-й дивизии, которые совершают подъем от высоты Делла Колонна к Матаюр. Наше внезапное появление у них за спиной, выше по склону, с нацеленным на них оружием, заставляет и этого противника сразу сдаться без боя.

В то время как лейтенант Лойце продолжает вести пулеметный обстрел позиций противника на вершине из юго-восточного направления, я с остальными частями моей маленькой «армии» поднимаюсь в восточном направлении по отрогу к вершине. На макушке одной из скал, в 400 метрах {408} восточнее вершины, я выставляю еще несколько тяжелых пулеметов, чтобы они обеспечивали огневое прикрытие для ударных отрядов на южном склоне. Но прежде чем мы успеваем открыть огонь, гарнизон вершины делает знак, что они сдаются. Еще 120 человек терпеливо дожидаются, пока мы займемся ими рядом с развалившейся пограничной будкой на вершине Матаюр (1641 метр). С севера к нам поднимается разведотряд 23-го пехотного полка, состоящий из одного унтер-офицера и шести бойцов.

В 11.40 26 октября три зеленые и одна белая ракеты возвещают о том, что горный массив Матаюр взят. Я даю своему отряду один час на отдых, бойцы его заслужили.

Вокруг нас в сияющем солнечном свете лежат горы. Видно далеко: на северо-западе в 9 километрах находится гора Стол (выше нас на 27 метров), против которой действует группа Фличера. На западе намного ниже нас видно гору Миа (1228 метров). Долину Натизоне нам не видно: хотя она и находится всего в трех километрах от нас, но на 1400 метров ниже. На юго-западе раскинулась плодородная равнина вокруг Удино, штаб-квартиры Кадорны. На юге узкой полоской блестит Адриатическое побережье. На юго-востоке и востоке лежат так хорошо известные нам высоты Грагонца, Сан-Мартино, Хум, Кук и высота 1114.

О том, что вокруг идет война, напоминают сидящие между нами пленные, слабый артиллерийский огонь и воздушный бой, в котором один из итальянских самолетов загорелся и падает вниз. Никого из соседей не видно. Я диктую лейтенанту Штрайхеру боевое донесение, которое от меня ежедневно требует майор Шпроссер.

Размышления: Взятие горы Матаюр произошло через 52 часа после начала наступления под Тальяменто. Весь этот период мои горные стрелки почти непрерывно находились в боях на передовой линии атаки и составляли ударное острие Альпийского корпуса. За это время они прошли — неся на плечах тяжелые пулеметы — вверх по склонам 2400 метров и 800 метров вниз, преодолев фактическое расстояние в 18 километров по укрепленной, как горная крепость, территории противника.

Один за другим, в течение 28 часов небольшим отрядом {410} Роммеля в боях были разгромлены пять свежих итальянских полков. Число пленных и трофеев отряда Роммеля составило: 150 офицеров, 9000 человек, 81 орудие. Сюда не входят те вражеские соединения, которые после того, как они были отрезаны, — на горе Кук, у Люико, на позициях на восточном и северном склонах горы Матаюр — сложили оружие и сами, построившись в колонны пленных, отправились к Тальяменто.

Абсолютно непонятным было поведение 1-го полка бригады Солерно на Мрзли врх. Растерянность и бездействие привели их к катастрофе. Даже единственный пулемет, взятый в руки офицером, мог бы спасти положение, хотя бы обеспечить полку достойное поражение. А если бы офицеры этого полка повели полторы тысячи своих солдат в атаку на отряд Роммеля, то гора Матаюр вряд ли была бы пала 26 октября.

В боях 24, 25 и 26 октября 1917 года различные итальянские полки, увидев, что их атакуют с флангов или даже с тыла, считали свое положение безвыходным и досрочно прекращали сопротивление. Итальянским командирам не хватало решительности. Они не привыкли к гибкости нашей наступательной тактики и, кроме того, недостаточно твердо держали в руках своих подчиненных. К тому же война с немцами не носила народного характера. Многие из итальянских солдат перед войной зарабатывали себе на хлебе Германии и нашли там свою вторую родину. Это отношение простых солдат к Германии ясно проявилось в возгласах «Да здравсвтует Германия!» на Мрзли врх.

Через несколько недель горные стрелки встретились в местности Граппа с совсем другими итальянскими войсками, которые образцово сражались. Здесь невозможен был такой успех, как под Тальяменто.

Сегодня итальянская армия является одной из лучших в мире. Она воодушевлена новым духом и прошла {411} проверку своих сил в крайне тяжелом походе против Абиссинии⁴⁰.

Оценка успехам Вюртембергского горного батальона в первые дни великой битвы дается в приказе дня от 3 ноября 1917 года по немецкому альпийскому корпусу (генерал фон Тучек). Там говорится: «Захват хребта Коловрат привел к развалу всей системы обороны противника. Вюртембергский горный батальон, под командованием его целеустремленного командира майра Шпроссера, его отважных офицеров, находился там, на передовой линии боев. Взятие горы Кук, занятие Люико, прорыв позиций на Матаюре отрядом Роммеля привели к общему неудержимому наступлению».

Потери отряда Роммеля за три дня наступления были, к счастью, небольшими: 6 убитых, включая одного офицера, 30 раненых, включая одного офицера.

На полдень 26 октября в наступательном сражении Флитч — Тальяменто сложилось следующее положение:

Группа Крауса: передовые части стоят на отдыхе под Бергонья. Отбита атака противника у перевала Танамеа.

Группа Штпайпа: 62-й пехотный полк и 63 пехотный полк 12-й дивизии двигаются в долине Натизоне от государственной границы через Штупиццек Лох. К последнему они должны подойти около 14.00. С севера против итальянских позиций на линии Матаюр — Мрзли врх не поставлено никаких ударных сил. 23-й пехотный батальон, совершая марш через Грагонца к Матаюр, подошел в полдень к Грагонца. Отряд Роммеля (часть ВГБ) взял {412} Мрзли врх и Матаюр. Основная часть ВГБ под командованием майора Шпроссера совершает спуск с высоты Грагонца к Массериж. За ними идут 11-й и III-й лейб-полки, 1-й лейб-полк и 10-й резервный егерский батальон. В 11.00, после того как противник отошел со своих позиций под Полава, они выходят на марш к Полава. 4-й егерский полк берет уже в 9.30 гору Сан-Мартино и идет далее в направлении Аццида.

Группа Скотти: 8-й гренадерский полк в течение первой половины дня занимает гору Хум. 1-я дивизия к.у.к. продолжает наступление на Сан-Якоб через Камбреско.

Общий итог: Силам 12-й дивизии и Альпийского корпуса у Люико удается пройти вперед в юго-западном направлении только после того, как передовыми частями ВГБ были взяты итальянские позиции на горе Грагонца и разбита бригада Салерно на Мрзли врх и Матаюре. Наступление 12-й дивизии в долине Натизоне, северо-западнее горного массива Матаюр, куда они дошли ночью с 24 на 25 октября, также стало возможным после того, как был нейтрализован противник, расположившийся на горе Матаюр.

Преследование через Тальяменто и Пиаве 1917–1918 годов

Массериж — Чампеглио — река Торре — Тальяменто — перевал Клаутана

На вершину Матаюр лейтенант Аутенрит приносит нам приказ майора Шпроссера двигаться к населенному пункту Массериж. Спуск туда — а это в 800 метрах ниже — забирает последние силы моих смертельно усталых бойцов. Мы берем с собой пленных офицеров 2-го полка бригады Солерно, потому что у нас создается впечатление, что они не могут смириться со своим новым положением. Слишком рискованно отправлять их в сопровождении минимальной охраны в Люико, по дороге, вдоль которой еще раскидано большое количество оружия.

Не встретив противника, мы поднялись по узкой тропе и ранним утром дошли до расположенной в чудесном местечке деревушки Массериж. Роты быстро распределяются по нескольким подворьям, принимаются самые необходимые меры по обеспечению охраны и взаимосвязи с марширующими в направлении Печини другими частями ВГБ, затем усталые солдаты, наконец, могут отдохнуть.

Я приглашаю пленных штабных офицеров разделить с нами простой ужин. Но разговора не получается. Они едва дотрагиваются до скромного {414} угощения. Итальянцы потрясены тем, что произошло с ними и с их заслуженным полком. Я понимаю их состояние и быстро завершаю застолье.

Чуть забрезжил рассвет 27 октября, как отряд Роммеля уже выходит к долине Натизоне. Остальные части батальона уже дошли до Чивидале и значительно опережают нас. На высотах западнее Натизоне продолжаются боевые действия, отряд Роммеля спускается без остановок на отдых и еду вниз, к лежащей в долине Чивидале. Я еду верхом впереди отряда и около полудня догоняю отряд Гесслера у Сан-Куарцо, где они ведут бой с противником, который еще держит Пургессимо. С лейтенантом Штрайхером мы пересекаем поле боя. Иногда пулеметные очереди убыстряют темп нашего движения. Восточнее Сан-Куарцо я нахожу майора Шпроссера. Участия моего отряда здесь уже не требуется.

Около 14.00 сражение у Пургессимо заканчивается. После многочасового привала в северной части горящего Чивидале отряд Роммеля в полночь выдвигается в Чампеглио, где остальные части ВГБ уже охраняют дороги в направлении Фаэдис.

Рано утром 28 октября преследование в направлении на запад продолжается. Обрушившийся с неба ливень промочил нас до нитки. Некоторые солдаты прячутся от дождя под зонтами, которые предприимчивые ребята где-то раздобыли. Но высшее начальство быстро запрещает этот новый вид снаряжения. Мы продолжаем маршировать вперед, не встречая противника.

Во второй половине дня у реки Торре под Примулаццо дорогу нам перекрывают арьергардные части итальянцев. Обычно маловодная река превратилась после сильного ливня в широкий бурлящий поток. {415} Неприятель с того берега стреляет во все, что движется на противоположной стороне реки.

Мы останавливаемся в Примулаццо, переодеваемся в найденное на одном из итальянских складов сухое белье и рано укладываемся спать. Напряжение последних дней и ночей нас изрядно измотало. Но уже за час до полуночи приходит приказ майора Шпроссера: «Отряду Роммеля, усиленному одним взводом горной артиллерии, перейти ночью, самое позднее к рассвету, через реку Торре». Подъем! lj оставшуюся часть ночи отряд лихорадочно работает. Пока артиллерия обстреливает гарнизон итальянцев на западном берегу, из подручных средств сооружается переправа, идущая через многочисленные рукава реки. Неприятель не доставляет особого беспокойства. Судя по всему, после первых же наших снарядов основная масса расположенных на западном берегу итальянских сил отошла. К рассвету начало нашего «моста» уже находится в ста метрах от западного берега, противник отступил.

Первым через последний, очень бурный рукав реки Торре переправляется верхом лейтенант Грау. Поскольку подручных средств, чтобы продолжить переправу до западного берега, не хватает, на последнем участке натягивается прочный трос. За него стрелки держатся при переходе стремительного течения, которое все же уносит одного человека. Течение сорвало с троса и одного из итальянских пленных, который нес на плечах большой санитарный ранец, и его — пленного — понесло вниз по течению. Его несло на спине, он кричал. Вероятно, он не умел плавать. Кроме того, тяжелый ранец тянул его вниз. Мне стало жаль беднягу. Я пришпориваю своего коня, скачу за ним, и мне удается нагнать его

и приблизиться к нему. Смертельно напуганный итальянец хватается за поводья лошади, и славное животное вытаскивает нас обоих целыми и невредимыми на берег.

Через четверть часа весь отряд заканчивает переправу. Мы движемся через Риццолло, где нас очень дружески приветствует местное население, через Таваньяко к Фелетто, и присоединяемся там к остальным частям батальона, которые перешли реку по мосту у Сальт. Не вступая в огневой контакт с противником, батальон движется в западном направлении вдоль Тальяменто и поздно вечером доходит до Фаганья. Там я удобно расквартировываюсь со своим штабом. Хозяева дома отсутствуют, но прислуга еще там. Мы едим и идем спать.

30 октября батальон доходит до Тальяменто в районе Диньяно. Тамошний мост взорван. Противник занимает западный берег разбухшей от дождей реки. Попытки форсировать реку проваливаются. Севернее мы выходим на дорогу, которая ведет через Сан-Даниэль к мосту в Пьетро, она полностью забита: зажатые между грузовиками и тяжелой {417} артиллерией на конной тяге стоят вьючные животные и машины с беженцами. На дороге и по обеим сторонам от нее на многие километры растянулись стоящие вплотную друг к другу военные автомобили, ни один из них уже не может выбраться из этой пробки. Итальянских солдат нигде не видно. Очевидно, они скрылись через поля. Лошади и мулы застряли здесь, видимо, уже давно и от голода жуют все, до чего могут дотянуться: сбрую, одеяла, кожаные вещи.

Предполагавшийся ранее ночной прорыв отряда Роммеля к мосту у Пьетро, к сожалению, отменяется распоряжением свыше. Мы сожалеем, что лишились увлекательного приключения, и остаемся на эту ночь в Диньяно.

На следующий день становится известно, что в приказе командующего армией в связи со взятием горы Матаюр упоминаются части 12-й дивизии. Эта ошибка была исправлена через вышестоящие инстанции.

В следующие дни все попытки перейти Талья-менто оканчивались неудачей. Только в ночь со 2 на 3 ноября батальону Редля из 4-го боснийского пехотного полка удалось вступить на западный берег. 3 ноября ВГБ выводят из состава Альпийского батальона. Он получает задание в качестве авангарда 22-й стрелковой дивизии к.у.к. пройти через Карнишские Альпы по линии Медуно — Клаут и как можно скорее выйти в верхнюю часть долины Пиаве у Лонгароне, чтобы преградить путь на юг находящимся на Доломитском фронте итальянским частям.

Одним из первых ВГБ переправляется через Тальяменто под Корнино. Сильные дозорные отряды на трофейных итальянских складных велосипедах направляются вперед основных сил к Медуно. {418} Проходя через этот поселок, авангард ВГБ берет в плен 20 итальянских офицеров и 300 солдат. Далее мы движемся тропой по ущелистым Клаутанским Альпам в направлении перевала Клаутана, продолжая преследовать по пятам слабый итальянский арьергард. Мой отряд марширует в полном составе, в авангарде идет отряд Гёсслера. Вечером б ноября доходим до Пиколат. Рано утром 7 ноября ВГБ в том же порядке начинает подъем к перевалу Клаутана. Когда передовые части авангарда подходят к перевалу на высоте 1439 метров, с высот по обеим сторонам по ним открывают сильный огонь. Это затрудняет продвижение авангарда по узкой извилистой тропе между Пиколат и перевалом (перепад высот 900 метров). Вскоре обстрел итальянцев делает движение по этому пути и вдоль него совершенно невозможным. Неприятель устроился на отличных позициях высоко на отвесных скалах горы Джилиа-на (1634 метра) и на северо-восточном склоне горы Росселан (2067 метров), которые тянулись на 2000 метров над перевалом. Эти позиции производят впечатление неприступных.

Майор Шпроссер приказывает находящемуся в полном составе отряду Роммеля (1-я, 2-я, 3-я роты и 10-я пулеметная рота) обходить противника с юга по горе Росселан. Сложности возникли уже при подъеме на перевал Силисия, который находится под пулеметным и артиллерийским обстрелом противника. По одному мы перебегаем от скалы к скале. Наконец, мы находим укрытие от вражеского огня в боковой ложбине, ведущей к высоте 942. Но вскоре путь нам преграждают отвесные склоны высоты Росселан. Обойти неприятеля с юга невозможно. Не остается другого выбора, как идти на лобовое столкновение с противником на перевале. {419}

Много часов мы карабкаемся по скалам, чтобы подобраться к врагу с юга от перевала. При этом доблестные стрелки несут на плечах тяжелые пулеметы по таким местам, где я с трудом прохожу без всякого снаряжения. Только вскоре после наступления темноты отряд Роммеля, полностью вымотанный, доходит до покрытых снегом вершин, что в 600 метрах юго-восточнее перевала, и налаживает связь с частями отряда Гесслера, находящимся на дороге к перевалу на такой же высоте, в ста метрах севернее.'*Поросли горной сосны прячут моих людей от противника, который расположился полукругом на скалах впереди нас.

Я даю изнуренным бойцам немного отдохнуть, а сам с лейтенантом Штрайхером и несколькими разведгруппами иду изучить возможность внезапной ночной атаки. Ночь темная, небо затянуто облаками. Хорошо, что между низкими деревцами белеют островки снега. Хотя его скрип под нашими ногами то тут, то там провоцирует огонь итальянцев, однако это помогает и мне скоро выяснить, где расположены вражеские позиции.

Мне удается найти подходящие места для пулеметных точек — в ста метрах от перевала и на несколько метров выше его уровня. В течение многих часов мы крайне осторожно и тщательно готовим огневую защиту для нашего ночного удара. Для этого выделяется целая пулеметная рота. Тем временем 1-я и 3-я роты встают на боевые позиции, где-то в 300 метрах от перевала, в местах, укрытых от огня противника сверху.

В 24.00 все расчеты пулеметной роты должны произвести двухминутный обстрел по противнику на перевале, а затем переключиться на позиции итальянцев по обеим сторонам перевала. Сразу после

открытия огня пулеметами 1-я и 3-я рота должны идти на штурм перевала по ведущим к нему справа и слева оврагам и захватить его с помощью ручных гранат и штыков.

К сожалению, я слишком долго задержался у взводов, которые готовились к огневой поддержке атаки. Когда они начали обстрел, я еще находился на скалистом склоне, метрах в ста от штурмовых рот. Хотя они и должны были атаковать самостоятельно, но я бы хотел быть с ними. Я тороплюсь скорее дойти до них и, к своему удивлению, нахожу обе роты на исходных позициях. Кто не выполнил приказ — командир или войска? Вскоре две минуты огня на поражение проходят. Начавшаяся теперь атака не поддержана огнем пулеметов. И не удивительно, что после ожесточенного гранатного боя атака была отбита, у нас есть потери. После неудавшегося нападения я отвожу обе роты на исходные позиции.

Я очень разгневан таким исходом ночного штурма. {421} Это первая наступательная операция с самого начала войны, которая мне не удалась. Многочасовая тяжелая работа оказалась напрасной. Повторная попытка атаки этой ночью представляется мне бесперспективной, нельзя и требовать этого от переутомленных бойцов. После напряжения всех сил в течение дня и ночи им необходимо отдохнуть и подкрепиться. И то, и другое невозможно в снегу, на высоте 1400 метров, поблизости от позиций противника. К тому же, такое плотное сосредоточение крупных сил недалеко от перевала может привести днем к проблемам. Эти соображения приводят к приказу свернуть боевые действия. Как и до атаки отряда Роммеля, 5-я рота берет на себя пост у перевала. С четырьмя ротами я возвращаюсь назад, в долину к Пиколат. Во время перехода докладываю майору Шпроссеру, штаб которого находится на скале по нашему ходу, о неудаче ночного штурма.

Отряд доходит до Пиколат незадолго до рассвета. Немногочисленные домишки в деревушке полностью забиты войсками. Мы располагаемся под открытым небом. Подходит вьючный обоз, и мы получаем кофе из канистр. Мы наслаждаемся горячим напитком. Проходит два часа, рассветает, в узкую долину проникают первые лучи солнца. Тут меня зовут к полевому телефону. Из батальона приходит приказ: «Противник оставил перевал Клаутана. Отряду Роммеля немедленно выйти туда и соединиться с отрядом Гесслера. Батальон продолжает преследование через Клаут».

Незадолго до рассвета разведгруппы 5-й роты установили, что противник отошел с перевала. Известие о том, что враг оставил без боя выгодные позиции, придает всем новые силы. Вскоре отряд Роммеля опять на марше. Через несколько часов, {422} двигаясь на этот раз по дороге, мы доходим до перевала и можем там убедиться в отличных результатах работы 1-й пулеметной роты. Огонь одного из пулеметов, очевидно, пришелся вдоль дороги, идущей по перевалу, на которой располагался противник. Пулемет простреливал ее метров на сто, что привело к многочисленным потерям, о чем свидетельствуют окровавленные повязки по обеим сторонам дороги.

Размышления: Ночная атака отряда Роммеля у перевала Клаутана не удалась потому, что не было согласованности в действиях огня пулеметной роты и наступлении ударных рот.

Преследование в направлении к Чимолаис

Удивительно, с каким терпением горные стрелки несут на плечах свой тяжелый груз. Они уже находятся на марше и ведут боевые действия более 28 часов без привалов. За это время они дважды поднимались на перевал Клаутана, вместе 1800 метров перепада высот! Сейчас широкими шагами они идут вниз по склону. Отряд Гёсслера, по-прежнему находящийся в авангарде, значительно нас опережает.

Около полудня мы нагоняем авангард в районе Клаута и продолжаем двигаться дальше вместе. Под Иль-Порто отряд Гёсслера натыкается на врага и атакует его. Но до серьезного боя дело не доходит, так как противник отступает на север. Отряд Гёсслера (5-я рота, 3-я пулеметная рота) продолжает двигаться к Иль-Порто, а отряд Роммеля (1-я, 2-я и 3-я роты, 1-я пулеметная рота) от Сен-Готард назначается головным отрядом усиленного 1-го стрелкового полка 26-й дивизии к.у.к. на марше к Чимолаис.

Отряд Роммеля идет в развернутом порядке сначала

по широкой, а потом все более сужающейся долине (справа и слева скалы высотой до 2000 метров) — мы преследуем противника, отступающего по западной окраине долины к Чимолаис. Заросли кустарника по обеим сторонам дороги прячут нас от врага. Несколько солдат на велосипедах во главе с лейтенантом Шёффелем и штаб отряда, поскольку он верхом, едут впереди развернутых рот в качестве линии охранения.

Уже начало темнеть, когда мы добираемся до восточного берега реки Челлина, рядом с восточной {424} окраиной Чимолаис. Русло реки (шириной около ста метров) почти совсем высохло. Судя по всему, противник отошел дальше назад в направлении Лонгароне, и поселок Чимолаис не занят. Вместе с велосипедистами широким фронтом мы пересекаем русло реки. Выстрелов не последовало. Затем мы вместе с лейтенантом Штрайхером въезжаем верхом в Чимолаис. Нас с особой почтительностью приветствует представитель местных жителей. Для немецких войск уже все подготовлено, он протягивает мне ключ от общинного дома. Можно ли ему верить? Может быть, противник все-таки устроил засаду?

Для разведки я посылаю нескольких велосипедистов проехать немного дальше на запад по ведущей на Лангароне дороге. Смертельно уставшие бойцы отряда Роммеля расквартировываются в южной части поселка. Таким образом, мы обеспечиваем охранение дороги на Лонгароне. Условия размещения отличные, еды много. После огромных нагрузок, которые выпали на долю стрелков отряда Роммеля — 32 часа беспрерывных боевых действий или марша практически без отдыха, несколько часов сна должны восстановить силы бойцов. Кто знает, что нам еще предстоит в долине Пиаве, которая лежит в 10 километрах перед нами?

В северной части Чимолаис размещаются штаб ВГБ, рота связи, отряд Шилляйна (4-я, 6-я роты, 2-я пулеметная рота) и 1-й батальон 26-го стрелкового полка к.у.к. Последний отвечает за посты на севере. Тем временем уже полностью стемнело. Велосипедный отряд под командованием лейтенанта Шёффеля сообщает, что противник занял позиции на склонах горы Лодина (1996 метров) и горы Кор-нетто (1793 метра) и окапывается. Это сообщение передается дальше в штаб.

Пришедший из штаба батальона около полуночи приказ звучал вкратце так: «Тем временем, как 3-я рота утром 9 ноября с западной окраины Чимолаис ведет наступление на противника западнее Чимолаис, отряд Роммеля (1-я, 2-я роты, 1-я пулеметная рота) обходит через г. Лодина (подняться туда еще до рассвета), отряд Шилляйна (4-я, 6-я роты, 2-я пулеметная рота) через г. Корнетто (1793) — г. Цертен (1882) — Эрто, отряд Гесслера (5-я рота, 3-я пулеметная рота) через 995 — 1483 — Эрто — позиции противника западнее Чимолаис».

Подъем ночью на скалистую, малопроходимую гору высотой в 2000 метров (перепад высот 1400 метров) я считаю невыполнимым для моего полностью измотанного отряда. Поэтому вскоре после полуночи я отправляюсь к майору Шпроссеру и прошу изменить приказ. Я предлагаю утром 9 ноября {426} нанести фронтальный удар по противнику всеми силами отряда Роммеля. Майор Шпроссер нехотя изменяет приказ: в обход через гору Лодина идет только одна рота, другие роты остаются в моем распоряжении и наносят фронтальный удар.

Наступление на итальянские позиции западнее Чимолаис

За три часа до рассвета 2-я рота под командованием лейтенанта Пайера, ведомая одним из местных жителей, выходит на север через гору Лодина, в обход вражеских позиций. В 5.00 лейтенант Шёффель устанавливает, что на позициях противника западнее Чимолаис царит полная тишина. Он предполагает, что противник оставил позиции, как и днем раньше.

Я отдаю приказ ротам готовиться к бою, и вызываю командиров рот к себе, на южную окраину Чимолаис. Для того чтобы определить, действительно ли противник отошел с позиций, а если нет, то изучить местность по обеим сторонам дороги от перевала, по которой будет проходить наступление, я еду вперед под охраной нескольких велосипедистов. Уже светает, когда мы выезжаем из Чимолаис. Дорога плавно идет вверх, велосипедисты едут в 50–100 метрах впереди нас.

Когда мы доезжаем до часовни Ла Крозетт в 150 метрах западнее Чимолаис, на склонах из сумерек засверкали вспышки. По дороге бьют из пулеметов и винтовок, мимо наших ушей свистят пули. Велосипедисты моментально спрыгивают с велосипедов, верховые — с лошадей, которые, оставшись без всадников, несутся назад в Чимолаис. Вскоре вся разведывательная группа собирается в часовне {427} Ла Крозетт, никто не пострадал. Стены маленькой часовни защищают от интенсивного огня, который теперь сосредоточился на нашем убежище. Вскоре залпы итальянских орудий разбивают крышу, и обломки падают нам на головы. С каждой минутой улучшается видимость для противника, который находится всего лишь в 200 метрах от нас. Одного снаряда будет достаточно, чтобы отправить всех нас на тот свет. Если мы будем выжидать, то так, без сомнения? ti будет.

Едва огонь винтовок и пулеметов несколько ослаб, я определил порядок, в котором мы по одному будем перебежками, от укрытия к укрытию, отходить назад к Чимолаис. Первым должен идти унтер-офицер Брюкнер, я за ним вторым. И хотя итальянцы усиленно обстреливали каждого, но мы выбегали в разных направлениях и никогда не покидали укрытия в том же месте, откуда в него попали. Поэтому всем удалось целыми и невредимыми добраться до Чимолаис. Эта вылазка стоила нам только нескольких потерянных лошадей. Но если бы итальянцы подпустили нас еще на сто метров ближе к своим позициям, то всем нам пришел бы конец.

Тем временем стало совсем светло. Когда шел обстрел нашего отряда, группа наблюдателей из штаба отряда под руководством вице-фельдфебеля Добельманна определила с помощью приборов наблюдения (из взятых под Тальяменто трофеев), где проходят позиции неприятеля западнее Чимолаис. Вспышки выстрелов в предрассветных сумерках очень помогли этому. С колокольни церкви в Чимолаис Добельманн показал мне места расположения противника.

Неприятель численностью до батальона находится в хорошо укрепленных позициях по обеим {428} сторонам дороги Чимолаис — Эрто. В 800 метрах к северо-западу от Чимолаис эти позиции примыкают к южному скалистому и крутому склону горы Лоди-на. Они тянутся дальше по каменному отвалу, через 500 метров пересекают широкую дорогу и к югу от дороги идут сначала над круто обрывающимся на восток хребтом. В 150 метрах к югу от дороги укрепленные сплошные позиции заканчиваются. Отсюда северо-восточный склон горы Корнетто защищается только цепью стрелков (примерно числом до роты) и несколькими пулеметами. Самый дальний стрелок противника находится на высоте 500 метров над уровнем долины. Каждый из стрелков умело расположился фронтом на Чимолаис, но они вряд ли сумели глубоко окопаться в скалистой почве. Их точки защищены в основном собранными вокруг камнями и осколками скал. Позиции противника на горе Лодина и по сторонам дороги защищены колючей проволокой. На Корнетто в этом нет необходимости, поскольку отвесный обрыв делает приближение к ним невозможным.

Ночью я пообещал майору Шпроссеру взять эти позиции фронтальным ударом. Смогу ли я сдержать свое обещание? Я представлял себе эту задачу намного легче. Но теперь предстоит выполнять ее в тяжелых условиях. О лобовом наступлении широким фронтом можно говорить только применительно к загороженным колючей проволокой позициям на горе Лодина и по обеим сторонам дороги. Атаку пришлось бы вести под фланкирующим огнем противника с Корнетто. Хотя его и можно было бы в значительной степени нейтрализовать, установив собственные пулеметы на склоне Лодина, в 700 метрах севернее Чимолаис, который противник не включил в линию своих позиций, но возможности

для огневой поддержки самого наступления на защищенные колючей проволокой позиции остаются весьма ограниченными. Идти против укреплений на горе Корнетто бессмысленно. Один вызванный итальянцами камнепад — и ударная колонна будет уничтожена, не говоря уже о фланкирующем огне противника с позиций на Лодина. Обход вражеских позиций с фланга через гору Лодина, как выяснилось при свете дня, будет чрезвычайно тяжелым и потребует много времени; через Корнетто такой маневр не имеет вообще никаких шансов на успех. Восточный склон горы представляет собой вертикальную скалистую стену, по которой не сможет подняться ни один человек.

Начавшая ночью восхождение на высоту Лодина 2-я рота уже полностью исчезла из поля нашего наблюдения. Судя по всему, они отошли далеко на север. На ударные позиции, очевидно, они выйдут не раньше вечера. До этого не приходится рассчитывать {430} на начало наступления обходных колонн Шилляйна и Гёсслера.

Для огневой поддержки фронтального наступления на вражеские позиции западнее Чимолаис годится только единственная вершина, которая находится в 700 метрах к северу от Чимолаис. Ее высота 937 метров, на верхушке растет низкий кустарник. Внимательно осмотрев в бинокль с колокольни церкви в Чимолаис местность, по которой нам предстояло наступать, я принимаю следующее решение: «Сконцентрированным огнем большого числа легких пулеметов с высоты в 700 метрах севернее Чимолаис нанести удар по гарнизону противника на горе Корнетто, подавить его и затем перейти в наступление в долине по обеим сторонам дороги».

Следующие несколько часов я занимаюсь расстановкой, скрытно от противника, легких пулеметов 1-й роты лейтенанта Трибига на позициях в зарослях кустарника на высоте в 700 метрах севернее Чимолаис и инструктирую их о плане наступления и их задачах. Затем прочие части отряда (остатки 1-й роты, 2-я рота, 1-я пулеметная рота) занимают позиции на непросматриваемых противником склонах северо-западнее Чимолаис и получают от меня предварительные инструкции. Боевой штаб отряда находится при 1-й пулеметной роте, связисты устанавливают линию полевой связи с группировкой легких пулеметов на высоте 937, а также с 1-й и 3-й ротами.

Во время этих приготовлений четверо горных стрелков и несколько пулеметов 1-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к. открывают огонь из района церкви в Чимолаис по позициям итальянцев на перевале, не согласовав это никаким образом с отрядом {431} Роммеля. Поскольку эта самодеятельность никак не вписывается в мой план, я лично иду в штаб майора Шпроссера в Чимолаис и прошу немедленно прекратить огонь.

В 9.00 я разрешаю огневому эшелону 1-й роты открыть огонь. В соответствии с инструкцией, четыре легких пулемета сначала ведут огонь по стрелкам противника, находящимся в левой части склона, а два других пулемета сдерживают остальной гарнизон Корнетто. Хотя расстояние для легких пулеметов достаточно большое (более 1400 метров), но их действие, как и ожидалось, оказывается впечатляющим. Мы можем это наблюдать в бинокль. И хотя незащищенным итальянским стрелкам, попавшим под наш обстрел с расположенных выше позиций, не грозит непосредственная опасность, но шквал огня настолько их подавил, что они поспешно покидают свои стрелковые окопы и ищут укрытия в необстреливаемой зоне у своих соседей слева. Залпы пулеметов 1-й роты следуют за ними, и скоро итальянским стрелкам становится жарко и в новых укрытиях. Они спешно перебегают в укрепленные позиции к югу от дороги, надеясь укрыться там от нашего огня.

Сначала у итальянцев перебегают отдельные солдаты, но вскоре в движение приходит весь взвод. Этого я и ждал. 1-я пулеметная рота получает приказ включиться в бой с высоты, расположенной на западе от Чимолаис. До сих пор мы не могли использовать этот невысокий холм, поскольку его мог обстреливать с расположенных выше позиций гарнизон Корнетто. Сейчас же он практически выведен из боя.

Как только в дело вступают тяжелые пулеметы, к южному краю линии окопов, находящихся на склонах

в 150 метрах южнее дороги, с Корнетто сбегают итальянцы (всего около роты). Мощь нашего обстрела все увеличивается. В бой один за другим вступают все новые тяжелые пулеметы. Продолжают вести огонь шесть легких пулеметов с высоты 937. По ту линию фронта итальянцы бегут к узким окопам, падая друг на друга. Против огня легких пулеметов, который ведется под острым углом, и эти позиции не дают достаточного укрытия.

Теперь 3-я рота получает приказ немедленно идти на штурм по обеим сторонам дороги. Ей уже нечего опасаться со стороны склона Корнетто, а другие участки позиций неприятеля сдерживает пулеметная рота. Пока 3-я рота продвигается вперед, оставаясь вне пределов досягаемости огня с итальянских позиций на склоне горы Лодина, пулеметы продолжают делать свое дело. Они обстреливают вражеские позиции к югу от дороги, которые забиты людьми, спереди и сверху. Они сдерживают противника в укреплениях к северу от дороги и {433} отвлекают его. Итальянцы начинают отходить назад со своих позиций южнее дороги. Однако им трудно преодолеть плотную завесу огня немецких пулеметов. Большинство убегающих уже через несколько минут падают, как подкошенные. Я держу в своих руках все командование ведением огня: сам я нахожусь вместе с пулеметной ротой, а с эшелоном легких пулеметов за нами левее наверху, на склоне, у меня налажена полевая связь.

3-я рота уже подошла к проволочным заграждениям, и вдт она врывается — при отличной поддержке тяжелых и легких пулеметов — в позиции итальянцев на перевале. Мы победили!

Некоторые пулеметы я пока оставляю продолжать вести огонь. С остальными как можно быстрее спешу попасть в занятые позиции, идя тем же путем, что и 3-я рота. На Лодина гарнизон еще держится. В батальон отправляется донесение об успехе штурма, одновременно вперед вызываются велосипедисты, верховые связные и верховые лошади. Когда мы подходим к занятым позициям, гарнизон на Лодина (2 офицера и 200 солдат) тоже складывает оружие. Особенно меня радует, что у нас минимальные потери, всего несколько легкораненых. Я сам не ожидал, что нам так дешево удастся взять эти позиции врага.

Части вражеского гарнизона отступили на запад. Свою задачу теперь я вижу в том, чтобы продолжить их преследование, обогнать и как можно скорее занять долину реки Пиаве.

Размышления: Если бы в ночь с 8 на 9 ноября боевая разведка расположения сил противника западнее Чимо-лаис проводилась более тщательно, то штабная разведгруппа не попала бы под артобстрел.

С другой стороны, огневая атака неприятеля дала {434} возможность быстро определить его расположение. Особенно находчиво в этой ситуации действовал отдельный наблюдатель отряда вице-фельдфебель Добелъманн.

В боетехническом плане наступление под Чимолаис заставило немало поломать голову, прежде чем было найдено подходящее решение. При этом было учтено моральное действие огня легких пулеметов с далекого расстояния. Первые бежавшие с высоты Корнетто итальянские стрелки вызвали массовую панику в своем подразделении.

Взаимодействие всех видов вооружения во время наступления на противника западнее Чимолаис было налажено образцово. Перед прорывом 3-й роты мощнейший огонь был сконцентрирован на участке ее удара. Хорошо подготовленная сеть полевой связи дала возможность четко координировать наступательную операцию.

Преследование через Эрто и по ущелью Вайонт

Для перегруппировки подразделений времени нет. Если мы ослабим давление на отступающего противника хотя бы на несколько минут, то итальянские командиры могут вернуть контроль над солдатами. Все силы отряда, с которыми могу связаться, я направляю преследовать противника. Тыловые части получают приказ как можно быстрее догонять нас по дороге.

В 300 метрах западнее захваченных нами позиций путь преграждает огонь пулеметов со склонов горы Лодина. Его ведут части 2-й роты, которые из-за большого расстояния уже не могут отличить своего от чужого. Они приняли нас за итальянцев. От огня негде укрыться, очень неприятное ощущение. Слава богу, через несколько минут они все же поняли свою ошибку. Из-за этой задержки мы несколько отстали от отступающего противника. {435}

Тем быстрее спешим мы теперь вслед за ним. Итальянцы не должны еще раз задержать нас перед Лангароне. В 10.10 мы с лейтенантом Штрайхером вместе с передовыми частями 3-й роты доходим до Сан-Мартино. В это же время сюда из Чимолаис прибывают велосипедисты и верховые связные со штабными лошадьми.

Дорога делает плавный поворот на север и через 800 метров западнее Сан-Мартино входит в местечко Эрто-э-Кассо. Справа и слева горы здесь отступили далеко от дороги. В 500 метрах впереди нас по дороге спешно отходят небольшие группы итальянцев. Я быстро ставлю один легкий пулемет для огневой защиты и даю приказ открывать огонь только в том случае, если дело дойдет до боя. Затем мы спешим по дороге за противником. Верхом и на велосипедах мы вскоре догоняем первых итальянцев. Они не оказывают сопротивления. Оклик, предложение сдаться, знак «разоружиться», указание направления, куда пленные должны идти — этого достаточно. Галопом мы въезжаем в Эрто, пересекаем его. И здесь ни одного выстрела. Все, кого мы встречаем, сдаются в плен без сопротивления.

Впереди все преследование выглядит как бег наперегонки между лошадьми и велосипедами, а позади — как заключительный этап армейского марш-броска с полной выкладкой. Задыхаясь, стрелки тащат свою поклажу, легкие и тяжелые пулеметы. Отряд Роммеля растянулся в длину на многие километры. Каждый из стрелков знает, что сейчас нужно догнать противника, что успех зависит от быстроты преследования.

После Эрто долина опять сужается. Дорога ныряет в ущелье Вайонт. От долины Пиаве — нашей цели — нас отделяет еще четыре километра.

Самый тяжелый участок пути лежит еще перед нами: ущелье Вайонт. Оно тянется на три с половиной километра, очень узкое и глубокое. Дорога, проложенная взрывами в вертикальной стене на высоте 200–300 метров, идет сначала по северной стороне ущелья. Над стремительной горной речкой на дне ущелья на высоте 150 метров идет мост длиной в сорок метров. После этого моста дорога тянется по южной стороне ущелья. Через многочисленные боковые расщелины перекинуты мостики. Часто дорога идет сквозь длинные туннели. Одного взрыва в подходящем месте будет достаточно, чтобы на многие дни заблокировать путь на Лангароне. Даже {437} один пулемет, поставленный на входе в туннель, мог бы задержать нас здесь надолго. На карте все это можно было бы увидеть, но у меня не было времени, чтобы подробно ее изучить.

Выехав из Эрто, велосипедисты на идущей под уклон дороге получили большое преимущество перед верховыми. На одном из изгибов дороги они обогнали еще одну группу итальянских солдат, затем исчезли из поля нашего зрения. Вскоре после этого раздалцсь выстрелы. Далеко впереди на дороге, ведущей nib ущелью, виден итальянский грузовик, который движется на запад. Мы пришпориваем лошадей и мчимся через абсолютно темный туннель. Вдруг мощный взрыв метрах в ста впереди почти сбрасывает нас с лошадей. Мы на ощупь пробираемся в непроглядной темноте по туннелю (где, как потом выяснилось, находилось множество итальянцев) к выходу. Через 50 метров мы видим результат взрыва — перед нами лежит глубокая бездна. Неприятелю удалось взорвать мост, который шел через одну из боковых расщелин ущелья Вайонт.

Но где же мои велосипедисты? Слышная далеко на западе перестрелка дает ответ на этот вопрос. Мы мгновенно спрыгиваем с лошадей. Верховой связной получает задание: все части отряда, по мере их подтягивания, немедленно направлять дальше вперед. Затем мы карабкаемся по стенке обрыва, через обломки взорванного моста, и поднимаемся с другой стороны расщелины на дорогу. Бегом спешим к тому месту, откуда продолжают доноситься выстрелы.

Мы находим велосипедистов в сторожке у север ной стороны моста, который идет над ущельем. Они ведут перестрелку с экипажем итальянского грузовика, который недавно въехал в туннель на другой

стороне моста. Судя по всему, это итальянская команда подрывников, которая получила задание взорвать заранее подготовленные к этому сооружения в ущелье Вайонт. Велосипедисты рассказывают, что они переехали через заминированный мост за несколько секунд до взрыва, и что унтер-офицер Фишер, который попытался вырвать тлеющий запальный шнур, взлетел на воздух вместе с мостом.

Перед нами лежит самый высокий мост Италии: он проходит на высоте 150 метров над горным потоком, ширина его пролета 40 метров. На обеих его концах по середине проезжей части мы четко видим квадратные углубления с вложенными в них взрывными зарядами. Заряды уже приведены в действие? Враг на другой стороне моста прекратил перестрелку, его больше не видно. Отошел? Если переправа перед нами взлетит на воздух, то может пройти несколько дней, прежде чем мы доберемся до долины реки Пиаве. Нужно действовать быстро.

Я даю приказ унтер-офицеру Брюкнеру из 2-й роты,

которого знаю как особенно отважного и решительного солдата: «Возьмите топор, перебегите на другую сторону и перерубите идущие оттуда на мост провода. Как только это будет сделано, мы все вместе идем к вам и вырываем по пути все запальные шнуры».

К мосту идет множество низковисящих проводов, и я боюсь, что его могут подорвать через электрические взрыватели. Унтер-офицер Брюкнер немедленно отправляется выполнять приказ. Когда падает последний кабель, я с велосипедистами спешу переправиться на другую сторону, по пути мы вырываем запальные шнуры из зарядов взрывчатки. Теперь мост, в полной сохранности, в наших руках.

Мы торопимся дальше в направлении долины Пиаве. Нужно не допустить, чтобы команда {440} итальянских подрывников успела еще что-нибудь взорвать. Унтер-офицер Брюкнер с несколькими велосипедистами посылается вперед. Идущий сзади отряд получает приказ максимально увеличить темп марша. Дорога опять идет через многочисленные туннели. Она снижается, приближаясь к выходу из ущелья. Высота скал, в которых пробита дорога, доходит здесь до 450 метров. Впереди, где группа Брюкнера, не слышно никаких выстрелов, она должна была давно достигнуть конца ущелья.

В 11.00 и я, вместе с несколькими велосипедистами и стрелками из 3-й роты и штаба отряда (всего у нас 10 карабинов), добираюсь до выхода из ущелья Вайонт, в километре к востоку от Лонгароне. Перед нами открывается великолепный вид: под ярким полуденным солнцем лежит долина Пиаве. В 150 метрах ниже нас по широкому, разветвленному каменистому руслу бежит светло-зеленая горная речка. На другой ее стороне стоит Лонгароне — маленький вытянутый в длину городок, за ним опять возвышаются высокие скалы. По мосту через Пиаве в этот момент как раз едет автомобиль итальянских подрывников. По проходящей по западному берегу реки широкой дороге движется бесконечно длинная вражеская колонна при полном вооружении, войска идут с севера из Доломиты через Лонгароне на юг. Лонгароне и его вокзал, как и деревушка Ривалта, заполнены войсками и отдыхающими колоннами.

Сражение у Лонгароне

Мало кому во время Мировой войны представился такой случай, как нам в долине Пиаве: тысячи отступающих солдат противника в еще сомкнутом порядке на неширокой долине, которая справа и {441} слева ограничена высокими (до 2000 метров), частично непреодолимыми горами, не подозревающие о грозящей им с флангов опасности.

От радости у нас в груди сильнее забилось сердце. Решено — эти итальянцы больше не вернутся на поле боя. Десять вооруженных карабинами стрелков быстро занимают позиции в густом кустарнике, в ста метрах южнее дороги, и ведут огонь с расстояния около 1200 метров по колоннам на дороге Ри-валта — Пираго. Мы ведем огонь по одному участку, где противнику некуда свернуть: справа отвесные скалы, слева Пиаве. Вскоре из ущелья выходят запыхавшиеся стрелки 3-й роты и усиливают нашу линию огня.

Наш огневой напор разрывает через несколько минут растянувшуюся змею отходящих колонн на две части. Ее северная часть возвращается назад в Лонгароне, южная увеличивает темп движения. Спустя пару минут противник разворачивает против нас большое количество пулеметов. Но поскольку мы устроились в кустах на переднем склоне и поодаль от места выхода дороги из ущелья Вайонт, то стрелки противника нас не видят. Весь их огонь ведется по дороге и по ущелью, что существенно замедляет подход отряда Роммеля. Противник в Лонгароне пытается теперь небольшими группами отходить на юг. Но взвод 3-й роты с двумя легкими пулеметами, который расположился южнее ущелья Вайонт, делает и этот маршрут отхода весьма проблематичным для неприятеля.

Неожиданно один из моих связных обнаруживает на склоне высоты 854, расположенной за нашей спиной, итальянских пехотинцев, примерно роту. Я поспешно переставляю несколько стрелков и один легкий пулемет с западной линии огня на

противоположную сторону. Сейчас итальянские солдаты карабкаются по отвесной скале, один за другим, на расстоянии примерно 300 метров от нас. Если мы выстрелим в одного, то он, падая вниз, увлечет с собой находящихся ниже него товарищей. Успех обеспечен. Но сперва я приказываю не стрелять, а криком призвать противника сдаться. Итальянцы быстро понимают, что они здесь проиграли, и сдаются. Если бы мы обнаружили противника на пять минут позже, то он уже успел бы преодолеть отвесный участок и мог представить для нас серьезную опасность.

Неприятель взрывает в долине Пиаве мост восточнее Лонгароне. Попытка отойти сомкнутыми подразделениями в направлении Муду была сорвана нашим огнем. Неприятелю удается отступать по дороге на Муду и Беллуно, а также по линии железной дороги на юг только совсем маленькими группами. {443} Ничего не меняется, когда с вершин южнее Лонгароне в бой вступают несколько вражеских батарей. Наших позиций к югу от ущелья Вайонт не могут обнаружить и они. Вместо этого десятки снарядов летят на дорогу перед ущельем, и в само ущелье Вайонт, и на горы выше полотна дороги. Несмотря на пулеметный и артиллерийский обстрел противника, действие которого еще усиливалось вызываемым им камнепадом, остальные взводы 3-й роты, а также 1-я рота и один взвод 1-й пулеметной роты вышли в 11.45 на высоту в ста метрах южнее входа в ущелье Вайонт.

Для того чтобы блокировать проходящие вдоль западного берега Пиаве дорогу и железнодорожную линию на Беллуно и захватить в плен все идущие с севера итальянские войска, я посылаю 1-ю роту, усиленную взводом тяжелых пулеметов, через Донья на западный берег Пиаве в район Пираго. Вся 3-я рота осуществляет огневую поддержку этой операции и не дает противнику отходить организованными подразделениями.

Цепочкой с большими интервалами 1-я рота идет по крутому, поросшему травой склону, на котором укрытие можно найти только в немногочисленных группках кустарника, в направлении Донья. Итальянские пулеметы и батареи быстро переводят на них свой огонь. Несмотря на это, рота почти без потерь добирается до спасительных домиков Донья. Вражеский артиллерийский и пулеметный огонь заметно усиливается. В основном он ведется по ущелью Вайонт.

Теперь нам видно, как 1-я рота движется по руслу Пиаве, западнее Донья. Но русло реки не защищает от взглядов и еще меньше от огня. Итальянцы у Лонгароне обрушивают на 1-ю роту такой град

выстрелов, что только быстрый отход назад в Донья спасает от тяжелых потерь. Пока это происходит, я сам вместе со штабом отряда спешу добраться до Донья. За нами тянут линию связи с 3-й ротой, которая еще остается на своей позиции выше на склоне. Снаряды и пулеметный огонь значительно подстегивают темп наших шагов. Неприятель теперь ведет прицельную стрельбу по каждому отдельному человеку.

В Донья я нахожу 1-ю роту, которая только что вернулась назад из русла Пиаве. Неудача не должна привести нас в уныние. Если целому подразделению {445} не удается пройти через вражеский огонь в русло Пиаве, то, вероятно, это смогут сделать отдельные храбрые солдаты. Они смогут лучше использовать возможности местности и, может быть, попытаются перейти реку южнее.

Один из расчетов тяжелых пулеметов я ставлю на верхнем этаже жилого дома, откуда он может вести огонь по расположенным в 900 метрах железнодорожному и пешеходному мостам в Пираго, по которым спешат уйти на юг небольшие отряды итальянцев. Задача взвода — не допустить отхода на юг больших организованных подразделений противника. В его распоряжении имеется ограниченный запас боеприпасов, только 1000 снарядов на каждое орудие.

Затем через Пиаве отправляются несколько разведотрядов под руководством самых опытных командиров. Они должны налегке перейти реку, выйти на западный берег в районе Пираго и захватывать в плен небольшие отряды итальянцев, которые отступают по обоим мостам. Когда у них наберется большое количество пленных, они должны отвести их по восточному берегу Пиаве в Донья. Это очень сложное задание и требует от командиров и бойцов большого умения и находчивости.

Разведотряды — всего их пять — медленно продвигаются вперед под сильным вражеским огнем.

Тем временем к выходу из ущелья подошел майор Шпроссер с ротой связи и приданной 1-й ротой 26-го стрелкового полка к.у.к. По моей просьбе рота связи меняет 3-ю роту на ее позициях у выхода из ущелья. Последняя, разбившись на небольшие группы, тоже пробирается в Донья.

В русле реки и ее окрестностях наших разведотрядов не видно, но пулеметы противника продолжают {446} обстреливать голые галечные берега Пиаве, ширина которой здесь приблизительно 800 метров. Около 14.00 1-я и 3-я рота выступают широким фронтом в направлении Пираго. Я надеюсь, что хотя бы некоторым частям удастся перейти реку и заблокировать огнем всего отряда дорогу, идущую по долине вдоль западного берега. Наше наступление по обеим сторонам Доньи было неожиданным для противника. Но уже через несколько сотен метров сильнейший огонь пулеметов и артиллерии противника заставляет нас залечь на землю и взяться за лопаты. В результате этого броска мы лежим широким фронтом на расстоянии 500 метров от дороги, по которой отступает неприятель. Кроме того, мы отвлекли на себя огонь от находящихся южнее разведотрядов.

Поскольку я очень сомневаюсь, что хотя бы одна из пяти разведгрупп добралась до западного берега Пиаве, я отправляю еще одну группу во главе с лейтенантом Штрайхером и лейтенантом Трибигом. Однако первый вскоре был контужен при взрыве итальянского снаряда над руслом Пиаве, а второй ранен пулеметной очередью. Создается впечатление, что ни одному человеку невозможно перейти через реку. Итальянская артиллерия утюжит место, где мы лежим, из двух направлений: из позиций вплотную на юге у Лонгароне и из направления горы Дегнон (юго-запад). Недостатка в боеприпасах у противника, судя по всему, не наблюдается.

Штаб отряда устроился за небольшой каменной изгородью в русле Пиаве. Это место стало любимой целью одной из итальянских батарей. Многочисленные дыры в стенке показывают, что итальянцы хорошо пристрелялись. Поэтому и у нас наступило время прибегнуть к лопатам.

Вице-фельдфебель Добельманн в сильный {447} бинокль изучает местность южнее Лонгароне, адъютант проводит рекогносцировку, я диктую унтер-офицеру Блаттманну, который готовится стать писарем отряда, боевое донесение о действиях под Чимолаис. Противник обстреливает нас с прежней интенсивностью. Особенно от этого страдает 3-я рота. На той стороне у неприятеля периодически видны одиночные люди и автомобили, которые на большой скорости стараются преодолеть участок, находящийся под нашим огнем.

Около 14.30 в Донья к нам на подкрепление подходят 3-я рота и 1-я пулеметная рота стрелкового полка к.у.к. Командиры докладывают о прибытии в моем штабе. Я не хочу подставлять новые войска под огонь противника в русле Пиаве и оставляю их в своем распоряжении в Донья. Один взвод тяжелых пулеметов ставлю на усиление того огневого запора, который части ВГБ поставили на железнодорожной линии и дороге Лонгароне — Беллуно. С наступлением темноты я надеюсь переправиться со всеми частями на ту сторону реки.

Туда посланы семь разведотрядов. Ни от одного нет никаких известий. Перешел хотя бы один через реку? Там, как и прежде, видно, что противник небольшими отрядами отходит на юг. К сожалению, мы ничего поделать не можем. У нас ограниченный запас боеприпасов, прежде всего для пулеметов, мы должны экономить. Медленно тянутся минуты, вражеский обстрел продолжается, то тут, то там забирая свои жертвы.

Около 15.00 вице-фельдфебель Добельманн сообщает, что, как ему кажется, он обнаружил в бинокль на противоположном склоне в юго-западном направлении горных стрелков. Только что один идущий с высоты западнее Фае итальянец был захвачен {448} в плен стрелком, прячущимся за одним из домов около железнодорожной ветки. Я беру бинокль и удостоверяюсь в этом сам. Все в порядке. Теперь я знаю, что отдельные группки итальянцев, которым удается отойти через наш заслон на юг, дальше Фае не пройдут.

Но переправы пленных на восточный берег Пиаве, о котором мы договорились, мы никак не дождемся. Я надеюсь, что этот маневр облегчит наше положение в русле реки. Может быть, во время перевода пленных через Пиаве частям отряда даже удастся перебраться на тот берег.

Наконец, около 15.30 в двух километрах южнее нас, в широком русле Пиаве, мы видим толпу пленных итальянцев, которые движутся в направлении Донья, большая их часть идет уже по восточному краю. Артиллерия итальянцев на Лонгароне открывает сильный огонь по колонне пленных, и наши планы на переход реки рушатся. Очевидно, их приняли за немцев. Обстрел заставляет пленных повернуть назад к западному берегу Пиаве у Фае. Так что данный маневр не привел ни к какому улучшению нашего положения. Противник по-прежнему сдерживает нас огнем пулеметов и артиллерии.

Только незадолго до наступления темноты колонна итальянских пленных предприняла новую попытку перейти реку, на этот раз в километре севернее Фае на уровне старой плотины, запруживающей западный рукав Пиаве. То, на что я надеялся целый день, начинает реализовываться. Все части отряда Роммеля, с которыми у меня есть возможность связаться, я бросаю вперед к плотине. Сейчас мы не обращаем внимания на вражеский огонь, который ведется по нашим позициям и по западной окраине Донья. {449}

Сотни только что переправившихся через реку итальянцев ищут укрытия от огня. Отряд начинает спешно переправляется на другой берег. Пленные итальянцы показывают нам, где лучше переходить эту горную речку с ее многочисленными рукавами, течение в которых бывает иногда по-настоящему стремительным, а глубина доходит до уровня груди. Одному человеку, даже очень хорошему пловцу, трудно преодолеть течение, его начинает сносить. Итальянские пленные берут друг друга за запястья и идут наискось через поток, лицом против течения, тело наклонено больше или меньше вперед в зависимости от силы течения. Вскоре мы таким способом преодолеваем разные рукава реки и спешим к Фае. Ледяная вода Пиаве (выше в горах лежит еще снег) способствует быстрому темпу.

У Фае происходит радостная встреча со стоящими там разведгруппами отряда Роммеля. Они спешат рассказать о том, что с ними приключилось за это время: офицеру связи Хуберу и вице-фельдфебелю Хонекеру с 16 бойцами из 1-й роты удалось, несмотря на сильнейший пулеметный огонь противника из Лонгароне, двигаясь перебежками по одному, перейти или переплыть Пиаве в полутора километрах южнее Пираго и занять форт Фае. Погиб стрелок Хильдебрандт. Этот небольшой отряд заблокировал дорогу под Фае и железнодорожную ветку на Беллуно и стал брать в плен шедшие от Лонгароне небольшие группы итальянцев, которые уже считали себя в безопасности. Позже к ним добавился и отряд лейтенанта Шёффеля. В течение второй половины дня в руки частей 1-й роты близ Фае попали 50 итальянских офицеров, 780 солдат и огромное количество машин всех видов.

Сейчас они очень рады, что подошло подкрепление. {450} Их было совсем немного, и временами они чувствовали себя весьма неуютно с таким большим количеством пленных. Особенно сложно было с итальянскими офицерами, они требовали по-настоящему строгой охраны. До этого не было никакой возможности их перевести. Они находились на первом этаже крепости под охраной двух горных стрелков. Мне сейчас было не до них.

К этому времени наши разведотряды полностью перерезали полевую связь Лонгароне — Беллуно. Несмотря на это, нельзя полностью исключить, что с юга к заблокированным в Лонгароне силам противника может подойти подкрепление. По крайней мере, стоящая на горе Дигнон вражеская батарея имеет полную картину происходящего вокруг Лонгароне. Поэтому я поручаю 3-й роте 26-го стрелкового полка к.у.к., усилив ее взводом тяжелых пулеметов ВГБ, нести охранение и разведку на юг: передовые посты в 800 метрах южнее Фае, сама усиленная рота рядом с Фае.

На другие силы я рассчитывать не могу. Идущие в обход отряда ВГБ (отряд Гёсслера, отряд Шилляй-на и 2-я рота) подойдут к входу в ущелье Вайонт в километре восточнее Лонгароне не раньше полуночи, да и то, если они не наткнутся нигде на противника. На данный момент там у майора Шпроссера в распоряжении находятся часть 1-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к., рота связи ВГБ и 377-я батарея горных гаубиц, у которой, однако, закончились боеприпасы.

Стоит ли мне под Фае ограничиться блокадой западного берега Пиаве на север и на юг? Ждать, когда противник нанесет удар? Нет, это не в моем вкусе. Чтобы скорее разрешить ситуацию у Лонгароне, я принимаю решение с имеющимися у меня {451} силами (1-я, 3-я роты ВГБ и 1-я пулеметная рота 26-го стрелкового полка к.у.к.) нанести ночью удар по Лонгароне.

Тем временем уже совсем стемнело. После того, как мы перешли через реку, отход неприятеля из Лонгароне к Фае прекратился. Итальянская артиллерия ведет огонь по участку, где мы переходили русло Пиаве. Противник, очевидно, уже понял, что путь на Беллуно перекрыт. Он видел, как вечером происходила переправа на противоположные берега 800 итальянских пленных и отряда Роммеля. Что у неприятеля в голове? Попытаться ночью пойти на прорыв? Мы должны их опередить!

Я прошу по полевой связи передать приказ взводам тяжелых пулеметов у Донья, которые периодически ведут беспокоящий огонь по мостам у Пираго и по пробитой в скалах дороге, в ста метрах севернее Пираго, что они должны прекратить огонь, потому что отряд собирается сам идти на Лонгароне.

Затем мы выходим из Фае в северном направлении. Я сам иду во главе передового отряда. Он построен следующим образом: по правой части дороги идут стрелки с легкими пулеметами, заряженными для частой стрельбы, справа по обочине цепочкой с интервалом в 10 метров движется группа стрелков. Через 50 метров за ними идут друг за другом роты. Штаб отряда находится в их начале. Мы стараемся двигаться как можно тише, потому что знаем, что ночью вражеские дозоры могут нас услышать на большом расстоянии.

Несмотря на все предосторожности, в 300 метрах от Пираго по головному отряду открывает стрельбу один из итальянских дозоров. В черной ночи видны только вспышки от выстрелов, затем начинает строчить один из легких пулеметов справа. Его очередь

бьет по дороге, по стене дома справа и по крутой скале слева от дороги и выбивает дождь камней. Со стороны врага выстрелов больше нет, он испарился.

Мы продолжаем движение, доходим, больше не натыкаясь на противника, до Пираго, переходим через мост, который в течение всего дня был блокирован нашим огнем. Сейчас наши пулеметы у Донья молчат, получив приказ, переданный им по полевой связи.

С крайней осторожностью мы крадемся по дороге вперед. На скалах слева от дороги (по прямой на расстоянии всего ста метров от нас) стоит итальянская артиллерия и выпускает снаряд за снарядом над нашими головами в направлении того участка, где мы ранее переходили Пиаве. Запалы снарядов оставляют за собой в воздухе необычные светящиеся шлейфы. Все это выглядит, как красивый фейерверк. {453}

От первых домов Лонгароне нас отделяет уже всего сто метров. Мы медленно подходим к ним. В свете фейерверка перед нами мы видим черную стену, которая преграждает светлое полотно дороги. Дорога сворачивает налево или перед нами блокада? Мы подходим на расстояние 70 метров, и становится ясно, что речь идет о блокаде. На той стороне нас, очевидно, ждали.

Я даю знак остановиться и вывожу вперед пулеметную роту. Командир роты получает задание беззвучно расставить рядом на дороге тяжелые пулеметы и подготовиться к огневой атаке на баррикаду. После нескольких очередей на поражение я собираюсь с 1-й и 3-й ротами пойти на штурм и захватить южный въезд в Лонгароне.

Подготовка к этой операции идет полным ходом. Расчеты четырех тяжелых пулеметов как раз собираются установить свои орудия на позиции в 70 метрах от баррикады, когда внезапно с фланга по нам начинает бить пулеметный огонь. Стреляют собственные тяжелые пулеметы из Донья. Судя по всему, они все-таки не получили приказа о прекращении огня. Справа по стене, по самой дороге, справа по отвесной скале бьют снаряды, высекая искры. Мы стараемся как можно скорее укрыться от обстрела. Раскладываются пулеметы, на дорогу летят ящики из-под боеприпасов! Теперь по нам открывают огонь и из-за баррикады. Несколько пулеметов начинают утюжить тот участок, на котором мы находимся. Пулеметный огонь на таком расстоянии, при отсутствии всякой возможности укрыться — от этого можно сойти с ума. В такие моменты смерть смотрит тебе в глаза. Мы сами ответить огнем не можем. Тяжелые пулеметы еще не смонтированы. Несколько минут мы лежим под опаснейшим {454} перекрестным огнем. Попытка нейтрализовать противника за баррикадами с помощью гранат не удается. Расстояние слишком большое. Идти на штурм по узкой дороге под огнем множества пулеметов — это невозможно. Мы укрываемся в полукруглых углублениях в стене, а когда туда идет огонь с фланга — в кюветах слева от дороги. Когда мы начинаем бросать гранаты в сторону баррикады, огонь оттуда только увеличивается. Наши потери множатся. Среди прочих в кювете у дороги лежит тяжелораненый командир пулеметной роты 26-го стрелкового полка к.у.к. Хорошо еще, что ночная темнота существенно снижает точность огня.

Положение наше абсолютно безвыходное, речь может идти лишь о том, чтобы как можно скорее и с наименьшими потерями отойти. Огонь лишил меня возможности перемещаться. По цепочке от бойца к бойцу я передаю приказ отступать назад, к мосту в Пираго. Частям, которые находятся в конце нашей колонны, удается сравнительно легко оторваться от врага. Сложно это для той части отряда, которая находится непосредственно перед баррикадой на дороге. Моментов, когда обстрел несколько стихает, немного. Они мгновенно используются, чтобы сделать короткую перебежку. Часто удается пробежать лишь несколько метров, когда новая пулеметная очередь снова вынуждает прижаться к земле.

После нескольких таких бросков я невредимым добираюсь до поворота дороги и оказываюсь в безопасности, хотя бы от огня противника. К сожалению, и здесь жизнь нам время от времени осложняют тяжелые пулеметы с Донья. Теперь они блокируют мосты у Пираго. Вместе со мной сейчас находится совсем немного бойцов. Какая-то часть {455} уже отошла назад к Пираго, а основная масса еще остается впереди у баррикады.

К моему удивлению, неприятель прекращает свой огонь. Вскоре из этого направления начинают доноситься звуки голосов, которые приближаются. Это не горные стрелки. Как ни странно, ни один человек из отряда не возвращается. Я спешу скорее к Пираго. По дороге я беру с собой нескольких горных стрелков, среди них и боец с сигнальным пистолетом. На мосту у Пираго я не нахожу никого из своего отряда. Мой приказ отходить сюда, видимо, они не получили.

Сзади нас слышны голоса приближающихся итальянцев. Это противник, который идет на прорыв, или это люди, которые собираются сдаться в плен? Что стало с находившимися впереди частями отряда Роммеля (3-я рота и пулеметная рота 26-го стрелкового полка к.у.к.)? Я хочу прояснить ситуацию, выпустив несколько сигнальных ракет.

Рядом справа от пешеходного моста у низкой стены, ведущей к мельнице, я выпускаю сигнальные ракеты. В их свете становится различимой направляющаяся к Пираго плотная толпа, которая машет носовыми платками. Она уже не далее, чем в ста метрах от нас. Я должен быть им хорошо виден оттуда в свете ракеты. Со стороны итальянцев не следует ни одного выстрела, крича что-то, они быстро приближаются. Но у меня нет еще полной ясности кто передо мной: противник, который хочет прорваться, или итальянцы, намеревающиеся сдаться в плен.

С четырьмя или пятью стрелками, которые со мной, я никак не смогу остановить эту толпу. Остальная часть отряда отошла, видимо, назад к Фае. Мы тоже спешим по дороге назад. Я хочу нагнать

более крупные силы моего отряда и с ними остановить неприятеля.

Через несколько минут около одной из групп домов в 300–500 метрах южнее Пираго вокруг меня уже 50 человек. Лейтенант Штрайхер с частью бойцов быстро занимает позиции в крайнем доме с правой стороны дороги, а вторая половина стрелков блокирует саму дорогу. Мы стоим здесь плечом к плечу с карабинами наготове, слева у скалы лейтенант Шёф-фель, вице-фельдфебель Добельманн и я стоим справа у дома. Стрелкам дана установка: стрелять только по моему приказу. Сигнальных ракет у нас больше нет. Избежать столкновения с массами неприятеля, отойдя влево, не представляется возможным. Как обстоит дело справа, уже нет возможности выяснить из-за темноты и отсутствия времени. Где-то справа должна протекать Пиаве. На все размышления и подготовку у меня было всего несколько секунд. Гомонящие итальянцы уже на подходе.

В ночной темноте дорогу видно едва ли метров на 50, а справа и слева все скрывается в абсолютной тьме. Когда неприятель оказывается на расстоянии в пятьдесят метров видимости, я как можно {457} громче кричу: «Стоять!» и призываю сдаться. Рев толпы означает да или нет? Никто не стреляет, орущая толпа приближается. Я повторяю свое требование, но с тем же результатом. Когда они находятся уже в десяти метрах от нас, один из итальянцев стреляет. Одновременно и с нашей стороны следует залп, но прежде чем мы успеваем перезарядить винтовки (к сожалению, с нами нет легких или тяжелых пулеметов) нас накрывает этой огромной массой людей. Бойцы, которые стояли поперек улицы, почти все, некоторые ранеными, попадают в руки врага. Гарнизон стоящего справа от дороги дома, окна которого на первом этаже закрашены черной краской, спасается в темноте в направлении реки. Итальянцы продолжают бежать дальше по дороге на юг.

В последний момент мне удается избежать итальянского плена — я перепрыгиваю через невысокое ограждение, идущее вдоль дороги, и бегу через темноту, будто наперегонки со спешащими назад по дороге итальянцами. Мой путь лежит через вспаханные поля, небольшие прудики, через изгороди и заборы. У Фае, который находится впереди в 1400 метрах, стоят фронтом на юг 3-я рота 26-го стрелкового полка к.у.к. и взвод тяжелых пулеметов ВГБ, они не подозревают о грозящей опасности. Мысль о том, что я могу потерять и эти остатки моих боевых сил, придает мне сверхчеловеческие силы. Я почувствовал под ногами проселочную дорогу и теперь я бегу прямиком к Фае.

Мне удалось опередить противника и добраться туда первым, и я спешу переставить всех, с кем у меня есть связь, фронтом на север, твердо намереваясь держаться здесь до последнего вздоха. Едва 3-я рота 26-го стрелкового полка к.у.к. успела занять {458} позиции на северной границе Фае, как стали слышны крики приближающихся итальянцев. Они были в 200–300 метрах, когда я приказываю открыть огонь. Штурм неприятеля останавливается. Застучали итальянские пулеметы, их очереди выбивают камни из стен, за которыми стоят на позициях штирийцы⁴¹. Судя по всему, итальянцы идут в наступление по обеим сторонам дороги. Из тысяч глоток раздается крик: «Аванти, аванти!»⁴².

Если я хочу не допустить вражеского прорыва на юг, то мне нужно с усиленными ротами удерживать линию, которая идет от пилорамы у Пиаве (350 метров восточнее форта Фае) через северный край Фае до скал горы Дегнон (250 метров западнее Фае), общая ширина фронта составляет 600 метров. В середине этого отрезка усиленная 3-я рота 26-го стрелкового полка к.у.к. уже ведет бой по обеим сторонам дороги. По флангам к реке и к горе Дегнон остаются незанятыми значительные участки. Мой резерв состоит из двух или трех групп 1-й и 3-й роты, остатка подошедших ночью к Лонгароне сил.

Чтобы вовремя заметить возможные обходные маневры противника и для того, чтобы как-то увеличить видимость на местности, где шел бой, я приказываю отряду горных стрелков создать очаги пожаров перед всей линией фронта от Пиаве до горы Дегнон. Стрелки знают, что сейчас на карту поставлено все. Вскоре горит пилорама на Пиаве, пламя охватывает скирды соломы в пятидесяти метрах справа от дороги и перекидываются на дома и постройки слева от дороги. {459}

Некоторые части 3-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к. я снимаю с основной линии боя и использую их, чтобы создать непрерывную, хотя и тонкую линию защиты по всему фронту. Несмотря на сумасшедший обстрел со стороны противника, удается закрыть все бреши. Мой добрый парень Ун-гер вызывается пойти за подмогой на восточный берег Пиаве. Он хорошо плавает и считает, что это ему удастся. Тем временем десятки вражеских пулеметов ведут огонь по стенам крепости. Пехота неприятеля залегла, готовая начать штурм, в ста метрах впереди нас, в канавах и бороздах пашни. Через грохот орудий снова и снова слышно: «Аванти, аванти!» Непрерывный огонь штирийских и вюртембергских стрелков не дает противнику встать и перейти в атаку. Огневой фронт противника становится все шире и шире.

В это время к пилораме, через вспаханные поля к нам на линию добирается тяжелораненый вице-фельдфебель Добельманн. Этот мужественный солдат был ранен в грудь во время ночного сражения на дороге, в 1400 метрах севернее Фае, но смог укрыться в темноте и не попасть в плен к врагу, а затем и добраться до нас.

Нескольких горных стрелков я держу на тот случай, если превосходящим силам противника все же удастся совершить в каком-либо месте прорыв нашей тонкой линии обороны. Два стрелка все еще сторожат на первом этаже крепости 50 итальянских офицеров, чей боевой дух теперь, когда свои войска так близко, опять взыграл, но пока они не осмеливаются напасть на двоих стрелков.

Выстрелы, идущие в сторону северной части крепости, стучат как град. Большая часть штирийцев находится на позициях у одной из стен на северной

окраине Фае и через стену ведет ответный огонь по противнику, хотя и неприцельный. Когда мы слышим атакующие крики итальянцев, то усиливаем огонь. Такой способ ведения боя приводит к большим расходам боеприпасов. Рота уже осталась бы без патронов, если бы во дворе крепости не было большого склада оружия и боеприпасов — трофеев, собранных разведотрядами Хубнера-Хонекера. Во время боя с помощью нескольких стрелков происходит переоснащение нашего фронта на итальянские ружья и заряды. Плохо только то, что у взвода тяжелых пулеметов, который стоит на позициях по обеим сторонам дороги, осталось только по 50 снарядов на каждое орудие.

Из офицеров у меня только командир 3-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к. и заместитель командира Хубнер. Остальные, очевидно, все попали в плен к врагу. Лейтенанта Штрайхера тоже нет.

Бой под Фае идет уже много часов с неослабевающей интенсивностью. Фронт между Пиаве и горой Дегнон все больше раскаляется. Противник вновь и вновь делает попытки прорваться. Наш

непрерывный огонь на всех участках не позволяет ему это сделать. С юга нас защищают шесть человек из 3-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к. Больше у нас нет. Дело подходит к полуночи. Перед линией фронта зажигаются новые пожары, поскольку старые уже догорают. Мы ждем подкрепления, но пока безрезультатно. На восточный берег Пиаве должны были уже подойти крупные части 22-й стрелковой дивизии к.у.к., там могут быть и остальные части ВГБ. С боевым штабом майора Шпроссера полевой связи нет.

Только после полуночи вражеский огонь заметно стихает. Мы переводим дыхание. Благодаря удачному использованию немногочисленных имеющихся укрытий наши потери незначительны. Теперь мы энергично беремся за укрепление наших позиций. На стороне врага наблюдается движение назад. Когда огонь почти полностью прекращается, 3-я рота 26-го стрелкового полка к.у.к. высылает разведгруппы. Одна из групп теряет своего командира, убитого выстрелом с близкого расстояния. Другая около {462} часа ночи приводит с собой 600 итальянцев, которые находились в канавах и бороздах пашни рядом с нашей линией фронта и сложили оружие. Основная масса, вероятно, отошла назад к Лонгароне.

В 2.00 наконец подходит подкрепление: 2-я рота под командованием лейтенанта Пайера, которая совершила обход через гору Лодина, остальные части 1-й и 3-й рот, которые после ночного боя под Пираго опять отошли на восточный берег Пиаве, остатки 1-й пулеметной роты с большим запасом боеприпасов и, наконец, 1-я и 2-я роты 26-го стрелкового к.у.к. полка под командованием капитана Кремлинга.

Вся защита перегруппировывается теперь по-новому, сама крепость тоже подготавливается к обороне. Подвозится большой запас боеприпасов. Роте 26-го стрелкового полка к.у.к. передают обеспечение охранения и разведки на юге. Затем 50 итальянских офицеров, которые стали невольными свидетелями битвы под Фае, ведут на восточный берег Пиаве. С большой неохотой в эту ноябрьскую ночь (с 9 на 10 число) они входят в ледяную, стремительную речку.

Новая мощная атака противника около 3.00 не застала нас врасплох, мы были к ней подготовлены. Из непосредственной близости открывают огонь несколько орудий. Десятки снарядов падают между нами, стены брызгают осколками, фронтоны рушатся. Затем на различных участках поднимаются на штурм вражеские колонны. Завязывается бой. Но фронт держится, он значительно усилен за счет подошедшего подкрепления. Даже не приходится вводить в действие резервы. Через четверть часа атака окончательно отбита. Будет ли противник пытаться повторить ее?

Но на этот раз итальянское командование {463} ограничилось только этой одной атакой. Когда она была отбита со значительными потерями для его войск, противник прерывает бой и отводит войска назад к Лонгароне. К сожалению, огонь итальянской артиллерии привел к потерям и с нашей стороны.

Дожидаясь утра, мы мерзнем в мокрой одежде. Чтобы согреться, распиваем со штирийцами несколько бутылок кьянти за боевое братство⁴³. Еще до наступления рассвета 1-я рота обнаруживает путь до железнодорожного моста у Пираго, идущий выше железнодорожной линии. Разведотряды 2-й и 3-й рот сообщают, что территория между Пиаве и дорогой на Лонгароне до Пираго свободна от противника. Они приводят с собой несколько десятков пленных.

В 6.30 к крепости Фае подходит еще один батальон 26-го стрелкового полка к.у.к. Он ставится на усиление южных постов. В это же время отряд Ром-меля в составе 2-й, 3-й рот и 1-й пулеметной роты выходит по разведанному 1-й ротой пути выше железнодорожной линии в направлении Лонгароне. Мы хотим затянуть петлю у Лонгароне еще туже.

По пути к нам присоединяется лейтенант Штрайхер. Ему тоже удалось избежать плена во время боя южнее Пираго, но когда он попытался перейти Пиаве, его протащило течением несколько километров и в бессознательном состоянии выкинуло на берег.

Когда мы приближаемся к мосту у Пираго, противник взрывает его. Мы подходим к началу моста, сверху, слева со склона, нас страхует 1-я рота, и находим там засыпанного обломками тяжело раненного {464} горного стрелка. На другой стороне, однако, противника не видно.

Под прикрытием тяжелого пулемета, который устанавливается на крутом склоне южнее моста, мы перебираемся по обломкам взорванного моста на другую сторону. Дойдя то того места, где ночью стояла баррикада, мы видим, что от Лонгароне в нашу сторону на муле едет лейтенант Шёффель. За ним идут сотни итальянцев с белыми платками. Шёффель, который попал в плен во время ночного боя южнее Пираго, приносит радостное известие о капитуляции всех итальянских сил у Лонгароне. Его сделал в письменной форме итальянский командующий:

Non essendo le truppe, che si trovano in Longarone, in condizioni di potere oltre resistere, questo Comando si mette a disposizione di cotesto et attende dispozioni da cotesti.

Мы несказанно обрадованы такому исходу этого тяжелого сражения и прежде всего тому, что наши товарищи, попавшие ночью в итальянский плен, снова на свободе. Под ликование итальянцев, которые плотными шеренгами выстроились вдоль дороги и кричат «Ewiva Germania!»⁴⁵, мы движемся {465} по дороге в сторону Лонгароне. Нам навстречу в санитарном автомобиле везут командира 1-й пулеметной роты 26-го стрелкового полка, который ночью попал тяжелораненым в плен с большей частью своей роты. Мы с трудом пробираемся сквозь тысячи итальянских солдат, которые заполнили дорогу. Я еду вперед на санитарном автомобиле и на рыночной площади Лонгароне встречаю попавшую в плен часть моего отряда, которая уже получила назад свое обмундирование и вооружение.

Через несколько минут отряд Роммеля первым входит в Лонгароне и расквартировывается в группе домов южнее церкви. Начинается дождь. Итальянцев, а их тысячи и тысячи, получается только медленно отводить из Лонгароне на восток, в низину Пиаве. К выходу из ущелья Вайонт подходят остальные части ВГБ, среди них и 22-я стрелковая дивизия к.у.к.

Во время преследования противника от Чимолаис через Эрто до Лонгароне и во время боев отряда Роммеля в долине Пиаве, другие подразделения группы Шпроссера делали все для того, чтобы помочь нам. Сразу же после взятия итальянских позиций западнее Чимолаис майор Шпроссер вместе с ротой связи ВГБ и 1-й ротой 26-го стрелкового полка к.у.к., вразрез с приказом 43-й стрелковой бригады, перешел в наступление. Командующий ВГБ, исходя из сложившейся расстановки сил воюющих сторон и тактики ведения боя, посчитал невозможным согласиться на то, чтобы их подменили другими войсками. Подойдя к Сан-Мартино, майор Шпроссер опять получил приказ из 43-й бригады: «ВГБ останавливается, отдыхает и ночует у мельницы в Эрто. Функции авангарда перенимает 26-й стрелковый полк». На это в бригаду пришел ответ: «Усиленный {466} ВГБ ведет бои в районе Лонгароне и просит о подкреплении пехотой на дороге по перевалу и придании 377-й батареи горных гаубиц к.у.к.».

Упорство, с которым майор Шпроссер выполнял свою задачу, и его отказ подчиняться приказу 43-й бригады, который мешал этому, прокомментировал капитан Кремлинг, командир 1-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к., неоднократно говоривший: «Я не знаю, чем мне восхищаться больше: Вашим мужеством перед лицом врага или Вашим мужеством перед лицом начальства».

Около полудня майор Шпроссер доходит до выхода из ущелья Вайонт в километре восточнее Лонгароне. Проходит довольно много времени, пока рота связи и части 1-й роты 26-го стрелкового полка к.у.к. выбираются из находящегося под огнем противника ущелья. После этого рота связи подменяет передислоцирующуюся к Донья 3-ю роту и ведет с высот обстрел отступающего противника.

Когда передовые роты 26-го стрелкового полка к.у.к. около 14.00 достигают выхода, майор Шпроссер направляет их на усиление отряда Роммеля к Донья. Других подразделений в распоряжении майора Шпроссера пока нет. Отряд Гёсслера (5-я рота, 3-я пулеметная рота) поднимался от Иль-Порта через Кра Феррона (995) на Форчелла Симона (1483). Во время этого перехода доблестный командир отряда, капитан Гёсслер, прекрасно ориентировавшийся в горах, сорвался на обледеневших камнях и погиб. Отряд Шилляйна (4-я, 6-я роты, 2-я пулеметная рота) двигался через гору Галлинут (1303) и вышел в долину Вайонт через Кра Феррона (995). 2-я рота под командованием лейтенанта Пайера продолжала спуск от горы Лодина к Эрто.

После неудавшейся ночной попытки прорыва {467} отряда Роммеля на западный берег Пиаве до майора Шпроссера, который находился со своим штабом у выхода из ущелья, дошли самые невероятные известия: противник прорвался южнее Лонгароне, большая часть отряда Роммеля, включая командира, попала в плен. Но вскоре эти слухи были опровергнуты звуками боя под Фае и поджогами.

Когда майор Шпроссер получил донесение из Фае, доставленное стрелком Унгером, он послал еще несколько частей 26-го стрелкового полка через Донья к Фае, а потом и подошедшую после обхода через гору Лодина 2-ю роту. Частями 26-го стрелкового полка к.у.к. была сооружена переправа через Пиаве на западе от Донья.

К утру 10 ноября на высотах 900 метров восточнее Ривальта у майора Шпроссера имелись в распоряжении следующие готовые к бою силы: подошедшие к этому времени отряд Шилляйна (4-я, 6-я роты, 2-я пулеметная рота), рота связи ВГБ, четыре орудия, пехота из 26-го стрелкового полка к.у.к. и 377-й отряд горных гаубиц к.у.к. Отряд Грау (5-я рота, 3-я пулеметная рота) был на марше от Эрто.

Ночью майор Шпроссер отправил в Лонгароне одного из итальянских военнопленных со следующим посланием, написанным на итальянском языке старшим врачом, доктором Штеммером: «Лонгароне окружен войсками германо-австрийской дивизии. Всякое сопротивление бесполезно».

Узнав на рассвете, что отряд Роммеля опять пошел на Лонгароне и противник сложил оружие, майор вышел туда с находившимися с ним в 900 метрах восточнее Ривальта частями ВГБ. Позднее, этим же днем за ним вышла 43-я бригада 22-й стрелковой дивизии к.у.к.

До полудня 10 ноября идет дождь. Улицы Лонгароне {468} постепенно пустеют от итальянских солдат. На рыночной площади лежат горы оружия, итальянские крупные орудия тоже привезены сюда. Низина Пиаве к востоку от Лонгароне заполнена пленными. Всего оружие сложили более 10 000 человек — целая итальянская дивизия. В наши руки перешли 200 пулеметов, 18 горных орудий, 2 револьверные пушки, более 600 вьючных животных, 250 нагруженных автомобилей, 10 грузовиков, 2 санитарных автомобиля.

Потери отряда Роммеля за время боев под Чи-молаис, в ущелье Вайонт, у Донья, Пираго и Фае составили 6 убитых, 2 тяжело раненных, 19 легко раненных, 1 без вести пропавший. Потери 26-го полка мне неизвестны.

Во время попытки задержать итальянцев южнее Ривальта в плен среди прочих попал и лейтенант Шёффель. Итальянцы его избили. После его жалоб его привели к одному итальянскому офицеру, который не только не извинился за плохое обращение, но и сам потребовал «сувенир» от немецкого офицера. Затем Шёффеля заставили идти на Фае в передовой линии. Когда там шел бой, Шёффель лежал на краю дороги рядом с итальянским офицером. Последний не дал ему сбежать. Особенно неприятно было Шёффелю ощущать, что он находится под огнем своих. После того, как итальянцы в полночь прервали бой под Фае, Шёффеля привели обратно в Лонгароне, где он встретил остальных попавших в плен горных стрелков и штирийцев. Под утро пленные под усиленным конвоем должны были опять идти на юг; но вскоре вновь вышла заминка, потому что итальянцы и на этот раз не смогли осуществить прорыв под Фае. Пленных опять отправили назад в Лонгароне. В течение всего утра итальянцы весьма {469} дружественно общались с Шёффелем, который в своих показаниях сильно преувеличил наши силы. В конце концов его послали навстречу нам с письмом, где говорилось о капитуляции итальянских войск под Лонгароне.

К полудню 10 ноября Лонгароне полностью забит немецкими и австрийскими войсками. Отряду Роммеля приходится нести вахту с примкнутыми штыками и охранять место своего расположения. Основная, часть моих стрелков сняла с себя насквозь промокпг/ю форму и наслаждается заслуженным отдыхом. Вечером стрелки не устояли, чтобы не преподнести своему командиру факельное шествие.

Размышления: После того, как удалось прорвать позиции противника западнее Чимолаис, преследование отходящего противника в первой линии продолжили мобильные части отряда Роммеля (верховые и велосипедисты). Им удалось обогнать противника и предотвратить подрывы сооружений в ущелье Вайонт (за исключением одного моста) инженерной командой итальянцев. Без этих мобильных сил преследование скоро бы остановилось.

Против занявших позиции у западного выхода из ущелья нескольких горных стрелков, которые смогли остановить отход целой дивизии врага, итальянцы выставляют несколько пулеметных подразделений и батарей. Но стрелки выбрали очень удачные позиции, и сильнейший огонь был им не страшен. Как и ранее на Куке, оборонительная тактика противника была неправильной. Удар итальянцев по западному выходу из ущелья Вайонт даже частью его сил мог бы еще спасти их положение.

Наступление отряда Роммеля по долине Пиаве, западнее Донья, где не было никаких возможностей для укрытия, было остановлено сильнейшим огнем противника. Нам пришлось спешно ораться за лопаты. В это время на западном берегу малочисленные разведотряды брали в {470} плен итальянцев, которые пытались уйти от огня отряда Роммеля по долине на юг.

Во время оборонительного боя ночью у Фае поджигаемые нами перед линией фронта пожары создавали необходимую для ведения огня видимость, а когда стали подходить к концу боеприпасы, пришлось перейти на трофейное итальянское оружие и боеприпасы. И то, и то происходило под интенсивным обстрелом противника и является особой заслугой наших бойцов.

Бои в районе горы Траппа

По приказу командования 22-й стрелковой дивизии к.у.к., ВГБ переходит теперь во 2-ю линию, и у нас 11 ноября день отдыха в Лонгароне. В этот день на кладбище Лонгароне мы провожаем в последний путь своих погибших товарищей.

Натиск наступления начинает спадать. Темп преследования снижается, хотя поначалу противник нигде не оказывал серьезного сопротивления.

В течение нескольких следующих дней горные стрелки идут маршем через Беллуна на Фельтре. Там они входят в соединение Немецкой егерской дивизии. 17 ноября оставляем Фельтре и удаляемся от Пиаве. Из направления Куэро — г. Томба слышен шум ожесточенного боя. По долине Пиаве становится трудно идти вперед, настолько много там скопилось войск. Мы попадаем на участок, который периодически интенсивно обстреливается итальянской артиллерией. Становится известно, что передовые части австрийцев столкнулись на горе Томба с сильным противником.

Под Селадоном ВГБ получает приказ от командира Немецкой егерской дивизии прорываться через гору Граппа к Бассано.

Во второй половине дня батальон выходит на участок, расположенный с севера вплотную к Куэро, по которому итальянцы ведут сильный обстрел. Крупные силы итальянской артиллерии располагают отличными наблюдательными позициями на горах Паллоне и Томба. Не удивительно, что они так хорошо пристреляли и Куэро, и другие лежащие в поле их видимости важные участки.

Майор Шпроссер дает приказ отряду Роммеля (2-я и 4-я роты, 3-я пулеметная рота, треть роты связи, две батареи горных пушек и станция полевой связи) двигаться в направлении Куэро — Кампо — Узон — г. Спинучиа — высоты 1208, 1193, 1306, {472} а всей остальной части ВГБ на направление Шивенин — Рокка Циза — высота 1193 — высота 1306.

С наступлением темноты под продолжающимся сильным огнем мы выходим и идем в быстром темпе разреженными колоннами через развалины разрушенного Куэро. Встречаются воронки диаметром в 5–10 метров. На нашем пути лежит множество убитых и раненых егерей. Итальянские прожектора превратили ночь в день. Одновременно по местности вокруг Куэро, Кампо, Узон и Алано начинает бить тяжелая артиллерия противника. Прожектора, беспрерывно обшаривающие долину с гор Спинучиа, Паллоне и Томба, и прилетающие издалека тяжелые снаряды оставляют совсем небольшие интервалы для перебежек в направлении противника. В это время рвется связь с обеими батареями горных пушек. Унтер-офицер Виндбюлер получает задание восстановить сообщение и привести батареи к Узон. Остальным частям отряда Роммеля удается без потерь добраться до деревушки Узон. Этот поселок, как Куэро и Кампо, оставлен жителями. В домах пугающе пусто. Занятый нами район почти беспрерывно освещается прожекторами с Паллоне и Спинучиа. Разбившись на группы, бойцы отдыхают с затененной от прожекторов стороны домов и деревьев. В опасной близости от нас падают снаряды тяжелой артиллерии. По воздуху летают осколки, сверху сыплются комья земли и камни. Наши нервы подвергаются тяжелому испытанию.

В направлении Спинучиа посылаются дозоры со связистами, один дозор возглавляет лейтенант Вельц. Мне уже ясно, что о легком прорыве через гору Граппа к Бассано не стоит и мечтать. Противник стоит сомкнутой и сильной линией фронта, мы опоздали. {473}

Около полуночи поступают донесения. Восстановлена связь с соседними войсками у Алано. Лейтенант Вельц добрался до восточных отрогов горы Спинучиа, не наткнувшись нигде на врага. Унтер-офицер Виндбюлер привел в Узон обе батареи горных пушек. Проходя через долину Узон — Понте делла Туа, они наткнулись там на барак, в котором горел свет. Виндбюлер сказал батареям подождать, а сам подкрался к бараку и обнаружил в нем спящих итальянцев. Будучи бесстрашным человеком, он вынул пистолет, разбудил итальянцев и взял в плен 150 человек. Кроме того, к нему в руки попало еще два пулемета.

Во второй половине ночи с 17 на 18 ноября 1917 года отряд Роммеля совершает подъем на восточный отрог горы Спинучиа. Рано утром передовые части отряда выходят к крутому обрыву, который тянется с востока до самой вершины горы, где между скалами прячутся позиции противника. Фронтальное наступление без артиллерийской и минометной поддержки бесперспективно. Противник имеет здесь множество пулеметных точек, эшелонированных в глубину, горные батареи на Фонтана Секка и на Пал-лоне, и полностью контролирует крутой скалистый обрыв. Возможности для обходного маневра здесь нет. Мы зашли в тупик! До 23 ноября 1917 года мы продолжаем попытки продвинуться дальше по склонам Спинучиа. Но в отсутствии всякой поддержки со стороны артиллерии и минометов, успеха они не имеют. 21 ноября осколком итальянского снаряда убило унтер-офицера Пауля Мартина (6-я рота), который находился рядом со мной и производил наблюдения. Тогда же был тяжело ранен венгерский обер-лейтенант артиллерии. 23 ноября отряд Роммеля возвращается назад к батальону в Рокка {474} Циза. К этому времени отряд Фюхтнера нанес удар по высоте 1222, и 21 ноября вместе с кайзеровскими стрелками и боснийцами взял итальянские позиции на Фонтана Секка.

На рассвете 24 ноября ВГБ, который перешел под мое командование, в полном составе стоит на северо-восточном склоне Фонтана Секка, вплотную за находящимся на передовой линии 1-м полком кайзеровских стрелков. Мы находимся в распоряжении группы Шпроссера. После того, как кайзеровские стрелки захватят гору Солароло, ВГБ должен пробиваться в направлении Граппа. На Фонтана Секка батальон стоит в снегу и ждет на пронизывающем холоде, под назойливым огнем итальянских горных батарей завершения операции кайзеровских стрелков. Их наступление на Солароло завязло. Своя артиллерийская поддержка слишком скудная, артиллерия противника — очень сильна. Было уже где-то около полудня, когда из группы Шпроссера приходит известие, что 25-я горная бригада к.у.к. взяла, наступая с запада, высоту Солароло. Поскольку ситуация на южном склоне Фонтана Секка никак не меняется — полк кайзеровских стрелков существенно не продвинулся — и нет надежды, что она изменится в течение дня, я прошу разрешения у Шпроссера выдвинуться к Солароло правее 25-й горной бригады и оттуда наступать в направлении горы Граппа. Майор Шпроссер дает согласие. Вскоре ВГБ в полном составе уже на марше. Выясняется, что самым коротким путем нам пройти не удастся, западные склоны Фонтана Секка слишком скалистые и отвесные. Не остается ничего другого, как спускаться вниз, в долину реки Стиццоне. Мы спешим, но все же около Сильвестри нас застает темнота. Я разрешаю уставшему батальону остановиться {475} там на отдых и посылаю лейтенанта Аммана (6-я рота), чтобы он разузнал положение наших войск на Солароло. Я хочу спланировать наше продвижение так, чтобы отдохнувший ВГБ подошел к утру 25 ноября к Солароло и продолжил далее наступление. Когда лейтенант Амман вернулся, оказалось, что ситуация полностью изменилась. ВГБ обвиняют в том, что он вошел в район боевых действий соседней бригады, которая успешно провела операцию. Возмущение это было так велико, что майору Illnpoccepy не оставалось ничего другого, как просить немедленно вывести батальон из состава сил 22-й стрелковой дивизии к.у.к., что было разрешено. Несколько дней отряд отдыхает в лагере восточнее Фельтре, затем 10 декабря опять идет вниз по долине Пиаве, к линии фронта в районе горного массива Фонтана Секка.

С 15 на 16 декабря мой отряд ночует среди снега и льда на высоте 1300 метров, 16 декабря мы изучаем положение на высотах Пирамида, Солароло (1672) и на высоте Звезда. Противник еще цепко держится за этот важнейший участок господствующих высот. Ночью с 16 на 17 декабря нас в палатках основательно занесло снегом. На следующий день группа Шпроссера идет в наступление. Удается прорваться на вражеские позиции на высоте Звезда, взять в плен 120 берсальеров бригады Равенна и отразить несколько мощных контрударов неприятеля. Однако и наши потери немаленькие. Из дозора не вернулся унтер-офицер Квандт (2-я рота). Вероятно, он был ранен и сорвался со скалы.

Вплоть до вечера 18 декабря мы стоим на пробирающем до костей морозе под обстрелом итальянской артиллерии на крутых скатах высоты Звезда. Потом ВГБ выходит на марш в долину в направлении {476} Шивенина. Туда полевая почта приносит две маленькие посылочки. В них — ордена «За заслуги» (Pour le merite) майору Шпроссеру и мне. Для того времени — это небывалая награда для батальона⁴⁶.

Рождественский вечер мы проводим в маленьком местечке северо-восточнее Фельтр. В первый день Рождества горные стрелки во главе со своим старым «Альпино» («альпийцем») — так называли майора Шпроссера — вновь идут по направлению к фронту по узкой долине Пиаве южнее Фельтр. Мой отряд получает задание стать на участке Паллоне, левым флангом к горе Томба, и сменить находящихся там прусских егерей. Позиции здесь обустроены плохо. На крутых, голых склонах в небольших углублениях находятся несколько пулеметных и стрелковых гнезд. Все в снегу! Мороз пока несильный. Днем бойцы должны лежать, хорошо замаскировавшись, под своими плащ-палатками, потому что противник просматривает всю эту территорию. Огонь разводить нельзя, пищу доставляют только ночью. После этого нужно тщательно заметать следы на снегу. Беда, если итальянская артиллерия или, хуже того, миномет возьмут под прицел какое-нибудь гнездо! Некоторые роты сократились до 25–35 человек. {477} Несмотря на тяготы, все стойко продолжают нести свою трудную, опасную службу.

28 декабря перед линией фронта ВГБ было отбито наступление итальянцев. На следующий день участок батальона находился под сильнейшим обстрелом. Особенно неприятными для нас были тяжелые мины итальянцев, которые летели на расстояние до трех километров. Вражеская артиллерия очень интенсивно в этот день обрабатывала и тыловой участок местности у Алано, где располагался штаб Шпроссера. Использовались и газовые снаряды.

30 декабря 1917 года противник предельно усиливает огонь по горе Томба. Пехотные части итальянцев приближаются к нашим позициям и позициям наших соседей на расстояние в несколько метров и ведут огонь по гарнизонам из пулеметов. После многочасового боя французским альпийским егерям удается захватить позиции находящейся слева от нас 3-й горной бригады к.у.к. Мы держимся, но наше левое крыло зависает в пустоте. Если враг пойдет от горы Томба дальше в направлении Алано, то мы будем отрезаны и вынуждены ночью прорываться к нашей линии фронта. Идет снег, температура падает.

Рано утром 31 декабря образовавшуюся справа от нас брешь занимают части резерва. Однако им приходится нелегко под огнем итальянской артиллерии, расположенной близ Паллоне. Командование принимает решение отодвинуть фронт назад на два километра. До позднего вечера 1 января 1918 года горные стрелки на ледяном холоде удерживают позиции на Паллоне и Томба. В последние минуты сражения погибают два отважных бойца: унтер-офицер Морлок и стрелок Шайдель. Во время отражения удара итальянской штурмовой группы (силой в 30 {478} человек) отказывает тяжелый пулемет. Завязывается ближний бой. Когда одна часть гарнизона позиций отбивалась от врага пистолетами и гранатами, Мор лок и Шайдель спешили как можно быстрее привести в порядок замерзший пулемет. Одна из итальянских ручных гранат упала между ними, оба получили смертельные ранения. Неприятель был отбит.

Около полуночи отряд Роммеля с обеими погибшими, находясь в арьергарде ВГБ, доходит до Алано и потом движется в молчании по покрытым погибшими полям у Кампо и Куэро вверх по течению Пиаве.

Через восемь дней дней вместе с майором Шпроссером мы едем через Триент домой в отпуск, после которого я, к своему большому сожалению, больше не вернусь к своим горным стрелкам. Приказом высшего командования я переведен в штаб 64-го армейского корпуса и назначен помощником командира штаба. С тяжелым сердцем я следил оттуда за судьбой ВГБ (затем ВГП) в последний год войны: крупное сражение во Франции, штурм Шеминдес Даме, удар по Форт Конде, удар по Чазелле и Парижским позициям, сражения в лесу под Вилле-Котре, переход Марны, отступление через Марну, битва под Верденом. За это время ряды победителей у Д.Косна, гор Коловрат, Матаюр, у Чимолаис и Лонгароне значительно поредели. Лишь немногие из них смогли вновь увидеть Отечество.

На западе, востоке и юге покоятся немецкие стрелки, которые до горького конца шли дорогой исполнения долга перед своим народом и Отечеством. Они являются напоминанием выжившим и будущим поколениям, что они должны быть достойны их, если надо будет отдать свою жизнь за Германию.

Сноски

* Кох Л. Лис пустыни. Генерал — фельдмаршал Эрвин Роммель. Ростов-на-Дону: Феникс, 1999; Карвер М. Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке. М.: Центрполиграф, 2003; Митчем СУ. Величайшая победа Роммеля М.: ACT, 2003; Ирвинг Д. Эрвин Роммель. Ганнибал двадцатого века. М.: «Издатель Быстрое», 2006; Реми М.Ф. Миф Роммеля. Легенда Африканского корпуса. М.-Минск: АСТ-Харвест, 2008; и др.

¹³ Сапа (от фр. sape — мотыга) — способ отрытия траншеи, рва или тоннеля для приближения к укреплениям. Известны два варианта: летучая и перекидная сапа (тихая, скрытная). Работа летучей сапой производилась с поверхности земли под прикрытием заранее подготовленной защитной насыпи из бочек и мешков с землей, а перекидная производилась со дна исходного рва или траншеи без выхода работающих на поверхность. Использовалась сапа как для проникновения за защитные рубежи (стены), так и для уничтожения оборонительных сооружений. Под основание стены прорывался тоннель, стены которого укреплялись деревянными распорками. Далее распорки поджигались — как раз под стеной. Тоннель обваливался, основание фундамента проседало, а стена над этим местом рассыпалась, и крепость становилась легкой добычей нападавших. Позднее в подкопы под стены замков закладывались бомбы из пороха.

²⁰ Саррайль Морис-Поль-Эммануэль (1856–1929) — французский дивизионный генерал (1911). С 1913 г. — командир VIII, затем VI армейского корпуса, с которым вступил в войну. После Пограничного сражения, с 30 августа 1914 г. командовал 3-й французской армией. В сражении на Марне армия Саррайля 6–10 сентября отбивала атаки 5-й немецкой армии кронпринца Вильгельма, удержавшись на занимаемом фронте к юго-западу от крепости Верден. В 1915 г. назначен командующим французскими экспедиционными силами в Салониках, а в январе 1916-го — главнокомандующим Восточной армией. Одновременно ему были подчинены все войска союзников в этом регионе. Проявлял весьма мало активности, вследствие чего на Македонском театре военных действий не происходило никаких серьезных операций. С 1924 г. — главный комиссар в Сирии и главнокомандующий армией в Леванте. Автор мемуаров «Мое командование на Востоке».

²¹ Во время Первой мировой войны на реке Изонцо произошло 12 кровопролитных сражений между итальянскими войсками (с одной строны) и немецкими и австрийскими — с другой, за обладание Австрийским Приморьем (Юлийская Крайна).

Шестая битва при Изонцо шла 6–17 августа 1916 г. Наступление итальянских войск на позиции австрийской армии завершилось частичным успехом, изменило линию фронта на Итальянском театре боевых действий. 6 августа 3-я итальянская армия перешла в наступление на полосе шириной свыше 23 километров, от горы Са-ботино, севернее ГЪрицы, до моря. Учитывая неудачный опыт предыдущих операций, наступлению предшествовала мощная артиллерийская подготовка, которая дала результаты. Были разрушены укрепления австрийской армии, подавлены ее батареи. К середине дня, огонь артиллерии был перенесен вглубь обороны австрийцев, в атаку пошла пехота. Итальянцы захватили весь массив Саботино в излучине реки (севернее Горицы 4–5 километров). Также успешно развивалось наступление и в последующие два дня. 8 августа итальянцы вышли на берег Изонцо западнее Горицы. Часть сил переправилась через реку, двинулась вверх по склонам к Горице и захватила ее. В то же время восточнее Изонцо, австрийцы успели образовать новый фронт по господствующим высотам, вследствие этого 10 августа атаки итальянцев уже не имели такого успеха. В последующие дни бои имели ожесточенный характер, но никакого заметного результата не принесли.

17 августа Горицкая операция итальянских войск, получившая название «Шестое сражение при Изонцо», завершилась. «Шестое сражение при Изонцо» дало итальянской армии результаты в отличие от предыдущих неудачных наступлений: был захвачен ряд населенных пунктов, в том числе и город Горица, улучшилось оперативное положение итальянских войск, и, наконец, моральный эффект этой успешной операции. В ходе «Шестого сражения при Изонцо» итальянская армия потеряла 74 тысячи человек убитыми и ранеными, австро-венгерская и немецкая армии потеряли 61 тысячу человек убитыми и ранеными и 20 тысяч пленными.

²⁹ К.у.к. (нем. k.u.k.) — Die kaiserliche und konigliche Armee Oesterreich-Ungarns Reich (кайзеровская и королевская армия Австрийско-венгерской империи). По своему государственному устройству Австро-венгерская империя представляла собой нечто среднее между федерацией и конфедерацией двух государств — Австрийской империи и Венгерского королевства с одним главой, который одновременно являлся императором Австрии и королем Венгрии. Отсюда и название армии «императорская и королевская армия» (kaiserliche und konigliche Armee). Чаще использовалось сокращение «к.у.к.» (k.u.k.). Поскольку в цивилизованном мире больше не было подобных государств, то словосочетания к.у.к. было уже достаточно, чтобы понять, чья армия имеется в виду.

³¹ Кадорна Луиджи (1850–1928) — итальянский маршал (1924), граф. На военную службу поступил в 1866 г. Занимал различные командные должности. В 1914 г. он был назначен начальником Генштаба. После вступления Италии в Первую мировую войну, фактически главнокомандующий итальянской армией. 7 февраля 1917 г. российский император Николай II наградил его орденом св. Георгия 4-й степени. Кадорна возглавлял итальянскую армию в наступлениях у реки Изонцо в 1915–1917 гг. После разгрома итальянских войск при Капоретто в 1917 г. Кадорна был снят с должности. В отставке написал несколько трудов об участии Италии в Первой мировой войне.

³⁴ Сражение во Фландрии — битва между германскими и союзными войсками (французы, бельгийцы, англичане) во время Первой мировой войны (18 октября 1914 г. — 17 ноября 1914 г.). Характеризуется как последняя маневренная операция на Западном фронте. Закончилась безрезультатно для обеих сторон. Французские войска потеряли убитыми и ранеными 50 тысяч человек. Германские войска — 130 тысяч человек. Общие потери британских и бельгийских войск убитыми и ранеными составили 58 тысяч человек.

³⁸ Тем временем, части Альпийского корпуса и 12-й дивизии, которые стояли в районе Перати — Авза — Люико, начали переход по дороге Матаюр в направлении горы Грагонца. Идущий первым II-й батальон 62-го полка натыкается в полутора километрах южнее Авса на позиции врага и вступает в бой. Следующим за ним частям (штаб и отряд Гесслера от ВГБ, 23-й пехотный полк, II-й и III-й батальоны лейб-полка) удается пройти дальше по дороге Матаюр в направлении горы Грагонца. 1-й батальон лейб-полка все еще стоит перед одной из заградительных позиций итальянцев под Полавой. (Это участок позиций Яворчек — Полава — г. Сан-Мартино). [Прим. Э.Роммеля]

⁴⁶ Pour le Merite (фр. «За заслуги») — орден, бывший высшей военной наградой Пруссии до конца Первой мировой войны. Неофициально назвался «Голубой Макс» (нем. BlauerMax).

Награда была учреждена в 1740 г. прусским королем Фридрихом Великим, который дал ему французское название, поскольку это был основной язык прусского двора того времени. Изначально «Pour le Merite» награждались как за военные, так и за гражданские заслуги, но в январе 1810 г. Фридрих Вильгельм III постановил, что этот орден может вручаться только военным.

Печать офсетная. Усл. печ. л. 30,00. Уч.-изд. л. 27,55.

	Эрвин Роммель
Р 69	Пехота наступает. События и опыт. — М.: Принципиум, 2013. — 480 с. — ISBN 978–5–9903270-3-0 (в пер.).


В окопах, раннее утро...

Три года войны за плечами...	Майор Шпроссер и Э.Роммель после награждения «Pour le Merite» («За заслуги»)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Роммель наступает

Вступление

Маневренная война 1914 года в Бельгии и Северной Франции

Поход 1914 года

На границе

Разведка под Лонгви и подготовка к первому сражению

Сражение под Блейдом

Маас — бои под Монтом и в Дуклонском лесу

Сражение под Геснесом

Преследование через Аргонны,сражение при Претце

Наступление на лес Дефю

У леса Дефю

Наступление ночью с 9 на 10 сентября 1914 года

Марш назад через Аргонны

Операция в Монбланвилле, штурм Бузонского леса

Сражение в лесу у Римской дороги

Сражения в Аргоннах в 1915 году

Участок роты в Шарлоттентам

Атака 29 января 1915 года

Перед «Централь» и «Багателль»

Штурм «Централь»

Наступление 8 сентября 1915 года

Позиционная война в Верхних Вогезах в 1916 годуМаневренная война в Румынии в 1916–1917 годах

Новое формирование

«Дело» у Лаченкёпфле

На перевале Шкурдук

Штурм Лезулуи

Сражение у Курпенул — Валарий

Высота 1001, Магура Одобешти

Гагешти

Под Видрой

Сражения в Южных Карпатах. Август 1917 года

Марш на Карпатский фронт

Штурм Извилистого шоссе 9 августа 1917 года

Атака 10 августа 1917 года

Штурм Д.Косна 11 августа 1917 года

Боевые действия 12 августа 1917 года

В обороне с 13 по 18 августа 1917 года

Второй штурм Д.Косна 19 августа

Опять в обороне

Наступление. Сражение под Тальяменто в 1917 году

Поход и подготовка к 12-му сражению под Изонцо

1-й день наступления: Хевник — высота 1114

2-й день наступления: 25 октября 1917 года. Внезапный удар по позициям на Коловрате

Наступление на Кук.Блокада долины Люико — Савоньяи открытие перевала Люико

Штурм горы Грагонца

Занятие высоты 1192 и Мрзли врх (1356) Наступление на гору Матаюр

Преследование через Тальяменто и Пиаве 1917–1918 годов

Массериж — Чампеглио — река Торре — Тальяменто — перевал Клаутана

Преследование в направлении к Чимолаис

Наступление на итальянские позиции западнее Чимолаис

Преследование через Эрто и по ущелью Вайонт

Сражение у Лонгароне

Бои в районе горы Траппа

Сноски

Преследование через Аргонны,
сражение при Претце

Позиционная война в Верхних Вогезах в 1916 году
Маневренная война в Румынии в 1916–1917 годах

Наступление на Кук.
Блокада долины Люико — Савонья
и открытие перевала Люико